Путь Иорхана. Дорога войны. Байки императору 4

Сеннари молчал, глядя на пламя лежащей на боку лампы. Протянул руку, поставил прямо.

- И что теперь, Ибри?

Толчок острым шилом под сердце.
Где ты, соседка Араиш? Где твоя могилка?
Будь у меня цветок - отдал бы тебе.
Прости, старуха-соседка. Сейчас немного не до тебя. Прости.

- А теперь кто-то из нас умрёт, Сенни. Или ты станешь на мою сторону.

Сеннари подымает взгляд на Ибрахана.
Молчит.
И снова говорит:

- Мы последние, кто есть у нас. Последние, кто есть друг у друга.

Ибрахан садится ровнее. Ставит на донышко упавшую бутылку с вином.

- Да, брат.

Тишина.

- И ты готов умереть, даже не имея шансов?

Ибрахан медленно кивает.

- И убить тебя - тоже.

Сеннари молчит. Кивает.

- Давай, Крин.

Я чувствую, как распадается вязка на руках.
И лезвие ложится в руку.
А потом Крин рывком двигается вперёд, падает на Ибрахана.
Бьёт в висок.
Сеннари держит руки бесчувственного брата.

- Вяжи.

Крин наклоняется над ними.



Когда я вонзил клинок в печень Сеннари, его рот раскрылся, но ни звука не вышло из него.
Чёрная дыра между губ.
Крин смотрит мне в лицо, и я узнаю его.
Это мой последний противник.
Тот самый высокий и длиннорукий измаланец, что оглушил меня в бою.
Он смотрит мне в глаза.
Отворачивается.
Оттаскивает чуть в сторону труп Сеннари.
Принимается за осмотр Ибрахана.
Водит лампадой над его лицом, вглядывается, чуть слышно хмыкает, и мне мнится облегчение в этом звуке.
Поворачивается ко мне.

- Где у вас тут лекарства или лазарет?

Я встряхиваю головой.

- Идём.

Он протягивает мне руку, помогая встать.



Крин вливает в рот Ибрахана смесь, собранную из припасов лазарета и трав из личной сумки Сеннари.
Ибрахан кашляет, разбрызгивая смесь, открывает глаза.

- Пей, - Крин приближает к его губам чашку.

Давясь, Ибрахан выпивает жидкость из чашки.

- Полежи, - Крин мягко опускает его голову на скатанное из кафтана изголовье. - Поспи.

Ибрахан послушно прикрывает глаза.
Крин оборачивается ко мне.

- Пойдём.



Мы вытаскиваем тело Сеннари через колодец, и кладём его на серый песок.
Крин достаёт из-за пояса лопатку, протягивает мне. Ещё одну берёт сам.
Мы роем могилу долго, песок осыпается. Но заканчиваем ямой не менее пяти локтей в глубину.
Крин читает молитву:

- Тому, кто прислал нас в этот мир, да возвращается дух твой. Да благословит он тебя и наставит в пути. И да вернётся душа твоя в новом рождении, дабы нести свет и противостоять тьме. Благословен будь, воин Сеннари д`Илан.

Мы молчим.
Потом Крин опускает на лицо мертвеца ткань, завязывает её у шеи тонким шнурком.
Мы опускаем покойного в могилу.
Засыпаем песком.
Серые волны падают, струятся и поглощают тело.
Разровняв песок, мы опускаемся вниз, к Ибрахану.



- Недалеко, - отвечает Крин на взгляд Ибрахана. - Он покажет.

Жест в мою сторону.

- Как голова?

Ибрахан морщится, криво усмехается.

- Лучше. Сколько времени?
- Два дня здесь, и потом дня четыре на дорогу назад. Если дойду.

Ибрахан закрывает глаза.

- Не веришь ты мне, Крин. Не доверяешь.
- Конечно. Ты уверен, что тут нет поблизости лишних?

Ибрахан отвечает, не открывая глаз.

- Уверен только Господь, ибо знает. Мархог обещал. Пока не наврал. А там видно будет.
- Угу.

Крин садится рядом с холстиной.
Наливает чарку. Выпивает.
Зажёвывает коркой. Берёт кусок сыра.
Медленно жуёт.
Наливает ещё.

- Садись, имперец. Выпей за память Сеннари.

Я качаю головой.

- Мы враги. Я не буду пить за его память.

Крин чуть кивает.

- Как скажешь.

Отламывает ещё кусок сыра.
Я смотрю, как он жуёт.

- И если встречу кого-то из вас потом, то постараюсь убить.

Слова сами толкают язык.
Крин поднимает чарку.

- Хорошо. Тогда просто выпей. Сейчас ты можешь это себе позволить. Пей, имперец.

Я сажусь рядом с ним.
Беру протянутую чарку.
Водка прокатывается по языку, взрывается огнём в горле.
Кашель скручивает меня в три погибели.
Крин хлопает меня по спине.

- Вот, запей.

Я глотаю воду из протянутой новой чарки.

