Рыбалка

    На осетра отправились втроем: тещин брат Гена (начальник отдела транспортной милиции МВД Азербайджана), его друг Валентин и я. Был май 1981-го.

    Гена, красивый сорокалетний мужчина, похожий на Пола Ньюмана, оделся как на работу – в милицейскую форму.

  - Пусть сразу видят, что не стоит связываться, – отбивался он от язвительных шуток Валентина.

    Отправились в район  Дивичей (ныне – Шабран) – это в каких-то ста двадцати километрах к северу от Баку.

   Собирались долго, выехали поздно и к цели путешествия приблизились лишь ко второй половине дня.

   Прибыв в город, Гена позвонил приятелю Рафику - районному прокурору - и попросил выделить проводника.

    Попасть к морю в этой местности не простая задача. Туда ведет одна единственная дорога, которая за пару километров от берега делится на множество ответвлений, грязных и разбитых, петляющих между крохотными озерцами, - не мудрено заблудиться. А если уж очень постараться, то можно и машину утопить.

   Минут через пятнадцать Рафик подъехал сам, на черной волге и в черном кожаном плаще. Худющий, но с кругленьким животиком, он имел землистый цвет лица и не выпускал сигарету из пухлых губ. Ловко распорядился насчет обеда и, пока готовились яства, развлекал гостей разговорами за чаем с ореховым вареньем.

  Обедали долго, вкусно, с многочисленными тостами, и я почти забыл о цели нашего путешествия.

    Гостеприимный хозяин не хотел отпускать нас к морю под вечер. Устоять же против натиска Гены все равно не смог и, в конце концов, предложил себя в качестве проводника, твердо обещая, что рыбалка во что бы то ни стало состоится.

    Полчаса по разбитой дороге, и мы  возле какой-то артели с большими лодками у причала. Молча уселись в них и по узким проходам через камышовые заросли  отправились в плавание.

    Всем было понятно, что моря здесь нет. Наверное, прокурор решил показать московскому гостю (так при нем меня называл Гена) какие-то красивые места Дивичинского района.

   Однако Гена не смог долго любоваться красотами природы и вскоре стал требовать объяснений, потешаясь над приятелем.

   - Рафик! Это море? Где ты тут море видишь, дорогой? Смотрю-смотрю – нет моря. Вглядываюсь в камыши, думаю, может быть, хоть русалка какая появится, ладно, да, значит… Но и русалок тут тоже нет, Рафик. Куда ты привез нас, а? Что подумает Володя? Решит, что мы с тобой настоящую рыбу только в кино видели…

   - Гена, а ты что, русалок хочешь? – оживился прокурор.

   - Да ну их, твоих русалок! Ты море обещал, а это что?   

   - Это Дивичинский лиман, и рыбалка тут очень даже не плохая бывает – лещ, судак, карась…

   - Какой карась! Ты что,  Рафик! Карась... Карася Володя и дома поймает – у себя в Москве-реке. Правильно говорю?

   - Ты знаешь, я человек серьезный. И интересует меня, вернее, нас с Володей интересует, не какая-то  костлявая преснятина, а самый что ни на есть настоящий жирный каспийский осетр, из мяса и черной икры сделанный. Понял меня, а…, Рафик? – с характерным бакинским акцентом продолжал наступать Гена.

    - Слушай, Ген! Скоро ночь уже. Порыбачьте тут, отдохните, переночуйте, как люди. А утром в Дивичах и рыбу купишь, и икру – все, что захочешь … На берегу ночью холодно, ветер. И собак полно – рыбнадзор выпускает кавказских овчарок на ночь. Они из тебя самого, мой дорогой, быстро и мясо, и икру достанут! Да и кто же это в потемках сети ставит! В море воронки, тюлени…

   - Ладно, не пугай нас кавказцами и тюленями! Ты что, забыл, что я  во флоте три года отслужил? Я моряк, и в этой луже карасей ловить не собираюсь!

    - Ты, Рафик, встретил нас, как настоящий друг, и мы, клянусь, очень благодарны тебе за все, и за то, что лиман показал гостю, тоже большое спасибо. Но  прошу тебя, дорогой, поехали к морю! Там тебе не обязательно быть с нами – дай кого-нибудь из ребят, кто знает дорогу.

