Альби. глава 10

Жан смотрел, как дрожат звёзды на чёрном небе, что нависало, как свод над его головой. Перевалило за полночь. Ночь была душной, - ни ветерка. В неподвижном воздухе вязли все звуки.

Нужно было поговорить с отцом. Жан тщательно подбирал слова, пока расчёсывал гриву своего коня. Он знал, что будет утром. Приказ о штурме оплота изменников – Альби – уже получен. Симон де Монфор не из тех людей, кто легко сдаются. Это Жан понял сразу. Он не уйдёт, пока не добьётся своего.

Жан прислушался, не идёт ли отец? Ничего. Тогда он стал просто ждать. Он был уверен, что Карл теперь жалеет о том, что так неосторожно дал Раймунду слово. Отряды Монваланов присоединились к крестоносцам, а вот графу Тулузскому пришла неожиданная помощь – армия короля Арагона. И теперь они по разные стороны поля, теперь они – враги.

Жан уткнулся в гриву коня. Уже две недели он не видел Колетту. Она снилась ему каждую ночь. Это были тревожные, опустошающие сны. Хотелось бросить всё к чёрту и мчаться в Монвалан.

- Как твой конь? – спросил Карл.

Жан улыбнулся, слегка сжав губы.

- Нормально, - ответил он. - Я не слышал, как ты подошёл.

Карл пожал плечами и скрылся в палатке.

- Отец!

- Что?

- Я хотел поговорить с тобой.

- Говори.

- Я подумал… может, тебе будет интересно узнать, в каком я состоянии…

- Я знаю. Обещай, что ты будешь осторожен.

- Обещаю, отец. Я буду осторожен. Может, ты выйдешь?

- Это ни к чему, поверь. Ложись спать.

Вот и всё, разговор не связался.

Жан сел на походный стул, отстегнул перевязь с мечём. Было бы лучше, если бы он не знал, в какие игры играет…

Чуть поодаль солдаты играли в кости. Фляга с вином переходила из рук в руки, а их речь, отличающаяся от южной, резала слух.

Он всегда был рядом с отцом. Но в этот раз нужно было слушать сердце, нужно было следовать ему.

- Господин граф, выпейте с нами, - предложили солдаты, и он посмотрел на них, как на сумасшедших.

- Не советую.

Жан оглянулся.

- Простите?

- Не пейте эту дрянь. Грубое крестьянское пойло, которое режет глотку, как битое стекло. Я могу предложить вам кое-что получше.

Это был рыцарь с севера. Широкое лицо, выдающаяся челюсть и рысьи глаза.
Он протянул Жану кубок.

- Вы с юга, - утвердительно произнёс он. – Я это сразу заметил.

- И что?

Он усмехнулся и развёл руками:

- Ничего. Меня привлекают решительные люди. Я люблю войну. А вы?

Жан не ответил.

- Война прекрасна. В ней нет ничего лишнего, только чёрное и белое, жизнь и смерть. Война – это особая философия.

- Я с юга, это моя земля.

Рысьи глаза сверкнули:

- Подождите, граф, ещё настанут хорошие времена, - мягко сказал он.

- Вы так думаете?

- Конечно! Мы с вами солдаты. Уныние нам не к лицу. А в рассуждениях и вовсе нет смысла. Действуй, атакуй, руби. А кого убивать: араба, еврея или франка – какая разница!

Жан понял, что не сдержится, что убьёт его. Он стал шарить на боку. Меча не было. Перевязь лежала у костра. От рыцаря не ускользнули манёвры Жана. Он глотнул вина, прищурился и широко улыбнулся. Красная пелена уже всё заволокла, Жан смотрел сквозь неё, словно сквозь витраж.

- Ну, ну, граф, держите себя в руках, - рыцарь повернулся и не спеша пошёл прочь.
Жан был унижен. Ему хотелось закричать, заплакать, умереть. Но всё это было не то. Главное произойдёт завтра в Альби.

А вдруг она теперь там, в обречённом городе? Её не было в замке, когда он стал искать её на следующее утро. Никаких знаков она тоже не оставила. Ничего, кроме имени – Мари.