- Закуси.

Сыр словно безвкусная глина на языке.
Лампа отбрасывает дрожащие тени.
Сон подкрадывается незаметно, и когда приходит, растворяет кости, мышцы, звуки и мысли.

- Спи, имперец, - слышу сквозь сонную пелену я голос Крина, укладывающего меня в нишу, - Спи, мальчик. Смерть ещё ждёт. Спи, дружок.

И больше ничего.




Прошёл ещё день во мгле.
А на следующий мы покинули каземат.
Мы с Крином засыпали песком вход. Крин сунул костяную лопатку в щель каменного останца.

- Ну что, Ибрахан д’Илан, давай.

Крин собран, спокоен, готов к пути.
Ибрахан кивает.
В руке его появляется нож.
Лезвие тускло блестит, вонзается и режет тело Крина.
Ибрахан сосредоточен.

- Хватит? - спрашивает он у Крина.
- Мелких - да, - отвечает Крин. - Можешь ещё пару дыр на плаще.

Кровь проступает сквозь ткань.
Ещё несколько взмахов. На полах плаща возникают новые прорехи.

- Хорошо, - говорит Крин. - Теперь основную.

Ибрахан кивает.
Нож вспархивает и вонзается в грудь Крина.
Крик вырывается из моего рта.
Испарина на лице измаланца.

- Хорошо, - говорит он Ибрахану, - молодец, ученик.
Он опускается на колени на песок.

- А теперь идите.

Ибрахан кивает.

- Храни тебя Бог, наставник.

Крин достаёт из поясной сумы свёрток, развязывает.
Руки его дрожат.
Ибрахан говорит мне:

- Пошли, Иорхан.
- Что?
- Вперёд, парень.

Измаланец говорит это мне уже через плечо.

- Вперёд, мальчик.

Это говорит мне Крин.

- Иди, имперец. Потом встретимся.

Я стою, глядя на него.

- Догоняй Ибрахана! Пошёл!

Я делаю шаг назад. Останавливаюсь.

- Пошёл, сопляк! Или я встану и прирежу тебя.

Я делаю новый шаг. И ещё.

- Пошли, парень.

Голос Ибрахана доносится сквозь пелену потрясения.
Я, как телок, иду за ним.
Огладываясь через плечо, я вижу, как Крин сбрасывает плащ и кафтан, прижимает к ране свёрнутый перевязочный лоскут.

- Пошли, - рука измаланца тянет меня за плечо. - Он сам справится. Мы ему сейчас не нужны. Он гораздо лучше нас с тобой знает, что нужно. Пошли, Иорхан Хаммани. Время.

И я иду.




- Теперь ты здоров, так что беречь тебя не буду, - говорит измаланец на привале, отхлебнув из фляги, - за три дня мы должны покинуть пустыню.
- Мы сюда шли почти две недели, - отвечаю я.

Он кивает.

- Во-первых, у нас нет обоза, во-вторых, если мы этого не сделаем, высока вероятность, что нас догонят и убьют. Крин задержит их насколько получится, но ему могут и не поверить.
- В смысле?

Измаланец закрывает флягу.

- По легенде ты, я, Сеннари и Крин схлестнулись сначала между собой, а потом к празднику присоединилась и проходившая мимо банда. Крин выжил, ты и я тоже, Сеннари - нет. Банда забрала нас на предмет выкупа. Крину удалось спастись, вырезав вместе с тобой и  мной половину банды. Его пырнули ножом и бросили умирать. Тебя и меня уволокли. Трупы прочих занесло песком. Остатки банды были сильно расположены удрать подальше. Мы с тобой тяжело ранены, возможно, убиты.

Он поднимается.

- Так что давай не будем портить Крину представление. Он сторонник классических историй. Без бродячих мертвецов.

Поднимаюсь и я.

- Пока стоим, - говорит измаланец, - хочу спросить - вас учили воинским мантрам?
- Нет.
- Тогда слушай долгую маршевую.

Он вдыхает и выдыхает.

- Вдаль и вдаль, за шагом шаг, за вдохом выдох вновь. Всё меньше путь, всё ближе враг, и мой отряд со мной.

Смотрит на меня.

- Повтори.

Я повторяю.

- Молодец, хорошо. Повторяешь про себя в такт шагам. “Вдаль” - шаг, “и вдаль” - шаг, “за вдохом” - шаг. Дыхание - как удобнее, либо вдох-выдох на каждый первый-второй шаг, либо на каждый первый-третий. Если что непонятно, говори сразу, я объясню.
- Ритм шагов понял, дыхание либо на первый шаг вдох, на второй выдох, либо на первый вдох, на третий выдох?
- Да. Особо голову не загружай, просто повторяй мантру и шагай. Дыхание неважно в какой схеме, главное, чтобы вдох и выдох привязывались к шагам, ритм привязки выбираешь сам, обычно он складывается после первой сотни шагов. С помощью ритма, когда расходишься, сможешь регулировать скорость шага - обычно это делается за счёт скорости повторения. Повторяешь быстро - идёшь быстрее, повторяешь медленно - идёшь медленнее. Главное, привыкнуть к тому, что скорость шага задаётся головой. И поначалу учись регулировать именно скорость повторения. Следи за мной и за моими шагами. Рост у нас примерно одинаковый, так что скорость при одинаковом ритме будет примерно равная. Ещё вопросы?

