Сборник Мир Фэнтези 2013, Том I, с правками

Уважаемые авторы, вошедшие в первый том сборника "Мир Фэнтези 2013"

 Убедительная просьба: внимательно прочитать свои произведение и указать возможные замечания. В случае их отсутствия в рецензиях напечатать следующее: "Замечаний не имею. К печати произведения  разрешаю." Просим обратить внимание  на правильность написания фамилий, псевдонимов и населённых пунктов. 


С уважением,  
организаторы и исполнители проекта "День Сказки". Сборник Фэнтези 2013, том 1




Юрек Змрочны,
Планета Земля.

Покататься на драконе

Тук-тук-тук. В нашем доме принято, прежде чем войти, стучать во все двери. В целях личной безопасности.
Ваши дети увлекаются компьютерными играми? Это вас беспокоит? А «материализацией чувственных идей» они не увлекаются? Ваше счастье.
Нет, до буквальной материализации дело не дошло — я как-то сумел донести, что внеочередной тайфун — слишком дорого за удовольствие осязать живого Фродо Бэггинса в детской. Зато сама детская вполне может куда-нибудь внечувственно сместиться. Причём частями — в зависимости от предпочтений каждого из двух владельцев. Или в ней что-нибудь объявится. И то, что оно не может непосредственно треснуть вас дубиной по голове, ещё ничего не значит. Лучше перестраховаться.
Положительный аспект заключается в том, что в мой кабинет без стука тоже никто не заходит. Из тех же соображений. Ничего опаснее меня сейчас здесь нет — дочку можно впускать.
— Папа, а на драконах летать можно?
— ??? А поподробнее нельзя?
— Я книжку читаю. Там наездники — на драконах. А на самом деле — так можно?
— Почитать дашь?
— Ну, пап...
— Ну? Как я могу сказать, можно ли летать на вычитанных тобой драконах, если я о них ничего не знаю?
— А ты не на вычитанных. Ты вообще.
— Вообще… Вообще — драконы летают высоко, а там холодно. И летают быстро, так что — очень холодно. И, временами, мокро — если набирать высоту сквозь облака. Так что одет наездник должен быть, как альпинист. Но если этой «лошадке» усесться на спину просто так, то свалишься ещё на взлёте. А упряжи на драконов я что-то в продаже не встречал. И сомневаюсь, чтобы они согласились себя седлать.
— А в книжке летают.
Н-да. Ребёнка я огорчил очень. 
— Солнышко, давай ты мне книжку на ночь всё-таки дашь. Может, там драконы особенные?
Книжек мне выдали мешок. Нет, одиннадцать томов я вряд ли осилю — хотя бы по парочке пробежаться... Anne McCaffrey — это когда в Шотландии драконы водились? Порядок чтения...  А-а, Перн какой-то. Но вот так и летают. Человеки. В обычной одежде на ничем не прикрытых драконах  — полёт на рашпиле, ну-ну — которых вывели из мелких безмозглых летающих ящериц. И получили новый вид, сохранивший импринтинг, но обретший способность к осознанному общению. Хотя селекцию проводили с целью повышения размеров — подъёмной силы и огненной мощи. Кошмар. А интересно, до человеков когда-нибудь дойдёт, что телепатический контакт не вербален?
В общем, полетать с ребёнком нужно. Одежду найду, а с седлом придётся что-то придумать. Куда его прицепить? И как? Разве что сделать частью дракона — на сеанс. У основания шеи место вполне подходящее. Центр тяжести сместится, но можно заранее потренироваться — вес относительно небольшой. Должно получиться.
Получиться-то получилось, но описать мои труды — выйдет ещё один кошмар. Никаких подцензурных выражений не хватит.
— Солнышко, у тебя на воскресенье глобальных планов никаких нет?
— Глобальных нет. А что?
— А кто-то летать собирался...
Вся подобралась, как кошка перед прыжком.
— Днём?
— Ночью — с субботы.
— Здесь?
— Как я тебе дракона сюда притащу?
— А одежда?
— Там тебя будет ждать.
— И что, в шубе летать?
— Штаны, рубашка, шапка — шерстяные. Сапоги, брюки, куртка — кожаные. Драконы время от времени линяют. Не замёрзнешь и не промокнешь.
— А сидеть как?
— Сейчас мы идём ко мне, и ты тренируешься пристёгиваться. Потому что — самое главное — я тебя туда только провожу. А потом — ты всё сама.
Задумалась. Ну не могу я раздвоиться!
— А он какой? Большой?
— Берёшь вороного битюга, покрываешь чешуёй, приставляешь крылья,  множишь на три и слегка растягиваешь за счёт хвоста и шеи.
— А как мы с ним договоримся?
— Солнышко, если бы можно было хотя бы предположить, что — не договоритесь, я бы и разговора не начинал.
Я зашёл за ней, когда она только начала входить в свой первый сон — самое удобное время. Опаловый туман... серый песок, оплавленный обсидиан... щель в базальтовой скале...
— Всё, солнышко. Дальше я не иду. А ты сейчас пройдёшь на ту сторону. Сразу возле выхода сложена одежда. Переодевайся и жди. Там большая площадка — к краю близко не подходи. И не бойся — всё будет хорошо.
— Я не боюсь.
Да, много есть путей... и сегодня я пойду другим. 
Хороший у меня ребёнок — оделась уже, и правильно оделась: всё заправила, капюшон накинула, перчатки за поясом; в чём пришла, упаковала в мешок — умница. А теперь не напугать бы её. Луны нет ещё, солнца  — уже, но довольно светло. Или это моим глазам? Медленно поднимаю голову над валуном. Она поворачивается на движение. Действительно, не боится. Ладно. Аккуратно выхожу на площадку — так, чтобы оказаться между нею и обрывом. Дочь тихонько любопытствует. Рассмотрела меня всего: от кончика носа до кончика хвоста. Отметила, что сидеть есть и где, и как. Немножко удивилась, что лап только две — так я же не насекомое, зачем мне шесть конечностей? И так мы осторожничаем с четверть часа. Наконец, она решается меня потрогать. От носа — к хвосту, хорошо. Поворачиваю голову, касаюсь перчаток кончиком языка. Понимает — завязывает капюшон, натягивает перчатки. Я ложусь на скалу, иначе ей не залезть. Затягивает ремни: все и плотно. Молодец. Мешок с одеждой падает к подножию скал — садиться мы будем внизу.
Плавно поднимаюсь, подхожу к самому краю, разворачиваю крылья — прыгать с грузом я не буду — и ложусь на пустоту. Восходящий поток над раскалившимися за день горами позволяет не шевелить крыльями — мы просто скользим. Я несу малышку над пустыней, а звёзды проступают нам навстречу на быстро темнеющем небе. Она ни о чём не думает — ей просто нравится лететь.
Время!
Разворачиваюсь широкой дугой — и моя наездница замирает, забыв о полёте. На горизонте над далёкими рваными скалами поднимается огромная луна. Вернее, ещё не совсем луна — чуть меньше половины, в полнолуние здесь будет драконий вариант птичьего базара — но всё равно впечатляет. Месяц-переросток зацепляется рогом за последнюю вершину, задумывается и решительно отрывается от земли. Ещё поворот — и мы летим над длинной грядой валунов и скал туда, где океан пытается взять берег вечным штурмом. Время тёплых течений ещё не пришло, так что глубоко залетать не буду, но и отсюда видно, как бесконечные фаланги волн, раз за разом, разбивают о камни щиты пены и стараются завалить щели фашинами водорослей.
Юная всадница вполне освоилась — и я хочу, чтобы она почувствовала всё так, как слышу я: мои крылья несут её над землёй, мои чувства окутывают её...
И малышка больше не сидит в седле: мощь дракона, свобода полёта, власть над всеми стихиями мира!
Теперь она знает. 
Ночь на исходе. Теперь ещё сесть надо, ф-р-р. Выпустить шасси, опустить закрылки, приподняться на получившемся воздушном гребне и зарыться в рыхлый песок. Прибыли. Моё солнышко устала, и я слегка тоже. Она спешивается, находит мешок с одеждой, я носом показываю проход, через который ей возвращаться домой. А мне ещё взлетать, из этой песочницы в эту предрассветную холодину.
Мы снова встречаемся  — на сером песке по ту сторону скал. У меня две ноги, две руки и никакого хвоста. Я обнимаю дочь за плечи, она прижимается ко мне, прислушивается и полусонно бормочет: «Пап, а ты меня ещё покатаешь?». И никакого вам удивления! Покатаю, куда же я денусь. В опаловом тумане я отпускаю дочь в её сон.

***

Однажды молодой дракон, летевший поиграть между луной и океаном, увидел танцующих фейри — и влюбился в девушку, в чьих чёрных волосах плескались звёзды. Конечно, семьи были против. И конечно, семьи были правы. И паре пришлось уйти к людям, где оба были чужаками, и им не на кого было опереться, кроме друг друга. И он согласился с тем, что она — живое пламя, а она смирилась с тем, что он — бронированный ящер, а об остальном они со временем договорились.
И в мире драконов и фейри стало чуть больше понимания, а в мире людей — чуть больше магии.
Хотя человек после такого путешествия, пожалуй, всё равно сошёл бы с ума. Потомкам Дану это не грозит.
У богини не было крыльев и, оставив своим детям очень многое, этого дара она преподнести не смогла. А у нас с любовью моей ну никак не выходило, чтобы и девочка, и дракон. Пришлось делиться. Солнышко унаследовала от матери всё, ну и от меня — что получилось. А вот сын летать будет сам. Попозже. Маленький он ещё


Немножко света в солёной воде

Я очень люблю  море. Но очень не люблю до него добираться. Особенно рейсом в шесть утра.
Наконец, самолёт взлетает. Проходит сквозь, казалось, сплошной ковёр туч — и оказывается внутри небесного пирога: светлая изюминка медленно поднимается сквозь совершенно чистое пространство между двумя слоями пушистых облаков. На какие-то мгновения в нём появляется солнце — и обращает белоснежное руно в неровный перламутр раковины, хранящей драгоценную жемчужину. Но наш путь лежит выше — и серебристые крылья тонким лезвием разрезают взбитую пену.
Великая Арктика в сиянии чистого света расстилается теперь под нами. Сияющие вершины небесных Симплегад расходятся у горизонта. Горы айсбергов плывут по светло-голубому океану. Стоят снежные холмы и замки; альбиносы-слоны, носороги, верблюды и живность совсем уж неописуемая шествуют по ледяным полям и торосам. В редких разрывах виднеется пёстрое дно, покрытое разноцветными заплатками земных полей, небрежно извитой сетью бежево-серых дорог и синих рек и, пожалуй, только красками передаваемым богатством оттенков моря.
Аэропорты почему-то всегда навевают на меня мысли об очередном великом переселении народов. А автобус закондиционирован так, что возникает горячее желание потребовать если не соболей, то хотя бы лис. В конце концов, и овчинный тулупчик был бы неплох. Когда эта установка глубокой гибернации, наконец, выпускает нас наружу, я, подобно умудрённым природой игуанам, подставляю всего себя под палящие лучи.
— Папа!
Сейчас меня быстренько согреют. Обнимаюсь с детьми и, поверх их голов, обмениваюсь с женой взглядами и улыбками. Я по всем соскучился.
Что бы ни утверждали правительства, а правит поближе к тропикам Его Величество Солнце. И когда оно — каждый день, как рачительный хозяин — желает попристальнее осмотреть свои владения, подданным высочайше предписано скрываться с глаз владыки. Каковое повеление и выполняется безусловно. Так что у меня есть время, чтобы доспать. А потом мы все идём купаться.
По небу, похоже, только что пронёсся колдун Черномор с Русланом на длинной белой бороде, из которой богатырь на лету понавыдёргивал клочков. Солнце украшает полосками радуг и без того рябую шкуру моря. На прибрежном камне мерно колышется лес водорослей,  и играют в догонялки блики света.
Довольные дети утаскивают в воду матрас и меня. Мы дурачимся — плаваем, ныряем, брызгаемся, отдыхаем и повторяем всю программу снова. Наконец, с берега нам грозно показывают кулак. Мы честно пытаемся выбраться, но море, видимо, решило, что мы уже принадлежим ему — оно вцепилось в нас спрутом и никак не желает отпускать. Я вспоминаю теперь уже дядьку Черномора: «Тяжек воздух нам земли». Ох, тяжек. Выталкиваю детей на берег, и они ползут к маме.
— Тебе помочь? Или уже хвост вырос?
Она ещё издевается. Титаническим усилием всё же перемещаю себя из одной стихии в другую и падаю рядом с детьми.
— Ну, мы и накупались, — устало бормочет сын.
— Ага, — отзываюсь. — Это называется «до одурения».
— Вот именно, — доносится откуда-то из области небес возмущённый голос моей любимой. — Приехал папа, привёз инфекцию.
Ну, погоди. Я тебе покажу «инфекцию».
Поздний вечер. Мы сидим вдвоём на тёплом ещё берегу и наблюдаем, как осьминог-море тщетно пытается выбраться на берег. Её голова ложиться мне на плечо:
— Расскажи сказку.
— О чём?
— О море.
— Море можно и само послушать.
— Оно расскажет только то, что было.
— Ну, ладно.
И я рассказываю давнюю историю о звезде, сменившей бездонное небо на бескрайний океан — где-то далеко-далеко за горизонтом...

***

…Жила-была на небе Звёздочка.
И как все звёзды, была большой модницей. Она то блестела на атласе ночи, то переливалась на бархате позднего вечера, то укутывалась в дымку облаков, то кокетливо выглядывала из-за тучки. И ещё любила покататься иногда на рогатом месяце, хотя месяц не слишком часто позволяет звёздам такое легкомыслие.
Как все звёзды, наша Звёздочка была большой любительницей поболтать: она сплетничала со своими соседками-подружками обо всём подряд; слушала рассказы комет, следовавших оттуда туда, и задавала им множество вопросов; приставала с расспросами даже к молчунам-астероидам, время от времени сосредоточенно пролетавшим мимо.
И все рассказывали ей о других звёздах и планетах — гигантах и карликах, холодных и горячих, твёрдых, газообразных и совсем уже непонятно каких.
А однажды мимо пролетела — вот так дело! — целая стайка весёлых мелких астероидов.
— Вы куда? – изумилась Звёздочка.
— На Землю... На Землю... На Землю...
— Но зачем?
— Светить... Светить... Светить...
И они дружно поспешили к голубой планете. А потом, и правда, засверкали множеством ярких точек.
Нашей любопытной Звёздочке тоже захотелось взглянуть поближе на эту загадочную планету. И однажды она подобралась — близко, очень близко, так близко, как только смогла — и посмотрела.
На земле под нею была ясная тихая ночь. И Океан глубоко дышал, отдыхая. И южное небо отражалось в нём, пересчитывая звёзды. Очень важное дело, кстати — попробуй, не досчитайся. Ракетами да аппаратами всякими последнего покоя лишат. Так что Звёздочка, взглянув вниз, увидела перед собой много-много звёзд — блиставших и переливавшихся, и, конечно же, беседовавших между собой. Без неё! Этого Звёздочка допустить никак не могла. И потому стала думать, как же ей познакомиться с теми, другими звёздами.
Может быть, сама бы она так ничего и не придумала, но скоро, по меркам звёзд, рядом появилась ещё одна компания маленьких астероидов.
— Вы куда?
— На Землю... На Землю... На Землю...
— Возьмите меня с собой! — вдруг осенило Звёздочку.
— Лети... Лети... Лети...
И Звёздочка ринулась вслед за метеорами.
Думаете, она сгорела в воздухе? Ну, она же была звездой. Так что великий Океан считал её почти своей. Он протянул ладони, поймал гостью и бережно опустил на воду.
Думаете, она утонула? Ну, она же была звездой, к тому же побывавшей в руках у самого Океана. Так что она просто медленно опустилась на дно, и у большого кораллового рифа стало жить одной морской звездой больше.
Сначала она очень огорчалась — ведь здесь совсем не оказалось привычных звёзд. А с морскими не особенно и поговоришь. И блестеть и переливаться стало нельзя. И в тучки с облаками не поиграешь. И месяц остался так далеко.
А потом оказалось, что яркие рыбки, снующие вокруг, ещё большие болтушки, чем она сама. Что сюда приплывают разные гости из других морей и рассказывают каждый раз новые истории о морских животных, рыбах и о чуть-чуть морских людях — бывают ещё совсем не морские, но морским обитателям о них ничего неизвестно.
Что можно прятаться среди кораллов от порой надоедающих подружек и мечтать среди ворчливых голотурий и насмешливых анемон. И вообще, жить в океане ничуть не менее интересно, чем на небе, особенно когда и твои собственные истории все слушают, раскрыв рты.
И только одним по-прежнему очень недовольна наша Звёздочка. Тем, что никак нельзя вернуться назад и рассказать обо всём этом всем там, наверху.
А иногда так хочется!

***

Из чего там гномы плели цепь для Фенриса?.. Я, правда, не гном, но в наличии имеются: шёпот ветра, шелест прибоя, блеск звёзд, бег волн, чёрное небо, тёмное море... и её голова на моём плече.
— А давай окунёмся? 
— А я купальник не взяла.
Цивилизация-с. Соглашаемся на том, что не оскорбим ничью нравственность, если залезем в ночное море с пустого пляжа не в купальных костюмах, а в чём-нибудь другом.
Море не возражает. Оно согласно принять нас какими угодно — и мы уплываем к тому самому бесконечно далёкому горизонту. Наш берег полыхает электричеством. До противоположного — точно не доплывём.
— Давай просто так поваляемся? Красиво.
Мы переворачиваемся, я беру её за руку. Небо перемигивается с морем семафорами звёзд. Море переговаривается с небом флажками волн. Я прикрываю глаза... Небо беззвучно падает, сливаясь с землёй, и мы, на ложе моря, оказываемся заключёнными в их объятьях. На мгновение.
Она высвобождает свою руку, оглядывается по сторонам. Вокруг нас нет ничего, кроме воды и неба.
— Ты это что творишь?
— А нечего меня в общественном месте «инфекцией» обзывать. Да ещё при детях.
— Ах ты, зараза!
Мы гоняемся друг за другом по всему морю. Кувыркаемся, как два дельфина, смеёмся, ныряем, фыркаем... Вынырнув в очередной раз, я чуть не сталкиваюсь нос к носу с невозмутимой физиономией, явившейся посреди глади морской. Физиономией дело не ограничивается, её обладатель поднимается над поверхностью повыше и оказывается обладателем также: зажатой в руке внушительных размеров  раковины, атлетического торса ... и очевидно угадывающегося рыбьего хвоста.
Воздвигнувшись, тритон произносит  тираду, из которой я не понимаю ровно ничего. Вопросительно смотрю на подплывшую жену.
— Это, между прочим, на древнегреческом. Но, по-моему, нас просят выйти вон.
Раковина в руке тритона с силой втыкается носом в воду, и когда нас достигают первые круги, он повторяет свою речь. Смысл её оказывается в том, что наша возня мешает владыке, и если мы немедля не утихомиримся и не уберёмся  куда-нибудь подальше, нас сейчас же выбросят на берег и никогда больше к морям и близко не подпустят.
Мы молча киваем, разворачиваемся и уплываем, куда глаза глядят — как смогли быстро и как смогли тихо. Когда я решился обернуться — тритон уже удалился в свои глубины. Останавливаемся передохнуть.
— Слушай, это мы что, Посейдона разбудили?
— Нет. Нерея, судя по всему. И вряд ли даже потревожили. Это к нам, скорее всего, превентивные меры приняли — чтобы не шатались, где ни попадя. А от Посейдона с нами бы не говорили. Нами бы сразу рыбок кормили.
— С тобой не соскучишься. А домой теперь как попадём?
Беру её за руку:
— С горки — не наверх, можно кувырком, и к крыльцу подкатимся колобком. Вдыхаем побольше — ныряем поглубже.
Там совсем темно и ощутимо холодно. Выныриваем — берег перед нами сияет огнями туристского города.
Почему у меня только четыре конечности? Я бы и от восьми не отказался. Мы лежим, похожие на двух китообразных, выбросившихся на берег. Море набегавшимся за день псом затихает у наших ног. Нет, спать под звёздами, конечно, хорошо — но не сейчас.
Медленно одеваемся, бредём по пляжу и  выходим к  набережной, зримо отделяющей тьму от света и нас — от остального цивилизованного мира. В котором опрокинутые небеса — это всегда конец, а не начало, в котором не выслушивают нотаций от начальствующих тритонов, и в котором нас ждут наши дети, плетущие свои собственные сказки. Мы берёмся за руки — и делаем шаг вперёд.

***

Эпилог
(На мотив «Brother Louie» от Modern Talkin)
Летом путь лежит на юг один.
Я нынче езжу только в Крым.
На море весь преображаюсь —
Каюсь,
Но с детьми я там схожу с ума,
Таскаю камешки со дна,
С женой ночами где-то шляюсь...
Там чудес вовек не перечесть,
Всё, что угодно — всё там есть,
Стихии все в одном флаконе:
Солнце, воздух, горы и волна.
И мудрость мира мне видна
На дне бокала — на балконе.

Я домой как древний фараон
Вернулся — сам Тутанхамон
Мне позавидовал невольно:
Я сухой и чёрный, но живой.
Однако же ему — покой,
А мне — труд рабский. Добровольно!?



Наталья Алфёрова,
г. Орск, Россия.

И крылья расправит дракон

Пролог

Чёрный Дракон начинает свой год,
Притих в ожиданье Туаты народ,
В пещере заветной пока тишина
Сокровищ сверканье и магия сна.
Но кто-то спугнёт наколдованный сон
И крылья расправит огромный дракон.

Просыпаться было не время. Дракон знал это точно, но всё-таки проснулся — слишком тревожные сны посетили его. То поток воды уносил сокровища, бурля и торжествуя; то жаркий огонь пожирал золото с жадностью голодающего, добравшегося до пищи; то ветер — дерзкий вор — закручивал воронку и уносил прочь содержимое пещеры; то сама земля начинала подрагивать, словно в лихорадке, и разверзалась, поглощая самое ценное.
Дракон не смог больше выносить подобные кошмары и открыл глаза, сверкнувшие гневным пламенем. Он подозрительно осмотрел свои владения, готовый испепелить безумца, вознамерившегося посягнуть на святое. Но в пещере находились только он сам и золото, золото и ещё золото. Сокровища услаждали взор своего хозяина, завораживая, очаровывая, убаюкивая, заставляя глаза закрываться.   
И тут раздался тихий вкрадчивый голос, словно сам ветер нашептывал слова:
«Спишь? Ты думаешь, что самый богатый в Волшебной стране? Глупец, готовый проспать всё на свете!»
Дракон вскинул голову и вновь грозно огляделся вокруг. Никого. А голос не унимался:
«Ты — великий, могучий, непобедимый, а всё же у эльфов и людей есть драгоценные кристаллы, делающие их неизмеримо богаче тебя!»
Дракон встал, из ноздрей повалил дым, глаза загорелись яростью.
«Да, да, — подначивал голос, — ничтожные эльфы и мелкие людишки! Богаче, намного богаче! У них есть кристаллы, закрывающие Врата между Мирами — один в Туате, другой в древнем городе людей Шимин-аль-Шиме — подобных больше не существует! Возьми их, и никто не сможет сравниться с тобой!»
Хозяин сокровищ вышел из пещеры, но внезапно остановился. Вновь послышался голос:
 «Сомневаешься, пройдёшь ли Врата? Сейчас начался твой год, Чёрный Дракон! Это время, когда ни одна преграда не устоит перед тобой! Разрушь всё, что встанет на пути к кристаллам! Лети!»
Огромные чешуйчатые крылья расправились, сверкая на солнце, как антрацит, в горделивой решимости вскинулась голова, огонёк алчности в глазах перерос в ослепительное пламя и Чёрный Дракон взмыл вверх.
Около входа в пещеру прямо из воздуха появилась женская фигурка, и вслед улетающему дракону зазвенел торжествующий смех.

Глава 1. Правитель, двенадцать лет спустя

Александр опустился в кресло, обхватив голову руками. Очень редко выпадали минуты, когда Правитель оставался наедине с собой. Обычно он отдыхал в оранжерее, любуясь орхидеями под журчание фонтана и щебетанье птиц. Но сегодня мрачные предчувствия терзали душу. Вновь наступил год Дракона, что принесёт он на этот раз?
Двенадцать лет назад Александр и его друг Клит были избраны помощниками Правителя Империи Филиппа. Это была большая честь, тем более что одного из помощников Филипп, не имеющий наследников, вознамерился сделать своим преемником. Из сотни отпрысков знатных родов были выбраны они двое! Вот когда пригодилось престижное образование, полученное в старейшем университете и служба в Легионе Мира, где они плечом к плечу защищали мирных жителей от мятежников.   
Правитель обязался в течение пяти лет назвать преемника, а пока присматривался, решая, кто больше подходит для управления Империей: хладнокровный Клит или он, Александр — горячий и дерзкий.
Как всё замечательно складывалось! Жизнь заиграла всеми красками, судьба повернулась лицом, вознеся к высотам власти. Александр чувствовал себя невероятно счастливым  до тех пор, пока Чёрный Дракон не разрушил Врата и не украл кристаллы, их запирающие.
Два Мира: Мир людей и Мир волшебной страны Туата оказались на грани войны. Вот где вспомнились старые обиды и древние истории о битвах с гоблинами и драконами, о вероломстве фей, о предательстве со стороны эльфов и гномов. Да и у жителей Волшебной страны был свой счёт к людям, когда-то пытавшимся их поработить. Только мудрость и железная воля Правителя Филиппа и короля Туаты Дагды не позволили разгореться сражениям. Было заключено мирное соглашение. Людям и жителям волшебной страны пришлось учиться жить рядом. Два года были открыты Врата…
Стук каблучков о мраморный пол оранжереи вырвал Правителя из плена воспоминаний. Акира  — которую в народе прозвали «Тень императора» — второй помощник, исполнительная и надёжная, как скала. Первым помощником был Клит. Александр знал, что Акира никогда не потревожит его в минуты отдыха без веской причины.
— Правитель, слухи растут, как снежный ком. Только утром стало известно о старце, провозглашающем пророчества. Сейчас же сообщения поступают из разных концов страны. Причём, по описанию очевидцев, старец один и тот же. Его пробовали задержать, но всегда что-то мешало. Врата десять лет как закрыты, иначе можно было бы подумать на жителей волшебной страны.
— Необходимо связаться с древним городом, проверить на месте ли кристалл, — распорядился Александр.
— Уже связались. Всё спокойно, — доложила помощник.
— Акира, разузнай, о чём говорится в пророчестве, это очень важно, — Правитель был встревожен.
— Мне удалось из разрозненных сведений составить часть пророчества. Послушайте, что получилось:
«Беда нагрянет за бедой,
Огонь смешается с водой.
Вулкан проснётся тот, что спит,
От лавы море закипит.
Земля получит много ран,
Но к власти не придёт тиран.
Прикосновенье детских рук
С кристаллом образует круг.
И кровь не зря прольёт герой,
Без страха жертвуя собой». 
Правитель, возможна паника. Многие хорошо помнят полёт дракона и крушение Врат.
Александр глубоко задумался, а не заподозрят ли его в трусости, если он примет меры безопасности на основании слухов. Он опасался «потерять лицо», как сказали бы предки Акиры, опасался, что проиграет в сравнении с Филиппом, оставившим  свой пост пять лет назад. Александр поднял глаза на свою Тень. Лицо женщины было непроницаемым, но именно это спокойствие поддержало Правителя и помогло принять решение. Он встал, откидывая прочь все сомнения:
— Акира, распорядись привести в состояние готовности спасателей, медиков, аварийные службы. Свяжись с вулканологами и сейсмологами, пусть докладывают об обстановке каждый час. Постарайся, чтобы все приготовления не были заметны. Да, и пусть, наконец, задержат старика. Или наши стражи порядка совсем ни на что не годятся?
Женщина кивнула и вышла. Александр всегда восхищался умением Акиры держать эмоции под контролем. Этим качеством обладал также друг и первый помощник Правителя Клит. Александр очень бы удивился, если бы смог увидеть обычно невозмутимого друга в данный момент: лицо Клита искажала ненависть.

Глава 2. Чёрный Клит

Темнокожий гигант, сжав кулаки, молча метался по комнате, наконец, он не смог сдерживать эмоции, и они вылились в слова:
— Если бы ты знала, как я его ненавижу! Первый всегда и во всём, даже в детстве, во время игр! Почему он, а не я? Чем он лучше? Чем?
— Мой господин! — нежные руки обвились вокруг могучей шеи. — Нет никого достойнее тебя! Тебя не оценили по заслугам, но вместе мы достигнем вершины, и оба Мира падут к нашим ногам! О, мой Чёрный Дракон!
Женщина, страстно произносящая эту речь, была похожа на огонь: медно-рыжие волосы, чёрные как уголь глаза, струящийся шёлковым пламенем наряд. Она отскочила от своего возлюбленного и повернулась вокруг себя. Теперь на Клита смотрела девушка, синеглазая с волосами цвета песка в нежно-голубом платье. Помощник Правителя привык к подобным перевоплощениям обожаемой феи. Не зря в своём Мире она носила имя Повелительница Стихий. Здесь же он называл её Саломея. Фея ещё раз обернулась — теперь это была женщина-ветер в платье цвета свинцового неба, с грозно нахмуренными бровями. Она продолжила свою речь:
— Мы оба были в шаге от успеха, но Филипп выбрал этого подверженного страстям Александра, а не тебя! А я? Моя бабка-Фея добровольно оставила трон волшебной страны, передав его ничтожному эльфу Дагде! Не матери, не мне! По её словам: мать слишком глупа, а я слишком умна. И ради чего она оставила власть? Ради любви к этому фигляру, к Томасу Рифмоплёту! Они отправились на Авалон к Моргане. И пусть бы отправлялись, но лишить трона собственную внучку!!! Нет, я не сдамся — любовь вознесёт нас к невиданным высотам!
И снова ярким пламенем полыхнула женщина-огонь. Больше других Клит любил именно этот лик Саломеи.
Они встретились сразу после падения Врат. Словно вихрь захлестнула, закружила, подчинила себе страсть. Клит и не подозревал, что способен на подобные чувства. Весь его мир замкнулся на Саломее и стремлении к власти. Но вскоре стало понятно, что даже власть нужна ему только для того, чтобы удержать ветреную волшебницу. Всего одно слово — и Клит отправился бы за возлюбленной куда угодно, даже на Острова Фей. Но планы Саломеи были другими — Повелительницу Стихий неудержимо манила власть. Клит осознал, что готов даже на предательство и убийство, лишь бы быть рядом с ней.
Помощник Правителя до сих пор с содроганием вспоминал тот день, когда десять лет назад было принято решение о закрытии Врат. Верховный жрец Туаты Тэм Лин объявил, что настало время, и он может наслать на Дракона крепкий сон. Один человек и один эльф пройдут в пещеру, но взять они должны только кристаллы. Если же тронут хоть что-то из других сокровищ Дракона — тот проснётся.
Соприкосновение двух Миров не пошло на пользу ни людям, ни обитателям Волшебной страны. Люди не могли долго находиться в Туате из-за губительного для них и безвредного для местных тумана. Только Острова Фей годились для жизни человека. Но король Дагда наложил строжайший запрет на встречи фей с людьми — из-за склонности волшебниц играть судьбами своих избранников. А это могло породить конфликт, нарушив хрупкое равновесие. Жители же Туаты селились в Мире людей с удовольствием, образуя семьи, обзаводясь детишками. Что не нравилось ни Филиппу, ни Дагде. Да и в народе зрело недовольство нежданными соседями.

Глава 3. Саломея

Что такое запрет короля для неё, не побоявшейся разбудить Дракона! Саломея усмехнулась. Она тонко чувствовала настроение своего избранника и знала, что тот ударился в воспоминания. Можно и присоединиться.
Когда Повелительница Стихий поняла, что владеть двумя Мирами лучше, чем одним, и ей нужен помощник — человек, она разбудила Дракона, направив его на Врата. Фея обратила внимание на троих. Но Правитель Филипп был стар, Александр слишком переменчив и влюблён в свою жену Таис. Оставался темнокожий Клит. Да, он годился как нельзя лучше, ведь те, кто скрывает эмоции, подвержены сильным страстям. Выбор был сделан. Правильный выбор. Саломея с улыбкой вспомнила, как этот гордый мужчина стоял перед ней на коленях, умоляя не покидать его. Это происходило, когда было принято решение восстановить Врата при помощи кристаллов.
Фея, прекрасно знающая все ритуалы, научила избранника, что необходимо сделать. После того, как были высланы жители Волшебной страны, состоялся ритуал закрытия Врат. В одной из башен королевского дворца в Туате и в древнем городе людей Шимин-аль-Шиме были установлены кристаллы. Вокруг них встали, держась за руки, по двенадцать представителей каждого Мира. Среди людей был Клит, а среди эльфов и фей — Повелительница Стихий. Во время ритуала они думали друг о друге, и во Вратах осталась брешь. Об этой лазейке знали только они двое. Все эти годы фея тайком навещала возлюбленного, всячески подогревая в нём ненависть к Александру.
Они сначала ждали, кого выберет Филипп, затем обсуждали захват власти. Годы шли, но что для феи время? А Клиту нужна была только Саломея. И вот, фея решила, что пришла пора действовать. Первым делом необходимо было избавиться от Александра. Его преемником по закону становился Клит.
Они решили воспользоваться увлечением Правителя —  уникальным заповедником на Острове Потухшего Вулкана, который Александр не без основания считал своим детищем и безмерно им гордился.
— Я задействую вулкан. Завтра — подходящий день. Жертв будет немного, это только начало. А вот когда на Остров отправится Правитель, уверяю, он не удержится от искушения посмотреть, как там его любимый заповедник, я применю землетрясение и цунами,  — Саломея прижалась к Клиту. — Но, мой господин, завтра мне необходимо вернуться в Туату. Король устраивает бал и требует моего присутствия. Ну, мой Дракон, не хмурь брови, это всего один день! К тому же моё присутствие здесь не нужно, вулкан уже разбужен и завтра покажет свой нрав.

Глава 4. Зеркало

В дверь тайной квартирки, где проходили их встречи, позвонили. Клит пошёл открывать, фея на всякий случай сделалась невидимой. Помощник правителя вернулся с плоским, довольно большим пакетом. Повелительница Стихий появилась в виде девушки-воды.
— Это, наверное, заказанная мною картина, — сказал Клит Саломее.
— Да, помню, ты обещал мне свой портрет, раскрывай скорее! — Саломея захлопала в ладоши.
Клит развернул свёрток и приставил к стене оказавшееся внутри зеркало. Оно отразило Клита и Саломею. Фея отразилась в своём четвёртом обличье, в том, которое тщательно скрывала от возлюбленного, заставив убрать из дома все зеркала. Рядом с высоким темнокожим мужчиной стояла древняя старуха в чёрном платье, её лицо бороздили глубокие морщины, подобные трещинам, покрывающим землю во время засухи. Женщина Земля. Только в этом виде отражали фею зеркала. Саломея вскрикнула и, схватив стул, запустила им в коварное стекло. Фея, закрыв лицо руками, горько зарыдала, Клит кинулся к ней, заключив в объятья.
— Теперь ты разлюбишь меня, — горестно прошептала Повелительница Стихий, принявшая лик женщины-огня.
 — Моя глупая девочка, неужели ты думаешь, что за все эти годы я не видел твоё отражение на полированной мебели или оконном стекле! — воскликнул помощник правителя. — Разве хоть раз я заставил тебя усомниться в моей любви! Чем доказать, что чувства мои горячи и сильны?
Клит покрывал поцелуями лицо, руки, шею своей драгоценной феи.
Рыдания стихли. Саломея подняла на Клита прекрасные бездонные глаза, полные слёз:
— О, Чёрный Дракон! Ты сумеешь это доказать, когда придёт черёд убить Дагду, иначе этого эльфа с трона не убрать. Ведь твоя рука не дрогнет?
— Моя рука не дрогнет даже убить Александра, одно твоё слово. Но кто мог прислать зеркало? — Клит задумался.
— Тэм Лин — мерзкий жрец — выследил меня и проник к людям, воспользовавшись нашей лазейкой! Старый интриган надеялся, что ты, увидев четвёртый лик, отвергнешь меня, — ответила фея. — Надо избавиться от жреца, пока он не доложил обо всём королю. Здесь, у людей, он уязвим. Я, используя Зов Фей, заманю его на Остров Потухшего Вулкана и лишу на сутки способности к перемещениям. Но если старик останется живым после извержения — дело за тобой.
— Не волнуйся, дорогая. Когда вулкан успокоится, я направлю на остров «Стервятников», под предлогом подготовки к визиту Правителя. Там, где проходит этот отряд, живых не остаётся, — Клит усмехнулся.
Глаза Феи восторженно заблестели, она обняла возлюбленного и прошептала:
— У нас ещё есть время, давай забудем обо всём, мой Дракон.

Глава 5. Дети готовят побег

Уже больше часа прошло после отбоя, но не все обитатели детского дома спали. На втором этаже велись тайные приготовления к завтрашнему событию. Официально — завтра экскурсия четвёртого класса в заповедник на Острове Потухшего Вулкана. А вот неофициально — заброска в джунгли юных путешественников: двойняшек Лайта и Флай.
Как только стало известно об экскурсии, в голове неугомонных брата и сестры родился замечательный, по их мнению, план. Когда наступит время возвращения с острова, они отстанут и спрячутся, чтобы немного пожить в условиях дикой природы. Сколько пожить? Как повезёт, может, их отсутствие долго не обнаружат. Весь класс был в курсе затеи. Смельчаков, рискнувших присоединиться к путешественникам, не нашлось, но в подготовке помогали все. Дети, жившие в детдоме, были очень дружны между собой.
Во время закрытия Врат некоторые женщины, родившие детей от жителей волшебной страны, сдали ребятишек в детдома. Таких не очень осуждали — люди стремились забыть обо всём, что связывало их с другим Миром. Большему осуждению подвергались те, кто стремился добиться разрешения на выезд с любимыми в волшебную страну с проживанием на Островах Фей. Они воспринимались чуть ли не предателями. Король Дагда разрешение на переселение дал, а вот Филипп оставаться в Мире людей волшебным существам запретил.
Двойняшки попали в детский дом одними из первых. Они утверждали, что хорошо помнят своего отца — весёлого эльфа Пака. Взрослые или отмахивались, мол, что вы можете помнить, вам и года не было, или ругались, запрещая даже упоминать «о всяких там эльфах». А вот друзья верили. Друзьям было всё равно, что двойняшки — полукровки. А вот взрослые почему-то относились к таким, как брат с сестрой, с пренебрежением.
Весёлые шустрые непоседы-двойняшки являлись для воспитателей вечной головной болью. Они постоянно придумывали какие-нибудь проказы. Доставшиеся же от отца волшебные качества благоразумно не проявляли, хотя тайком постоянно совершенствовали.
Лайт сидел на кровати и при свете фонарика проверял содержимое рюкзачка, два соседа по комнате, дети жили по трое, давали советы. Дверь приоткрылась и внутрь скользнула Флай.
— Тебе чего? — невежливо поинтересовался брат. — Всё же уже решили. Вот попадёшься Вороне, всех запалишь.
— Воспиталка к сторожам ушла, чай пить. Раньше, чем через час не явится. Сегодня Толстый дежурит. Они с Вороной мутят, — заявила Флай.
Ей не терпелось поделиться новостью, и она выпалила:
— Завтра нас Эсэмэска повезёт!
— Класс! — отреагировал Лайт.
Воспитательница, прозванная Эсэмэской, отличалась крайней рассеянностью и ничего, кроме сотового телефона, её не интересовало. Такая не то, что детей — голову свою потеряет.
Брат и сестра были рады: пока всё складывалось просто замечательно.

Глава 6. Проснувшийся вулкан

Вертолёт завис над островом. Охранник Ян Коллинз, сидевший в кабине рядом с напарником Стивеном, глянул вниз: на взлётной площадке один служебный вертолёт — это смена. Только Ян со Стивеном приземлятся, второй вертолёт взлетит. Так здесь проходила пересменка. Конечно, по правилам, сменщики должны были вместе всё проверить, и лишь потом улетать, но кто их соблюдал эти правила! Пассажирских вертолётов не было, значит, экскурсии уже закончились, дежурство будет лёгким. Но что-то не давало охраннику покоя, что-то было не так. После приземления Ян посмотрел вслед улетающему вертолёту и понял, что именно: над вулканом вился дымок. Он указал напарнику:
— Смотри, Стив!
— Пойду, свяжусь с Центром, пусть запросят вулканологов. Что-то мне не нравится эта картинка, — Стивен поспешил в домик охраны. Он всегда был очень осторожным.
Ян внимательно огляделся кругом, ему показалось, что раздался какой-то гул. Охранник прислушался — нет, тихо. Даже слишком тихо. Ян пожал плечами и тоже отправился в дежурку.
Стивен с кем-то громко ругался по рации.
— Они бы ещё головы свои потеряли, придурки! — орал напарник. — Тут извержение с минуты на минуту начнётся, а нам прикажете ублюдков искать?
— Что случилось? — поинтересовался Ян. — Кто потерялся? Про извержение — правда?
Стивен, ещё весь красный и злой после разговора, буркнул:
— Ещё какая правда! Сообщение по факсу пришло прямо перед нашим прилётом. А потерялись двое полукровок из детдома, с утренней экскурсии. Ещё бы через неделю хватились! Смываться надо, а не этих уродов искать!
— Стив, это же дети, — возразил Ян. — Ты готовь вертолёт, а я быстренько смотаюсь в джунгли. Ребятишки чаще всего на Обезьяний холм убегают.
Охранники вышли из домика. Ян побежал к воротам в заповедник, а Стивен, посмотрев вслед, пробормотал:
— Уроды, они и есть уроды, — и сплюнул.
Джунгли встретили Яна тишиной: ни пенья птиц, ни криков обезьян. Вновь послышался гул, дым над вулканом сделался гуще.
Недалеко от холма Ян услышал детские голоса. Мальчик и девочка нисколько не напугались, когда из зарослей выскочил охранник. Они прижимались друг к другу, девочка держала на руках маленькую обезьянку.
— Вулкан просыпается, — сообщил мальчик.
— Все обезьяны в ту сторону убежали, а вот он в лианах запутался, — пояснила девочка.
— Пойдёмте быстрее, надо улетать, — Ян подхватил лежащие на земле рюкзачки, взял за руку девочку и повёл ребятишек к выходу по короткой тропе.
Неожиданно земля дрогнула, гул стал громче. Охранник и дети еле удержались на ногах. Из вулкана валил дым, и проскакивали искры. Ян пошёл быстрее, но тут откуда-то сбоку послышался стон. Сунув рюкзачки мальчишке, охранник показал детям на уже видневшийся выход:
— От ворот бегите направо к вертолёту.
Сам же кинулся в заросли. Недалеко от тропы он обнаружил старика, лежащего на земле. Старик был жив, но без сознания. Высокому, мощному Яну ничего не стоило взвалить его на плечи.    Дети ждали охранника. Ругаться времени не было и он, кивнув на выход, побежал в ту сторону. Сверху посыпался пепел.
Когда они выбежали за ворота, их встретил шум улетающего вертолёта. Землю ещё раз тряхнуло, да так сильно, что все попадали. Тяжело поднимаясь, Ян сказал детям:
— Не бойтесь, здесь есть убежище в горах, поедем туда.
Он, со стариком на плече кинулся к стоящему неподалёку старенькому открытому джипу, дети последовали за ним. Когда Ян размещал старика на заднем сиденье, мальчик крикнул:
— Смотрите!
С вершины вулкана сползала лава. Пепел сыпался хлопьями, резко потемнело. Ребятишки и Ян запрыгнули в джип, и машина рванула с места.

Глава 7. Убежище в горах

Лава, стекающая с вулкана, разделилась на два потока: один устремился в сторону заповедника, а другой к горам, сжигая всё на своём пути. Ян, оглянувшись, успокоился — часть лавы была вообще не опасна, хотя и отрезала путь назад, а вторая текла параллельно движению машины, даже опережая по скорости. Если бы охранник не видел этого своими глазами, ни за что бы не поверил, но лава текла быстро, словно водный поток. А дальше случилось вовсе невероятное: поток развернулся и устремился наперерез машине.
— Стой!!! — закричала девочка, сидевшая рядом с Яном.
От неожиданности он остановился. Девочка сунула ему обезьянку и выскочила из машины. Ян рванулся за ней, но в рукав его куртки вцепился мальчик, со словами:
— Не мешай. Флай знает, что делает!
Девочка, отбежав от машины, закружилась, превратившись в огненный вихрь. Это длилось несколько секунд. Лава остановилась.     Флай заскочила в машину и крикнула:
— А теперь быстрее, мы должны успеть!
Успели — лава потекла, когда они уже взобрались по камням к пещере, в которой было устроено убежище. Старика Ян тащил на плечах, тот оставался без сознания. Подойдя к задней стене пещеры, Ян нажал на рычаг. Стена отъехала. Охранник, благословляя про себя строителей этого убежища, щёлкнул выключателем (помещение было оборудовано генератором) и завёл детей внутрь. Перед тем, как закрылась дверь, раздались громкие шипение и треск — лава достигла моря. На несколько минут Ян и дети почувствовали себя оглохшими.
Помещение, где они находились, было оснащено системой очистки воздуха и воды. По периметру располагались широкие скамьи, на которых лежало несколько одеял. На одну из скамей Ян уложил старика. Он осмотрел пострадавшего и не нашёл повреждений. «Наверное, ударился, когда упал. Ничего, очнётся, — подумал охранник. И уж совсем запоздало пришла мысль. — Откуда он-то взялся на мою голову?»
Ян повернулся к детям. Все трое посмотрели друг на друга и дружно засмеялись. Чумазые, почти чёрные от пепла, только глаза блестели, а зубы казались неестественно белыми. Даже обезьянка разделила веселье, прыгая от одного к другому.
— Меня зовут Ян, — вдоволь насмеявшись, охранник решил, что настало время познакомиться.
— Лайт, — протянул руку мальчик. Охранник пожал худенькую кисть.
Обезьянка тут же протянула лапку.
— Это Пак, он тоже хочет познакомиться, а я Флай, — опять засмеялась девочка. Ян пожал лапку обезьянке.
Потом все, как могли, отмылись под краном, и присели на скамью. Места было много, но девочка и мальчик прижались с обеих сторон к могучему, похожему на викинга из сказок охраннику. Даже обезьянка Пак забрался к Яну на плечо и стал по-своему что-то щебетать, перебирая лапками его светлые, коротко стриженые волосы. Когда детей сморил сон, Ян устроил их на скамье, заботливо накрыв одеялом, и сам прилёг на соседней. Пак забрался к нему на грудь.
Охранник проснулся внезапно. Он почувствовал чей-то взгляд и открыл глаза. Старик сидел на скамье и смотрел на своего спасителя.
— Извержение закончилось, настало утро, — сообщил он.

Глава 8. Тэм Лин

Старый жрец не мог вспомнить, как попал на остров, хотя понял, чьи это происки. Остальное помнил чётко, с того момента, как этот великан-охранник взвалил его на плечо. Тэм Лин не мог пошевелиться. Он попытался открыть глаза, хотя для того, чтобы видеть ему это было не нужно. Когда поток лавы повернул, жрец окончательно убедился, что это проделки Повелительницы Стихий. Как хорошо, что король Дагда послушал его совета и выманил негодную фею, якобы на бал. Вместе с повелителем Туаты они придумали замечательное наказание для ослушницы — изгнание на Авалон под надзор бабушки и Томаса. Если бы мог, жрец бы усмехнулся.
Он сразу понял, что охранник — герой из пророчества, а дети сумеют закрыть брешь во Вратах. То, как девочка остановила лаву, подтвердило догадку старого Тэма. Только к утру жрец обрёл способность двигаться. Он сообщил проснувшемуся Яну, что извержение закончилось. Охранник приоткрыл дверь, и, прислушавшись к приглушенному звуку, воскликнул «вертолёт» и выскочил наружу. Проснувшийся Лайт кинулся за ним. Вернулись они подозрительно быстро, причём Ян тащил мальчишку за руку. Он задвинул дверь и сказал:
— «Стервятники», ликвидаторы.
Жрец не понял, что означали эти слова. Охранник пояснил:
— Это специальный отряд, их высылают для уничтожения преступников. Но и свидетелей они после себя не оставляют. Я когда служил в армии, рядом располагалась одна из их баз. Хоть бы нас не нашли!
— Нужно, чтобы нас не нашли? — спросил Лайт, и не дожидаясь ответа, подошёл к двери и положил на неё ладони. Спустя пару минут дверь засветилась зелёным светом. Мальчик отошёл, свечение не прекратилось.
— Вот теперь нас никто не найдёт, — сказал Лайт.
Жрец удовлетворённо кивнул. Да, это действительно подходящие дети. И тут Ян наконец-то задал вопрос:
— Отец, а ведь ликвидаторы прилетели по твою душу. Зачем им какой-то охранник и ребятишки? Рассказывай.
Тэм Лин рассказал всё, что знал: и о заговоре, и о стремившейся к власти фее, и о Чёрном Клите.
— Необходимо предупредить Александра об измене, но это должен сделать человек, которому ваш Правитель доверяет, — добавил он.
— Это не проблема, — заявил Ян. — Моя бывшая жена Акира — помощник Правителя. Как только мы выберемся, я ей позвоню — здесь сеть не ловит. Проблема выбраться.
Жрец встал и с пафосом произнёс:
— Скоро мои способности полностью восстановятся, и я всех нас перемещу в город Шимин-аль-Шим, к кристаллу. Ты, Ян, сможешь связаться с женой, а вы, дети, после моего ухода закроете брешь во Вратах. Для этого достаточно будет положить руки на кристалл и дождаться, когда оттуда вырвется столб света. Силы добра одержат победу!
Торжественность момента нарушила Флай.
— А можно взять с собой Пака? — спросила она.

Глава 9. Древний город

Александр обсуждал с министром свой визит на Остров Потухшего Вулкана, когда вошла Акира и попросила уделить ей несколько минут. Посетитель вышел, а Тень императора, не дав опомниться изумлённому Правителю, сказала:
— Речь о государственной измене, прошу вас выслушать моего бывшего мужа, — и протянула трубку…
Клит метался из угла в угол, как тигр в клетке. Саломея не вернулась. Сердце сковал обруч тревожных предчувствий. Когда же командир «Стервятников» доложил, что на острове никого нет, Клит неожиданно вспомнил пророчество, о котором твердили все вокруг.
— Кристалл! — воскликнул он…
— Какая красота, — Флай любовалась кристаллом, переливающимся всеми цветами радуги.
— Вы всё запомнили? — наверное, уже в десятый раз спросил двойняшек жрец.
— Не переживайте, дедушка, всё будет пучком! — успокоил его Лайт.
Тэм Лин тяжело вздохнул, а Ян широко улыбнулся. Он уже давно успел переговорить с Акирой и Правителем, а жрец всё инструктировал ребятишек. Пака охранник взял на руки, чтобы обезьянка не помешала детям.
— Прощайте! Мира вам, люди, — старик растворился в воздухе.
Брат и сестра положили ладони на кристалл. Неожиданно Пак забеспокоился и вырвался из рук. Ян обернулся. К ним бесшумно подходил высокий темнокожий мужчина, целясь в детей из пистолета. Охранник увидел его глаза — глаза убийцы. Ян кинулся на мужчину, закрывая ребятишек, и упал с ним на пол. Раздался выстрел. Лайт и Флай от страха зажмурились, но рук от кристалла не убрали. Чёрный Клит столкнул с себя обмякшего Яна, но прицелиться не успел, на него накинулся визжащий чертёнок. Клит, что есть силы, отшвырнул обезьянку. Та, отлетев, ударилась о стену и замерла. Больше он ничего сделать не успел — его скрутили телохранители Правителя и поставили на ноги. В тот момент, как вошёл Александр в сопровождении Акиры, из кристалла вырвался столб света. Одновременно раздались два крика, слившихся в один, взлетевший ввысь:
— Ян!!!
— Саломея!!!
Потрясённый Правитель увидел, как обычно бесстрастные лица Тени и вероломного Клита скомкались и распались на тысячи частичек отчаяния и горя. Акира кинулась к неподвижно лежащему бывшему мужу, а Клит, рухнув на колени, завыл как смертельно раненый зверь. Столб света исчез — Врата закрылись.

Эпилог

Высокая, похожая на птицу женщина поднялась из-за стола навстречу входящей в кабинет миниатюрной японке.
— Миссис Акира Коллинз, рада сообщить, что опекунский совет, рассмотрев просьбу об усыновлении вами детей, принял положительное решение. Это прецедент, но за вас ходатайствовал сам Правитель.
— Когда я смогу их забрать? — спросила Акира.
— Хоть сейчас, — старший воспитатель, прозванная детьми Вороной была искренне рада избавиться от непосед.
Она позвонила куда-то и через несколько минут в дверь входили Лайт и Флай. Дети насторожённо вглядывались в лицо Акиры. Она улыбнулась и протянула руки для объятья. Двойняшки кинулись к ней. Обнявшись, они втроём вышли из здания, не обращая внимания на бормотание Вороны, что-то говорящей вслед.
На улице их ждал мальчишка-подросток очень похожий на Акиру лицом, но высокий и широкоплечий. А на руках у него был…
— Пак! — закричала Флай.
Дети по очереди гладили вертящуюся от радости обезьянку.
— Мы думали, он умер, — сказал мальчишке Лайт.
Тот улыбнулся:
— Героев не так-то просто убить!
— Значит, Ян тоже жив? — с робкой надеждой спросила Флай.
— Жив, конечно. Но отец ещё в больнице — сегодня выписывают. Мы вместе за ним заедем. Надо поторопиться. Кстати, меня зовут Тор. И я не завидую тем, кто рискнёт вас обидеть.
Мальчишка, в чьих жилах кровь самураев смешалась с кровью викингов, обнял новоявленных брата и сестру и повёл к машине, где их уже ждала мама.
Они не видели, как небо покрыла рябь и на нём проявились последние слова пророчества:
«Для тех, кто спор ведёт с судьбой
Остаться главное собой.
И в мире воцарятся вновь
Надежда, вера и любовь».

***

В то же время за Вратами на Островах Фей велся поиск сбежавшей из заточения Повелительницы Стихий. Никто и не подумал проверить пещеру Дракона.
Саломея сидела на груде золота и гладила лежащую у неё на коленях аспидно-чёрную голову хозяина сокровищ. Дракон блаженно жмурился и слушал нежный, как ручеёк голос.
— Он так похож на тебя, — рассказывала фея, — сильный, смелый! Лучший из людей. Ну почему я сразу не поняла, как люблю Клита? Зачем мне власть, бессмертие, красота, если его не будет рядом? Сейчас моему любимому плохо, я чувствую это. Александр не разрешит казнить бывшего друга, он слишком мягкий для этого. Видишь, как пригодилась та черта Правителя, за которую мы с Клитом его презирали. Но в тюрьму моего любимого заточили. Я знаю, где он. Любовь обострила все чувства. Ведь ты поможешь мне вызволить Клита из тюрьмы и перенести на Острова Фей? Ведь ты такой могучий и непобедимый, мой Дракон!


По следу Единорога

Глава 1. Легенда

Хмеля в этот год уродилось много. Женщины собрались во дворе у Матильды и перебирали собранный урожай. Дети, что постарше, помогали взрослым, малыши же просто крутились рядом. Самый лучший хмель будет отправлен в замок барона, да и тот, что похуже, не пропадёт — пиво получится знатным.
— Тётушка Тильди, — обратился сынишка Эльзы Курт к хозяйке двора, — ты обещала нам рассказать про Единорога!
Все остальные дружно поддержали мальчика. Матильда рассказывать умела, а за беседой и работа быстрее движется.
— Что же, расскажу, — ответила Матильда, и, повернувшись к Эльзе, сказала: — Да запусти ты его уже во двор, сил нет слушать, как скребётся!
Курт открыл ворота, и огромный белый волк степенно зашёл и лёг у ног хозяйки. Три года назад Эльза нашла в лесу полуживого необычного цвета волчонка. Её сердце дрогнуло при виде заморыша, и она забрала его себе, подарив тепло и ласку. В деревне над ней посмеивались:
— Вот ты с ним нянчишься, а он подрастёт, и поминай, как звали! А то ещё повадится скотину таскать.
Однако, волк, названный Вульф, когда вырос, никуда убегать не собирался. Не было в деревне собаки, так же преданной своим хозяевам. Эльзу стали уговаривать продать волка. Даже как-то пожаловал сам барон. Он давал хорошую цену и был несказанно удивлён не столько отказом этой странной крестьянки, сколько её ответом:
— Друзей не продают, Ваша Милость.
Вообще-то, любой другой барон или герцог забрал бы то, что хочет силой, а строптивица получила бы плетей. Но этот барон был ещё очень молод, у него сохранились понятия о справедливости, а сердце не успело очерстветь. В замке и окрестных деревушках не уставали благодарить бога за то, что у них такой хозяин. Вульф остался у Эльзы.
Волк лежал у ног хозяйки с довольным видом: он рядом и никто не обидит обожаемых им людей. Матильда только головой покачала, глядя на защитника, и начала свой неспешный рассказ:
— Давно, ох, как давно это было. Беда за бедой обрушивались на наше королевство: засуха, голод, «чёрная смерть». А когда прошло всё это, напал враг лютый и безжалостный, и бежали оставшиеся в живых в леса и в горы. Но Бог не отвернулся от нашего народа! Потомок Зигфрида Сван повёл людей за собой на битву. Дрогнул враг и бежал. Но прежде, чем уйти, отравили недруги все колодцы, а в реке вода текла от крови красная. Вновь людям смерть в глаза посмотрела. Но старцы вспомнили, что есть в лесу поляна волшебная, где по утрам Единорог в росе купается, и отправили туда юную деву, и душой и телом чистую. И привела дева Единорога — склонился он перед ней. Опускал он волшебный рог в воду. Становилась вода чистой. И в реку рог опускал. Спас людей от смерти, а они-то его «отблагодарили»: ноги путами опутали, чтобы отпилить рог волшебный. Ведь если рог такой к отравленной воде или пище поднести, он цвет меняет. Да только Сван не позволил Единорога тронуть, своим мечом путы разрубил и отпустил волшебного зверя. С той поры никто Единорога не видел. Осторожным он стал, и на поляне появляется, если людей рядом нет.
Закончила свой рассказ Матильда, и ещё долго все молчали, даже ребятишки притихли. Только Курт никак успокоиться не мог:
— Как же люди-то могли так? Ведь он же жизнь им спас. Ах, одним глазком бы глянуть, какой он: Единорог! Тётушка Тильди, а ты знаешь, где поляна волшебная?
Матильда нахмурила брови, но ответила:
— Знаю, да вот только говорить о том никому не буду. Ведь это моя пра-прабабушка к людям Единорога вывела. Вина перед ним на весь мой род легла, так что, молчанием её искупаем.
Курт неожиданно серьёзно сказал:
— Тогда, конечно, нельзя рассказывать.
Эльза с удивлением посмотрела на сына. «Ему нет десяти лет, а он уже начинает взрослеть, — подумала она. — Смерть отца и на него сильно повлияла». Генрих, отец Курта и муж Эльзы, погиб четыре года назад. Он был рыбаком. Перевернувшаяся лодка унесла жизни его, мужа Матильды и ещё четырёх человек. Эльза до сих пор носила траур. Когда, закончив работу, они отправились домой, Курт только и говорил, что о Единороге. Когда Эльза заснула, ей приснился белоснежный красивый зверь с волшебным рогом на лбу.

Глава 2. «Именем короля»

Не только в деревне помнили легенду о Единороге. Не раз вспоминал о ней и король Фридрих, внук Свана. Разными бывают потомки, и у никудышных родителей может появиться хороший ребёнок. В случае же с Фридрихом получилось наоборот. Ему не перешли ни честность, ни доблесть, ни справедливость великого деда. Разве что ум, да и тот использовался исключительно для того, чтобы из любой ситуации извлечь для себя выгоду.
Король был уже немолод. С возрастом он стал очень подозрительным. Король Фридрих не доверял своим пятерым сыновьям и считал, что они хотят его отравить. Эта мысль не давала ему покоя ни днём, ни ночью. Пищу королю готовили отдельно, и, прежде чем приступить к трапезе, он заставлял всё пробовать специального слугу. Тут-то и вспомнилось о волшебной силе Единорога. Фридрих был ужасно зол на своего деда: как можно было держать в руках сокровище и по своей воле выпустить его!
У некоторых монархов была посуда из волшебного рога. Вот кому король дико завидовал, ведь пока они ели из этой посуды, их просто невозможно было отравить. Посуда меняла цвет при малейших примесях яда.
Как-то Фридриху показалось, что старший сын посмотрел на него искоса, и он спешно созвал тайный совет. Он пригласил туда главного егеря, астролога и начальника личной охраны.
— Необходимо срочно изловить Единорога, — заявил он. — Я чувствую, что зреет заговор. Мне просто необходимо себя обезопасить. Сам зверь мне живым не нужен, главное — волшебный рог.
Главный егерь сказал:
— Поляна, где появляется Единорог, по преданиям находится где-то на землях барона Вальтера. Мы можем послать барону гонца с сообщением, что король оказал ему величайшую милость, изъявив желание поохотиться в его угодьях, скажем, на кабана. Истинной цели охоты открывать не следует.
— Прекрасно, — одобрил Фридрих. — Иди, готовь всё необходимое и посылай гонца.
Егерь удалился.
— Что скажет мне астролог? — поинтересовался король.
— Звёзды и планеты говорят, что ты сумеешь поймать Единорога. Но будет и какое-то препятствие на пути к цели. Я не вижу чётко: это или несколько человек, или животное. Но что-то будет точно.
— Хорошо, — кивнул король в мрачной решимости. — Я возьму не только личную охрану, но и десяток лучших воинов. Можешь идти.
Король отпустил астролога. Начальник личной охраны выжидал, он уже понял, что для него будет особое поручение.
— Вот что, Конрад, — обратился к нему король, — в одной из деревушек около замка Вальтера должны жить потомки девы, усмирившей единорога. Пошли своих людей найти их, и выясни, какое слабое место у них имеется. Вдруг они не захотят показывать поляну.
Конрад кивнул и тоже вышел.
Через несколько дней в замок барона Вальтера въехал королевский кортеж. Если барон и удивился неожиданному визиту, виду не подал. Он радушно встретил Фридриха, закатив грандиозный пир. Кое-что в снаряжении охотников показалось Вальтеру странным. А случайно подслушанная фраза: «главное не повредить рог», заставила его похолодеть. Вот, оказывается, на кого приехал охотиться король!
Барон с детства мечтал увидеть Единорога и очень гордился тем, что на его землях обитает такое сказочное животное. Он стал лихорадочно думать, как помешать королю.
Рано утром в ворота Матильды раздался стук. После вопроса хозяйки: «Кто там», раздалось:
— Именем короля, открой!
Матильда распахнула ворота, и во двор въехал король в окружении воинов.
— Ты должна показать нам поляну Единорога, — произнёс Фридрих.
— Я не могу этого сделать, — твёрдо сказала женщина. Король кивнул головой воинам и те, кинувшись в дом, выволокли оттуда четверых перепуганных детишек Матильды.
— Ну, что? — спросил король. — Решай, что важнее для тебя: жизнь твоих щенков или сохранённая тайна.
— Я скажу, где поляна, — враз помертвевшим голосом произнесла Матильда.
— Вот так-то лучше, — усмехнулся король, — но берегись, если ты обманешь, и Единорог не выйдет к юной деве…
— Единорог не выйдет к юной деве, — сказала женщина. — Его один раз обманули, и он не доверяет больше людям.
Фридрих задумался, а главный егерь сказал:
— Ваше Величество, мы поставим капканы на поляне: зверь не уйдёт.
— Пусть так и будет, — кивнул король.

