Мысли... ч87

«Чем больше у вас авианосцев, тем резервнее и мировее ваша валюта. Юань не является мировой резервной валютой именно по этой причине – у Китая нет авианосцев» [Н. Стариков].

…Вроде один построили днесь да намедни. У Пиндосии в строю – 14 авианосных ударных групп…

***

Шатдауны – дауны, шатающиеся по предысторическому закулисью. И устраивающие ежегодные перформансы для похожих (для коллег) по всему миру. Словом, «даунингстрой» сплошной.

***

Есть картина. Субъект – художник. Есть декорация. Субъект – оформитель.

…Есть попытка (и даже индустрия!) отождествления. Ну, детородного органа и черенка саперной лопатки. Недостоверность тянется к достоверному и внятному. Как к горлу…

P.S. Так в литературе, философии, музыке etc. Так вообще в жизни.

***

«Современное искусство я не любил так же осознанно, как прежде не любил соцреализм. Мало того, я и разницы никакой не видел между сегодняшним служением вертлявому мнению кураторов, которым надо егозить перед банкирами, – и прежним общением с секретарями райкомов и министерств. Новая форма лакейства столь же противна, как и старая, – с той только разницей, что новые лакеи имели опыт лакейства прежнего и должны были выработать иммунитет. Не выработали. Лакеям казалось, что раньше они были в унизительном рабстве, а теперь служат прогрессивному барину, и нынешнее состояние является не рабством – а сотрудничеством на взаимовыгодных началах. Рыночная мораль подарила обществу спасительный цинизм: прежде лакейство угнетало, сегодня оно рассматривается как разумное соглашение: мы им лижем задницу, они нам платят разумную зарплату. Оказалось, человек легко мирится с унижением, если знает, что его унижают прогрессивными методами, так же, как и прочих привилегированных холуев. Сегодня, как и при царе Горохе – у власти никогда не будет столь надежной защиты, как лакеи, как те, кого она унизила. Поди попробуй, тронь корпоративные ценности: барин, пожалуй, и не заметит, а мажордом и буфетчик – те не простят. Культура может быть определена как общая судьба, то есть то, чего никак не избежать, и от чего стыдно увиливать. Однако принадлежать к той же самой культуре и к одному и тому же времени – не значит быть единомышленником своим соседям. Это принципиально разные вещи, и хорошо бы их понимать отчетливо» [Максим Кантор, Совок, веник. – М., 2010, стр. 354].

***

Современная официальная философия в России (Украине etc.) отдана на откуп (прибрана ими, как мародерами, к рукам), – в массе своей, – проходимцам [Парафраз М. Кантора].

***

Единомышленники – коллектив. Единоумышленники – стая. Банда. Группа татей. (Тать (устар.) – вор). Паллиативная, – предысторическая, – форма объединения единоумышленников – корпорация.

***

Вертлявая политология (эстетика, журналистика, литература, критика etc.). Угадайте с трех раз: чем вертит? Ну, не принципами же, Она об их существовании даже не подозревает.

***

Природа (происхождение) вертлявости проста, как выеденное яйцо: зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания, от «папика», банкира, «бизнесмена» etc.

Вертлявость как модус продажности. Продажность как модус торгашества. Торгашество как превращенная форма обмена (торговли). Превращенная форма обмена (обман) как способ бытия буржуазности.

***

МММ Мавроди – это Пиндосия… без семи флотов, ядерного оружия, статуи «свободы», хот-догов, и еще нескольких надстроечных атрибутов.

Во всем остальном же, и уж самом основном и главном – не просто копия, но клон. Т.е. – пирамида. Аминь.

***

«Чубайс предлагал в свое время… засыпать Беломор-канал» (Н. Стариков).

…Это – единственный выход, – России, – в мировой океан, не контролируемый ни Турцией (НАТО), ни Финляндий, никем.

…Глупый, глупый рыжий бес, а знал, что предлагал. Думаю: надоумили.