    - Ээээ, слущщщщааййй….- как хочещььь..! – по-кавказски вскипел Рафик и тут же велел гребцам развернуть лодки обратно. По-азербайджански стал объяснять что-то одному из своих. Вероятно, речь шла о том, что гостей следует сопроводить до побережья и там проследить - чтоб чего не вышло.

    Каспий располагался в километрах тридцати от лимана, так что прошло еще около часа, прежде чем мы выбрались на ту самую единственную дорогу к морю. Стемнело окончательно.

    Ехали, ехали и, наконец, уперлись в развилку. Волга (ГАЗ-21) выбрала то направление, которое указал помощник прокурора Фархат, наш проводник. Я удивлялся, как этот парень лихо ориентируется в лабиринте дорог и мелких водоемов. Однако вскоре мы почувствовали, что его уверенность – это бравада, ибо Фархат попросил остановить машину и вышел послушать, в какой стороне шумит море. Скорее всего, он потерял ориентиры и сам не знал, по какой из дорог ехать дальше.

    А дорог тут, собственно, и не было никаких - вся местность изъезжена вдоль и поперек вездеходами браконьеров, которые оставили после себя внушительные колеи и ямы, заполненные теперь водой. Когда мы въезжали в очередную «лужицу», можно было только гадать, какой она глубины, и нет ли там омута.

    Я увидел в темноте огромного прибрежного пространства множество фар браконьерских грузовиков и понял, почему Рафик отговаривал ехать к морю.

    Наш Сусанин в очередной раз вышел из машины, а я поделился с Геной своей догадкой, на что тот ответил:
   - Ты прав, Володя. Прокурорский знал, что, попав сюда, мы станем свидетелями грандиозного зрелища - вся браконьерская рать в это самое время обычно возвращается с промысла.
    Ничего ведь  не стоит перекрыть эту единственную дорогу к морю. Но здесь, как и на всем побережье Каспия, действует четко организованный браконьерский синдикат со своими «квотами на вылов» и «ставками» за право выхода в море. Все это управляется централизованно и на очень высоком уровне. Потоки рыбы и икры растекаются отсюда по всей стране. Какие-то рыбины «плывут» в Москву, какие-то еще дальше… Обратно возвращаются деньги, огромные деньги, Володя. А наш Рафик, если ему и дали тут какую-то роль, - рядовой исполнитель. -

    Гена закурил Беломор и глубокомысленно продолжал.

   - Осетра, выловленного здесь сегодня, Мамед уже завтра в шесть утра будет продавать на Центральном Бакинском рынке… 

    - А кто такой Мамед?

    - Да это я так, условно…-

    Фархат снова сел в машину, и мы двинулись дальше.  Фары выхватили из темноты очередную лужу, показавшуюся, в отличие от других, какой-то уж очень большой. Гена  притормозил на мгновение, а потом, бросив свое привычное «Да ладно, да, значит!….», резко стартовал.

     «Доплыв» до середины, мы заглохли. На этот раз волна накрыла капот автомобиля, и из-под него на лобовое стекло рванул пар. Мы увидели, что вода быстро поднимается, заполняя салон. Все, как по команде, открыли двери и стали спасаться.

    Стоя «на берегу» в непроглядной тьме, можно было все-же различить, что лужа не такая и глубокая. Машина не утонула, однако колеса полностью ушли под воду.

   - Ты, Гена, мудак, – сказал свое веское слово давно молчавший Валентин.

   - Зачем нырять сходу, не зная броду? Сам нагнал волну и в ней же утонул. Ехал бы потише – проскочили бы.

    - А ты бы вылез и шел впереди, раз умный такой. -

    Да и правда, давать советы было уже поздно. Актуальным стал теперь совсем другой вопрос - что делать дальше.

    Как ни старался Гена, обиженная Волга отказывалась заводиться. Посовещавшись, решили двигаться к морю пешком.