Глава 3. Освобождение

В эту ночь Эльза спала плохо, да и Курт ворочался во сне. Накануне вечером к ним прибегала Матильда и, рыдая, рассказала о том, что отвела короля к волшебной поляне, и что там устанавливают капканы.
— Я предала его! — восклицала женщина.
Эльза успокаивала подругу, говоря:
— А разве у тебя был выбор?
— Выбора не было, но разве от этого предательство перестаёт быть предательством? — горестно произнесла Матильда.
Среди ночи задремавшей Эльзе вновь приснился Единорог. Он метался и беспокоился. Женщина услышала вой волка во дворе и решительно встала с постели. Потихоньку одеваясь, чтобы не разбудить сына, она думала: «Надо помочь, надо торопиться». Выйдя во двор, она взглянула в глаза волку и сказала ему:
— А ведь ты знаешь, куда надо идти. Веди меня!
Они побежали в сторону леса. Когда Эльза остановилась на минутку отдышаться, её ухо уловило шорох в кустах.
— Выходи, Курт, — сказала она, — мне некогда отправлять тебя домой, придётся взять с собой.
Курт, отряхиваясь, вылез из кустарника.
— Я тоже хочу спасать Единорога, — упрямо заявил мальчишка. Эльза только рукой махнула, и, ведомые волком, они побежали дальше.
Когда они выбежали на поляну, только-только начало светать. Огромный белоснежный зверь с рогом на лбу безуспешно пытался вырвать из капкана заднюю ногу. Он стонал от боли. Глянув на капкан, Эльза замерла от страха, таким он был большим.
— Хоть бы кости не раздробило, — прошептала она.
Заметив людей, Единорог заметался сильнее, и Эльза в отчаянии воскликнула, обращаясь к нему:
— Я знаю: ты не доверяешь людям, и я не юная дева, но, прошу, позволь нам с сыном помочь тебе!
Огромный белый волк подошёл к Единорогу и стал неотрывно смотреть на него, словно стараясь донести какую-то мысль. И Единорог понял — он встал смирно и успокоился. Эльза с Куртом подошли и начали открывать капкан. Но женским и детским рукам не хватало силы. Внезапно, они почувствовали, что кто-то им помогает. Подняв взгляд, Эльза увидела барона. Вальтер молча кивнул ей, и втроём они разомкнули мощный капкан. Эльза осторожно ощупала ногу зверя и облегчённо вздохнула.
— Кости целы, — сказала она.
А Вальтер обмыл рану водой из фляжки. На глазах у изумлённых людей рана затянулась, как её и не было. Единорог перебирал ногами, но идти через поляну опасался. Вульф смотрел то на хозяйку, то на него. И Эльза поняла, она опустилась на колени и, обхватив волка руками за шею, сказала:
— Вот почему ты такой необычный! Твоё предназначение — охранять Единорога. Я отпускаю тебя. Каждый из нас обязан выполнять свой долг.
Курт тоже обнял Вульфа на прощание. Волк пошёл по поляне, обходя капканы и указывая путь, за ним послушно последовал Единорог. Эльза вытерла слезинку, да и Курт пару раз всхлипнул. Вальтер же не мог оторвать взгляд от великолепного волшебного зверя.
Они долго смотрели вслед, пока отдалённые звуки охотничьих рожков не привели их в чувства. Вальтер приказал Эльзе и Курту сесть на его лошадь.
— Скачите в объезд, а у окраины деревни отпустите лошадь и пробирайтесь домой пешком. Втроём нам не уйти. Я задержу воинов короля. Меня, скорее всего, помилуют, у вас такого шанса нет, — и, не дожидаясь ответа, он развернулся и пошёл навстречу королевской охоте.
Нет слов, описать ярость короля, когда он узнал, что уже пойманный Единорог был отпущен на свободу. Его вид был страшен. Он приказал схватить Вальтера и бросить в темницу его же замка. Вассалы барона не осмелились встать на защиту своего господина, ведь это бы означало восстать против короля.
Фридрих не мог успокоиться. Он приказал начальнику охраны:
— Ты должен распорядиться строить помост для казни. Ничтожному мальчишке надо отрубить голову ещё до захода солнца. Согнать всех, чтобы смотрели на казнь. Пусть знают: никто не может идти против воли короля!
Весть о предстоящей расправе над бароном Вальтером распространилась очень быстро. Эльза с Куртом пришли к Матильде. Рассказав обо всём, случившемся на поляне, подруге, Эльза отправила сына играть с детьми Матильды и перешла к главному.
— Тильди, — сказала она, — я знаю, что ты не оставишь моего мальчика. Вчера не было выбора у тебя, а сегодня мне не оставляет выбора моя совесть. Я иду к королю. Признавшись, что это я освободила Единорога, я спасу барона. Нельзя допустить его гибель ещё и потому, что после смерти Вальтера мы все достанемся его кузену. А ты знаешь прозвище кузена: «приспешник ада». Не плачь и не уговаривай меня. У каждого свой долг и своя судьба.
— Там какая-то крестьянка рвётся поговорить с тобой, король, говорит, что по важному делу. Пустить? — спросил Конрад своего господина. Король уже немного успокоился в предвкушении казни.
— Впусти, — приказал он.

Глава 4. День казни

Спокойствие короля как ветром сдуло при первых же словах Эльзы:
— Ваше Величество! Это я отпустила Единорога. Барон ни при чём, я действовала одна.
Приспешники, окружающие короля, испугались, что того хватит удар. Фридрих резко покраснел и закричал:
— Не зря астролог твердил о нескольких людях. Вот она сообщница! В темницу её, казнить обоих через два часа!
— Я была одна, — твердила Эльза, но никто её не слушал. Воины подхватили женщину и так сильно швырнули в камеру, что она упала, не удержавшись на ногах. Лязгнули железные запоры. Находившийся в камере Вальтер кинулся к Эльзе, помог ей подняться и усадил на лавке.
— Они всё-таки тебя нашли, — с горечью воскликнул барон.
— Я пришла сама, — призналась Эльза. — Надеялась, если скажу, что была одна, тебя отпустят.
Вальтер прижал её к себе:
— Маленькая женщина оказалась отважнее и преданнее всех моих воинов. Бедная, глупая героиня, неужели ты ещё не поняла, что наш король безумец!
Обнявшись, поддерживая друг друга, пленники ждали часа казни. Им было страшно, но они не жалели о своём поступке.
Когда Вальтера и Эльзу вывели на помост, согнанная солдатами к замку толпа издала недовольный гул. Неожиданно Курт вырвался из рук Матильды и, прошмыгнув под ногами у воинов, вскарабкался на помост.
— Я тоже спасал Единорога, — раздался звонкий мальчишеский голос. — И не оставлю маму и барона одних!
Курт дерзко смотрел королю прямо в глаза. Слёзы заструились по лицу Эльзы.
— Что же ты наделал, сынок, — прошептала она.
Король обрёл дар речи и закричал:
— Казнить щенка!
Толпа загудела, но внезапно наступила мёртвая тишина.
Со стороны леса, словно по воздуху, летели огромный белый волк и белоснежный Единорог. Это больше не были прирученный дружелюбный волк и очарованный юной девой сказочный зверь — это были два смертельно опасных и отчаянно храбрых воина.
— Поймать его! — завизжал король, и пена выступила на его губах. Но первый же послушавшийся воин упал с разорванной рукой, остальные отскочили подальше. Король ещё кричал, когда Единорог доказал, что рог его ещё и грозное оружие. Зверь вонзил его в короля, затем высоко подкинул в воздух поверженного врага. Фридрих умер ещё до того, как упал на землю. На глазах у всех обагрённый кровью рог стал синим.
— В жилах короля текла ядовитая кровь! — выкрикнул кто-то. Конрад быстро сориентировался.
— Король был одержим дьяволом! Этим и объясняются его приказы. Мы отвезём тело во дворец, — сказал он.
Погрузив тело короля на лошадь, вся его свита поспешила уехать из этих мест. Но никто не обращал на них внимания. Все смотрели, как удаляются волк и Единорог, рог которого вновь стал белым.
Вальтер помог спуститься с помоста Эльзе и Курту. Рассеянно отмахиваясь от поздравлений и заверений в верности, барон обратился к Эльзе:
— Ты самая лучшая из всех встреченных мной женщин. Я предлагаю тебе стать моей женой, а твой сын станет и моим.
Эльза рассмеялась:
— Испытания помутили тебе разум, мой господин Я старше тебя на целых пять лет!
— Лучше бы ты не умела считать, — улыбнулся Вальтер и уже серьёзно добавил: — Это совсем не важно. Ты выйдешь за меня замуж?
— Нет, никогда, — последовал ответ.

Эпилог

День выдался солнечным. Эльза заканчивала вышивку, изредка поглядывая на колыбель, в которой спала её двухмесячная дочка. Её муж и сын были в восторге, когда родилась девочка. Эльза нисколько не жалела, что приняла предложение барона, правда произошло это не сразу.
Сначала её уговаривал только Вальтер, затем он переманил на свою сторону Курта и Матильду. В конце концов, все жители деревни стали её уверять, что лучшей баронессы они не представляют. Свадьба была весёлой и отмечалась с размахом. На волшебную поляну отнесли изысканные лакомства для Единорога и забили барана для волка. С тех пор угощение сказочных животных вошло в традицию. Каждый праздник отправлялись дары. Так люди извинялись за причинённый вред.
А Эльза обрела нежданную любовь.
Дверь отворилась, и в комнату вошли весёлые Курт и Вальтер. Они объезжали новых лошадей. Эльза встала им навстречу:
— А я как раз закончила вышивать наш новый герб.
Она развернула вышивку: на зелёном поле белый волк вёл за собой белоснежного Единорога.



Лера Панова,
г. Самара, Россия.

Мне скучно!

В одном совсем обычном мире, назовем его Вандерворд, жил совсем обычный тиран по имени, скажем, Злыдень. И был у него на подхвате помощник и секретарь, обычный такой парень с крыльями и рогами, а звали его, кажется, Трамвайдепоконтролер. Ой, извините, не то! Звали его Август. А еще там был троюродный внучатый племянник сестры бабушки по линии второго отца его Тиранства и Деспотизма господина Злыдня, парень юный и в меру наивный, Санни Молчун. Почему молчун? Потому что молчит все время.
Так, я вас уже запутал, наверное? Скоро разберемся. А пока, позвольте и мне представиться. Лапа, просто Лапа. Обаяшка и милаш. Кот его Тиранства, переданный ему по наследству от кузена тети его матери… Ну, вы поняли, у нас тут весело!
Злыдень вообще-то не такой уж и плохой, по меркам тиранов — особенно. На кол не сажает, ноги-руки не ломает, языков не вырывает. Капризный только, да вечно требует развлечений. Бывает, как завопит на весь замок: «Мне скучно!», так Август со всех ног бежит, чтобы его Тиранство уважить. То циркачей ему приволочет из другого мира, то зверюшку какую таинственную, то сам в пляс пускается, этот, как его… брейк-данс! Только Злыдень он на то и Злыдень, что вечно недоволен.
— Мне скучно!!!
Вот, слышите? Опять орет. Пойду, погляжу, чего наш крылатый на этот раз придумает.

***

— Мне скучно!!!
Кто бы знал, как я его ненавижу порой. Особенно по утрам. Особенно, когда я только сел завтракать. Своими любимыми булочками с маком, между прочим. Особенно, если я только вчера отправил обратно домой музей мадам Тюссо. Особенно сейчас, когда бегу со всех ног в комнату к его Тиранству и спотыкаюсь об лапы Лапы.
— Твою налево и через пятое колено!
— Мрррр.
Обаяшка, вот же блин, и рука не поднимется на такого.
Прихватив мурчащего котяру, я поспешил к Злыдню. У самой двери притормозил, отдышался, досчитал до трехсот пятидесяти и в обратном порядке (чтобы нервы успокоить), и вошел внутрь. Среди объемных перин и пушистых подушек, восседал еще сонный, лохматый, с надутыми губами, сам главный тиран Вандерворда. Он сучил босыми ногами и шлепал кулаками одну из подушек. Вокруг летали перья, которые затейливо оседали и на шевелюру самого Злыдня. Я с трудом подавил смех, сжав для верности Лапу и уткнувшись ему в загривок.
— Мррррррр!
— Хихихи…
— Ты что, смеешься надо мной?!
— Нет-нет, ваше Тиранство, я бы не посмел. Звать изволили?
— Изволил, — буркнул Злыдень и швырнул распотрошенную подушку о стену. — Мне скучно! Придумай что-нибудь, Август. А то крылья отрежу и рога отпилю.
Меня аж передернуло от ужаса. Но, быстро сообразив, что ничего такого мой работодатель сделать не может, так как у меня защита объединенного профсоюза — а он в Вандерворде не на последних ролях — я лишь изобразил покаяние на лице и приготовил свой мозг к выдаче идей.
— Может, позвать придворного шута?
— Не хочу шута, он не смешной и вообще дурак!
— Тогда съездим на ярмарку?
— Тьфу на тебя, бюджет опустошен, а ты все о покупках.
Конечно, опустошен, сам же на последнее золото купил себе аквариум с акулами, под который розарий снесли.
— Что же вы хотите? — обреченно вопросил я скорее у высших сил, нежели у обиженного ребенка. Тьфу! Тирана.
— Иномирянских развлечений! Ты же часто по командировкам мотаешься, расскажи, какие там есть праздники и традиции.
Пока я чесал рога в поисках среди своих впечатлений чего-то достойного быть представленным на суд Злыдня, мне под нос сунули потрепанный блокнот с парой кривых строк. А я и не заметил, что Санни тут. Молчун тих, как мышка, поэтому частенько возникает, словно из ниоткуда, с неизменным блокнотом и карандашом в руках.
 «Ты же на Земле недавно был. У них там: что ни день — то праздник. Какой сейчас?»
— Рождество?
— Что? — это Злыдень с интересом глянул в мою сторону.
— Рождество, говорю, устроить надо.
— А что это?
— Ну… елка там, подарки, олени, Санта.
— Мне нравится! — Злыдень с огоньком в глазах спрыгнул с кровати, вытащил из моих рук полузадушенного Лапу и потопал в гардеробную. Уже оттуда закричал спустя пару секунд: — А что мне надеть-то?
— Намордник, — буркнул я себе под нос, чем вызвал улыбку у Санни, а потом объявил громче: — Церемониальное одеяние номер сто двенадцать в самый раз будет, ваше Тиранство.
Знал бы Злыдень, что один из его любимейших нарядов, который, как он считал, придает ему стати и возраста, у тех же землян вызвал бы истерический приступ. Церемониальное одеяние номер сто двенадцать представляло собой маскарадный костюм зайчика, с милыми ушками и пушистым белоснежным хвостиком на коротких штанишках. А что? Злыдню идет.

***

Быть придворным котом, скажу вам честно, дело непростое. Нужно соблюсти все интересы, взвешивать каждое движение, следить за политической ситуацией, а еще за кухаркой, которая вечно норовит положить в мою мисочку вчерашние котлеты. Правда, мне с хозяином повезло, не обижает, за ушком гладит и когти стрижет, чтобы я не цеплялся при ходьбе за ковры. Санни Молчун вон тоже, тихоня, но добряк. Молока мне подливает.
Ну что я снова о себе. Вы уже поняли, что я тут — главный персонаж, но мне не жалко, и о других расскажу. Тем более что у нас гости — Санта и олени. Странные чудаки, смею заметить. Один с красным носом и мешком (надеюсь, там что-то вкусное), и ещё эти двое с рогами и тупым взглядом.
— Сам тупой, я — олень!
— Оленям слова не давали. Мой рассказ, как хочу, так ворочу!
Так вот, Август притащил этих по требованию Злыдня, а во дворе сейчас украшает нашу пальму, говорит, что это будет елка. Не знаю, как земная елка выглядеть должна, но точно не так. Бананы разрисовали красками, на листья скрепками прицепили блестяшек, а ствол обмотали разноцветными лампочками на проводке. Чудовищно, то есть чудесно. Хм, Рождество, значит. Злыдню нравится, вроде. Вон как вокруг Августа скачет на радостях.
— Август! Август!
— Ну что тебе еще, ребенок ты неуемный? — Шепотом, но слух у меня хороший, ага. — Слушаю внимательно, ваше Тиранство, — это уже для всех.
— А подарки будут?
— Будут.
— А пряничный домик?
— Кухарка почти приготовила.
— А Санта придет?
— Конечно, он уже рядом.
— Правда-правда? — Злыдень запрыгнул на спину Августа и сжал острыми коленками его бока. — Неси меня, мой олень! Рождество-о-о!!!
Если бы не Санни со своим блокнотом, не дожить до главного действа бедному Августу. Родственничек подкрался как всегда тихо и ткнул своими писульками в нос тирану.
— Что это? Какое еще рождественское чудо? Любая мечта сбудется? Август!
— Ваше Тиранство, Санни прав, мы все в рождественскую ночь должны желание загадать, иначе праздника не получится.
Я мурлыкнул довольно, предвкушая веселье. И ведь подарки положены, насколько мне известно. С меня-то, надеюсь, они сюрпризов требовать не будут? А то я их «отсюрпризю». В тапки.

***

Эх, уволиться бы, да свалить в другой мир. Но нет, контракт с тираном у меня пожизненный. Это хорошо, что идея с Рождеством ему понравилась, на ближайшую пару дней впечатлений хватит. Если бы еще и правда желания, загаданные в эту ночь, сбывались… Мечты. Но предположить ведь можно? Тогда, я бы, наверное, пожелал, чтобы Злыдень перестал мотать меня с дурацкими поручениями и вопить «Скучно! Скучно!». А еще, чтобы Санни смог говорить. Хотя, ему и так неплохо. Мне даже кажется, что говорить он может, просто не хочет. Может, пожелать себе жену? Неее, это будет Злыдень в квадрате. Тогда отпуск? Эх, не знаю…
А ведь у меня все есть. И я счастлив именно так!

***

Сидим за столом уже почти час. Все наелись, в меня ни кусочка курицы больше не влезет. Санни клюет носом в десерт, Август нервно тарабанит по столу и поглядывает на часы, а Злыдень так и искрит лучами счастья и радости. Вот для кого праздник удался. Конечно, не ему пришлось на пальму, то есть, елку, лезть, когда лампочки внезапно гореть перестали. И оленей не он кормил. И кучу коробок с лентами не он волок по лестнице, летя потом вместе с ними кубарем. А уж когда Санта напился вдрызг и стал декламировать матерные стихи, только Злыдень и веселился. Тяжела доля придворного кота… Шучу я, шучу. Август за всех отдувается. Но у него работа такая. А мы ждем главного действа. О! Кажись, начинается.
— Ваше Тиранство, сейчас часы бить начнут, надо желания загадывать, — Август мило улыбнулся тирану, волки бы оскалу позавидовали, и дал знак кому-то на втором этаже.
— Бом. Бом. Бом. — Кажись, это кухарка наша половником лупит по кастрюле.
— А что загадывать? — запаниковал Злыдень, вскочив из-за стола. — Чтобы  у тебя рога отвалились? Или для Санни фиолетовые волосы?
— Для себя загадывайте, — уже устало-смиренно ответил Август и указал кухарке бить в кастрюлю пока тиран с желанием не определится, а не положенные двенадцать раз.
Злыдень завертелся волчком, кусая большой палец на руке, а ушки на его церемониальном одеянии нервно задрожали.
— Придумал! — наконец завопил он и что-то быстро-быстро зашептал себе под нос. Август тайком облегченно выдохнул и сам закрыл глаза, видимо, формулируя тайное желание. Зуб даю, если оно сбудется, на месте Злыдня окажется фикус в горшке. Санни шуршал над блокнотом, вписывая туда свою заявку Рождественскому чуду. А я ничего загадывать не стал, не верю я в эти сказочки. Хотя…
Утро добрым не бывает, так, кажется, говорят? Неправда это. Утро оно всегда доброе, особенно утро после Рождества. Сытый и довольный я возлежу на мягком пуфике в комнате Августа — куда дополз после вчерашних празднований, там и уснул. Солнышко хитро просачивается через неплотно задернутые шторы. Вокруг валяются ленты и цветная бумага, это Злыдень тут подарки разворачивал. Лепота! И тут…
— Мне скучно!!!
Не понял? Ему уже скучно стало? Печальная тенденция. С такими закидонами тирана, Вандерворд долго не протянет, а уж Август тем более. О! А он и проснулся. Что там шепчет?
— Сбылось желание, сбылось!



Евгения Шапиро,
г. Брянск, Россия.

Соприкосновение миров

В бескрайней Вселенной мчались по жизни одинокие миры. Одни проносились мимо других, не замечая, не останавливая на мелочах свой взор. Мирам было некогда отвлекаться: они жили каждый сам в себе. Но однажды...
В этот день звёздный ветер махнул хвостом, который закрутил два юных мира и столкнул их на обычной поляне, покрытой солнечным ковром из одуванчиков. Совсем не похожие друг на друга, наполненные мыслями, чувствами и собственной значимостью.

***

Он уже несколько дней раздумывал: зачем люди живут на Земле? Конечно, мудрецы много лет решали эти вопросы. Но он хотел разгадать этот ребус самостоятельно.
Он не обращал внимания, куда идёт. Вдруг очнулся, огляделся и удивился, что оказался на овражном склоне. Посмотрел на солнце в вышине, привычно определился со временем.
Присел на траву и отметил, что небо опустилось вместе с ним на землю. Линия горизонта была так низко, что истина о бесконечности космического океана дошла бы здесь до любого.
И снова погрузился в размышления: зачем человеку даётся жизнь? Его рациональный ум хотел понять, каково предназначение человека? Неужели только расти, переиначивать под себя принявший его мир, множиться и умирать? Что-то должно быть ещё. Небесное. Космоглобальное.
Внезапно он услышал звонкий лай и понял: уединение закончилось, сейчас здесь появятся чужие — конец раздумьям. Поднял голову. На луг, который он уже считал своим, выбежала маленькая белая собачка, которая тащила за собой на поводке русоголовое юномиражное создание.
Он уже давно задумывался об этом: людям кажется, что они властвуют над домашними животными, а вот очередное подтверждение тому, что, наоборот, именно маленькие бессловесные создания руководят людьми. Хотя бессловесные — ещё не означает безмолвные. Очень даже громко командует сейчас собака хозяйкой.
В возрастах девчонок он разбирался плохо. Худенькая, поэтому собака так легко с ней и справляется. Одежда для прогулки подходящая: синие джинсы, кроссовки, футболка белая.
Кажется, девочка устала беспрекословно подчиняться собаке, решила получить для себя немного свободы и отцепила поводок. Собака помчалась к кусту, на всю округу разнесся её лай.
И что их принесло именно в это время? Может, скоро уйдут? Лучше бы ушли и не мешали думать.

***

Каждое утро я выгуливаю Бати на лугу, который находится через дорогу от дома на пологой стороне оврага, на дне которого течёт ручей.
Все удовольствия сразу. Мне не надо далеко идти, и Бати — гуляет практически на дикой природе.
Это хорошо. Должен в городе существовать такой уголок, где всё, как в сказке. А сказка живёт в дикой природе. Баба Яга, Леший — все в лесу дремучем обитают.
Ромашка на лугу отличается от ромашки на клумбе своей нежностью, ранимостью, трогательной наивностью. А уж одуванчиков на клумбе точно не отыщешь.
Когда я спускаю Бати с поводка, каждый получает свободу. На час мы представляем, что живём в своих мирах, в котором каждый царствует.
Собака носится за бабочками и стрекозами и лает на всех со щенячьим восторгом. Бабочки, стрекозы, тем более пчёлы и жуки не обращают на громкие призывы Бати внимания, занятые поеданием пыльцы. Цветы заманивают ароматами насекомых и досадливо вздыхают, когда в погоне за ними собака сминает лапами стебли. Потом, морщась, долго и возмущённо кивают вслед головой.
Подняла голову и застыла: почти каждый день здесь и всё равно не привыкла. Так близко небо: только руку протяни. Лишь солнце царило в вышине, как и полагается коронованным особам.
Руками потянулась к солнцу. Каждая клеточка радовалась, что рождена в этой симпатичной солнечной вселенной. Присела на траву и улыбнулась, глядя, как небо спустилось на землю.
Раствориться в воздухе, ощутить себя в сказке, где желтые одуванчики манят, как сигнальные фонари, указывающие место посадки белоснежным облакам, с которых сходят на землю косможители и наперебой рассказывают о своей жизни. Гордятся своими подвигами, а сами боятся Бати: стоит только собаке подбежать ко мне, как они аврально устремляются к облакам и зрительно растворяются в небесах. И мне не догнать убегающий ветер, уносящий мои фантазии.
Какая разница, герои космических миров или одуванчикового луга? Просто мои друзья.
Я только не люблю, когда небо закрывают тучи, которые скользят непонятными мрачными тенями, наползая на меня, а ветер озвучивает их завываниями с посвистом. Сердце у меня тогда сжимается от страха: я сама не понимаю, чего боюсь, но от этого менее страшно не становится.
Вдруг Бати помчалась к маленькому невзрачному кусту, что-то там почуяв, и луг огласился бесконечным звонкогавким лаем.
Подошла ближе. Маленький лягушонок приник к земле и не шевелился.
— Бати, ну что ты на такую кроху напала? И тебе не стыдно?
Собака явно поняла, что её ругают, демонстративно показала обиду, отвернулась от меня, тявкнула и убежала с поляны. Не любит, когда воспитываю. А кто любит? Знаю я её, как обидится, то исчезает надолго.
Ой. А это кто? Оказывается, мы с Бати были на лугу не одни: вдали на траве сидел парень. Наверное, старшеклассник. В темных джинсах, серой футболке, с маленьким рюкзаком за спиной. Волосы взъерошены. Угрюмый какой-то. И чего от него ждать? Сейчас столько случаев разных. Незнакомец почти прогнал всю радость от прогулки — мне показалось, что я стала похоже на ежа, растопырившего при виде опасности иголки. Пойду-ка я поищу Бати.

***

Прошло минут десять, как опустел луг. Но испуганные мысли возвращаться не спешили. Вероятно, многие открытия не были сделаны человечеством, потому что их ненароком спугнули.
Но не в пустой же лаборатории делать открытия? Философия сродни природе. Диоген даже в бочку забрался. Интересно, чем был обусловлен его выбор: бедностью или желанием отпихнуть от себя всех наследников?
Девчонка на поляну вернулась одна. Наверное, не нашла свою собаку. Ох, а тучи как несутся сюда, торопятся. Куда хотят успеть? Пора уходить. Надо предупредить её, что скоро будет дождь, а то совсем малая ещё, может не догадаться. Направился к ней, потому как не кричать же издалека?
— Привет! Смотри, какие тучи ветер несёт. Скоро дождь пойдёт. — Надо же, с каким испугом на меня смотрит. Неужели я такой несимпатичный? Или просто боится чужих?
— У меня собака сбежала. Вернётся, а меня нет. Испугается ещё. Буду ждать.
— Думай сама. Пошёл я.
Отошёл на несколько метров, как внезапно начался не просто дождь — ливень. У меня в рюкзаке зонт всегда припасён. Быстро вытащил его и раскрыл. Вода по мне уже не текла, но футболка слегка намокла. Прохладно сразу как стало. Сделал несколько шагов дальше, потом вспомнил о девчонке и обернулся.
Она, как нахохлившаяся пичужка, стояла на прежнем месте, растеряно озираясь вокруг. Мокрая футболка плотно прилипла к ней. Как я могу бросить такую мелкую здесь одну?
Подошёл снова к девчонке, укрыл её под зонтом. Предложил проводить до дома, а она так панически сверкнула глазами. Неужели я страшнее грозы?
Под одним зонтом всё-таки не слишком удобно: капли достают. А ей в мокрой футболке каково? Дал ей на время зонт, вытащил из рюкзака свитер. Пришлось держать зонт, став к ней спиной, пока она снимала футболку и надевала свитер. Хорошо, что девчонка не ломалась, а сразу согласилась. Может, не заболеет?

***

Это было совершенно неожиданно: зонт, свитер. Парень предложил всё это не с очень довольным видом. А с чего быть довольным? Мёрзнет сейчас, наверное, раз свитер отдал? Да и торчать здесь под холодным дождём в его планы точно не входило. От этого на душе было неспокойно: чувство, что я всё делаю не так. Мало, что сама в такую метеопеределку попала, так ещё и ему достаётся. А ведь вначале я его самого сильно опасалась: сильно угрюмо-озабоченный.
Потоки дождя выливались на зонт и падали на землю, образуя водяную стену вокруг нас. Сверкала молния, гремел гром. Вокруг блуждали туманно-кисельные тени. Может, они хотят меня наказать за что-то? Со мной из-за этих страхов никто не дружит: я вечно всего боюсь. Стоять рядом было неловко. В тишине страхи всё нарастали.
В какой-то момент я не выдержала и стала прогонять от себя кружащих вокруг демонов:
— Уходи! Уходи отсюда! — оказалось, я говорила это вслух.
Парень захихикал:
— Кто это такой глупый, что мокнет вместе с нами? Не меня же ты с зонтом прогоняешь?
Пришлось рассказать о своих страхах. А он объяснил, что это тучи, ветер — я и сама всё это знала, только всё равно боялась, а рядом с ним всё показалось забавным, и страхи — тоже.
Сказал, что зовут его — Виктором. Назвала своё имя:
— Таня. Мы с Бати тебе помешали?
— С Бати? Что за странное имя для собаки?
— Бати — от бабочка. Когда она бежит, то уши развеваются в разные стороны, как крылья у бабочки. Ты о чём-то серьёзном думал, когда я пришла?
Он внимательно посмотрел на меня, словно примеривался: стоит ли рассказывать, поймёт ли?
— О смысле жизни человека. Для чего-то существует род людей. Ты никогда не задумывалась о космоглобальном назначении всего человечества?
— А ты знаешь его?
— Нет. Но пытаюсь найти.
Виктор стал подробно излагать. Слушала и не смеялась. Хотя рассуждения казались слишком заумными, но его поступки с зонтом, свитером... Постараюсь его понять.

***

Дождь закончился. Виктор сложил зонт и мог бы уйти, но медлил, не знал, как поступить: не просить же у неё назад свитер, но что дома сказать, куда его дел?
Таня словно не обратила внимания, что закончился дождь:
— Интересно, у одуванчиков тоже есть смысл жизни? И они об этом тоже думают?
— У каких одуванчиков? Где ты их видишь?
— Ты совсем витаешь в облаках! Не видел, что это луг одуванчиков? О глобальном думаешь, а под ногами ничего не замечаешь?
Виктор внимательно посмотрел на траву. Жёлтые головки одуванчиков, которые закрылись перед дождём, теперь заигрывали с ним: то прятались в траве, сверкая оттуда золотыми искорками солнца в каплях дождя, то неожиданно выскакивали сверху травы, царственно покачивая золотой головой. Надо же, а он и не обратил внимания.
Одуванчики, факт, что не мыслят, это пустяки, на которые не стоит обращать внимание. Но Виктору понравилось, что девчонка видит и любит цветы, чувствует настроение собаки, не уходит под дождём из-за Бати. Смешная, со своими страхами.
А как доверчиво она слушала.
Закралась мысль, а может, жить надо легче, как эта девчонка? Вот она всё и всех любит, поэтому ей и нет необходимости думать о смыслах, предназначениях, предначертаниях? Может, достаточно с благодарностью принять подаренную жизнь? Неужели, смысл жизни — в любви ко всему миру?
Виктор не верил самому себе, что так долго не решающаяся задача имеет абсолютно простое решение. Хотелось запрыгать от радости познания истины, но присутствие постороннего человека рядом смущало. Поэтому он, гордый своим познанием, поспешил попрощаться с девочкой и довольный пошёл домой, чтобы там обдумать это наедине. Ушёл, даже не оглядываясь, забыв о свитере.

***

Виктор так внезапно закрылся от общения, собрался и ушёл. Обиделся? Что сказала не так? Посчитал слишком легкомысленной? Жалко. Мне он понравился. Я бы послушала его ещё. Интересно, как он относится к путешествиям? Я так мало о нём узнала. Но главное уже известно — он был бы надёжным другом, если бы так поспешно не сбежал.
Примчалась Бати и стала носом ткаться в ноги. Можно идти домой. Но если сейчас уйду, как меня отыщет Виктор? А я как смогу его найти? Хотя бы, чтобы отдать свитер. Не могу же я спрашивать всех, не знаете ли вы Виктора, который ищет смысл жизни? Все посмеются: скажут, что, видимо, смысл его жизни не в тебе, раз исчез и заставляет себя искать. Можно уйти домой, но вдруг никогда больше не встречу его? Постоять, что ли ещё? Ведь только на этой поляне он легко найдёт меня, если вернётся.
Бати надоело ждать, и она уверенно потянула свою хозяйку, которая механически последовала за поводком.

***

Виктор в приподнятом настроении шёл домой. Но так удачно найденный правильный смысл жизни, как-то начал блекнуть вдали от поляны. Вокруг столько всего: учёба, работа, наука, путешествия, природа. При чём тут какая-то любовь?
Оставил девчонку с её проблемами, в которых она одна не разберётся, снова появятся страхи. Чего стоит моя истина, если я не готов ей следовать? Надо вернуться на луг, чтобы ещё раз почувствовать, что верна идея.
Вернулся. Всего пять минут прошло, как ушёл, а на холме никого не было. Остановился посреди луга, замер, вслушался внутрь себя, ощутил себя обманутым. Сейчас, даже находясь на этом месте, не почувствовал, что решение задачи правильно.
Если смысл жизни в любви, а любовь — чувство, то не может ли оказаться, что смысл в чувствах. И тогда вместо любви может оказаться ненависть? Значит, речь идёт об эмоциях? Нет, не может человек быть рождён только для чувственности, ведь есть ещё и голова, ум. Ошибся?
В этот момент из-за кустарника появилась знакомая собака, которая поводком вытянула на поляну грустно-облачную Таню. Вид у неё был, словно это она сама сейчас разразится солёным дождём.
Хотя, может, идея, что смысл жизни в любви к человечеству и людям — не так уж глупа? Странно. Моя мысль стала прыгуча, как обезьяна. Что изменилось, какая лиана причин позволяет так кувыркаться и выворачиваться наизнанку мою мысль?
Разберёмся. Мысль стала меняться, когда появилась собака. Тьфу, ты. Не собака же стала причиной, а девчонка, которую она притащила следом.
Получается, я сделал новое открытие — с девочкой рядом могут рождаться новые значимые истины? Это что же, истины не однозначны? У каждого может быть такой человек, и тогда у каждого может родиться идея? У каждого своё предназначение в этой жизни? И я тогда не открою общего для всех закона или правила?
Хотя вот же оно — наше космозначение меняется в зависимости от людей, которые нас окружают? Значит, я был не прав, отстраняясь от всех, чтобы постичь истину? А Диоген? Он тоже ошибался? Смысл жизни в любви, а чтобы полюбить надо услышать, понять. Я ведь смогу открывать истины и рассказывать о них этой девчонке.

***

Притащенная в очередной раз на поляну собакой на поводке, Таня сразу увидела Виктора и подумала, что следовать за Бати не так уж и плохо: второй раз она ведёт её к встрече с юношей. Теперь надо невзначай напомнить о свитере, который надо как-то вернуть, и они не потеряются.
Девочка с улыбкой смотрела на парня и думала, что он, конечно, не лягушка, которую она защитила от собаки, не одуванчик, на который не надо наступать, но, кажется, он такой смыслозамороченный, что тоже очень нуждается в её опеке.
Она, не пускаясь в философские рассуждения, считала главным для себя — опекать тех, кто в ней нуждался.

***

Кто знает, что происходит при соприкосновении миров? Рождается двойная звезда? Или судьба дарит встречу, воспоминание о которой делает счастливым?



Мария Захарова,
г. Астрахань, Россия.

Краски осени

Рассказ, занявший второе место в  конкурсе фэнтези «Осеннее волшебство» проекта «День сказки».

Сегодняшний день — день ее тридцатилетия — привнес нечто странное в жизнь Радужной Василисы Викторовны, напрочь отбив желание куда-либо торопиться. Приблизительно в районе полудня девушка неожиданно для себя открыла закон убывающих дней, где интерес к жизни оказался обратно пропорционален количеству прожитого. Как-то случайно, вдруг подумалось, что еще пять лет назад у нее были желания — множество, она мечтала, к чему-то стремилась, строила планы, а сейчас остервенело несется по стремнине жизни, не задумываясь, не задерживаясь, не глядя по сторонам, несчастная и одинокая. Ужас!
Вот так, в один краткий миг, застыв с папкой в руках посреди кабинета, Лиса приказала себе остановиться. Работа, прибыли, практически подписанный контракт — все это никуда от нее не убежит, а вот времени на собственную жизнь, где она еще молода и красива, может так никогда и не найтись. 
Испуганная далеко не радужными перспективами, что промелькнули перед внутренним взором, Лиса решилась на перемены.
— Для начала отпуск — вечно далекий и недосягаемый, — сказала она себе. — А там видно будет.
Оставив папку с контрактом на столе у секретаря, Лиса черкнула несколько слов на счет доработки заместителю, окинула критичным взором убранство черно-белого кабинета, где единственным ярким пятном был подаренный сотрудниками букет, и покинула полусонный офис, благодарно сомкнувший последний  не спящий глаз — окно генерального директора. 
Лиса вышла на улицу. Моросило. Асфальтовое тело парковки по-домашнему тепло манило полосатой разметкой, но садиться за руль отчего-то не хотелось.
— Не сахарная, не растаю, — бросив ключи обратно в сумку, Василиса натянула на голову капюшон. До новой квартиры всего три квартала, можно и пройтись.
«И здесь все суетно и безлико», — подумалось Лисе, медленно бредущей по слякотному тротуару в толпе проносящихся мимо людей. Укрыв город завесой уныния, ленивый осенний дождик старательно выводил свою дробную песнь, используя в качестве инструмента окружающий мир. Этому размеренному стаккато аккомпанировали звуки торопких шагов спешащих прохожих, что, водрузив над головами разноцветие зонтиков, грезят о сухости и комфорте спрятавшихся под крышей жилищ. Грезят и бегут к ним, в отличие от нее.
Девушка поежилась. Кроме повядшего на новом месте фикуса и плюшевого Мурзика ждать ее было некому. Она так старалась достичь в этой жизни чего-то надежного, материального, что совсем забыла об ее наполнении. Ни мужа, ни детей, только дальние родственники, разбросанные по стране точно островки в открытом море, и она — оплот благополучия, одиноко существующая в столице. Страшно!
Визг шин, потерявших сцепление с мокрой дорогой, вернул ее с небес на землю. Грациозная белая кошка, выскочив из-под колес автомобиля, уселась на тротуаре возле ног застывшей Лисы. В свете фар ее круглые глаза полыхали зеленым пламенем.
— Бедная! Испугалась? — присев на корточки, поинтересовалась Василиса у гладкошерстной красавицы, каким-то чудом сумевшей сохранить шерстку незапятнанной.
Кошка, с достоинством приняв ласку, замурчала в ответ. Лиса засмеялась.
— Какая же ты… — подходящего слова не нашлось, и девушка еще раз потрепала Белоснежку за ухом: так она окрестила зеленоглазую мурлыку. — Пойдешь со мной? Будет, кому встречать вечерами, — неожиданно для себя спросила у кошки Василиса. Та склонила голову на бок, осмотрела с прищуром и, мяукнув, зашагала прочь.
Лиса вздохнула, провожая взглядом случайную знакомую. Аккуратно ступая по мокрому тротуару, кошка то и дело оглядывалась, словно звала за собой. Девушка улыбнулась.
— Боюсь, малышка, твой домик для меня тесноват, — посмеялась она.
Словно поняв, о чем речь, Белоснежка остановилась. Мяукнула призывно, и Лисе даже показалось, повела ушами, приглашая.
— Доработалась, — стряхнув наваждение, девушка окинула Белоснежку прощальным взглядом и зашагала дальше.
Все тот же мелкий дождик. Лужи чавкают под ногами. Замша новых туфель набрала влаги. И мысли вьются вокруг неудач. Хандра, осваиваясь, все сильнее давит на плечи.  Как можно в тридцать не иметь за душой ничего, кроме работы? Хоть бы аквариум завела или клетку с птицей, ведь еще мама говорила, забота о живом существе наполняет душу светом, дарит счастье. Жаль, что дети так непослушны!
Пронзительный вой автомобильной сирены, поддерживаемый заливистым лаем, словно смерч разметал тревожные мысли. Василиса встрепенулась.  Поблескивая огнями спецсигнала, мимо пронеслась «Скорая». Машина исчезла за поворотом, а на тротуаре возле Лисы осталась сидеть вислоухая псина. Собака показалась Василисе настолько огромной, что девушка невольно отшатнулась.
— А ты здесь откуда? — дрогнувшим голосом обратилась она к подергивающему хвостом псу.
Многозначительное: «гав, гав» и высунутый язык стали ей ответом. Лиса оттаяла.
— Так ты не злой, — резюмировала девушка, но подходить ближе не стала. Мало ли чего.
Смешная мысль пригласить и его домой, возникла неожиданно. Василиса рассмеялась.
— Боюсь, теперь мой домик придется кому-то не впору, — объяснила она псине причину своего веселья. Собака вновь залаяла, будто согласилась.
Набравшись храбрости, Лиса коснулась мокрого собачьего лба.
— А вот от такого грозного провожатого я бы не отказалась. Пойдешь со мной?
Пес хлюпнул длинным языком, навострил уши, глядя на что-то позади нее, поднялся на ноги.
— Не пойдешь, значит. Понимаю… Что ж, пока, — с грустью протянула Василиса, но псина прощаться не собиралась, с тоской поскуливая, принялась тыкаться носом в ладонь.
Вновь испугавшись, Лиса отступила и вскрикнула, когда через тонкий кров чулок ощутила прикосновение чего-то мокрого. Пушистый хвост Белоснежки обвился вокруг щиколотки.
— Что за дела? Ты шла за мной? — удивилась девушка, с тревогой поглядывая на громадного пса все также стоящего подле нее. Вдруг кинется.
Но собака признаков агрессии не выказывала, да и кошка не собиралась обороняться. Они лишь пристально смотрели на девушку и, казалось, ожидали чего-то.
— Не понимаю, — озадачено выдохнула Василиса, боясь признаться себе, что всерьез разговаривает с животными. Благо проспект остался позади, а здесь в тиши малолюдных улочек не так стыдно сойти за сумасшедшую. — Чего вам надо?
Ее бессловесные собеседники, словно добро получив, в унисон подали голос. Псина басовито тявкнула, подняв переднюю лапу.  Белоснежка протяжно мяукнула, довольно прикрыв глаза. И заторопились. Кошка впереди, дорогу показывает, собака по правую руку от Лисы, сопровождать собирается и аккуратно так вперед подталкивает, будто говоря: «иди, не медли».
Девушка вздохнула.
— Хорошо, хорошо, ведите, — сдалась она и последовала за зеленоглазым проводником.
Василиса послушно сворачивала в темные проулки, перепрыгивала через лужи, шагала по торчащей над водой бровке тротуара и начинала сомневаться, что сможет самостоятельно вернуться обратно. Когда вконец заплутавшаяся девушка решила прекратить бессмысленное блуждание по грязным дворам, ее провожатые остановились у массивных кованых ворот.
— Как красиво! — восторженно охнула Лиса: в раскинувшемся перед ней парке миллионами крошечных огоньков сияли разноцветные фонарики, причудливо оплетая стволы деревьев, стелясь по земле, взбираясь ввысь по столбам.
Шагнув в приветливое царство света, девушка потеряла из вида прошмыгнувших вперед кошку с собакой. И, тем не менее, улыбка не сошла с ее губ. Здесь было так сказочно! Так прекрасно!  Маленькие веселые гномики пряталась в цветочных клумбах, легкокрылые феи порхали над узорчато подстриженными кустами, серьезные великаны выглядывали из-за деревьев — все словно живые, а она…
Она будто вернулась в детство. В те времена, когда жизненный лист еще девственно чист, когда рука неумело, несмело лишь начинает смешивать краски, готовясь создать свою неповторимую палитру, обязательно светлую, радужную, прекрасную…
И, как когда-то давно, нестерпимо захотелось рисовать! И в груди защемило…
Долго Василиса бродила по колдовскому парку, очарованная им до глубины души. С каждым новым мгновеньем, проведенным под его кровом, в груди разрасталось что-то теплое, доброе и всеобъемлющее, отчего хотелось петь, танцевать, быть шальной и сумасбродной. Она ловила хрустальные капли вместе с фейками проказницами, до упаду смеялась с весельчаками гномами,  корчевала пни с могучими великанами и чувствовала себя счастливой, как никогда. И лишь однажды морщинка печали коснулась девичьего лба, когда возле резной деревянной песочницы ей встретились фигурки большой вислоухой псины и свернувшейся калачиком белоснежной кошечки.

***

Утро встретило Василису настырной трелью будильника и зарождающимся погожим днем. Небо чистой слезою смотрело свысока, готовясь принять в свои ласковые объятья восходящее солнце. Позволив себе ровно пять секунд понежиться среди подушек, Лиса встала с постели. От вчерашней депрессии не осталось и следа. В теле чувствовалась бодрость, а в душе покой. Приятные ощущения.
Немного смущенная этим обстоятельством — все же такое всеобъемлющее умиротворение никогда не было ее спутником — Лиса привела себя в порядок, умылась, почистила зубы. Едва тронув расческой волосы, вспомнила, что с сегодняшнего дня в отпуске, и нужды спешить нет. Взглянув на кровать, отказалась от идеи поваляться немного. Такой прекрасный день требовал свершений.
— Завтракать! Нас ждут великие дела! — пропела девушка своему отражению и поспешила на кухню, где ее ждали раскрытый мольберт с наброском внимательных кошачьих глаз и вислоухой собачьей морды, тюбики с красками, но главное — вернувшаяся из детства мечта: стать художницей.



Виктория Вирджиния Лукина,
г. Харьков, Россия.

Вишенка

Старинная усадьба на холме давно заросла травой. От богатого особняка остались лишь вычурные коринфские колонны, исчерченные паутиной трещин и балюстрада с обломками декоративных ваз.
Одеревеневшие лианы хмеля безжалостно выжили виноградные арки и розарий, а у подножия террас, обрамлённых стоптанными лестницами, пустым надколотым блюдцем темнел когда-то шумный фонтан.
Чудом сохранился, перекинутый через него, каменный мостик, на котором в былые годы пестрели вазоны с ниспадающей бегонией, и горели кованые керосиновые фонари.
Дурная слава была у заброшенного поместья. Сказывали старожилы, что проклято оно, и ни добра, ни счастья не видать тому, кто захочет прибрать к рукам дом-дворец, манеж, конюшни да однокупольную фамильную церковь с синей луковкой купола, разрисованной серебряными звёздами.
Молчаливым стражем на подступах к имению возвышалась гигантская голубая ель, на которой словно статуэтка, восседала золотая кошка — грациозная, с кисточками на ушах и одним изумрудно-зелёным глазом. Им она могла видеть за тысячи километров, и каждую ночь, пристально вглядываясь вдаль, искала взглядом одного-единственного человека — того, кто сможет разорвать заколдованный круг и отправить её на покой.
Лунный свет освещал землю, окутывал тревожной дремотой, но уснуть не давал. Сверкали тонкими клинками аквамариновые травы, отливали синевой островки глянцевых фиалок, поблёскивали фиолетовыми спинками земляные жуки и, словно колибри, вились над флоксами мохнатые бражники.
Полыхнула молния, приглушённо застонал гром, и тяжелая дождевая туча стала надвигаться на усадьбу — величественная, похожая на каравеллу с развевающимися рваными парусами.

***

Ветер Грозовей держал одну руку на штурвале, а другой приобнял юную Ветряну:
— Эх, просторы какие! Нравится, милая?
— Да, — смущённо ответила та, умевшая лишь гладить серую полынь да качать ивовые ветви, — ливень вот-вот начнётся, давай спрячемся от него!
— Лапушка моя, как пожелаешь! — Грозовей бросил штурвал и подхватил Ветряну на руки. Весёлым вихрем они обрушились на цветущую липу и запутались в её золотистых букетиках, словно два тумана в рыбацкой сети.
— О-хо-хо, похоже, гроза начинается, — раздался чей-то всхлипывающий голос, — терпеть не могу хлёсткий дождь!
Грозовей свесился вниз головой и, заглянув в тёмный грот под старым вязом, увидел плещущийся Ручей.
— Годами разговариваю сам с собой или с мошкарой бестолковой, — плаксиво зажурчал тот, — вон, сколько её сегодня налетело!
Ветер шлёпнул пару комах:
— Коль на Лукерью много комаров — готовь по ягоды коробов, а много мошек — готовь по грибы лукошек. Не хнычь, дружище, нынче мы твои гости — воздушные пилигримы знатного ветряного сословия. Я — могучий Грозовей, а это — невеста моя, луговая Ветряна.
Родник на мгновение замер, а потом, восторженно плюясь во все стороны, заплескался.
— Ах, это потрясающе! Воздушные пилигрОмы, говоришь? В воздухе пиликаете и громыхаете? — он захлебнулся от хохота. — О, в детстве я мечтал летать, и быть дождём мечтал, а теперь вот мечтаю о Речке. Какая она красавица — певучая, ласковая, солнечная! Я мчусь к ней, а она от меня к морю убегает. Я ей не пара, конечно, но мечтать ведь мне никто не может запретить, верно, гости дорогие? Даже безответная любовь способна окрылять! Ах, я рад вам, очень-очень рад! Летаете, значит? А кто быстрее, вы или птицы?
Грозовей усмехнулся в длинные усы:
— Ну, в Средиземноморье, например, стрижи меня опережают, я там — тихий, уж больно умиротворённо в той стороне. В Атлантике ни чайкам, ни альбатросам меня не догнать — люблю побуянить над волнами. А вот в осенней Шотландии стаи скворцов мчатся за мной и повторяют каждое дуновение: то каскадом, то воронкой, то спиралью… бывало — песочными часами истончится стая посередине или плывущим по небу скатом распластается, а то — чёрными точками рассыплется по небу, будто угольки давно погасших звезд!
Родник прослезился от умиления, а потом зажурчал, замурлыкал, зазвенел. Его сверкающие брызги заискрились в воздухе, словно крошечные мокрые светлячки. К ним потянулись сухие плети хмеля и ростки барвинка, качнулись опахала папоротников и ядовитые кусты чистотела, а бутоны сон-травы, глотнув влаги, вспыхнули ярко-оранжевой сердцевиной.
Зашумели синие травы, по-старушечьи заскрипели бронзово-чешуйчатые сосны и, словно щёлкая мириадами невидимых пальцев, застучал дождь, а над усадьбой раскинулась удивительная радуга, окутанная чёрным тюлем сонного неба. В её волшебном сиянии встрепенулись ото сна колдовские чары, а по мокрым тропинкам разбрелись тени прошлых лет.
— Это ещё кто такие? — хмурясь, пробасил Грозовей.
— А-ааа, — Ручей всхлипнул, — это призраки! Всякий раз, под ночной радугой, они оживают, и история их повторяется вновь и вновь! Сколько же можно, скажите на милость? Я ведь не железный, я испаряюсь от накала таких страстей!
Он забурлил, запенился и стал рыдать и сморкаться от нахлынувших эмоций:
— Не могу говорить без слёз, душа болит — она у меня открытая и добрая. Сороки во мне полощут свои стекляшки-побрякушки, белки замачивают сушёные грибы, ласки учат малышей плавать, дразня меня «лягушатником», а я не в обиде — люблю быть полезным! Только вот когда вижу несправедливость или подлость какую — закипаю от негодования, даже в самый холодный день, понимаете?
— Понимаем, — прошептала Ветряна, — они совсем близко!

 ***

И действительно, таинственные тёмные силуэты собрались под липой, и каждый занялся своим делом. Седовласый садовник, в рубахе из конопляного полотна и мятых суконных штанах, стал ловко орудовать ножницами, срезая верхушки самшита. Необъятная бонна, в пышном, до пят, платье, отороченном рюшами и воланами, начала баюкать туго спелёнатого младенца, а повар — в фартуке и колпаке, принялся выкладывать на блюдо многоярусные пирожные. Словно на театральной сцене, сквозь веера еловых лап, торопливо пробегали борзые, сутулый конюх вел под уздцы вороного жеребца, чинно проходили соседи-помещики: кто с тростью, кто с трубкой во рту. Хозяйка сидела на террасе за роялем и плавно водила руками по поющим клавишам, а хозяин тревожно поглядывал сквозь монокль по сторонам, видимо опасаясь чего-то. На их лицах, словно тончайшие пенки на поверхности горячего молока, дышали тысячи морщин, а глаза были чёрными и пустыми.
— Ах, Глафира Лексевна, — скривился барин, — наш сын, наш единственный наследник, влюбился в простолюдинку, жениться собрался! Нельзя допустить, чтобы имение, лесопилка и паркетная фабрика достались Настьке безродной, ведь уж немолоды мы с вами, милая вы моя!
— Да, Гордей Игнатьич, — дребезжащим голосом воскликнула барыня. — Я Пете генеральскую дочку сватала, а он одно твердит: «Любим друг друга, будем любить всю жизнь, и все будущие жизни!» Картины с неё пишет!
Она протянула акварельный рисунок: на берегу солнечной реки сидела синеокая девушка с длинными пшеничными косами и плела венок из полевых цветов.
— Глафирушка, матушка, хоть и грех это большой, — барин перекрестился пухлыми пальцами и перешёл на шёпот, — но, придётся вам к ведьме одноглазой идти! Пусть сделает так, чтобы девка эта Петю узнавать перестала, чтобы померещился он ей в чьём-то другом обличье — Прохора, например, горбатого кузнеца нашего.
— Не слишком ли, батенька? Уродлив больно Прохор. Как сойдут чары, каково ей будет?
— А и поделом, пусть знает своё место. Нате вот, перстень золотой старухе поднесите, камушек в нём — кошачий глаз, для ворожбы самое то! А челяди дворовой скажите: если подыграют и не проболтаются, я по двадцать целковых на каждого отсчитаю…
Завеса густого дождя накрыла их, оборвав на полуслове, а на смену им пришли полупрозрачные, подёрнутые рябью, конюх и садовник.
— Я на дарственные телегу купил, а она на первой переправе возьми да и развались. Пять мешков муки затонуло, сам еле жив остался.
— А я свой амбар зерном засыпал. Думал, что до весны хватит, да только перепрело оно за одну ночь.
— Это проделки ведьмы с дальнего хутора. Слышал я, что она кости кидала, ворожила! Из-за неё барского сына отправили в Европу мануфактуру изучать, а Настасью тайно обвенчали с кривым Прошкой!
— А нет ли нашей вины в том, что смолчали?
— Не-е, мы люди подневольные. За такие деньги других бы нашли, а нас по миру пустили. Тебе что, больше всех надо? Радуйся, что жив и дети твои невредимы...
— Уж лето, и осень, и зима прошли, а у Насти только сейчас пелена с глаз сошла — от мужа лицо воротит, день и ночь слёзы льёт, а ведь рожать-то скоро!
Прогремел гром, захохотал сыч, а по поляне, с ворохом белых пелёнок, уже бродила-маялась заплаканная бонна:
— Горе-то какое! Дитятко всего несколько дней пожило — крошечная чудесная девочка! В саду, под крайней вишней похоронили её, словно собачонку бездомную. Настя в реку бросилась, а Петру Гордеичу написали в Неметчину, что уехала она по доброй воле незнамо куда. И кузнец без вести пропал, как будто и не было его никогда!
Горсть серебряных монет звякнула в кармане её фартука и в одно мгновение высыпалась на мокрую траву серой речной галькой. 
Ослепительно полыхнула молния, да не одна, а целых три подряд. Рассвирепел Грозовей от увиденного да услышанного, поднял настоящую бурю. Завывала она и стонала до самого утра, грохотала и ревела навзрыд, а откуда-то из-под земли доносились глухие удары — то ли чьи-то шаги, то ли стук чьего-то сердца.

***

На следующий год, в середине июня, в поместье опять моросил дождь. Обмелевший Ручей был этому несказанно рад, ведь после той майской грозы, ни одна дождевая капля не упала в его ладони. Ох, и буйствовал тогда Грозовей — деревья ломал, гнул орешник до самой земли, а потом подхватил длиннокудрую свою Ветряну, и умчался с ней в неведомые дали, подальше от проклятой усадьбы и страшных людских страстей. С тех пор не видно было здесь ни радуги, ни ночных призраков, лишь птицы да ежи наведывались в заброшенный сад, чтобы полакомиться шелковицей да ежевикой.
Старая Вишня доживала свой век. Ствол её дал трещину, склонив ветви к самой земле. Она буйно цвела по весне, зная, что это — в последний раз. Когда же отяжелела от небывало щедрого урожая, то стала мечтать лишь о том, чтобы в сад вернулись люди — и дети, и старики, и обязательно — хозяйка, умеющая варить варенье и настаивать тягучую ароматную наливку.
Её маленькие внучки — густая вишнёвая поросль, были настоящими почемучками:
— Бабуль, а было щекотно, когда пчёлки и шмели собирали твою пыльцу?
— Бабуль, а не было больно, когда синицы и воробьи клевали твои ягодки?
— Ба, а смородинки говорят, что они полезней!
— Ба, а люди — тоже деревья? Они, как и мы, цветут весной?
Вишня только улыбалась:
— Щекотно, конечно. Ни капельки не больно. От каждого — своя польза. Люди от любви расцветают в любое время года.
— Бабушка, я хочу к людям! — тихо проронила младшая Вишенка.
— Что ты, они жестоки и легко убивают друг друга!
— А мне опять снился сон про речку, и про русалку: она обнимала меня и плакала! Что это значит, бабушка?
Старая Вишня склонилась ещё ниже:
— Это значит, что пришло твоё время! Нынче в последний раз в году кукует кукушка, последнюю песню поёт соловей и наступает зачарованная Купальская ночь, в которую деревья могут переходить с места на место, а травы наполняются чудодейственной силой. Если у тебя хватит силёнок дойти до реки и окунуться в неё до полуночи, ты превратишься в речную нимфу. Всю ночь ты сможешь петь и танцевать с русалками, а на рассвете станешь прекрасной девушкой. Сплети венок из цветущей красным огнём крапивы, надень себе на голову и, загадав самое заветное желание, брось в воду. Оно обязательно исполнится, поверь мне!
— У меня хватит сил, я смогу! — прошептала Вишенка и стала высвобождать свои корешки из глубинных земляных оков, разрывая тысячи древесных капилляров, сосудов и вен, крепко-накрепко переплетённых с корнями всей её родни.
Старая Вишня напоследок прижала её к себе, а затем из последних сил оттолкнула как можно дальше. От резкого рывка, словно от удара топора, хрустнул пополам её покалеченный ствол, а крона, усыпанная спелыми ягодами, покорно упала на землю, окропив её алым соком:
— Ручей всегда мчится к реке, он и приведёт тебя к ней! Беги и ничего не бойся!

***

Наступила ночь и поплыли над хутором протяжные девичьи песни, заухали совы и зашуршали атласные гадюки, а капли росы притаились в стеблях плакун-травы, чтобы на рассвете одарить силой тех, кто пробежит по ним босиком.
Луна стала медленно подниматься по небосводу, пробираясь сквозь частокол чёрных осин и тополей. Зазвенели цикады и заискрились в воздухе нити волшебства, а золотая кошка, выглянув из-за еловых ветвей, стала пристально вглядываться вдаль. Ей были видны и купальские костры, и хороводы русалок на берегу, и лешие, дымящие камышом в зарослях осоки, а ещё — летящие на шабаш, хохочущие ведьмы и купающиеся в реке звёзды, а под черноклёном, увешанным венками и лентами — звенящий монистами, соломенный бог Купала.
В светящемся кошачьем глазу отражались заросшие ковылём равнины и острова сонных лилий, красные крыши заморских деревень и белоснежные вершины перевалов в зыбком океане снов. А вот — заплескалось в ущелье альпийское озеро с многократным эхом, гуляющим между уступами берегов, а вот — у подножия бурой горы показался высокий человек в лётных очках и с рюкзаком за спиной.
Преодолевая крутые тропы, он стал подниматься всё выше и выше, пока не добрался до горизонтального плато на вершине — зелёного оазиса в океане клубящихся туманов. Там его ждал серебристый длиннокрылый планер с мигающими красными огоньками по бокам. Человек сел в его кабину и, взлетев, стал плавно лавировать среди воздушных потоков.
— Мрр-мррр, — одобрительно замурлыкала одноглазая кошка, наблюдая за этим полётом.
Она пригнула голову так, что стали видны её худые, отливающие лоском, лопатки и мягко соскользнула по стволу, словно тягучая капля золотисто-янтарной смолы. Коснувшись земли, кошка выгнула дугой спину и крутнулась на месте — кисточки на её ушах опали и свесились длинными прядями, а мордочка вытянулась в измученное женское лицо. Под прохладной дождевой моросью её спина выпрямилась, а когтистые лапы превратились в руки с тонкими пальцами, на одном из которых сиял золотой перстень с «кошачьим глазом»
— В царстве слепых, одноглазая королева! — прохрипела она. — Спешите за мной, незрячие призраки! Сегодня мы обретём вечный покой, ведь содеянное зло никогда не позволит нам возродиться. Столетнее проклятье истончило наши души, превратило в призрачную дымку, которая в эту Купальскую ночь развеется без остатка, а убитая любовь даст новые ростки! Пусть будет так!
Она сорвала перстень, бросила его вверх и взвилась над поляной. Подхваченные струями дождя, за ней ринулись невесомые фантомы Глафиры Лексевны и Гордея Игнатьича, седовласого садовника и необъятной бонны, повара и конюха, пронеслись тени борзых, закрутились в воздухе трости, трубки, монокли и разбитые клавиши старинного рояля. Призраки прошлого переплелись, смешались между собой и растаяли навсегда.
А далеко на горизонте уже показались тучи-каравеллы с развевающимися парусами, засверкали молнии, загремел гром, и могучий Грозовей помчал к поместью беспомощный длиннокрылый планер. Ветер неистово крутил его штопором, кидал из стороны в сторону, обдавал небывалым штормовым ливнем, и всё гнал и гнал на восток, минуя деревеньки и города, железнодорожные пути и автомагистрали, хороводы кувшинок и заросшие ковылём равнины.