***

Стилистика и поэтика Максима Кантора очень напоминает мне таковые Мих. Александровича Лифшица. Максиму Карловичу бы основательности и культуры философской уровня Лифшица. А как полемиста, его, – М. Кантора, – уже можно ставить вровень с Мих. А. Лифшицем. 

***

«Рисовать надо внятно – так же внятно, как и говорить. Нам не понравится беседовать с человеком, у которого нарушена дикция, или с пьяным, или с тем, кто ругается матом. Однако мы охотно находим извинения для неряшливого рисунка – художник так видит. Это практически всегда неправда: художник так, разумеется, не видит – видит-то он как и все остальные граждане, просто ленивый художник разрешил себе эту небрежность, счел, что такого рода косноязычие является выразительным. Например, есть определенный сорт сравнительно образованных людей, которые в обществе ругаются матом – им представляется, что это выразительная лексика, что, нарушая приличия, употребляя грязные слова, они делаются интереснее. На самом деле это обыкновенное бытовое хамство; так же и неряшливый рисунок – есть просто неряшливый рисунок. Неумелые рисовальщики часто приводят себе в оправдание великих мастеров, рисунок которых отличается от академических образцов: Ван Гог и Сезанн, Домье и Гойя рисовали не канонически. Здесь важно понять, что упомянутые мастера не разрешали себе неточностей, напротив, их рисунки есть свидетельство невероятной въедливости и желания быть предельно точным – а то, что мы принимаем за неточности, всего лишь следствия усилий, они тщились увидеть предмет с необычного ракурса, непредвзято, оттого порой оскальзывались в линии. Ошибка Ван Гога дорогого стоит – она происходит от его повышенной требовательности к себе. Что же касается небрежного рисования Ларионова или Бойса – то такое рисование объясняется, увы, просто: они лучше рисовать не умели, но им мнилось, что их дряблая линия – это ужас как выразительно» [Максим Кантор, Совок, велик. – М., 2010, стр. 323].

***

«Некоторые, чтобы согреть Россию, готовы ее сжечь» [В.О. Ключевский].

К вопросу о «хождении» в политику по принципу: «дядя, дай порулить». Я – о подавляющем меньшинстве искренних, чистых душой и помыслами, честных людей, патриотов. Идут и – палятся. Т.е. объективно содействуют ослаблению процесса сопротивления контре.

Косяки же быдлоты – посредственностей с отменными хватательным рефлексом, устремляющиеся «во власть» раз в 4 (сейчас – значительно чаще) года, идут, прут, ломят исключительно на запах собственности. Идут, да в абсолютном большинстве своем … не доходят. И – не дойдут. Отчасти, потому, что места, – насесты, – уж давно заняты; в основном же: потому, что это – веселое представление для разинувших варежку (перед экраном интернет, TV, страницей газеты, журнала etc.) миллионов легко приручаемых идиотов. (Ну, безусловно – «полезных идиотов»). Искренне верующих в «честность», «прозрачность», словом: в «демократию»… Вчера они так же искренне верили в «светлое будущее всего челов. И кукловоды «демократии» давно и отменно обо всем этом ведают.

***

Любить Маяковского, читать Маяковского необходимо так же громко, как он писал.

***

Пиндосия, – всего за 2 десятилетия! – потеряла (растеряла) в мире: авторитет военный, моральный, культурный, экономический, финансовый… Во темпы!

…Вспомните, какой международный авторитет, – да, настоянный на страхе и блефе, но все же – авторитет, – у этой страны (я не имею в виду субстанциальное различие между авангардом предыстории и, соответственно – авангардом становящейся действительной истории) был еще в 70-е гг. При всем накале идеологической и пр. борьбы. Тенденция, однако. А темпы! А перспективы!

P.S. Это предвидел и предсказывал еще в 90-е гг. А.С. Панарин. Ищите, читайте, вникайте. Там еще много чего предвидено и предвосхищено.

***

Есть интеллигенты, а есть «люди умственного вида, которых на улице называют интеллигентами» [услышанное].

***

«В Брюсселе, когда принималось решение о бомбардировке Сербии, собранию пришлось задрапировать картину Пикассо «Герника» – в зале висела авторская копия» [Максим Кантор, Совок и веник., М., 2010, стр. 259-260].

