Пуп земли и его окрестности

Когда я вспоминаю свои пешие прогулки по библейским местам, мне кажется каким-то сбоем общечеловеческого сценария мое появление там раньше моей приятельницы – стопроцентной еврейки, у которой вьется жесткий волос, характерно выгнута спинка носа и фигура скроена по лекалам настоящей дщери израильской – хрупкое туловище в сочетании с прелестным увесистым задом. Кстати, дщерь эту я уже битый час ожидаю в кафе – и лишь короткие сообщения в icq от старого приятеля помогают мне сохранять благожелательное выражение лица и нерушимое внутреннее спокойствие. Мой второй кофе медленно остывает, а на мобильный один за другим падают ее сообщения с проклятиями в адрес московских пробок.

Уфф!.. Наконец, от нее приходит последнее – она приступила к парковке в небезызвестном мне переулке между мусорным контейнером и ржавой «волгой». Я облегченно выдыхаю и, в свою очередь, начинаю процедуру деликатного сворачивания icq-разговора, поэтому, когда из противоположного конца зала на мне останавливается ее виновато-ищущий взгляд, мой зачехленный гаджет уже покоится на краю стола.

Минут через десять мне предстоит узнать, что мой прошлогодний восторг от посещения Земли Обетованной вернувшаяся оттуда Илза разделяет только отчасти, поскольку, в отличие от меня, она неоднократно бывала в Европе и с европейскими стандартами жизни знакома непонаслышке. А пока она торжественно вручает мне сувениры со Святой земли - майку солдата израильской армии (?!) и благоухающий сквозь плотную упаковку кофе с кардамоном, перемолотый в Старом городе каким-то колоритным арабом. Дальше она заказывает  двойной эспрессо, деловито распахивает нетбук, и мы приступаем к просмотру фото, которые она сопровождает подробными, сочными и порой циничными комментариями.

Итак, главное, что ее возмутило в Израиле - это грязь на улицах и отсутствие свойственной старой доброй тетушке Европе упорядоченности. Для меня остается загадкой, как она, выстраивая свои маршруты по путеводителю, умудрялась встречать на своем пути столько мусора и помоек, потому что в мой однодневный тур по Святой земле посещение подобных «достопримечательностей» не входило точно. Но не верить ей было бы странно – прямо передо мной в мониторе разноцветными пикселами переливались неопровержимые доказательства…

Развевающееся над Святой Землей зеленое знамя «джихада» и военизированные патрули в бронежилетах и с автоматами также первое время вызывали в ней чувство тревоги. Желание поскорее выяснить у бывших соотечественников, как они здесь устроились, и осознание себя культурной барышней, наипервейший долг которой пройтись по святым местам, попеременно вытесняли друг друга, повергая ее в мучительное состояние когнитивного диссонанса. Впрочем, к утру третьего дня душевно-мозговой коллапс был преодолен, и она уже с интересом разглядывала израильских военных, которые все чаще и чаще попадали не только в эпицентр ее внимания, но даже и в кадр. В ее нетбуке их была целая россыпь: стройных, смуглых, смеющихся, болтающих по мобильному, жестикулирующих и с удовольствием позирующих в объектив ее мыльницы. Самым ценным снимком из этой серии было фото влюбленных, трогательно держащихся за руки, в то время как за плечами у них зловеще поблескивали огромные черные автоматы. Илзе даже посчастливилось ехать в автобусе, который вез израильских солдат на службу после шабата, и ей выпало полчаса счастья в окружении такого количества невероятно сексапильных молодых израильтян. Помимо расправленных плеч и аппетитных задниц (ох, Илза, Илза…) в их облике из положения «вид сзади» ей также запомнились огромные рюкзаки, с которых своеобразными брелками свисало то, что впихнуть туда не удавалось – например, пижонские кеды.