***

Наступило утро. На поляне стоял молодой человек с рюкзаком за спиной — высокий, загорелый, тёмные волосы до плеч разделены прямым пробором. Он поднялся на холм и замер от увиденной красоты: вычурные, украшенные лепными буклями, коринфские колонны и балюстрада с декоративными вазами, рядом — ухоженные виноградные арки и розарий, у подножия террас — живой фонтан, а на перекинутом через него, каменном мостике — вазоны с ниспадающей бегонией и солнечные фонари.
Под гигантской елью приютился современный домик с черепичной крышей, на которой сидели спутниковая антенна и пара длиннохвостых сорок.
Юноша огляделся по сторонам и заметил под старым вязом искрящийся ручей, а на берегу реки — девушку с книжкой в руках.
— Guten Tag, Frаulein! Здравствуйте! Невероятная гроза, словно щепку забросила меня в ваши края! Здесь очень красивые места, так и хочется писать акварели!
Девушка встала и пошла ему навстречу. У неё были чудные синие глаза и пшеничные косы, с заплетёнными в них алыми лентами.
— Вы — иностранец? — улыбаясь и щурясь от солнца, спросила она.
— Да, хотя мой прапрадед родом с Украины. Он уехал на учёбу в Германию, да так и не вернулся домой. А я живу недалеко от Гармиш-Партенхирхена, на полпути к горе Цугшпитце и увлекаюсь полётами на планере. Меня зовут — Питер, по-вашему — Петя, а вас?
— А я — Вишенка!
Они рассмеялись.
— Почему Вишенка?
— Не знаю, помню только, что бабушка меня так звала. Хотите посмотреть парк? В него из леса приходят олени, и я их кормлю. А в нашем храме, вон в том, с синей луковкой, недавно стала мироточить старинная икона, а по веткам столетней ели стекает целебная янтарно-золотистая живица! Пойдёмте, а потом я вас горячими блинами угощу!
Не сговариваясь, они взялись за руки, и окрылённые каким-то неведомым чувством, пошли по солнечной тропинке — мимо тонких клинков аквамариновых трав и островков глянцевых фиалок, не замечая поблёскивающих фиолетовыми спинками земляных жуков и, вьющихся над флоксами, мохнатых бражников...

***

Ветер Грозовей лежал на ивовых ветвях, а Ветряна тихонько раскачивала их, словно садовый гамак.
— Устал, милый? Такую грозу принёс, да ещё издалека. Хорошо там?
— Хорошо, да только в родных краях краше! Я ведь увидел в доме этого парня ту акварель, помнишь, с девушкой на берегу реки? Вот и решил закинуть его в наше поместье! Ты любишь меня? — Грозовей шутливо нахмурился и вопросительно поднял одну бровь.
— Люблю, и буду любить всю жизнь...
— И все будущие жизни! — добавил ветер.
— Ой, погоди-ка, — Ветряна лёгким дуновением метнулась к цветущему лугу.
Там, тихонько лопоча, кружили над клевером, цикорием да кашкой, маленькие тёплые ветерки.
— Один, два, три... семь... десять... двенадцать — все тут, — она вздохнула и, пригладив серую полынь, прошелестела: — Дети, кто хочет пощекотать папу? Он уже проснулся!
По ясному небосводу неспешно катился горячий блин солнца, на осинах и тополях весело звенели птицы, а в воздухе витали ароматы ночного дождя, полевых цветов и... вишнёвого варенья.



Марина Карпенко,
г. Ленинск-Кузнецкий, Россия.

Рай для всех

Взошедшая на небесный трон луна осветила ночные улицы. В подворотнях всполошились кривляющиеся тени. Запоздалая молоденькая путница медленно шла по ночным улицам, вдыхая ароматы, принесённые полевым ветром. Намеренно выбирая заросшую травостоем тропку, наслаждалась горьковатым духом полыни. Хорошо-то как!
Стряхивая налипшие травинки, она вышла к людной после киносеанса остановке маршрутного автобуса. Когда свет фар долгожданного авто потрогал асфальт, появился ещё один пассажир. Юноша лет пятнадцати-шестнадцати в лёгком девичьем сарафане и рваных колготках. Грязные китайские шлёпанцы завершали странное одеяние. Темнота будто обступила  сгрудившихся людей, и только странный юноша, не обращая внимания на любопытные взгляды, оставался в стороне, соблюдая неписаные законы изгоя. Фары подплыли к автобусной остановке и автобус, по-домашнему устало вздохнув, лязгнул дверцами и стал принимать толкущихся в дверях пассажиров. Странный парень скользнул последним, устраиваясь на заднем сиденье, прикрыл глаза. Кондуктор ловко собирала мелочь, рассовывая в ладошки пассажиров билеты, добралась до «странного» и зло заговорила что-то, вытолкнув нежелательного персонажа на следующей остановке.
— Ломка у него — возмущённо бубнила она.
Разыгравшийся ветер кинул в окно брызги холодного дождя и пассажиры, стали неохотней покидать тёплый автобус, соскальзывая в темноту на неосвещённых остановках-полустанках.
«Жаль парнишку», — подумала девушка.
— Такой убьёт за грош, — опровергая её мысли, обронила пожилая дама, сидящая позади.
Дашка обернулась и встретилась взглядом с говорившей.
Происходящее показалось сценическим действием, и она, потихоньку стала разглядывать участников спектакля.
Салон автобуса быстро пустел, за окном мелькали редкие огни,  в зеркалах автобусных стекол отражались пассажиры.
Справа сидела женщина с необыкновенно белым лицом, напоминающим японскую маску. Азиатские черты подчёркивали это необычайное сходство. Перед ней расположился толстенький, небольшого роста гражданин, который время от времени доставал платок, поднимал шляпу и вытирал потеющий затылок. На заднем сиденье примостилась молодая парочка. Девица явно гордилась смазливым поклонником, который бесстыдно тискал её на глазах остальных пассажиров. Пожилая дама сидела, плотно сжав губы, явно желая высказаться по поводу парочки, но не решалась. Ещё одного пассажира Дашка видела плохо. Его вытянутая тень отражалась в оконном стекле, причудливо раздваиваясь, расслаиваясь на множество фигур, и ей никак не удавалось рассмотреть гражданина. Над лобовым стеклом автобуса подпрыгивал, пританцовывая и раскачиваясь, цветастый болванчик. Дальше она помнила сильный толчок в грудь, испуганные глаза толстячка, словно в замедленном кино летящую против законов физики сумку пожилой дамы.

***

Розовые лучи утреннего солнца пробивались сквозь опущенные веки. Дарья лежала с закрытыми глазами, не отпуская ещё живущее в ней чувство. Пережитое представлялось ощутимо реальным. Ей снилось, что она летает. Сердце трепетало, отчего щекотало в горле.
Распахнувший дверь больничной палаты коридор, позвякивал столовской посудой и шаркал подошвами пациентов.
— Ну, как мы сегодня? — голосом лечащего врача вопрошал белый халат.
— Доктор, я только что летала во сне.
Татьяна Николаевна присела на придвинутый стул и отсчитала удары пульса на запястье лётчицы.
— Не мудрено. Выжить в такой аварии! Везунчик вы, Даша. Элениум на ночь, — бросила через плечо записывающей назначения медсестре. Изучающим взглядом, глядя в лицо Дарье, сообщила: — Возможно, понадобится операция.  Выздоравливайте и далеко не залетайте, — переходя к другому пациенту, посоветовала врач.
Сколько света! Безупречной белизны стены вызвали уважение. На операционном столе поместилось Дашкино тело. Она смотрела на него со стороны, и ей не было страшно. Только немного смешно и любопытно. Позвякивали блестящие хирургические инструменты, над её неподвижным телом колдовали трое в белых халатах, колпаках и таких же белых бахилах. Они бубнили, словно в трубе, монотонно роясь в её груди, гулкие стены рикошетили звуками, произвольно гуляющими в пространстве. Синюшные губы, заплывший глаз. Пожалуй, Дашку больше не волновала собственная внешность. Она вспомнила о нестиранном нижнем белье в корзине. Кто-то брезгливо кинет его в огонь. Безразлично о романе с Дэном, по которому ещё недавно было пролито столько слёз. О родных, которые вскоре забудут о ней, путая жалость к себе с тоскою по Дашке. Она покидала тело по собственной воле. Настоящее стремительно отодвигало прошлое, которое всё меньше связывало её с этим ставшим предметом телом, с этим миром. Там, за пределами белых стен простиралась свобода и огромное небо с обитаемыми планетами.
Лёгкая, словно пёрышко, Дашка прошла сквозь стены и расслаблено поплыла вверх, наслаждаясь простором.
Раньше, она пыталась понять, что такое вечность, бескрайность, бездна. Сейчас, нахлынуло понимание, и от этого перехватывало дух. Ей казалось, что весь мир, наконец-то принадлежит ей.
Она не представляла, сколько прошло времени до того, как на её пути появилось серое облачко. Исследуя его, Дашка натолкнулась на объект, который возмущённо ойкнул при её приближении.
— Осторожнее, — возмутилось создание.
Приглядевшись, Дашка увидела полупрозрачного толстячка из автобуса.
— И вы здесь? — удивилась она.
— А где же мне быть? — проворчал толстячок.
— Вы тоже покинули своё тело?
Толстячок окинул Дашку презрительным взглядом и промолчал.
— Ах! — выдохнула  Дарья. — Вы все здесь?
— Нет — буркнула пожилая дама, — ожидаем молодого человека.
Девица из автобуса суетилась и нервничала, в ожидании возлюбленного.
— Конечно, не может оторваться от смазливой медсестрички, — слезливо возмущалась она.
Хмурый кондуктор скрупулезно пересчитывала выручку.
— А что дальше? — решилась поинтересоваться Дашка.
— На суд, — закатывая глаза, возвестил толстячок, покорно переплетая пухлые ручки.
Бледное личико азиатки склонилось, демонстрируя согласие.
Наконец, молодой человек воссоединился с возлюбленной, и подошедший вздыхающий автобус принял их на прежние места. За тёмным окном мелькали огни, в зеркальных стёклах отражались пассажиры последнего в этой жизни рейса. У всех был торжественный вид. Пожилая дама что-то молитвенно шептала. Толстячок пробовал молиться, но постоянно сбивался, от чего думал, что потеет, и тёр лысину. Девица на заднем сидении что-то страстно шептала возлюбленному, преданно заглядывая в глаза.  Белое лицо-маску портили две борозды молчаливо катящихся слёз не то радости, не то облегчения. Над лобовым стеклом выплясывал свой тряпичный танец  болванчик.   Расслаивающийся гражданин больше не расслаивался и с прямой спиной, чинно сидел на своём месте, изредка скаля белые клыки на вытянутой морде в вежливом оскале. 

***

Просторный холл встретил прибывших прохладой и белизной больничной палаты.
— Располагайтесь, — предложил появившийся человек. – Прошу простить за скромный приём, причиной которого явилась необыкновенная занятость. Поясню некоторые правила: в данный момент, вы заканчиваете земное существование, кое продлится ещё сорок дней. Особо значительными для вас пройдут, также девять дней с момента отторжения  тела. Отпевание, прощание с родственниками, привыкание к новым обстоятельствам произойдёт за указанный мною период. Дальнейший путь будет зависеть от вас и вашего волеизъявления.
— Как это? — не сдержался толстячок. По привычке  держась за голову, он задал волнующий всех вопрос: — Мы попадём в рай или в ад? Когда суд? Где райские врата?
— На протяжении земного существования, вам предоставлялось право выбора, у вас никто его не отнимает, — пояснил человек.               
— Полагайтесь на свою совесть, она поможет вспомнить все грехи, а искреннее раскаяние укажет дорогу в Царство Отца Небесного.
Толстячок шумно выдохнул и сел, пытаясь осознать произошедшее.
«С собственной совестью уж как-то договоримся», — промелькнуло в его голове.
«До сих пор у нас с ней не возникало особых проблем», — ехидно подумал любовник.
«После стольких мучений мне и говорить-то с ней не о чем», — решила азиатка.
«А она вообще существует?» — внезапно задумалась девица.
На губах присутствующих появлялись улыбки недоумения, а затем и радости. Все начали поздравлять друг друга.
— А если некие грешки, скажем, не припомнятся, укроются в сознании? — усомнился молодой человек.
— Кому же, как не вам ведать собственные грехи? От себя не спрячешься, — недоумённо пожал плечами гид. — Если осознав своё падение, вы придёте к искреннему раскаянию, то будете, несомненно, прощены и допущены к жизни вечной.  Должен предупредить, — после небольшой паузы продолжил человек, — что ознакомление с правилами не закончено. Прошу подойти к последней черте.
Только теперь присутствующие обратили внимание на тускло светящуюся линию вдоль коридора.
— Эта черта отделяет мир мёртвых от мира жизни вечной. Говоря на вашем языке рай от ада. Не питайте ложных иллюзий, она разделяет указанные миры гораздо больше, чем это может показаться. Примерно, как жизнь и смерть. В данном пространстве, где вы сейчас находитесь, можете пребывать до окончания сорока дней. Вам придётся сделать окончательный выбор, где находиться, по ту, либо по эту сторону. Обещаю, — доброжелательно улыбнулся гид, — что для желающих остаться в раю, следующая встреча будет носить более торжественный характер, согласно значимости момента. Отец небесный с радостью примет вас. На данном этапе, вы можете попрощаться с близкими  вам людьми. У кого останется время, просьба помочь молящимся донести молитвы до врат Царства Небесного. Прошу располагаться и обещаю, что нужды ваши будут удовлетворены полностью.
Гид раскланялся и  незаметно скрылся, оставляя подопечных осваиваться и приходить в себя.
— Вот это момент! Это да! — восхитился парень. — Это я понимаю! По-человечьи! Кому рассказать, не поверят.
— Вот уж не подумала бы, что в рай пускают всякий сб… всех подряд, — немного разочаровано поправилась пожилая дама, поглядывая на «сладкую парочку».
— Да! Да! Какое счастье! — твердила, размазывая слёзы, женщина с бледным лицом. — Я так настрадалась, так настрадалась, имею право.
— Я стану кормить тебя яблоками из райского сада, — пообещала возлюбленному девица.
— Я должен увидеть жену, — засобирался толстячок. — Она наверняка что-нибудь забудет, а мне здесь жить. И Петру Ивановичу надо напомнить, где документы. Квартальный отчёт не доделан. Да… что уж, теперь.
— Я тоже спешу, — засобиралась дама, — я должна видеть, как позаботились о моём Леопольде.
— Прощаться в пивнушку к этой гадине? — заподозрила молодого человека девица, мешая назревающим планам возлюбленного.
В конечном итоге все разошлись, и опустевший коридор наполнился светом восходящего солнца.

***

Дашка проплыла по знакомой с детства улице, заглянула в окно. На стене, повесив стрелки-усы, замерли часы. Ничего с момента её последнего пребывания в этом доме не изменилось, разве что зеркала покрывали куски чёрной материи. Она походила в последний раз по знакомым с младенчества комнатам и вернулась на улицу. У ворот соседка тётя Маша судачила с незнакомой женщиной.
— Валентина в больнице, горе-то какое — дочка у неё в аварии разбилась. Всю жизнь на неё тянулась, куска не доедала, ночей не досыпала, а теперь всё, жить стало незачем, — слёзно частила Мария. — Слегла бедная, как бы сама вслед за дочерью не отправилась.
Женщина перекрестилась и скорбно поджала губы. Дашку как обухом по голове ударили. Как же так, ей казалось, что мама её не любит. Недаром же говорила, что Дашка её наказание и всё пилила, пилила. То не так, это не эдак.
Обгоняя ветер, Дашка рванулась к больнице.
Мать лежала на кровати бледная, невидящими глазами уставившись в одну точку.
— Мама! мамочка! — крикнула Дашка, падая ей на грудь.
Валентина встрепенулась, в следующий момент из её глаз выкатилась слезинка, и женщина снова замерла, больше ни на что не реагируя.
— Моя мама умирает! — вопила Дашка. — Помогите же кто-нибудь.
До утра она сидела рядом с матерью и медленно, гладя её по голове, монотонно всхлипывала.
Вернувшись к черте, Дашка сжалась, и некоторое время сидела так. В голове было пусто. В груди болело.
Новые знания захлестнули своей простотой и лаконичностью. Теперь, она ясно понимала, что скоро станет частью чего-то большого, целостного, частью мироздания, но это почему-то не радовало. Она знала, что забудет любящую её маму, очарование таинства жизни на земле.  «Он давал мне индивидуальность, он верил в силу моего созидания как в собственную. Позволял мне быть одновременно частью его и меня. А я? Как я могла быть такой эгоисткой? Не замечать очевидного. Я предала её, его, — думала Дашка. — Они отдали мне всё, а я предала. Помахала ручкой и свинтила. Прости меня мамочка, прости родная. Прости Отец небесный. В раю таким, как я — места нет», — решила девушка и перешагнула черту.
Вопли страждущих привели её в чувства. Она сидела в огненной долине, на холме, а там, внизу, к ней тянулось множество рук, её умоляли о глотке влаги. Дашка не знала, чем им помочь и плакала. Бедняги ловили её слёзы, жадно слизывая их с опалённых рук.
Огромный верзила с бычьей головой ткнул в Дашку трезубцем и со словами: «Нам чужого не надо», отшвырнул прочь.

***

Толстячок Николай Иванович застал жену за хлопотами над его собственным поминальным столом. 
Краснощёкая и дородная Любовь Самсоновна — под стать супругу — обладала пышными телесами и слезливым, но твёрдым характером. Поминутно смахивая слёзы и сморкаясь, она виртуозно руководила многочисленными помощниками, снующими между кухней, кладовой и погребом, направляя их в нужное, русло. На столе, как по волшебству, появлялись хрустящие огурчики, обжаренная, с корочкой рыбка, громко шипела кухонная сковорода, пополняя горку румяных блинчиков. Пахло квашеной капустой и борщом. Из густой деревенской сметаны произрастала расписная деревянная ложка. Кутья поблёскивала отборным изюмом, в углу остужался наваристый компот, а из погреба несли запотелую домашнюю наливочку.
— Матушка, хлебца, хлебца не забудь, — растерянно лопотал Николай Иванович.
У одра, как и полагается, чинно восседали траурные матроны, в ожидании осанистого батюшки.
Дом заполняли многочисленные родственники, сослуживцы, соседи, привлечённые кухонными благовониями, во дворе толпились местные бродяги. Наводнённая автомобилями улица вызывала вопросы у проходящих зевак и ротозеев.
— Умер? Разбился? Как же так? Не может быть. А такой был живенький, ладненький, — шептался народ. 
Чувственный Николай Иванович сновал между пришедшими, основательно мечтая о стаканчике потной наливочки, плакал и пытался поделиться важной новостью:
— А я ведь в рай, дорогие мои, сразу в рай! И без разговоров.
— Любушка моя, голубушка, — чмокая собственную вдову, умилялся покойный.
— Соседушка, ладушка да лапушка, — щекотал ничего не подозревающую моложавую соседку.
Наконец, решив, что пора, он окинул хозяйским взглядом хлебосольный стол и умиротворённо проследовал к графинчику с наливкой. После нескольких неудачных попыток испить домашний нектар, впервые пожалел о собственной кончине. Разочаровано глядя на пирующих, вконец обозлился и покинул присутствующих в полном расстройстве своих самых сокровенных чувств. Расположившись у последней черты, с горечью осознал, что находится в полном одиночестве.
— Чревоугодие, грех, — робко подала голос совесть.
— Да… заткнись ты, — в сердцах посоветовал Николай Иванович.
— Ты даже не голоден, — робко продолжила та.
— Уж мне-то лучше знать, — потер лысину усопший.
— И воровство грех, — продолжила совесть, — и мздоимство.
— Ну… началось, — недовольно насупился Николай Иванович.
Ноздри его защекотал знакомый запах жареного мяса. Николай Иванович принюхался. Дух произрастал из-за роковой черты.
«Я одним глазком…» —  не успевая додумать пришедшую на ум мысль, Николай Иванович живенько сунул нос в пределы запретной границы.
Два подозрительных субъекта с породистыми носами профессионально жарили куски свежайшего мяса, обильно поливая их отборным вином. Кольца золотистого лука плотно обхватывали шампура, а на столике дожидалась пара бутылок столичной водочки.
— Третьим будешь? — поинтересовался один из обладателей благоухающего продукта.
— Да… я… помер я, братцы! Такие вот дела. Рюмочку не поднесёте? Я тут, напротив, обустроиться намерен. Если бы не обстоятельства, я ни-ни, — бессвязно оправдывался Николай Иванович.
— Да ладно, что как не родной? — подбодрил другой мужик. — Со всяким может случиться. Все мы смертны.
Николай Иванович горестно вздохнул и затрусил к столику.
— А ты говорил: мяса маловато, смотри какой боровок к нам спешит, — заржал, открывая личину, здоровенный чертяка.
— Так не честно, — попытался возмутиться Николай Иванович, — но вскоре,  осознав собственную глупость, в ужасе затих.

***

Гюзаль и Лола появились у черты одновременно.
— Ты чего куксишься? Радоваться надо, скоро в рай попадём, — просветлев лицом, возвестила Гюзаль.
— Мой сбежал, — горестно сообщила Лола.
— Куда он денется? Всё равно сюда придёт, — рассмеялась Гюзаль.
— Понятно, — безрадостно согласилась Лола.
— Любишь очень? — с оттенком зависти спросила Гюзаль.
— Не знаю. У нас все девчонки по нему сохнут. То есть сохли, — поправила себя Лола. — Я с периферии, а он — красавчик, к тому же прописка, родители не за станком на заводе стоят. Такого только дура упустит. Я — не дура, — с гордостью возвестила Лола.
— Так теперь-то не всё ли равно? — удивилась Гюзаль.
— Не скажи. Может, и всё равно, только надо баш на баш. Вот найду лучше, этот сразу пинка под одно место получит! — выкрикнула в сердцах Лолита. — А ты чего выбелилась, как в ведро с известью макнули? Косметикой пользоваться не умеешь?
— Я оспой болела, — созналась Гюзаль, — тут не знаешь куда макнуться, чтобы люди не шарахались. Детей иметь не могу, муж бросил. Одна на свете, все отвернулись.
— Ладно, не ной, в раю несчастными не бывают.
Женщины ещё немного посудачили, и, разбираемые любопытством, заглянули через открывшийся проём в райские сады. Прохлада и птичье щебетание располагали к отдыху. Где-то поблизости шла репетиция ангельского хора. Диковинные бабочки без устали порхали от одного дерева к другому.
— А где обитатели райских кущ? — удивилась Лолита.
— Все трудятся, — сообщил неизвестно откуда появившийся гид.
— Как трудятся? — удивилась Лолита. — Это же рай. Им наслаждаться надо.
— У вас ошибочное представление о рае, — терпеливо пояснил гид. — Наша задача оберегать людей, потому к каждому приставлен ангел хранитель, ему отдохнуть не удаётся, пока человек жив. Молитвы донести, слово божье до слуха людского. Дел много, а помощников  не хватает. Каждая травинка присмотра требует. И вы не бездельничайте — видите, старушка от тяжёлой болезни умирает. Утешьте бедную, облегчите ей страдания.
Лолита и Гюзаль устремились к болящей. Плохо пахнущая, давно не мытая плоть старой женщины источала зловоние. Брезгливая Лолита зажала нос, наотрез отказываясь подходить к нищенке.
Превозмогая отвращение сердобольная Гюзаль, стала нашёптывать бедняге слова утешения. Старушка затихла, лицо её просветлело, и она заснула спокойным, безмятежным сном праведницы.
Женщины хотели удалиться, но неподалёку их ожидала другая несчастная и старик, и ребёнок, и не было конца нуждающимся в утешении.
— Может, мы что-то попутали? Наверно, старик обманул нас. Это скорее ад, чем рай. Давай уйдём, — предложила Лолита.
— Я останусь, — беспомощно оглядываясь на страждущих, отказалась Гюзаль.
Раздосадованная Лолита покинула сердобольную подругу, возвращаясь к последней черте.
Немного успокоившись, возмущённая женщина заглянула в запретную зону.
У тлеющего огня возлежали мужчины, по телосложению напоминающие легендарного Аполлона. Загорелые тела украшали диковинные татуировки. Играя мускулами, некоторые шутливо боролись. Один из сидевших напевал под гитару что-то модное и знакомое, из шансона.
«Вот это тусовка! Вот он, рай-то! А я всё думаю, в чём подвох? Развести хотели, — радовалась своему открытию Лолита. — Что из того, что рога торчат, мужчина должен быть чуть красивее обезьяны. Скоро я здесь хозяйкой буду, — самоуверенно подумала она. — Надо разоблачить старикашку. Хотя… каждый сам за себя», — решила женщина и, поправляя причёску, переступила черту.

***

Вероника Поликарповна разыскивала своего кота Леопольда. В квартире бездетной женщины хозяйничал неизвестно откуда взявшийся внук.
Любимое хозяйкой животное обитало на ближайшей помойке. После встречи с местной разношерстой братией, Леопольд имел потрепанный, но всё ещё презентабельный вид. Доедая рыбью голову, Леопольд почувствовал приближение хозяйки и довольно заурчал.
— Бедный мой, — причитала Вероника. — Я обязательно узнаю, можно ли котам в рай? Всякой нечисти можно, а благородным котам, что, нельзя?
— Она ещё немного побыла в ставшей чужой квартире, плюнула новоявленному внуку в чай и удалилась.
У черты никого не было. Вероника присела, дожидаясь чьего-либо присутствия, и услышала разговор. Говорили явно из запретной зоны. По голосам — женщины обсуждали последние события обоих миров. Прислушиваясь к говорившим, Вероника всё больше склонялась к черте.
— Подслушивать не хорошо, — говорила совесть.
— Да тихо ты, — одёргивала Вероника.
— Кто владеет информацией — правит миром.
Она так напрягалась, что, в конце концов, свалилась за черту, переполошив беседующих женщин.
— Извините, я тут задремала, сейчас же ухожу, — попыталась вывернуться хитрюга.
— Ничего, кума, будь как дома, — рассмеялись чертовки.
— Наливку пьёшь?
— Пью.
— Вот и будешь бурдюком, а то мы не знали, во что вино наливать.
 
***

Кондуктор Алевтина, в который раз, пересчитывала выручку. Медные монеты побрякивали, давая женщине хоть какое-то утешение.
— Надеюсь, этого на первое время хватит, — лихорадочно рассуждала она. — Рай раем, а деньги они всегда деньги.
Глаза её затуманили навернувшиеся слёзы, и в какой-то момент подумалось: «Разве это была жизнь? Счастливых деньков по пальцам счесть можно», — Алевтина горестно вздохнула и, по привычке возведя вверх глаза, посетовала:
— Где она? Справедливость твоя? — Ещё раз пересчитала монеты и добавила: — Разве это деньги? Слёзы.
В тот же момент медяки обернулись каплями сверкающей влаги и, ручейками просочившись сквозь пальцы обескураженной женщины, стекли к ногам. Через секунду образованная ими лужица бесследно исчезла.
 — Так это были мои слёзы? — обожгло Алевтину.
 — Так и есть, — подтвердила совесть. — Ты никогда не была довольна. Не замечала тех, кому жилось гораздо труднее, чем тебе. Не умела радоваться малому, не можешь и большому, — упрекнула совесть, намекая на рай.
— Как же так? — Алевтина вдруг вспомнила живущего неподалёку старика. Глупый старик выстрагивал детям свистульки и поделки в подарок. А мог бы продавать. На обиды и оскорбления не отзывался, тихонько отсиживаясь в своей каморке. Алевтина знала, что чудак перебивается с хлеба на воду, но во дворе всегда сновали прикормленные им вездесущие воробьи. «Убогий», — обзывала чудака Алевтина.
— Убогий, — повторила заученное слово женщина, увидев его под другим углом. — А, может, и нет?
Страницами известной, но до конца так и не понятой ею книги, мелькала перед ней жизнь.
«Не таким уж невзрачным был пройденный путь, — впервые с гордостью подумала Алевтина о своей жизни. — Что мешало мне быть счастливой?» — растерялась женщина. Она искала и не находила ответа. 
 
***

Разочарованный Вадик появился у черты последним. Он долго сновал в поисках безутешно страдающей по нему души.
Те, кого он считал друзьями, недолго горевали по усопшему. К черте он подходил с чувством, как будто его никогда не существовало.   
Лолита, как назло, куда-то подевалась. Испытывая чувство благодарности, Вадим впервые взглянул на подругу, как на единственно верного и родного человека.
— Лола! Лолка! — нетерпеливо вглядывался в пространство Вадим.
Ему хотелось прижаться к ней, единственно верной, родной, повиниться в своей неверности, глупости. Он был уверен, она поймёт, простит. 
Теперь всё будет иначе, по-настоящему. Да, да именно по-настоящему. Прожитая жизнь представилась ему некой репетицией, теперь-то он знал, как надо жить. Вадим видел себя героем. «Нужно спасать мир. Я знаю то, что не знает никто. Я — Архимед, нашедший точку опоры. И я переверну этот мир».
— Лолита! — крикнул переполняемый чувствами Вадик, и услышал знакомый смех. За чертой  кто-то веселился, и этот кто-то был явно в обществе его возлюбленной.               
Вадим заглянул за черту и обнаружил сидящую на коленях рогатого Лолиту. По её виду трудно было предположить, что девушку удерживают насильно.
— Ах!.. Женщины! — заламывая руки, вскричал Вадим. — Все беды из-за вас.

***

Гюзаль трудилась, не покладая рук. Она сбилась со счёта, скольким несчастным оказала помощь. Теперь она могла видеть тех, кто трудился рядом. Легкокрылые создания мелькали повсюду, и они одобрительно кивали ей, как своей. Она отвечала им гордой улыбкой удовлетворения. За долгие годы женщина впервые не прятала своего испещрённого оспой лица. Чувствовала себя частью великого, не ведомого ей, мироздания. Целая армия посланников
 стояла на страже попавших в беду. Если бы только люди видели, как отчаянно сражаются за них эти хрупкие с виду создания. Уносят тяжёлые болезни, с трудом волоча их подальше от людей, подсовывают опору споткнувшимся.
— Какие мы глупые и неуклюжие! — горевала Гюзаль. — Сколько проблем от нас создателю и его помощникам.
Приближаясь к очередному больному, она вдруг узнала знакомые черты. Мужчина ещё не знал о своей болезни, но червоточина разрасталась, и Гюзаль это видела.
Этот человек когда-то клялся любить её вечно. За него она готова была умереть. Сейчас рядом с ним находилась красавица жена, в доме резвились румяные дети. У него было то, что должно было принадлежать им обоим, но досталось ему одному.
Это он однажды не захотел обратиться к дорогостоящим врачам, когда она заболела. Это из-за не оказанной вовремя помощи лишилась радости материнства. Из-за полученных от болезни изъянов была оболгана и изгнана любимым человеком, вынужденно скиталась по свету без угла и приюта. 
— Будь ты проклят! — переполняемая смешанными чувствами зависти и ненависти, произнесла женщина.
Получившая поддержку болезнь вспыхнула с новой силой. Крылатые создания бились о преграду проклятия, но не могли преодолеть её, и вскоре Гюзаль перестала их видеть.

***

Дашка очнулась от ледяного холода. Зубы её выбивали чечётку громче, чем выбивают подкованные туфли танцора. Внимательно разглядывая потолок, она все больше растворялась в пространстве слабоосвещенного помещения до тех пор, пока окончательно не растворилась. В следующий раз она очнулась в тепле. Возле неё сновали взволнованные люди. Лечащий врач Татьяна Николаевна возбуждённо говорила кому-то:
— А я думаю, как же так? Всё сделали правильно, а она умерла. Наркоз переносила хорошо, а сердце остановилось? Феноменально! Этот случай, нужно непременно изучать. Летаргический сон? — не давая собеседнику высказаться, продолжала она. — А если бы похоронили? Хорошо, что мать  в больнице, забрать труп было некому. То есть не труп, конечно. Наверно мозг пострадал? — тараторила женщина.
«Нужно помалкивать о том, что со мною случилось. Иначе решат, что мозг повреждён», — пришла к выводу Дашка.
Её долго исследовали, подключали к каким-то трубкам, аппаратам, так ничего и не обнаружив, отпустили.
Счастливая Дашка снова шагала по твёрдой земле, поглядывая на луну и бескрайние просторы ночного неба.
Солнце утренних куполов осветило небо. Дашка взошла на ступень белокаменной церкви и замерла. Сердце переполняли чувства. Смятение превратилось в подступивший к горлу ком. Покатившиеся слёзы принесли облегчение. Дашка вздохнула полной грудью, ей захотелось поделиться радостью, и она повернулась к стоящему позади пареньку. Что-то неуловимо знакомое промелькнуло в фигуре незнакомца. Глаза его излучали такую муку, что у Дашки болезненно сжалось сердце. Изгой с остановки?! Дашка подвинулась, уступая место незнакомцу, и он неуверенно встал рядом. Так и стояли на самой первой ступени к храму, щурясь от яркого солнца и ощущая терпкую горечь степной полыни.



Виталий Киреев,
г. Орёл, Россия.

Зеркало правды

На площади стоял невообразимый шум. Откуда-то слышалась печальная песнь шарманщика, но слов было не разобрать, они растворялись в задорной мелодии праздничного оркестра, неустанно звеневшего на всю площадь. Радостные крики детей, смешиваясь с веселым женским смехом и басовитыми мужскими возгласами, создавали причудливые голосовые переплетения. Наряженные в свои самые богатые одежды купцы, в предвкушении скорой прибыли, наперебой зазывали народ к своим лавкам, стараясь перекричать весь этот праздничный гам. То тут, то там, мелькали яркие наряды суетливых скоморохов. В воздухе носились ароматы готовящихся здесь же лакомств, будоража аппетит. И все это великолепие довершал собой упирающийся в небо пестрый купол бродячего цирка. В Ширге вовсю шла ярмарка, в шумной суете которой, среди гуляющего народа торопливо пробирался гном.
Карл спешил. Он был, конечно, не прочь пошататься по шумящей площади, поскольку был потомком старинного рода Гертонских лесных гномов, непревзойденных любителей побездельничать, но сегодня на это не было времени.
Умело увиливая от идущих навстречу жителей Ширги, Карл стучал по каменистой мостовой своими расписными деревянными башмаками и шел все быстрее и быстрее. И на это была причина. Дома его ждал праздничный ужин с женой Тильдой и сыном Фреем.
В жизни Карла это было конечно не самое значимое событие. Точнее сказать, оно было совсем незначащим, поскольку Карл уделял своей семье весьма мало времени, тратя его в основном на себя. Но сегодня Тильда обещала приготовить его любимую тыквенную кашу, поэтому он продолжал торопиться, не обращая внимания на все нарастающий вокруг гвалт.
— Свежие свиные ребрышки! — кричал один голос.
— Теплые шерстяные сюртуки! — вторил ему другой.
— Украшения из Бантальского мрамора! — перебивал третий.
Карл был, конечно, немного голоден, да и новый сюртучок ему бы не помешал, так же как, впрочем, и прекрасная мраморная бляха для его кожаного ремня, но в кармане у гнома было всего две серебряных монеты, на которые жена наказала ему купить свежего Ширгского хлеба.
Вскоре толпа стала редеть, а шум постепенно стихать. Центр ярмарки остался позади, и Карл, стремясь поскорее оказаться дома, хотел еще прибавить шагу, как вдруг его внимание привлек черный матерчатый шатер, стоящий самым последим на огромной цирковой стоянке.
Рядом гном заметил странного сгорбленного человека. Тот был одет в потрепанный черный камзол и такого же цвета тертую бархатную шляпу с серебряной брошью в виде закрученной спирали. Незнакомец сидел на маленькой деревянной скамейке возле своего шатра, опустив голову, и что-то чертил на земле лакированной деревянной тростью.
— Желаешь узнать правду, добрый человек, — обратился он к гному мягким мелодичным голосом, не поднимая взгляда. — Мой аттракцион «Зеркало правды» к твоим услугам за скромные два серебряника.
— Спасибо, — вежливо отказался Карл, и хотел, было, пойти дальше, но все же остановился.
«Два серебряника за аттракцион, а почему бы и нет, — подумал гном. — Кашу можно и без хлеба съесть».
— А что это за зеркало такое? — Карл повернулся к незнакомцу, продолжавшему что-то чертить на земле.
— Две монеты — и ты узнаешь правду, о которой даже не догадывался, — ответил тот, все еще не поднимая головы.
— Ну что ж, Тильде скажу, что монеты вытащили карманники, — решил Карл и, достав из-за пазухи два серебряных, протянул человеку в шляпе. — Показывай свое зеркало.
— Ты не пожалеешь, — тихо произнес незнакомец, забирая деньги.
Наконец, он поднял взгляд, и на Карла посмотрело безобразное, изрезанное морщинами старческое лицо с длинной седой бородой. Один глаз старика был прищурен, второй же внимательно смотрел из-под шляпы, будто оценивая нового клиента.
— Проходи в мой шатер, — пригласил хозяин аттракциона и, скрипя, поднялся с лавочки, открывая проход.
В шатре не было ничего кроме огромного зеркала в богатой резной оправе, находящегося в центре, и деревянного стула, стоявшего перед ним.
— Садись сюда и внимательно смотри в зеркало, — пояснил Карлу старик.
Гном послушался. Он опустился на весьма неудобный жесткий стул и уставился на свое отражение, ожидая увидеть нечто необычное. Но на него по-прежнему смотрело знакомое вытянутое лицо с хитрыми зелеными глазами, родинкой на носу и редкой козлиной бородкой.
Просидев так с минуту, Карл, наконец, начал понимать, что его, видимо, водят за нос.
— Так значит, ты решил меня одурачить? — громко выкрикнул гном. — Такую правду я могу увидеть в любом зеркале!
Но, обернувшись, Карл понял, что находится в шатре один.
— Вот мошенник! — произнес он и еще раз взглянул в зеркало, которое начало светиться легким зеленым светом. — Забрал монеты и исчез, надо же! — продолжал негодовать гном, не обращая внимания на странное свечение.
Он торопливо встал со стула и вышел на улицу. Старика не было и там.
— Бессовестный старикашка! — прокричал гном и направился домой, расстроенный тем, что зря потратил свои два серебряника.
Дома было тепло и уютно. В камине тлели дрова, а из кухни тянуло ароматом предстоящего ужина. Тильда звонко орудовала посудой нагоняя и без того сильный аппетит.
— Я дома, дорогая! — крикнул из прихожей Карл, снимая сюртук.
— Ссслышшшу, дорогой, — послышалось в ответ.
— Что с тобой, ты не заболела? — не узнав голос жены, спросил Карл.
— Нет, сссо мной всссе прекрасссно, — снова прошипело с кухни.
Карл не на шутку разволновался. Услышанное им шипение совсем не походило на звонкий голосок его Тильды. Он быстро сбросил с ног башмаки и зашагал на кухню.
Увидев жену, Карл от неожиданности попятился назад, и, споткнувшись, осел на пол. Вся кожа его дорогой Тильды была покрыта серой чешуей, а вместо ее симпатичной головки извивалась страшная змеиная морда.
— Ну, здравссствуй, мужжженек?
— Что… с тобой стряслось? — заикаясь, спросил Карл, вжимаясь в стену.
— Сссо мной ничччего, а вот ссс тобой уже давно чччто-то не так! — ответила Тильда, и во рту ее мелькнул раздвоенный язык. — Ты целыми днями пропадаешшшь где-то, а приносишшшь домой сущщщие грошшши!
— Но я… работаю…
— Не перебивай! — повысила голос Тильда, и ее змеиный капюшон угрожающе раздулся. — Имей к сссвоей жжжене хоть каплю уважжжения. Я гну ссспину на вас с Фреем целыми днями. Ссстираю, убираю и не отхожжжу от плиты, а ты чччем мне отвечччаешшшь!?
— Ннно… я тттебя…люббблю…
— Любишшшь! — зашипела Тильда и оскалила пасть, обнажив желтые ядовитые клыки.
— Вы чего тут расшумелись? — неожиданно раздалось в дверях. — Поспать не даете!
Карл поднял взгляд и пришел еще в больший ужас. В кухню вошел его сын Фрей. Точнее он был одет как Фрей. Та же синяя рубашка и полосатые шаровары, но вместо рук у него были копыта, а на плечах громоздилась жирная свиная голова.
— Почему это папаня на полу сидит, хрю-хрю? — спросил Фрей и, зачерпнув копытом кашу из стоящего на столе горшочка, оправил ее в рот, и начал небрежно жевать, чавкая и роняя еду прямо на одежду.
— А это ты у него ссспроссси? — ответила Тильда, прищурив змеиные глаза.
— Папань, ням-ням, ты это чего, хрю-хрю? — и он зачерпнул очередную порцию каши, довольно дергая пятачком.
— Сынок…Фрей… а с тобой что? — не понимал Карл.
— Все в порядке, хрю-хрю, — и он вытер испачканные в каше копыта прямо о свои шаровары. — Ты же знаешь, я люблю  покушать, хрю-хрю!
Карл еще секунду смотрел на существ, которые когда-то были его семьей, затем, вскочив на ноги, стремглав выбежал из дома. Оказавшись на улице, он растерялся, даже не заметив, что забыл одеть башмаки.
«Что же делать?» — панически соображал гном, пока в окошке стоявшего на другой стороне улицы дома вдруг не моргнул свет.
— Влас! Дружище! Уж ты ты-то мне поможешь! — с этими словами Карл подбежал к дому с красной черепичной крышей и торопливо постучал в дверь.
— Кто там? — ответил негромкий слащавый голос.
— Это я, Карл! Твой друг! Скорее открой!
Дверь медленно отворилась, и на улицу высунулась бугристая зеленая морда с выпученными глазами, вращающимися независимо друг от друга.
— Только не это! — вскрикнул Карл. — И ты тоже!
— Что-то не так? — спросил Влас, и его зеленая окраска сменилась на фиолетовую.
— Я…я…хо…тел… — снова начал заикаться Карл.
— Что хотел, — договорил за него сосед. — Попросить в долг несколько монет? Да пожалуйста. Ты же мой самый лучший друг. Для тебя мне ничего не жалко, — мягко протянул Влас и тут же побагровел.
Карл попятился назад и, оступившись, полетел со ступенек. Мир вокруг завертелся и закружился, а когда все вновь встало на место, гном обнаружил, что сидит в шатре черного старика перед его странным зеркалом.
«Так, значит, мне все это почудилось!» — догадался Карл и облегченно вздохнул, вытирая пот со лба, но когда поднял взгляд на зеркало — обомлел.
Из отражения на него смотрела мохнатая козлиная морда с длинными витыми рогами, хитрыми зелеными глазами и реденькой бородкой…



Юрий Бобров,
г. Москва, Россия.

Дама в Черном

Доктор Юджин Стреджест любил свою работу. Два года назад он сбежал из объятого «революцией» Канзаса в этот захолустный городок на окраине Техаса, опрометчиво поверив главе Конфедерации о правящей букве закона на территории двадцать восьмого штата. Увы. Закона здесь не было. В первый же день пребывания он стал свидетелем жестокой перестрелки пьяных фермеров и сам едва не поймал «железную пилюлю» в живот. Местный шериф тогда со смехом поинтересовался, не желает ли заезжий лекарь немедленно покинуть их гостеприимный городок? Но Стреджест лишь стиснул зубы, отрицательно покачал головой и бросился оказывать помощь раненым. С тех пор прошло два года. Городок разрастался и уже насчитывал более пяти тысяч жителей, и Стреджест настойчиво требовал от мэра разрешение на строительство больницы. Однако мэр лишь глумливо выпускал в лицо эскулапа клубы вонючего сигарного дыма и с напускным сожалением цедил:
— При всем уважении, док, денег нет.
Сейчас, вспоминая неприятный разговор, Стреджест хмурился и вполголоса бормотал проклятия:
— Денег у них нет. На пять тысяч жителей два салуна и три борделя, а дома милосердия нет! Что прикажете делать? Президенту Пирсу писать?
Руки его дрожали от злости, когда он высыпал на жестяную горелку приготовленные порошки. Что поделаешь, провизора в городе не было, и приходилось готовить лекарства самому. «Все! Надо взять себя в руки! Я спокоен. Я очень спокоен. Так, кладем листья Коки, добавляем мочевину и малоновую кислоту, зажигаем горелку. Отлично. Теперь засекаем время, иначе вместо обезболивающего получим слабительное…»
Стреджест привычно потянулся к жилетке, чтобы достать золотые карманные часы, но тут же с проклятием отдернул руку. Как он мог забыть? Ведь еще три месяца назад он проиграл их в покер Ричарду Мелоу!
«Это склероз! Три месяца прошло, а я всё шарю у себя на брюхе! А все потому, что эти часы были мне так дороги! Проклятье!»
Стреджест треснул кулаком по столу и громко закричал:
— Генри! Беги скорее сюда и захвати большие песочные часы! Эй, Генри! Ты что, не слышишь, паршивец?!
Однако Генри — сынок шерифа, которого Стреджест пообещал обучить азам лекарской профессии, не спешил идти. Доктор, кряхтя, вылез из-за стола и направился в подсобку. Где еще искать несносного мальчишку? Только в подсобке.
У Генри, по мнению доктора, была одна дурацкая страсть. Он собирал вырезки из газет о всяких необычных, таинственных и фантастических происшествиях. А этого добра в газетах хватало! Уже сейчас подшивка Генри насчитывала больше двухсот таких заметок.
В подсобке мальчугана не оказалось. Зато подшивка была на месте. Стреджест брезгливо полистал её, усмехаясь нелепым заголовкам: «Зеленые человечки в Лос-Анжелесе!», «Индейский вождь самовоспламенился на приеме в Белом доме!», «Канзасский поезд вознесся в облака!».
Неожиданно для себя доктор стал комментировать заголовки:
— Вознесся, говорите? Наверное, бандиты переборщили с динамитом! «Женщина из Аризоны родила поросенка!» Видимо её муж был редкая свинья! «У полковника Адамса растет вторая голова!» Второй подбородок у него растет, а не голова!  А это что? «Смерть опоздала на три минуты!» Чего это она опоздала?
Стреджест пробежал заметку глазами.
«Сегодня днем наш корреспондент стал очевидцем удивительного происшествия! В салуне Сэнди Бишера произошла безобразная потасовка между известным ганфайтером Дагом Макуоли по прозвищу «Волк» и сыном преуспевающего золотопромышленника из Кентукки сэра Бенджамина Боллиса. По словам посетителей салуна, младший Боллис обвинил Макуоли в карточном шулерстве и прилюдно надавал последнему пощечин. Охотник за головами пришел в ярость и тут же вызвал своего обидчика на дуэль. Напрасно свидетели просили Пита Боллиса, так звали юношу, принести Макуоли извинения, тот «закусил удила» и не желал никого слушать. Дуэлянты вышли на улицу и по сигналу выхватили оружие. Разумеется, «Волк» достал свой кольт раньше, ибо об этом охотнике ходят слухи, что он стреляет быстрее, чем иные успевают моргнуть. Так и получилось. Грянул выстрел, и младший Боллис упал на землю с простреленным сердцем. И вот тут начинается невероятное. Когда все посчитали юношу мертвым, он вдруг неожиданно поднялся на ноги и заявил, что с ним все в порядке. Между тем, в его груди зияла дыра величиной с голову кролика! «Счастливчика» окружила толпа любопытных, иные даже сунули пальцы в огромную рану, чтобы убедиться в ее существовании. Все были необычайно удивлены. Даже Макуоли с недоумением разглядывал свой кольт, не в силах поверить в случившееся. Один из очевидцев, подвыпивший фермер, предположил, что, видимо, Смерть в это время отлучилась по нужде и пропустила начало дуэли. Это заявление было встречено громким хохотом всех присутствующих, смеялись даже Боллис и Макуоли. Юноша при всех попросил у ганфайтера прощение, а тот поклялся, что никогда впредь не поднимет руку на человека, которого помиловала сама Смерть. В этот момент на улице появился преподобный Стефаний. У него, очевидно, была своя версия происшедшего. Ткнув пальцем в сторону Боллиса, он закричал: «Хватайте его! Это дьявольское отродье! Вампир! Его возьмет только серебряная пуля! Смотрите! Из раны не льется кровь!». И тут произошло ужасное! Глаза юноши остекленели, а из раны низвергнулся фонтан крови, забрызгав всех окружающих. Он повалился на землю и остался недвижим. Без всякого сомнения, он был мертв. Позже шериф сказал, что точно засек время дуэли. По его словам, Смерть опоздала на три минуты. А может быть, прав преподобный отец, и все гораздо страшнее? Темной лунной ночью Пит Боллис выбирается из могилы и…»
Стреджест швырнул подшивку на пол. «Ну и бред! Одни идиоты пишут, другие идиоты читают!» В этот миг чувствительный нос доктора уловил неприятный запах гари. Проклятье! Как он мог забыть?!
Вернувшись в комнату, доктор обнаружил на горелке лишь потрескивающие и чадящие угольки. Сколько трудов насмарку!
В бессильной ярости Стреджест смахнул горелку на пол и с остервенением принялся топтать ногами.
«Проклятый Мелоу! Забрал часы и не поморщился! А кто виноват?! Ты сам виноват, безмозглый Юджин! Знал ведь что у Мелоу нельзя выиграть, а все равно сел с ним за стол! А Мелоу — подлец! Скотина! Шулер!»
Доктор с трудом перевел дух. Что толку ругать человека, который, наверняка, уже в могиле. Мелоу был неизлечимо болен. Чахотка сжирала его легкие скорее, чем пламя сжирает сухое полено. А он, Юджин Стреджест, ничем не смог помочь ему. К сожалению, есть болезни, перед которыми медицина бессильна…
От горестных размышлений врача отвлек звякнувший колокольчик на входной двери. Обернувшись, доктор почувствовал, как волосы зашевелились на голове. На пороге стоял Ричард Мелоу, живой и невредимый. Он смотрел на Стреджеста и улыбался…
Спазм перехватил глотку доктора, не в силах произнести ни слова, он лишь вытянул в сторону гостя дрожащий палец.
— Здравствуйте, док! — приветствовал его Мелоу. — Не бойтесь. Я не приведение.
— Вы… вы… вы мертвы!..
Мелоу рассмеялся:
— И сказал Иисус Фоме: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра мои; и не будь неверующим, но верующим».
Мелоу шагнул к доктору, но тот в ужасе попятился, споткнулся о стоящий за спиной стул и упал, больно приложившись об пол копчиком.
— Осторожнее, док! — Мелоу поспешил к нему, ухватил сильной рукой за шиворот и рывком поставил на ноги. — В вашем возрасте надо быть аккуратнее.
Спокойный голос «воскресшего» и режущая боль в пояснице благотворно подействовал на лекаря.
— О каком возрасте вы говорите? Мне только пятьдесят… А вам, помнится, за шестьдесят…
— Шестьдесят пять, если быть точным, — кивнул «мертвец».
— Но… но, все таки я не понимаю… Ведь вы должны были умереть?
— Да, должен был. Помнится, вы отмерили мне месяц жизни.
— Я соврал! Вам оставалось не больше недели!
Мелоу кивнул:
— Вы были правы. Каждый день, выблевывыя по куску легких, я чувствовал приближение смерти. Помните, как я хотел ее встретить?
— Да. Вы говорили, что хотите умереть за карточным столом…
— Именно так. Страсть к покеру заставила меня покинуть этот город. Здесь никто не желал садиться со мной за стол.
— Конечно! Таких идиотов в Техасе не осталось! Я был последним!
— Поэтому я поехал в ваш родной Канзас.
— Бог с ним с Канзасом! Я не понимаю, как вам удалось выжить! Ведь это невозможно!
— И, тем не менее, я жив.
— Нет! Это невероятно! Позвольте, я осмотрю вас?
— Конечно, доктор.
Мелоу снял пиджак и рубашку. Стреджест торопливо схватил слуховую трубку и приложил ее к обнаженному торсу несостоявшегося мертвеца.
— Пожалуйста, дышите глубже!
До боли вдавив другой конец трубки в собственное ухо, Юджин напряженно вслушивался, надеясь уловить хоть малейший признак чахотки. Ничего!
Через пять минут доктор обессилено уронил деревянный стетоскоп на пол и горестно констатировал:
— Я ничтожество… бездарный лекарь… немедленно сворачиваю свою практику…
Мелоу поднял слуховую трубку, вложил в руки врача и спокойно сказал:
— Вы — прекрасный доктор. Весь Техас это знает. Я должен был умереть, но меня спасли Божье милосердие и, наверное, мое умение играть в покер…
— Черт возьми! Причем здесь покер?!
Мелоу поморщился:
— Не ругайтесь, доктор. С некоторых пор я не переношу этого. Я, знаете ли, стал ревностным католиком. Каждый день посещаю церковь.
— Это похвально! Но как вы выжили?!
— Я расскажу вам. Возможно, моя история спасет еще одну заблудшую душу. Давайте присядем?
— Конечно-конечно! Садитесь! Виски, бренди?
— Кофе, если можно.
— Мир точно сошел с ума! Ричард Мелоу отказывается пропустить стаканчик!
—Я стал другим.
Неспешно прихлебывая обжигающий ароматный напиток, Мелоу начал свой рассказ:
— Три месяца назад я пришел к вам на прием. Я был очень плох. Вы пообещали мне еще месяц жизни, но я прочел в ваших глазах, что не протяну и недели. Но поскольку я твердо решил умереть за карточным столом, то ничего не оставалось, как ехать в Канзас…
Напрасно я надеялся на неосведомленность канзасцев по поводу своей персоны. Моя известность обогнала меня. Я сыграл лишь пять партий, когда всем горожанам стало известно, что их посетил сам Ричард Мелоу. «Мистер Покер», так называли меня. За стол со мной больше не садились…
Медленно текли серые унылые дни. И вместе с ними утекала моя жизнь.
В то утро, пятого июля, я проснулся в холодном поту, сотрясаемый мучительным ознобом. Моя подушка была мокрой от крови. Тогда я отчетливо понял — это мой последний день на земле. Сегодня я предстану перед Всевышним. Признаюсь, тогда я не очень верил в его существование.
С трудом я сполз с кровати и подошел к зеркалу. Душераздирающее зрелище было, скажу я вам, док: на меня смотрел бледный, тощий, изможденный старик с тусклыми воспаленными глазами, трехдневной щетиной и черной запекшейся кровью на подбородке. От собственного мерзкого вида у меня случился приступ мучительного кашля. Я упал на четвереньки и, подобно брехливому псу, долго надрывно лаял, разбрызгивая по полу кровавые сгустки. Похоже, я потерял сознание…
Когда очнулся, был уже день. С трудом переставляя отяжелевшие ноги, я умылся, тщательно побрился и одел новую накрахмаленную рубаху. Смерть нужно встречать в чистом…
Несмотря на ранний день, в салуне уже был народ. На трех столах вовсю резались в покер. Удивительно, но вид мелькающих карт, вороха мятых денежных купюр и напряженные лица игроков, подействовали на меня, как целительный бальзам. Я буквально носом чуял непередаваемый запах игры, в котором смешались страхи, надежды, отчаяние, безудержная радость и убийственный азарт.
— Привет, Дик! — окликнул меня хозяин салуна Сэнди Бишер. — Паршиво выглядишь! Краше в гроб кладут!
— Да, Сэнди, дела мои неважны. Есть с кем перекинуться?
— Прости, старина, ты немного опоздал! Сегодня приехал один богатенький петушок с Востока, но его уже перехватил Даг и сейчас ощипывает!
Даг Макуоли, видимо, почувствовал, что говорят о нем. Он поднял голову и слегка кивнул мне. Верхняя губа изогнулась в усмешке, обнажив длинный желтый клык. Может, за это он получил свое прозвище — «Волк»? А еще в его желтых глазищах я прочел скрытое предупреждение: «Не суйся, парень! Это моя добыча!»
Я кивнул ему в ответ и вновь обратился к Сэнди:
— Дружище, ты не представляешь, как мне хочется сыграть хоть партию. Может, это последняя игра в моей жизни…
— Все так плохо?
— Даже хуже, чем ты думаешь.
Бишер печально развел руками:
— Ты же знаешь, Дик, твоя репутация…
— Я знаю, дружище! Но если кто-нибудь придет, прошу, направь его ко мне! Я в долгу не останусь!
Сэнди уныло кивнул. Стараясь не замечать его сочувствующих взглядов, я уселся за свободный столик и с самым невозмутимым видом принялся тасовать колоду. И тут появилась Она… Дама в черном.
Ее появление было настолько неожиданным, что я вздрогнул. Она стояла у стойки бара и, не мигая, смотрела на меня. Я был готов поклясться, что еще секунду назад ее там не было.
Она была очень красива. Высокая, стройная, с узкой талией и тонкими изнеженными пальцами, в которых она держала длинный черный мундштук с дымящейся сигарой. Да, она была безумно красива, но от этой красоты веяло могильным холодом. Несмотря на июльскую жару, по моей спине струйкой потек ледяной пот. А еще, мне показалось странным, что никто в салуне не отреагировал на ее появление. И это в маленьком городишке, где любой приезжий тотчас становится объектом пристального внимания.
Незнакомка тем временем направилась ко мне. Казалось, она плывет, настолько грациозной была ее походка. Черное траурное одеяние лишь подчеркивало удивительную бледность. Из-под черной шляпки с небрежно наброшенной поверх вуалью, на меня смотрели черные бархатные глаза в обрамлении пушистых ресниц.
— Вы позволите? — спросила она низким грудным голосом.
С трудом проглотив подступивший к горлу комок, я промямлил в ответ:
— Конечно, мисс…
Она несколько мгновений постояла возле столика, видимо ожидая, что я вскочу и отодвину ей стул, но я тупо продолжал сидеть. Ее пухлые губы растянулись в презрительной усмешке. Усевшись напротив, она выпустила мне в лицо струю сигарного дыма. Этот табак показался мне отвратительным. У меня даже закружилась голова. А еще у него был очень знакомый запах, чего-то далекого страшного, из моего прошлого. Но чего? Я никак не мог вспомнить.
— Что за табак у вас, мисс?
— Вам не нравится?
— Нет!
— Это мескалерский табак… Называется «Гнев Тачекумте»…
Словно молния пронзила мое сознание, а волосы на голове зашевелились. Как в тот памятный день, когда нас с Сандерсом взяли в плен апачи. Я заново пережил весь ужас двенадцатилетней давности, когда стоял привязанный к столбу пыток, а моего друга сжигали на медленном огне. Проклятые дикари втыкали в его обнаженное тело деревянные щепки и поджигали их. Сандерс орал от невыносимой боли, а я тоже орал, от ужаса!
Тачекумте! Так звали того кровожадного вождя, что издевался над нами! Я точно это помню! А еще я вспомнил этот запах! Так пахнет сгоревшая человеческая плоть!
Но откуда эта дамочка могла знать? Да нет! Совпадение! Случайность!
Нарочито грубо я сказал:
— Леди, прошу не курить! Я очень болен!
— Да, — согласилась она, — вы умираете.
Она сказала это так спокойно и утвердительно, словно являлась моим доктором. В подтверждение ее слов у меня начался приступ кашля. Я согнулся пополам, орошая свой носовой платок кровью. А она неторопливо затушила сигару в глиняной пепельнице, не сводя с меня черных глаз. В них не было ни капли сострадания.
— Господи, — прошептал я. — За что мне все это?
— За грехи, мистер. За грехи. Он давал вам возможность покаяться, но вы Его не услышали.
Внезапно я ощутил прилив бешенной злости. Я всегда весьма вольно обращался с женщинами, считая, что они стоят на много ступеней ниже мужчин и уж, конечно, гораздо дешевле доброго кольта или верного коня. А тут пасую перед какой-то девчонкой, годящейся мне в дочери!
— Что вам нужно, мисс? Я игрок! Жду партнеров по покеру! Если у вас ко мне дело — говорите! А нет, так убирайтесь к черту!
— Тот, кого вы помянули, уже ждет вас, а я появилась здесь, чтобы ненадолго оттянуть эту встречу, а заодно немного придавить ваше непомерное самомнение. Ведь вы считаете себя лучшим игроком в покер.
— Может, есть и лучше, — я нагло усмехнулся, — но я не встречал.
— Так давайте сыграем.
— Я?! С вами?!
— А чему вы так удивились? Или думаете, только мужчины умеют играть в покер?
— Отчего же. Мне как-то приходилось играть с дамами в Робстауне, говорят, именно там изобрели эту увлекательную игру. Но, скажу по чести, играли они паршиво.
— Так мы играем?
— Что же, можно и сыграть.
Честно говоря, присутствие этой странной особы действовало на меня удручающе. От нее исходила такая волна холода, что хотелось накинуть на плечи теплую куртку. И это несмотря на июльский зной. Все в салуне обливались потом, а у меня зуб на зуб не попадал. Я приписал это съедающей меня болезни. И все же мне очень хотелось, чтобы дама ушла. Чего греха таить — было страшно. Необъяснимо страшно. Я хорохорился, усмехался сквозь зубы, но все это было напускное. Я боялся своей соседки по столику.
Внезапно меня осенило, как можно избавиться от этой гостьи.
— Можно и сыграть, — повторил я. — Но учтите, мисс, я играю по крупному! Начальная ставка сто долларов!
Я надеялся, услышав такую невиданную сумму, она покрутит пальцем у виска и немедленно ретируется. Но не тут-то было.
— Я согласна.
Видимо, придется играть. Что же, старина Дик, сказал я себе, ведь ты затем и пришел сюда. Интересно, где она прячет деньги? Сумочки у нее нет.
— Денег у меня с собой нет.
Я презрительно фыркнул:
— Простите, мисс, но я не играю в долг!
— Зато у меня есть вот это. — Она сняла с пальца перстень и протянула мне.
Странный это был перстень. В черный матовый металл был вделан черный камень, внутри светившийся призрачным голубым огнем. В жизни не видел ничего подобного. Я прикоснулся к камню пальцем, но тотчас одернул руку, почувствовав ожог. До сих пор не знаю, был ли он горячим, или настолько холодным, что обжигал. Я с опаской положил перстень на стол.
— Интересный камешек. Похоже, дорогой?
— Гораздо дороже, чем вы думаете.
Я вытащил бумажник.
— Простите, леди, я дам вам триста долларов в залог под перстень. Больше не могу, иначе мне не на что будет играть.
Когда я протягивал ей деньги, руки мои тряслись. Но я ничего не мог с собой поделать и страшно злился на себя. Я улыбался, как ни в чем не бывало, даже пытался насвистывать веселый мотивчик. Но нервы были натянуты, как струны банджо.
— У вас траур, мисс? — развязно спросил я. — По кому, если не секрет?
— Не секрет, — спокойно ответила она. — Сегодня по вам… и еще по одному молодому человеку в этом городе.
Я чуть не поперхнулся. Да, юмор у этой особы был под стать одеянию. Я только скрипнул зубами.
— Какой покер предпочитаете? Стад или простой?
— Простой.
Я взял колоду и принялся тасовать.
— Интересно, что такая красивая особа, как вы, делает в этом захолустном городишке?
— Отдыхаю. Иногда хочу почувствовать себя женщиной. Быть ветреной, взбалмошной, азартной.
— О! Азарт это я понимаю! Потому всю жизнь и играю в покер! Делаем ставки, мисс!
Она лениво бросила на стол стодолларовую купюру. Поистине королевский жест. Заработок ковбоя за полгода!
Я раздал  по две карты. Мне достались король и дама. А ей? Я слишком хорошо знал свою колоду, чтобы не сомневаться: девочка получила двух тузов! Едва заметная улыбка промелькнула на ее бледном личике. Ну, порадуйся- порадуйся. Скоро тебе будет не до смеха…
С самым сокрушенным видом, на который был только способен, я выложил три карты в открытую: туз, четверка, десятка…
На ее щечках промелькнул румянец, или мне показалось? Что-что, а блефовать я умею. Я погрузился в наигранное раздумье. Потом нехотя бросил на стол еще сто долларов. Придал своему голосу сомнение:
— Пожалуй, повышу ставку…
— Я тоже! — с готовностью откликнулась она.
— Скажите, мисс, как вас зовут? Меня, вижу, вы хорошо знаете, а кто вы?
— Я думала вы догадливее, — холодно ответила дама. — Я назову свое имя после игры. А сейчас, «Мистер Покер», продолжим.
Я кивнул и вытащил из колоды туза! На бледном лице не отразилось никаких эмоций, но я чувствовал ликование в ее душе.
В этот момент меня отвлек шум за соседним столиком. Приезжий молодой человек возвышался над Дагом Макуоли и лицо его кривилось от злости. В наступившей тишине раздался звонкий мальчишеский голос:
— Вы шулер, сэр!
«Волк» медленно встал:
— Что ты сказал, сынок? Повтори.
— Я сказал, что вы шулер и подлец! Откуда у вас взялся второй туз?!
— Из колоды, дубина! — процедил «Волк». — Если ты не безглазое лошадиное дерьмо, то должен был видеть это…
— Мерзавец! — взвизгнул парнишка и попытался влепить Макуоли пощечину, но тот легко перехватил его руку и толкнул в грудь. Паренек упал на пол вместе со стулом под громкий хохот окружающих. Но тотчас вскочил и заорал на весь салун:
— Дуэль! Я вызываю вас на дуэль!
Подскочивший на шум Сэнди Бишер попытался успокоить приезжего:
— Не надо дуэлей, мистер Боллис! Поверьте, Даг всегда играет честно!
— Вранье! — не согласился юнец. — Я видел, как он вытащил туза из рукава!
— Сэнди! — с шипением процедил «Волк». — Наше оружие!
— Прошу вас, джентльмены! — заголосил хозяин салуна. — Успокойтесь! Не нужно ссориться! Мистер Боллис ошибся и сейчас извинится!
— Я извинится?! Никогда!
— Сэнди! Я сказал оружие! — рявкнул «Волк».
Бишер обиженно шмыгнул носом и побрел прочь.
— Эй, «Мистер Покер», вы что уснули?
Голос дамы в черном вернул меня к действительности.
— Простите, мисс. Вы видите, что там происходит?
— Вас это не касается. Продолжим игру.
Поразившись ее бездушию, я швырнул на стол сто долларов. Она в ответ положила на ворох банкнот свою последнюю купюру.
А к забиякам уже вернулся Бишер. Он принес оружие. У мальчишки оказался маленький дерринджер. По сравнению с огромным кольтом «Волка» он смотрелся смехотворно. Но никто вокруг не засмеялся. Все уже поняли, что сейчас произойдет убийство.
Дуэлянты вышли из салуна, сопровождаемые зеваками. Как бы я хотел последовать за ними! Но наша игра с дамой в чёрном еще не была закончена.
Ставя в ней заключительную точку, я вытащил из колоды последнюю карту и аккуратно положил перед дамочкой. Конечно, это был валет!
— Вы проиграли, мисс!
— Как?
— Вот так! — не удержавшись, передразнил я. — У меня флэш стрит, а у вас каре! Надеюсь, не нужно объяснять, что старше?
Хорошо, что дуэлянты расположились напротив окна. Мне все было прекрасно видно. Демонстративно отвернувшись от красотки, я стал наблюдать за поединком. Как и ожидалось, все закончилось очень быстро. Невесть откуда взявшийся шериф подал сигнал, и «Волк» молниеносно выхватил кольт. От громоподобного выстрела «сорок пятого» в салуне зазвенели стекла, а парнишку отшвырнуло на добрых десять футов.
— Вот и все, — прошептал я. — Бедный парень… Ничего, сынок, мне тоже недолго осталось. Сегодня же догоню тебя и расскажу, какой ты идиот, что осмелился бросить вызов лучшему канзасскому стрелку…
Но, знаете, док, я рано похоронил мистера Боллиса, потому что он вдруг встал на ноги. В его груди зияла здоровенная дыра. Я сам не заметил, как подскочил к окну. На улице толпился народ. Все в недоумении разглядывали счастливчика, ощупывали и даже хлопали по плечу. А он, вот чудо, улыбался. Откуда-то пришел священник и что-то стал втолковывать собравшимся. Не знаю, что он сказал, но люди попятились от Боллиса, как от  чумного. Сам он виновато разводил руками и что-то объяснял.
— Ну и дела! — не выдержал я. — Парню разворотили всю грудь, а он живехонек! Посмотрите, мисс!
Дама, наконец, оторвалась от созерцания собственных карт, похоже, она никак не могла поверить, что проиграла. Посмотрела в окно, на лице ее отразилась досада.
Когда я снова глянул на улицу, паренек лежал на земле. Значит, он все-таки умер…
— Мистер Мелоу, — позвала меня дама. — Вернитесь к столу.
— В чем дело, леди? Разве наша игра не закончена?
— Я желаю отыграться.
— Простите, мисс, но это невозможно. У вас нет больше денег. Что вы можете мне предложить? Собственное тело? Но самая дорогая девочка из борделя не стоит и пяти долларов! Или вы думаете, что особенная?
— Сядьте, — велела она. Ее тихий голос пробрал до печенок. Как послушный ребенок я сел за стол, сердце бешено бухало. А дама в чёрном склонилась ко мне и прошептала:
— Я буду играть на вашу жизнь. Начальная ставка десять лет.
Я пытался возмутиться, но вдруг заглянул в ее бездонные черные глаза. Ужас сковал тело, ибо в этой бездне я увидел собственные похороны. Черный катафалк, черный гроб, черная земля… А потом копошащиеся белые черви, пожирающие плоть, мою плоть! Я пытался закричать и не мог, как не мог оторвать взора от бегущих картинок: адское пламя, геенна огненная, ухмылка дьявола…
— Так вы согласны?
Я закивал головой, как китайский болванчик. Я, наконец, понял, кто эта Дама в чёрном! Она предлагает мне игру, самую важную игру в моей жизни!
Не буду утомлять вас, док, рассказом об этой партии. Никогда я не играл с таким напряжением. Как из тумана до меня доносились фразы: «Ставлю еще десять лет!», «Еще десять!»
Я выиграл!
Моя одежда была насквозь мокрой от пота, словно я купался, не раздеваясь. Но мне хотелось петь. Я знал — Она не обманет.
Дама встала из-за стола.
— Вы удивили меня, Ричард Мелоу. Вы действительно великий игрок. Но я не привыкла отступать. Наша игра еще впереди. До встречи!
— Прощайте, мисс…
Она почему-то медлила. Я догадался. Схватил со стола перстень и протянул ей.
— Возьмите ваше кольцо, мисс! Оно мне не нужно!
— Благодарю вас, — на ее лице появилась искренняя улыбка. — Человек, который только что выиграл тридцать лет жизни, должен быть щедрым.
Я смотрел ей вслед и улыбался. Никогда я не был таким счастливым. Я чувствовал, как тело наливается силой. А еще захотелось непременно зайти в церковь. Не знаю, потянуло и все.
На пороге салуна я столкнулся с Сэнди Бишером. На беднягу было жалко смотреть. Он чуть не плакал.
— Сэнди, ты не видел раньше эту женщину?
— Какую женщину, Дик?
— С которой я играл в покер…
— Ты сбрендил, старина! Ты сидел один и раскладывал карты!
— На столе стоит пепельница с сигарой. Это она курила.
— Да мне плевать, кто курил! Нам скоро всем дадут прикурить! Ты знаешь, чьего сынка грохнул этот идиот Даг?! Самого Бенджамина Боллиса! Денежного мешка, который скупил половину штата! Теперь всем каюк! А уж мое заведение точно прикроют! Что мне теперь делать?!
— Сходи в церковь. Господь милостив…
— Да пошел ты!
Вот так закончилась эта история. На следующий день местный лекарь подтвердил: я совершенно здоров, и вот я перед вами, док…
Доктор Стреджест покачал головой:
— Сказочная история. Даже поверить трудно…
— И, тем не менее, это правда. Ну, а у вас, Юджин, как дела? Когда будете строить больницу?
Стреджест скривился, как от зубной боли.
— Не знаю. Денег у них опять нет…
— Глупцы! Скоро понадобиться не одна больница, а тысячи! Мы на пороге большой войны!
— Вы думаете?
— Проснитесь, док! Эта страна катится в пропасть! Северяне бряцают оружием, южане захлебываются от собственных амбиций, негры убивают своих хозяев! Всякая сволочь уже почувствовала кровь! Мормоны точат ножи, апачи бьют в военные барабаны, а вслед за ними каманчи отрыли топор войны! Этой стране не устоять! Надо уезжать, доктор! И чем скорее, тем лучше!
— Так вы уезжаете?
— Конечно! Я не хочу жить в стране, где все говорят о Боге, но убивают человека за унцию золотого песка!
— Куда же вы поедете?
— В Болтон! Если хотите, поедем вместе.
— Нет, спасибо. Если вы правы, насчет войны, то я буду нужен здесь…
Мелоу вздохнул:
— Как знаете, Юджин. Я, собственно, зашел попрощаться и отдать Вам вот это…
В его руке сверкнули золотые часы.
— Вот спасибо! Мне их так не хватало! Сколько вы хотите за них?
— Это мой подарок вам. Прощайте, док.
— Прощайте, Ричард!
Когда Мелоу был у самой двери, Стреджест окликнул:
— Постойте, Ричард! Насчет той дамы в черном! Вы узнали, кто это?
На лице Мелоу отразилось недоумение:
— Вы что, ничего не поняли? Это была Смерть…
Когда за гостем захлопнулась дверь, Стреджест почесал затылок и пробормотал:
— Похоже, Дик, ты излечился от одной болезни, но приобрел другую. Теперь тебе будет нужен другой специалист… по мозгам…
               