Жан окаменел. Ему на секунду показалось, что он её любит. Хоть это и не так…


***


Надевавший панцирь Симон де Монфор на минуту отвлёкся. Его глаза проследили за траекторией камня, полетевшего с городских стен. Жители Альби не были оригинальными – кроме камней в обступивших город крестоносцев летели тухлые овощи и дерьмо. У солдат Монфора это вызывало приступы хохота, и больше ничего.
Симон не спеша облачился в доспехи и принял из рук своего сына Патрика шлем.

- Опять мимо, - заметил мальчик.

Симон и бровью не повёл.

- Да? – только и сказал он. – И о чём это тебе говорит?

- Да у них попросту нет метательных машин. Или эти дурни не умеют ими пользоваться.

Симон одобрительно кивнул. Патрик быстро всё схватывает, а опыт придёт.

- Они считают, что преимущество на их стороне, - заметил Симон. – В этом и есть их слабость.

С крепостных стен доносились бравые восклицания и грубая ругань. В основном это произносилось на южных диалектах, но звучала и вполне нормальная нормандская речь. Симон усмехнулся, заметив, как густо покраснел Патрик.
- Привыкай, сын, - бросил он. – На войне свои развлечения. Ты что, не слышал, как отвечают им наши солдаты?

И Патрик покраснел ещё больше.

Симон вставил ногу в стремя. Белый конь фыркал и переступал с ноги на ногу.

- Я буду вместе с Амальриком, - бросил Симон и поскакал через лагерь. За ним последовал Патрик на тонконогой кобылке тёмно-коричневой масти.

Несколько незначительных побед по дороге из Лиона и капитуляция безденежных баронов, не имевших своих отрядов, усилили преданность и уважение солдат к Монфору. Теперь они любовались, как он гарцует на белом коне.

На щите Монфора поднялся на задние лапы лев, и он грозил скорой расправой всем врагам христианства.

Арнольд Амальрик, папский легат в охваченных смутой землях Лангедока, сидел возле своей палатки. Сюда, несмотря на все опасности, пришли знатные горожане Альби. Они волновались и готовы были пойти на любые условия крестоносцев, лишь бы их оставили в покое.

Амальрик был колоритным типом. Седыми кудрями и лоснящимся красным лицом он напоминал спившегося херувима. Был человеком властным, ожидавшим от похода результатов не меньших, чем Монфор. Именно это делало их союзниками. Но лишь на время.

Среди дворян, окружавших легата, были два рыцаря из владений Раймунда Тулузского. Симон смерил их взглядом. Типичные южане – неблагонадёжные, сочувствующие еретикам, бесполезные в бою. Симон знал этих двоих. На днях их представил Амальрик – Карл де Монвалан и его единственный сын Жан. Мысленно Симон зацепился за слово «единственный». Не нравились они ему, особенно младший Монвалан – зыркает на всех, как волчонок. К тому же, много говорилось об их преданности Раймунду. И что же? Они здесь, в этом лагере! А над головой Раймунда занесён меч.
Симон спешился и подошёл к легату.

- Ну, как успехи?

Амальрик провёл ладонью по кудрям, недовольно фыркнул.

- Говорил я вам, господин Монфор, что они не сдадутся. И был прав!

- А как же эти? – Симон кивнул в сторону делегации. – Если я правильно понял, это сливки городской общины.

- Десяток идиотов!

- И всё же, с них можно кое-что взять. Вам нужно научиться видеть невидимое, дорогой легат, и быть большим прагматиком, чем вы есть на самом деле.

- Мне сейчас не до интриг. – Легат вытянул руку в сторону залитого солнцем города. – Меня волнует только Альби! – заорал он.

Все обернулись.

- Ведь десять тысяч безбожников укрылось за этими стенами! – продолжал Амальрик.

- Успокойтесь вы, - холодно сказал Монфор. – Чем больше препятствий, тем слаще вкус победы. Не отпускайте горожан. Они сами пришли сюда, пусть погостят. Ещё пригодятся.

- Монфор, вы - скала! Ничто вас не волнует. Только представьте, сколько сатанинской мерзости скрыто за этими стенами! Мы должны взять город немедленно! Обещайте солдатам, что вы отдадите им город на три дня, и тогда уже их будет не сдержать.

Симон сжал губы.