… С одной стороны – мнительность. А с другой – очко, оно ж не железо. У своры предысторической.

***

«История понятия «экспрессионизм» иллюстрирует то, что случилось с культурой в целом: общее представление о мире заменили фрагментарным, золотой запас – бумажным рублем, выразительность глобального замысла – выразительностью жеста.

С некоторых пор в искусстве стали выделять один из компонентов ремесла, и, обособляя некоторую сноровку, именовать ее особым стилем. В сущности «фовизм» (то есть яркие сочетания открытых цветов) существовал задолго до Матисса и Вламинка; например, Питер Брейгель не хуже упомянутых авторов оперирует контрастами локальных цветов. Картины Брейгеля-старшего написаны дивными открытыми цветами, краска положена с почти плакатной откровенностью, он не хуже французов XX века умеет столкнуть красный и зеленый. Однако рассказ Брейгеля не исчерпывается контрастностью, а то, что говорит нам Вламинк, очень часто именно контрастностью цветов исчерпывается. Брейгель пишет контрастами – но он пишет не только контрастами, он не только об этом, он вообще хочет сказать о многом. А Вламинк – только об этом. Дальние планы и дымки Леонардо – они куда более импрессионистичны, нежели импрессионизм Моне, но, видит бог, у Ле-онардо еще много чего есть в запасе – а у Моне крайне мало. Экстаз Гойи или Эль Греко достигает такого накала, что никакому экспрессионисту немецкой школы не угнаться за их бешеной кистью. Но Гойя – он не только про неистовство, он еще и про рассудок, и про нежность, и про судьбу, Эль Греко – он не просто темпераментный парень, он так фанатично выражает свою веру в добро. Весьма затруднительно предположить в Людвиге Кирхнере или Отто Мюллере страсти такого масштаба – напротив, палитра страстей там чрезвычайно бедна, хотя краски истрачено много и намазано густо.

Учителями экспрессионизма (если уж оставаться в рамках этого смешного термина) для меня были Гойя и Ван Гог, Козимо Тура и Питер Брейгель, Матиас Грюневальд и Микеланджело. Я действительно нахожу, что «Пьета Ронданини» Микеланджело – чрезвычайно экспрессивное произведение, где деформации объемов подчинены замыслу, и таких искажений, передающих боль и веру одновременно, не сумели добиться ни участники группы «Мост», ни члены объединения «Синий всадник».

Сегодня, произнося слова «фовизм», «экспрессионизм», «импрессионизм», «футуризм», «кубизм», мы имеем в виду не просто группу художников, объединенных временем и обстоятельствами – нет, нам мнится, что мы говорим о специальном эстетическом течении.

Это неверно. В сущности, этими терминами (как и теми, которые возникали потом – «концептуализм» например) описываются лишь условные договоренности внутри небольшой группы заинтересованных лиц – договоренность нужна, чтобы считать выразительным и ярким некое явление, которое вне этой договоренности нуждалось бы в доработке [Максим Кантор, Совок, веник. – М., 2010, стр. 316-317].

***

Инакомыслящий среди инакомыслящих? Мыслящий нормально. Просто – мыслящий.

***

…Май 1968-го. Париж. Студенты. Профсоюзы. Сартр, Симона де Бовуар, братовья Кон Бендиты…

А всего и делов - то: Ш. де Голль посягнул на святое: потребовал у пиндосов обменять крашенную целлюлозу на золото. Ну, как те обязывались и обещали. В Бреттон-Вудсе…

Вот они ему и устроили «парижскую весну». По полной программе. Именно в ту весну были посажены и посеяны те семена, которые в 80-90-е дружно взошли (и заплодоносили обильно) в разных частях мира апельсинами, розами, жасмином, тюльпанами…

***

Как метрополии, – колонизаторы, – уходят из колонии? Исключительно – разделяя. Дабы – продолжать властвовать. Т.е.: прощаются – и не уходят…

Ушли из Индии. Оставили Индию, Пакистан и Бангладеш.