***

Восьмидесятилетний профессор медицины Юджин Стреджест закончил обход больных. Пройдя по длинному больничному коридору, он вошел в свой кабинет и тяжело опустился в мягкое кожаное кресло. На столике лежала стопка газет. Профессор много читал. Кроме американских газет, здесь присутствовала английская и французская пресса. Взяв первую попавшуюся газету, Стреджест пробежал глазами заголовки и вдруг вздрогнул. На первой полосе «Болтонского экспресса» значилось: «Смерть Ричарда Мелоу!»
Профессор с замиранием прочел:
«С прискорбием сообщаем, что вчера, 5 июля 1887 года на 96-м году жизни скончался сэр Ричард Томас Мелоу — Почетный гражданин города Болтона, писатель, меценат, основатель общества болтонских христиан, председатель общества Святого Августина.  Все кто знал сэра Ричарда Мелоу, отзываются о нем, как о добром и справедливом человеке, готовом всегда прийти на помощь страждущим. На его деньги и при его участии была построена больница, приют для детей сирот и церковь Албана Веруламского.  Сам покойный говорил о себе, что несмотря на горячую веру, не может совладать с одним греховным пороком. Этот порок — игра в покер. По слухам, сэр Ричард виртуозно играл в эту игру и не проиграл ни одной партии. Между тем смерть его весьма загадочна. Он умер сидя в кресле за карточным столом. На столе блюстители порядка обнаружили хрустальную пепельницу с окурком тонкой сигары. Известно, что покойный не курил. Определить сорт табака сотрудники Скотланд-Ярда не смогли. Так же им не удалось установить личность таинственного партнера мистера Мелоу по игре. Знатоки покера утверждают, что на момент смерти у сэра Ричарда была комбинация карт, известная как Стрит Флеш, а у его противника Флеш Роял!
Так что, похоже, свою последнюю партию мистер Мелоу все же проиграл! Кто знает, может, это поражение и стало причиной смерти этого выдающегося человека…»
Доктор Стреджест уронил газету, не дочитав заметку до конца. Лоб его покрылся испариной, а пульс участился. 
— Боже мой, — прошептал он. — Значит, это все правда…
В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел высокий сорокалетний мужчина. Некогда ученик лекаря, а ныне выпускник Медицинского Университета в Остине и надежда техасской хирургии.
— Профессор! — радостно закричал он. — Вот вы где! А я вас по всей больнице ищу! Собирайтесь! Нас уже ждут!
Стреджест вздохнул.
— Прости, Генри, я не поеду…
— Вот так новость! А кто говорил, что хочет «тряхнуть стариной и сразиться в Холдем»?!
— Я, пожалуй, пойду, в другое место…
— И куда же?
— Куда? В церковь, конечно!


Золотая статуэтка Одина

Историческая фантазия.

Они появились внезапно. Из предрассветного липкого тумана вынырнула оскаленная драконья морда и угрожающе нависла над берегом, гипнотизируя страшным безжизненным взглядом жителей деревни. Полосатый парус, еле различимый в сером мареве, трепетал на ветру и издавал глухие хлопающие звуки. В мертвой тишине они слышались пугающе громко, словно неведомый злой дух колотил в огромный барабан. Даже сторожевые псы забыли, как лаять, и трусливо жались к ногам хозяев. А люди окаменели от ужаса. Животный страх выворачивал внутренности и выжигал глаза. С обреченностью жертвенных овец, они смотрели на огромных страшных людей, лениво спрыгивающих с ладьи и бредущих к ним с глумливыми ухмылками победителей. Никто из пришельцев даже не извлек меча. Зачем? Здесь не с кем было воевать.
Когда до разбойников оставалось не более половины полета стрелы, одна из женщин истошно завопила:
 — Нурманы! Нурманы!
Этот крик послужил сигналом. Люди закричали, заметались, бросились врассыпную, натыкаясь друг на друга, падая. Наиболее разумные бросились к лесу, надеясь схорониться от лихих людей в непролазной густой чаще. Но было поздно. Викинги не собирались терять пленников. Среди высоких елей матово сверкнули стальные шлемы. Бородатые громилы с хохотом хлопали в ладоши, свистели и улюлюкали. Несчастные беглецы с воплями повернули назад, где их уже ждали другие злодеи.
Милава вздрогнула и проснулась. Какой жуткий крик. Так кричала мама, когда брата задрал голодный медведь. Она разбросала в стороны уютное, пахнущее медом сено, выскочила во двор и остолбенела. Милава много раз слышала леденящие душу истории о кровожадности разбойников с севера. Знала, что эти нелюди едят человечину и пьют кровь младенцев, но то, что открылось взору, заставило ее открыть рот в немом вопле.
Повсюду валялись окровавленные тела соплеменников. Оставшиеся в живых метались по двору, оглашая окрестности истошными воплями. Захватчики хохотали. Ловили приглянувшихся им женщин и тут же насиловали. Другие разбойники сгоняли селян в кучу, придирчиво оглядывали и если решали, что такой раб мало пригоден в хозяйстве, убивали. Делали они это небрежно с привычной ленцой. В их языке не существовало слова милосердие. Седой викинг ухватил старую Смеяну за волосы, чиркнул ножом по горлу и, не дожидаясь пока труп упадет на землю, потянулся за ее маленьким внуком. Милава зажмурилась. Она забыла, как дышать. И очнулась лишь, когда услышала крик мамы.
Здоровенный нурман, заросший рыжими волосами до самых бровей, ухватил маму за шею, притянул к себе, утробно зарычал и лизнул ее в щеку. Женщина сжалась от ужаса, а викинг захохотал и одним рывком разодрал на ней рубаху. И тут появился отец. В его руках были вилы. Выставив свое оружие вперед, он смело ринулся на врага. Нурман засмеялся громче, отшвырнул женщину прочь и легко уклонился от выпада. Милава даже не поняла, когда он успел выхватить меч. Похоже, что тот сам прыгнул ему в руку. Викинг играючи перерубил древко, а потом отсек отцу руку. Сначала правую, затем левую. Небрежно смахнул голову с плеч. А потом… Потом он повалил маму на траву и навалился сверху. Милава опустилась на колени и завыла. Завыла громко, надрывно.
Кто-то ухватил ее за волосы, вздернул на ноги. Какой-то нурман оттянул ей подбородок и придирчиво осмотрел зубы. Затем ее пихнули в спину и погнали в сторону понуро бредущих односельчан. Она оглянулась. Ее родители неподвижно лежали на земле. Позже ей рассказали, что мама сильно сопротивлялась и рыжий нурман свернул ей в бешенстве шею. А еще она посмотрела убийце в глаза. Он деловито заплетал разлохматившуюся косичку, но почувствовал ее взгляд, прищурился, разглядывая маленькую девочку, глумливо подмигнул. Милава оскалилась и погрозила ему крошечным кулачком. Брови нурмана удивленно взлетели вверх. Он скорчил страшную рожу. Потом не выдержал и захохотал. На губах пена, на шее маленькая сверкающая статуэтка, которая раскачивалась в такт хохота и колотилась о широкую, как большая бочка, грудь.
Милава понуро сидела на корме отплывающего драккара, уткнув заплаканное личико в колени. Лишь раз она взглянула в сторону родного берега. Там, где прошло ее детство, клубился густой черный дым.

***

Ей снился Вятко. Голубоглазый словенский юноша, пять лет назад купленный хозяином в Селунде. Без него она давно бы забыла певучий родной язык, а теперь каждый день искала встречи со смешным веснушчатым трэлем, таким же рабом, как и она сама. Она опускала голову на его плечо и млела, слушая тихий шепот: «Милавушка, Лебедушка моя, птаха моя ясноокая».
Ее участь была не слишком тяжелой. Норвежцы рачительные хозяева и без нужды не причиняют вред своей собственности. Уже десять лет её домом был скалистый, продуваемый северными ветрами фиорд. А вместо теплой веселой речки у ног рокочет холодный пенный океан. Она привыкла. И уже не вспоминала Гардарику, так здесь называли её далекую Родину. Ей дали новое имя. Гудрун. Старое казалось нурегам нелепым и непристойным. Гудрун, так Гудрун. Рутинная женская работа: молоть зерно, стряпать, доить коз. Была и еще одна обязанность: дарить утехи мужской половине рода. Два рослых хозяйских сына особо выделяли красивую словенскую рабыню. Да и сам хозяин, Магнус Хромой, при случае не отказывался задрать ей подол. Все это она воспринимала спокойно и отрешенно. Мужики есть мужики. И мрачно улыбалась, когда хозяева удивленно спорили, почему до сих пор никому не удалось осеменить её. Это была ее тайна. Еще в первый год пребывания в фиорде, маленькую смышленую девочку приметила старая ведьма Аудхельга, целительница и ведунья. От нее Гудрун узнала много древних рецептов врачевания, наговоров и приворотов. Научилась разгадывать сны и вещать будущее. Ее статус заметно возрос, особенно после смерти Аудхельги. Лекари и вещуньи всегда особо ценились на Севере. Слыша недовольное бурчание младшего сына Магнуса: «Девка справная, но порченная. По всему видать, ведьма. Не зря старая карга взяла ее в ученицы», она смеялась: Думайте что хотите, люди Севера, но рожать трэлей я вам не буду.
Ей снился Вятко. Он шел к ней, протягивал руки. И вдруг скрылся в тумане. Странный тягучий, холодный туман, неестественно красного цвета. Он густел, обволакивал тело, ледяными иголками впивался под кожу. Словно вязкий кисель стекал по лицу, заползал в ноздри, застывал на губах. Кровь! Это была кровь! Она закричала. Из колышущихся багровых щупалец пробился голос Вятки: «Милавушка!» Она рванулась на зов, вытянула вперед руки, ощупывая пространство. Ладони коснулись живой плоти. Нашла!
Но странное дело. В том месте, где должно быть лицо, ее пальцы ощутили чужую бугристую грудь. Огромную, мускулистую. А еще она ненароком коснулась какого-то предмета. Она напрягла глаза и вдруг в ужасе отшатнулась. На потертом кожаном ремешке висела золотая статуэтка Одина. А потом из тумана вынырнула страшная рыжебородая физиономия. Глянула на нее и глумливо подмигнула. И тогда Милава завыла. Громко, надрывно, как десять лет назад.
— Гудрун, просыпайся!
Её настойчиво тормошили за плечо. Милава поднялась. По щекам обильно струился пот. «Как душно». Она задрала голову к потолку. Конечно. Кто-то додумался закрыть дымогон. В помещении плавал сизый едкий дым.
Она взглянула на Тиру, пожилую сгорбленную рабыню.
— Что случилось?
— Гости! К хозяину приехали важные люди. Говорят, сам Тьёвди Красноголовый! Известный скальд! Разве ты никогда не слыхала про него?
— Нет, — равнодушно отозвалась Гудрун. Она размышляла, что бы значил этот удивительный сон. Его необходимо разгадать.
— Хозяин велел надеть лучшие наряды, и не забудь те бусы, что он подарил тебе два года назад.
Ничего удивительного. Магнус снова будет подкладывать ее гостям, как делал не единожды. После ночи, проведенной с ней, многие желали выкупить ее у хозяина. Но Хромой заламывал такую цену, что покупатели сначала ошарашено замирали, а потом начинали смеяться. Обычное дело. Викинги и щедрость — понятия не совместимые.
Во двор въехал десяток всадников. Впереди возвышался огромный детина в кольчужном доспехе. Низкорослая норвежская лошадь была ему явно мала. Ноги детины почти волочились по земле. Увидев хозяина, здоровяк издал волчий вой и легко спрыгнул на землю.
— Магнус! Старый пропойца! Как я рад видеть твою рожу!
— Тьёвди! Старый забияка! А я уж думал, франки нашпиговали  твою шкуру стрелами!
 — У них нет таких стрел, чтобы пробить эту твердь!
Тьёвди стукнул кулачищем себя в грудь. Золотая статуэтка завертелась на кожаном шнурке, ослепительно сверкая на солнце.
Гудрун подавила в себе, рвавшийся наружу вопль. Теперь она знала, что означал её сон.

***

Тяжелые дубовые столы ломились от яств. Пиво и мёд текли рекой. А что еще нужно славным рубакам? Хорошая драка и шумная пирушка. Магнус Хромой взметнул вверх византийский кубок.
— Я хочу выпить за моего друга Тьёвди — хёвдинга! Тьёвди Красноголового! Тьёвди Скальда! Ближайшего друга самого конунга Рагнара Волосатые штаны!
Викинги заорали, засвистели, затопали ногами. Началось веселье. Здравицы сменяли друг друга со скоростью выпущенных хорошим лучником стрел. Девушки-трэли не успевали наполнять мгновенно пустеющие чаши и кубки. Слышался хохот, волчий вой и лай вертящихся под ногами собак.
— Пусть скажет Тьёвди! — заорал младший сын Магнуса.
— Нет! — перебили его. — Тьёвди не говорит! Он поет! Он же скальд!
— Правильно! Пусть Красноголовый споет нам о последнем походе!
— Как велика была твоя добыча, воин?!
Тьёвди поднялся из-за стола, швырнул на пол недоеденную свиную ляжку и сказал:
— Я еще не сложил песню о нашем походе. Я сочиню её сейчас. И пусть боги помогут мне подобрать нужные слова.
— Правильно! — заорали пирующие. — Боги будут говорить твоим языком!
Красноголовый торжествующе оглядел собравшихся, откашлялся и запел густым красивым голосом:

Знамя Лодброка пирующий ворон
Клекотом весть на драккары доставил,
Ждет нас удача в великом походе,
Самых достойных позвали Инглинги.
Даже Эгир, нам желая победы,
Черный котел свой забросил на небо,
Веслами вспенили синие воды,
Кнорры Лодброка, летящие птицей.
Мчались за нами в кровавых кольчугах
Девы-Валькирии — вестницы битвы.
Молнией жгучей, режущей сумрак,
Одина взор освещал нам дорогу.

Далее певец переключился на себя. И рассказал, какой он достойный и великий воин. Любимец богов и баловень судьбы. Настолько достойный, что не боится носить на груди статуэтку самого Одина, тогда как другие осмеливаются нацепить на себя лишь молоток Тора.
Глаза Тьёвди возбужденно сверкали, когда он вещал слушателям, как под франкским городом Нантом, он нанизывал на меч сразу по восемь врагов. Насиловал за раз по десятку женщин и раньше всех врывался в храмы Белого Бога и, разумеется, первым отыскивал спрятанные монахами сокровища.
Гудрун смотрела на него и непроизвольно сжимала кулаки. Она не слушала его песню. Рыжая оскаленная физиономия расплывалась перед глазами, уступая место жадным языкам пламени и удушливому черному дыму. Нет, она не плакала. Она давно разучилась это делать.
Красноголовый закончил петь, тяжело плюхнулся на скамью и потребовал медовухи. Веселье продолжалось. Захмелевшие нуреги затевали потасовки, лапали рабынь и горланили непристойные песни. Кого-то из девушек ненадолго уводили. Потом они возвращались раскрасневшиеся и уставшие. Её и саму несколько раз утаскивали на сеновал, но Тьёвди так ни разу и не взглянул на неё. Напрасно Гудрун старалась держаться поближе к Красноголовому. Случайно задевала бедром, призывно улыбалась. Единственное, чего она добилась, так это того, что рыжий детина звонко шлепнул её пониже спины и приказал принести пива.
Гости гуляли три дня. А на четвертый засобирались в дорогу.
Тьёвди оседлал своего низкорослого конька, махнул на прощание радушным хозяевам и уже собирался уезжать, когда на его стремени повисла Гудрун.
— Купи меня, славный хёвдинг! Прошу тебя!
— Тебя? — удивился викинг. — Тебя что, хозяин обижает?
— Нет. Он добрый. Но мне милее ты. Купи! Я буду ласкать тебя день и ночь и доставлю такое наслаждение, которое не сможет подарить другая женщина!
Красноголовый задумался. Как и всякий викинг, он неохотно расставался с деньгами.
— А чем тебя не устраивает Магнус?
— Он простой хускарл, а ты хёвдинг! Ты герой! О тебе ходят легенды! Ты лучший скальд на Севере! Тебя любят боги! Я хочу быть твоей!
На лице Тьёвди появилась довольная ухмылка.
— В этом ты права. Таких, как я, немного. — Он повернулся к хозяину. — Эй, Магнус! Продай мне эту девку!
— Три марки серебра! — привычно назвал цену Хромой.
Красноголовый даже хрюкнул от негодования.
— Ты в своем уме, Магнус?! За эти деньги я куплю пять трэлей!
— Она не просто рабыня. Она знахарка и ведунья. Я и так дешево отдаю, по дружбе.
Красноголовый расхохотался и тронул поводья коня.
— Подожди! — быстро зашептала Гудрун. — У меня есть пять марок! Эти деньги твои!
В глазах викинга вспыхнула алчность.
— Откуда у тебя столько?
— Мне иногда платили за любовь. Я копила. Мне не жаль отдать их тебе.
(Не рассказывать же ему, что этой ночью она посетила сокровищницу Хромого…)
Красноголовый наклонился к Гудрун, заглянул в глаза и пообещал свистящим шепотом:
— Если ты обманула меня, я сдеру с тебя живьем шкуру.
 Затем он крикнул хозяину:
 — Твоя взяла, Магнус! Я хочу эту девку!
Красноголовый усадил Гудрун впереди себя на седло, и маленький отряд покинул усадьбу Хромого. На прощание она оглянулась, нашла в толпе провожающих Вятко и прошептала: «Прощай, любимый».
Юноша смотрел ей вслед и плакал.

***

Голова Тьёвди внезапно закружилась. Он отшвырнул от себя Гудрун и тяжело поднялся с ложа. Схватил глиняный кувшин и надолго припал к нему губами. Довольно фыркнул, уронил кувшин на пол и хрипло расхохотался.
— Ты совсем укатала меня, девочка!
Гудрун, грациозно развалившаяся на медвежьих шкурах, с улыбкой ответила:
— Ты много выпил, милый. А мы ведь только начали.
— Глупая женщина. Я только начал пить. Просто мне давно не попадалась такая резвая кобылка!
 В подтверждение своих слов, викинг покачнулся. Удивленно икнул и рухнул обратно на ложе. Глаза Гудрун превратились в узкие щелочки. Ей больше не было нужды притворяться.
— Я хочу спать, — заявил Красноголовый и вдруг услышал:
— Да. Ты уснешь! Уснешь навеки!
А в следующий миг острый клинок вонзился ему под ребра.
Тьёвди заорал от неожиданности и попытался вскочить. Но невидимая тяжесть навалилась на плечи, не давая подняться. С ненавистью глядел он на золотоволосую рабыню, стоящую над ним и презрительно улыбающуюся.
— Тварь! Что ты сделала?!
— Я убила тебя, Тьёвди Красноголовый! Как ты десять лет назад убил моих родителей! Я дала тебе выпить яду и пронзила твою печень кинжалом! Но прежде чем ты умрешь, я хочу, чтобы ты вспомнил безымянную деревушку в Гардарике и маленькую девочку, чью жизнь ты растоптал!
Конечно, он ничего не помнил. За свою жизнь он разграбил десятки таких деревень. Гудрун приблизилась к нему, оскалила зубы и погрозила кулаком. И ей показалось, что в его, подернутых смертью глазах, вспыхнул огонек узнавания.
А потом его тело выгнулось дугой, а на губах запузырилась пена.
Гудрун оделась, подошла к мертвому телу и сорвала с его шеи украшение — золотую статуэтку Одина.

***

Она карабкалась на вершину высокого утеса, а за ней по пятам лезли сыновья Тьёвди и его дружинники.
Лысая шишковатая голова каменного исполина. Далеко внизу раскинулся ковром седой океан с рваным узором прибоя. Над головой бескрайнее небо с величаво парящими орлами. Гудрун вдохнула свежий прохладный воздух. Никогда ей не было так спокойно и легко. И еще, ей не было страшно.
— Гудрун! Ведьма! — заорал старший из тьёвгерсонов. — Спускайся вниз! Не заставляй тащить тебя за косы!
Она взглянула на него и звонко рассмеялась.
— Слушайте меня, люди Севера! Я не Гудрун! И никогда ей не была! Запомните моё имя, вы, любящие забирать чужие жизни! Меня зовут Милава! Милава из Гардарики! Я убила Тьёвди Красноголового и похитила его душу! И теперь он никогда не попадет в Вальгаллу, ибо погиб не на поле брани, а пал от руки слабой женщины! А символ вашего лживого бога я забираю с собой!
Она показала талисман, снятый с груди Тьёвди. И услышав в ответ злобное рычание, засмеялась.
А потом она шагнула с утеса в бездну. И на границе между жизнью и смертью увидела Милава лица родителей и светлый лик того, кто любил её больше всех на свете. И попросила у него прощения.
Темный свод океана сомкнулся над её головой. С мрачной улыбкой опускалась она на дно, крепко сжимая в кулаке золотую статуэтку Одина.



Александр Жданов,
г. Новосибирск, Россия.
 
Путешествие с драконом

Глава 1. Волшебный дуб

Рассказ-победитель конкурса фэнтези «Осеннее волшебство» проекта «День сказки».

Лоскуты рассветного тумана ползли по засохшей траве, желтым листьям и нагим кустарникам, которые в спешке скинули с себя одежду, а теперь мерзли, продуваемые холодными ветрами. Плотный стойкий туман, рассеивающийся лишь к полудню, поглощал все на своем пути, покрывая землю и траву капельками росы. Осень выдалась затяжная, подходил конец октября, но еще ни разу с небес на землю не опускались хрупкие снежинки. Хотя в какой-то из дней был дождь, больше похожий на мокрый снег. Холод же был собачий, по-другому и не скажешь, выгоняя скот по утрам, приходилось укутываться в меха и шерсть. Даже сами животные лениво разбредались по увядающим и серо-грязным полям — найти сочную травинку на мерзлой земле и среди сгнивших листьев было весьма трудно.
— Кронан, не забудь сегодня вечером к дядюшке Худгару заглянуть. Он еще на той неделе просил его навестить, — кричала старушка-мать вслед растворяющемуся в тумане юноше. В ответ он лишь помахал рукой, погоняя стадо коров.
Пока рогатые животные нехотя месили копытами землю, а молодые телята, испуганно глазели на туман под ногами, парень достал из-за пазухи небольшой кожаный мешочек, подвязанный золотистой веревочкой. На плотном материале красовался аккуратно выгравированный каким-то неизвестным инструментом Герб Гильдии Волшебников — открытая книга, с шестиконечной звездой по центру. Внутри хранилось явно что-то очень ценное и необычное.
Кронан ощущал тепло исходящее от этого странного подарка судьбы, найденного в сухой траве неподалеку от Большого тракта. За все семь дней, что этот мешочек хранился у парня за пазухой, он так ни разу и не взглянул на содержимое. Решил сделать это сегодня, вместе со своим безмолвным другом, к которому он пробирался сквозь мокрые и обнаженные кустарники — к невысокому дереву, широко раскинувшему свои толстые ветви над землей. Все в деревне называли этот одинокий дуб — Хаусталас, что означало «Темный надзиратель», парень же звал его просто Таусом. Когда-то это имя носила собака пастушка, сейчас ее тело покоилось среди толстых корней векового дерева.

***
 
— Привет Таус… — Кронан провел рукой по шершавой коре. Дерево ответило ему шелестом листвы и теплым дуновением ветра. — Прости, я давно тебя не навещал. — Скрип ветвей в знак понимания. — Мне завтра шестнадцать лет, мы с дядей отправимся в город. Пойду на службу, ты же знаешь, нашему королевству нужны доблестные воины.
Дерево вновь зашелестело листвой и закачало кроной. Один сухой листик сорвался и упал на плечо парня.
— Я обязательно вернусь, друг мой. Обещаю. — Кронан прижался к стволу дерева щекой, ощущая мелкую дрожь коры.
Забравшись на самую вершину, мальчишка осмотрел поля, где паслись его коровы. Все на месте, да и что с ними станется, осень ведь. Волки уже давно перестали посещать эти земли. Теперь можно было взглянуть и на содержимое мешочка…
Вдруг по земле пронеслась чья-то стремительная тень. Кронан поднял голову, и никого не увидел, но дерево как будто что-то почувствовав, прижалось ветвями к парню.
— Ты чего, Таус? Тебя напугала ворона? — усмехнулся парень и рассмеялся, поглаживая шершавый ствол, по которому бегали последние муравьи, радующиеся тому, что еще не лег снег. Каждый в своих мощных челюстях нес небольшой кусочек зеленой травки.
Вдруг за спиной парня затрещали кусты — что-то явно большое передвигалось по земле. «Медведи уже давно спят в своих берлогах», — мелькнула мысль в голове Кронана, и он резко обернулся, успев разглядеть лишь чешуйчатые крылья, скрывшиеся в тумане.
Дракон. Не самый большой из тех, которых приходилось видеть парню, но где-то размером со зрелого бычка, не меньше. Голова пастушка повернулась в сторону коров, которые мирно щепали полусгнившую траву. Надо было защитить стадо — коровы хоть и глупые животные, но они помогают жить его семье.
— Таус, придержи. — Парень в считанные мгновения спустился с дерева, которое придерживало его ветвями за одежду. Про мешочек с золотистой веревочкой он совсем забыл, спрятав его во внутренний карман своей куртки.
Туман, доходивший до колен, поглотил ноги Кронана, а потом и его всего, непроглядной серостью, которая лишь изредка разрывалась, цепляясь за коряги и пни. Парень закрыл глаза и прижал ухо к сырой земле. Тяжелое дыхание дракона было совсем рядом, всего в нескольких десятках метров. Оно было прерывистым, с отдышкой, будто зверь не на охоту вышел, а от чего-то устал или был ранен.
— Что-то здесь не так, — Кронан вопросительно посмотрел на дерево, которое покачало кроной.
В следующее мгновение кора векового дуба затрещала и отделилась большая щепка. Прежде чем упасть на землю она превратилась в блестящий короткий меч.
— Спасибо, друг! — Парень поднял стальной меч с зеленоватым сиянием, повертел его в руках и направился, не спеша, к дракону, с осторожностью ступая в непроглядном тумане…

***

Все началось шестью годами ранее, осенью, когда его пес Таус был растерзан заблудшими волками, защищая своего хозяина. Кронан очень сильно горевал, долго сопротивлялся и отказывался поверить в то, что его собака, с которой он рос с самого детства, была мертва. Он ни на секунду не сомневался, что пес не погиб, что он рядом, и сейчас также горюет с ним. Порой даже ощущал гладкую спину своего питомца, которая терлась о его ладонь.
Мать посоветовала похоронить собаку в лесу, сказания пращуров гласили: «дух животного должен покоиться в лоне природы». Тогда-то парень и набрел на старый кривой дуб. К этому дереву редко кто приходил, оно считалось проклятым, и все же раз в год, в Ведьминский день, люди навещали его, обвешанные защитными амулетами. На поляне, под ветвистой кроной, разжигали большой костер и бросали в горячую пасть пламени черных льняных кукол — так народ встречал Новый Год, сжигая беды ушедшего.
«Старое поверье и брехня», — так решил Кронан и выкопал глубокую яму между ветвистых корней дерева.
С тех пор, каждую осень дерево оживало — пастушок чувствовал, что этот старый дуб его понимает, ощущал в нем присутствие своего преданного пса. Да, пускай это было необычно: разговаривать и дружить с деревом, но это нисколько не пугало его. Конечно, об этом парень никому не говорил, но даже если кто и узнал бы, неужели находиться со своим любимым и верным другом рядом, неважно в каком он обличии: собака, человек или дерево — грех и сумасшествие?

***

Дыхание дракона обдало теплом мокрые ботинки Кронана. «Какой горячий, — подумал парень, прежде чем успел увернуться от огненного плевка, — да еще и с характером!» Еще три раза парню приходилось избегать пламенных шаров, извергающихся из пасти животного. С каждым разом они становились все меньше и меньше. На четвертый плевок его обдало лишь теплым воздухом.
— Измотался, дружочек. — Мальчишка обладал врожденной гибкостью и ловкостью, да еще и военное воспитание дядюшки Худгара приносило свои плоды.
Разгоняя серый туман сияющим мечом, Кронан был готов ко всему: резкому скачку, последнему плевку, взмаху крыльев или удару хвоста, но не к тому, чтобы увидеть нагую молодую рыжеволосую девушку, лежащую на сырой земле с рваной раной на боку. Тонкие руки сжали в кулачках до белизны костяшек сухие ветки кустов, а алые глаза смотрели на парня с неприкрытой тревогой, за которой можно было разглядеть тлеющую надежду. Бледные губы что-то шептали на непонятном языке.
— Что же мне с тобой делать, дракоша? — удивленно пробормотал парень, опустив меч.
Ответ он услышал за спиной, когда могучие ветви Тауса заскрипели, а попутный ветер передал Кронану шепот листьев: «Я помогу».


Хроники Аш-Кхаадара. Потерянный король

Пролог

Ночь. Все как в тумане. Огни замка. Скрежет стали. Крики людей. Ржание лошадей. И нестерпимая боль в правом боку…
Сквозь черную пелену забвения, под которой Ангурс не по своей воле был заточен, пробился белый луч. Одинокий, яркий, устремленный вглубь темного покрова, он не был похож на солнца свет.
В поисках мужчины этот луч пробирался сквозь густые заросли мрака, разрезая их тонким лезвием света. Можно было затаить дыхание и услышать эхо рвущейся пелены, которая, казалось бы, стонет от боли, но продолжает скрывать воителя в своих цепких лапах.
Когда свет все-таки коснулся бледного тела Ангурса, луч остановился на месте, накрыв бездыханного мужчину, и значительно увеличился, пожирая тьму вокруг себя. Она шипела, плевалась, пыталась вернуть утраченное, но сил бороться со светом извне у нее не было. Забвение обладает временной силой, которая, к тому же имеет ограниченную власть…

***

— Теперь остается ждать, — старик в широкополой шляпе устало выдохнул. У него выдалась непростая ночь, склонившись над телом бородатого короля, он проник в астрал. Далеко не каждый архимаг способен выдержать ночное бдение в бесплотной пустоши.
 — Но… — еще один мужчина, стоящий подле королевского ложа, сильно нервничал. Он был похож на правителя, те же черты лица, похожее телосложение. В руках, до белизны в костяшках, сжималась рукоять золотистого клинка.
— Шансы есть. Точнее шанс. Но утверждать что-либо я не берусь. Прошу меня простить, сир Дауртонг, но время не на нашей стороне. Если бы короля доставили в первый же день, когда рана только была получена… — говоривший взглянул на загноившийся бок правителя, из которого сочилась черная кровь. Проклятье было настолько мощным, что сил верховного советника, Кри Тонтагана, еле хватало его сдерживать.
 — Кто же знал, что от такой маленькой царапины случится такая беда? — с досадой воскликнул сир Дауртонг, брат короля Ангурса. — Это ведь был обычный мятежник, таких на поле больше нескольких сотен полегло… Кто же знал, — повторил он вновь, устремив свой взор в застывшие глаза правителя.

***

Луч заставил мужчину пробудиться, забыть о боли, встать на ноги и оглядеться. Вокруг зияла непроглядная темнота, мрак, давящий со всех сторон, был словно живой. Он извивался и скользил по невидимому куполу. Тонкие щупальца прорывались сквозь границу света и растворялись, грозно шипя.
Ангурс поднял голову и, щуря глаза, попытался разглядеть, откуда ниспадает луч. Но единственное, что он смог увидеть — безграничную ночь, которая простиралась на весь горизонт. А луч света, столь широкий и яркий возле мужчины, постепенно таял где-то высоко, превращаясь в маленькую точку. Бледную звезду надежды.

***

В королевских покоях было тихо. Двое стражников по ту сторону дверей настороженно следили за каждым шорохом, за малейшим движением. Это были лучшие бойцы Аш-Кхаадара, верные и преданные слуги короля.
— Скажите, Кри Тонтаган, есть продвижения? — женщина, сжимавшая кисть короля, стояла на коленях возле его ложа. Красными от слез глазами она смотрела на старика, на ее бледных щеках видны были очертания засохшей влаги. Голос дрожал. Волосы были растрепаны и ниспадали на оголенные плечи. В королевской опочивальне слишком жарко, супруге повелителя пришлось скинуть верхнее платье, оставшись в одеянии для сна.
Пожилой мужчина в ответ лишь покряхтел, склонившись над Ангурсом. Он знал короля с самого детства, когда еще служил его отцу, Гандрику Милостивому. Мальчишка любил безмятежно бегать по величественному замку из белого мрамора, сражаясь с невидимым врагом. Что, собственно, он делал и сейчас, только уже взрослый и в забвении.
— Вам бы лечь, госпожа. Сон лечит, — успокаивал Кри Тонтаган женщину, но все тщетно. Айюлинь его не слышала, ее дрожащие губы шептали имя любимого. Грудь вздымалась часто, стук ее сердца можно было расслышать в другом конце комнаты.
Старик вознес руку над телом короля, между тонких сухих пальцев мелькнули искры, через мгновение голубое пламя вспыхнуло на морщинистой ладони.
— Госпожа, отпустите ненадолго руку. Мне нео…
— Кри Тонтаган, делайте свое дело. Не обращайте на меня внимания. Если будет больно, я стерплю. Ведь он терпит. — Из высохших глаз уже не текли слезы, нечему было течь.

***

Крики Ангурса никто не слышал, все, что срывалось с его губ, утопало в кромешной тьме.
Мужчина не понимал, где он и что с ним, но чувствовал — из этой ловушки будет очень тяжело выбраться. По крайне мере сейчас он полагался только на помощь извне, потому как на свои силы рассчитывать было бессмысленно.
Что он сделает против беспощадного мрака, который пока еще сдерживается белым светом?

***

Шел пятый день забвения короля. По улицам Королевства Гудланд стали ходить слухи о кончине правителя, о смене власти, о борьбе за престол. Кто порождал эти лживые домыслы, так и не было понятно. Особо ярых говорунов сир Дауртонг, временно вставший во главе страны, заточал в тюрьмы, стараясь искоренить лишние сплетни.
Одно восстание уже принесло свои гнилые плоды — король лежал мертвенно-бледный на своем ложе. Второй смуты королевство могло не перенести…
— Рана заметно уменьшилась, гной не так сильно течет, но жизнь правителя все еще в опасности, — Кри Тонтаган дрожащей рукою поднес кувшин с водой к губам и сделал несколько глотков. Капли потекли по его бороде. Рукавом своего одеяния, вытерев волосы, пожилой мужчина продолжил: — Очень многое зависит от желания короля бороться…
— Вы сомневаетесь в его стремлении к жизни? — Айюлинь нервно огрызнулась. Она практически не спала все то время, что ее любимый лежит в забвении. Под глазами образовались мешки, от недосыпания женщина стала раздражительной, часто срывалась на слуг, которые приносили обед.
— Ни в коем случае, госпожа. Наш король любит жизнь и все что с ней связано, — архимаг намеренно сделал ударение на второй половине фразы, избавляя себя от лишних истерик. Кри Тонтаган прекрасно понимал, что чувствует возлюбленная короля, поэтому с пониманием относился к ее высказываниям.
Поэтому и не говорил ей правду.
 
***

«Нет больше сил», — выдохнул Ангурс, упав на колени. Давящий мрак ликовал, луч света стал значительно меньше, и теперь щупальца забвения могли дотягиваться до измученного тела. С каждым таким касанием на бледной коже появлялись ожоги.
Странно, но боли король не чувствовал. Единственное чувство, которое он ощущал — усталость. Как будто на плечах повисла тысяча фунтов. «Хорошо хоть невидимые лямки не резали кожу», — попытался шутить мужчина, тяжело дыша.
В его голове вертелись образы людей, которых он когда-то знал, искривленные лица врагов, которых он когда-то поразил. Он пытался остановить свои мысли на ней, любимой Айюлинь, но не получалось, новый круговорот силуэтов все рушил.
Не было сил даже заплакать. С каждым мгновением набирать в грудь воздуха становилось все тяжелее и тяжелее. Глаза закрылись, губы сомкнулись, сердце остановилось.

Глава 1

Когда во тьме сырой,
Под тленом бесконечности.
Вспыхнет звезда искрой,
Став частью вечности…
Каэль-Талас, эльфийский провидец, 105 год от Перерождения.

— Поговаривают, что наш король… — говоривший огляделся по сторонам и, наклонившись к собеседнику, прошептал: — дух испустил, — при этом многозначительно покивал головой, уверяя в своей правоте.
Подвыпивший мясник лишь отмахнулся рукой, залпом осушил полкружки душистого пива и обтер усы рукой. В уголках губ остались едва заметные пузырьки пены.
— Я так тебе скажу, Глоп, пока глашатаи на площади не объявят, верить в брехню старого рыбака я не собираюсь, — эти слова сильно задели худощавого старичка, чье имя часто перевирали, произнося не Глоп, а клоп.
— Таааа… — только лишь и смог выдавить от злости рыбак и со всей силы, наотмашь, влепил пощечину мяснику. Не ожидая такого поворота событий, грузный мужчина еле удержался на стуле, вцепившись руками в стол. Следующие мгновения ушли на то, чтобы проморгаться и разозлиться. Но было поздно, Глоп был весьма проворен, спустя секунду он проворно пробирался сквозь толпу мирно бредущих жителей на улице. Встреча с волосатым кулаком мясника Жоржа его не прельщала.
— Ну, погоди, лещ болотный, я тебе… — договорить мясник не успел, перед ним возник молодой человек, голубоглазый, с виду лет двадцати трех. Волосы незнакомца были заплетены в небольшую косу, лицо — чисто выбрито, тело — скрыто под синим плащом.
— Уважаемый, а вы не подскажете, где данный господин проживает? — юноша указал на то место, где сидел рыбак. Голос еще не мужчины, но уже и не ребенка.
Что-то в нем было такое, от чего стало жутковато даже бесстрашному Жоржу, который в день рубил по несколько свиней и коров, снимал с них кожу и разделывал на части.

***

— Сир Дауртонг, за сегодняшний день еще пятерых задержали. Если так дело пойдет и дальше, то через неделю тюрьма будет полной, — докладывал об уличных рейдах капитан королевской стражи. Высокий стройный воин держал стальной шлем подмышкой и переминался с ноги на ногу. На его лысине красовалось несколько шрамов, а на рассеченной брови виднелись засохшие капли крови. Рана была свежей.
Брат короля был мрачнее тучи. Он до сих пор не мог смириться с мыслью, что именно ему, привыкшему орудовать мечом, в такой непростой час предстоит править королевством. Тогда, когда зерно войны зреет не только у восточной границы, но и в самой стране. Нет, не страшила его ответственность перед подданными, хотя их подвести он также не имел права, больше всего он боялся опозориться перед Ангурсом. И пускай его тело запечатано в хрустальном гробу — душа короля рядом.
Покойный старший брат всегда был примером для подражания, Дауртонг любил повторять все его манеры, походку, мимику, даже речь старался копировать, но никогда в мыслях не держал зависти или злости на него. В глубине души Дауртонг был даже благодарен своему отцу, что именно на Ангурса была возложена корона. Великая Алмазная корона, о которой грезили правители других королевств…
— Господин? — капитан стражи стоял вытянутый по струнке, пятки вместе, носки врозь. Солдатская выправка.
— Да? Ты свободен Блейк. Я что-нибудь придумаю, а пока не останавливайтесь. Сдерживать смуту необходимо любым путем, — помедлив, добавил: — Можно парочку болтунов вздернуть на площади.
Капитан стражи поклонился и покинул тронный зал. Он был доволен, наконец-то разрешение на смертоубийства получено, как давно у него чесались руки разорвать этих изрядно болтливых шакалов.
«Как неуютно сидеть на временном троне», — мелькнула мысль в голове Дауртонга. Он поднялся с резного кресла из серебряного клена и подошел к возвышению, где величественно красовался престол из мраморного дуба, покрытый золотом. Творение рук великих мастеров Империи Юдан, подарок Императору Грациусу, вошедшему в историю как Последний Правитель.
Дауртонг провел рукой по лакированному подлокотнику. Гладкая поверхность, ни единой зацепки, текстура векового дерева идеально чиста, вырезалось все из сердцевины ствола, поэтому можно было разглядеть первые годовые кольца.
— Любуешься?
Женский голос заставил мужчину вздрогнуть, отдернуть руку от королевского трона и, поклонившись, сделать шаг назад:
— Восхищаюсь, госпожа.
Айюлинь вошла бесшумно, хотя она никогда не подкрадывалась со спины. Прежде, чем куда-либо войти, женщина всегда спрашивала разрешения. Так воспитывал ее супруг.
— Я не достоин сидеть на нем, он был соз…
— В тебе течет родная кровь Ангурса. Ты — полноправный правитель нашего королевства, — она говорила без лишней напыщенности, с холодом и безразличием. Ее стеклянные глаза смотрели сквозь мужчину куда-то в прошлое. Казалось, что взгляды их должны были пересечься, но вместо этого Дауртонг ощущал на себе лишь холодные мурашки, которые бегали по спине. Женщина видела в нем своего мужа.
— Вы — наша королева, я буду просить Совет возложить корону на вас…
— Тысячи лет Алмазная корона была украшением мужчин, великих Императоров и грозных правителей, а ты предлагаешь нарушить обычаи и доверить драгоценнейшую реликвию хрупкой женщине? — Айюлинь истерически захохотала, запрокинув голову. Руки дрожали, сжав в кулачках подол платья. Сейчас она была похожа на злую ведьму. — Совет никогда на это не пойдет… Тем более, у них планы насчет тебя.
Холодная ладонь женщины коснулась щетинистого подбородка мужчины.

***

Руины замка Кэйпелтоун служили приютом для разбойников, собравшихся после неудачного мятежа. Да, планы были сорваны, королевские войска разгромили восстание народа, но именно в этой битве был ранен король, и именно в тот день Черные Лики заявили о себе, как об истинных наследниках престола Империи Юдан.
— Не стоило доверять этому колдуну. Я предлагал использовать проверенный отвар, пара дней и высохшее тело короля сожгли бы на погосте, а за это время мы смогли бы…
— Заткнись! — рявкнула женщина на длинноволосого блондина в черной куртке. На вид ему было не больше двадцати, даже пушок на щеках был еще слишком мал, чтобы можно было его брить. — Некромант сказал ждать, мы будем ждать. Выхода у нас все равно нет. Хотя бы подлатаем раны за это время. 
Говорившая особа была довольно крупной женщиной. Черное платье, казалось, вот-вот треснет по швам. Маленькие зеленые глазки сердито стреляли из стороны в сторону, с одной черной маски на другую, а учащенное дыхание говорило о том, что ей было тяжело в этом плотном наряде.
Прежде чем продолжить говорить, она откусила от кроличьей лапки кусок мяса и тщательно стала его пережевывать.
— Миледи права, ожидание — наш союзник. И не стоит оплакивать крестьян, которые отдали свою жизнь за правое дело, их с почестями встретит демон Альх в своем подземном мире, — мужчина, скрывающий лицо под черной маской, поддержал толстую разбойницу и к тому же заполнил нависшую тишину над столом, пока мощные челюсти грузной женщины переминали мясо.
Всего за круглым полусгнившим столом, в сохранившихся верхних комнатах Кэйпелтоуна, сидело пятеро человек. Еще двое мужчин в масках покорно молчали, видно было, что их слово здесь играет последнюю роль, но и без них нельзя обсуждать стратегические планы мятежников.
— Но Мама! Проклятие могло не подействовать, ведь ты сама видела, как король ускакал с поля боя на своем коне. Он всего лишь оцарапал бок! — Светловолосый красавец надул губы и сел на свой стул. В нем играла юношеская непокорность и стремление быстрее возложить на свою голову Алмазную корону.
— Некромант не стал бы рисковать… — начал было оправдываться еще один мужчина в маске, как его бесцеремонно прервала Мама:
— Ничто не вечно, сынок, — наконец, последний кусок мяса был проглочен, — пока лекари бьются над проклятием и пытаются вернуть короля к жизни, ты, мой ангелочек, отправишься с поклоном в королевство Истланд, — жестом руки она осадила блондина, решившего возмутиться. — Союзник в лице безумного Икрерия нам пригодится.

Глава 2

«Самое главное ты вспомнишь только перед смертью, когда уже будет поздно…»
Дортаган Мудрый, 286 год от Перерождения.

Весна в королевстве Истланд всегда была запоздалой. В то время, когда по всему Аш-Кхаадару тепло разливалось рекой, и живые существа радостно встречали солнце и свет — восточные земли были окутаны холодными туманами. Нередко они сменялись непродолжительными дождями, которые создавали иллюзию осени.
Погода менялась к середине весны, тучи уходили на север за Раздельный хребет, туманы оседали на болотах, и только тогда безудержное тепло проникало в каждый уголок королевства. Яркие солнечные лучи пробивались сквозь замершие ветви деревьев, растапливая снег, слежавшийся на земле…
Яркое дневное светило на горизонте, белые пушистые облака на голубом небе, одинокие птицы, парящие высоко над землей. Все расцветает и поет, природа после зимы скидывает с себя покрывало сна. Потихоньку вдоль всего тракта пробивается зеленая травка, заждавшаяся тепла. 
По пыльной неровной дороге медленно движется старая телега, скрип колес разносится далеко по округе, пугая желтоклювых першей, маленьких птичек, недовольно щебечущих на ветках деревьев. Мужчина с поводьями в полудреме качает головой в такт лошадиным шагам. Сама бурая кобыла, понурив морду, перебирает неспешно ногами, отмахиваясь хвостом от назойливых мух. Самых первых насекомых пробудившихся после зимнего сна.
— Тпррр… — кто-то вдруг тормозит уставшую лошадь. Она сразу же останавливается, старик с поводьями лениво открывает глаза, но через мгновение уже удивленно осматривает молодого парня и еще двоих мужчин, облаченных в черные маски. В его сердце закрадывается тревога. Разбойники большая редкость на Торговом тракте, особенно сейчас, когда наемники ежедневно патрулируют дорогу.
— Ты что, глухой? Это дорога на Хаунфолл? — мужчина на черно-белом коне нервничает, кожаные перчатки со скрипом сжимаются и разжимаются. Светловолосый юноша смотрит куда-то вдаль, его этот нищий не интересует.
— Да, господин, вы на правильном пути. — Старик одной рукой указал на холмы, откуда выехал сам, а второй, бросив поводья, вцепился мертвой хваткой в небольшой тряпичный кошель. «Хоть на здешних разбойников они и не похожи, береженого, как говориться, Боги берегут», — подумал он.
Мужчина в черной маске, державший кобылу извозчика, обратил на это внимание и движением пальцев поманил худощавый мешочек.
— Прошу вас, господин, сжальтесь! Иначе мои дети останутся голодными… — взмолился старик.
— Продашь кобылу, — не унимается незнакомец. — На вырученные деньги сможешь закатить пир на всю деревню.
— Но она помогает нам жить…
— Оставь его, Луис, нам надо в город, — бросил мужчина на черно-белом коне. Вместе с юношей они поскакали дальше, поднимая на дороге клубы пыли.
Тот, кого назвали Луисом, еще немного постоял возле бурой лошадки крестьянина, которая заметно переживала, что рядом с ней незнакомец: хвост так и крутился как заведенный. Старик, в свою очередь, трясся от страха, молился всем Богам, коих только знал.
Резкое движение — в руках человека появился длинный кинжал. Выпад — стальное заточенное лезвие насквозь пронзило горло бедного животного. Кровь брызнула алым фонтаном, но мужчина легко увернулся от него и, насмешливо пожелав удачи старику, запрыгнул на своего коня…

***

Теплый весенний день в королевстве Гудланд радовал всех. Ветер, завывавший ночью на темных улицах Контерелла, переместился в портовую часть, где резвился среди высоких разноцветных парусов прибывающих кораблей: галеры из южных земель, торговцы на каравеллах с Ет-Халаана, шебеки из королевства Лаутонг.
Снег, еще несколько дней назад красовавшийся на крышах домов белоснежными шапками, сегодня играл капелью. А по лужам носилась детвора, гоняя кораблики, и восторженно кричала, радуясь теплу и солнцу.
На Центральной площади Контерелла собралось много зевак. Крестьяне оставили рабочие места, торговцы закрыли лавки и магазинчики, побросали учебу и студенты различных академий. Все собрались здесь для того, чтобы поприветствовать своего правителя, пролежавшего недвижно около двух недель. Сколько разных слухов за это время народилось.
Жорж довольно улыбался, Глоп, получивший сполна за свои слова, сейчас в кандалах вычищал помойные ямы. Жаль, что не получилось лично его опечалить, но юный королевский Страж посоветовал с ним больше не общаться…
Глашатаи заранее объявили об обращении короля Ангурса к народу. Поэтому многие жители столицы с самого утра располагались на Центральной площади, кто выбирал место в теньке, кто на солнышке, но большая часть старалась расположиться как можно ближе к белым мраморным стенам, под балконом правителя. Однако воины, караулившие у ворот, отгоняли зевак — в замок пребывали знатные особы и бароны со всего королевства.
— Жаль сира Дауртонга. Кто-то говорил, что он пожертвовал собой ради жизни нашего короля… — краем уха услышал Жорж за спиной.
— Чего его жалеть? Мой муж сейчас в тюрьме лишь потому, что был замечен в смутных высказывания и действиях против престола. Мой муж и смута — вещи несовместимые! Он меня-то уже с осени не смущал… — ворчала женщина под боком у мясника.
— Я слышала, что архимаг Кри Тонтаган переселил душу Дауртонга в тело Ангурса… — на этот бред собравшиеся жители ответили еще более сумасшедшими идеями воскрешения короля, а Жорж лишь тихонько посмеивался.
«Чего только не услышишь от этих баб», — подумал про себя мясник и подставил свою щекастую ряху под весеннее солнце.

***

— Не волнуйтесь, Ваше Величество, — успокаивал Дауртонга верховный советник Кри Тонтаган. Архимаг, как всегда, был в своей излюбленной широкополой шляпе с серебристой окаемкой, — издали вас не отличить, а для приема знати я немного поколдую.
Старик мило улыбался, по-отечески держа правителя за плечи.
«Ведь и правда — похож! В детстве никогда бы не сказал, что они близнецы, — думал он про себя, — скажем, мол, несколько недель болезни отразились на здоровье, невольно пришлось похудеть».
— Точная копия его. Особенно борода. — Айюлинь не стала произносить имя погибшего супруга, сжав сильнее руку названного короля.
Дауртонг, хоть и старался держаться от женщины подальше, но по решению Совета, теперь она была его супругой, незаконной и нелюбимой, хотя эти формальности были опущены. Советники пойдут на все лишь бы получить выгоду для себя.
— А что с голосом? Его не подделать, — сетовал мужчина, оглядывая себя в зеркале. Уж больно хорошо смотрелась Алмазная корона на его голове, — да и цвет глаз у нас разный. У Ангурса были зеленые, мои же… — он прервался, пристально вглядываясь в свои глаза. Архимаг едва заметным движением пальцев подкорректировал расхождение, — были голубыми.
— Говори с хрипом, старайся держать тон как можно ниже. Будем ссылаться на побочный эффект проклятия. И не забудь про речь о Дауртонге, внуши им, заставь поверить. Все должно выглядеть правдоподобно, — новоявленная супруга поцеловала его в щеку и подтолкнула в спину, — а теперь, иди.
Мужчина кивнул и, набрав воздуха в грудь, захромал к балконным занавескам. Кри Тонтаган был доволен задумкой Совета, вот только теперь необходимо было обезопасить себя и престол от лишних сплетен.
— Госпожа, я покину вас ненадолго, — старик склонил голову и вышел из комнаты. Айюлинь даже не обратила на него внимания, сложив руки на груди, она смотрела вслед своему новому королю.

***

Яркий свет ударил в глаза, ослепив на мгновение мужчину. Дауртонг поднял руку, приложив ладонь ко лбу, и осмотрел площадь. Внизу, всего в нескольких десятках метров под ногами, сейчас стояла немалая часть населения Контерелла и смотрела только на него, затаив дыхание. Народ был сильно взволнован проклятием и раной, полученной в бою королем, многие больше и не надеялись увидеть его живым.
— Я приветствую вас, верные слуги нашего славного королевства! — он старался говорить не сильно громко, одной рукой придерживаясь за бок, где была мнимая рана.
Слова были восприняты радостными криками, визгом и писком собравшейся публики. Кто-то подкидывал шляпы в воздух, славя короля и желая ему долгих лет жизни. Откуда-то доносился стук деревянных кружек, люди в толпе успевали еще и выпивать за здоровье своего правителя. Так уж было заведено, со времен зарождения королевства Гудланда: «Народ живет, пока жив его владыка».
— Две недели Совет держал вас в неведении, скрывал правду, тем самым, порождал слухи и сплетни о моей кончине. Но, как видите, я жив и здоров, рана постепенно заживает, проклятье было снято… — глубокий вдох, гримаса боли. Все, как учил Кри Тонтаган, — но это время позади. Я знаю, что многие люди пострадали по воле моего брата, пытавшегося искоренить смуту, и я обещаю, сегодня же большая часть ваших жен, мужей, отцов и матерей вернутся домой из грязных тюрем. К сожалению, есть и те, кто находится на стороне наших врагов, поэтому не обойдется и без смертоубийств…
Каждое слово короля сопровождалось различными эмоциями в толпе: люди охали, вздыхали, восторженно кричали, опускали глаза в землю, радостно обнимались.
— Сир Дауртонг хотел лично извиниться перед тем, кто был осужден по ошибке, но все переживания и волнения сказались на его здоровье. Лекари борются за жизнь моего брата, но, как сказал, верховный советник, шансы слишком малы… — правитель опустил голову, смахнув с лица невидимые слезы, и заметил краем глаза, как добрая половина всех собравшихся сделала то же самое. Вот только непонятно было, то ли они взаправду пустили слезу, то ли делали вид. — Но мы будем молиться, и просить Богов помочь ему, на первый взгляд, такому сильному, но, как оказалось, столь ранимому человеку.
Король еще раз поднял руку, но теперь чтобы помахать подданным, и неспешно развернувшись, захромал к плотным занавескам, за которыми его ждала плачущая Айюлинь. Спиной он чувствовал сотни взглядов, люди провожали своего правителя: кто-то был счастлив и рад, а кому-то приходилось глотать ядовитую слюну, играя желваками.



Елена Новодольская (Кeeper),
г. Киверцы, Украина.