Конечно, после пережитого в автобусе гормонального всплеска ни истертым веками камням тротуаров Старого города, ни даже выраставшим перед ней как джинны из бутылок торговцам (в застиранных галабеях, но зато с золотыми зубами) пленить воображение Илзы уже было не суждено. Ей было тесно на трехметровой ширине улочек, забитых мусором, разным шмотьем, арабами, их ослами и тележками, а еще туристами, то и дело заинтересованно отклячивающими зад над какой-нибудь побрякушкой в самом узком месте прохода. Кроме того, она постоянно сбивалась с курса, и к ней то и дело цеплялись лавочники и какие-то странные люди, набивавшиеся в гиды, на коих она вскоре совсем перестала реагировать. На одной из детских площадок в бесконечном мусульманском квартале, где она намеревалась помедитировать на пронзительно синее небо, к ней прицепились мусульманские дети, и ей, сорвавшей голос из-за этих маленьких чудовищ, пришлось тотчас возобновить поиски религиозных святынь. Когда она рассказывала, как арабский мальчик пытался облить ее кока-колой, мне вспомнились слова нашего гида на входе в еврейский квартал, долго не дававшие мне покоя: «если в вас плюнут – не удивляйтесь и никак не реагируйте». Что ж, мне во всех смыслах повезло больше, чем ей.

Не знаю, почему в ее гениальной голове не созрела мысль примкнуть к какой-нибудь группе пилигримов, вместо того, чтобы двигаться в одиночку, не выпуская из рук схемы Старого города и сторонясь мальчишек, кидавших в нее мелкие камешки, но, в конце концов, Илза благополучно достигла Стены плача. Дискомфорт от присутствия большого количества небритых мужчин в халатах-галабеях, «арафатских» платках и потертых джинсах закончился только у электронной рамки металлоискателя, где дежурил наряд вооруженных израильских солдат, вычислявших в толпе туристов потенциальных палестинских камикадзе. У некоторых они требовали паспорта, что-то фиксируя в гроссбухах. Когда ее рюкзак благополучно прошел рентген, а по ней самой прошлись металлоискателем, она оказалась на площади перед главной иудейской святыней, где ее так и не накрыло радостное благоговейное чувство, но поразил контраст между духовным значением места и его невзрачным внешним обликом. Если не знать, чем является эта стена для миллионов людей, то на вид это всего лишь ничем не примечательная кладка из больших каменных монолитов, у которой стоят сотни молящихся, приложив к ней ладони. Я уж не знаю, испытала ли она связь между поколениями, когда искала свободную щель для своего обращения к богу, но я не удивлюсь, если окажется, что эту атеистку туда даже не потянуло. Тем более накануне кто-то из местных циников рассказал ей об инициированных раввинатом ночных рейдах арабских рабочих на "зачистку" Стены, в результате которых в щелях, трещинах и выбоинах появляются свободные места для записок новых сонмищ туристов и верующих - именно поэтому в Иерусалиме никто не может быть уверен в том, что его послание доставлено адресату... В красивую легенду о захоронении этих записок на Масличной горе Илза не верит и теперь вслед за кем-то цинично называет Стену «кладбищем надежд»... В пейсатой «семье» благочестивых евреев, одетых по моде польской шляхты XVII века - в черные шляпы, чулки и лапсердаки,- облепивших Стену или торопливо снующих перед ней с мобильными телефонами и странным выражением на бледных лицах, дочь земли израильской также не почувствовала себя своей. Но зато сделала с десяток памятных фотоснимков.