- Священнику приличествует молитва, - бросил он. – Так молитесь, а об остальном я позабочусь сам.

- Десять тысяч безбожников! – повторил легат.

Краем глаза Симон заметил, как молодой Монвалан бросил на легата взгляд, полный отвращения. Ничего удивительного, подумал де Монфор. Он прекрасно понимал, насколько чужды южанам цели этого похода. Никогда им не стать друзьями. У Симона родилось чувство, что эти Монваланы не нашли здесь, чего искали. А что им было нужно, он узнает всё равно.

- Через час начнём штурм, - сказал Симон.

Его так и подзуживал бес добавить: береги свой жирный зад, но он произнёс только, обращаясь к легату:

- Будьте осторожны.

- Господин Монфор!

Тот, кто кричал, был чем-то встревожен. Симон смотрел на скачущего к ним дворянина. Его звали Амори Бессон. Он был одет в серые доспехи. У него был плоский шлем с оранжевыми перьями, которые как пламя летели за ним. Он натянул поводья. Жеребец взрыхлил землю.

- Господин Монфор, отряды Арагона вышли из крепости! Они атаковали нас у моста!

- Тем хуже для них, - сказал Симон, - А нам на руку. Кто ведёт отряды?

- Граф Тулузский.

- Отлично.

Симон задумался, потом повернулся к рыцарю и принялся его разглядывать.

- Ты знаешь, кто такие альбигойцы, Бессон?

- Приспешники сатаны, - быстро ответил тот.

- Правильно. Продолжай так думать. – И обратился к Амальрику: - Мы разобьём их на реке, и они сами приведут нас в город.

- Верно, - согласился легат. – С нами бог. Ни пуха, ни пера!

- К чёрту!



***

Отряды арагонцев стояли на берегу реки. Их воины были отлично вооружены, позолоченные древки знамен сверкали на утреннем солнце. Сильный речной ветер нёс запахи мокрого песка, гниющих моллюсков и конского пота.

Солдаты Монфора подошли быстро и остановились на расстоянии менее полёта пущенной стрелы. Симон понимал, что если он разобьёт арагонцев, Альби будет принадлежать ему. И он стремился к этому, не хотел больше ждать.

В тот день на берегу Тарна были многие убиты. Солдат хоронили до самой темноты. Священники творили над мёртвыми положенные молитвы и переходили к следующим. Педро Арагонский был разбит. У Раймунда не осталось ни единого шанса.
Защитить свой город он не мог.

Но это была ложь! Или всё же, правда? Завтрашний день покажет. Во имя папы и святой католической церкви.

Взгляд Симона привлёк молодой рыцарь, который ходил по берегу, то и дело спотыкаясь, и имел такой вид, словно бился с самим дьяволом.

- Не вижу радости на вашем лице, - сказал он.

- Радости? О чём вы говорите, господин Монфор? Я не понимаю, - ответил рыцарь.

- Жан де Монвалан, если не ошибаюсь? – Симон поджал губы и холодно смотрел на Жана.

- Да, - сказал он. – Это я.

- Как чувствует себя ваш отец?

- Благодарю. Он теперь в лагере.

- А вы – здесь.

- А я здесь…

Жан не хотел ни о чём говорить. Он хотел уйти.

- Это ваше первое сражение, господин граф?

- Господин де Монфор! Я не знал, что будет так, я не хотел. Я сражался, и даже кого-то убил.

- Не знал? – переспросил Монфор. – Это – война.

Жан задержал дыхание

- На войне одно и то же: ты убиваешь, тебя убивают…

Симон хотел что-то ещё сказать, но только усмехнулся и покачал головой.

- За арагонцев не переживайте, они – солдаты. То ли будет завтра, когда возьмём Альби.

- Господин де Монфор! Вы умный человек, вы – дворянин. Как можно отдавать на поругание женщин и детей?

- Они еретики.

- Кто это сказал? Папа?

- Папа. Святая католическая церковь.

- Этого нельзя делать.

- Ещё ничего не случилось, ещё день похож на день, а ночь – на ночь.

- Нас проклянут.

- Бросьте, граф. Мы под защитой церкви.

- Никто не защитит нас. Что сделано, то сделано.

