Репортажи с передовой

Таджикистан

В 1993 году в «Гудке» у меня вышел репортаж из Таджикистана. Даже те 400 строк не могли отразить истинную атмосферу   этой  братоубийственной войны.
Мой путь начался в Термезе, пограничном узбекском городе. На другом берегу Амударьи - Афганистан. А от станции шли две ветки: строго на восток - Душанбе и   южная - Курган-Тюбе.
Я отправился  южной  на сформированном бронепоезде. Он состоял из двух платформ с песком впереди тепловоза, за ним шли платформы с бронетехникой, укрытой тюками из прессованного хлопка, далее - крытые вагоны с личным составом воинской части и вагонами, заполненными продовольствием, в основном мукой для голодающих жителей Кургантюбинской и Кулябской областей.
В кабине машиниста сидело более десяти (!) человек с автоматами. Они    зорко следили за дорогой. Ждали любых неожиданностей. А машинист следил за состоянием пути. Здесь были нередки подрывы насыпи.
Путь шел по песчаной пустыне, затем скалы из твердой глины.
Небольшой железнодорожный мост через горную речку.
Первые комментарии саперов из состава военных: этот мост минировали и разминировали уже несколько раз. То «белые», то «красные».
Далее комментарии были не нужны: пошли хлопковые плантации, в междурядьях которых лежал убитый домашний скот. А живой понуро бродил по улицам кишлаков, представлявших собой развалины, обуглившиеся после пожаров.
В Курган-Тюбе меня водили в подвал облисполкома, где были кровавые пятна и следы черной копоти на стенах. Здесь пытали пленных, в том числе и паяльными лампами. Добивались не каких либо серьезных сведений о дислокации врага, а где спрятано личное  золото, деньги.
Затем я побывал в городе Комсомолабаде, где меня обступили русскоязычные жители и просили передать правительству России всю правду о войне, о том, что люди хотят  приюта в России.
Я не успел  ответить, что репортаж и будет этой информацией для правительства России, как прибежал командир ополченцев и радостно сообщил, что захвачен танк противника. Он в овраге. Если есть желание посмотреть на трофей, то - вперед, на газик!
Вручили АКМ с полным рожком патронов, и мы поехали на окраину города, где начинались сады. На крутом откосе широкого и глубокого канала застыла самоходная пушка. Приехал тягач. Постреливали...
В штабе Сангака Сафарова - руководителя восстания на стороне первого президента Таджикистана Набиева, собравшего целую армию, мне предложили переночевать в комнате, где вчера «квартировала» американская журналистка из Эн-би-си. Назвали ее Мариной.
Среди ночи я услышал передергивание затвора карабина СК. У меня такой был в армии. Открыл глаза: в свете качающихся у здания штаба (бывшего  горисполкома)  фонарей увидел нацеленное на меня оружие и несерьезный оскал молодого бойца. Я сказал специально выученную на таджикском языке фразу о том, что я корреспондент из Москвы.
Фарид Зейнаддинов Москву уважал, оружие опустил. Он сам рос в Украине, но отец таджик вызвал сына на встречу. Сегодня они встретились, и Фарид показал отцу спину, исполосованную ударами троса. Встречали по-разному, пока он шел по кишлакам. Умирающего, его подобрали сафаровцы. «Наши». А меня он хотел попугать.
- Мог бы и выстрелить, - улыбнулся Фарид.
От него разило спиртным.
Мог бы, это точно.
Позднее, через несколько месяцев, я узнал, что бывшего уголовника Сангака Сафарова, ставшим таджикским Пугачевым, подло убили у его же дома бойцы, переодетые в форму повстанческой армии.
В те дни была еще поездка   в один из фронтовых штабов. Пока я ждал аудиенции с его руководителем, майором милиции Кабуловым, привезли пленного. За стеной кричали. Кто допрашивал – от злобы, кого допрашивали – от боли и страха.
Затем выстрел. И по корридору поволокли тело убитого врага. Может и не врага, а просто человека, не сумевшего сказать, кто он:  кулябовец или гармовец. Куляб – это крестьяне долины. Гармский район Припамирья – это зажиточный класс. Кто из них «вовчики», а кто «юрчики» - не помню.
Была еще аудиенция в облисполкоме Куляба. Представитель Сангака Сафарова умолял рассказать правду о жестокости войны и просьбе помочь правительства России и Туркменистана (я был собкором в Ашхабаде) таджикскому народу и предупреждали не допускать у себя такой братоубийственной войны.
Вывезли меня самолётом АН 24, переправлявшим  группу бойцов в осажденный Душанбе.  При заправке самолета топливом в аэропорту Ферганы я сошел и поехал на железнодорожную станцию.  Из товарной конторы по телетайпу был отправлен мой репортаж.
Никакого героизма от этой командировки я до сих пор не  ощущаю. Только журналистская гордость. И было страшно и больно за великую державу.

Метро Краснопресненская

Еще один эпизод, когда в стране чуть не разразилась гражданская война.
В ночь с 3 на 4 сентября, когда я  приехал в Москву за зарплатой в редакцию газеты "Гудок», слушал в номере гостиницы «Локомотив» полные пафоса и укоризны слова представителей интеллигенции столицы, обращенные к Руцкому и всему Верховному Совету. Было грустно слушать напыщенные тирады об истоках патриотизма и мере любви к Отечеству из уст уважаемых  мной артистов, художников, поэтов. Их речи «Европа+» разбавляла удивительно прекрасной и минорной мелодией.
Под утро шла  подборка новостей, как сводка боевых действий, из которых я узнал,  какие станции метро закрыты, чтобы перекрыть  доступ к месту штурма. От обратного я вычислил,  как можно добраться к Белому дому.   И в семь утра двинулся по предложенному маршруту.
… Проезжая часть Краснопресненской улицы  была пуста.  Но по тротуарам шли люди. Слева, по направлению к круглому зданию станции метро,  шла обычная городская жизнь.  Работали магазины. Забегаловки, аптеки.  Справа было пусто и улицу патрулировали спеназовцы.  За зданием метро сквозь поредевшую листву осенних деревьев проглядывались очертания Белого дома. Из боковых улиц  выезжали бронетранспортеры.
Там, откуда они выезжали,  шел бой. Бесцельный, на первый взгляд, и жестокий по своей аллогичной сути. 
Вывозили раненых и убитых машины «скорой помощи».
Прохожие настороженно, а кто и равнодушно,  поглядывали в сторону   Белого дома.  На балконы, под самые козырьки крыши  высоких домов выходили  старики и старушки и что-то воинственно кричали. А по самим крышам домов бегали спецназовцы с автоматами и снайперскими винтовками.
Такой, не по киношным кадрам, а наяву мне довелось увидеть Москву осенью 1993 года. Мой репортаж в этот день – более развернутый текст нынешних моих наблюдений,  предложенный «Гудку», не был напечатан.  Я не переживал сильно по этому поводу, хотя это был материал с передовой. Ну, почти, с передовой.