    Если бы не чрезвычайные обстоятельства, можно было бы наслаждаться красотой звездного неба, слушать шум моря, мечтать. Вместо этого пришлось лезть в грязную холодную воду и выгружать вещи: тяжеленную автомобильную камеру от карьерного самосвала (Валентин предполагал использовать ее вместо резиновой лодки), сети, запасы продовольствия и пресной воды. Навьючив каждого довольно внушительной поклажей, двинулись в путь, освещая дорогу фонариком.

     Гена от нечего делать пенял Фархату:

    - Фархат, а Фархат! Ну ты и проводник! Ты сам-то хоть раз был тут? Ну и Сусанин ты, Фархат! Знаешь, кто такой Сусанин, а?

   - Клянусь, много раз был! Только ночью ни разу. Они все время тут новые дороги делают своими колесами. Как танки, честное слово…-

     Валентин вступился за помощника прокурора:
    - Да отстань ты от него, Генка! Ты лучше на себя посмотри – настоящий красавец. Говорил тебе, что не нужно наряжаться как на свадьбу. Вот подъедут сейчас вон те грузовики и увидят тебя такого. Что может прийти им в голову, когда поймут, что перед ними чужой мент, как думаешь? Возьмут и испугаются – примут за облаву. Кому, как не тебе, знать, что тут за рыбачки промышляют – почти все отсидели, и жизнь человеческая для них ни шиша не стоит. В этой же луже всех нас и утопят вместе с твоей старой машиной. Так что Фархат – единственная наша надежда. Он местный, его знают. Объяснит своим, что чудик в форме – не враг, а гость. Тогда, глядишь, помогут и отвезут куда-нибудь переночевать.

    - Ты что же это, ночевать собрался, Валентин? Я думал, ты рыбак. А ты  промочил ножки и скис … слабак! -

    Перепалка друзей продолжалась не долго. Огромный трехосный Урал выехал прямо на нас и осветил всю компанию своими грязными фарами. Было страшно - вдруг водитель не заметит людей.    

    Но нас заметили. Фархат быстренько подбежал к машине, и  я в очередной раз удивился, как местные  мгновенно понимают друг друга: не прошло и минуты, как мы оказались в кузове грузовика.

    Уложенные в ряд, там бревнами валялись огромные, только что выловленные,  но уже обезглавленные рыбины. Здесь же лежала сдутая профессиональная импортная лодка и двигатели от нее, пахнущие бензином. Но главное, что притягивало взгляд и поражало, – это промысловики. С мужественными, обветренными и загорелыми лицами, черными, как смоль, бровями и огромными, как клешни камчатского краба, руками, они были одеты в грубые рыбачьи спецовки с капюшонами и в высокие сапоги, отчего казались исполинами. Тут же вспомнились колоритные картины Таира Салахова, изображающие нелегкий труд рыбаков Апшерона.

    Рядом с этими почти былинными героями, чья повседневная жизнь была наполнена дерзкими и опасными буднями, мы смотрелись как никчемные франты, выброшенные из кабака ночью на улицу за чрезмерное пьянство.

   Соприкоснувшись тогда вплотную с чем-то настоящим, насущным и реальным, тем, что признают и понимают все, я вдруг остро  почувствовал, как далеко нахожусь от проблем реальной жизни. Кому нужно то, чем я занимаюсь: диссертация, которую вымучиваю уже третий год, моя странная специальность, да и я сам, ничего не сделавший в свои двадцать пять...

    Не знаю, о чем были мысли в тот момент у Гены и Валентина, но я вдруг подумал: «Как здорово было бы изменить жизнь, стать нужным, заняться реальным делом, быть полезным, наконец»... 

    Через короткое время грузовик привез нас прямо на берег моря. Мы выгрузили свои вещи и высадились сами. Экспедиция достигла вожделенной цели.

    Подтвердив еще раз, что по борту кузова Урала проходит граница между жизнью реальной и «мнимой», огромный осетр, сброшенный рыбаками, плюхнулся рядом с нашими жалкими пожитками.

    Фархат попросил отпустить его домой, чтобы рано утром он мог  вернуться с техникой и помочь вытащить машину.

    Перед тем, как удалиться, помощник прокурора показал на освещенный луной убогий домик, стоящий в паре сотен метров от берега, и сказал:

    - Там рыбнадзор, начальник живет с семьей. Если что – к нему.