Война

Часть первая

Огонь уже погас, оставив после себя подёрнутые золой угли. Подумав, он бросил в костёр несколько сучьев. Сухие ветки тут же вспыхнули и весело затрещали, взметнув сноп искр в чёрное небо.
Лагерь давно погрузился в сон, и лишь редкие звуки нарушали тишину. Между кострищами прохаживались, позвякивая кольчугами, дозорные; время от времени раздавались храп или сонное бормотание кого-то из воинов; вдалеке, на самом краю стоянки похрапывали лошади.
Несмотря на тёплую ночь, мужчина придвинулся ближе к огню. Он никак не мог уснуть, поэтому, бросив эти безуспешные попытки, достал из ножен меч и принялся полировать его тряпицей. Это занятие всегда успокаивало и умиротворяло старого солдата. Вот и сейчас он отрешился от всей окружающей действительности, мерными и почти ласковыми движениями поглаживая верный клинок.
Через несколько минут, а, может, и часов, из темноты вынырнула невысокая фигура человека и остановилась на самом краю освещённого костром круга. Мужчина с мечом поднял голову и осмотрел пришельца. Им оказался мальчишка лет пятнадцати — в нелепом шлеме, от которого сохранился только каркас, и кольчуге, которая явно предназначалась воину гораздо выше ростом и шире в плечах.
— Дозорный? — решил прервать затянувшееся молчание мужчина.
Мальчишка отрицательно покачал головой.
— Почему не спишь? — солдат последний раз провёл тряпицей по стали и спрятал меч в ножны.
— Так ведь на рассвете в бой, сэр, — пробормотал юнец.
— Понятно. Новобранец?
— Так точно, сэр.
— Садись-ка сюда, парень, — ухмыльнулся мужчина. — И не называй меня «сэр». Если бы не война, завтра утром я пошёл бы стричь овец или пропалывать капусту. Как звать-то тебя?
— С… Седрик.
— Вот, возьми и отхлебни, — солдат отстегнул от пояса небольшой мех с вином и протянул мальчишке. Тот послушно сделал глоток и поморщился:
— Кислое…
— И хорошо. Другого сейчас не бывает, а иногда и вовсе никакого нет.
Седрик хотел что-то ответить, но не успел. Из шатра, который стоял на краю лагеря и предназначался для раненых, донёсся леденящий кровь и переполненный болью крик. Мальчишка вздрогнул, сжался и побледнел.
— Этому парню лекарь сегодня отрезал обе ноги, — спокойно объяснил воин, потирая седую щетину на лице. — Возможно, это его шанс выжить. И вернуться домой, ведь калекам не место на войне.
Юнец хватал ртом воздух, словно рыбина на суше, и выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание.
— Ты боишься, — то ли спросил, то ли констатировал факт мужчина. — Смотри.
Он сбросил капюшон плаща и показал мальчишке шрам, белой узловатой верёвкой пересекающий левую щеку от виска до подбородка.
— Это не единственная метка, оставленная сталью на моём теле. Некоторые из ранений могли оказаться смертельными, однако я всё ещё жив. Более того, благодаря некоторым ранам я смог побывать дома, жениться, зачать сына. Наш командир — очень хороший человек. Если будешь служить достойно, он предоставит тебе отпуск. И ничего страшного, если для этого нужно, чтобы вражеский клинок испил твоей крови. Боль — это всего лишь боль. А в конце пути смелого и верного воина ждёт вознаграждение от богов.
— Но зачем это всё? — потерянно спросил мальчишка, совсем уже близкий к тому, чтобы расплакаться. — Почему мы должны воевать, проливать свою и чужую кровь?
— Мы защищаем Родину, мальчик. Защищаем наших матерей, жён и детей, — рука солдата непроизвольно сжала рукоять меча. — Мой дед пришёл на эту войну безусым юнцом. Мой отец погиб на этой войне. Скоро подрастёт мой сын, и будет сражаться рядом со мной плечом к плечу. Я не представляю для себя иной жизни и не мню иной смерти.
Над лагерем, вспоров тишину, разнёсся резкий звук рога. Лишь тогда они оба заметили, как посветлело небо на востоке…

Часть вторая

— Сейчас тебя подлатаю и спать завалюсь. Хотя нет, сначала напьюсь, а уже потом — спать, — лекарь копался в сундучке со снадобьями.
Пожилой солдат оценивающе посмотрел на друга:
— Устал?
— Ещё бы. Почитай, уже двое суток на ногах без продыху. То и дело новых подвозили. Но теперь пусть без меня обходятся. Я своё дело сделал.
Он откинул полог палатки, чтобы впустить больше света, и начал осматривать лицо собеседника. Рана была глубокой, рваной, и наискосок пересекала белый узловатый шрам, уже украшавший щеку мужчины.
— Полагаю, ты не оставил в живых того, кто тебя порезал? — ухмыльнулся лекарь, осторожно промывая рану.
— Не оставил, Эрих, — скривился воин. — И многих других тоже.
— Много?
— Сбился со счёта после первой дюжины.
— Ты достойно сражался, — лекарь вновь зазвенел склянками в сундуке.
— Мне не нравится убивать. И я не убивал бы, если бы не помнил, что находится у нас за спиной.
— Думаю, мало кому нравится. А теперь потерпи.
Лекарь принялся накладывать на рану толстый слой желтоватой, резко пахнущей мази. Солдат зашипел сквозь стиснутые зубы, вцепившись в лавку так, что побелели костяшки пальцев.
— Ну-ну, не так уж это и больно, — Эрих начал бинтовать лицо товарища узкой полоской серой ткани.
— Боль — это всего лишь боль, — заметил ветеран. — Эй, глаз не закрывай!
— Иначе не получится. Денька два походишь так. И вообще, в этот раз тебе ещё крупно повезло.
— Да уж. Это ведь не кинжал в брюхе, — рассмеялся мужчина. — А что наш командир?
— Ты ведь его знаешь. Прибежал, сунул мне культяпку под нос, мол, перевяжи, чтоб кровь не хлестала. Еле дождался, пока я рану обработал, и обратно в гущу боя умчался.
— Жаль, что руки лишился…
— А зачем она ему? — хмыкнул лекарь. — Чтобы меч держать, правой руки достаточно, а щит он отродясь не таскал.
— Хороший у нас командир.
— Как отец родной. Вон сегодня с обозными ругался — из-за того, что репы привезли больше, чем мяса.
— Знаешь, Эрих, — улыбнулся солдат, — я когда последний раз дома был… Там одну репу с морковью и едят, всё мясо нам достаётся. У нас вино — какое-никакое, но есть, а они там пиво разбавленное пьют.
— Ага. Кстати, о вине, — лекарь взял со стола бутыль, несколько раз отхлебнул и передал воину. — Только пока мы тут сражаемся, они там находятся в относительной безопасности. Ради такого, думается мне, можно и морковку с краюхой хлеба погрызть.
Некоторое время они молча передавали друг другу бутыль, пока вина в ней значительно не поубавилось. Каждый думал о чём-то своём, хоть все мысли и вертелись вокруг войны.
Из задумчивости их вырвал хриплый, надтреснутый шёпот:
— Пить. Ради богов, пить…
Солдат обернулся на голос, а лекарь, не шевелясь, объяснил:
— Не жилец он. И не помрёт никак, всё мучается. В первый день сражения принесли его: брюхо вспорото, кишки по земле волочатся. Я-то помыл, как мог, зашил, но думал, что парень до вечера не доживёт. А он вот как, уже вторые сутки за жизнь цепляется.
— Сильный, — вздохнул ветеран. — Давай-ка напою его.
— Нельзя ему пить.
— Хоть губы смочу, всё легче станет бедолаге.
— Ну, как скажешь, вода в кувшине. А я спать. Что-то захмелел, — лекарь нетвёрдой походкой направился к выходу из палатки, на полпути обернулся и добавил: — Пока я его штопал, он твою любимую поговорку про боль повторял. Твердил, как заклинание.
Солдат взял кувшин и подошёл к раненому, сел рядом на землю. Тот оказался совсем мальчишкой — худой, угловатый, глаза в чёрных впадинах, белокурые волосы, слипшиеся от пота и крови.
Ещё одна жертва кровожадного бога.
Мужчина наклонил кувшин и уронил несколько капель воды на сухие, потрескавшиеся губы паренька.
— Спа… сибо… — раненый с трудом разлепил вспухшие веки и попытался задержать ускользающий взгляд на лице благодетеля.
Воин же рассматривал мальчишку и с каждым мгновением всё больше убеждался в том, что он — тот испуганный новобранец, с которым ему довелось разговаривать в ночь перед битвой. Конечно, в неверном, пляшущем свете костра он не очень хорошо рассмотрел парня, однако сердцем чувствовал, что это тот самый Седрик, который пил с ним кислое вино перед боем. И который запомнил поговорку о боли.
— Как зовут тебя, мальчик? — спросил ветеран, чтобы удостовериться.
— С-с-с… Сед…
— Ты храбро сражался, Седрик. Родина гордится такими воинами, как ты.
— Я боялся… но не сбежал. И… убивал.
— Ты молодец. Ты всё сделал правильно, Седрик.
Солдат легонько сжал горячую ладонь мальчишки, и лицо умирающего просветлело. Он вновь закрыл глаза и надолго затих. Время шло.
Старый воин почти засыпал, когда почувствовал, как дёрнулась рука паренька. Он снова влил немножко воды в приоткрытые губы, намочил ладонь и провёл по лицу Седрика. Мальчик благодарно посмотрел на мужчину и вдруг напрягся:
— Я буду… жить?
— Конечно, ты будешь жить, — солдат знал, что нужно сказать. — Будешь жить долго, без войны и сражений, без страха и боли.
В памяти, подумал он. Только в памяти.
— Меня отпустят домой, папа? — сознание Седрика начало путаться. — Я так… хочу… домой…
— Совсем скоро ты будешь дома, мальчик, — шепнул воин, стараясь придать убедительность голосу. — Окажешься там, где тебя ждут, будешь пировать, и вино будет сладким, словно мёд. Ты только потерпи немножко, сынок. За тобой скоро приедут.
Солдат, всю свою жизнь проведший на войне, крепко сжал руку паренька, вся война которого ограничилась единственным сражением, и закрыл глаза, до боли стиснув челюсти. Через мгновение, а, может, и через час, он услышал мучительно долгий вздох, а потом, в наступившей тишине, ему почудился топот лошадиных копыт и свист ветра в сильных крыльях.



Наталья Соколова,
г. Белогорск, Россия.

Неожиданное Чудо

Над городом нависли тучи, тяжелые и свинцовые. Казалось, все вот-вот будет раздавлено под их весом. Тучи висели уже неделю и сильно давили на психику людей. Даже рождественские огоньки украшенных домов не спасали от угнетающего настроя природы.
Клайв шел по улице в никуда, втянув голову в плечи, ежась от мороза, который, как обычно властвовал перед Рождеством. Домой идти не хотелось. Да и что там делать? Никого нет. Пусто. Темно. Тоскливо. Его жена умерла пять лет назад. Но Клайв не мог ее забыть. Детей у них не было.
По привычке украсил дом еловыми лапами, которые купил на Ярмарке, развесил гирлянды, колокольчик у входа, приготовил традиционную индейку, зажег свечи, разложил подарки. Все это он делал машинально. По привычке.
А когда очнулся, то пришла Тоска.
И он ушел из дома в никуда.

***

Клайв долго бродил по улицам, стараясь заглушить свою боль. Он не видел, куда идет. Ноги сами выбирали маршрут, а его мысли были там, в прошлом, где он счастливо жил со своей любимой женой. Он брел бы и брел, если бы его не остановило громкое хлопанье крыльев. Клайв вздрогнул и огляделся, пока не понимая, где находится. Его окружал дремучий лес. Перед ним на высоком муравейнике сидела странная фигура в грязных лохмотьях.
— И долго ты будешь Рождественскую погоду портить? Ну, сколько можно горевать? Даже я молчу перед Рождеством, — прокаркало существо.
— А, это ты, Нэн? Ну, прости, что твою роль баньши взял на себя. Видит Бог, не хотел я, чтобы все так вышло.
Дел в том, что Клайв жил в маленьком городке Лиллетвилле, который вы никогда не найдете на карте, и погода в городе менялась в зависимости от настроения его жителей. А так как печальное настроение одного передавалось всем остальным, а все жители скорбели с Клайвом, то и погода скорбела вместе с ними. Ну, в самом деле, не могли же они радоваться, когда кому-то плохо.
А Клайв печалился каждый Сочельник, потому что именно в этот день ушла его жена.
— Эх, Клайв! Своим горем ты портишь Рождество уже который год. Киру не вернешь, а ты у людей праздник отбираешь. Опомнись! — ругалась баньши.
— Не могу, — выдохнул Клайв, и по его щеке покатилась слезинка.
— Что же с тобой делать? — задумалась Нэн. Она подняла голову к небу в надежде найти ответ и вдруг увидела светящуюся точку. Она не могла понять, каким образом эта точка смогла проникнуть в их городок. «Значит, произошло что-то непредвиденное», — решила Нэн.
— Эй, Клайв, хватит слезы лить. Смотри, падающая звезда! Как она в наш мир проникла? Видимо, это для тебя подарочек. Скорее беги за ней. Да проследи, куда упадет! Я позже подойду, — Нэн, сделав все наставления, взмахнула лохмотьями-крыльями и улетела.
Клайв, повинуясь указаниям баньши, побежал за звездой. Он видел, как она падала: сначала медленно, постепенно ускоряясь. А потом он услышал странный гул и увидел дымный хвост звезды, который становился черным. Клайв смотрел на это чудо, как зачарованный. Он отродясь не видел, чтобы у падающих звезд были хвосты, как у кометы.
Внезапно затряслась под ногами земля, и раздался взрыв, который и привел Клайва в чувства. Он очнулся и, забыв о своих бедах, поспешил к месту падения.

***

Нэн тоже слышала сильный грохот. Она смотрела в свой магический шар и видела, как по небу летит огромная железная птица с дымным шлейфом. Она видела, что все, кто находился в чреве птицы, мертвы кроме одной женщины, сжимающей в руках какой-то сверток. Баньши смотрела и не могла понять, что заставило объект пересечь невидимый барьер, разделяющий два разных мира. Должен быть сильнейший катализатор, который смог бы открыть портал. Баньши задумалась. Она еще раз осмотрела чрево птицы, остановила пристальное внимание на живой женщине с кульком.
— Что же ты там прячешь? Какое сокровище? — бормотала озадаченная Нэн. Ее терпение было вознаграждено: сверток зашевелился, женщина, прижав его к груди, стала качать, как убаюкивают ребенка
— Вот оно что! Вот что явилось силой, перебросившей птицу в наш мир! Это же малыш! Малыш, которого мать пытается спасти, и есть та самая мощь! Вот так, так! — баньши задумалась.
Вдруг она встрепенулась. «Если птица залетела в наш мир, а это неспроста, то надо спасать ребенка!» Баньши в последний момент произнесла заклинание и взмахнула руками, выбрасывая мать и дитя из горящей птицы.
— Все! Спасла! Теперь твой ход, Клайв. Хоть бы ты справился, — прошептала взволнованно ведунья.

***

Клайв мчался к месту взрыва. Он спешил. Что-то торопило его. Он бежал, не обращая внимания на бьющие по лицу ветки, на траву, которая цеплялась за ноги. Он бежал и боялся, что не успеет.
Наконец, задыхаясь от быстрого бега, он прибыл на место и увидел огромную воронку и обломки железа. И больше ничего. Клайв упал на колени и закрыл лицо руками. Не успел! Теперь небо никогда не станет чистым и ясным. Теперь погода будет всегда дождливой и ненастной. Такой силы была его скорбь. Он не спас звезду!
Вдруг ему почудилось, что кто-то просит помощи. Голос был слабый, едва слышный. Клайв прислушался. Обнаружив источник звука, он медленно пошел на зов. В пяти метрах от падения звезды он увидел лежащую женщину, которая сжимала в руках какой-то сверток. Она была изранена, едва дышала. Клайв опустился перед женщиной:
— Что с вами? Вам же нужна помощь! И куда подевалась Нэн?
Но женщина протянула ему сверток:
— Спаси! — и испустила дух.
Клайв взял сверток. Открыл свободный уголок и увидел младенца. Малютка, почувствовав чужие руки, начал проявлять активность. А потом и вовсе расплакался.
— Аааа! Ты успел! А я так переживала! — Клайв вздрогнул, слегка напуганный истошным воплем баньши, появившейся невесть откуда.
— Ну, и чего ты так громко орешь? Малыша напугаешь, — проворчал мужчина.
Баньши заглянула в конверт из одеяла.
— Голодная наша Звездочка! Покормить ее следует. Пошли. У меня молоко есть. Мне вчера олениха принесла.
Клайв и баньши в избушке ведуньи кормили крохотную девочку, которую Нэн называла Звездочкой. Она так жадно сосала молоко из рожка, что у Клайва растаяло сердце. Он смотрел на малышку и улыбался. Впервые за пять лет у него в душе появился просвет. Впервые ему не надо было скорбеть по давно ушедшей жене.
Малютка насытилась, и начала ворочаться и кряхтеть.
— О! Да мы уже мокрые! — сюсюкала Нэн. Она деловито развернула одеяльце и пеленки, подняла малютку на руки. — Какая ты красавица! Папа тебя будет любить, никому не даст в обиду. А бабушка Нэн всегда поможет, если будут трудности.
Пока баньши тетешкала кроху, Клайв нашел в одеяльце бумаги и протянул их Нэн.
— Ага, метрика. Значит, девочку зовут Кира, и она дочь наследного принца. Ого, кого к нам Судьба забросила! — тем временем Нэн поменяла пеленки, заменила одеяльце и протянула ребенка Клайву. — Теперь ты ее отец. Твоя Кира вернулась. Но мы назовем ее Звездочка, чтобы враги не нашли до поры до времени. Заботься о ней, люби. А я оставлю ее метрики и пеленки у себя. Пока. Авось, пригодятся? — Нэн хитро усмехнулась и кому-то пригрозила пальцем. — А теперь иди. И с Рождеством!
Клайв вышел на улицу и увидел, что небо голубое, что на нем нет ни единого облачка.
— С Рождеством! — пробормотал он и поспешил домой.


В некотором царстве, в некотором государстве

Именем Сумрачного Королевства суд постановил: ведьму, преступившую закон, сослать в Тридевятое Царство. И ходить ей в вороньем обличье триста лет и три года. Но так как преступнице  уже двухсотый год, то срок наказания сокращается до ста трех лет. По истечению срока быть ей дряхлой старухой. Если же найдется кто-то, кто пожалеет или полюбит ведьму в ее новом виде, тогда  наказание считается досрочно снятым — и в этом случае освобожденной возвращается ее прежний вид без учета прожитых лет. Решение Верховного Суда обжалованию не подлежит!
Главный судья прочитал приговор и сам же его исполнил: молодая девушка была превращена в ворону и отправлена через портал Времени в иной мир.

***

Фе! Мерзкий судьишка! И ведь выдумал какое-то преступление, старый похотливый козел! Ну и подумаешь! Полетаю птицей. Хорошо еще в ворону превратил, а не в курицу. Знает, что куры живут мало. Да что это я все жалуюсь? Пора бы и представиться.
Я — Лава, дочь Верховной жрицы Вечнозеленого леса. Ну, да, я еще и ведьма, скорее, ведунья. Понимаю язык зверей, птиц, растений.
Часто их лечу, а еще чаще играю. Они меня все любят, доверяют. Я все их секреты знаю. А еще у меня есть друг закадычный — ворон Гра. Я с ним часто спорила в детстве, а он меня уму-разуму учил. Теперь его наука мне пригодится.
И какой монстр завел этого Верховного мага к нам в лес? Ягодки ему захотелось. Мы, ведьмы, с магами не очень дружим, в постоянной конфронтации. А вот принесла же нелегкая, да еще на меня нарвался! Нашел свою «ягодку». А я не очень-то с ним церемонилась. Сразу от ворот поворот дала. Он к матушке побежал  требовать «дань за пятнадцать лет». Матушка на шантаж не повелась, знала, какой маг на самом деле, меня не отдала, а шантажиста выгнала. Так этот гнусный старикан придумал несуществующее преступление и меня в ссылку отправил. Типа, будешь знать, как магам отказывать. Отправил в надежде, что я одумаюсь и запрошусь обратно.
А мне и Тридевятом царстве неплохо живется. Здесь весело. Люди простые и сердечные. Одни добрые, другие злые. Одни счастливые, другие не очень. Но все без колдовских заморочек в голове. У них совсем другая магия: телефоны разные, телевизоры. Передвигаются они в  автоповозках, даже по воздуху летают в огромных железных птицах, самолетами называются. В нашем мире маги такого и не видели. А здесь лесов нет, только парки да скверы. Вместо леса — каменные джунгли, высокие дома то есть.
Но за городом лес все же нашелся. Дремучий! А там волшебница одна  живет, так я у нее поселилась. Рассказала все, как на духу. Она мне поверила и обещала матушку сюда переправить. Говорит, росли они вместе, в одни ясли ходили, Академию вместе заканчивали. А потом волшебницу поставили границы миров охранять. За это люди  прозвали ее Бабой Ягой — Костяной ногой. Для меня: просто Га. Она так и представилась: «Я — Га». А еще она мне рассказала, что некоторые выпускники Сумрачной Академии здесь тоже живут. Кощей занимается наукой, выдумывает какой-то коллайдер. Русалки актрисами заделались. Горыныч и тот в Луна-Парке работает аттракционом, катает детей на Американских Горках. Только Водяной в озере остался, да Леший в лесу. Как я про Кощея услышала — подумала: неужели это тот? Хотя, вряд ли.
Вы спросите, как я Гу нашла? А не я, она меня обнаружила. Гуляю я по парку, отдыхаю после драки с сороками. Я решила, что мне жилплощадь нужна, ну и нашла гнездо. А тут эти стрекотухи как накинулись! Сущие чайки. Я с ними в драку, только перья полетели. Но я же одна, а их пара. Прогнали! Я на них каркнула во все свое воронье горло и ушла, то бишь, улетела. В парк. Раны зализывать. Или заклевывать. Да и просто отдохнуть, подумать.
Гуляю я себе мирно и спокойно, как вдруг вижу — рыжий котяра на меня охотится, хвост трубой, а сам к земле прижался! Я мигом взлетела да вцепилась лапами в его спину и кричу:
— Поехали!
Кот фыркнул и говорит:
— Слезь, ведьма! Домой пойдем.
А я ему:
— Куда? А ты знаешь, где я живу?
А он:
— Где раньше жила, не ведаю, а где теперь будешь жить, туда и отведу.
Я же коту:
— Тогда вези меня на себе!
И ведь повез! Молча. Но я его потом пожалела, крыльями взмахнула и следом полетела. Так и оказалась у волшебницы Ги.
С котом, его Васькой зовут, мы стали лучшими друзьями. Даже спали рядом и ели из одной миски: он молоко лакает, а я куски хлеба выуживаю. Так вот и жили.
Все бы хорошо, да сроки ссылки к концу начали подходить, а никто меня не полюбил и не пожалел. Нет, кот не считается. Люди только. Га сказала, что если все сроки выйдут, то не быть мне, как прежде, молодой и красивой. А буду я старухой немощной. Думаете, как Га? Ошибочка! Га — женщина молодая в самом расцвете сил. Персик! И ничего она не карга, как ее люди зовут. А не лезьте, куда не следует, тогда и не будете получать на орехи!
Как сказала Га, что со мной может статься, я и задумалась. Что же делать? Полетела тогда в парк на людей посмотреть, себя показать. Может, кто и обратит на меня внимание.
Летала, летала и никого не нашла. А потом увидела красивые цветы, розы! У нас дома такие во дворе росли. Смотрю на них и думаю, а может, казачек  засланный сюда прибыл? Меня очаровать  и магу отдать? Хм, интересно! Сижу я, смотрю на цветы, как вдруг слышу шаги, кто-то подходит. Оглянулась, а это пацан молодой, на панка похож. У него еще разноцветный гребень на голове, «ирокез» называется. Я ему говорю:
— Подари мне розу, я ведь красивая.
А он:
— Воронам цветов не дарю. Была бы ты совой, тогда бы еще подумал. А так ворона и есть ворона.
Сказал, сорвал одну розочку и ушел. Наверное, пошел Сове цветочек дарить. А я сижу, жду. Может, кто еще подойдет.  Долго ждала, а все зря. Полетела домой, коту и Ге нажаловалась. А они меня утешают, целуют, говорят, что время еще есть.
Наутро я снова была у клумбы. Много людей мимо ходило, но никто не обращал внимания ни на розы, ни на меня. Ближе к вечеру пришел мужчина средних лет, интересный такой, волосы с проседью. Мне он так понравился, что я не выдержала и выдала:
— Мужчина, подарите даме цветочек.
Человек оглянулся по сторонам, никаких дам не увидел, а только ворону. Усмехнулся и пальцем погрозил:
— В общественных местах цветы рвать запрещено. Штраф тысяча рублей.
Сказал и ушел. У, зануда! Прямо, как маги в нашем королевстве.
Ладно, полетела я домой, а то проголодалась, принца ожидаючи.
Дома меня накормили, приласкали и спать уложили. Васька меня правой лапой в охапку сгреб, и песни колыбельные петь начал. Я заснула, и такие сны цветные увидела, что заплакала, так жалко себя стало. А Га и кот меня разбудили, успокоили и снова в парк отправили.
Вот сижу я на кусте, цветочки нюхаю, а клюв, будь он не ладен, мешает. И тут подходит Он.
— Какая птица красивая, черная вся, — говорит, — да еще цветочки ест.
— Сам ты их ешь! Я наслаждаюсь ароматом, — выпалила я, не подумав о реакции просто человека.
— Ах! Да ты говорящая ворона! Это же чудо! — восторгался он.
А я возьми и заплачь.
— Ага, чудо. Меня никто не любит, не жалеет. А у меня, может, душа нежности просит, — завывала я. — Все в меня норовят камнем бросить, будто я чудовище какое.
— Ты не плачь, я тебя не обижу. И ничего ты не чудовище, а красавица. Я таких птиц давно не встречал. Ну, что хочешь, чтобы слезы твои высохли?
— Розу хочу, — начала я капризничать.
— А тебе она зачем?
— В клюве домой понесу, в воду поставлю, и дарителя вспоминать буду. Как звать-то тебя, добрый молодец?
— Алексеем мама назвала. А работаю я не очень далеко, во-о-н в том НИИ. Мой начальник Константин Бессмертнов. И зачем я тебе это все рассказываю, сам не знаю.
— Константин твой начальник? — всполошилась я, может, это всё-таки тот самый? Да нет, совпадение просто. Вновь на «принца» переключилась: — Быстрее дари розу, и телефончик мне свой дай. Я тебе вечерком звякну.
Алексей сорвал одну розу, вырвал листок из блокнота, написал номер телефона, бумажкой стебель шипастый обернул и мне в клюв сунул. И даже не удивился, будто знал что-то.
— Шпашибо, — прошамкала я и полетела домой.
Пока добиралась, в голове тысяча мыслей промелькнуло и ни одной дельной. Что я с этим телефоном буду делать? Ну, не на свидание же приглашать? Пока думала, мозг свой птичий ломала, уже и дом показался.
А та-а-а-м! Шум-гам стоит. Га на кого-то кричит, кот вопит.
— Я никого не подсылала, это твой сотрудник на мою девочку глаз положил. Да ты знаешь, кто она? Не знаешь, а зря. Вон она, прилетела, и цветок принесла, — кричала Га в трубку мобильника. — Что твой Алеша? Места себе не находит? Так ему и надо, не будет болтать с незнакомками. Ничего не знаю, сам приходи, разбираться будем, — Га отключила телефон и на меня уставилась.
— Ну, рассказывай, что натворила, — потребовала она от меня полного отчета.
— Ничего не творила, цветок принесла, парень подарил. Еще телефончик мне свой оставил, вечером на свидание пойдем. Работает в НИИ, а начальник у него Константин Бессмертнов. А что случилось?
— Да ничего особенного. Этот самый начальник Кощей звонил, лютует. Говорит, ты ему эксперимент срываешь. Он коллайдер запускать собирается, а Алешка не дает. Сомневается. Тебя встретил, и думает, что мир рухнет после запуска.
— Ого, страсти-то какие. Га, а ты можешь про коллайдер рассказать подробнее?
— Могу. Сейчас в интернете поищем. Там много информации найти можно, — с этими словами Га вынула маленькую складную машину, ноутбук называется, подключилась к сети и начала искать.
— Вот. Читай.
Прочитав, я все поняла: Кощей хочет разрушить не просто Тридевятое царство, а еще и наше Сумрачное королевство! Не бывать этому! Я, сгорая от праведного гнева, полетела в здание НИИ, которое показал мне Алеша. Не помню, как я в него пробралась, но еще и нашла вход в подземелье, лифт называется.
Влетела, ткнула клювом в самую нижнюю кнопку и поехала. Эх, хоть прокачусь напоследок!
Все. Приехали. Лифт остановился, раскрыл свои ворота, а я выпорхнула быстро, чтобы снова не закрылись. Огляделась, а та-а-а-м  так-о-о-е! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Огромная махина гудит, что уши закладывает, готова вот-вот весь мир разрушить. А около нее стоит Алешка и еще кто-то до боли знакомый. Я на незнакомца смотрела, смотрела, а потом вспомнила: его портрет у маменьки есть. Она как глянет на портрет, так и плачет, так и плачет. Не зря я неладное заподозрила, только имя услыхав. Тот самый оказался Кощей. Ненавижу обольстителей! Ну, сейчас я ему покажу! Я незаметно подлетела к махине, нашла тонкий проводок и начала клевать. Потом другой, третий. Доклевалась  до того, что махина дух испустила, и из нее что-то вязкое вылилось.
Тут Кощей как закричит:
— Ворона! Коллайдер испортила! Поймайте ее, я ей шею сверну. Вся работа насмарку пошла.
А я ему:
— Не тронь, а то клюну и не посмотрю, что ты бессмертный.
А он:
— Да откуда ты взялась, пернатая бестия?
А я:
— Оттуда! Меня в ссылку ни за что сослали, а ты мир хочешь порушить и чистеньким остаться? Не бывать этому!
А он:
— Да я жену с дочкой хочу сюда вызволить, портал открыть, а ты все испортила!
А я:
— Какая жена? А как же моя матушка? Ты ее соблазнил и бросил? А сам женат?
А он:
— Какая твоя матушка? Никого я не соблазнял. У меня только одна любимая женщина, Ника и дочка Мирослава.
Как сказал он это, так я и упала камнем … на его голову. Вцепилась в волосы и кричу:
— Не дам матушку погубить! Заклюю!
А тут еще Алешка подбежал, меня поддержал. Кричит:
— Не дам моего счастья порушить! Я, может, любовь свою встретил.
Тут голос Ги по громкой связи раздался:
— Лава, быстро домой! За тобой приехали.
— Кто? Пусть ждут. Пока дело не закончу, никуда не пойду.
Кощей как услышал мое имя, так и обмер:
— Лава, дочка!
Хотел на руки взять, да я не далась, клюнула. К Алешке подлетела, на плечо ему села. А он меня погладил и поцеловал в холку. У меня голова закружилась, закружилась, я и упала на каменный пол. Очнулась от того, что щекам больно и мокро стало. Вижу, склонились надо мной два испуганных лица. А потом они дружно вздохнули и заулыбались:
— Очнулась, милая. С возвращением.
Я на них смотрю и ничего понять не могу, что произошло и где я. Оказалось, моя ссылка закончилась. Спасибо Алешке. Он меня полюбил с первого взгляда и чары снял. А Кощей-то, Кощей моим папашей оказался! Говорит, дочурку нашел, а с женой навек расстался, что теперь ее никогда не увидит. И начал плакать не пойми от чего, то ли от радости, то ли от горя. А тут снова Га по селектору кричит:
— Я долго ждать буду? Лава, домой!
Кощей быстро меня на ноги поставил, Алешке велел седлать «Ягуара» и мы помчались в лес, где нас ждала Га.
Прибыли. А та-а-а-м! Такая толпа собралась! И матушка, и ворон Гра, и маги какие-то. Как Кощея увидели, так маги начали кланяться, кланяться, как болванчики китайские.
— Матушка! — крикнула я и кинулась к ней. — Я так счастлива тебя вновь увидеть!
Матушка меня обняла, а потом на Кощея посмотрела, и ноги у нее подкосились:
— Ты! Живой?
— Так я же бессмертный! — Кощей обнял матушку. — Ну, здравствуй, любимая! Теперь вся семья в сборе. Можно и домой возвращаться. А вы чего здесь? — спросил Кощей магов.
— А мы за Вами, Ваша Светлость, прибыли. Верховный маг нам во всем признался и сам себя в клетку заточил. Все ключи от порталов вернул, вам свою должность передал. А мы прощенья просим. Не ведали, какие зловредные преступления творил Верховный маг.
— Не ведали они. Из-за одного злодея Кощей чуть всю Вселенную не взорвал, — ворчала я, — пытаясь с семьей воссоединиться.
Пока они выясняли отношения, смотрю, Алешка и Гра воркуют. Алешка такой радостный и счастливый. А Гра его клювом оглаживает, оглаживает.
Я спрашиваю:
— Чего это вы?
А Гра:
— Да внук это мой, Алешка Воронов.
А я:
— Почему он здесь?
А Гра:
— За Кощеем пошел, как знал, что тебя встретит».
Тут Кощей и заявил:
— Спасибо моей доченьке любимой, что не позволила миры разрушить. А коли маг снял с себя все полномочия, тогда и коллайдер не нужен. Ну, теперь домой?
— Нет, — вдруг я заявила, — не хочу уходить. Хочу здесь жить. Мне нравится Тридевятое царство. Алешка, ты как, домой или со мной?
— Я с тобой, любимая.
— Вы идите. Мы в доме Кощея поселимся, это же и мой дом, правда, папенька? Связь наладим телефонную, и к вам в гости иногда на «Ягуаре» будем  приезжать. Теперь-то проход  для нас будет открываться. Прощайте и до встречи!
Кощей открыл портал, все ушли, а мы с Гой, котом и Алешкой попили чай со смородиновым вареньем и поехали в городскую квартиру, в которой я по сей день живу со своим любимым мужем Алешкой Вороновым. Га к нам часто приезжает на своем мопеде и Ваську привозит, говорит, скучает он сильно.
Вот так вот!


В лабиринте

Она шла по темному лабиринту мрачного подземелья. Со всех сторон доносились странные шорохи и звуки, будто что-то предостерегало Ее: «Не ходииии!» Но Она шла. Шла по жуткому коридору и только Ей одной была известна причина такого отчаянного похода. Ее позвали. Она услышала зов внезапно. Это было — как удар по голове. Резкий и болезненный. Кто-то звал: «Спасите!» И Она поспешила. Поспешила, невзирая на страх и темноту. Шла на зов, отчаянно стараясь как можно быстрее отыскать того, кто нуждался в помощи.
Лабиринт пугал и давил своими размерами, запутанными проходами, сыростью и таинственностью, но Она упорно шла. Вот пройден поворот, вот еще один, и еще. Вдруг Она увидела нишу в одной из стен подземелья. Она подошла, заглянула. В нише было темно. Такая темнота могла таить в себе много опасностей. Было страшно. Но Она вошла, потому что зов шел именно оттуда. Войдя, включила второе зрение, которым могла видеть в кромешной тьме. В углу, скорчившись от ужаса, сидела маленькая девочка и плакала. Что-то знакомое было в ее облике, но что? Она не могла понять. Она протянула ребенку руку, подняла с грязного влажного пола и повела за собой.
Едва они вышли из темной и сырой ниши, как девочка прижалась к Ней и задрожала. Чего она боялась? От кого пряталась? Как попала в подземелье? Ответ появился незамедлительно в виде огромной черной Тени. Тень просочилась сквозь стены лабиринта и заполнила собой проход. Зло волнами исходило от хозяйки подземелья, похожей на огромного Монстра с множеством рук-щупальцев. Эти щупальца обыскивали пространство вокруг, пытаясь что-то найти. Они будто жили своей жизнью, сотканные из мрака и тьмы. Тень была зла. В ее владения без приглашения  вломилась какая-то Незнакомка.
Быстро спрятав ребенка за спину, Незнакомка приготовилась к битве, концентрируя всю свою волю и силу.
Тень медленно приближалась.
— Отдааай! — прошелестела Тень. — Отдааай ее мне! Она мояяяя!
— Нет! — крикнула гостья, бросая в Тень огненный шар Силы, способный взорвать все вокруг. Тень съежилась, ослепленная вспышкой. Длинные щупальца потянулись к Незнакомке, пытаясь достать девочку.
— Я сказала, нет!  — она снова крикнула Тени, отступая на шаг назад. — Я не отдам тебе ребенка! У тебя нет такой власти, чтобы забрать ее у меня!
Она снова метнула шар. И Тень отступила. Отступила к противоположной стене, но не ушла. Стояла и выжидала, когда  пришелица устанет и можно будет забрать ребенка, а может быть,  и ее, взрослую человеческую особь. Но Тень ошибалась.  Незнакомка не была человеком. Она была сгустком энергии, не поддающейся никаким описаниям. Она была Силой в чистом виде, предназначением которой было Спасать! И Она спасала, вырывая из лап Тени всех, кто просил, и за кого просили.
Улучив момент, когда Незнакомка переводила дух, Тень схватила девочку и потянула к себе. Девочка обмякла и стала погружаться во тьму, не имея сил даже пискнуть.
— Нет! — резко повернувшись, Незнакомка выдернула девочку из щупалец и прижала к себе. — Как же ты мне надоела, Тень!
Она спрятала ребенка в нишу, из которой они только что вышли, и повернулась к врагу. В руках у Незнакомки возникли два сотканные Силой Света кинжала. Она метнула их в Тень, стараясь попасть в самый черный участок мрака. Тень вздрогнула, распалась на мелкие грязные хлопья, забыв на несколько минут про Незнакомку и девочку. Этого времени хватило спасительнице, чтобы схватить малышку на руки и начать  бегство.
Незнакомка бежала по лабиринту. Бежала сквозь преграды, которые создавала Тень, пытаясь остановить беглянок. Она бежала, не помня, в какой стороне выход, бежала, бережно держа слабую, почти не дышащую девочку. Она бежала туда, куда несли ее ноги. Ею руководил только инстинкт — спасти ребенка. Она слышала, как Тень пытается догнать ее. Но как можно догнать ветер?
Последний поворот… Выход… Свет!..

***

Утром заступившие на дежурство врачи долго удивлялись, как могло произойти, что безнадежная девочка пошла на поправку. Какое чудодейственное средство могло вылечить ребенка, стоящего одной ногой в могиле!
…А в это время Мать, сидевшая рядом с кроваткой дочери, устало улыбалась, внезапно поняв, кого ей напоминала спасенная в лабиринте девочка…



Людмила Белан,
г. Кривой Рог, Украина.

Осенний вернисаж

Рассказ, занявший третье место в  конкурсе фэнтези «Осеннее волшебство» проекта «День сказки».

Арина вышла из помещения выставочного зала и в глубокой задумчивости направилась в сторону лесопарка, находящегося невдалеке.
Вот уже четверть века прошло с тех пор, как ушёл из жизни её муж, известный художник и бывший владелец художественной галереи. Все эти годы Арина, искусствовед по образованию и призванию, успешно продолжала дело, начатое мужем. Каждую пору года в галерее проходили выставки молодых художников, неизменно привлекавшие внимание горожан.
Что случилось с ней этой осенью, женщина не могла понять: одна из работ выпускников художественного училища выделялась своей неординарностью и непостижимостью замысла. На фоне серого осеннего неба были изображены серебристые конусовидные строения, их вершины терялись в густом воздухе. И как чудо, как яркий огонёк, среди необычных сооружений парил багряный кленовый листочек.
Арина, размещая картины в зале, подолгу стояла возле этой работы — она притягивала и не отпускала. Женщина не находила ей достойного места. А в том, что место должно быть достойным, она не сомневалась.
До открытия выставки оставалось два дня. «Что делать?» — этот вопрос постоянно вертелся у неё в голове.
С такими мыслями она побрела к любимым деревьям, надеясь найти у них ответ на мучивший вопрос.
Была чудесная пора осени: прозрачный воздух звенел чистотой, деревья, окунувшись в осенние краски, светились волшебным очарованием. Женщина шла по аллее, усыпанной жёлтыми листьями каштанов, к своему другу — раскидистому серебристому тополю, одетому в гладкую оливково-белую кору.
С этим Тополем у Арины сложились особые отношения: он был свидетелем её счастья, утешал в дни скорби, когда, потеряв любимого человека, она чуть не лишилась рассудка. Тогда помогли деревья. Мудрый Тополь говорил:
— Крепись, милая. Живи!
А старая Ива ласкала Арину нежными руками-ветвями, приговаривая:
— Посмотри вокруг: красота-то какая.
Вот уже и Тополь показался в окружении стайки  берёзок. Внезапно Арина, взглянув на старушку-Иву, замерла от неожиданности: среди склонённых до земли ветвей мелькнула фигура молодой женщины в лёгкой золотисто-янтарной накидке, по которой небрежной рукой художника были разбросаны багряные кленовые листочки.
Арина, зачарованная таинственным видением, поспешила к дереву. Тополь предостерегающе зашелестел листвой, но она ничего не слышала и не видела, кроме движущегося женского силуэта. «Девушка-Осень», — пронеслось у неё в голове.
Внезапно дорогу преградила густая пелена тумана. Арина решительно ступила в белую полосу преграды.
И в то же мгновение парк растворился в пространстве, а перед ней возникли конусовидные строения, уходящие ввысь. Между необычными сооружениями сновали компактные летательные аппараты. Некоторые из них причаливали к стенам, в которых тотчас открывались люки, и люди, одетые в изящные скафандры, проскальзывали внутрь.
«Где я?» — пронеслось в голове женщины.
— Вы находитесь на планете Земля, — услышала, вернее, почувствовала она ответ.
Арина сосредоточилась и начала мысленно задавать вопросы невидимому собеседнику.
«Какая это страна? Какой город?»
— Это зона № Р-333677, — последовал ответ.
«Что это такое?»
— Закрытая зона, здесь находятся опасные для общества пациенты.
«В каком времени вы живёте?»
— Десятый месяц 3013 года.
— Но где же осень? В десятом месяце года на Земле бывает чудесная осень, — неожиданно для самой себя вслух спросила Арина.
Ответ прозвучал, но с некоторой задержкой.
— Осень содержится в особых условиях. Она чрезвычайно опасна для сообщества людей.
Женщина поняла, что с ней разговаривает робот. Подумав, она спросила:
— Можно увидеть вашу осень?
Снова произошла заминка. Спустя некоторое время Арину подхватил летательный аппарат и доставил к одному из сооружений. Люк отворился, и женщина очутилась в небольшом помещении, похожем на больничную палату.
— В вашем распоряжении пять минут, — последовало чёткое сообщение.
Одну из стен занимал огромный мерцающий экран. За столиком сидела девушка в знакомой накидке с кленовыми листьями и что-то сосредоточенно рисовала. Работа явно не ладилась, пациентка нервничала, а из экрана временами исходили какие-то лучи, направленные в её сторону. При попадании лучей в область головы девушка вздрагивала, боль искажала её лицо.
Арина подошла ближе, легонько прикоснулась к плечу пленницы и спросила:
— Вы, действительно, Осень?
Девушка оживилась и, печально улыбнувшись, произнесла:
— Нет, я — житель Земли № К-876567345, но здесь меня называют Осенью.
— Что случилось с вами? Почему вы оказались в этом жутком учреждении?
— Я работала экскурсоводом в музее Прошлого. Это было уникальное изобретение наших учёных. Они смогли воссоздать в миниатюре растительный и животный мир Земли. Как там было чудесно! Особенно я любила Осень — красивое, щедрое и мудрое время года. Потом руководство планеты заявило, что музей и я негативно влияем на души землян. После посещения музея некоторые из них заболевали неизлечимой тоской по прошлому. Музей ликвидировали, а меня направили сюда. Здесь мне предстоит пробыть до конца своих дней.
Арина была в ужасе: нет деревьев, нет птиц, нет осени — как можно жить в таких условиях?
Она не решалась спросить у Осени про женский силуэт в парке. И только когда услышала: «У вас осталась одна минута», гостья поинтересовалась:
— Кто был в нашем парке? Вы?
— Нет, там были мои мысли, — ответила пациентка.
Из открывшегося люка протянулась невидимая рука и увлекла Арину за собой.
— Прощай, Осень, — успела прошептать гостья.
— Береги Осень на Земле, — услышала она в ответ.
Женщина медленно приходила в себя. Она стояла, держась обеими руками за Иву, голова слегка кружилась, но мозг работал чётко и ясно: «Картину с кленовым листком надо поместить на центральной стене напротив входа. Выставка будет называться: «Люди, берегите Осень!»»
Через два дня состоялось открытие осенней выставки картин молодых художников.
Вопреки традиции на церемонии открытия Арина не произнесла ни слова. Во время осмотра работ экскурсоводы также молчали, смешавшись с посетителями.
При выходе люди оборачивались и ещё раз всматривались в необычную картину: на фоне серого неба конусовидные сооружения, а среди них — одинокий кленовый листок.
Все посетители, выйдя из галереи, направлялись в лесопарк, где их ожидала мудрая красавица-Осень.

***

За окном непогода. Свирепый ветер гонит тяжёлые тучи, терзает спящие деревья, горы снега преграждают путь транспорту. Лишь одинокие пешеходы пробираются сквозь снежные заносы.
Арина вновь и вновь просматривала картины, представленные на зимнюю выставку. На душе у неё было неспокойно. С тех пор, как она познакомилась с девушкой-Осенью, предчувствие  неизбежных и необычных событий не покидало её.
Неожиданно дверь отворилась, и в кабинет вошёл молодой мужчина в серебристо-сером пальто. Арина вздрогнула: серебристый цвет напомнил ей конусовидное здание, в котором содержалась девушка-Осень.
Мужчина положил на стол картину и сказал:
— Здравствуйте, Арина. Вам привет от Осени.
Женщина потеряла дар речи: до этого времени она была уверена, что происшедшее с ней — видение, галлюцинация, всё, что угодно, но только не реальность. Наконец, она чуть слышно произнесла:
— Кто вы?
— Алексей — брат Осени, художник.
Арина растерялась: такого не может быть. Чтобы рассеять сомнения, она спросила:
— Где вы живёте?
— На Земле.
— Но в каком времени? — Женщина понимала несуразность вопроса, но не спросить не могла.
— И в настоящем и в будущем.
Ответ окончательно спутал беспорядочные мысли Арины. Машинально она пригласила художника присесть, встала, включила кофеварку. Когда напиток был готов, налила его в чашки и поставила на стол. Сделав глоток крепкого кофе, она попросила:
— Расскажите, пожалуйста, немного о себе и об Осени.
Алексей, казалось, пребывал в нерешительности. Арина пояснила:
— Осенью я видела вашу сестру, но не была уверена, действительно ли она существует. А теперь, увидев и услышав вас, всё больше убеждаюсь в её реальности и чувствую, что ей необходима помощь.
Мужчина, облегчённо вздохнув, сказал:
— Поэтому я и пришёл к вам. Да, вы правы, ей нужна помощь. Лечащий врач получил распоряжение стереть её память, запрограммировать мозг на обычный режим жизни и выпустить. Но это означает, что личность Осени погибнет. Это произойдёт в середине лета. Я не в силах ей помочь — ближе, чем на пятьсот метров мне запрещено приближаться к лечебному заведению.
— Чем я могу помочь?
— Не знаю. Я даже не представляю, как вы сможете попасть в будущее.
— А переход в тумане? Осенью, войдя в него, я оказалась в 3013 году.
— Такие переходы действуют только один раз. Вам очень повезло, что вы успели вернуться обратно, — ответил художник.
— Как же вы оказываетесь там?
— Даю команду мозгу. В это время я должен находиться на открытом пространстве: в поле, степи или на море.
Арина задумалась, получается, как в сказке: иди туда — не знаю куда, сделай то — не знаю что. Её взгляд задержался на силуэте обнажённого дерева, изображённого на картине, которую принёс художник. Это был её друг — Тополь.
Удивительно открыты и беззащитны бывают деревья в эту пору года. Она любила бродить среди зимних деревьев. Невероятные мысли посещали её в такие мгновения. Вот и сейчас, взглянув на дерево, изображённое на фоне ненастного неба, Арина вдруг поняла, что Тополь многое знает. Переведя взгляд на Алексея, она решительно сказала:
— Весной я буду в палате Осени. Сможете вы быть в это время в будущем?
— Да, конечно. Я буду в летательном аппарате, летапе, как его называют, в пятистах метрах от лечебного учреждения. Вы узнаете мой летап по кленовому листку на борту.
Мужчина поднялся, пожал Арине руку и стремительно покинул помещение. Женщина успела почувствовать одновременно холод и тепло рукопожатия. У неё появилось множество вопросов. Она выбежала в коридор, но там никого не было. Подойдя к вахтёру, спросила:
— Куда пошёл мужчина в серебристом пальто?
Вахтёр с недоумением посмотрел на неё и ответил:
— За последние час-полтора никто не заходил и не выходил.
В растерянности Арина вернулась в кабинет — на столе лежала картина с изображением Тополя, и стояли две чашки с недопитым кофе.

***

Арина подошла к лесопарку, разделявшему два городских района. Обычно в это время суток его аллеи были оживлены: люди спешили по своим делам. Но сегодня, в последний день зимы, пешеходы не рисковали идти привычным путём. Начавшийся ночью снегопад не прекращался. Он устлал землю толстым сверкающим ковром.
Женщина ступила на мягкий покров. Казалось, она парила над ним, не нарушая его первозданности. Крупные снежинки продолжали бесшумно сыпаться на Землю.
Арину охватило небывалое чувство восторга и единения с Вселенной, она почувствовала себя микроскопической частицей бескрайнего Космоса.
Вскоре показался её друг — серебристый Тополь. Убаюканный необычным снегопадом, он мирно спал. Женщина не посмела нарушить его покой. Но, всматриваясь в запорошённые ветви, она всё больше убеждалась в правильности своей догадки — дерево знает, как переместиться в будущее.
Прошёл первый весенний месяц. Зима неохотно уступала свои права. Никогда прежде Арина так не торопила время.
Наконец, растительность пробудилась от зимнего сна. По-детски залопотали молодые листочки, а через некоторое время зашелестели-заговорили в полную силу.
«Надо выбрать подходящий момент и поговорить с Тополем», — думала Арина, выходя из картинной галереи.
Внезапно разразившаяся гроза вынудила её вернуться в помещение
«Сегодня тот день. Сегодня или никогда. Друг откроет тайну. Я попаду в будущее», — мелькали в её голове мысли подобно молниям на небе.
Промчавшись над городом, очистив воздух и окатив всё ливнем, гроза скрылась.
Женщина поспешила к Тополю. Приблизившись к нему, она прижалась лицом к влажному стволу.
— Расскажи, как мне встретиться с девушкой-Осенью. Я должна спасти её, — прошептала она.
Но друг молчал.
Неожиданно налетел ветер и, как невидимый дирижёр, мощным взмахом рук заставил трепетать каждую ветку, каждый листок дерева. Потоки воздуха то устремлялись ввысь, то падали вниз — они словно в чём-то убеждали молчавшее дерево.
Так же внезапно, как налетел, ветер исчез. А Тополь произнёс:
— Сегодня ты попадёшь в будущее — гроза очистила переходной коридор. Проводит тебя по нему кленовый листок, который обронила Осень. Ива подобрала его и сохранила. Береги его — он поможет тебе вернуться обратно. И помни — я буду ждать тебя, возможно, это спасёт твой разум и не даст ему затеряться в бесконечности.
Арина подошла к Иве, та без лишних слов указала веткой на дупло.
Женщина достала багряный листок. Неведомая сила подсказывала необходимые действия. Арина приложила лист ко лбу и закрыла глаза.
В следующее мгновение, ощутив лёгкий толчок, она непроизвольно вскрикнула и открыла глаза.
Перед ней возвышались знакомые конусовидные сооружения. Вскоре невдалеке показался летап с багряным листом на борту. Поравнявшись с женщиной, он завис. Не раздумывая, Арина вошла в кабину.
— Вы успели вовремя, — сообщил Алексей, — вчера Осень перевели в карантинный блок. Процедура по изменению её личности перенесена на весну. В нашем распоряжении осталось всего несколько дней.

***

Они приближались к карантинному блоку.
— Мне нужно покинуть летап, — сказал Алексей, — на расстоянии пятисот метров от блока меня идентифицируют, и тогда вы наверняка не сможете попасть внутрь.
Мужчина, открыв люк, шагнул за борт. Тотчас над ним раскрылся парашют, и он начал плавно опускаться вниз.
Оставшись одна, Арина растерялась: как управлять летапом Алексей не пояснил. «Мне необходимо найти карантинный блок», — промелькнула у неё мысль. В тот же миг летап изменил направление движения и последовал к одиноко стоящему зданию.
Решив проверить свою догадку, женщина мысленно дала команду: «Лететь к центральному блоку», — летап поменял курс.
Освоившись с управлением, женщина облетела карантинный блок со всех сторон, но местонахождение палаты Осени не смогла определить.
«Вероятно, такие сведения засекречены. Необходимо попасть к руководству», — решила она.
Летап, послушный её мыслям, подлетел к одному из люков. Через открывшийся проём Арина проникла внутрь. К ней подошёл служащий и провёл в кабинет главного врача.
Увидев мужчину с непроницаемым лицом, Арина поняла — предстоит сложный разговор.
— С какой целью вы пытались проникнуть в карантинный блок? — неприветливо спросил врач.
Женщина не растерялась:
— В вашем блоке содержится моя родственница № К-876567345. Я бы хотела её навестить, если не возражаете.
Мужчина, услышав чёткий и корректный ответ, немного смягчился и сказал:
— По правилам, посещение наших пациентов не разрешается. Но вам я сделаю исключение. Это будет как последнее свидание — через день вы не узнаете свою родственницу, её личность будет уничтожена.
Арина приняла правильную тактику: не перечить, принимать всё как должное. Она сказала:
— Благодарю вас. Я своевременно прибыла к вам, попрощаюсь с ней и забуду.
— Вас проведут. В палате можете пробыть пять минут.
Появился служащий и предложил женщине следовать за ним. Он подвёл Арину к летапу внутреннего назначения и пояснил:
— Этот аппарат доставит вас в палату и через пять минут выведет за пределы нашей территории.
Вскоре посетительница оказалась в палате.
— Осень! Я пришла за тобой, — сказала она девушке.
Но та никак не отреагировала. Арина посмотрела в её глаза — они ничего не выражали. Тогда женщина достала из кармана плаща кленовый листок и прислонила его ко лбу девушки. Затем взяла её ладонь и прижала к листку.
Почувствовав свежее прикосновение, Осень встрепенулась, глаза заблестели, она взглянула на Арину и, узнав её, вскрикнула:
— Что вы наделали? Теперь вы не сможете верну...
Не успев договорить, она исчезла.
Арина поняла — Осень уже в лесопарке, в безопасности, с братом, а она сама — пленница ужасного учреждения.

***

Не успела Арина осознать происшедшее, как раздался вой сирены, и в палату ворвался перепуганный служащий. Он схватил женщину за руку и потащил за собой. Возле палаты стоял летап и издавал громогласные сигналы: прошло пять минут, посетительница не вышла, и он поднял тревогу.
Вскоре Арина предстала перед главврачём. Не церемонясь, он заорал:
— Где Осень?
Понимая серьёзность своего положения, она решила тянуть время и искать выход из создавшейся ситуации.
— Не знаю. Оказавшись в палате, я потеряла сознание.
Врач с недоверием взглянул на неё и спросил:
— Вы её видели?
— Мне показалось, что в палате никого не было, у меня закружилась голова, и больше я ничего  не помню.
Мужчина подошёл к ней, посмотрел через какое-то приспособление в глаза и сник.
Арину отправили в палату. Она поняла, что их приборы бессильны сканировать её память. Это давало надежду на спасение.
Через некоторое время явилась женщина-служащая и поинтересовалась:
— Чем бы вы хотели подкрепиться?
Арина спросила:
— Вы хотите узнать, что я хочу поесть?
Служащая с недоумением взглянула на неё и вновь спросила:
— Назовите номер раствора, который вы хотите принять?
 «Надо приспосабливаться, чтобы выжить», — подумала Арина и сказала:
— Я забыла номер раствора. Но я хотела бы принять самую простую смесь, предназначенную для поддержания жизненных сил.
Женщина подала сосуд с прозрачной жидкостью. Арина пригубила — вкус глюкозы с лёгкой кислинкой. Выпив содержимое, она почувствовала себя бодрее.
Прошло несколько дней. В очередной раз, когда появилась служащая с питательной смесью, пленница поинтересовалась:
— Могу я видеть кого-нибудь из руководства?
— Я сообщу о вашем желании, — последовал ответ.
Через пару минут вошёл главврач.
— Что вы хотели? — поинтересовался он.
Арина, предчувствуя, что решается её судьба, уверенным голосом сказала:
— Я хочу вернуться домой.
— Ваше счастье, что на Земле не обнаружено следов присутствия Осени. Она исчезла, надеемся — навсегда. Держать вас тут не имеет смысла. Руководство планеты дало разрешение отпустить вас. Вы свободны. Садитесь в летап, находящийся возле люка.
— Благодарю вас, — ответила Арина.
Вскоре она очутилась за пределами карантинной зоны и быстрым шагом направилась прочь от страшного учреждения. Отойдя на значительное расстояние, Арина растерялась: было довольно холодно, пищи нет, крова нет.
Прошли сутки, двое... Сколько их прошло, женщина уже не считала. Она опустилась на поверхность планеты, покрытую неизвестным материалом.
Последней её осознанной мыслью было: «Неужели я никогда не увижу друга? Тополь говорил, что будет ждать меня».
— Я должна попасть в парк. Должна… должна... — шептала она, проваливаясь во мрак.

***

Арина шептала, не открывая глаз:
— Я должна попасть в парк, должна, должна...
Внезапно она почувствовала на лице прохладное прикосновение нежных рук. Открыв глаза, женщина поняла, что лежит в лесопарке под старой Ивой, а та поглаживает её щёки своими ветвями.
— Ты дома, очнись! Смотри, Тополь тебя встречает, — донеслись до неё слова Ивы.
Арина с трудом приподнялась, осмотрелась по сторонам, сознание медленно возвращалось к ней. Серебристый Тополь радостно зашелестел листвой:
— С возвращением...
По аллее бежали двое: девушка-Осень и Алексей.
— Я дома! Какое счастье: видеть голубое небо, деревья, цветы, друзей... — плача от нахлынувших чувств, говорила женщина.
Приблизившись, девушка обняла её.
— Арина! Вы удивительный человек, — произнесла она, — вы сумели прорваться сквозь тысячелетие.
Эти слова окончательно оживили мозг женщины. Она всё вспомнила. Один только вопрос мучил её, как она смогла вернуться, ведь проводник — кленовый листок — увёл девушку-Осень, а она осталась в будущем.
Алексей сказал:
— Вы действительно необыкновенный человек. Вы пересекли временное пространство потому, что очень желали этого. Ваш мозг принял задание и выполнил его. А мы с сестрой потеряли эту способность навсегда и не жалеем об этом.
...Через некоторое время состоялось открытие весенней художественной выставки. В тот день Арина представила сослуживцам и посетителям нового работника галереи — экскурсовода со странным именем Осень.



Арина Феева,
г. Москва, Россия.