Ушли из Кореи – оставили две Кореи.

Ушли из Вьетнама – оставили два Вьетнама.

Ушли из Судана – оставили два Судана.

Ушли из Китая – оставили два Китая.

Ушли из Кипра – оставили два Кипра.

Ушли и Емена – оставили два Емена.

Ушли из Югославии – оставили около десятка осколков.

Ушли из, – да, кратковременно, можно сказать – на мгновение (85-93гг.) СССР был оккупирован, т.е. – колонизован, – СССР – оставили свыше двух десятков осколков. До сих пор кровоточащих.

Ушли из Чехословакии – оставили Чехию и Словакию.

Ушли из Ирландии – оставили… Ну, сами знаете. Делайте выводы, как они будут уходить впредь оттуда, где их еще до сих пор терпят.

 ***

На «странный» суд, на «странный» приговор и еще, вроде бы, как, «странный» приговор повторный и пока – окончательный. Ну, по этому, по лесокраду…

…Судят, рядят, галдят, как воронье над одноименной слободкой. Стараются напялить на процесс и приговор свои, более чем скудные, здравомыслие, резонерство, рассудочность. Не мучайтесь.

Вот очень точный ответ. Разумное объяснение.

«…Глядя на вас, я хочу устроить над вами самый честный, самый пронзительный, самый независимый человеческий суд, потому что грехов у вас хватит на десять тысяч пожизненных сроков. Не у всех, не у всех, конечно, – но у тех, кого вы до сих пор носите на своих иконах, – у них хватит, зуб даю. Осудить их, доказать их бесконечную, чудовищную вину, а потом простить, конечно, – когда все эти сроки впаяют. Простить и отпустить с миром.

Чтоб вы, наконец, сняли с себя эти белые одежды и презрительные лица, чтоб заткнулись говорить на тему покаяния моего народа за весь двадцатый век, за все его муки, и страдания, и Победы – и Победы, черт возьми. Какие вам и не снились, каких вы и не видели, каких вам, при вашей нынешней остервенелости, и не достичь никогда.

А мы хотим быть наследниками Побед. Так.

Потому что наша Победа вмещает всех. И даже вас там примут, и приютят, и пожалеют.

Потому что она и ваша тоже, эта Победа. Она выше всех, надо только научиться быть ее достойным» [Захар Прилепин, Достало].

***

«В России тех лет появлялись кружки и кружочки, члены которых

 считали себя гениями, понимали друг друга с полуслова, а сказать целое слово не собирались совсем. Значение серьезного слова было сведено к нулю – тот, кто пробовал говорить серьезно, слушателей не находил. Так – отрыжкой, блевотиной – выходила из общества серьезность советского быта. Вы что, за общественную мораль? Ха-ха-ха! За равенство трудящихся? Ха-ха-ха!

Серьезность намерений социализма – вот что подвергалось насмешке в первую очередь. И люди, нимало не задумываясь над тем, что говорят глупость, бросали коммунистам упрек в том, что коммунисты собираются по строить общество равных, братский союз республик. Дальнейшие события показали, что общество легитимного неравенства даже не надо пытаться строить, такое общество возникает само – от сырости и дури; но тогда, в те блаженно-снулые годы, не было ничего более остроумного, нежели указать на абсурдную серьезность коммунистической утопии. Сегодня ошибочно полагают, что советская интеллигенция протестовала против социализма, поминают пресловутые беседы на оппозиционных кухнях. Но нет, ничего подобного никогда не было! Серьезные оппозиционеры, те, которым было что сказать (Солженицын или Зиновьев) были одиночками,