    Гена попросил познакомить его с этим начальником, чтобы тот, когда увидит «гостей»,  не стал спускать собак и стрелять по внештатным браконьерам.

   - Ты что? Какой стрелять, зачем? Не бойся, он ночью даже из дома не выходит.

   Но на всякий случай все-таки подъехали к хибаре прямо на машине и,  осветив ее фарами,
стали сигналить. Несмотря на пароходный гудок Урала, способный поднять даже мертвого, ждать появления рыбнадзора пришлось долго. Сну этого человека можно было позавидовать. А, может быть, он просто боялся выйти, или снотворное специально принимал, чтобы не видеть и не слышать, какой бардак на побережье творится ночью.

    Проводили Фархата и стали обустраиваться: накачали камеру, разобрали вещи, надели всю одежду, что была взята из дома.

    Глядя на темные морские волны, ощущая пронизывающий холодный  ветер, я с ужасом представил, как мы спускаем нашу «лодку» на воду. Однако, к моему удовлетворению, ни Гена, ни Валентин не выразили желания рыбачить. Да и зачем? Рыбу мы уже «поймали», и теперь нужно было раздобыть где-то дров, чтобы разжечь костер и сделать шашлык из осетрины.

    Валентин принялся разделывать осетра, а мы с Геной отправились искать дрова. Как назло,  в досягаемых окрестностях побережья не нашлось ни одной коряги.

    - Подожди, Володя. Когда к рыбнадзору ездили, тот выходил из дома и открывал какую-то калитку. Значит, есть забор. Вот и дрова! -

    К убогому жилищу служителя  рыбьего правопорядка подкрались  тихо, как воры. Когда осторожно начали разбирать штакетник, дощечки стали ломаться и предательски трещать.

    - Гена! Рыбнадзор, наверное, еще не уснул, - шепотом сказал я.

    - Да ладно, да, значит…, - отверг мои сомнения Гена и начал, не стесняясь, отрывать одну штакетину за другой.

     Пока он ломал забор, а дров нужно было много – на всю ночь, я носил доски к месту нашей стоянки и чувствовал себя в этот момент крайне неуютно: «Это не я ли только что мечтал заняться нужным и полезным делом?... Вот и занялся…».

    В темноте то тут, то там мерещились обрезанные уши кавказских овчарок, которыми нас пугал прокурор. «Окажись они здесь, их действия были-бы вполне оправданы» - подумал я.

    Но все,  к счастью, обошлось, и вот мы уже греемся у костра. Валентин посоветовал не торопиться с шашлыком – пусть бастурма постоит пару часиков.

    Чтобы ждать было не скучно, разложили на импровизированном столе приготовленные тещей куры-гриль, помидоры, зелень, свежий чесночок,  белый хлеб и стали ужинать. Теща не забыла положить также стаканы из тонкого стекла с красной полоской на ободке, из которых всегда очень приятно пить и вино, и чай.

    Гена достал небольшую канистру с коньяком, и мы  приняли по полстакана «за удачную рыбалку». Я почувствовал необыкновенное наслаждение от прекрасного напитка, растекающегося по всем жилам и капиллярам уставшего за день тела.

    Расслабившись, стали вспоминать непростой день, шутить. Валентину  не давала покоя милицейская форма Гены.

   - Ген! Ты бы видел себя со стороны, когда мы в кузове ехали: встал вперед к кабине,  в погонах, штаны мокрые… и смотришь вдаль, как кормчий. А сзади тебя – эти нехилые ребята. Жаль, я не художник, вот бы картина получилась!

    - Ладно, Валентин! Молчал бы уж. Так и быть, никому не расскажу, из чьих рук  ты подарок принял.