Вольтижо*               
(рассказ в пяти главах)    
               
«То, что гусеница называет концом света,
Мастер назовет бабочкой...»
(Р.Бах «Иллюзии»)

Глава 1

Лисс* знала, что люди, зависимые от болеутоляющих наркотических препаратов, в большей степени подвержены опасности остановки дыхания во сне. Об этом же свидетельствовали и результаты исследований, опубликованных  в последнем выпуске журнала «Pain Medicine», который сейчас нещадно догорал в камине. По словам доктора Линн Вебстер из исследовательского центра в США, «учеными была обнаружена взаимосвязь между опасным нарушением дыхания во время сна и приемом болеутоляющих лекарств, также была установлена доза метадона*, которая способна привести к ночному апноэ* и летальному исходу». Препараты данной группы давно использовались пациентами, страдающими от онкологических заболеваний, однако в последнее время область их применения весьма расширилась.
Лисс принимала эти препараты уже около шести месяцев…
Что она могла сделать? Она боролась за жизнь, как умела. Порой ей не хватало мужества, сдержанности и смирения, но она никому не показывала своих слез. Страдание воспитывает душу. Только познав страдание, понимаешь, насколько призрачны и непрочны блага внешнего мира.
Лишь в этой маленькой комнате со сводчатым потолком, с небольшими овальными окнами, открывающими потрясающий вид на Эйфелеву башню, с уютно разместившимся на полке с книгами стареньким медвежонком, подаренным Майклом, с этим жарким камином, с этим резным старинным креслом-качалкой, в котором она сейчас полусидела-полулежала, закутавшись в теплое одеяло, она была спокойна и защищена и могла быть слабой, могла быть собой.
О чем она могла жалеть сейчас? Еще недавно она «порхала», жила одним мгновением и думала, что все еще успеет, что все еще впереди. Друзья, любимая работа, путешествия… Романы, несерьезные увлечения… Но семьи так и не получилось. И больше всего она сожалела о том, что не успела родить ребенка…
Лисс часто проводила время в этом кресле, потому что просто боялась спать, боялась лечь в кровать и не проснуться утром — в этом она до конца не признавалась даже себе. Так и дремала тут — у камина…
Многие, будучи на ее месте, хотели бы именно такого исхода. Умереть во сне. Быстро, не осознавая происходящего, не жалея о несбывшемся, не почувствовав ничего и — без боли.
Но для Лисс сны были слишком странной реальностью, чтобы доверить им свою смерть. «В снах мы особо беспомощны и, когда видим «нехорошее», краем сознания все равно понимаем, что это — лишь сон, и можем всегда успеть проснуться, выдернуть себя из леденящего ужаса, просто открыв глаза. Но не смочь открыть глаза… И остаться там навсегда, навечно… Нет!» — думала она.
Как же хотелось жить! Чувствовать легкость во всем теле, беззаботность и свободу! Как в детстве!
Она нередко вспоминала свое раннее детство, но особенно часто стала вспоминать после того, когда поняла, что больна. Родителей, их огромный дом в пригороде, кошку Бэлль, пруд с лилиями во дворе… и Майкла, их первый поцелуй, их записки, их проделки и шалости...
В оконное стекло настойчиво бился маленький мотылек: его прозрачные крылья сверкали, отражая блеск далекой Луны…
Закончив биологический факультет университета, Лисс знала удивительный факт: мотыльки летят не на свет. Нет! Их привлекает самое темное место, которое, по их мнению, располагается непосредственно за источником света.
Лисс вспомнила, как когда-то давно, летним вечером, они с Майклом ловили ее белой летней панамкой ночных мотыльков. Точнее, просто бегали за насекомыми с восторженными криками и безудержным хохотом. Мотыльков было очень много: они растворялись в темноте, разлетались в стороны от резких движений детей и все равно летели на свет по своей траектории. 
На смерть — на свет…
Лисс запомнила этот звук — звук опаленных о стоящий у веранды горящий фонарь нежных крылышек и глухой шорох падающих на землю мотыльков. Помнила, как они с Майклом отгоняли от них Бэлль, проворно ловившую их лапой. Мотыльки отдыхали, восстанавливались, расправляли крылья, поднимались в воздух и… снова летели на свет — снова и снова…      
«Господи, дай мне пожить еще! Говорят, что порой души наши перерождаются в другие существа. Если уж мне суждено умереть, то в другой жизни я хотела бы быть порхающим и беззаботным мотыльком и не бояться смерти…»

Глава 2

Лисс проснулась от духоты и скованности. И тут же почувствовала страх, когда поняла, что одеяло, в которое она была завернута, словно обмотало ее нежными, но крепкими шелковыми сетями. Вокруг была темнота, и не раздавалось ни звука…
Сколько она так уже лежит? Лисс могла слабо дышать, но не могла понять, где она, где вход, где выход, не могла пошевелиться в этом тесном замкнутом пространстве. Она была вынужденно неподвижна. Ей хотелось закричать, позвать на помощь, но голос тоже пропал.
Что-то явно происходило и внутри нее самой. Какие-то сложные изменения. Нервы были напряжены, кровь пульсировала в каждой клеточке. Происходило нечто, что не поддавалось пониманию и осознанию. Но это нечто, несмотря на весь ужас, влекло ее своими метаморфозами. С телом что-то творилось. Словно нечто неотвратимое надвигалось на нее. И ничего уже не изменить…
Она жива. Это — главное. Осознание этого факта немного успокоило Лисс. И тогда она поддалась потоку ощущений и стала прислушиваться к тому, что происходило внутри.
Нарастало непонятное состояние. Нарастало поминутно. И вот уже — тошнота, липкая слабость…
Сначала это были взаимоисключающие импульсы боли и обновления одновременно. Ей вдруг показалось, что все ее органы и кости разрушаются, растворяются и обращаются в какую-то живую, единую, активную массу… Кровь бежала все быстрее по сосудам, Лисс часто дышала… Все чувства, мысли были обострены — она была в сознании.
Боль… И нет выхода из этой боли… И шелк вокруг холодит тело… Ей казалось, будто она внутри пули или веретена из тончайших прочных нитей… Ее кожа, ее оболочка, ее душа были те же — тридцатидевятилетней женщины, но внутри уже было нечто,
 начинающее жить своей жизнью. В солнечном сплетении — неприятное тепло. Волна этого тепла поднимается вверх, бьет в голову, сознание почти уходит…
Слабость бесконечная, полное безразличие…
Сколько минут, часов, дней она уже тут? Лисс потерялась во времени и в пространстве и не понимала, лежит ли она, висит ли. Ей уже было все равно. Время остановилось.
Лисс вдруг ощутила, что из энергетической массы, из самого ее нутра, развиваются под кожей, из особых зачатков, новые органы. Растут, наливаются, тяжелеют. И вот она уже чувствует новую анатомию, новую, данную ей, особую силу… Жизнь входит в тело, вливается в кровь…
Что это? Она справилась?
Она другая уже. Но — лучше, обновленней, свободней, подвижней той — прежней!
И это ей безумно нравится! Легко! И хочется жить! Ощущать каждую свою клеточку!
Как будто — другое существо под ее хрупкой и глупой кожей, божественное совершенство которого неоспоримо и которое надо выпустить, вызволить, отпустить!      
Это был процесс созидания — не разрушения: сотворения и рождения чего-то неясного, нового и будоражащего сознание. Процесс гармонии и божественной любви! Это было чудо! Чудо превращения! Акт творения…
Лисс не хотелось ни есть, ни пить. Животворящие соки питали ее изнутри. Ей казалось, она достигла стадии расцвета, когда проявляется все лучшее, что было заложено Природой! И чувство это заполнило ее всю. Она поняла, распознала это чувство. Это была Любовь…
Любовь! Вот смысл всего! Жить — чтобы познать назначение бессмертной души, постичь истоки гармонии, красоты и вечности… Родиться — чтобы любить. И умереть, дав жизнь новому потомству…
Ровный светлый цвет ее кожи и оболочки стал темнеть, и постепенно под ними начал проступать необычный рисунок. Незаметно кожа превратилась в маслянисто-прозрачную, и изредка через покровы ее пробивалось голубоватое сияние.
Однажды Лисс ощутила, что готова.
Сил прибавилось настолько, что она смогла двигаться. Лисс пошевелилась. От движения оболочка лопнула, и Бабочка, цепляясь за край разорванной блестящей коричневой куколки, оставив позади свою, уже ненужную, прочную защиту, выползла наружу.
Стояло раннее утро…

Глава 3

Стояло раннее утро. В воздухе ощущалась влажность, было еще не жарко. Вокруг алели соцветия экзотической мальвы. Первое, что она увидела, — стеклянный купол оранжереи, который отражал и множил лучи яркого солнца. Точнее — множества солнц в расплывчатой мозаике!
Солнце!
Лисс показалось, что она в Раю! Немыслимые размеры оранжереи поражали воображение. Пространство дивного сада было сплошь покрыто цветущими деревьями и цветами, среди которых располагались статуи. С искусственной скалы низвергался небольшой водопад.
Лисс узнала Гонфлерскую оранжерею. Несколько любопытных посетителей уже с восторгом наблюдали за грациозными танцами сотен бабочек среди настоящих джунглей, заботливо выращенных под стеклянными стенами.
Какие это были удивительные бабочки!  И каких видов тут только не наблюдалось!
«Как же они называются? Надо вспомнить, надо вспомнить...
Это же «американские белые» из семейства... ммм… «медведиц»! Вот самые маленькие в мире бабочки: их крылышки — с ноготок ребенка. Как же они называются? Не помню... А это что за неуклюжие существа, выделяющиеся черным телом  и крыльями с алыми пятнами? Надо вспомнить — я же этому училась... Вспомнила! «Пестрянки»! А вот и самые крупные — редкие «парусники Королевы Александры» из Папуа-Новой Гвинеи, и отражающие свет, совершающие путешествия на сотню километров «бабочки-монархи», и развивающие невероятную скорость, кажется, «бражники»!» А дальше и вспоминать не пришлось — знания Лисс из прошлой жизни сами всплывали в памяти.
Фантастическое зрелище представляли собой в этот час дремавшие ночные «гигантские» бабочки, часто принимаемые за птиц, и бабочки «юкки» с самым долгим, до девятнадцати лет, пребыванием в стадии личинки, и бабочки «павлиний глаз», ощущающие запах друг друга в радиусе десятка километров. А еще — бабочки «данаиды», мигрирующие на расстояния в тысячи километров; и живущие после двухлетней стадии всего сутки личинки «поденки»; и «совки-ипсилон» с размахом крыльев лишь в серебряный франк, но с полётом со скоростью разогнавшегося гоночного автомобиля, со своим рисунком, по исподу имитирующим глаза совы; и ослепительные ярко-синие «морфы» — сокровище фауны, собравшие на своих крыльях-ладонях всю синеву неба…
Она видела, как парижская публика восхищенно любовалась необычными любовными ухаживаниями пестрых бабочек, когда оба партнера долго кружат друг вокруг друга в затейливом брачном танце. Это было поистине завораживающее, феерическое зрелище! Танец парящих душ! Бабочки казались похожими на сорванные ветром прекраснейшие цветы…
Лисс смотрела на них, как биолог, перебирая в памяти известные ей знания, цифры и факты, испытывая потрясающее чувство, что она — сродни этим фантастическим созданиям. Сейчас она подмечала в них то, о чем не задумывалась.
Бабочки разных размеров и расцветок летали повсюду! Они кружили, элегантно выделывая свои «па» под звучащую, удивительную по красоте, музыку. Это было наслаждение, праздник для всех присутствующих…
«Неужели это только Сон? Или я схожу с ума? Как долго все это будет длиться?»
Распространявшиеся в воздухе звуковые волны заставили ее клетки вибрировать. Она совершенно сориентировалась в пространстве, различая малейшие движения и преграды вокруг. И тогда пришла уверенность.
Тело стало теплым. Слабые мышцы начали работать — и вот они уже накачивают кровь из тела в жилки пока маленьких, будто свернутых, лепестков. Когда жилки полностью заполнились, Лисс увидела свои расправившиеся чудесные крылья, их величину и форму.    
Сначала она не поверила в это. Крылья?! «Лепестки» малейшими усилиями ритмично раскрывались и закрывались, постепенно движения их замедлились и прекратились вовсе…
Вскоре они окончательно окрепнут, обсохнут, и она сможет летать! Неужели она полетит?! Крылья! Ее крылья: прекрасные, нежные, небесно-голубые, покрытые золотой кружевной вязью причудливого замысловатого рисунка!
Задев цветок мальвы, она неожиданно остро почувствовала пряный вкус медового нектара — это было новое для нее ощущение.
Наблюдая за разными видами бабочек, Лисс поняла, что им вовсе не свойственна наделяемая людьми «беззаботность» и нет ничего более упорядоченного, чем их жизнь. Утро у многих было посвящено сбору нектара, опылению. Далее, как сейчас, наступало время брачных танцев — самцы гонялись за самками. К полудню настанет час близости. Самки отложат яйца на листьях. К вечеру вновь воцарится спокойствие: дневные бабочки вернутся в укрытия, и начнется мистерия ночных мотыльков.
Мелодия и предчувствие неизведанного влекли все ее существо!
Лисс робко пошевелила набравшими красоту крыльями, расправила их и, преодолевая страх, оторвалась от шаткой опоры цветка…
То, что она испытала, взлетев, было равно состоянию экстаза, и эти фантастические эмоции заполнили ее всю!
Она порхала легко, на разной высоте, не уставая: крылья трепетали, слушались и подчинялись ее воле, ее желаниям…
Она летит! Летит!
Полет! Великий Дар ее Душе, ее сущности! 
«Спасибо, Господи! Я жива, я лечу!!!»
Лисс летала и не могла насладиться этой Свободой. Она то зависала, то парила, то кружилась по выбранной траектории. Она пыталась понять механизм движения ее крыльев, секрет этого обрушившегося на нее Чуда и — не могла…
«Теперь я увижу весь мир! И ничто меня не остановит!»
Насладившись, взволнованная и слегка утомленная, она опустилась на царственную белую орхидею.         
Изысканная красота бархатных лепестков тропической орхидеи в сочетании с ее волшебными крыльями — словно страстный танец под музыку вальса магических созвучий нахлынувших запахов! Волнующих, безудержных, ярких, соблазнительных...
Невольно подумала: «Как же бабочки похожи на женщин! Нет двух одинаковых женщин на свете — нет двух совершенно одинаковых бабочек! Каждая неповторима и каждая захватывает, притягивает, увлекает! Прекрасный образ интуитивно затрагивает душу, поражает «ударом» в самое сердце — и нет уже выхода из этой власти... Власти женственности и красоты!»
Предвосхищение счастья охватило ее всю и каждую клеточку наполнило феромонами: она источала неземной, загадочный и чувственный аромат, который подарила природа!
И в то же время ее собственное обоняние стало настолько тонким, что реагировало на присутствие даже очень малых концентраций вещества, удаленного на большое расстояние. Она выделяла все грани окружающих запахов на много километров вокруг. Запахи наслаивались, звали, мешали, смешивались, отличались…
Воздух вокруг «взрывался» роскошным ремиксом айвы, лайма, мускатного ореха, бергамота, герани, жасмина, розы, цикламена, пиона, мимозы, фрезии, лимона, сирени, фиалки, сандала, цветущей сливы... Квинтэссенция соблазна! Утонченности этой композиции добавляли ноты спелых фруктов и сочных ягод. Венчали этот каскад обволакивающие ароматы специй и пряностей... Ноты густых трав, отражающегося солнца, прохлады деревьев, прозрачных потоков ниспадающей воды...
Сияющая тайна была сокрыта в каждом аккорде нового дразнящего аромата! Аккорды дополняли друг друга, спорили, вели за собой. Она различала их все. Запахи подчеркивали природную силу чувств и пробуждали страсть, они звучали как гимн стремительной энергии и наслаждения жизнью!
Праздник солнца, радости, любви и молодости!
Как же это было удивительно, необычно и вдохновляюще!
Лисс казалось, что, обретя новые, доселе невиданные возможности тела бабочки, получив подарок видеть, ощущать мир в игре каждого его божественного «инструмента», познав его сложную и прекрасную симфонию, она выплеснула вовне всю свою  внутреннюю свободу, всю себя! Впервые она ощутила гармонию с природой и самой собой! Она была почти счастлива. Почти...
Один-единственный запах настойчиво тревожил, не давал покоя, волновал, привлекая подсознание, маня все ее естество. Она бы почувствовала этот запах среди миллиардов других, и сейчас ей было достаточно одной молекулы, чтобы расшифровать это сообщение, запустившее нервный импульс. Это был запах Майкла. Его кожи, его губ, его волос…
«Что этот Рай без Любви? Зачем мне он? Мне — одной?»
Ее было не остановить.
«Майкл!..» Как же она соскучилась!
Ждать пришлось долго и терпеливо. Но она дождалась.
Все свершилось в одно мгновение. Когда дверь подсобки, скрывающей от посторонних специальные приборы для поддержания влажности, температуры и вентиляции в оранжерее, отворилась для выходящей оттуда сотрудницы, никто не заметил, как над головой пожилой женщины вспорхнула ярко-голубая бабочка. Окно комнатушки было слегка приоткрыто — этого было достаточно.
Лисс не знала, куда и зачем она летит. Понимая, что может погибнуть, она летела на зов мечты, на зов настоящей, сумасшедшей, неудобной, всепоглощающей Любви, которая либо уведет тебя от точки отсчета, либо вернет к началу начал...
               
Глава 4

Встретивший ее предвечерний воздух был довольно прохладен, но это не встревожило Лисс. Процессы внутри организма усилились, тело было теплым. Она летела свободно и красиво. Эйфория свободы и предчувствия встречи увлекли ее.
Лисс устремилась, двигаясь довольно быстро навстречу потоку ветра, приносящего ей химическую информацию от любимого мужчины. Органы обоняния реагировали на присутствие в воздухе даже очень малых концентраций веществ. Запахи бензинных выхлопов смешивались с запахами свежей выпечки и моря, молодой травы и вина, цветов и машинного масла, свежей рыбы, духов, молока, пота, акварели, корабельного лака, какао и ванили…
Порой Лисс было тяжело и страшно, но она верила, хотела верить, что не потеряется.
Ей помогал ветер. И у нее была цель.
Майкл…
Она пролетела над бахчевыми плантациями дынь, обогнула биржу, оставив позади склады товаров, железолитейные мастерские… Это был пригород Гонфлера…
Лисс определяла направление своего путешествия по внутренним ощущениям. Она двигалась инстинктивно, ориентируясь в пространстве с помощью Солнца, пользуясь им, словно компасом.
Лисс помнила, как это делают насекомые, всегда ориентирующиеся в полете на Луну или Солнце. Лучи от столь далеких объектов, долетая до Земли, для бабочек являются практически параллельными, и они летят, придерживаясь по отношению к ним определенного угла, что позволяет им не заблудиться.
У искусственных источников света, ввиду их близости, лучи расходятся резко радиально, и бабочка, пытаясь выдержать по отношению к ним определенный угол, невольно попадает в смертельную спираль...
Вот чего больше всего боялась Лисс! Ошибиться и погибнуть! Погибнуть оттого, что она забудется и не справится. Не справится и не найдет Майкла раньше наступления ночи, пока еще светло и пока она может ориентироваться по солнечному свету…
Небольшой, но оживленный приморский городок Гонфлер дышал весной.
Являясь некогда самой укрепленной крепостью Нормандии, старейшим портом в Бретани на берегу Ла-Манша, строя корабли и ведя большую торговлю с Испанией, Гонфлер всегда привлекал к себе внимание многочисленных туристов и путешественников.
Расположенный в двух часах езды от Парижа, южнее устьев Сены, уютный и живописный, он словно сошел с известных полотен импрессионистов, вдохновляя мастеров со всего света. Город морских пейзажей и кораблей, город цветов и художников, город чудных кафешек и магазинчиков, город картин и кальвадоса…
Лисс невольно залюбовалась открывающейся перспективой.
Небо цвета пастели… Закатные сполохи… Мирные спокойные переулки, живущие рядом с узкими, выложенными камнями улицами, словно приросшие друг к другу, разноцветные дома, шпили колоколен церквей, пышные кроны деревьев.
Она достигла района старого порта, представляющего собой обширную гавань, защищенную двумя молами. Вот и потрясающий рыбный рынок — на нем вовсю шла бойкая торговля. Рядом — пустующая в такое время верфь. Вот и каменная вязь спуска к заливу…
Море… Необычное, завораживающее, бездонное, великолепное!
Крылья ее затрепетали…
Далеко в море, у конца пирса, она увидела две точки… Ее неудержимо влекло туда!
По мере приближения силуэты увеличивались, и вот — она уже видит сбросившую сандалии, стоящую босиком, маленькую худенькую девочку лет шести, хохочущую и кормящую  проплывающих под мостками стайку блестящих мальков. Девочка отламывает от багета куски хлеба.
Парусиновое платье, рыжие спутанные ветром кудри из-под большой белой панамки, озорные ямочки в уголках смеющегося рта на личике формой сердечка, вздернутые бровки, живые сине-голубые глаза.
И рядом с девочкой — наблюдающего за ней, сидящего на пирсе спиной к берегу мужчину: его спину, плечи, сильные загорелые руки из-под завернутых рукавов рубашки, его шею, знакомый затылок, начинающие седеть волосы, его профиль, лоб, нос, подбородок, улыбку, глаза… Родные глаза!
Майкл! Она нашла его!
От любимого взгляда исходил такой свет, такая теплота, что Лисс не замечала ничего вокруг!
Она была счастлива!
Бабочка, описав круг в воздухе, бережно опустилась на мужское плечо.
– Папа, смотри скорее! У тебя на плече бабочка! Смотри! Смотри!!!
Майкл повернул голову и не поверил своим глазам. Фантастической красоты ярко-голубая бабочка с причудливым золотым узором на крыльях сидела рядом с его лицом.
— Ох! Не спугни ее. Какая необычная! Весной, в такое время… Не может быть…
Лисс была распахнута, обнажена и беззащитна. Она чувствовала удары сердца Майкла. Впитывала его запах. Его дыхание. Ее хрупкость, нежность на фоне крепкого мускулистого мужского плеча были особенно контрастны.
Если бы Лисс могла улыбаться, заговорить… Как раньше… Сейчас она могла говорить лишь сердцем, душой, движениями крыльев.
Отец и дочь затаили дыхание. Солнце садилось в море красным золотом.
— Папа, я так хочу, чтобы она села ко мне, пожалуйста! Можно!?
— Только очень осторожно. Не повреди ее!
Девочка протянула худенькую ручку. Бабочка, словно, услышав просьбу, вспорхнула с плеча и, опустившись на мизинец девочки, перебралась на середину ладошки.
— Ой, щекотно как! — девочка засмеялась и неловко пошевелила рукой.
— Осторожно! Ей нельзя наносить вред. Она может погибнуть!
И, вообще, ты знаешь, говорят, что бабочки — это души, запозднившиеся на Земле! Ты пока этого не поймешь, но поверь мне: любая бабочка может быть душой друга или близкого, любимого человека. Запомни это.
— И эта?
— Конечно, Лисс, дорогая!
«Лисс?! Он назвал дочку Лисс? Ей не почудилось?»
Если бы Господь не забрал у нее вместе с бывшим телом возможность плакать, она бы заплакала. От счастья, от боли, от радости, от благодарности, от безысходности, от любви…
Но она не могла больше плакать. Никогда.
— Папочка, ты чего?
— Нет, дочка, все хорошо, мне просто показалось… Вспомнился один человек…Ты знаешь, бабочки передают наши желания небесам! Если его нашептать и затем выпустить бабочку в небо — его услышит Господь, и оно непременно сбудется.
Девочка удивилась, задумалась и на несколько секунд зажмурила глаза, затем что-то нашептала сидящей на ладошке бабочке, улыбнулась светло и легко вскинула руку…
Бабочка взвилась ввысь и, словно прощаясь и пытаясь запомнить навсегда, сделала три круга вокруг стоявших и заворожено следивших за ее полетом мужчины и девочки, потом упорхнула в вечернее небо и скрылась из виду.
— И что же ты загадала, малышка? Можно мне узнать?
— Чтобы эта бабочка жила всегда-всегда — она такая красивая!               

Глава 5, заключительная

Лисс знала, куда направляется. Она успела до закрытия Церкви. Та уже пустовала.
Лисс увидела эту Икону сразу. Она видела и запомнила ее еще девочкой, когда однажды приходила сюда с матерью.
Огонь свечей не пугал ее. Она упорно делала одну попытку за другой. И не сдавалась. Лисс знала, что делает, зачем и во имя чего. Пытаясь не попасть в смертельную спираль, в опасной близости от пламени свечи, она терпела боль, обжигалась, падала, восстанавливалась и летела через огонь снова и снова...
Утром следующего дня прихожане, пришедшие в Церковь на молитву, увидели своими глазами явившееся им Чудо: во время молебна на Иконе, изображающей младенца Христа с сидевшей на его руке бабочкой, являющейся во все века символом Возрождения и Воскрешения души, что-то зашевелилось, ожило и под высокие своды потолка Церкви взлетела прекрасная живая бабочка.
Бабочка пролетела над Алтарем, над головами изумленных и потрясенных людей, вылетела в открытые двери и слилась с небом…
Лисс не знала, куда летит.
Она просто двигалась вперед.
И думала, думала...
О любви… О счастье… О вере… О душе... О жизни… О смерти… О смысле...
Единственное, что она теперь знала точно – не надо бояться жить и не надо бояться умирать...
Ей нужно было еще понять очень многое. Но это ее не пугало.
Теперь у нее было много времени…

--------------------------------------------------
* Вольтижо (франц. voltiger) — порхать.
* Лисс (франц. имя) — легкая, женственная.
* Метадон — синтетический лекарственный препарат из группы опиоидов, применяемый как анальгетик, а также при лечении наркотической зависимости.
* Апноэ (др.-греч., букв. «безветрие») — отсутствие дыхания.


Астры

Звезды живут на Земле, имя им — астры.
Лучики-лепестки тонки, прекрасны!
Им невозможно подняться в темное Небо,
Рая утраченный сон больше неведом.

«Дева» Созвездье слезою — каплею грусти
Горечь свою отдала... Не обессудьте...
Звездным осколком судьбы, космоса пылью
Вырос цветок и воскрес яркою былью!

Символом счастья теперь, осени жаром,
И оберегом в любви Божий подарок!
Стань и прислушайся: явью и сказкой цветочной,
Шепотом разговор в час полуночный!

Со звездами-сестрами снова я слышу беседу,
Перьями лепестки — выше бы к Небу!
Мягкою красотой, брызгами света,
Бархатною бахромой осень одета!

И в менуэте густых и задорно-махровых помпонов
Астры качают головками, ветер неловок!
Вновь растопырив реснички палитрою цвета
Звездам-сестренкам с Земли отправляют приветы!..

*астра (греч.) — звезда



Марина Попова,
г. Иркутск, Россия.

Замки, или Эра Добра
Посвящаю Татьяне Лаин.       

Жители одной маленькой планеты проснулись ранним утром на восходе солнца от оглушительного шума. На улице раздавались скрежет, скрип, стук. Озадаченные люди, кое-как одевшись, выскакивали на улицу и... становились свидетелями удивительного зрелища!!!
Из подъездов с грохотом выпрыгивали дверные замки, обгоняя которые, скакали маленькие замочки от почтовых ящиков, сейфов, шкафов, чемоданов, портфелей...
Ручейки из замков, вытекающие из подъездов многоэтажных домов, сливались на улице, превращаясь в замочные реки.
Огромные замки от складских помещений и гаражей шествовали неспешно и важно. Замки поменьше стремились их обогнать, устраивая при этом невероятный стук, скрежет, протискиваясь и перепрыгивая через замки покрупнее! Чемпионами по прыжкам можно было бы назвать маленькие замочки от легковых машин и дипломатов.
Люди опасливо прижимались к стенам домов. Некоторые просто выглядывали из окон, не решаясь выйти на улицу. Собаки, жалобно повизгивая, прятались за своих хозяев. Кошки, мяукая, забрались на деревья и фонарные столбы, не замечая голубей, спасавшихся там же!
Все жители планеты с изумлением наблюдали за этой диковинной рекой из всевозможных замков.
Замки же не обращали никакого внимания на зрителей, на красные сигналы светофоров, заполняя собой все улицы; они, сливаясь в широкую железную реку, вытекали из городов. Практически во всех замках были воткнуты ключи, которые висели связками и своим бренчанием добавляли множество хаотичных звуков в общий дисгармоничный замочный шум.
Замки спешили. Они спешили покинуть планету вслед за своими злыми хозяевами, которых накануне выселили жители планеты. Стражи планеты с трудом удерживали потоки замков, дабы не допустить перегруза космических транспортных кораблей при загрузке замками. Многочисленные транспортные корабли только и успевали увозить своих металлических пассажиров!
После отправления последнего корабля на планете воцарилась фантастическая тишина! Но в ушах обитателей планеты ещё долго грохотали, скрипели, стучали и лязгали замки с ключами.
Наконец, все будто проснулись; глубоко вздохнув, принялись за уборку своей планеты. Кошки спустились на землю. Птицы запели, услаждая жителей планеты своими прекрасными трелями и щебетанием.
О замках напоминали лишь сломанные двери, дверцы, которые люди здесь же сняли с петель и собрали в одном месте, устроив огромный костер, прощаясь навеки со злом и его слугами!
Не от кого и незачем было запираться или что-то запирать.
На Планете наступила Эра Добра.


Золотой запас Земли

Одумайтесь! — Вам Бог с небес кричит.
Ведь вы же люди! — Вы Его творенье!
Пока не поздно... Он вас защитит ...
Просите люди у Него прощенья.
«Зеленый змий» (Николай Благовест).

— Мальчика! Девочку! И ещё одного мальчика! — небесные сияющие сущности склонились над женщиной, в утробе которой зародилась новая жизнь, жизнь девочки.
— Зачем так много? — спросил маленький ангел.
— Это — Золотой запас Земли! И у будущей женщины должно быть достаточно яйцеклеток для рождения детей.
— Пока девочка родится, вырастет, много чего может произойти с ней! Разве можно доверять ей Золотой запас Земли?! — сокрушался ангел.
— Ничто не может повредить яйцеклеткам, так они надежно упакованы! Есть единственный враг, могущий разрушить защитный барьер яйцеклетки — этиловый спирт! И если ребенок родится из поврежденной яйцеклетки, будет неполноценным. Либо умрет в раннем возрасте. Поэтому пить спиртное женщине нельзя, чтобы не повредить Золотой запас Земли.
— И я об этом знаю! — злорадно произнесла темная сущность, размахивая своими жесткими, костлявыми, изрядно потрепанными крыльями. Она летела к людям...
— Алкоголь чистит кровь! — лицемерно кричало радио.
— Алкоголь продлевает жизнь! — лгало телевидение.
— Алкоголь снимает стрессы и украшает жизнь! — взывала реклама со всех сторон...
Темная сущность потирала своими лапами, наслаждаясь видом больных детей:
— Так мы их! Скоро от Золотого запаса Земли ничего не останется! Люди вымрут! Вот где я разыграюсь!
А на экранах кинотеатров, телевизоров артисты поднимали бокалы с шампанским...
— С новым годом! — говорили они, поздравляя зрителей.
И зрители, подобно овечкам, поднимали вслед за артистами свои бокалы.
Детей приучали к питию детским шампанским. Молодожены в загсах поднимали бокалы.
Выпускники школ звенели бокалами... Беременные женщины для «облегчения» беременности пили вино в лечебных целях... Подростки пили из банок пиво, а их «товарищи» кричали:
— Пей до дна!
— Остановитесь! — молились ангелы. — Вы губите своё счастье! Вы уничтожаете Золотой запас Земли! Ведь этиловый спирт — основа всех спиртных напитков, в том числе и пива, медовухи — наркотик! Он повреждает яйцеклетки — будущее человечества — Золотой запас Земли!
— Очнитесь, люди! — взывало Небо...
А люди в ответ звенели бокалами...
И, как всегда случается в сказках, пришли на Землю дети, которые не пили спиртного.
И выросло на Земле новое поколение женщин, сохранившее для Земли её Золотой запас.


Слёзы

Слёзы текли и текли. Психологи говорили, что «плакать полезно, слёзы выводят вредные вещества из организма!» Поэтому слёзы текли рекой и, казалось бы, выводили вредные вещества наружу. Но легче от этого не становилось, и молодая женщина продолжала плакать.
Она так увлеклась своим горем, что забыла обо всём вокруг. И её слёзы грозили затопить весь Мир, да внезапно для себя она заметила, что вокруг уже плещется целое море. А плавала-то она совсем плохо. А вода всё прибывала.
«Что же делать?» — подумала женщина, перестав плакать. И стоило немного успокоиться, как она заметила, что вода перестала прибывать. 
— Тону! — жалобно закричала она, когда поняла, что сама не выберется.
Но до берега было так далеко, что никто не услыхал криков о помощи. Желание выводить вредные вещества из организма мигом  улетучилось. Ей совсем не понравилось сидеть одной на необитаемом острове. Она впервые посмотрела без слёз на происходящее: «Кто только придумал выводить слезами вредные вещества из организма?! Получается в результате не жизнь, а производство солёной воды. Даже берегов не видно!» Стоило женщине допустить новые мысли, как вода начала исчезать на глазах. Она ещё раз, теперь сухими глазами, посмотрела на себя со стороны, и ей стало так весело, что женщина рассмеялась. Она смеялась и смеялась. И от смеха солёная вода вокруг быстро высохла, и осталась одна соль. Смотрит, а с берега по соли бежит мальчишка. Он бежит и кричит:
— Мама! Наконец-то я тебя нашёл!!! И где ты так долго пропадала? Мне так одиноко было без тебя!!!!
И бросился мальчишка матери на шею, горячо прижавшись к ней. Ей стало страшно от одной только мысли, что, увлёкшись своим горем, она забыла про ребёнка; и это вместо того, чтобы дарить любовь ему теперь за двоих. Но раскаиваться было некогда, работы оказалось непочатый край. В заботе о сыне женщина утешилась, и к ней на лицо вернулась улыбка.
— Сколько же я потеряла времени! — раскаялась она. — Сердце замёрзло, про ребёнка забыла!
И она из своего сердца все обиды отпустила, и в сердце вернулось тепло, а в душу мир. А когда в душе поселился мир, она сразу встретила того, единственного. Он признался, что «так давно ждал, когда она осушит море слёз вокруг себя, и он сможет к ней приблизиться»! И лишь в этот момент женщина поняла, что ей не плакать надо было, а радоваться случившемуся. С тех пор она никогда больше не пыталась выводить слезами вредные вещества из организма. Да их больше и не было, потому что она любила. Она любила сына. Она любила Его. И она полюбила своё прошлое. Ведь не будь этого прошлого, она не встретила бы того, о ком мечтала всю жизнь. И она полюбила свою Судьбу. И она обрела счастье. А когда она стала счастливой, то полюбила весь Мир. И навсегда забыла, что такое слёзы.



Ирина Чувилина,
г. Краснодар, Россия.

Выбери меня!

Работа награждена дипломом «За талантливое раскрытие темы детского одиночества».

Галина прижалась щекой к железным перилам старого крыльца. Всё аккуратно оттягивала вниз платьице, оправляла его. Нервно кусала щёки, отчего её довольно милое личико перекашивалось и становилось почти некрасивым. Елена Степановна постоянно одёргивает её, но Галинка, когда сильно волнуется, совсем об этом забывает.
Галинка знает, что сегодня приедут не за ней. Приедут забирать Мишку. Его уже месяц назад выбрали, она и тогда выходила на крыльцо. Хотела, чтобы её первую увидели. Старенькие, лет уже тридцати, дяденька с тётенькой прошли мимо и улыбнулись. Ей!!! Они ей сразу понравились, да и она им тоже, Галинка это сразу поняла. Но выбрали они Мишку. Елена Степановна сказала, чтобы она не расстраивалась, они вообще девочек не смотрели, мальчика хотели взять. И её когда-нибудь возьмут. Возраст у неё сейчас самый ходовой, как говорили воспитательницы — четыре года. А Мишке повезло. И сегодня она снова вышла на крыльцо не для того, чтобы родителей себе переманить, а просто... Может, ещё и девочку захотят взять, она ведь им так понравилась! Чего им стоит-то?

***

— Галь, ну хватит, ну не плачь! Ну, так получилось, ну ещё кто-нибудь будет!
— Она знала, знала! Она что, мне назло, да? А говорит ещё, что любит!
— Галь, она сама сейчас из-за тебя плачет, ну не надо! Говорит, они по стандартным признакам смотрели. Только светленькую девочку, чтобы на них похожа была. А Маринка, сама знаешь, как одуванчик, они её как увидели, так сразу и уцепились...
— А вдруг они бы меня выбрали, ну какая им разница? А она меня специально на это дурацкое море отправила, а я как дура, радовалась... Школу ещё пропустила...
— Елена Степановна говорит, что ты переживаешь всегда очень, а здесь шансов совсем не было. Она говорит — ты, как галчонок, чёрненькая, а им беленькую надо было, они только об этом по телефону и спрашивали. Она хотела, чтобы ты не волновалась. Говорит, всё ещё у тебя будет, родителей тебе найдут. Ты только жди, Галь, жди...

***

Галя ещё повсхлипывала немножко, заправила за оттопыренные ушки мокрую от слёз прядь волос и вздохнула:
— Хорошо, тебе, Верунчик!.. У тебя мама есть!..
— Да... — Конопатая мордашка Веры расплылась в счастливой улыбке. — А хочешь, я тебе в следующий раз половину подарка отдам?
— А если это опять медведь будет?
— Ну, тогда он у нас по очереди жить будет. Хочешь?
— Хочу!!!
Мама Веры приезжала к ней часто — каждый день рождения — и каждый раз привозила подарок. Верок стала жить в детском доме, когда ей было пять лет. Она тогда всё время плакала и просилась к маме, но к маме её почему-то не отпускали. И вот с тех пор у неё было уже целых три маминых подарка: пакетик из под конфет, которые Вера по ночам ела почти целый год; резиновый мячик, который прыгает высоко-высоко, если его обо что-нибудь ударить; и розовый медвежонок. Вере все-все завидовали.

***

— Коленька, садись сюда, давай я тебя причешу немножко, так хорошо?
— Да, да, замечательно! Как, ты говоришь, тебя зовут?
— Галина.
— Спасибо, Галина, ты замечательная помощница... Отойди, пожалуйста, в сторонку, мы сейчас снимать будем.
Галя понаблюдала немного, как журналисты суетятся вокруг маленького Коли, вздохнула и отправилась в кабинет директора.
— Елена Степановна, когда для меня видеокарту сделают? Вы же обещали!
Елена Степановна устало потёрла лоб. Глубоко вздохнула.
— Галь, я не хочу её делать...
— Почему?!! — Глаза девочки засверкали как два уголька.
— Галь, ты уже почти взрослая, посмотри, никто из девочек уже даже и не заговаривает о родителях, а ты...
— Что я? Я вас столько лет умоляла, а вы только обещаете! А сейчас у меня, между прочим, самый сложный возраст! Я не знаю, как борщ варить! Я краситься не умею! Я с мальчиком боюсь целоваться! Кто мне скажет, хороший у меня жених или нет? Кто?!!
— Я тебе скажу. — Елена Степановна прямо посмотрела в глаза своей воспитаннице. Ещё раз вздохнула. — Понимаешь, в таком возрасте уже не усыновляют с добрыми намерениями. Ты через три года школу закончишь, а через четыре замуж выйдешь. Сама подумай: если родители ребёнка хотят себе взять, то им подольше понянчиться с ним хочется. Бывает, что вместе с младшими братьями-сёстрами и старших усыновляют, но редко. А у тебя ведь их нет.
— А... а с какими намерениями тогда меня усыновить, то есть удочерить могут?
— Ну... всякие случаи бывают... Чтобы пособие на тебя от государства получать, чтобы с кредитами расплатиться легче было... Не хочу я для тебя такого, и не обижайся.
Видеокарту на Галину всё-таки сделали. Запустили в Интернет. Каждый день она проверяла обращения. За два года было семь просмотров. Но никто даже не позвонил.

***

Галина Александровна, упершись руками о подоконник, смотрела в сад. Вычищенный до блеска, он красовался перед ней прямыми дорожками и аккуратными альпийскими горками. Хотя ей больше  по душе были растрепанные заросли орешника и в беспорядке растущие яблони, которые огибают узкие тропинки. Но это мечты. Такое устроить здесь никто не разрешит. А почему? Кому любоваться-то? Хотя, может они и правы. Беспорядок вокруг — беспорядок в душе. А им это совершенно ни к чему.
Она отошла от окна, и в задумчивости стала рассматривать ровные ряды полок, плотно уставленные папками. Картотека занимала всю стену. Зачем-то провела рукой по корешкам. Они, в ответ на прикосновения морщинистой руки, жалобно зашелестели.
Что скрывать, она отчаянно волновалась. Сегодня — ответственный день. Кого же он всё-таки выберет? Все хороши и всех она любила, как родных. Она и сама не знала, кто из них ей больше по душе... Все в равных условиях, все достойны, все имеют право на счастье... Она грустно улыбнулась. Все их истории перед ней как на ладони. Она знает их чуть не с рождения, она читает их как открытую книгу. Их характеры, привычки, особенности темперамента — для неё не секрет. Именно с ней они спешат поделиться своими достижениями, ей со слезами на глазах признаются в неудачах, у неё просят совета. Она — тот, кто даёт Шанс. А дальше... а дальше от неё ничего уже не зависит.
Галина Александровна вспомнила, как вернулась она в свой родной детский дом после училища, ещё совсем молоденькой девчонкой. Вернулась уже вместе с мужем и маленькой дочкой. Вспомнила, как носилась по всем инстанциям, как придумывала проекты для телекомпаний, как писала статьи в журналы и всевозможные Интернет-издания. Неустроенная судьба ребёнка была её личной трагедией. С каждым усыновителем вела долгие беседы, пыталась проникнуть в особенности его личности. И рассказывала, рассказывала, бесконечно рассказывала о детках. Вместе с приёмными родителями пыталась предугадать, с которым из её маленьких воспитанников семья будет счастливей и крепче. Да, много воды утекло за последние пятьдесят лет, ох, как много...

***

Дверь резко распахнулась, и в неё влетела белокурая красотка с заплаканными глазами.
— Вы... Вы... да как вы посмели! Я... я так верила вам! Вы... Вы... дрянь! Ненавижу! Ненавижу вас всех! — Она вдруг со всей силы рухнула на колени и поползла к старухе, жалобно подвывая. — Миленькая Галина Александровна, ну пожалуйста, ну можно я тоже приду, ну я вас умоляю, хоть один разок, последний, я вам обещаю, я больше никогда не буду вас об этом просить, никогда-никогда...
Галина Александровна незаметно нажала на кнопку у себя на столе. По комнате разлился нежный аромат розы и апельсина. Аэрозольное успокоительное всегда действует быстро... Тихо подошла к нервно вздрагивающему комочку. Ласково погладила по ухоженным волосам.
— Ну, ну, Светочка, успокойся, ну не надо. Я не могла тебя вызвать, я не имею права. Даже если он тебя и выберет, всё равно тебе не разрешат, ты же знаешь, порядок строгий...
— Ну я всё, всё сделаю как надо, у меня же почти все показатели в норме, я же после того раза уже пять лет жду, ну, пожалуйста, ну хотите, я любой курс пройду, ну помогите же мне!..
Галина Александровна всё так же тихо гладила её по голове:
— Ничего, ничего, всё, всё, успокойся! Давай, слёзки вытирай, всё у нас хорошо... на море поедешь, отдохнёшь, ну всё, всё...
Через полчаса Галина Александровна осталась в кабинете одна. Уже пять лет не решалась сказать она Светлане, что комиссия навсегда лишила её «права принимать участие в процедуре усыновления по причине склонности к нервным расстройствам».

***

В половине двенадцатого все уже собрались в кабинете Галины Александровны. Десять пар дорогих, до трепета душевного знакомых глаз светились радостью надежды. Это те, кто подходит в данном случае по большинству пунктов. Если из них никто не будет выбран, позовут следующих. Галине Александровне как директору детского дома-распределителя выделялось двадцать дней. По истечении этого времени право усыновления переходило в Международный фонд.
Ещё раз повторила она собравшимся то, что и так все знали: несколько этапов отбора. Если на любом из них будет ясно выражена симпатия к любой паре из присутствующих, они сразу считаются избранным, и немедленно начинается процедура оформления документов. Все согласны, все готовы принять эти условия.
Хором прочитали молитву. Галина Александровна давно завела такой порядок, чтобы унять общее волнение. На лицах застыли приветливо-ласковые улыбки. При любом исходе с этими улыбками надо будет уйти. Иначе в следующий раз не позовут...
В Главном Зале все выстроились в ровную шеренгу и замерли. Перед ними на высоком стульчике сидел десятимесячный малыш и хлопал огромными, как озёра, глазами. Через левую часть лба проходил большой розовый рубец с едва заметными следами швов. Сидел не просто малыш, сидело чудо, не имевшее врождённых заболеваний и каких-либо генетических мутаций. Это чудо каким-то образом умудрилось родиться таким в обществе, только что очнувшемся и начавшем избавляться от химических соединений, дегазирующих веществ и продуктов, годных только для получения прибыли, окруживших человека за последние сто лет везде, даже там, где в соседях медведи. Две недели назад мальчик лишился родителей. В России очередь на его усыновление составляла 1 миллион 200 тысяч 591 семью. Из пяти миллионов бесплодных семей.
Кто-то из претендентов не выдержал и сдавленно всхлипнул.



Тамара Пакулова,
пос. Горхон, республика Бурятия, Россия.

Приключения Тима в Земрае
               
В лабиринт Земрая отправлялась обычная электричка. На перроне стояло трое: Учитель, высокий светленький мальчик по имени Тим и провожающая их крупная женщина с тёмными волосами.
Все трое молчали.
Тим точно знал, о чём кто думал.
Женщина размышляла о том, как проводит мальчика и Учителя в  Земрай, и вернётся на работу, Учитель думал о чашке горячего кофе, а сам Тим думал о встрече с родителями.
Приближался его любимый праздник — «День чуда».
Он заслуживал его целый год, старательно учась в школе «Угадывания мыслей», преуспел в этом, любил своего Учителя, который передавал свои знания и  умения ученику, побаивался, но уважал свою бывшую няню, к которой ездил на каникулы.
В Земрае ему предстояла встреча с родителями, которых не видел целый год. На днях они должны были вернуться из длительной командировки.
Тиму хотелось побыстрее встретиться с родителями, рассказать о своих успехах в школе, узнать, что нового произошло у них.
Угадывать мысли родителей мальчик ещё не научился — это должно было случиться в последний год обучения в тринадцатом классе, а он учился  только в шестом...
С этого года в школе ввели новые предметы, и ученик гордился тем, что уже научился угадывать мысли некоторых людей.
Закончить тринадцатый класс, получить звание «Отличный Угадыватель» или хотя бы «Хороший Угадыватель» — было совсем непросто.
В школе было много интересного: к предметам обычной школы прибавлялись специальные; на таких уроках учили угадывать чужие мысли, а для этого нужно было изучать мимику, жесты, взгляды, позы, походку, тембр и окраску голоса и ещё кучу всяких премудростей.
Тиму всё это нравилось, он схватывал суть предмета, что называется, на лету, и считался в школе одним из лучших учеников…
Электричка направилась к центру Земрая.
Как раз в центре находились самые главные здания этого подземного городка: Министерство Главного Угадывателя, Круглое здание гуляния с Учителем, Школа Угадывания мыслей, Дом для снов и свободного времени и ещё парочка-другая зданий, назначение которых Тиму было неизвестно.
В Министерстве Главного Угадывателя было  всего два Заместителя: один ведал угадыванием мыслей, ведущих к беде; другой зам. радовался тайным, но приятным мыслям своих сограждан и следил, чтобы эти желания исполнялись.
Правда, существовала очередь исполнения желаний, за очерёдностью он и наблюдал. Один раз в год заместители менялись постами, а один раз в четыре года переизбирались. Пока в Земрае это всех устраивало.
Земрай располагался в старых угольных шахтах.
Уже лет триста в них не добывали уголь. Наверное, он давно здесь закончился.
Когда-то эти шахты были заполнены водой, потом вода ушла, шахты высушили, убрали всякий мусор и обустроили городок под названием Земрай.
Его основатели думали о рае под землёй, потому что на Земле рая не получилось...
Тим, только что побывавший на каникулах у своей няни, видел, как тяжело и горько живут люди на Земле, которую сами же превратили в настоящую пустыню. Сожжённые и вырубленные леса, пересохшие реки и озёра, обмелевшие до маленьких прудиков моря и исчезающие океаны — это лишь малый перечень бед, от которых теперь люди вынуждены были искать новые способы выживания.
Людей на Земле было тоже мало. Непонятные болезни уносили взрослое население миллионами, детей спасали только под землёй — Земрай был одним из немногих  прибежищ, где можно было жить.
Оставшиеся на Земле взрослые трудились, не покладая рук, чтобы под землёй были свет, пища, одежда, и дети могли там жить и учиться, а, выучившись, помогли вернуть Землю в её первоначальное состояние, когда реки были чистыми, небо голубое, а деревья и трава зелёными…
Учителя клонило ко сну. Тиму стало скучно. Вот если бы были  пассажиры, он бы поупражнялся в умении угадывать чужие мысли; Учителю тоже некогда было бы спать, он бы оценивал Тима, указывал на ошибки, и дорога не казалась бы такой долгой и скучной...

***

Вдруг электричка резко затормозила и вскоре остановилась.
Двери широко распахнулись, и в вагон втиснулся настоящий великан...
Он походил на боксёра или культуриста: футболка плотно облегала тело, джинсы были такого размера, что в них поместилось бы пять таких мальчиков, как Тим! Голова исполина была совершенно лысая.
Тим наблюдал, как пассажир усаживался на сидения, а затем легко, ничего не повредив, отодвинул сидения напротив, чтобы они не мешали ногам.
Мальчик ужасно удивился тому, что сидения, крепко прикрученные к полу и скреплённые между собой, даже не скрипнули и не сломались, а легко, как по маслу, отъехали назад.
Гигант скрестил руки на груди, посмотрел на Тима, подмигнул, затем закрыл глаза и, вроде бы, заснул.
Тим поёжился от всего увиденного, и только тут заметил, что электричка давно набрала скорость и продолжает свой путь.
Скука отлетела, предстояла интересная работа: надо было угадать все тайные мысли нового попутчика и рассказать потом о них Учителю, услышав от него похвалу, либо порицание.
Иногда Тиму становилось ужасно скучно угадывать чужие мысли.
У большинства они были однообразны и примитивны: вкусно поесть,  поспать вволю, отдохнуть от тяжкой работы на Земле, перебраться в Земрай — это у взрослых; у детей — получить пятёрку, ничего не делая,  пропустить урок так, чтобы этого никто не заметил, поесть вдоволь шоколада, который каким-то образом ещё водился в магазинах Земрая, и ещё что-нибудь в этом же духе...
Правда, однажды ему встретилась девочка, которая захотела исчезнуть.
Тим решил ей помочь, но не знал, как на исчезновение дочки отреагирует её мама, а девочка почему-то раздумала исчезать.
Он обиделся на неё, но потом подумал и сказал себе: «Да ведь это самая классная чужая мысль!»
С этой девочкой он подружился, они стали поверять друг другу разные тайны, а во время каникул скучали друг без друга и ждали сегодняшней встречи в Земрае.
Девочку звали Влада, и она очень хотела, выучившись, занять пост в Министерстве Главного Угадывателя.
Считалось, что у Влады очень хорошо развито внутреннее чувство прирождённого Угадывателя...
Тим часто удивлялся тому, как Влада мгновенно угадывала тайные мысли людей!
Она получала отличные оценки по специальным предметам в школе и часто помогала Тиму справляться с трудными заданиями...
Сейчас ему захотелось потренироваться: угадать мысли нечаянного пассажира электрички.
Мальчику предстояло вспомнить почти все специальные предметы своей необычной школы.
Он начал с любимого, с урока «Жесты».
«Итак, жесты, — подумал Тим,  — очень скупые, невыразительные, по ним ничего не скажешь о тайных мыслях незнакомца, да и жестов мало: «скрестил руки на груди» — это жест или поза?» — раздумывал он...
«Такой жест говорит о закрытости, о нежелании вступать в контакт, — вспоминал Тим урок, — это с одной стороны, а с другой стороны то, что незнакомец принял позу спящего человека, скрестив руки на груди, могло сказать — человек просто очень устал и хочет спать...» Пока ответов не было...
«Хм, мимика, — вспомнил мальчик второй урок, — на лице у мужчины не дрогнул ни один мускул, губы не шевелились, брови тёмными чертами нависали над прикрытыми глазами.
Мимика отсутствовала, это было скорее лицо робота!»
Именно такие лица наблюдались у большинства героев компьютерных игр, в которые так любил играть Тим со своими  друзьями.
Уроки по мимике пока ничего интересного не подсказали...
«Плохо! — подумал Тим, — больше десяти минут смотрю на изучаемый предмет, но не сделал ни одного вывода! Учитель был бы мной недоволен! Ага! А вот урок «Взгляды» даёт пищу для  размышлений и выводов! — порадовался он. — Пассажир подмигнул...»
Правда, было непонятно, кому он подмигнул.
Мальчик помнил, что пассажир подмигнул, но это подмигивание было какое-то искусственное, не направленное в сторону Тима, единственного бодрствующего в вагоне, это было подмигивание-маска, как и весь этот человек-маска, а скорее робот!
От этой мысли стало неуютно и боязно.
«Скорее бы Учитель проснулся», — пожелал он.
С другой стороны, «подмигивание», как объект, изучаемый в школе, объяснялся как «доброе к кому-либо расположение».
Появлялись вопросы, на которые мог ответить только Учитель, но тот мирно посапывал, и Тим не решался его будить.
Тим стал думать дальше: походка, конечно, могла бы многое рассказать о человеке, но те несколько шагов, что исполин проделал по электричке, не выказали особенности его походки и ничего нового в рассуждения не добавили.
Ни тембра голоса, ни окраски голоса и вообще какого-либо голоса мальчик не слышал: пассажир ничего не говорил, поэтому и эти уроки Тиму не пригодились.
Он понимал, что его знания по специальным предметам малы, что  угадывать чужие мысли сложно. Но он помнил один из советов учителя: «Какая-то «картинка» у тебя должна сложиться в голове, потому что тебе всё равно предстоит самому найти решение, например, принять этого человека и думать о нём хорошо, либо заподозрить его в неискренности и ждать от него подвоха. Либо вообще игнорировать его, как случайно встреченного и тотчас забытого; либо решить, что он враг и от него идёт угроза...»
Были ещё какие-то варианты поведения с незнакомцем, у которого хотелось угадать  тайные  мысли, но Тим всех вариантов не помнил.
Он тоже попытался закрыть глаза и подремать, но весь облик незнакомца чем-то притягивал, будоражил воображение, и мальчик постоянно сквозь ресницы наблюдал за пассажиром: наполовину прикрытые глаза великана говорили Тиму, что тот не спит и тоже наблюдает за ним и Учителем.
Опасения мальчика усилились, когда незнакомец, не открывая глаз, начал шарить у себя по карманам, а затем вытащил прямоугольный предмет, похожий на маленькую шкатулку.
Глаза незнакомца, оставаясь прикрытыми, быстро, как включенная электрическая лампочка, заискрились, а затем потухли, как будто их включили, а потом выключили, используя невидимый тумблер.
Тиму стало не по себе, он резко открыл глаза и в упор посмотрел на незнакомца, тот улыбнулся, открыл, как бы нехотя глаза, и  довольно мирно спросил:
— Чего тебе, малец?
Голос был немного металлический, но не злой.
Было странно, что Учитель почему-то никак не прореагировал на этот голос, а продолжал, как ни в чём не бывало, спать.
Тим растерялся.
Поезд продолжал мчаться с огромной скоростью в полной темноте, вагон чуть подрагивал, звуки были знакомые и вполне мирные — это немного успокоило.
— М-м-мне нич-чего... — заикаясь, проговорил мальчик.
— Ну так поспи ещё, — предложил незнакомец.
«Голос металлический, неживой, но угрозы не содержит, — машинально отметил Тим. — Надо разбудить Учителя». 
Это была последняя мысль, которую он запомнил, дальше был провал, пустота...

***

Очнулся Тим в небольшой круглой комнате.
Он лежал на диванчике, прикрытый пледом, под голову кто-то заботливо подсунул подушку.
Комната была знакома Тиму: такие отдельные круглые комнаты находились в учебном здании школы Угадывания мыслей.
Само здание было по форме тоже круглое, занимало, пожалуй, самую большую площадь Земрая.
Тут росли деревья, было много света, посредине бил небольшой фонтанчик, а в нём плавали разноцветные рыбки.
Здесь по огромному залу ученики гуляли со своими наставниками, слушали их рассуждения о жизни, о предназначении человека, о пользе книг; гуляя, ученики вступали с Учителем в дискуссии на разные темы, читали стихи; те по памяти цитировали великих, а потом продолжались долгие беседы о всём сущем на Земле и за её пределами.
В этом здании ученик мог задать Учителю любой вопрос, на любую тему.
Каждый Учитель Земрая обладал обширными знаниями и, как правило, знал несколько языков.
В  здании была огромная библиотека.
К услугам каждого ученика был самый новейший персональный компьютер, здесь было много лабораторий, где можно было поставить любой опыт.
Каждый ученик работал над своим проектом, и на ежегодной общей конференции Земрая мог удивить своих товарищей и порадовать Учителя каким-то открытием или новым достижением.
Ученики школы с нетерпением ждали бесед со своим личным наставником и просто обожали такие уроки!
Когда беседа или дискуссия требовала уединения, ученик с Учителем заходили в одну из отдельных комнат и, уютно расположившись на диванчике, продолжали беседу, никому не мешая...
В одной из таких круглых комнат Тим сейчас и находился.
Мальчик пытался вспомнить, как он очутился в комнате.
Сознание возвращало какие-то разрозненные картинки: он на перроне прощается с няней, едет в электричке, Учитель дремлет...
Хочется вспомнить ещё что-то или кого-то, но Тим не может больше ничего вспомнить...
Тим чувствует боль в висках, вставать не хочется.
Он закрывает глаза и засыпает. Сквозь сон слышны какие-то голоса, но Тим не узнаёт их...

***

— Пусть ещё поспит! — произносит незнакомец из электрички.
— Да, пусть отдыхает! — поддерживает незнакомца Учитель. — Но вы должны рассказать о себе: кто вы и как вам удалось нас спасти?
— Кто я? — вопрошает незнакомец. — Ваш друг. Меня послали родители Тима, чтобы я сопровождал вас в злектричке до Земрая, потому что этот путь стал небезопасным для Тима и для вас, Учитель. Родители Тима создали уникальную вакцину, позволяющую избавить людей на Земле от болезней: людям достаточно сделать прививки, и они перестанут болеть. К ним вернутся силы, и они, восстановившись сами, восстановят всё, что порушено на Земле! Это не очень скорый процесс, но он возможен.
Но у родителей Тима появились враги, которые не заинтересованы в том, чтобы восстановить Землю и живущих на ней людей. У них свои планы. Они решили похитить Тима и тем самым заставить родителей выдать секрет производства этого лекарства! Они хотят, чтобы  вакцина вводилась только тем людям, на которых укажут они. Это они устроили катастрофу: электричка взорвалась, и только я смог вызволить вас из беды. Да, я робот, и тоже уникальное создание родителей Тима. Я умею распознавать человеческую речь, умею поддерживать диалог, я много чего умею. Но главное — предотвращаю опасности. За минуту до взрыва я отключил ваше сознание и выбрался из электрички. Вы  понимаете, что физических сил для этого мне хватило.
Учитель всмотрелся в лицо робота, удивительно похожего на человека: силиконовое покрытие напоминало человеческую кожу, поэтому мало кому в голову могло прийти, что это робот.
— Когда Тим проснётся, он не вспомнит про меня, и вы, Учитель, не напоминайте ему обо мне. Тим ребёнок, он ещё многого не знает, пусть он спокойно учится и ожидает встречи с родителями. Встреча пока откладывается, мне нужно кое-что предпринять, — продолжал робот.
Учитель отметил, что лицо робота обладает многими степенями свободы и очень искусно имитирует  при разговоре мимику человека!
Робот протянул руку и добавил:
— А зовут меня Николай. Вам я оставлю прибор для связи со мной.
Он отдал Учителю прямоугольный предмет, похожий на шкатулку...
— Это чувствительный видеофон, он реагирует на малейшую опасность. Нужно дотронуться до него, и я буду на связи, дам указания, как поступать в той или иной ситуации, — добавил он.
Через минуту Николай покинул круглую комнату...

***

Тим проснулся где-то к вечеру, голова была ясная, настроение отличное.
Рядом за компьютером сидел Учитель.
— Я, кажется, уснул, — засмущался Тим.
— Не беда, — ответил Учитель, — я как раз успел закончить отчёт за текущий день. Сейчас мы поужинаем, и ты сможешь встретиться с друзьями. Кажется, — лукаво подмигнув, продолжал Учитель, — тебя ждёт не дождётся прекрасная леди по имени Влада...
Тим моментально забыл свои неясные воспоминания:
— Влада! Ура! Мне так много надо ей рассказать! Можно я не буду ужинать! Мне просто необходимо прямо сейчас увидеть её!
— Ладно уж! Беги! — разрешил Учитель.
Влада взахлёб рассказывала о новом проекте, в котором она приняла участие, находясь на каникулах.
Она с группой молодых учёных спасала в одном из районов Земли розовых фламинго.
— Кажется, это раньше был Казахстан, — тараторила девочка, —
Представляешь, их осталось на Земле всего двадцать особей! Они были измучены и почти умирали, у них даже окраска поменялась! А ведь они считались самыми красивыми птицами! У них такая длинная шея! Длинней лебединой! Такие длинные ноги! Представляешь, с древних времён люди считали фламинго существом из прекрасной и несбыточной мечты! Мы их нашли случайно, они как бы переговаривались друг с другом!
Они так негромко гоготали, а когда мы подошли поближе, замолчали!
— Так вы их отловили? — вставил слово Тим.
— Да, теперь птиц поместили в специальный приёмник у нас, в Земрае! Завтра я тебе их покажу! Мы будем им в пищу добавлять морковку, помидоры, можно красный перец, чтобы они поправились. Им не хватает каротиноидов, — добавила Влада со знанием дела. — Я вот займусь поиском этих каротиноидов в других продуктах! Мы со своей группой займёмся созданием специальных витаминов для наших фламинго!
Тим заметил, что его подружка повзрослела за время каникул, а в её лексиконе появились слова, которых Тим раньше не слышал.
Дети направились в Дом для снов, договорившись завтра встретиться после обязательных  уроков.
На завтра Тим рассчитывал и на встречу с родителями.
Утром Учитель предупредил Тима, что родители пока задерживаются и к назначенному дню в Земрае не появятся.
Мальчик расстроился, но потом вспомнил, что они частенько задерживались в своих служебных командировках, а он уже взрослый и самостоятельный.
Рядом с ним Учитель и Влада, которая не даст киснуть и скучать!
Да и не хотелось ему выглядеть маминым сынком в глазах Влады.
После уроков девочка повела Тима в здание, где он ещё не был.
Это с виду был обыкновенный двухуровневый дом. Внутри была большая современная лаборатория.
Здесь люди в белых халатах и с защитными масками на лице проводили какие-то опыты, о чём-то говорили, собравшись небольшими группками у огромных светящихся экранов.
У одной такой группы Влада остановилась, её приветствовали, как знакомую, взмахом руки и улыбками.
На экране Тим увидел прекрасных фламинго и понял, что здесь речь идёт о «птицах утренней зари».
На экране плыли живые фламинго нежного розового цвета. Их было так много, что они сливались с розовым закатом на небе. Картина завораживала.
 — Вот таких фламинго мы хотим вернуть людям! — шепнула Влада.
Девочка повела друга дальше к питомнику, где выхаживались уцелевшие птицы.
— Это руководитель нашего проекта — Стас, — указала она на молодого учёного, который кормил из рук фламинго.
— Представляете, — обратился он к Владе и Тиму, — нам сегодня привезли настоящих рачков и моллюсков, которыми питались фламинго раньше, когда на Земле водились мелкие водоёмы и лагуны. Где уж это всё богатство раздобыли наши добровольные помощники — не знаю, но, оказывается, такие места на Земле ещё  остались! Теперь один раз в месяц нам будут поставлять рачков и моллюсков, а ещё личинки насекомых, их фламинго просто обожают!
Тиму и Владе позволили покормить птиц.
Друзья почистили вольеры, в которых разместили найденных фламинго.

***

Замелькали дни недели, наполненные учёбой, познавательными беседами с Учителем.
Было много практических занятий по угадыванию чужих мыслей: ученики образовывали большой круг, в центре которого ходили, стояли, размахивали руками, жестикулировали незнакомые мужчины и женщины.
Ученик выбирал кого-нибудь из этих людей и в течение пяти или десяти минут всматривался в выбранный объект.
Затем «объект», как правило, шёл с учеником к Учителю, и тот оценивал познания ученика.
Тим делал много ошибок, поэтому огорчался, а иногда психовал!
Влада утешала его и просила не спешить и внимательнее вглядываться в лицо и глаза «объекта». 
— Глаза — зеркало души, — поучала она. — Как ты не понимаешь, что эта женщина задумала схитрить! У неё же глаза «бегали», она кривила рот и неестественно улыбалась, а ты решил, что она попала в беду, и просит помощи у тебя! Ты протянул ей руку помощи, а она могла просто увести тебя неизвестно куда!
Когда Влада объясняла, Тим всё понимал и видел ясно намерения «объекта». Правда, со следующим «объектом» повезло: Тим правильно угадал все тайные мысли человека и пришёл к выводу, что он быстрее и правильнее угадывает мысли мужчин, нежели мысли женщин!
Вот и Влада была для него загадочной: она  быстро соображала и моментально реагировала на опасность, переключаясь с одного вида деятельности на другой.
Тиму нужно было поразмышлять, сопоставить; он любил во всём сомневаться и никогда не принимал быстрых решений.
Но в этом, как считала сама Влада, было его преимущество.
Это была похвала от подружки, и Тиму было приятно!
После уроков они отправлялись к своим фламинго!
Те постепенно поправлялись: набирали вес, расправляли ранее  низко опущенные крылья, гоготали.
У Влады и Тима они брали пищу из рук.
У некоторых птиц оперенье порозовело, но три птицы оставались белыми.
Влада собирала всю возможную информацию о фламинго и однажды заявила руководителю проекта:
— Знаешь, Стас, почему у трёх птиц оперение остаётся белым? Они просто молодые ещё! Только у трёхлетних особей начинает появляться розовая окраска!
— Я давно это знаю, — ответил Стас. — Я хотел, чтобы вы сами нашли эту информацию! Молодцы! — похвалил он детей.
Однажды Тим предложил Учителю навестить фламинго, ему хотелось порадовать наставника и немного удивить своими познаниями из жизни  птиц!
Он рассказывал, а Учитель внимательно слушал и поглаживал доверчиво прильнувшего к нему фламинго.
Вдруг свет часто замигал, пронзительно завыла сирена, наступила полная тишина, свет погас.
Затем тревожно загоготали фламинго.
Кто-то схватил Тима и зажал ему рот.
Его долго куда-то тащили, заставляли бежать, а потом впихнули в тесное помещение! Темнота была полнейшая, но он понял, что вместе с ним туда же впихнули и Учителя.
— Ничего не бойся, Тим, — услышал он голос Учителя.
— Я не боюсь! — ответил мальчик. — Только где мы?
— И я  хотел бы это знать!
Больше всего угнетала темнота и отсутствие каких-либо звуков.
Учитель подвинулся к мальчику и отечески обнял его:
— Ничего не бойся!
Он на ощупь нашёл в кармане прямоугольную шкатулку, открыл её и прикоснулся к экрану.