Чем хороша была ее идея посетить Иерусалим самостоятельно, так это тем, что она могла беспрепятственно следовать рекомендациям путеводителя, исследовать окрестности Старого города и распределять время по своему усмотрению. Ей удалось всласть побродить между белых каменных плит огромного еврейского кладбища, которое я, например, могла наблюдать лишь сверху и потом уже только на одном-единственном фото. Многократно вытянув на мониторе снимок, на фоне Гефсиманского сада мне удалось-таки рассмотреть десяток-другой могильных плит, попавших в кадр абсолютно случайно. Причем я не знаю до сих пор, принадлежат они к древнееврейским захоронениям или к соседствующему с ними мусульманскому кладбищу. Кстати, это древнейшее место иудейских захоронений на Масличной горе прежде было осквернено арабами, беззастенчиво использовавшими надгробные камни с могил раввинов при строительстве мостовых и даже уборных, но после шестидневной войны еврейское кладбище было восстановлено. О том, что в этом библейском месте всех подряд и дешево не хоронят, я уже знала, но Илза все равно смогла меня удивить. Не ясно, в каком Информбюро она черпает сведения и насколько тот источник, так сказать, близок к минеральным, но от нее я узнала, что небезызвестному народному певцу и депутату Кобзону очень сильно приглянулась и эта гора, и это кладбище - ну а люди такого уровня и достатка, безусловно, за ценой не постоят...

Зарядившись первой порцией впечатлений, все последующие дни она неустанно колесила по всему Израилю, зажигала на тель-авивских дискотеках, ныряла в Красное и натиралась грязью Мертвого моря, даже ночевала под открытым небом близ Иорданской границы. Сервис двух израильских отелей, в которых ей пришлось остановиться на ночь, она определила как божественный, если не считать одного-единственного существенного недостатка – там не подают в номер горячих еврейских парней!.. Впрочем, под занавес своего путешествия еврейского парня она все-таки подцепила. Подробностей от нее я так и не дождалась, но на последних фото около нее совсем не случайно улыбался смугло-прекрасный молодой человек, в облике которого уже едва ли не противоестественным казалось отсутствие кипы и пейсов.
- Это сын хозяйки дома, где мы жили последние дни, - поясняет она не слишком охотно, - но в конце сдается, – зовут Давид, мастер джиу-джитсу, он оставил мне все свои контакты…

Тут она выразительно закатывает свои темные как маслины еврейские глаза, из чего я понимаю, что дальнейшие подробности этого знакомства лежат по ту сторону заповедной зоны, имя которой – «личная жизнь». Впрочем, я не расстраиваюсь, поскольку все равно все узнаю из блога, где от нее вряд ли стоит ждать репортажа об исторической родине, но вот про очередную свою влюбленность она поведает там непременно. Разумеется, не буквально, но в особой, свойственной ей аллегорично-символично-метафоричной форме. И у меня есть ключ к этому шифру ))

Мы все еще сидим в кафе, листая фотографии в ее нетбуке, и она обращает мое внимание на странный дорожный знак, попавший в кадр вместе с живописным куском какого-то облезлого здания. «Это хамса, – поясняет она, – иврит же читается справа налево, и обратный порядок букв в слове "STOP" для еврейского уха звучит неприлично». На самом деле в Израиле действует система международных дорожных правил и знаков, но вот на красном восьмиугольнике евреи неизменно рисуют ладошку. Мне вспоминается один из прошлогодних выездов на Оку, где парни травили байки про Израиль. Кто-то из них поведал, что смысл этой кокетливой ладони открылся ему, когда он на арендованном джипе прям на глазах израильских гаишников проскочил знак «проезд без остановки запрещен», наивно полагая, что он означает «до новых встреч». Конечно, его, симпатичного имбицила из дикой страны, великодушно простили, но ему пришлось смирить гордость, на ломаном английском признавая, какой он «stupid russian driver», лох, чайник и так далее. Я пересказываю эту историю, мы смеемся, и на нас начинают оглядываться.

Последнюю пару дней она, обессилевшая от передвижений,  провела в Иерусалиме, пила кофе на открытых террасах, вкушала хумус и шашлык, лениво исследовала горные склоны, изучала архитектурные стили домов в современной части города и неторопливо бродила по восточному базару, где ей привычно впаривали деревянных верблюдов и наборы открыток с видами Святой Земли. Это был минорный ритм жизни без драйва, но с удовольствием – под пронзительно синим куполом неба, на чистом воздухе. Почти как в Гоа – только без моря. Кстати, воздух в Иерусалиме совершенно особенный, чем-то похож на горный, а духовно-мистическая аура города затуманивает рассудок и высвобождает из плена тайные желания. Может, поэтому с наступлением темноты на его окраинах ритмично покачиваются и загадочно скрипят автомобили с потушенными фарами?..