   Я знал, что, до того, как перейти в транспортную милицию, Гена возглавлял в МВД республики отдел, отвечающий за борьбу с браконьерами (почти что наш несчастный рыбнадзор). А с Валентином подружился, когда тот был капитаном милицейского катера, на котором они вместе с командой бороздили Каспий. Несколько лет назад, однако, за проявленное не к месту излишнее рвение оба были отлучены от рыбного промысла. Валентина не удалось отстоять тогда – его уволили из органов…

    Друзья продолжали подтрунивать друг над другом, курили и возились возле мангала, а «московский гость», вытянувшись на автомобильной камере, смотрел в бездонное звездное небо, слушал шум моря и наслаждался божественным запахом шашлыка, заполнившим все пространство вокруг.

    Вспомнился Набоков со своей «колыбелью, качающейся над бездной», и, уже сквозь сон, подумалось: «Как все-таки повезло мне, что я однажды явился из небытия! И как же прекрасна жизнь - этот «слабый свет из щели между двумя идеально черными вечностями!»…

    Меня разбудили. Осетрина была готова. Никогда не забуду тот шашлык. С больших кусков мяса стекал желтый жир. Раскусишь этот кусок, а оттуда – из недр бело-розового деликатеса, тебя обдает неповторимым ароматом и свежестью поистине царской рыбы…

    Угомонились почти под утро, и все разместились втроем отдыхать на нашей несостоявшейся «лодке».  Спать было неудобно, потому что, пошевелившись, один из нас непременно раскачивал остальных. Так и промучились. Хорошо, что Фархат явился чуть свет….

     Машину удалось вытащить быстро. УАЗик, на котором приехал помощник прокурора, лихо справился с задачей. К счастью, «утопленница» завелась без проблем, и теперь уже нам ничего не мешало строить дальнейшие планы.

   Заехали в Дивичи, где Фархат показал очередное «рыбное место» - дом какого-то промысловика, во дворе которого мы увидели такую же точно, как тогда, в кузове Урала, огромную сохнущую на солнце резиновую лодку.

    Рыбы тут было много. Гена и Валентин сразу бросили три «бревна» в багажник. Потом стали выбирать икру: свежую, соленую, паюсную.

    По задней части двора протекала маленькая речушка, ныряющая под сарай. В этом сарае – цех по производству икры. Разделочные столы и холодильники выстроились в ряд. Какие-то женщины стояли на краю потока, огороженного деревянным настилом, и можно было подумать, что стирают белье. Присмотревшись, я понял, что они промывают черную икру, положив ее в большие куски марли. Продукцию взвешивали безменами – весьма приблизительными по точности весами. Однако икры было тут так много, что думать о каких-то там граммах, полагаю, вряд-ли кто считал нужным.

   Здесь же в сарае, в подполье, – «водный погреб» с проточной водой, огороженный решетками. Туда периодически запускают живую рыбу, пойманную специально для того, чтобы в межсезонье, когда море штормит, или наступают холода, можно было все-таки иметь какой-то запас для особо важных случаев и VIP персон.

    Долго выбирали, пробовали на вкус, и, наконец, «улов» в виде трех огромных осетров и пяти килограммов  свежайшей черной икры нашел себе пристанище в багажнике нашей «страдалицы». Теперь не стыдно было двинуться в обратный путь.

   Поскольку рыбу разделывали совсем недавно, она вся была перепачкана кровью, и, упаковывая осетров, закрывая затем багажник, Гена и Валентин сильно испачкали его.

    Я захотел вытереть, ведь по дороге могут увидеть и подумать что угодно.

   - Да ладно, да, значит… Не пачкай руки, поехали, – скомандовал Гена, и наша компания, загрузившись в пропахший болотом салон двадцать первой,  стартовала…

    Мне показалось, что до Баку добрались как-то уж очень быстро. Видимо, волжанке хотелось скорее попасть домой,  и она бежала резвей обычного - прочь от пережитых ночных ужасов.

   Теща долго ругала младшего брата за то, что «Генка-ишак» подверг риску жизнь и здоровье любимого зятя…

    Что это было - завтрак или обед? Не помню. Но мы  намазали маслом большие куски свежего белого хлеба, положили на них толстенный слой слабосоленой икры и под коньячок, налитый теперь уже в хрустальные рюмки, отметили счастливое возвращение и удачную «рыбалку».

   После крепкого сладкого чая и бутерброда с икрой я отправился досматривать сны, навеянные странной, незабываемой ночью…