***

Экран засветился спокойным, синим светом.
Через несколько секунд на нём появилось лицо мужчины, и тут Тим всё вспомнил: электричку, незнакомца, похожего на культуриста, его не очень подвижное лицо и спокойный голос, предлагавший поспать.
— Это наш друг, — сказал Учитель, — его зовут Николай, он нам поможет!
— Мы попали в беду, — продолжал он, приблизившись к экрану видеофона. — Нас похитили и закрыли в каком-то тесном  помещении.
— Оставайтесь на месте и не предпринимайте никаких действий, я вам помогу! — отчеканил робот Николай. — Ничего не бойся, малец! — добавил Николай и подмигнул Тиму.
И Тим заметил, что подмигивание было добрым и адресным, оно было для него.
Дальше события были стремительными и сменялись так быстро, что Тим не успевал по-настоящему испугаться: в такой же кромешной темноте их опять куда-то очень быстро перемещали.
 Затем они оказались в большом мрачном кабинете, где был стол, заваленный бумагами, а ещё на столе стояло много старинных телефонов, которые без конца звонили.
У телефонов сидел бледный мужчина и пытался отвечать на звонки, не дослушав, бросал трубку, чтобы взять другой аппарат.
В кабинет завалил тяжёлый тип, а за ним два охранника.
— У нас большие проблемы, — просипел толстяк, обращаясь к укротителю телефонов. — Да выключи ты их все! — раздражённо приказал он.
Сидящий за столом вытащил из гнёзд все шнуры — на минуту воцарилась тишина.
— Всё шло по плану, — говорил толстяк, — команда №1 работала с пацаном и этим, — он указал на Учителя. — Команда №2 должна была доставить сюда обоих Соболевых, но что-то помешало.
 Связь нарушилась, а телефоны стали выдавали какую-то бешеную трель вместо чётких отчётов о продвижении операции.
 Я ничего не понимаю... — говорил он, тяжело дыша и вытирая пот несвежим платком.
Зато Тим сразу понял, что речь идёт о родителях — это он, Тим, был Соболев, это о его родителях сейчас говорил раздражённый толстяк.
Не успел Тим ещё о чём-то подумать, как распахнулась дверь, и в странный кабинет вбежала его мама, а за ней — отец!
Мальчик бросился к родителям ...
В следующую минуту в кабинет совсем спокойно зашёл Николай, в руках у него была прямоугольная коробочка, похожая на шкатулку, он нажал кнопку внизу экрана, и толстяк с его телохранителями и укротителем телефонов почти одновременно и совсем беззвучно осели на пол. Вошедшие следом за Николаем стражи порядка увели преступников.
— Вот и всё, — проговорил Николай. — Я выполнил всю программу, — добавил он, обращаясь к отцу Тима. — Больше вам никто не помешает.
А дальше были расспросы и рассказы о том, что за это время случилось с Тимом, и что произошло в жизни родителей.
Семья Соболевых была в сборе! Это был любимый праздник Тима, и этот праздник назывался «День чуда»!



Оксана Шей Мар,
г. Днепродзержинск, Украина.

На золотом крыльце сидели

Часть первая. Сказка о похищенном времени

«Когда соединятся две половинки сердца —
вспомнят тогда Золотой король и Серебряная королева
о чём позабыли.
И будет так, как прежде.
И будет всё наоборот.
Не знавший, как его зовут — узнает своё имя
А одинокий обретёт свою вторую половинку»

                Сердечная рукопись
               
Глава 1. Шарф для Его Величества фонарного столба

Утро выдалось холодное. Тучи сгустились так плотно и низко, что их косматые бороды почти доставали до земли. Варя подумала, что если она сейчас ухватится за кончик этой самой бороды, которая напоминала сладкую вату, и потянет тучу за собой, то на небе сразу же покажется ясное солнышко. Солнышко обрадуется, улыбнётся и подмигнёт Варе своим золотистым лучиком. Девочка поёжилась от холода, застегнула на все пуговички зелёную кофточку, надвинула жёлтую панамку, чтобы не мёрзли уши, попрыгала на одной, потом на другой ноге и отправилась на старую площадь, узнать, что случилось.
Странное это было летнее утро. Сначала Варя заметила, что с неба пропало солнце, потом обнаружила, что вместе с солнцем куда-то подевались её красивая мама и добрый папа, а за ними следом её практичная бабушка и строгий дедушка.  Обычно по утрам за окном, как слон в посудной лавке, мчится по рельсам грозный трамвай и развозит по своим остановкам сонных людей. Но сегодня на улице было подозрительно тихо. Ни грозного трамвая, ни людей.
И это всё в день рождения Вари.
— Вы не знаете, почему сегодня так холодно? — обратилась она к дворнику, который застыл с метлой у каменной статуи.
Но дворник ей не ответил.
— Не знаете... — вздохнула Варя и пошла дальше.
— Скажите, вы не знаете, что сегодня случилось с солнцем? — на цыпочках потянулась она к окошку газетного киоска, где обо всех новостях города всегда узнавали первыми.
Однако окошко газетного киоска на удивление было тоже закрыто. Тогда Варя увидела на лавочке незнакомого человека. 
— Доброе утро. Не знаете, куда все подевались? — Варя присела рядом и робко дотронулась до серого пиджака, но её вопрос снова остался без ответа.
— И вы тоже спите... — с недоумением произнесла Варя и от холода заёрзала на лавке.
— Я сейчас пущусь от холода в пляс! — послышался рядом тоненький женский голосок.
Варя оглянулась по сторонам, но кругом было пусто.
— Если бы не ты, Ромашка, и не этот спящий господин, я бы уже танцевала, — с небольшим упрёком заметил тот самый женский голос.
— Кто это разговаривает? — спросила вслух Варя.
— Да это же я, лавочка. Ты на мне сидишь, — засмеялся знакомый голосок.
— А ты не знаешь, лавочка, почему сегодня так холодно? И куда все подевались?
— Не знаю, а вот сосед мой, его Величество фонарный столб, знает. Он высокий, с ветром общается, а потому всё знает.
Варя задрала голову и посмотрела на его Величество фонарь, который был настолько высок, что казалось: вот-вот упрётся в небо.
— Доброе утро, Ваше Величество. И вам, наверное, очень холодно? — с сочувствием обратилась она к фонарному столбу.
— Утро вовсе не доброе, Ромашка! — грустно ответил Варе фонарный столб и чихнул. — Ну вот, кажется, я простудился. У тебя случайно не найдётся для меня шерстяного шарфа, а ещё лучше — шарфа из ангоры.
— Найдётся. Сейчас сбегаю домой и принесу! — быстро вскочила с лавочки Варя. — А почему вы называете меня Ромашкой? Я ведь Варя.
— Нет, тебя зовут Ромашка! Это ты в мире людей Варя. А здесь у нас — Ромашка, — серьёзно ответил фонарный столб. — Светлые кудряшки у девочки Ромашки, — запел он вдруг, но тут же закашлялся. — Когда ты сидела на этой лавочке и ела мороженое, ветер пел тебе песенки. Это он назвал тебя Ромашкой.
— Как-то я раньше не замечала, что я — Ромашка, — посмотрела на свою зелёную кофточку Варя. — Ну ладно, Ромашка мне очень даже нравится. Тогда я за шарфом.
— Премного благодарен! Скорее, Ромашка, не то я совсем заболею, потеряю голос и не смогу рассказать вам, что с нами всеми сегодня случилось, — торопил девочку фонарный столб.
— Да, ему не так повезло, как мне. Я хоть иногда танцую. А у него ноги под землёй. Стоит себе смирно, как солдат, — вздохнула лавочка.
— Никогда не видела, чтобы лавочки танцевали, — пожала плечами девочка.
— Если бы не он, — подмигнула Ромашке лавочка и показала на старичка, — я бы тебе сейчас показала, как я танцую.
— Скорее! Уж очень холодно! — рассердился фонарный столб на болтливую лавочку, а Варя, которую её новые знакомые назвали Ромашкой, побежала домой за шарфом.

Глава 2. О чём рассказал Ромашке Его Величество фонарный столб

— Ваше Величество, я принесла вам тёплый шарф! — запыхалась вся Ромашка, размахивая мягким жёлтым шарфом. — Я подумала, что для такой погоды жёлтый шарф вам больше подойдёт, чем синий.
— Это чем же жёлтый шарф лучше, чем синий? — отозвалась тут как тут лавочка.
— Синий шарф сделан из моря. Море по утрам, знаете какое? Синее... и холодное. А жёлтый шарф бабушка связала из горячего песка. Я видела, как она вязала его на песочке. Завернёшься в такой шарф, и сразу станет тепло, как в печке. Только как же мне его завязать вам на шею? Вы такой высокий! Не могли бы вы чуть-чуть нагнуться?
— Как же, нагнётся он! Он ведь тебе не разборной конструктор, — захохотала лавочка.
Фонарный столб снова чихнул, и с неба в этот момент сорвался дождик.
— Одна неудача за другой, — прохрипел фонарный столб. — Сначала украли время, а вместе с ними пропали Золотой король и Серебряная королева. На площади теперь не души. И, вдобавок ко всем этим неприятностям, я заболел.
— И всё-таки на каждую неудачу приходится по одной удаче, — ответила фонарному столбу лавочка. Лавочка никогда не теряла оптимизма. — Что, говоришь, украли, старый сосед? И люди все куда-то запропастились, говоришь. Все, да не все. А Ромашка? Ромашка ведь с нами. Ты, конечно, немножко заболел, но Ромашка тебе принесла шарф. Правда, мы не знаем, как повязать его теперь на твою шею. Но! — чуть не запрыгала от счастья лавочка. — Я знаю, кто завяжет тебе шарф. Это жираф!
— Жираф? — удивилась Ромашка и увидела, что на старой площади из маленького переулка показался высокий-превысокий жираф.
— Скорее! Идите к нам сюда! — обрадовалась Ромашка и помахала жирафу. — Нам очень нужна ваша помощь!
Жираф посмотрел на девочку в жёлтой панамке, подумал немного и послушно потопал в их сторону.
— Господин жираф! — решительно выступила вперёд Ромашка. — Будьте так добры, завяжите этот шарф на шею Его Величеству фонарному столбу, а не то он окончательно разболеется, и мы никогда не узнаем, что с нами со всеми сегодня случилось.
— Какой миленький жёлтый шарфик! — воскликнул жираф. — Издалека я принял его за солнце и очень обрадовался. У нас, у жирафов, прекрасное зрение. Видите ли, я направляюсь в Африку — за солнцем. Там уж точно теплее, чем здесь.
— Напрасно! — снова чихнул сверху фонарь. — Солнца больше нет. Нигде. Даже в Африке вы его не найдёте. Вы все, конечно, ещё не знаете, что у нас украли время.
— Время? — в один голос испуганно повторили Ромашка, жираф и лавочка.
— Дайте же мне скорее шарф. Очень холодно! — ещё сильнее стал кашлять фонарный столб.
Жираф нагнулся к Ромашке, захватил шарф ртом, как ветку дерева, и поднёс его к сияющему лицу фонаря.
— Вот ваш шарф! — промычал жираф, неуклюже повязав его на шею фонарю. — Простите, у меня нет рук, только ноги, так что красиво завязывать шарфы я не умею.
— Благодарю вас! Вы настоящий друг. Теперь я чувствую себя гораздо лучше. И тебе, Ромашка, большое спасибо! Ты очень добрая и чуткая девочка.
— Ромашка? — удивлённо покрутил своей длинной шеей жираф, в надежде увидеть цветок, на что тут же вмешалась  лавочка.
— Не по твоим зубам, жираф. Наша Ромашка не съедобная.
— Это меня зовут Ромашка! — объяснила жирафу Варя, запрыгав вокруг столба.
— Если куда-то подевались все люди, то почему никуда не девалась я? — тут же произнесла она вслух.
— А и вправду, — удивилась лавочка. — Эй, старый сосед. Рассказывай, что видел. А то все мы сейчас умрём от полной неизвестности.
— От такого ещё никто не умирал, — важно заметил фонарный столб и приказал всем внимательно его слушать и не перебивать.

***

И вот какую историю рассказал фонарный столб. Пожалуй, он один знал, где жило время. А жило оно в маленькой башенке на вершине самой высокой горы в мире. Называлась эта гора Звёздной. И не только потому, что оттуда лучше всего было видно звёзды. C вершины Звёздной горы можно было увидеть Золотого короля и Серебряную королеву. На Звёздной горе жили волшебники — брат и сестра. Звали их Чародей и Чародейка. Когда-то давным-давно Чародей придумал песочные часы — первые и древнейшие часы в мире.
О, это были великолепные песочные часы: прозрачная посудина из двух одинаковых чаш, в каждой из которых по очереди струился волшебный золотой песок.
Одна чаша принадлежала Золотому королю, а другая — Серебряной королеве. Когда появлялся Золотой король в длинном золотистом плаще, и его чаша занимала верховное положение, песчинки в часах летели вниз, как мелкие капли дождя. Корона короля между тем превращалась в большой огненный шар, и этот шар озарял землю ярким светом.
Когда же невидимая рука переворачивала песочные часы,  появлялась красавица Серебряная королева. На её голове нежно мерцал обруч, а в тёмных, как смоль волосах, словно в море, купались холодные серебристые светлячки. И песчинки теперь вели себя иначе... Летели они словно в медленном танце: задумчиво и плавно. Таково время... То мчится оно, как быстроходный конь, то затихает, как бабочка на цветке, а потом вдруг снова начинает порхать — от одного цветка к другому.
— Золотой король и Серебряная королева! — мечтательно произнесла Ромашка и тут все заметили, что слушателей тем временем прибавилось. На плечо Ромашке уселся большой  голубой попугай, а рядом с жирафом с ноги на ногу переваливалась медведица в жилетке в красный цветочек и милым бантиком на шее.
— А что же было дальше? — не выдержала лавочка.
— Да, что случилось потом? — подняла  голову Ромашка, приготовившись внимательно слушать продолжение этой удивительной истории.
— Потом... — грустно вздохнул фонарь, и слезы покатились из его добрых глаз. — Чародейка стала сама не своя, рассердилась на брата и решила его погубить.
— Своего родного брата?
— Да, Ромашка. Он так увлёкся этими песочными часами, что совсем перестал уделять ей внимание. Но больше всего он восхищался красотой Серебряной королевы и писал стихи. И ни одного стиха для Чародейки, разве не обидно?
— Не настолько обидно, чтобы погубить! — громко завопил голубой попугай, и Ромашка от неожиданности вздрогнула. Похоже, он удачно пристроился на плече у девочки, и его лапам было тепло.
— И что же случилось потом?
— О, дальше речь пойдёт о самом зловещем. Как-то вечером Чародейка принесла своему брату его любимый напиток. Только на этот раз это был напиток смерти. Выпьешь его — и сразу же исчезнешь, растаешь, как льдинка или как мороженое.
— И Чародей растаял? — испугалась Ромашка за жизнь волшебника.
— Да, Ромашка, только не совсем. Он превратился в фантазию.
— Как мило! — чуть не всхлипывала лавочка то ли от горя, то ли от такого неожиданного поворота событий. — Фантазия... Какая она — фантазия и где её искать?
— У Чародея были добрые верные друзья — медведь Лулу, белый павлин и чудесная бабочка неземной красоты. Бабочка первой узнала, что задумала Чародейка. Она села на краешек серебряного кубка и смахнула со своего крылышка в зелье золотую пыльцу. Именно эта золотая пыльца помогла Чародею превратиться в фантазию. Если бы не это, Чародея уже бы не спасти и никогда не вернуть.
— А что же дальше? — разволновалась Ромашка.
— Дальше, — всхлипнул фонарный столб. — Остались песочные часы, а вместе с ними Золотой король и Серебряная королева. Чародейка пыталась разбить эти часы, только ничего у неё не вышло. Часы-то эти непростые, волшебные, и только Чародей знал, в чём их секрет. Так, Чародейке приходилось мириться с правлением и красотой Серебряной королевы, пока вдруг...
Его Величество Фонарный столб замолчал.
— Как ты хорошо обо всём осведомлен, мой дорогой сосед! — в голосе лавочки звучала обида. — Всё-то ты знаешь, о чём мы ни сном, ни духом не ведаем. Хоть бы иногда рассказывал мне о том, что происходит в мире.
— Ночью ты спишь, а я освещаю эту площадь. Днём тебе рассказывают истории люди, не могу же я вмешиваться в ваши диалоги.
— О да, люди много чего рассказывают, но никто из них ещё ни разу не рассказывал так интересно, как ты.
— Простите, но что же было потом? — притопнула от нетерпения ногой Ромашка. — С каждой минутой становится прохладней и прохладней.
— Минутой? — ухмыльнулся фонарный столб. — Нет больше никаких минут. Ты на свои часы посмотри!
Ромашка взглянула на свои детские часики и с удивлением отметила, что они остановились ровно на цифре шесть.
— Сегодня на рассвете песочные часы Чародея похитили.
— Кто? — воскликнули все в один голос.
— Чудокраль — похититель чудес из невидимой страны. Туда исчезают все земные чудеса.
— Как так исчезают?
— Всё, что кажется Чудокралю чудесным, рано или поздно попадает в его невидимую страну. Я слышал, что у него там чудес видимо-невидимо. А время... Разве это не чудо из чудес? Пожалуй, последнее чудо Земли.
— А что же Чародейка? — не сдержался жираф.
— Она была только рада отдать ему эти песочные часы. Когда часы попали в магнитную сеть Чудокраля, они тут же остановились, и он, как рыбу, утащил их с собой. А раз остановились часы, и перестало идти время, то, конечно же, сразу исчезли Серебряная королева и Золотой король. И нет больше солнца, и нет больше звёзд и луны. Осталось вечное раннее серое утро и холод, холод, этот пронизывающий до костей холод, — закончил печальную историю фонарный столб.
— Но где-то же они есть, — немного подумав, предположил жираф. — Я уверен, что солнце можно найти в Африке. Именно туда я и направляюсь.
— Если уж где и следует искать солнце, так это в Австралии, именно туда я лечу, — важно заметил попугай.
— Сомневаюсь, что там вы найдёте солнце, — ответил им фонарный столб. — Но если вы ещё не передумали, то желаю удачи. Может, вам повезёт.
— А мне кажется — не солнце сейчас нужно искать, а подумать о том, как вернуть время, — грустно сказала Ромашка. — У меня, между прочим, сегодня день рожденья. Но похоже на то, что никакого дня рожденья у меня теперь не будет.
— День рожденья? Ничего себе! Поздравляем, Ромашка! Раз такое дело, нужно непременно отправляться на поиски времени! — воскликнула лавочка. — Знать бы только, где его искать.
— И потом, кто-нибудь знает, куда пропали мои мама и папа, бабушка и дедушка? Может, их тоже похитил, как вы там его называете, Чудокраль?
— Всё это странно, Ромашка. Очень странно, — грустно произнёс фонарный столб. — Люди никуда не пропадали, все они спят в своих домах, и будут спать до тех пор, пока мёртвая стрелка в твоих часах не сдвинется с места. Когда украли время, дворник так и замер возле той статуи. А этот пожилой господин спит здесь ещё с вечера. Про твоих родителей, к сожалению, мне ничего не известно.
— Люди, значит, спят, а Ромашка не спит и сегодня у неё день рожденья, — логически стала рассуждать лавочка. — Загадочный поворот событий, вам так не кажется? А в который час ты родилась, не знаешь?
— В шесть утра. Так говорила мне бабушка.
— Шесть утра? — воскликнул фонарный столб. — И это тогда, когда украли время. Какое странное совпадение, вам так не кажется?!
Ромашка только пожала плечами.
— Надо попасть в невидимую страну к похитителю чудес и отобрать у него песочные часы, — придумала девочка. — Только как туда попасть? Ваше Величество, возможно, вы знаете, где находится страна, куда исчезают все чудеса Земли?
— Ох, Ромашка. Опасно это. Невидимых стран, городов и улиц так много, что даже не сосчитать. Надо спросить у сердца.
— Моего сердца? — переспросила Ромашка и положила ладошку на грудь.
— Можно и у своего, если ответит, а лучше у единственного в мире сердца, Ромашка, — ответил фонарный столб. — Правда, теперь это только половинка сердца.
— А где вторая половинка? — поинтересовалась девочка.
— Вторую половинку тоже украл Чудокраль. Единственное в мире сердце — самое прекрасное чудо из всех чудес. Все дороги, улицы, города и страны ведут к нему. Конечно, похититель чудес решил всеми правдами и неправдами завладеть этим чудом. Он тайком пробрался в город Сердца и расставил поблизости свою сеть. Одна половинка сердца почувствовала, что там что-то есть и решила посмотреть. Другая половинка всегда проявляла осторожность и хотела удержать первую. Однако любопытство и дух приключений первой половинки перевесили, и она на секундочку отделилась от своей родной плоти, тут же угодив в магнитную сеть Чудокраля. Она стала звать на помощь, но было поздно. Чудокраль уже был далеко. А вторая половинка была слишком благоразумна, чтобы покинуть свой родной город. Конечно, она могла бы отправиться следом за первой, но разве можно оставить город Сердца без сердца. К сердцу иногда приходят люди. Кто за советом, кто за помощью, кто за любовью. Сердце всегда должно быть на своём месте.
— Похищенное сердце! — вздохнул жираф.
— Одинокое сердце, — смахнула слезу медведица и достала платочек из кармана своей жилетки. — Теперь я понимаю, почему некоторые люди всю жизнь ищут свою вторую половинку. Одна ждёт, а другая где-то странствует. А мы, звери, ничем не хуже. Я тоже ищу свою половинку и готова отправиться вместе с Ромашкой в город Сердца. Вдруг сердце с одной его половинкой подскажет, где мне найти свою.
— Ура! — запрыгала от радости Ромашка.
— Душечка! — представилась медведица и скромно опустила голову.
— Какая прелесть — Душечка! — с умилением воскликнула лавочка. — Я так поняла, вы серьёзно куда-то собрались. Подумать только, коварный Чудокраль! — не унималась она. — И сердце уволок и на время позарился. Может, он и спящих родителей Ромашки поймал в свою сеть.
— Родители у меня и вправду чудесные, только никак не придумаю, зачем они ему понадобились.
— Ну что же, друзья, — прохрипел фонарный столб, обращаясь к жирафу и попугаю. — Если вы ещё не передумали, не смею вас задерживать! Вы за солнцем, мы за временем.
— Тогда я в Африку, — попрощался со всеми жираф и потопал на юг.
— И мне пора. Солнце в Австралии! — прокричал попугай и вспорхнул с плеча Ромашки.
— А теперь, когда эти двое покинули нас, начинаем тайное совещание! — радостно сообщила лавочка, а Ромашка и Душечка счастливо переглянулись.

Глава 3. От сердца к сердцу

— Ромашка, боюсь я одних отпускать вас в это опасное путешествие. Вдруг ты заблудишься или попадёшь в магнитную сеть Чудокраля. И не сможешь найти дорогу обратно. Апчхи! — Шарф слетел с шеи фонарного столба и плавно съехал на землю.
— Развяжи узелок, привяжи ниточку к руке и ступайте. Пока шарф будет распускаться, ты смело можешь путешествовать по улицам и городам невидимого мира. А как распустится совсем — станет уже очень холодно. Оброню я слезинку, и она вмиг замерзнет, конец ниточки примёрзнет к земле, и тебе некуда будет дальше идти. Не раздумывай тогда больше и возвращайся.
— Ну что вы, Ваше Величество! — обеспокоилась Ромашка. — Вы же совсем замёрзнете и потеряете голос.
— Держи ноги в тепле, а голову в холоде, — как всегда вовремя успела вмешаться лавочка со своими дельными советами.
— А и то правда! — вздохнул фонарный столб. — Обойдёшь вон ту статую три раза и вместо одной увидишь сразу три. Та, которая смотрит прямо — тебе не нужна, та, которая смотрит в небо — тебе тоже не нужна.
— Ромашке нужна та, которая смотрит в землю! — не сдержалась и закричала лавочка.
— Нееет. Вечно ты торопишься с выводами. Статуя с закрытыми глазами, Ромашка. Обрати на неё своё внимание. Встань рядом с ней, прикоснись и закрой глаза. Она спросит у тебя: «От кого?». Скажешь ей: «От Его Величества Свет в Ночи». Она спросит у тебя: «Куда?». А ты, Ромашка ей ответишь: «К сердцу». Она знает. Стой и не подглядывай. Сначала ты почувствуешь холодок, странный шёпот, а потом руке твоей станет очень жарко. Тогда смело открывай глаза, а дальше слушай своё сердце и иди вперёд — от сердца к сердцу.
— Я всё поняла. Спасибо, Ваше Величество! А как же Душечка?
— Душечка пойдёт вместе с тобой. Вдвоём вам будет веселей.
— А там, в невидимом мире, все знают о Чудокрале?
— Знают все, но многие его боятся. А раз боятся — не каждый станет о нём говорить. Впрочем, здесь и начинается самое сложное и интересное. Ты сама мне, Ромашка, об этом потом расскажешь. Скорее, нам больше некуда тянуть и без того застывшее время. Земля может превратиться в сплошной ледяной шар. Распусти немного шарф, и отправляйтесь, — сурово приказал фонарный столб.
Ромашка последовала совету фонарного столба и грустно посмотрела по сторонам. Такого унылого утра она никогда ещё в своей жизни не видела!
— Ты ещё не передумала? — спросила на прощанье лавочка.
— Что вы! Мне страшно даже представить, что случится с нашей планетой, если мы не найдём песочные часы. Но мы ведь их непременно найдём и вернём на Звёздную гору. Ведь правда? — погладила она жёсткую шерстку Душечки.
— Правда! — смахнула слезинку медведица, и они направились к статуе в центре площади.
— Возвращайся, Ромашка! — громко всхлипнула лавочка.
— И осторожней там, очень вас прошу! — прохрипел фонарный столб и резко замолчал. Похоже, он полностью потерял голос.
Чем ближе подходили Ромашка и Душечка к мраморной статуе, тем быстрее распускался шарфик и длинней становилась ниточка. Разве может хватить одного шарфика на то, чтобы совершить путешествие по загадочному лабиринту улиц невидимого мира? А вот и может. В невидимом мире всё совсем не так, и одного шарфика хватит на то, чтобы обойти там самые интересные места.

Глава 4. Галатея

Ромашка робко взяла Душечку за лапу, и они вместе обошли вокруг центральной статуи три раза. И вправду, как говорил фонарный столб, откуда ни возьмись, появились три статуи. Одна смотрела в небо, другая смотрела прямо, а третья статуя была с закрытыми глазами. Ромашка тут же прикоснулась к статуе с закрытыми глазами и прикрыла глаза. Сначала и в самом деле стало холодно и, кажется, она даже услышала странное бормотание, однако потом приятный жар разлился по руке.
— Я от Его Величества Свет в Ночи к сердцу, — выпалила сходу Ромашка, едва статуя задала ей знакомый вопрос.
— Не бойся. Ты в невидимом мире, — произнёс незнакомый женский голос, словно почувствовав замешательство девочки.
— А я и не боюсь, — неуверенно произнесла Ромашка и, открыв глаза, поняла, что вместо большой старой площади находится в каком-то новом и совершенно незнакомом ей месте.
— По-моему здесь такой же город! — без должного удивления воскликнула Душечка.
— Я — ворота в невидимый мир, — ответила на восклицание медведицы статуя с закрытыми глазами. — Не знаю, зачем вам понадобилось сердце, но в невидимом мире обычные люди никогда ещё не появлялись.
— А как же вы нас видите c закрытыми глазами? — обратилась Ромашка к статуе.
Статуя тихонько засмеялась.
— А я вас вовсе и не вижу, я просто чувствую.
— Значит, вы даже не знаете, кто живёт в вашем мире, и как всё у вас здесь устроено!
— Я лишь ворота в невидимый мир, — повторила, вздыхая, статуя. — Я с рождения ничего не вижу. Такой меня создал скульптор.
— Как жалко! — грустно сказала Ромашка. — А вы такая красивая!
— Правда? — статуя вздрогнула, и из-под закрытого века по её щеке покатилась слеза.
— Да, — кивнула Ромашка и обнаружила впереди длинную узкую улицу, представляющую собой коридор из серых кирпичных стен.
— Наверное, нам туда, — потянула девочку медведица, и Ромашка сделала шаг вперёд.
— Подождите. А могу я всё-таки узнать, зачем вы здесь?
— Мы идём на поиски украденного времени. Его Величество фонарный столб рассказал нам о том, что похититель чудес Чудокраль живёт в одной из невидимых стран. Он украл у людей время, и жизнь на Земле остановилась. Нам нужно найти Чудокраля и вернуть древние песочные часы, — стала рассказывать Ромашка.
— Ты очень добрая девочка и очень смелая. Никто никогда не говорил мне, что я красивая. Хотелось бы хоть разок взглянуть на себя. А Чудокраль. Нет, здесь он, кажется, раньше не появлялся. Только мой хозяин и теперь вот вы.
— А как вас зовут? — тут же поинтересовалась девочка.
— Мастер в шутку называл меня Галатеей. Ты ведь знаешь историю о Пигмалионе и Галатее? Так что, я тоже Галатея.
— Я знаю историю о Галатее! — радостно закричала Душечка. — У нас в цирке разыгрывали сцену оживления статуи Галатеи. Это было великолепно! А вы живая статуя. Вы и вправду Галатея.
— Галатея, а вы не знаете, где найти вашего мастера? Мы с Душечкой с радостью повидались бы с ним и попросили сделать так, чтобы вы хоть на минутку смогли себя увидеть.
Галатея вздохнула и покачала головой.
— Он навещает меня иногда здесь. Но как и где его найти — я, друзья, не знаю.
— Мастер бывает в невидимом мире?! — обрадовалась Ромашка.
— Может, встретим ещё здесь вашего Пигмалиона, — добродушно сказала Душечка и чихнула. — Ой, не хватало мне ещё заболеть. Идём, Ромашка. Нам нужно скорее к сердцу, вернее к одной его половинке.
— До встречи, Галатея. Мы спешим в город Сердца, — стала прощаться девочка.
— О, вы его непременно услышите! Мастер рассказывал, что город Сердца находится за Цветочными садами, Золотым Холмом и Хрустальным Водопадом.  Желаю вам как можно скорее туда добраться.
И пока гости невидимого мира осторожно ступали по длинному коридору из мрачных каменных стен, Ромашка попросила Душечку рассказать историю о Пигмалионе и Галатее.

Глава 5. «Я  здесь ни при чём»

Чем дальше уходили вглубь невидимого города Ромашка и Душечка, тем длиннее становилась ниточка шарфика, петельки которого распускались и таяли с каждым новым шагом Ромашки.
— Ты ничего не слышишь, Душечка? — спросила Ромашка медведицу.
— Никакого биения сердца я не слышу, но похоже, что за углом кто-то есть.
Девочка приподнялась на цыпочки и несмело выглянула из-за угла длинной каменной стены. Там, занимая всю площадь, на земле лежала огромная раковина бежевого оттенка. Она была настолько огромная, что в ней могли бы смело поместиться Ромашка, Душечка и ещё ползоопарка.
— Это не раковина, а самый настоящий домина! — воскликнула Ромашка, пытаясь обойти раковину и найти, где у неё вход. — Эта раковина, наверное, из океана. Знаешь, Душечка, если приложить раковину к уху, то обязательно услышишь шум моря. Давай послушаем, как шумит эта раковина. Интересно, чем отличается шум океана от шума моря.
Пока они внимательно рассматривали раковину и каждый её отросток, Ромашке показалось, что отростки раковины, напоминающие антенны, живые и даже шевелятся. Ромашка робко прикоснулась к кончику отростка, но он был обыкновенным, твёрдым.
Неожиданно из отверстия раковины показался чёрный ботинок и штанина чёрного цвета, следом второй ботинок со штаниной, серый пиджак, а потом уж и помятая шляпа, которая словно блин лежала на голове загадочного человека. Наконец-то детали кроя сложились в единую картинку, и незнакомец повернулся к гостям лицом. Увидев перед собой девочку в жёлтой панамке и настоящего живого медведя, он не на шутку перепугался и стремительно попятился назад.
— Похоже, здесь кто-то живёт! — Ромашка была счастлива, что в невидимом мире им встретилась хоть одна живая душа.
— Здравствуйте! — закричала она во весь голос, как будто бы незнакомец был глухим. — Мы идём в город Сердца! Вы случайно не знаете, какой дорогой нам туда лучше пройти.
Человек, похоже, немного успокоился, однако его голос всё равно звучал настороженно и с волнением.
— Я здесь ни при чём! Я здесь ни при чём!
— Не бойтесь, мы не сделаем вам ничего плохого. Мы здесь гости. Идём в город Сердца.
— А я и не боюсь. Но всё равно я здесь ни при чём.
— Вы, наверное, уже знаете, что там, у нас в видимом мире, такое случилось, такое... У нас украли время, потом куда-то пропало солнце, и теперь ужасно холодно. Очень холодно! Вот и у вас, как я погляжу, погода совсем не радует, — Ромашка поёжилась, переступая с ноги на ногу.
— И сыро! — добавила Душечка.
— Не знаю я никакого времени! А солнце... Зачем мне ваше солнце? Я здесь ни при чём! Я здесь совершенно ни при чём! — не на шутку рассердился незнакомец.
— Мы вас нисколько не обвиняем. Нам просто интересно. Я Ромашка. А это Душечка! — показала на медведицу девочка.
— А зачем вы сюда пожаловали, и для чего вам нужен этот самый город Сердца? — подозрительно посмотрел на своих гостей загадочный житель раковины.
— Мы ищём Чудокраля. Вы случайно не слышали о таком? Это ужасный злодей, преступник и вор. Охотится за чудесами. Он украл у нас время. И живёт где-то здесь, в невидимом мире.
— Я никогда о нём не слышал! — завопил незнакомец, и его маленькие жёлтые глазки забегали во все стороны. — Не знаю я никакого Чудокраля и знать не желаю!
— Как же так? Но ведь именно он похитил одну из половинок сердца. Разве вам об этом не известно?
— Я никогда не бывал в городе Сердца. Мне это ни к чему. Мне и здесь хорошо.
— Как жаль, — расстроилась Ромашка, понимая, что с этим чудаком каши не сваришь. — Идём, Душечка. Только время теряем! — нарочно с пренебрежением воскликнула девочка.
Однако таинственный незнакомец вызвал у неё огромный интерес и любопытство. А ещё девочке хотелось попасть внутрь раковины и посмотреть, зачем этот чудной человек вообще туда забрался. Неужели нельзя было найти жилище получше? Хотя домов в виде раковины Ромашка никогда в своей жизни не видела, дом-раковина всё-таки выглядел весьма необычно, и произвёл на неё неизгладимое впечатление.
Душечка с раздражением махнула в сторону жителя раковины платочком, и они стали осматриваться по сторонам.
— Простите, но мы так и не узнали, как вас зовут? — сказала девочка.
— Тулупчик я. Тулупчик — золотые руки! — человек, казалось, осмелел и успокоился, почувствовав, что никакая серьёзная опасность ему не угрожает.
— Тулупчик золотые руки? Вот это да! Значит, вы мастер на все руки?
— Может быть и так, но я здесь совсем ни при чём!
— Ромашка, мне кажется, нам туда, — потянулась носом в туманную даль медведица. Казалось, она уловила какой-то приятный знакомый запах и не могла удержаться.
— Стойте, стойте! Туда нельзя! — разволновался Тулупчик и кинулся к медведице. — Нет там ничего, заблудитесь в тумане, попадёте в бешеную воронку и всё. Прощай, мама!
— Если туда нельзя, то куда же нам тогда идти? — пожала плечами Ромашка. — В какой стороне находится город Сердца?
— Если бы я знал! — развёл руками Тулупчик. — Здесь у нас,  в невидимом мире, всё непредсказуемо. Всё постоянно меняется. Даже улицы и дома меняют своё местоположение.
— Ну, хоть какая-то от него польза, — еле слышно проворчала Душечка, но Тулупчик очень хорошо расслышал её слова.
— Именно польза! Я хочу вам помочь! Не всегда встретишь здесь людей из видимого мира. — Тулупчик вернулся к отверстию раковины, которое служило входом в его дом, и тихим свистом оттуда кого-то позвал.
В тот же миг из раковины вылетел серый мотылёк с полупрозрачными крылышками.
— Ему знакома здесь каждая щёлочка. Он покажет вам дорогу в город Сердца. И ещё... Я хотел бы подарить вам вот это, — Тулупчик что-то нащупал в кармане своего пиджака и что-то достал из него.
— Для моих новых знакомых из видимого мира ослепительно-белая жемчужина, — протянул он на ладони Ромашке гладкую беленькую горошинку.
Жемчужина была такой красивой, блестящей, что Ромашка не удержалась и запрыгала от радости.
— Вот здорово! Подарок из невидимого мира! — с восхищением произнесла она и немедленно спрятала жемчужину в карман своей зелёной кофточки. — Я сделаю из неё ожерелье.
— Так сказать, на память от меня, Тулупчика — золотые руки! — улыбнулся акульей улыбкой обитатель раковины и довольно потёр ладони.
Серый мотылёк тем временем сел Ромашке на панамку и ожидал команды от своего хозяина.
— Следуйте за мотыльком. И никуда не сворачивайте! Все эти улицы, переулки и перекрёстки — самый настоящий лабиринт, знаете ли. Мой друг знает кратчайший путь и быстро приведёт вас в город Сердца. А если кто-нибудь вдруг спросит вас обо мне, вы никогда меня не встречали. Я здесь вообще ни при чём! — снова завёл старую пластинку загадочный Тулупчик и поспешил укрыться в своей раковине.
Ромашка хотела поблагодарить нового знакомого, но тот уже скрылся из вида.
Серый мотылёк тут как тут напомнил о себе, замельтешил перед глазами и полетел в сторону длинной каменной стены, туда, откуда только что пришли Ромашка и Душечка.
— Что-то не понравился мне этот Тулупчик! — зашептала Душечка Ромашке. — Я слышала запах цветов, Ромашка. Там, где туман. А он запретил нам туда идти. Ты же знаешь, что у нас, зверей, хороший нюх. А оттуда доносился медовый запах. Запах медовых цветов.
— Нет, он же сказал, что там какая-то бешеная воронка. Ему лучше знать. Может, запах доносится из неё. А вдруг там ловушка! — возразила Ромашка.
— Ну не знаю. Кажется, мы возвращаемся туда, откуда только что пришли. Смотри, куда летит этот мотылёк. А Галатея упоминала о цветочных садах. Помнишь? — не унималась Душечка.
— Ладно, посмотрим ещё, — успокоила её девочка.
— И всё же, я бы не стала доверять этому мотыльку, — не унималась Душечка. — У меня плохое предчувствие. Вот и Его Величество фонарный столб предупреждал нас быть осторожными.
— А что же нам в таком случае делать? — повысила голос Ромашка. — Если мы будем осторожничать, то ещё целых сто лет будем искать, где живёт этот Чудокраль. Пойми, если мы будем молчать и никого ни о чём не спрашивать, то лучше уж нам вернуться назад и достать свои шубы. Землю, наверное, уже покрыла ледяная корка.
Душечка покорно согласилась, и они последовали за серым мотыльком.

Глава 6. Западня

Пока Ромашка с Душечкой спешили за мотыльком, они с удивлением обнаружили, что на пути у них появилось множество поворотов, углов и перекрёстков. Странно. Им не встретилось ни одного жилого дома или строения, которые хоть немного напоминали бы о схожих вещах в видимом мире людей. Всё вокруг выглядело безлюдным и безжизненным. На небе густая и плотная завеса, под ногами серая пыль, а по сторонам холодные каменные стены, напоминающие лабиринт. Более унылого, мрачного и скучного зрелища Ромашка себе не представляла. А мотылёк уверенно летел по каменному лабиринту, всё больше и больше разматывался жёлтый шарфик девочки.
— Я устала, — призналась Ромашка, и тревожные мысли промелькнули у неё в голове.
— Постой, а где же мотылёк? — остановилась Душечка, чтобы перевести дыхание.
Ромашка замотала по сторонам головой, но мотылёк словно провалился сквозь землю.
— Я так и знала. Нас обманули! — обречённо сказала Душечка и полезла в карман за платочком.
— Мы всего лишь попросили показать нам город Сердца. А здесь мне ничего не напоминает о сердечной теплоте.
— Теплота... Откуда же ей взяться среди этих странных каменных ограждений? Для чего их вообще здесь понастроили?
— Похоже, что мы заблудились, — чуть не плача, сказала девочка.
— Глупости! А клубочек? Ты забыла, что за тобой тянется ниточка от твоего шарфика. Мы не можем заблудиться. Смотри, ниточка по-прежнему привязана к твоей руке. Если ты станешь наматывать ниточку на руку, и мы пойдём за ней, то выберемся из этого лабиринта.
— А и вправду! — засияли от радости глаза Ромашки и тут же потухли. — Это значит, что мы снова окажемся на старом месте у раковины Тулупчика. А он предатель и мотылёк его тоже. А может, мотылёк заблудился? Помнишь, Тулупчик говорил, что здесь постоянно всё меняется.
— Не думаю, — покачала головой Душечка. — Из туманной дали доносился цветочно-медовый аромат. Наверняка, это были цветочные сады, о которых говорила Галатея. И Тулупчик прекрасно об этом знал. Он нарочно показал нам ложный путь. Похоже, он вовсе не хочет, чтобы мы попали в город Сердца.
— Но почему?
— Что-то здесь не так. Нехороший он, этот Тулупчик. Мы, звери, хорошо чувствуем людей. С самого детства у меня были разные дрессировщики, и у каждого свой характер и причуды. Пожалуй, самая душевная из всех это моя Маша.
— Маша?
— Она сейчас со мной работает. Погладит меня ласково, побалует мёдом или вкусной конфетой и говорит: «Душечка, за работу». Работа с ней одно удовольствие! Обручи, мячи, скакалки и самокаты... И так день за днём, пока не наступит время для выступлений. А ещё моя Маша любит читать детективы. Когда она уходит на обед, я потихоньку стащу со стола её книгу — и читать. Меня ещё в детстве научили читать. Поэтому в жизни, Ромашка, я немного разбираюсь. Не обижайся, но и в людях я понимаю больше, чем ты. Ты очень доверчивая девочка, как все дети. Одно не пойму, как мог отпустить тебя в этот невидимый мир Его Величество фонарный столб. Какое счастье, что я оказалась рядом!
— Не представляю, что бы я без тебя делала, — обняла Ромашка Душечку.
Душечка была такая большая, тёплая. Нет, ей вовсе не нужна шуба, а вот Ромашке сейчас не помешала бы. Здесь, в неприветливом невидимом мире, Душечка стала единственным родным существом для Ромашки. А эта удивительная страсть медведицы к детективам... Девочка даже не догадывалась, что необычные способности и познания Душечки скоро им  здесь очень пригодятся.

Глава 7. Златовласка

И действительно, ниточка шарфика, эта единственная связь девочки с видимым и невидимым миром, помогла нашим отважным героям быстро и беспрепятственно пройти все запутанные повороты весьма странного каменного лабиринта. Они снова оказались у знакомой каменной стены, за углом которой находилась огромная раковина мастера Тулупчика.
— Мне страшно туда возвращаться, — призналась Ромашка.   
— Не бойся. На этот раз мы быстро обойдём раковину стороной и пойдём себе дальше  на запах медовых цветов. Ничего нам этот Тулупчик не сделает. Не успеет.
— Какая ты смелая! — похвалила девочка медведицу и снова стала наматывать распутанную ниточку на руку, которая всё это время волочилась за ними по земле. Однако, не успев сделать и шага, Ромашка вдруг остановилась и прислушалась. Ей показалось, что кто-то неподалёку плачет.
— Ты слышала?
Душечка кивнула, пытаясь понять, чей это плач, и откуда он доносится.
— Помогите! Помогите, кто-нибудь! — жалобно раздавался из глубины каменного коридора женский голос.
— Скорее, Душечка!
— Что ты? Там же Тулупчик! Только этого нам ещё не хватало!
К удивлению Ромашки и Душечки, за углом больше не было знакомой им раковины. Вместо этого на пустыре росло одинокое высокое-превысокое дерево, возле которого, запутавшись в своих волосах необычайной красоты, сидела и плакала девушка. Девушка была миленькой, в роскошном парчовом платье. Однако первое, что бросалось в глаза — это её длинные волосы. Волосы были красивейшего золотистого цвета. «Принцесса Златовласка», —  подумала Ромашка и улыбнулась.
Не раздумывая,  девочка бросилась принцессе на помощь, но всего лишь миг  — и она исчезла из виду, словно растворилась в воздухе. Душечка последовала за девочкой, но больно ударилась носом, наткнувшись на невидимое препятствие. Здесь, на пустыре, должна была быть огромная раковина мастера Тулупчика, вместо которой им открылась совсем другая картина. А теперь и это всё куда-то бесследно исчезло. Но самое страшное во всей этой истории было то, что их разлучили с Ромашкой. Душечка изо всех сил пыталась пробраться вперёд, туда, где только что плачущая девушка просила о помощи, но невидимая стена не пускала.
— Ромашка, Ромашка! Где ты? Отзовись! Ты меня слышишь? — рычала медведица и била лапой по невидимой стене в надежде проломить её и оказаться рядом с девочкой. Единственное, что утешало Душечку, это жёлтая ниточка, которая тянулась по земле до самого того места, где они потеряли друг друга из виду. Значит, Ромашка где-то рядом, её просто не видно. А что, если это проделки коварного злодея Тулупчика. Что, если он придумал очередную западню, а заодно решил разлучить их. Душечка сильно расстроилась и стала переживать за девочку. Они ещё не добрались до города Сердца, а уже умудрились попасть в переделку. С таким положением вещей они вряд ли найдут страну Чудокраля, а уж о том, чтобы вернуть время, вообще не могло идти и речи.
А тем временем, пока Душечка пыталась разгадать загадку невидимой стены, Златовласка рассказывала Ромашке свою грустную историю.
— Помоги мне, девочка, — слёзно умоляла принцесса. — Возьми под деревом золотой гребешок, распутай мои волосы да расчеши.
Ромашка с интересом посмотрела на золотистые волосы принцессы. Ей никогда прежде не доводилось видеть такие длинные волосы. Как принцесса с ними вообще управляется? Зачем человеку волосы, которые волочатся по земле? Но девочка послушно подошла к дереву и подняла с земли золотой гребешок, который удивил её своей тяжестью. Похоже, он и вправду был изготовлен из самого настоящего чистого золота.
— Простите, зачем вам такие длинные волосы? — не удержалась и спросила у Златовласки Ромашка. — Это очень непрактично.
— В моих волосах волшебная сила. За ними охотится сам Чудокраль.
— Чудокраль!? — вскрикнула Ромашка от испуга. — Вы его знаете?
— Кто же его здесь не знает? Он мечтает заполучить самые волшебные вещи, какие только существуют на свете. И не только здесь у нас — в невидимом мире. Он даже научился проникать в мир видимый, там, где живут люди.
— Он уже там побывал и совершил самое зловещее преступление, — вздохнула Ромашка. — Он украл у нас время. Я из видимого мира.
— Вот как! — с интересом осмотрела девочку принцесса. — Я не знаю, что такое время. Но, наверное, и вправду, что-то прекрасное, раз Чудокраль позарился на него. Однако помоги мне. Разговорами делу не поможешь.
И пока Ромашка усердно расчёсывала волосы принцессы Златовласки, которые спутались в клубок вокруг дерева, та иногда вскрикивала от боли.
— Красота требует жертв! — повторяла при случае Ромашка, вспоминая слова своей мамы. — Немного терпения, принцесса! Думаете, легко расчесать ваши длинные волосы таким тяжёлым гребешком. Да на это уйдёт целый год! И все люди в видимом мире погибнут. Как же у меня устали и болят руки! — слёзы покатились по щекам Ромашки и упали на золотой гребешок. О чудо! Едва несколько слезинок коснулись гребешка, тот вдруг стал лёгким, как пушинка.
Ромашка вытерла слёзы и с удивлением покрутила гребешок перед собой.
— И всё-таки, для чего понадобились Чудокралю ваши волосы? Вы не представляете, как он нам нужен. Именно за этим я в невидимом мире. Со мной ещё Душечка — самая добрая медведица на свете. Только мы друг друга потеряли. Ничего не могу понять. Куда она подевалась?
— Боюсь предположить самое страшное. Это всё проделки Чудокраля. Я убегала от него, как вдруг на дороге увидела это дерево. Думала, что смогу за ним спрятаться, но только запуталась. Стала плакать и звать на помощь, а тут вдруг ты.
— Значит, мы появились вовремя! — обрадовалась Ромашка. — Чудокраль был рядом. И всё же, что такого в ваших волосах, отчего они так сильно понадобились Чудокралю.
— Во всём невидимом мире нет таких волос, которые могли бы творить самые настоящие чудеса. Дома у меня есть даже специальная книга, в которой описаны все волшебные свойства моих волос. Ровно девяносто девять пунктов записаны в книге, кроме одного. Когда я была совсем маленькой, самая старая колдунья невидимого мира открыла моей бабушке одну важную тайну. Этой тайной стал пункт под номером сто, которого нет в книге. Вместе с моими волосами растёт огромная скрытая сила. Однажды я встречусь с фантазией, и мои волосы помогут вернуть жизнь тому, кому вернуть её невозможно. Поэтому мне нельзя стричь волосы до тех самых пор, пока я не встречу эту самую фантазию. Растерять силу моих волос на разные мелочи очень легко. Все они описаны в девяноста девяти пунктах нашей семейной книги. Однако, что это за фантазия, где и когда мне доведётся с ней встретится, я пока не знаю. 
— Фантазия! — вскрикнула Ромашка и задумалась на мгновенье. — Его Величество фонарный столб рассказывал, что Чародей превратился в фантазию. Может, именно его вам придётся спасти! Как чудесно! — обрадовалась девочка.
Златовласка только пожала плечами и продолжила.
— Теперь ты понимаешь, почему мои волосы волочатся по земле и постоянно путаются. Каждый день прислуга расчёсывает и укладывает мои волосы. Перед сном служанки их распускают и аккуратно укладывают по всей комнате, а когда погода хорошая, то спускают мои волосы из окна. Тогда ветерок нежно треплет их по ночам и мне снятся чудесные сны. Так было и этой ночью. Только на этот раз мне приснился ужасный сон. Кто-то тащил меня за волосы. Было очень больно. Я проснулась с криком и увидела в раскрытом окне Его.
— Кого? — Повисла в воздухе рука Ромашки с гребешком и от страха затряслись ноги.
— Чудокраля! В его руке блеснули большие металлические ножницы. Он хотел остричь мои волосы, остричь как можно больше моих драгоценных волос! Но ему ничего не удалось сделать. Я стала кричать, звонить в колокольчик и звать на помощь. Чудокраль тут же скрылся в окне. На следующее утро я увидела его в саду. За розовым кустом мелькнули знакомые металлические ножницы. Я немедленно произнесла одно маленькое заклинание, чтобы стать невидимой, но перепутала одно слово и осталась один на один с Чудокралем. Оставалось только бежать. Тогда я произнесла другое маленькое заклинание, чтобы бежать, как самая быстрая лань на свете, но на пути мне попалось это самое дерево, за ствол которого запутались мои волосы. Это была верная погибель. Меня бы непременно догнал Чудокраль, если бы не ты, девочка. Как зовут мою спасительницу? Я ведь так и не знаю твоё имя.
— Ромашка, — скромно произнесла Варя, совершенно позабыв, что у неё в видимом мире совсем другое имя.
— Ромашка! Красивое имя! — улыбнулась Златовласка и тут же ойкнула от боли. Ромашка никак не могла расчесать кончик прядки золотистых волос принцессы.
— Ну вот, кажется, я распутала ваши волосы, — с гордостью сообщила девочка.
— Не знаю, как благодарить тебя. Может, помимо желания найти Чудокраля у тебя есть и другие желания?
— Нам нужно попасть в город Сердца. Сердце знает всё. Сердце подскажет, как найти Чудокраля, и как вернуть на Землю время.
— Вырви, Ромашка, из моих волос три волоска. Город Сердца находится за цветочными садами, золотым холмом и хрустальным водопадом. Однако для человека из видимого мира это может быть опасно. Случись с тобой беда, переломи один мой волос напополам, и выход будет найден. И ещё. Возьми себе золотой гребешок, хорошенько спрячь. Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь, расчеши этим гребешком свои волосы три раза, и я немедленно появлюсь.
Ромашка спрятала гребешок в карман своей кофточки и по настоянию золотоволосой принцессы аккуратно вырвала из её роскошной копны три золотых волоса. Она закрутила их в ожерелье и, повесив себе на шею, в целях осторожности спрятала под кофточку.
Неожиданно кто-то громко чихнул, и за спиной у Ромашки появилась Душечка.
— Душечка, дорогая моя! Ну куда, куда же ты пропала? — бросилась обнимать медведицу Ромашка.
— Ромашка, не могу поверить! Это всё духи Маши.
— Какие духи? — не могла понять девочка, о чём это говорит Душечка.
— Они самые! — показала на маленький флакончик в своей лапе медведица. — Случайно нащупала в кармане своей жилетки. Я так испугалась, Ромашка. Не знала, что и делать. Кто-то поставил между нами невидимую стену. Я осталась там, а ты здесь. О, мне кажется, прошла целая вечность. Но я решила ждать и никуда не уходить. Если бы кто-то заметил твою ниточку, могло бы случиться самое страшное. Я даже всплакнула, полезла за платочком в карман, а там обнаружила маленький флакончик духов Маши. Маша любила душиться ими перед работой. Скажу по секрету, для своего Аркадия. Я открыла флакончик и нанесла несколько капелек на лапку. Густой аромат ударил мне в нос, я чихнула и вдруг увидела вас. Невидимая стена куда-то пропала.
— Чудеса, да и только! — Ромашка вся сияла. — А это — Златовласка, — представила девочка медведице принцессу и рассказала обо всём, что с той произошло.
— И снова этот Чудокраль, — покачала головой Душечка. — Неужели нет на него никакой управы? Это сколько же ещё он будет бесчинствовать, и разворовывать чудеса планеты?
— Чудеса ему нужны для всемогущества, — сказала принцесса. — Простите, а что это у вас за такой приятный цветочный аромат? — взглянула она на флакончик духов в лапе Душечки.
— Духи моей Маши. Это они помогли убрать невидимую стену. Наверное, в них содержится элемент, который способен раздвигать стены в вашем невидимом мире. Если бы не они, не знаю, что было бы со всеми нами.
— Ах, неужели это та самая волшебная вода из видимого мира, о которой говорила колдунья моей бабушке. «Волшебная цветочная вода из видимого мира способна защитить тебя, Златовласка». Я очень хорошо помню эти слова. Она говорила, что сильнейший аромат этой воды способен отпугнуть любых злодеев, которые захотят завладеть моими волосами. Сейчас пришло время. Мои волосы достаточно длинные, чтобы стать предметом интереса для разных негодяев.
— Нанесите несколько капель на волосы, принцесса! Вдруг это и вправду поможет. Душечка, может, отдадим духи Златовласке. Они ей сейчас очень необходимы. Но самое главное, о чём ты не знаешь. Волосы Златовласки могут спасти фантазию. Помнишь, о чём говорил фонарный столб? Помнишь, что случилось с Чародеем?
— А что скажет Маша? — растерялась поначалу Душечка, но тут же не раздумывая протянула флакончик принцессе. — Возьмите, принцесса. Мы всегда рады помочь. Берегите свои чудесные волосы. Не растрачивайте их силу понапрасну. Нам нужно помочь одному человеку, но, как и где его найти, мы пока не знаем.
Принцесса с радостью взяла флакончик духов и сразу же нанесла несколько капель на волосы. Цветочный аромат густо разлился в воздухе.
— Теперь Чудокралю до меня не добраться! — засияли глаза принцессы от счастья. — Сейчас я произнесу заклинание и снова окажусь дома. А вам туда, где туман. Не бойтесь. За ним Цветочные сады, за ними Золотой Холм, за холмом Хрустальный Водопад. А там и город Сердца. Будьте внимательны и осторожны. Неприятные сюрпризы могут подстерегать вас повсюду.
— Вот видишь, Ромашка. Я была права. Я слышала цветочный запах. А этот скверный тип по прозвищу Тулупчик обманул нас. Он не хотел, чтобы мы попали в город Сердца.
— О ком это вы? — удивилась принцесса.
— Да был тут один, как раз на этом самом месте. У него дом — огромная раковина. Очень странный человек по имени Тулупчик. На все руки мастер, — стала объяснять принцессе Ромашка.
— Боюсь предположить, но этот Тулупчик — слуга Чудокраля. А если так, то он очень опасен. Не давал ли он вам какую-нибудь вещицу на память?
Ромашка отрицательно покачала головой, совершенно позабыв о белоснежной жемчужине.
— А жемчужина? — напомнила Душечка.
— Ой, правда. Вот она! — достала из кармана кофты жемчужину Ромашка. — Такая красивая.
— Красивая, но коварная. Немедленно выбрось! Хотя, нет. Отдай мне. Она может нам пригодиться, — задумала что-то принцесса.
— А что в ней такого, в этой жемчужине? — с удивлением спросила девочка.
— Боюсь, вы у этих злодеев всё время на виду. В каком бы месте невидимого мира вы не оказались, он вас легко сможет найти. Только волшебная вода может создать помехи и спасти вас от преследования. Наверное, она вам нужнее, — протянула принцесса флакончик духов обратно.
— Нет, нет, мы не возьмём! Раз у нас больше нет его жемчужины, то и бояться нам нечего. Берегите свои волосы, Златовласка. Будет очень неприятно, если они окажутся у этого злодея.
Златовласка поблагодарила своих новых друзей, пожелала им лёгкой дороги, произнесла заклинание и исчезла. В тот же миг следом исчезло огромное дерево, и Ромашка с Душечкой остались стоять на пустыре.
— И дерево испарилось, — тихо сказала девочка.
— Дерево было ненастоящее. Это их проделки. Чудокраль непременно догнал бы принцессу, но мы ему помешали. А невидимая стена... Это Тулупчик. Если жемчужина была средством связи, он всё прекрасно видел. Он нарочно сотворил невидимую стену. Они хотели устроить нам, всем троим, ловушку. Да только я не успела. И потом эти духи. Кто бы мог подумать, что они нам здесь так пригодятся. Эх, Маша. Спасибо тебе, родная, — прослезилась Душечка и погладила Ромашку по голове.

Глава 8. Лулу и половинка сердца

Однажды с неба на Землю упала звезда. Она раскололась на два осколка. Один упал у подножия Звёздной горы, другой затерялся в золотых песках пустыни. Звёздную гору любили звёзды: за её красоту и чудеса. А печку-пустыню любили верблюды: за её вкусные пироги с ягодой и колючкой.
Но как-то раз древние песочные часы похитили, в них перестал струиться волшебный песок и с лица земли исчезли Золотой король и Серебряная королева. Земля замёрзла-застыла, как зимнее озеро, но там, где землю ранили звёздные осколки, из глубины пробивалось тепло. Кто-то варил в её недрах вкусную кашу и кормил ею тех, кто ещё ходил по поверхности.
У подножия Звёздной горы обитал большой бурый медведь, на её нехоженых тропах порхала чудо-бабочка неземной красоты, а у вершины перед башенкой важно и величественно расхаживал белый павлин, пленяя взор своим роскошным хвостом.  Здесь, в башенке из белого камня ещё недавно жило время —  древние песочные часы — творение рук Чародея, но теперь Звёздная гора тосковала, а вместе с ней тосковала и Чародейка. Теперь она была единственной владычицей планеты, на которой остановилось время, и продолжала жить лишь благодаря силе своего амулета, а ещё потому, что подземный источник согревал Звёздную гору, словно кто-то невидимый знал о том, что это ещё не конец.

***

Где-то далеко-далеко за густыми туманами, которые скрывают за собой чудесную Звёздную гору, одиноко бродит разъярённый медведь и ищет свою Большую медведицу. С тех пор, когда на Земле украли время и куда-то исчезли Золотой король и Серебряная королева, с ночного небосвода пропали луна и звёзды, а вместе с ними и его сокровище — Большая медведица. Сначала он потерял лучшего друга — Чародея, а теперь и свою любимую.
Медведь Лулу (а так прозвал его Чародей), обитал у подножия Звёздной горы ещё задолго до появления волшебников. Когда на гору пришли волшебники, у них подрастали дети — красивые, как солнце и луна, брат и сестра. Звали их все Чародей и Чародейка.  Так, у медведя Лулу вскоре появился верный друг — мальчик Чародей. В знак преданной дружбы Чародей подарил Лулу великолепное звёздное чудо — Большую медведицу. Каждую ночь Лулу смотрел на небо и вздыхал от счастья. Звёздная медведица стала его отрадой.
Это случилось до того, как похитили время. Когда неожиданно исчез Чародей, у подножия горы появился странствующий путник. Он смело забрался на вершину Звёздной горы. Никому из людей прежде не удавалось взобраться на эту гору. Отчасти это было дело рук и самих волшебников, которые своими заклинаниями сделали многие тропы нехожеными. Кроме Чародея и Чародейки на Звёздной горе уже давно никто не жил. Тогда Чародейка отправилась к Вазе Отчаяния в черту раздумий, чтобы узнать, как разделаться со своей соперницей — Серебряной королевой. А загадочный путник в тот момент находился в маленькой белой башенке, любовался древними песочными часами, счастливо наблюдал, как летели в стремительном потоке золотые песчинки, и улыбаясь, махал рукой из окна башни Золотому королю и Серебряной королеве. Кто был этот человек и для чего он сюда пожаловал? И как ему, простому смертному, удалось покорить волшебную Звёздную гору? Откуда он пришёл и куда ушёл после? Вопросы, на которые пока не было ответа...
Спустившись с горы,  путник повстречался с медведем Лулу. Лулу обрадовался, стал яростно рычать, рассказывая нежданному гостю о своём любимом хозяине Чародее и его странном исчезновении. Путник внимательно выслушал Лулу, но ничего не ответил. Разве он мог понимать язык зверей? Вместо этого он открыл саквояж и достал оттуда пахучую смоляную шишку. Вероятно, он решил, что медведь голоден.
Спустя время, когда путник покинул чудесные окрестности Звёздной горы, Лулу обнаружил на земле необычную цветную картинку. Похоже, она выпала из саквояжа путника, когда тот доставал шишку. На картинке была изображена половинка алого сердца. Лулу сразу же подумал о Большой медведице и с нежностью прижал картинку к своей груди.
А потом древние песочные часы Чародея оказались в руках похитителя чудес Чудокраля. В тот же миг исчезли Золотой король и Серебряная королева, навсегда погасли мерцающие звёзды.  От горя Лулу чуть не сошёл с ума, и, казалось, был обречён на вечное скитание вокруг Звёздной горы. Ему больше никогда не увидеть свою небесную подругу и никогда не смотреть на звёздное небо. Так медведь стал хранителем Звёздной горы и застывшего времени, а ещё хранителем одной половинки сердца, половинки, которую он потерял и уже навсегда...

