infant terrible

-Чудо из чудес! - воскликнула приятельница родителей, увидев, как я зашла на кухню, и, не смея мешать их взрослому чаепитию, жду встречи взглядом с Мамой, чтобы попросить включить мне мультик. Действительно, для своих весьма юных лет, я была слишком воспитанной: извините, спасибо, можно ли, пожалуйста и все в таком духе. По словам родителей, каких либо неудобств не доставляла- часами играла в игрушки в своей комнате, беспрекословно ходила на всевозможные секции и кружки, в еде была неприхотлива, по сумкам гостей не лазила и кнопок никому не подкладывала. Единственная совершённая гадость - так это когда я ножкой ударила по ведру с ягодами, и те исчезли в некошеной траве. Да и то эта пакасть была вынужденной мерой привлечения к себе внимание, так как нужда затмила детский разум. Вдобавок ко всему, обладая ангельской внешностью, каких либо опасений у недоверчивых взрослых не вызывала.
Однажды вечером к нам в гости приехала Папина племянница. Обыкновенные расспросы "как дела" насытили воздух новостями, одной из которых была пренеприятнейшая -нарывающий после неудачного маникюра палец. Грустная и обеспокоенная, она уже записалась к хирургу на завтра, так как народные средства не дали никаких результатов. Собравшимся семейным консилиумом был вынесен неоспоримый приговор: идти надо. Меня в мед. совет не пригласили, и я попросила сама взглянуть на рану. Да, вид был несколько необычный. Так как в те времена я жила по принципу анекдота "я за собой не слежу, так как мне не в чем себя подозревать" и маникюр не делала, оценить плачевность ситуации я соответственно не могла, но меня насторожил один факт. Сестра сказала "что аж палец дергается", а больной спокойно лежал в компании остальных. Что-то тут явно неладное. Себя обманывать не позволю, и, собрав всю детскую силу в кулачок, резко и беспощадно опустила его на объект ажиотажа.
Сразу же после вопля, напоминающего крики диких африканских птиц, воцарился хаос. На столе появились перекись, йод и коньяк. По видимому, первые два для наружного, а последнее - для внутреннего применения. С пальцем начали проделывать какие-то хитрые манипуляции, а сквозь стоны сестры на меня сыпались ругательства, общий смысл которых был infant terrible. Кое-как откачав несчастную, мне подробно объяснили всю глупость моего поступка. "Простите, я больше не буду" плюс обворожительная наивная улыбка успокоили шторм, и мы сели ужинать. Я подробно помню детали того вечера и бросаемые в мою сторону обиженные взгляды. Правда, опасаться мне было нечего, так как я попросила прощения, и у меня ничего не болело, разве что совесть, да и то до того момента, пока я не отправилась в комнату играть.
Сестра осталась ночевать. А я, проснувшись утром, узнала, что поход к хирургу отменен и недуг как рукой сняло! И, хоть вчера сестра была крайне зла, уже сегодня благодарила и сияла от счастья!