- Папа на нашей стороне.

- Забудьте об этом.

- Почему? – Глаза Симона сверкнули.

- У этого человека нет чести. Он служит сатане.

Монфор отстранился и молча смерил Жана взглядом. Жан подумал, что сейчас он вытащит меч и разрубит его. Он даже желал этого. Но Монфор сказал только:

- Сегодня у меня в шатре соберутся лучшие рыцари моего войска. Вы приняли боевое крещение. Приходите, Монвалан, выпьем по этому поводу.

Де Монфор ушёл, и Жан остался один. Он стоял лицом к Тарну и смотрел, как пурпурное небо стекает в воду, занимая всё больше пространства. Из заводей наползал туман. Было бы очень хорошо стоять вот так на траве, если бы не кровавая мерзость у него за спиной.

Внезапно Жану стало страшно. Кровь застыла в жилах, он не смог пошевелиться. Его локоть сжали пальцы священника.

- Что с вами, сын мой? Вы задумались?

- Вот именно. Лучше сохранять ясность мысли.

Жан старался рассмотреть лицо под капюшоном священника, но это не удавалось. Тень была слишком густой, но в какой-то момент ему показалось, что под капюшоном белеют кости черепа.


***


У города ещё оставались какие-то силы. Солдаты старались его защитить. Их было всего полторы тысячи, но они были не из трусливых. Всё же крестоносцы проникли в город, и вскоре тоненькие струйки превратились в мощный поток.

Наёмники и пехота повалили в Альби, подгоняемые рыцарями. Они заполняли улицы, сметая всё на своём пути. Жителей города убивали без числа. Ничего не осталось в Альби, кроме крови и ужаса. Жан ничего не понимал. Он сидел верхом на коне, был ранен, истекал кровью. Он находился в центре хаоса, и всё вращалось вокруг него. Горящий город, бегущие люди, их обезумевшие глаза и раскрытые рты. Чёрные провалы ртов, откуда кричит бездна.

Отец был где-то рядом, то появлялся, то исчезал из поля зрения Жана. Карл командовал своим отрядом. Жан видел, что отец не в стороне, что он тоже участвует в этой бойне.

Уже никто, ни один человек, находящийся в городе, не мог оставаться в стороне.
На главную городскую площадь согнали уйму народа. Жан двигался в этом море орущих глоток, не зная куда – просто конь шёл вперёд. Откуда-то доносился дробный стук молотков и скрип пил. Он не мог понять – откуда. Звук метался где-то на уровне вторых этажей, отражаясь от изуродованных домов, словно стремясь вырваться из теснин на волю. В стуке молотков нет ничего страшного, это мирный звук, но сейчас в нём было что-то зловещее, наводящее на Жана ужас.

Наконец, он выбрался на середину площади и окаменел.

Он оказался в запретном круге, переступил черту. Конь его стоял в центре площади, и никто не смел приблизиться. А перед ним возвышались шесть наполовину построенных эшафотов.

Он слишком хорошо знал для чего они здесь.

Он тронул поводья.

Симон де Монфор и Арнольд Амальрик стояли чуть поодаль и о чём-то говорили. Жан подумал ещё, что сбруя на коне папского легата стоит целое состояние. Вокруг было полно народу: священники, плотники, солдаты, перепуганные насмерть горожане, но глядел Жан только на этих двоих.

- Господин де Монфор!

Симон перевёл взгляд на Жана. Его губы, похожие на куски мяса, дрогнули.

- Господин де Монфор…. Зачем всё это? Мы заняли город, разве этого мало? Для чего это? – Жан указал на эшафоты.

- Для еретиков, сын мой. Казни должны послужить примером всем остальным. Есть люди, которые не совсем отпали от церкви, но которые шатаются. Это устрашит их и укрепит в вере, - отвечал Амальрик.

Жан на него не взглянул.

- Господин де Монфор, я прошу вас. Весь город в крови. Вы – дворянин.

- Сын мой, не заставляйте меня напоминать вам о долге. Ваше дело служить королю и папе.

- Послушайте! Не все же здесь еретики! В городе есть и благочестивые католики. Как же отличить одних от других?

Монфор пристально смотрел на Жана. Амальрик сказал:

- Вам этого и не нужно. Не трудитесь, граф. Убивайте их всех, господь узнает своих.