Накануне отъезда к ней в кафе подсели русскоязычные парни, по роду деятельности – местные гиды, слоняющиеся без дела из-за дефицита туристов. От экскурсии она отказалась, но они разговорились, и под местное пиво ей была открыта тайна иерусалимского синдрома: мол, люди здесь съезжают с ума, как на санках, смутно припоминая себя какими только возможно библейскими персонажами. Оказывается, этот город насчитывает наибольшее количество пророков, мессий, блаженных, святых и посланников неба на душу населения, и в городской психбольнице «Кфар-Шауль» для них даже создано специальное отделение, куда их и доставляют в количестве до шестидесяти человек ежегодно. Стены Иерусалимской психушки повидали на своем веку «Деву Марию», «Иоанна-крестителя», «пророков Даниэля и Элиягу», «Царя Давида» и многих других выдающихся личностей... В Вечном Городе ждет своего звездного часа целый легион спасителей человечества, а предсказания конца света и второго пришествия здесь так же обыденны, как и прогнозы погоды на завтрашний день. "Как так? - смеялись ребята, - ты провела здесь столько времени и ни разу не встретила ни одного из этих странных людей, завернутых в гостиничные простыни и горланящих псалмы?". За разговорами время пронеслось быстро, но впечатление от знакомства с ребятами было несколько смазано предложением раскурить с ними «трубку мира», под которой понимался «чинарик» с марихуаной...

Конечно, она ожидала увидеть немного другой Израиль – тот, который призывно смотрит с рекламных буклетов туристических фирм, прилизанный и напомаженный, маня пилигримов всего мира иллюзорно-приторным благополучием. Прямо здесь по идиллической картинке ее представлений о сионистском государстве прошелся неповоротливый бульдозер, безжалостно содравший привлекательную глазурь с фасада, за которым прежде не угадывалась прозаичная изнанка жизни в виде проституток, сексуальных меньшинств, наркоманов, попрошаек и религиозных фанатиков. Когда она мчалась в комфортабельных автобусах по шикарным асфальтированным трассам с яркой разметкой, жадно впиваясь взглядом в библейские ландшафты с мирно пасущимися барашками, ей не раз попадались на глаза бесконечные ряды колючей проволоки. И подлинное назначение сотен километров бритвенно-острых лент металлического серпантина, многочисленных блок-постов и щитов, запрещающих вход на палестинские территории, пожалуй, открылось ей лишь в Вифлееме - типичном гетто с нищетой, грязными улицами и перманентно исходящей оттуда террористической угрозой. Удручала и социально-профессиональная идентификация большой части русских эмигрантов, которые, имея на руках дипломы ведущих вузов несуществующей ныне страны, на неизменно-бесперспективных условиях здесь всего лишь что-то охраняют, убирают, грузят и разгружают, выбивают чеки на кассах супермаркетов или меняют в отелях грязное белье.

И все же суматошный, противоречивый, опасный, и от этого еще более самобытный Израиль ее действительно «зацепил», поскольку впечатления, которыми она делилась со мной сейчас в этом кафе, по ее словам, не были похожи ни на что из пережитого ранее.

- Ну что, ты еще поедешь в Израиль? – спрашиваю я, уже прощаясь. Она загадочно улыбается и нараспев цитирует псалом:
- Если забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет моя правая рука...

Впрочем, думаю, ей вряд ли грозит такая драма. И если принять во внимание того томноокого мастера джиу-джитсу, ей теперь, по-моему, проще забыть свой московский адрес... ))