Я повторил про себя мантру.

- Нет.
- Тогда пошли, - сказал Ибрахан д`Илан, завязал лицевую маску и двинулся.

Я двинулся следом за ним, повторяя “вдаль и вдаль, за шагом шаг...”
Песок ложился под ноги.



Первые триста шагов я прилаживался. Несмотря на обещанную измаланцем сотню, мантра рвалась в моей голове, слова выскальзывали из памяти, приходилось начинать сначала. Рассудок бунтовал против мерного тока слов, в голове возникла едкая боль. Разозлившись, я начал повторять слова негромко вслух.
Так дело пошло лучше, и уже через пятьдесят примерно повторений мы с мантрой, можно сказать, подружились.
Я сам не заметил, как ритму повторяющихся строчек стали повиноваться ноги, лёгкие, сердце.
Через час я просто неспешно парил на крыльях ритма. Весь мир сложился в цепочку закольцованных слов.
Когда я стал вырываться вперёд, измаланец окликнул меня:

- Стоп, имперец. Привал.

Я стоял на песке, моргая, и ритм подёргивал мышцы ног.

- Потащило. Бывает вначале. Сделай быстро десять приседаний.
- Зачем?
- Делай!

Голос хлестнул плетью, и эйфория рассыпалась.
Я сделал десять быстрых приседаний, и почувствовал, как ритм отпускает меня.

- Полегчало? Присядь. Хлебни чуть воды.

Я сел, хлебнул из фляги.

- Вы всегда так ходите? - спросил я, утираясь.
- Это самый первый принцип, - ответил измаланец, ложась на спину. - Ляг, отдохни. Потом пойдём дальше.
- А есть и другие, - полуутвердительно сказал я, ложась.
- Конечно. Мы занимаемся этим порядка двух тысяч лет.
- Это что, секрет?
- Да не особенно, - ответил измаланец, глядя в небо. - Ваши элитные части используют похожие методы. Текст мантры, кажется, другой, а принципы те же.
- А где ещё используются мантры?
- Есть два основных направления - на выносливость и на усиление. Та, что я тебе рассказал, на выносливость. Есть другие, которые на усиление духа. Они чаще без выраженного ритма.
- Например?
- Не буду сейчас говорить. Придём, будет надобность, скажу. А то, не дай Бог, ты её вместо первой повторять начнёшь и всё насмарку. Отрабатывай пока эту.
- Ты уверен?
- Уверен. Потерпишь. А теперь лежи и думай о приятном.
- О чём, например?
- Ну скажем о том, как ты будешь меня сдавать имперцам при первом удобном случае.

Я замолчал.
В небе было пусто и тихо.



К вечеру только мантра тащила меня вперёд. Стук сердца и движения усталых ног отдавались эхом слов. Рассудок отключился.

- Всё, стой. Хватит на сегодня. Ставим навес и спим.

Я тупо посмотрел на измаланца. Колени подогнулись, и я рухнул на песок.

- Подожди, - прохрипел я, - сейчас помогу…
- Лежи, - ответил измаланец, - отдыхай. Сам поставлю.

Я закрыл глаза и провалился во тьму.



Утром я проснулся от немилосердно давящего мочевого пузыря. Открыв глаза, я увидел светлеющее небо и меркнущие звёзды.

- Проснулся? Вот, выпей.
- Погоди, сначала отолью.
- Выпей сначала. Делай!

Снова тон-плеть.
Я принял чарку и залпом проглотил вязкую жидкость.
Распахнув пасть, словно выброшенная на берег рыба, я хватал воздух.
Опаляющее пламя прокатилось по пищеводу, впиталось в тело, проникло в кровь, выбило испарину на лбу.

- чшшш.. Что… это?!
- Всё нормально, - ответил измаланец, - это стимулятор. Сейчас пройдёт.

Огонь разлился в теле, раскалил мышцы, согрел кости, ударил в мышцы живота. Пламя прокатилось до пяток и вернулось, ударив в голову.

- Пфххху…
- Зато ты проснулся. Вот теперь дуй отливать. Песком присыпать только не забудь. И сапоги надень.

Я поморгал глазами, взял из его рук прогретые у огня сапоги и отправился выполнять остальное указанное.
Когда я вернулся, отряхивая руки от песка, измаланец протянул мне небольшой кусок вялёного мяса.

- Сунь в рот, только не жуй. Просто посасывай. Воды немного глотни, но без увлечения.

Я так и сделал.

- Теперь пошли.

“Вдаль и вдаль, за шагом шаг, за вдохом выдох вновь...”