и лишь шутников было избыточно много – почувствовать себя свободным человек мог, только если кривлялся. Это скоморошечья эстетика в те годы находила подтверждение в популярной книге Михаила Бахтина о Рабле. Интеллигенты зачитывали до дыр эту книгу (помню ее желтый матерчатый переплет), а бахтинские положения о «народно-смеховой культуре», о «карнавале» стали индульгенцией для бесконечных капустников на подмосковных дачах, игр в буриме и концептуального искусства. Деятели искусства восприняли бахтинский рецепт буквально и стали именовать себя и свой круг «карнавальной культурой». Имелась ввиду простейшая препозиция: советская власть сильна, сделать с ней мы ничего не можем, а главное и не знаем, что именно делать, так закроемся же в нашей благостной компании, отгородимся от серьезного орвелловского мира и будем кривляться. Разве не этому нас учат Бахтин и Рабле? И никто – решительно никто! – не вспомнил, что наряду с так называемой «карнавальной» культурой, во времена средневековья существовал Данте. Да и сам Рабле (использовавший смеховую культуру как мясо и плоть своей мистерии) написал книгу, исполненную серьезного высокого пафоса. Но видеть это тогда не могли, да и не хотели. Никто не читал толстовской книги «Воскресение», из которой можно сделать горькие социалистические выводы, но решительно все читали балаганные страницы Булгакова, из которой вытекало, что весь социализм – есть недоразумение, и относиться к нему можно лишь как к абсурду, и смеялись, с неувядающим хохотом на устах обращались к истории нашей страны. Хармс и Олейников стали популярнее, нежели Чехов или Маяковский, а если кто-то произносил вслух фамилию Чернышевского, то хорошим тоном считалось фыркнуть в кулак. Вплоть до сегодняшнего дня мы вышучиваем Советскую власть и коммунизм, в то время когда возникли иные проблемы и иные драмы» [Максим Кантор, Совок, веник. – М., 2010, стр. 246-248].

***

…Тут вот днесь, давеча да намедни – схлестнулись «фашисты» и «антифашисты». Перья, – особенно в банковских многотиражках, – глянцевых и не, – на банковских радио – и телеканалах (а покажите мне нынче сущие-небанковские?), в интернете etc. клочьями и весело летели в разные стороны.

Маленькі (пересічні) українці з розкритими ротами (видовище ж!, ну, а хліб поки що по кишені) – вникали. Ну, или вид делали, что вникают. Скорее: нечто среднее.

…Мне вот интересно: и «фашисты», и «антифашисты» – одинаково боятся, презирают и ненавидят … коммунистов.

Наследников той самой политической силы (дошла до Берлина 4-м составом (три, как и летчики штурмовой авиации, были выбиты), которая возглавила разгром реального фашизма. В Великой Отечественной и 2-й мировой. Мораль?

***

«Три кита», на которых покамест еще держится миф о Пиндосии как сверхдержаве: 7 флотов, полное идеологического доминирование, наличие «пятых колони» в большинстве стран мира. Все!

Зыбковатое, прямо скажем, основание. Понятно: недолговечное весьма. Рой, крот истории…

***

«Следует различать несколько волн эмиграции. Первая – это «революционная эмиграция»: просвещенные люди бежали от восставшего народа. Эта эмиграция связана с делением общества на классы. Есть «военная эмиграция» – потоки беженцев или угнанных в рабство людей тянулись с Востока на Запад, а потом с Запада на Восток. Есть «политическая эмиграция»: инакомыслящие бежали за границу от ненавистной идеологии и от КГБ. Четвертый поток эмигрантов – это представители «колбасной эмиграции», люди, осознавшие ценность качества жизни и сосисок. Правда, «колбасные» эмигранты очень не любят, когда их называют колбасными эмигрантами. Они начинают громко кричать, сверкать глазами, оскорбляются и рвут с вами отношения. Они почему-то хотят представиться политическими бе-женцами, диссидентами, вольнодумцами или – в крайнем, разумеется, случае – «перемещенными лицами». А признаться, что просто любят хорошие сосиски, – колбасные эмигранты не хотят» [Максим Кантор, Совок, веник. – М., 2010, стр. 225].

***

«…В Украине находится самое большое в мире по численности посольство США. Почему? Для чего?» [Н. Стариков]. Ну.

***

Может, любовь к гомосексуализму в буржуазном обществе действительно искренняя: ну, это такая «свободная любовь» людей к «демократии» – однополая? Словом, какая любовь, такая и демократия [навеяно М. Кантором].