- О боже…

Жану стало трудно дышать. Он потянулся к шее. Металлическая перчатка оцарапала кожу.

- Но… я прошу вас…

- Блаженны, кто не просит ни о чём, ибо не разочаруются.

Жан боялся взглянуть на легата. Он знал, что по левую руку от него стоит зверь. А Монфор точно воды в рот набрал. Жан ощутил, сколько пристальных глаз следят сейчас за ним из разбитых окон поверх оперения стрел. Он хорошо знал, как охраняют Монфора.

А ведь во всё время разговора в городе не прекращались изнасилования, убийства, грабежи.

Жан поскакал прочь.

Что можно сделать, если сделать уже ничего нельзя? Он здесь, в городе, он – предатель. Можно было убить обоих, прежде чем убили бы его. Или хотя бы попытаться. Но он этого не сделал. Потому что он не только предатель, он ещё и трус.

Жан скакал по улицам и везде видел картины одна страшнее и омерзительнее другой. Повсюду пьяные вояки, мародёры, выброшенный на улицу скарб, измазанные кровью стены.

Эта земля вскормила его. Этот город он помнил совсем другим. Торговки из Альби были самые приветливые, а у девушек Альби были самые голубые глаза…

Такого горя Жан не испытывал никогда в своей жизни.

- Жан! Что, чёрт возьми, ты тут делаешь?

Это был Карл. На нём не было плаща, а доспехи покрыты копотью. Монваланские всадники окружали его. За спиной у них горела церковь. Удушливый дым выедал глаза.

Карл поравнялся с сыном.

- Это проклятый день для всех нас, - произнёс он.

Жан перекрестился.

Из узкого проулка появился конный отряд северян. Стука копыт не было слышно из-за рёва пожара и грохота падающих перекрытий. Предводитель отряда подскакал вплотную к Монваланам и осадил коня. Лицо его показалось Жану знакомым, и с удушающей слабостью он понял, что узнан сам. Рысьи глаза сверкнули.

- Господа, вам известно о приказе?

- Каком именно приказе? – спросил Карл.

- Приказано убивать всех без всякой пощады. Они посмели сопротивляться, и должны умереть. Добычу свозить в лагерь. Распоряжение самого Монфора. А если поймают кого-то, кто спешит набить собственные карманы, его ждёт такая же участь, как этих несчастных ублюдков.

Он описал рукой широкую дугу. Жан проследил взглядом. Вся мостовая  - до самого конца улицы – была усеяна трупами.

Северянин посмотрел на Жана и широко улыбнулся.

- Я рад, что вы здесь, граф. Ночью мы с вами хорошо побеседовали. Даст бог, увидимся. Может быть, я смогу назвать вас другом.

- В аду твои друзья, - процедил Жан.

Он не мог больше. Он смотрел на северянина с ненавистью. Он видел, что тот растерян, что на мгновение потерял дар речи. Жан торжествовал. Ему удалось вызвать тусклый свет в этих хищных глазах.

- Ублюдок… - прохрипел Жан. – Будь ты проклят…. Палач…

Северянин пришёл в себя.

- Советую вам направить свой гнев на врагов Христовых. Удачи!

Отряд умчался. Один квартал сменялся другим.

- Надень шлем! – Это был приказ Карла.

Улица оказалась перегорожена телегами, на них громоздились бочки, брёвна торчали под углом. Там маячили какие-то фигуры. И вдруг с воем на них бросились горожане. Жан не разобрал, было ли у них оружие…

- Дрянь… - прошептал Жан и всхлипнул. – Когда же это кончится?

Конь его хрипел и осторожно обходил мертвецов.

- Отец, давай уйдём!

- Что?

- Давай вернёмся в Монвалан.

- Ты спятил?

- Надо уходить отсюда.

- Жан, сейчас не время для паника.

- Как хочешь! Оставайся! Я возвращаюсь.

- Заткни свою пасть! Ты – мой сын. Но если дезертируешь, я сам тебя удавлю.

- Мне стыдно за тебя.

- Не смей судить меня, мальчишка! – прохрипел Карл. – Ты будешь делать то, что тебе приказано.