Глава 9. Каранда и похищенные ароматы

Давным-давно, до того, как было украдено время, в невидимом мире всё было иначе. Тогда ещё никто не слышал о коварном похитителе чудес Чудокрале или могущественной злой колдунье Каранде. Невидимый мир представлял собой самое настоящее чудо. Всё в нём казалось невиданной диковинкой, пока однажды...
Старая колдунья по имени Каранда не один век бродила по свету. Она проникала в сказки, заколдованные миры и искала средство, как вернуть себе вечную молодость и ту особую силу, которая господствовала бы над другими силами. Как-то раз она забрела в невидимый мир и сразу же поняла, что нашла то, что хотела. Всё, что нужно было  колдунье — это попасть в Цветочные сады, навестить Холм Вечной Красоты и испить живой воды из Водопада Силы. Безобразная с лица, беззубая, одноглазая и хромая Каранда с клюкой и в грязных лохмотьях вызывала у всех ужас. Её сердце не знало любви, и было заколочено ото всех, как запретная комната, куда никому ни за что никогда не пробраться. Она брела улицами невидимого мира, и всё живое стремительно пряталось, чтобы избежать этой нежеланной судьбоносной встречи. Счастье тому, кто не попался ей на пути, счастье вдвойне, о ком она ничего не знала.
Когда Каранда появилась в Цветочных садах, цветы немедленно почувствовали угрозу, сжались от страха, опустили головки, пряча свои милые личики. Их лепестки задрожали, а стебельки пригнулись к земле в надежде найти у неё защиты.
 «Мы ничего плохого тебе не сделали, иди своей дорогой», — в один голос зашептали цветы.
— За что вы так ополчились на бедную старушку? — вступилась за колдунью белая лилия. — Разве вы не знаете, кто она и как нужно вести себя с особами этого круга?
Белая лилия сразу распознала в старухе непростую гостью. Семья лилии много повидала на своём веку. Когда-то братья и сёстры лилии росли в саду самой колдуньи Сновиды. Им то не знать о могуществе особ этого рода. Именно такой особой была старуха в чёрных лохмотьях. Но цветы не ответили белой лилии. Они всегда жили в атмосфере искренности и красоты. Они не умели притворяться и лгать. Непрошеная гостья им вовсе не понравилась. От такой жди беды. И беда не заставила себя ждать. Старуха приблизилась к белой лилии и зашептала той на ушко:
— Кто из вас королева этого сада?
— У нас нет королевы, а точнее все цветы мнят из себя королев, — с презрением в голосе ответила колдунье белая лилия.
— Как же так? Ты должна быть королевой! Знаешь ли ты силу своего аромата? Да он затмит убогие ароматы этих несчастных, — пригрозила старуха, замахнувшись клюкой в сторону цветочных клумб и кустов. — Сейчас мы это исправим. Увидишь, что останется от Цветочного сада. Совсем скоро этот сад станет зваться садом Белой Лилии. Твой неповторимый манящий аромат будет слышен на всю округу невидимого мира. Все будут жаждать повидать красавицу лилию. Они будут тебе поклоняться, восхищаться твоей  грациозностью и сходить с ума от аромата, что слаще мёда.
Белая лилия от этих слов загордилась, распрямила спину и важно скрестила перед собой свои листочки-руки. Колдунья тем временем невнятно бормотала себе что-то под нос и там, где ударяла, словно молния, её клюка, всё увядало и чахло на глазах. Другой рукой старуха собирала ароматы, отнимая их у цветов, и наполняла ими свой мешок. Вскоре в саду не осталось ни одного цветущего кустика или растения. Цветы были заколдованы Карандой. Они выглядели жалко, сжавшись от беспомощности, скрутившись и скорчившись от боли. Они увяли, поблекли и отныне больше никому не могли подарить своё ароматное настроение, рассказать цветочную сказку или легенду. В заколдованном саду благоухала одна лишь белая лилия, а Каранда, отобрав у цветов их ароматы, сразу же помолодела  на полвека. Она не нуждалась более в клюке и довольная, отбросила палку в сторону.
Когда белая лилия увидела, как дурно поступила с её друзьями колдунья и во что та превратила Цветочный сад, она заплакала. Каранда смерила лилию презрительным взглядом и зловеще захохотала. Её смех звучал так омерзительно, что хотелось закрыть уши. Казалось, что его громкие раскаты долетели до глубочайших недр земли и навечно застряли там.
— Ты ведь пожелала быть королевой. Теперь ты королева! Что тебе ещё нужно? Да будет тебе известно, что в твоём окружении оставаться слишком долго опасно для жизни. Ты затуманишь разум любому мыслящему существу, а потому я спешу поскорее убраться из этого зловонного места, — как можно больнее уколола цветок Каранда и навсегда оставила Цветочные сады.
— Они ещё услышат обо мне, они ещё вспомнят Каранду! — всю дорогу злобно бубнила колдунья. Теперь она торопилась с визитом к Холму Вечной Красоты.

Глава 10. Каранда и Золотой Холм

Слава о Холме Вечной Красоты простиралась за пределы невидимого мира. На его зелёных склонах, благоухающих свежестью и излучающих безмятежность, звонко пели птицы, с цветка на цветок перелетали, играясь, бабочки, нежились на солнышке, прячась в мягком сочном травянистом ковре, звери. К Холму Вечной Красоты часто приходили художники из других миров. Они взбирались на самую его вершину или располагались у  подножия, а потом в их умелых руках с помощью кисти рождались удивительные шедевры. Холм Вечной Красоты дарил людям вдохновение, а тем, кто умел тихонько сидеть и слушать, рассказывал тайны, доверенные ему шалуном- ветром и странниками-облаками. По ночам на мягкой прохладной перине Холма веселились и танцевали прекрасные сильфиды, а ранним утром на земле вместе с росой можно было увидеть следы их танцев.
Однако, с тех пор,  как здесь появилась Каранда, многое изменилось. Вскоре Холм Вечной Красоты окрестили Золотым, а то, что он раньше знал и другие времена, теперь считалось лишь выдумкой.
— Какой прок с того, что ты цветёшь всеми красками радуги? В твоей палитре нет золотого! Хочешь быть золотым? Только одно твоё маленькое скромное желание, и ты станешь известным на весь белый свет. Хочешь сиять как звезда в лучах солнца? Хочешь слышать в свой адрес лестные оды? А уж какие стихи напишут поэты,  завидев тебя издалека. — Своими сладкими речами колдунья околдовала Холм Вечной Красоты, вскружила и затуманила ему голову. Молод он был, наивен и в жизни неопытен.
— Как же мне стать золотым? — с замиранием сердца спросил Холм, на что Каранда тут же достала из мешка плащ из золотой парчи.
— А вот и твой новый наряд, красавец Холм! — показала она на плащ, подбросила его в воздух, и плащ тут же принял огромные размеры, под стать своему новому хозяину. Плащ плавно скользнул по плечам Холма и коснулся самого его подножия. Кто-то невидимый быстро и проворно застегнул плащ на все позолоченные пуговицы, и Холм сразу же преобразился, лишившись своей прежней молодости и красоты. Как только свершилось это магическое перевоплощение, Каранда в тот же миг помолодела ещё на несколько веков, превратившись из уродливой старухи в почтенную даму средних лет.  Она ликовала. Красота и молодость возвращались к ней.
— Неужели я всегда буду таким? — крикнул вдогонку колдунье Холм.
— Всегда! — небрежно бросила в ответ Каранда. — Конечно, есть одно странное и загадочное средство, но ты им никогда не сможешь воспользоваться.
Горькие слёзы покатились по щекам Золотого Холма. Он догадался, что колдунья просто-напросто насмеялась над ним, жестоко обманула. Каждый день он ругал себя за свою глупость, а по ночам тихонько плакал. Пленяя взоры прохожих золотым сиянием, Холм вскоре прослыл диковинкой невидимого мира. К нему по-прежнему спешили художники и поэты. Однако муза навсегда покинула это место. Теперь от Золотого Холма веяло холодом и пустотой, красотой того рода, что быстро приедалась и надоедала. Он чувствовал себя очень одиноким.
А Каранда не теряла времени. Неподалёку, по соседству с Холмом её ожидало Чудо. Не подозревая о грядущем несчастье, Водопад Силы грезил о звёздах и луне, которые каждую ночь навещали его. Они игриво плескались и нежно мерцали в его прозрачных водах, а он, счастливый, пел им свои песни.
            
Глава 11. Каранда и Хрустальный Водопад

— Вот я и добралась до тебя! — радостно воскликнула Каранда, ловко спустившись к озеру, которому дарил свои чистые и прохладные воды величественный Водопад Силы. Живительные потоки ниспадали каскадом, мелодично журчали-пели, а грязные руки колдуньи уже тянулись к ослепительным целебным струям.
— Не делай этого, прошу тебя! Не прикасайся руками! Ты же отравишь воду, — признал Водопад Силы в старухе злую ведьму.
— Я не один век искала средство, чтобы вернуть свою молодость и красоту. Но самое главное для меня — вернуть былое могущество. Несколько глотков твоей чудесной воды сделают своё дело, — и руки Каранды нырнули в стремительный поток. Сначала она ополоснула лицо, потом зачерпнула воду в ладони, и, сделав несколько глотков, уже не могла остановиться. Утолив свою многовековую жажду, она тем самым отравила воду. У Водопада Силы стояла молодая женщина. Её длинные чёрные волосы спутывались на ветру, а злые и тёмные, как омут, глаза, блестели торжествующим огоньком.
И Водопад Силы вдруг зарыдал так неистово, что Каранда вздрогнула. Она выпила всю его силу. Теперь вода ни на что не сгодится. Даже рыба погибнет в озере, не говоря о том, чтобы одним глотком поднять больного на ноги.
— Я умею быть благодарной.  На тебя была моя последняя надежда. За силу сил, которую у тебя отняла, я исполню одно твоё желание.
— Пусть я застыну, стану ледяной глыбой, пусть превращусь в стекляшку! Чтобы никто и никогда не смог испить моей мёртвой воды, чтобы никому не причинить вреда, — умоляющим голосом попросил Водопад.
— Будь по твоему! — согласилась колдунья, сняла со своего пальца перстень с красными и чёрными каменьями и с силой бросила в воду. — Будь отныне хрустальным! — приказала Каранда, и Водопад тут же застыл, превратился в хрусталь, а вместе с ним хрустальным обернулось озеро.
С тех пор о Каранде больше ничего не слышали. О Цветочных садах, Холме Вечной Красоты и Водопаде Силы рассказывали древние легенды. Но на то они и легенды, чтобы верить в них или не верить. Вместо прежних названий в невидимом мире теперь были известны Цветочные сады, Золотой Холм и Хрустальный Водопад. А ещё то, что за ними находился город Сердца. В невидимом мире всё теперь было иначе.

Глава 12. Три волшебных волоса Златовласки

Они приближались к Цветочным садам. Бережно взяв Душечку за лапу, чтобы не потеряться в тумане, Ромашка вспоминала свой дом, думала о родителях и о том, где они сейчас могут находиться, а также о своём дне рождения, который явно отменялся. Медовый запах усиливался. Ромашка несколько раз чихнула, и Душечка обеспокоилась, как бы девочка не простудилась.
— Похоже, так пахнут лилии, — предположила Ромашка.
— Представляю, сколько там цветов! — радовалась Душечка.
Она очень любила цветы. Туман незаметно рассеялся, и гости невидимого мира увидели перед собой широкую аллею. Ромашка и Душечка сразу не поняли, что оказались в тех самых Цветочных садах, куда так стремились попасть. Ничто здесь не радовало глаз. Ромашка надеялась, что в невидимом мире увидит необыкновенные цветы, каких никогда ещё раньше не встречала, но каково же было её разочарование — обнаружить опустевший унылый сад. Почему никто не сказал им о том, что в Цветочных садах ничего не растёт? Галатея, конечно, могла не знать. Она вообще ничего в своей жизни не видела. А вот Златовласка наверняка знала, но говорила лишь о какой-то опасности.
— Здесь что-то случилось, видно невооружённым глазом, — со знанием дела отметила  Душечка. — Одного не пойму, откуда доносится этот приторный дурманящий аромат. Вдалеке он казался приятней. Пахло мёдом, а теперь пахнет лилией.
— Может, цветы в глубине сада? — кивнула Ромашка, и они уверенно зашагали по дорожке. Девочка достала из кармана носовой платочек и стала прикрывать им нос, чтобы хоть как-то спастись от невыносимого запаха.
— Тебе не кажется, что здесь всё погибло? — внимательно огляделась по сторонам медведица.
— Не всё, не всё погибло! — раздался неподалёку чей-то тоненький голосок, и Ромашка с Душечкой замерли от удивления.
— Я одна осталась жива. Посмотрите на клумбу слева.
Ромашка повернула голову и в просторном мраморном вазоне увидела белую лилию. Лилия, как ни в чём ни бывало, цвела и пахла — одна на весь сад.
— Так вот это чей аромат! — воскликнула девочка и, сгорая от любопытства, вплотную подошла к вазону, чтобы получше рассмотреть цветок.
— Ромашка, осторожней, — попыталась остановить девочку медведица.
— Не подходи близко! — встревожилась белая лилия. — Рядом со мной нельзя долго находиться. Лучше уходите отсюда!
— У вас что-то случилось, так ведь? — догадалась Ромашка, ожидая услышать какую-нибудь интересную историю.
— Это случилось очень давно, но я всё хорошо помню, — задрожал голос лилии, и на закрученных белых лепестках проявились слёзы.
— Раз уж мы здесь, нам непременно нужно узнать вашу историю, — решительно заявила Душечка и чихнула.
Ромашка, прикрываясь платком, отошла в сторону. Она с радостью опустилась на мраморную лавочку и вдруг поняла, что очень устала. Девочке казалось, что с того самого момента, как они начали своё путешествие, прошла целая вечность. Они встретились со странным жителем раковины Тулупчиком, долго блуждали по лабиринту, познакомились со Златовлаской, добрались, наконец, до Цветочных садов. Думая о том, что их путешествию не видно ни конца, ни краю, Ромашке становилось грустно. Дальше идти не было никаких сил.
— Простите, это выглядит невежливо, — смущаясь оттого, что ей приходится прикрываться платочком, сказала девочка. Она чувствовала себя неловко и боялась обидеть лилию.
Белая лилия лишь тяжело вздохнула и стала рассказывать грустную историю о том, как однажды в Цветочные сады пожаловала колдунья Каранда, заколдовала все цветы, а её сделала королевой сада. Теперь она единственная цветочная королева во всём невидимом мире.
— Теперь, когда вы всё знаете, уходите скорее! — настаивала лилия, но гости, казалось, лишились дара речи. Они молчали, о чём-то глубоко задумавшись.
Душечка в мыслях прыгала на скакалке и ловила обручи, вокруг раздавались бурные аплодисменты зрителей, а Ромашка вела беседу с Его Величеством фонарным столбом.
— Вся надежда на нас, нужно найти древние песочные часы и вернуть время, — сонно пробормотала девочка и вздрогнула.
Приоткрыв глаза, Ромашка вдруг вспомнила, что они находятся в Цветочных садах, и история, рассказанная белой лилией, тут же всплыла у неё перед глазами.
— Душечка, ты спишь, что ли? — толкнула она медведицу в бок и обеспокоено затрясла её за лапу. — Нам нужно скорее идти в город Сердца. Ты забыла, что случилось на Земле?
Медведица сладко потянулась и открыла глаза.
— Маша? — удивлённо произнесла она, но, увидев рядом с собой Ромашку, тут же хлопнула себя лапой по носу. — Что-то засиделись мы, — зевнула медведица, пытаясь спрыгнуть с лавки, но, как колобок, неловко плюхнулась на землю.
Ромашка тоже попыталась подняться, но ноги её не слушались. То ли они затекли, то ли приросли к земле.
— Что же это такое? — испугалась девочка, едва не плача. — Я не могу сдвинуться с места. Как же мы теперь попадём в город Сердца?
— Это всё похоже на колдовство, Ромашка. Я тоже не могу подняться, но, кажется, я могу ползать, — растерянно сообщила медведица, сдвинувшись немного в сторону. — Мы поддались аромату лилии. Я чуть не уснула, пока слушала печальную историю Цветочных садов. Нам ни в коем случае нельзя спать. Давай загадывать друг другу загадки. Или поиграем в города. Или...
— Златовласка! — осенило вдруг девочку, и она быстро сняла с шеи тоненькое ожерелье из волос принцессы. Аккуратно вытянув один волосок, она оставшиеся два завязала на бантик и снова повесила себе на шею, спрятав под кофточку.
— Мне кажется, это ловушка, о которой предупреждала нас принцесса! Если с нами что-нибудь случится, нужно переломить один её золотой волос, — и девочка тут же исполнила то, о чём советовала ей Златовласка.

***

А в это время принцесса Златовласка сидела в своей спальне перед огромным овальным зеркалом и перебирала в ларце драгоценные украшения своей бабушки. Вдруг её щёки зарумянились и запылали так сильно, словно их опалили огнём. Серьги выпали из рук принцессы, и она пристально стала вглядываться в зеркало.
— Ромашка! — дрожащим голосом произнесла она и почувствовала, что с её спасительницей из видимого мира что-то случилось. Она тут же увидела девочку в зеркале.
— Ромашка, ты слышишь меня? — сквозь зеркало закричала она, и Ромашка неожиданно услышала рядом знакомый голос.
— Слышим! — радостно закричала девочка. — Мы находимся сейчас в Цветочных садах, но не можем идти дальше.
Не раздумывая, Златовласка схватила книгу, в которой были описаны все волшебные свойства её чудесных волос.
 «Что делать, если в Цветочных садах ты попал под колдовство», — прочитала она и в зеркале вспышкой пронеслась старая легенда. Златовласка ещё раз перечитала пункт под номером тридцать три, и ответ не заставил себя ждать.
— Чтобы снять колдовские чары, нужно уничтожить предмет, с помощью которого были заколдованы Цветочные сады, — прочитала вслух принцесса. — Ромашка, ты слышишь?
— Слышу, — крикнула в ответ девочка. — Но где же мы найдём этот самый предмет?
— Есть, есть такой предмет! Постойте! Вон там, в кустах чайной розы лежит трость Каранды. Это ей она вершила своё колдовство! — пришла на помощь белая лилия. — Но как только силы вернулись к ней, она бросила её туда за ненадобностью.
У самой аллеи из пожелтевших кустов торчала деревянная трость Каранды.
— Есть предмет! — взволнованно закричала девочка. — Трость колдуньи!
— Трость, — повторила за девочкой Златовласка и задумалась.
«Переломить трость и колдовство отступит», — подсказал принцессе голос родной бабушки.
— Спасибо, бабушка! — счастливо воскликнула принцесса и снова посмотрела в зеркало. — Ромашка, нужно поломать трость. Слышишь?
Душечка, услышав голос Златовласки, уже ползла в сторону кустов чайной розы. Ухватившись за конец трости, она потянула её к себе.
— Трость, кажись, прогнила вся, — послышался из кустов глухой голос медведицы.               
Обхватив трость двумя лапами и перевернувшись на спину, Душечка с силой её согнула. Она рычала, каталась с боку на бок, изо всех сил крутила и тянула трость в стороны, пока, наконец, трость не поддалась и в месте сгиба не треснула, переломившись на две палки.
— Была клюка, и нет клюки, — показала медведица на два деревянных обрубка. В тот же миг Ромашка почувствовала в теле необыкновенную лёгкость и, как пушинка, соскочила с лавочки. Сидя на земле, вся в пыли и грязи, Душечка довольно рычала. Её шерстка была взлохмачена, полочки жилетки завернулись, бантик на шее перекрутился.  Ромашка улыбнулась и кинулась к Душечке на помощь.
— Душечка моя! — обняла она медведицу и погладила её по спине. — Ты необыкновенная, самая лучшая медведица на свете! Ты совершила чудо! Ты спасла нас!
Душечке приятно было слышать такие слова, но она скромно опустила голову.
— Сейчас я была бы не против принять ванну, а ещё лучше: искупаться в каком-нибудь озере, — почесала нос медведица. — Я очень надеялась отведать здесь медку, Ромашка. Медовый запах вскружил мне голову.
Они рассмеялись и поднялись с земли. В Цветочные сады снова возвращалась жизнь. С замиранием сердца Ромашка и Душечка следили за чудесным пробуждением. И хотя на небе по-прежнему не было солнца, сад больше не выглядел мрачным и унылым. На кустиках появлялись свежие молоденькие листочки, а распускающиеся цветы благоухали так нежно, что хотелось вот так смотреть на эту красоту целую вечность и никуда не уходить. Только сейчас Ромашка вспомнила, что забыла поблагодарить Златовласку за помощь. Если бы не принцесса, они навсегда остались бы в заколдованных Цветочных садах.
Однако Златовласка видела всё в своём зеркале, искренне переживая за своих новых друзей из видимого мира. Один её золотой волос сослужил хорошую службу. Только сейчас принцесса поняла, какая это великая радость сделать кому-нибудь доброе дело.
Лилия плакала и благодарила своих гостей. Она попросила прощения у цветов, признавшись, что очень боялась колдуньи Каранды, боялась попасть к ней в немилость и вовсе не хотела быть королевой этого сада. Так уж вышло, что всё это время ей пришлось цвести в полном одиночестве. Тот злополучный день она помнила до сих пор. Никто не приходил ей поклониться как королеве, как обещала колдунья. Наоборот,  все её сторонились, и это место обходили десятой дорогой. И всё же лилия не сказала цветам о главном. Она простила Каранду и думала о том, в каких краях могло быть спрятано сердце этой колдуньи, и как пробудить его ото сна. Цветы вовсе не сердились на белую лилию и с огромным интересом рассматривали девочку из видимого мира и её необычную спутницу медведицу.
— Посланники из видимого мира расколдовали нас! Посмотрите на них, вон, вон они идут! Какие они смелые! Если бы не они, мы так и спали бы вечным сном, — перешептывались они между собой.
Цветы, как и прежде, радовались жизни, беспечно болтали, смеялись и шутили. Они прощались с девочкой в белом сарафане и зелёной кофточке, а также её спутницей, отважной медведицей в жилетке в цветочек. Цветы махали им вслед своими листочками. Гости им очень понравились, особенно девочка. Она и вправду была похожа на цветок. Настоящая Ромашка.
А когда наступила ночь, цветы закрыли свои лепестки. «А что, если здесь снова появится Каранда?» — подумал каждый из них, но мысли не задержались надолго в их прелестных головках. На смену им пришли яркие цветочные сны.

Глава 13. Пуговица для Золотого Холма

Цветочные сады остались позади. Дорожка петляла то влево то вправо, то сужалась, то раздавалась вширь, словно намеренно желала ввести путников в заблуждение. Неожиданно вдалеке, словно полумесяц из-за тучи, показалась половинка Золотого Холма, о котором рассказывали Галатея и Златовласка. Дымка постепенно рассеялась, и холм показался гостям во всей своей красоте. Гордый, величественный, золотой. Признаться, он очень понравился Ромашке. Она с замиранием сердца любовалась его необычным видом, с каждым шагом приближаясь к очередной загадке. Пока девочка внимательно разглядывала Золотой Холм, верхушка которого то пряталась, то вновь показывалась за проплывающими тучками, с неба сорвался мелкий дождик. Сейчас холм едва ли мог похвалиться своим ослепительным сиянием. Без солнца он выглядел весьма уныло и жалко.
Ромашка и Душечка подошли к самому его подножию и обнаружили, что местами холм зиял дырами и тёмными пятнами.
— Какой он грустный, Душечка! Тебе так не кажется?
— Ему гораздо меньше повезло, Ромашка, чем нам. Удивляюсь, как его ещё совсем не растащили?
— Лучше бы растащили! — кто-то громко вздохнул, обращаясь к путникам. — Кого только не было здесь, в жажде отколоть от меня кусок драгоценной породы. Они приходили сюда с молоточками и кирками, да только то, что отбивалось от моей неродной плоти, тут же превращалось в золотую пыль и растворялось в воздухе. Вы думаете, я всегда был золотым? А вот и нет. Давным-давно на весь невидимый мир я слыл Холмом Вечной Красоты. Был зелен и юн. На моих склонах находили приют птицы и звери, порхали бабочки и мотыльки, дарили свои нежнейшие ароматы цветы, рисовали картины художники, а поэты слагали стихи. Какое это было чудесное время!
— Но что же тогда с вами случилось? Почему вы теперь золотой? — умирала от любопытства Ромашка.
— Как, вы всё слышали? — не мог поверить холм тому, что ему ответили. — В какой раз я рассказываю об этом путникам, но никто меня не понимает.
— А мы вас понимаем, — заволновалась девочка.
— Глупым я был, вот и купился на ложные обещания. Однажды мимо проходила одна колдунья. Звали её Каранда. Понравился я ей, что тут таить. Она предложила мне стать золотым, посулила славу и восхищение окружающих. Представьте только, как я обрадовался! Где такое видано — Золотой Холм! И я согласился. Колдунья обрядила меня в золотой плащ, а моя прежняя красота увяла, вмиг перекочевала к ней. Никто, пожалуй, уже и не помнит о Холме Вечной Красоты. Когда светит солнце, я задыхаюсь в его лучах. Этот золотой панцирь не дышит. Мне ничего не остаётся, как только лить горькие слёзы и вспоминать о былой свободе и радости.
— И снова Каранда! — рассердилась Душечка. — Одному чудеса подавай, никак не уймётся, другой красоту и вечную молодость. Подумать только, чем обременены головы этих несчастных злодеев! Они ничему не умеют радоваться! Подумать только, подумать только! — хваталась за сердце медведица.
История Золотого Холма её очень растрогала. Ромашке тоже взгрустнулось.
— А мы идём в город Сердца! — вздыхая, сказала девочка.
— О, я вижу его. Он единственная отрада для моих глаз. За Хрустальным Водопадом по ту сторону, в долине сладких вишен. Там и есть город Сердца! Скоро вы туда доберётесь, осталось совсем немного, — мягко лился, как песня, голос Золотого Холма. Он вдруг замолчал и снова заговорил: — Сам не понимаю, почему я так разоткровенничался. Всё это долгое время я молчал. Но этим утром, когда не взошло солнце, что-то подсказало мне, что этот день будет особенным. Давно здесь никто не появлялся. А тут вы! Я заговорил с вами по привычке. О чудо! Вы меня услышали! Кто вы такие и откуда будете, раз понимаете мой язык?
— Мы из видимого мира, может, вы слышали о таком? Там живут обычные люди.
— Ах, люди... Ну конечно, как же я сразу не догадался! Только люди из видимого мира, да и то не все, могут понимать нас — жителей невидимого. Так устроено.
— Тогда мне ясно, почему мы не понимаем язык деревьев, цветов, птиц и зверей! — сделала открытие Ромашка. — Но сегодня всё наоборот. Я стала слышать, о чём разговаривают Его Величество фонарный столб и лавочка, а также понимать язык зверей и тебя, Душечка.
— Сегодня день особенный. Похоже, всё перемешалось. Когда путают день с ночью, ещё и не такое может случиться. Зачем же вам понадобился город Сердца? Так просто туда не попасть. Сердце открыто для каждого, однако с тех пор, как одну его половинку похитил коварный Чудокраль, невидимые стражи не каждого пропустят в вишнёвую долину. К сердцу можно попасть только с самыми добрыми намерениями и с открытыми сердцами.
— У нас самые добрые намерения! — заволновалась Ромашка и посмотрела на Душечку.
Кажется, медведица поняла девочку без всяких слов.
— Вот о чём я подумала, — хитро подмигнула Ромашке медведица. — Если нашлось средство, как расколдовать Цветочные сады, заколдованные Карандой, то наверняка есть способ, как расколдовать Золотой Холм.
— Ну конечно! — обрадовалась девочка. — Нужен предмет, с помощью которого он был заколдован.
— А что, если всё дело в плаще колдуньи, — задумалась Душечка.
— Да, это плащ Каранды. Золотой плащ в обмен на мою красоту, — едва сдерживал слёзы Золотой Холм.
— Ой, что же делать? Это ведь не палка, которую так просто переломить, — развела руками Ромашка.
— Да, здесь заклятие будет потрудней, — согласилась Душечка. — Если есть способ, чтобы что-то заколдовать, значит, есть способ, чтобы это что-то расколдовать, — с умным видом добавила она.
— Конечно, добро всегда побеждает зло! Я знаю, что нужно делать. Мы спросим у Златовласки. У меня ещё осталось два её волоса, — и Ромашка стала распутывать ожерелье из волос принцессы.
— Молодец, Ромашка! Теперь, зная историю Золотого Холма, мы не можем так просто взять и уйти, не попытавшись хоть что-нибудь сделать для нашего нового знакомого.
— Благодарю вас, — еле слышно прошептал Золотой Холм, а Ромашка быстро переломила второй волос принцессы на две половинки.
Златовласка тем временем гуляла в саду, прихватив на всякий случай с собой книгу с волшебными заклинаниями. Она знала, что её помощь снова понадобится Ромашке. Похоже, в невидимом мире стали твориться самые настоящие чудеса. Открыла книгу на первой странице, когда её щёки вдруг зарумянились и запылали так сильно, словно их опалили огнём.
 «Ромашка», — промелькнуло в голове у Златовласки, и она тут же схватила маленькое зеркальце.
В нём принцесса увидела свою спасительницу и её милую подругу медведицу по имени Душечка.
— Ромашка! — обратилась Златовласка к девочке, и её услышали.
— Милая Златовласка, нам очень нужна твоя помощь. Злая колдунья Каранда заколдовала Холм Вечной Красоты, обратила в золотой. Может, ты знаешь способ, как его расколдовать? — затараторила от волнения Ромашка.
Златовласка прикрыла глаза и снова посмотрела в своё зеркальце. В нём вспышкой промелькнула старая легенда о Золотом Холме.
«Пункт семьдесят семь», — подсказал принцессе голос родной бабушки, и Златовласка тут же открыла книгу на нужной странице.
— Плащ потеряет волшебную силу тогда, когда к нему будет пришита пуговица из видимого мира, взятая из лап медведя, — прочитала принцесса и удивилась. — Ромашка, ты слышишь?
— Но где же мы возьмём пуговицу? Может, мне оторвать от своей кофточки? А как же мы её пришьём? У нас нет иголки и нитки, — посыпались один за другим вопросы девочки.
— Из лап медведя... — повторила про себя Златовласка, и ответом на её вопрос в пункте под номером семьдесят семь показались ещё одна строчка.
— Пуговица и волшебная вода из видимого мира принадлежат одному человеку, — прочитала принцесса.
— Маша! — тут же осенило медведицу, когда она услышала о волшебной воде. Душечка посмотрела на свою жилетку. Только сейчас она обнаружила, что на жилетке недоставало одной нижней пуговицы, отчего полочки изделия сильно расходились в стороны.
— Будет вам нитка с иголкой, — задумала что-то Златовласка. Одно лишь маленькое заклинание — и будет так, как надо. Ромашка, две половинки моего волоса у тебя в руках, — подсказала она девочке.
Ромашка опустила голову и чуть не запрыгала от радости. В одной руке она держала золотую иголку, а в другой золотую нитку. Всё ещё не веря своим глазам, девочка показывала Душечке это чудо.
— Осталось найти пуговицу, — покосилась она на карман жилетки медведицы. — Может, в этом волшебном карманчике найдётся то, что нам нужно.
— Я и сама обо всём догадалась, — довольно ответила Душечка и запустила лапу в карман своей жилетки.
Она долго пыталась там что-то нащупать, но вдруг зацепила коготком что-то маленькое и твёрдое. В лапе Душечки красовалась сиреневая пуговица от Машиной жилетки.
— Сиреневая пуговица из лап медведицы! — закричала во весь голос Ромашка, а принцесса захлопала от радости в ладоши.
— Всё неспроста, неспроста. Осталось только пришить пуговицу к плащу. Не думай, что золотая иголка с этим не справится. Подойди поближе, возьми у Душечки пуговицу и смело пришивай её к холму.
Ромашка осторожно вдела золотистую нитку в ушко иголки, бережно взяла пуговицу из лапы медведицы и подошла вплотную к самому подножию Золотого Холма.
— Надеюсь, вам не будет больно, ваше Высочество, — робко произнесла девочка и с опаской воткнула иголку с ниткой в плащ Каранды.
— Немного щекотно, — улыбнулся Золотой Холм. — Я на всё готов, лишь бы вернуть свою былую красоту и юность.
Какое счастье, что Ромашка хорошо умела пришивать пуговицы. Они с бабушкой часто мастерили одежку для кукол, и это умение теперь ей пригодилось в невидимом мире. Кто бы только мог подумать? Сиреневая пуговица красовалась в самом низу и украшала холм. Она была такая крохотная, что едва ли кто-нибудь мог её там заметить. В воздухе вдруг что-то загремело, и затряслась земля. Золотой плащ стал морщиться и трещать по швам, на нём образовались дыры. Ещё немного и он стал таять, таять, пока совсем не растворился в воздухе.
— Ух, — с огромным облегчением вздохнул Золотой Холм, словно сбросил с себя тысячу тысяч килограммов.
— Ура! Получилось! Спасибо тебе, Златовласка! Мы расколдовали Золотой Холм! — ликовала Ромашка, а Душечка танцевала от счастья.
Принцесса даже прослезилась, а потом улыбнулась. Каждое утро она наносила на свои волосы несколько капелек духов, подаренных ей медведицей, и благодарила судьбу за эту удивительную встречу. Наконец-то пришло то время, когда её прекрасные волосы могут послужить во благо и совершить добрые дела. Принцесса видела в своём зеркальце, как рухнули тяжёлые оковы Золотого Холма. К нему возвращалась прежняя красота. Теперь, как и раньше, его по праву можно было назвать Холмом Вечной Красоты. Древние легенды стали явью. Старое возвращалось.
Ромашка и Душечка тоже не могли сдержать слёз радости. У них всё получилось. Они почти у цели. Совсем скоро они доберутся до города Сердца. Путешествие по невидимому миру захватывало дух. Гости прощались с Холмом Вечной Красоты, а он не мог найти слов, чтобы выразить им свою благодарность. Каким чудом в невидимом мире оказалась медведица в жилетке в цветочек, в кармане которой лежала та самая пуговица, которая была способна разрушить заклятие Каранды? Неужели Каранда ничего об этом не знала? А если и знала, то и подумать не могла, что однажды в невидимом мире может оказаться медведь из мира видимого. А если даже и так, откуда медведю взять пуговицу от одежды человека? Разве медведи носят человеческую одежду? Нет, так не бывает. Но... Если всё-таки носят, кто догадается о том, что нужно пришить пуговицу к волшебному плащу Каранды? Медведи? Нет, они ни на что не способны... А потому никто и никогда не расколдует Золотой Холм. В каких потайных мирах планеты скрывалась сейчас Каранда? Чувствовала ли она, что грядут большие перемены? И что старое возвращается...

Глава 14. Песня Ромашки и перстень Каранды

Чтобы попасть в город Сердца, путникам нужно было обойти холм  и осторожно спуститься по крутой тропинке к подножию застывшего озера, которому когда-то дарил свои кристально чистые воды красавец Водопад Силы. Холм Вечной Красоты хорошо помнил те старые чудесные времена и их преданную дружбу с Водопадом Силы. Они любили друг другу рассказывать разные истории и сказки, однако с появлением в невидимом мире злой колдуньи Каранды многое изменилось. Холм Вечной Красоты превратился в золотой, а Водопад Силы стал хрустальным. Теперь им было вовсе не до историй.
Спускаясь по намокшей каменистой дорожке, Ромашка чуть ли не на каждом шагу останавливалась и вертела головой по сторонам. Ей не терпелось как можно скорее увидеть Хрустальный Водопад. Какой он? Неужели и вправду из хрусталя? Прощаясь, Холм Вечной Красоты рассказал гостям о своём старом добром друге, который когда-то был известен всем, как Водопад Силы. Зная застенчивый характер своего друга, не стоит ожидать, что тот сам расскажет о том, что с ним случилось. Водопад не любил жаловаться. Он любил молчать, больше слушал, чем говорил. Он любил любоваться звёздами, часто мечтал и грезил.  Нет, он ни за что не потерпит, чтобы его жалели. Теперь он Хрустальный Водопад и так будет вечно.
Душечка неловко переваливалась с лапы на лапу, стараясь не отставать от девочки. И вот, когда половина пути была пройдена, справа им открылся великолепный вид, от которого захватывало дух: массивная хрустальная глыба, напоминающая ледяную горку, каскадом падала вниз и там, разбиваясь вдребезги на тысячи причудливых осколков, врезалась в гладкое голубое озеро.
«Вот бы прокатиться на такой горке», — подумала Ромашка, представив, как она несётся по хрустальной глади и вопит от восторга. Все мальчишки и девчонки со двора позавидовали бы ей, если бы увидели здесь. Внизу тёмное озеро показалось девочке небольшим округлым пятнышком или отражением мрачной тучки на небе, которая нависла над ними и с не меньшим интересом разглядывала сверху необычную картину. В воздухе пахло чем-то очень сладким. Наверное, аромат доносился из той самой вишнёвой долины, о которой говорил Холм Вечной Красоты. Значит, город Сердца совсем близко. Сердце девочки забилось от волнения. Она подала руку Душечке и та, переваливаясь, ступила на ровную поверхность. Крутая и извилистая тропинка осталась позади.
— Придётся нам снова обратиться к Златовласке. Наверняка она знает средство, как расколдовать Хрустальный Водопад, — сказала Ромашка.
— Последний волос Златовласки стоит того, чтобы помочь этому благородному господину, — согласилась Душечка.
Ромашка сняла с шеи завязанную на бантик тонкую ниточку и снова перевела взгляд на Хрустальный Водопад. Она замечталась, задумалась о своём. Сейчас она попросит Златовласку помочь расколдовать водопад и всё станет на свои места. Он зажурчит, запоёт, обрадуется... Неожиданно кто-то дёрнул за ниточку и резко вырвал её из рук Ромашки. 
 — Ой, Душечка, волос, волос Златовласки! — опомнилась девочка, но было поздно. В сторону Холма Вечной Красоты стремительно неслась птица, а в своём клюве несла золотой волос принцессы.
Ромашка растерялась, до конца не осознавая, что с ней только что произошло.         
— Похоже, это сорока-воровка, — вздохнула Душечка. — И откуда только она здесь взялась? Незадача-то какая!
— А я так надеялась, что мы расколдуем Хрустальный Водопад, — нахмурилась девочка, и вот одна, вторая, третья слезинки закапали из её глаз. — Какая же я растяпа! Надо было крепче держать.
— Кто же знал? А сороки они такие, падкие на блестящие предметы, — утешала Ромашку медведица. — Ну ладно, ладно, не плачь. Спросим у половинки сердца. Сердцу ведь известно, как расколдовать Хрустальный Водопад. Сердце знает всё.
Ромашка кивнула и стала вытирать слёзы. Они с Душечкой поближе подошли к озеру, чтобы напоследок полюбоваться необычайной красотой Хрустального Водопада. Девочка думала, что попала в настоящее сказочное королевство к Снежной Королеве, и что королева где-то прячется неподалёку в своём ледяном замке. Она думала о старых временах, когда за живой водой к водопаду приходили люди, купались в озере звери, прилетали птицы, чтобы испить этой чудесной воды. Ромашка представляла, как в журчащих струях водопада отражаются мерцающие звёзды, и тихонечко запела свою любимую песню о звёздной стране и маленьком принце.
Душечка тоже о чём-то думала и грустно улыбалась. Может, она вспоминала о Большой медведице, которая по ночам появлялась на небе? В этом удивительном безмолвии тоненький детский голосок вне всяких сомнений долетал до самих звёзд. Он звонко лился в воздухе, да так, что по телу пробегала дрожь. Слова песни эхом доносились до Холма Вечной Красоты и устремлялись за его пределы. Хрустальный Водопад не выдержал и заплакал. Хрусталь тут же превратился в лёд, а лёд стал трескаться и таять. Колдовская сила была ничто в сравнении с сердечной теплотой девочки. Хрустальная корка голубого озера надломилась. Сталкиваясь друг с другом, по водной глади растерянно замельтешили и поплыли маленькие островки-льдинки.
— Пой, пой ещё! Как чудесно ты поёшь! — умолял девочку чей-то взволнованный голос. — Какая красивая песня! Самая прекрасная песня, какую я когда-либо слышал.
Ромашка была счастлива. Было очевидно, что колдовство Каранды отступало. И не знали они, что было написано в волшебной книге Златовласки.
«Чтобы расколдовать Хрустальный Водопад, нужно, чтобы он вспомнил о своём предназначении. Песня из уст ребёнка способна пробудить его от глубокой тоски, и снимет сильнейшее заклятие, вновь очистит воду».
— Как хорошо ты поёшь, Ромашка, — похвалила Душечка девочку и захлопала своими лапками.
— И это правда! — послышался тот самый знакомый голос сквозь нежный перезвон капели. — Услышав песню о звёздной стране, я не удержался и расплакался. Никто никогда не пел здесь таких прекрасных песен. А этот чудесный детский голосок тронул моё сердце. Моё желание жить и снова дарить людям целительную силу живой воды стало настолько огромным, что я не мог больше сдерживать его. Что-то твёрдое и тяжёлое вырвалось из моей груди, и я почувствовал невероятную свободу. 
— Смотри, Ромашка, птица, а вон и ещё одна, — ликовала медведица, показывая на озеро. — Очень похоже на наших водоплавающих уток! Как же мне хочется искупаться!
— Я буду безмерно счастлив, доставить вам это удовольствие, — услышал медведицу водопад.
Душечка ловко сбросила с себя Машину жилетку и, фыркая от наслаждения, бросилась в озеро. А Ромашка зачерпнула в ладошку ледяной воды. По озеру проплывали  льдины. Они разлетались на мелкие куски и потихоньку таяли. Один ледяной осколок прибился прямо к берегу. Ромашка сразу обратила на него своё внимание. Издалека было заметно, что в нём просвечивается что-то красное. Девочка подхватила ледышку в руку и стала хорошенько рассматривать, что там у неё внутри. Осколок таял в её тёплых руках, стекали на землю тонкие ручейки. В маленькой лужице на ладошке у Ромашки красовался серебряный перстень с красными и чёрными каменьями.
— Душечка, смотри, что принесла мне льдинка! — вскочила девочка, показывая медведице перстень.
— Это перстень Каранды, — печально вздохнул Водопад Силы.
И тут он рассказал Ромашке и Душечке свою грустную историю. Ромашке стало страшно. Она вертела перстень колдуньи в руках и не знала, как поступить.
— Будет лучше, если мы возьмём перстень с собой. Вдруг Каранда решит вернуться за ним, — предположила Душечка.
Купание в ледяном озере очень взбодрило Душечку. Теперь медведица стала рассуждать, как самый настоящий детектив.
Между тем вишнёвый запах усиливался, напоминая гостям о самом главном. Город Сердца уже заждался маленькую путешественницу по имени Ромашка и её чудесную подругу медведицу Душечку...

Глава 15. Город Сердца

Они с первого взгляда влюбились в вишнёвую долину. Ромашка подумала, что более душевного и очаровательного места в своей жизни она ещё не встречала. Здесь была особенная атмосфера. Стройные деревца, словно грациозные барышни, дарили им нежный вишнёвый аромат. Тёмно-красные вишенки на густых зелёных ветках так и просились в рот. Были они необычными — в форме сердечка. Жёлтая ниточка шарфика Ромашки по-прежнему распускалась, покорно следуя по невидимому миру за своей хозяйкой. 
— Душечка, ты только взгляни, какие интересные здесь вишенки! Не вишенки, а маленькие сердечки! — то и дело восторженно восклицала Ромашка, перебегая от одного дерева к другому.
— Наверное, это особый сорт вишен, произрастающий только в невидимом мире, — предположила медведица.
— Угощайтесь вишенками, — ласково протянуло гостям свои веточки деревце.
Ромашка осторожно сорвала пару вишенок, одну для себя, другую для Душечки. Ммм... Вишня медленно таяла во рту. Вкус у неё был непередаваемый: кислый и сладкий одновременно и не ясно, что всё-таки в нём преобладало. Рука девочки снова потянулась к ветке за чудо-вишенками, но Душечка её остановила.
— Ромашка, внизу виднеется какой-то домик, — показала вглубь вишнёвой долины медведица. — Наверное, это и есть дом Сердца.
Девочка послушно отошла от вишни, и они продолжили свой путь. Маленький светлый домик с яркими занавесками на окнах, разрисованный весь милыми сердечками, уютно расположился прямо у городских серебряных ворот. Ворота тоже представляли собой сердце, разделялись на две дверцы-половинки. Из окошка домика доносился сладкий аромат только что сваренного варенья.  Заслышав чьи-то шаги, на пороге появилась миловидная белокурая  дама в алом платье, также расшитом золотыми сердцами. Её голубые глаза излучали свет и добро, а приветливое лицо с нежными мягкими чертами располагало и вызывало доверие.
— Братец, у нас гости! — звонко закричала хозяйка и улыбнулась гостям. — Добро пожаловать в город Сердца! Сегодня и вправду особенный день. Ещё с самого раннего утра мы, признаться, ожидали вас. Меня зовут Милость Сердца, а это мой брат, — показала белокурая дама в алом платье на окошко.
В окошке Ромашка и Душечка увидели весёлое лицо полненького человечка. Его поварской колпак высунулся вперёд, плавно наклонившись вместе с головой в радушном приветствии.
— Его зовут Сердечная Теплота. Проходите в дом, будем пить чай, — пригласила Ромашку и Душечку Милость Сердца.
В домике было просторно, чисто и уютно. На столе ароматно дымился чайник, а вишнёвым вареньем пахло так, что текли слюнки. На большом подносе с горкой были насыпаны бублики, шоколадное печенье и зефир.
— Это всё Сердечная теплота. Какое же чаепитие без бубликов и варенья? — щебетала, как птица, хозяйка.
— Прошу отведать наше фирменное варенье, — Сердечная Теплота зачерпнул несколько ложек волшебного варенья из банки и стал разливать его по фарфоровым блюдечкам. — Вы прошли долгий и непростой путь. А раз так, то что-то очень срочное и важное привело вас к нам. Угощайтесь, вам непременно понравится, — добродушно улыбнулся он, принимаясь за чай.
— Чтобы попасть к Сердцу, нужно понимать его язык. Поэтому для начала нужно убедиться, что ваши сердца готовы к этой встрече.  Варенье из волшебной вишни специально для этого, — объясняла Ромашке и Душечке дама в алом платье.
Только сейчас Ромашка поняла, как сильно она устала, замёрзла и проголодалась. Гостеприимная атмосфера этого необычного домика творила самые настоящие чудеса. Ароматный чай из трав бодрил и поднимал настроение, вкуснейшее варенье из чудо-вишен согревало сердце, а сахарные бублики один за другим исчезали с подноса и таяли во рту, как божественный нектар. Силы к путникам возвращались.
— Сегодня и вправду необычный день, — почувствовав себя смелее, разговорилась вдруг Ромашка.
Она стала рассказывать о себе и о том, как утром она обнаружила, что куда-то пропало солнце, а вместе с ним и все люди, и как она познакомилась с Его Величеством фонарным столбом и Душечкой. Хозяева, затаив дыхание, слушали свою гостью, вздыхали и качали головой.
— У меня сегодня день рожденье, да только праздновать его не с кем. Так вот, мы отправились на поиски Чудокраля, чтобы вернуть древние песочные часы Чародея на Звёздную гору, — завершила свой рассказ Ромашка.
— Какие вы смелые! — всплеснула руками Милость Сердца. — Это и вправду несправедливо, что у такой милой и доброй девочки не будет дня рождения. Сердечная Теплота, ты не находишь?
Сердечная Теплота грустно кивнул, но тут же улыбнулся.
— И поэтому мы не можем отпустить нашу чудесную гостью без подарка!
— А что же мы подарим девочке с красивым именем Ромашка? — лукаво подмигнула сестра брату.
— Подарок уже давно заждался свою хозяйку, — Сердечная Теплота быстро скрылся в маленькой комнатке и так же быстро появился, пряча за спиной три разноцветных воздушных шарика на тоненьких палочках.
— С Днём рожденья! — в один голос закричали брат с сестрой, а Ромашка, не скрывая детского восторга, бережно взяла шарики в руки.
— Спа... спасибо большое! — немного засмущалась она, но тут же принялась  внимательно разглядывать шарики. Они были жёлтого, розового и фиолетового цветов.
— Это непростые шарики и совсем скоро они вам пригодятся. Розовый шар поможет вам попасть в страну фантазии. Жёлтый отнесёт вас на Звёздную гору, а заодно по пути вы побываете на золотом крыльце и увидите... сами потом узнаете. Фиолетовый шар — это верный способ вернуться домой. Для этого тебе нужно вытянуть из связки нужный шарик и просто довериться ему. Шарики знают свою дорогу, — улыбаясь, рассказывала Милость Сердца.
— А как же Душечка? Она со мной, — испуганно схватила девочка медведицу за лапу.
— Силы каждого шара хватит на двоих, — успокоила Ромашку Милость Сердца. — Во время полёта будете держаться за руки, а шарики других цветов отдашь подержать Душечке.
Когда Ромашка и Душечка согрелись и выпили не одну чашку чая, они вновь засобирались в дорогу. Серебряные ворота, словно по команде, тихонько отворились, и невидимые стражи пропустили путников в город Сердца.
 - Пойдёте прямо к старинной площади. Никуда не сворачивайте, —  давала напутствие Милость Сердца. — Там, у большого фонтана, на пушистом облачке, вы увидите одну из половинок Сердца, которое знает всё.
Ромашка и Душечка махали на прощанье своим новым знакомым, а те ещё долго стояли за воротами и смотрели им вслед.
О, это был удивительный город! Они шли по гладко вымощенной аллее из медового оникса. По сторонам сверкали начищенные до блеска огромные вазоны с живыми цветами, за вишнёвыми деревцами прятались миловидные амуры, украдкой высматривая объект своей будущей привязанности и любви. В городе было чисто и опрятно. Вне всяких сомнений кто-то тщательно следил здесь за порядком. Иногда по пути гостям попадались мягкие красные диванчики в форме сердца. Ромашка не удержалась и плюхнулась на один такой чудо-диван. Однако Душечка недовольно покачала головой и напомнила Ромашке, что дело ещё не сделано.
— Ты говоришь, как моя бабушка, — заметила Ромашка, но вовсе не обиделась. Если они начнут ссориться, то их путешествие, точно, добром не кончится. А потому девочка быстро поднялась и стала догонять медведицу. С каждым шагом волнение усиливалось.
Ромашка крепко сжала в руке шарики и с улыбкой вспомнила добрые лица Сердечной Теплоты и Милости Сердца. А этот божественный аромат вишнёвого варенья без косточек... Ромашка была ужасной сладкоежкой. Ей очень хотелось похвастаться перед бабушкой, что она ела волшебное варенье из особого сорта вишен в виде сердечек. Бабушка, конечно, ей не поверит, но девочка знала, что сможет её переубедить. Бабушка заулыбается, назовёт её фантазёркой и выдумщицей, но потом всё-таки согласится, что на свете существуют такие волшебные вишни, и не где-то там, а в невидимом мире — в самом городе Сердца...

 Конец первой части.



Карина Муляр (Масюта),
г. Кармиэль, Израиль.

Гостья из прошлого

Четвертое измерение побеждало. Гипотеза о «растущей» Вселенной подтвердилась.
Появились весомые доказательства, которые были связаны с наличием гравитационных волн, никак не вписывающихся в трехмерную систему.
За пределами уже известного четвертого измерения лежало Поле Событий, в котором все явления происходили одновременно и независимо от физических координат таких, как время, расстояние, скорость или масса.
Каждый отдельно взятый момент времени никуда не исчезал. Это была самостоятельная реальность. Прошлое, настоящее и будущее слилось в единое целое.
Жизнь существовала на уровне мысли.
Тени разнополых и разновозрастных людей бесшумно скользили по пространству, общаясь друг с другом посредством телепатии.
Все эти люди когда-то жили в реальном трехмерном измерении и по приказу Времени покинули его — каждый в назначенный ему срок.
Время собирало их два раза в год для того, чтобы желающие смогли через «кротовую нору» попасть в прошлое, а именно обратно в трехмерное измерение.
Желающих было много, и Время установило четкую очередь. Приходилось ждать годами.
Представая перед тенями в образе  ребенка, Время, в процессе разговора взрослело и постепенно старело.
К концу беседы — это был совсем древний старик.
Дождавшись своей очереди в замедленно текущем времени четвертого измерения, тень Сандры предстала перед Временем.
— Ну что, дорогая? — спросило Время, улыбаясь очаровательным малышом.
— Попытаемся еще раз вернуться в прошлое?
— Ты уверена, что сможешь там жить?
Ведь ты вернешься туда так, как будто отсутствовала всего двадцать пять лет. Там все другое. И вместо молодых людей, ты увидишь их изменившимися и постаревшими.
«Я попробую», — мысленно ответила Сандра, наблюдая за нескладным подростком, в которого превратилось Время.
— Помни — это твой последний шанс, — сказало Время, приняв черты симпатичного молодого человека.
— Если у тебя опять не получится, ты распадешься на молекулы, — продолжал уже мужчина в возрасте.
— Никто больше не сможет тебе помочь. Ты исчезнешь во Вселенной, — прошамкал древний старик и махнул рукой, давая понять, что разговор окончен.
Сандра отправилась к роботу, который  должен был сопроводить  ее до «кротовой норы».
«Кротовые норы» были объектами, несколько напоминающими «черные дыры», но в виде воронок, по которым время текло вперед-назад.
По этим норам можно было свободно телепортироваться в другое измерение.
Движение по норам было быстрее, чем скорость света.
Нора действовала как линза, искривляя проецируемые на нее излучения далеких звезд.
Яркость их свечения менялась: то усиливаясь, то слабея.
Сандра в сопровождении робота подошла к «кротовой норе» и мысленно попрощавшись с ним, зашла внутрь воронки...

***

— Где ты шляешься, идиотка! — раздался крик пьяного толстого мужчины, в котором Сандра с трудом узнала своего мужа.
— Я здесь. Я сейчас, — тихо ответила она, удивляясь, что разговаривает, а не передает мысли.
Казалось, никто не помнит того, что она много лет назад ушла из дома и потерялась.
Сандру нашли замерзшей в лесу.
Как выяснялось, никто ничего не помнил. Все друзья и знакомые вели себя так, как будто много лет назад ничего не произошло.
Сандра вспомнила, Время предупредило о том, что придется продолжать жить с повзрослевшими и постаревшими людьми, которые не будут помнить о ее исчезновении.
Поначалу все радовало: запахи, вкусы, общение со старыми знакомыми, которые очень сильно изменились.
Сандра приглашала своих подруг на дискотеки, но они только усмехались, говоря, что староваты для таких развлечений.
Муж постоянно пил и ругался. Однажды даже замахнулся на Сандру, но, передумав, брезгливо сказал:
— Какая ты обрюзгшая и старая. Просто противно на тебя смотреть.
Так Сандра, словно очнувшись от какого-то сна, возвращалась в ту жизнь, которая прервалась много лет назад.
Глянув на себя в зеркало, она попыталась сомкнуть руки на спине, как делала в молодости.
Тело отозвалось незнакомой болью.
Изо всех сил Сандра пыталась прижиться в этом мире.
Ее не понимали. Муж стал изменять с какой-то молодой наркоманкой. В доме был постоянный бардак. Попытки хоть как-то навести порядок и поговорить с мужем приводили к еще большим скандалам.
Подруги постепенно давали понять, что помочь ничем не могут, ссылаясь на свои проблемы.
Сандра чувствовала, как болит каждая косточка стареющего тела, которое она получила выйдя из «кротовой норы».
Так продолжалось в течение года.
Сандра одиноко ходила по улицам, улыбаясь прохожим. В ответ  они шарахались от пожилой женщины или крутили пальцем у виска, намекая на проблемы с головой.
Сандра не могла смотреть на себя в зеркало.
Она четко вспомнила причину, по которой много лет назад ушла из дома.
Тогда ее тоже предали близкие люди, и смириться с этим она не смогла.
Сценарий повторялся.
Сандра чувствовала, как силы покидали ее стареющее тело, к которому она никак не могла привыкнуть.
Опять оставшись одна, она решила уйти.
Вопрос был: куда? Она хорошо помнила предупреждение Времени, что вернуться в четвертое измерение уже не сможет, так как распадется на молекулы.
Поначалу был страх.
Не имея возможности рассказать правду о себе и с кем-то  посоветоваться, Сандра приняла решение уйти.
В один из морозных зимних вечеров она, посмотрев на бездумно лежащего среди груды пустых бутылок собственного мужа, не говоря ни слова, вышла на улицу.
Тело съежилось от холода.
Пытаясь согреться, Сандра пошла вперед, думая в какой стороне должна находиться «кротовая нора».
От мыслей ее отвлекло тихое жалобное поскуливание.
Остановившись, Сандра увидела маленькую  собачку, которая плакала от холода и безнадежности.
— Иди ко мне, моя маленькая, — сказала Сандра.
Собачка, завиляв коротким хвостиком, приблизилась к ней, в глазах стояли крупные слезы.
Сандра взяла собачку на руки и продолжила идти в неизвестном направлении.
Стало совсем темно.
С неба посыпались крупные хлопья снега.
Устав, Сандра опустилась на землю и прижала к себе успокоившуюся собачку.
Они постепенно засыпали от холода.
Ровно  полночь робот, открывший «кротовую нору» увидел замерзшую Сандру, обнимавшую крошечную собачку.
«Опять она со своими проблемами, — подумал робот и почувствовал, как какая-то мокрая жидкость покатилась из его глаз. — Нужно посмотреть в поисковике, что означает эта жидкость».
Глянув еще раз на Сандру, он открыл поисковик.
Ответ поразил его:
«Жидкость, вырабатываемая каждым млекопитающим, называется: слеза. Слезы снимают стресс и расслабляют эмоции…»
Робот в недоумении продолжал читать.
«Люди плачут от боли, обиды, горя, радости, сочувствия. Причин умыть душу слезами предостаточно»
Закончив читать, робот нажал в поисковике то слово, которое постоянно употребляла Сандра: «Душа».
Ответ показался ему совсем непонятным: «Душа — сложное понятие из области философии, религии и психологии. Это внутреннее содержимое каждой личности. Без души человек — только телесная оболочка»
Закрыв поисковик, робот посмотрел вокруг и почувствовал жжение с левой стороны груди.
«Неужели именно так у людей болит сердце?» — подумал он, исчезая в «кротовой норе»...



Михаил Темнов,
г. Ужгород, Украина.

Галактические садовники

Сказочно-фантастическая повесть по мотивам романа «Сады Хаоса»

Посвящается моей милой и терпеливой жене Елене.

Глава 1
Звездолет «Адмирал Дионк».
Депеша с Земли. Клоны. Спасение друга.
 
2 августа 2314 года, на пятый день Первой галактической войны землян с космическим флотом серых из туманности Ориона, на сторону врага неожиданно перешли недавние союзники по конфедерации — Звездные королевства Плеяд и Большой Медведицы. Это стало шоком. Но судьба-злодейка готовила землянам еще один неприятный сюрприз. 
Служба безопасности Космофлота раскрыла на военных базах на Марсе и Венере тщательно подготовленный серыми заговор клонов. Его нити вели к подпольному центру на Земле, созданному в XX веке при попустительстве правительства существовавших тогда США.
На Земле, по тайному указу президента всемирного правительства, начались скрытые аресты и чистки. Немедленно были оповещены боевой Космический флот землян, направляющийся к планетам туманности Ориона, экипажи патрульных звездолетов, спешащих на соединение с основными силами поредевшей космической конфедерации. На одном из таких кораблей и произошла эта необычная история. 
В каюту командира звездолета «Адмирал Дионк» Андрея Петрова вошел первый офицер Службы безопасности Космофлота Поль Джебуа. Вид у него был явно удрученный. Он озабоченно потирал лоб и недовольно хмурился.
— Что стряслось, Поль? — спросил командир корабля.
— У нас плохие новости. Пришла срочная депеша с Земли.
— Что там?
— Президент Земли подписал указ о немедленном отстранении от исполнения обязанностей и последующей нейтрализации всех биороботов и клонов. В Министерстве безопасности разработали план, дали методические рекомендации, определили сроки.
Андрей Петров, отвлекшись от своих дел — он занимался сверкой данных — встал и повернулся к офицеру Службы безопасности:
— Это серьезно? Они что, не понимают? Да это же… — потерянно развел руками командир корабля.
— Я запросил подтверждение. Все именно так.
— Но это третья часть экипажа. Замечу — лучшая часть. К тому же, их право на жизнь закреплено Конституцией Земли!
— И что? Все они в особый период подлежат уничтожению.
— Почему?
— Как не имеющие души, они легко перепрограммируются противником. Это вывод ученых. Есть подозрения, что наши враги  поработали над этим. Найдены даже косвенные доказательства.
— Бред какой-то… Планеты туманности Ориона кишат клонами и биороботами. И там их, даже там, заметь, никто не трогает.
— Но серые научились их перепрограммировать. И с этим нельзя не согласиться, к сожалению… Специалистам из концерна «Бессмертие» удалось обнаружить скрытые программы. Каждый из биороботов — потенциальный диверсант.
— Запрограммировать можно и любого землянина. Для этого необязательно быть клоном или биороботом.
— Можно, но с теми, кто имеет душу — это сложнее. А у клонов ее нет. Поэтому они — самое слабое звено. Спор между нами бессмыслен. Есть приказ руководства, который мы обязаны выполнить. Он для нас — закон.
— А как же право на жизнь, закрепленное в Конституции? — обреченно спросил командир звездолета.
— Президент ввел военное положение.
— Но кем мы их заменим?
— Координатор возьмет на себя обязанности многих. Есть роботы. Нанозавод на корабле может производить их в необходимом количестве.
— Что по срокам?
— К исходу суток доложить об исполнении.
— Кто будет проводить нейтрализацию и уничтожение?
— Мое подразделение.
— Когда начинаете?
— Время определено. Через два часа и тридцать восемь минут, — ответил Поль Джебуа, глянув на пространственный экран. — Ни минутой раньше, ни минутой позже. Нейтрализация будет проводиться одновременно на Земле и во всей Галактике, где находятся наши базы, поселения и корабли.
— Чем вызвана такая точность?
— Есть подозрение, что клоны взаимодействуют друг с другом на телепатическом уровне. В случае утечки информации об уничтожении клонов мы можем получить их восстание. Вы понимаете, что это значит? Не исключено, что программа способна координировать действия миллионов клонов.
— Как с биороботами?
— С ними значительно проще. Координатор просто отключит их.
Когда офицер службы безопасности ушел, командир корабля рухнул в кресло. Это удар. Через пару часов тридцати процентов экипажа не станет. Он знает каждого из них. Чем они живут, увлекаются, что читают, какие фильмы предпочитают смотреть. Их убьют, скорее всего, во время сна, потому что тогда они так же беззащитны, как и все живущие. И все потому, что над Землей нависла война. Очередная. Орион долго готовился к ней, и использует все, чтобы уничтожить землян. Он ни перед чем не остановится. А если все это нелепая ошибка или дезинформация противника? Кто может разобраться в этих программах? Чьи они на самом деле — землян или серых? Ведь в последнее время начали мутировать даже электронные и биологические программы. К тому же, земляне воевали, как в этом, так и в прошлом столетии. И тогда были клоны, но они никогда не вели себя как враги. Многие из них геройски сражались в галактических эскадрах.
Мысли вновь вернулись к экипажу. Среди ста двадцати пяти клонов, подчиненных ему, был и его друг. Дружба между людьми и клонами официально не запрещалась, но и не приветствовалась. Общество, провозгласив их почти равноправными, молчаливо, без объяснений, дистанцировалось от клонов. Они жили в отдельных секциях. Выполняли самую тяжелую работу. На флоте практически все служили в звездной пехоте — десантных подразделениях. Многие клоны были офицерами. Имели они и свою страховку от смерти концерна «Бессмертие». Хотя, что там можно страховать без души? Только тело да сохраненные наночипом воспоминания…
Тем не менее, командир очень уважительно относился к этому клону. Пожалуй, он был его лучшим, самым близким другом. Клона звали Джон. Они познакомились десять лет назад, во время турнира по стоклеточным шахматам. Этот веселый и жизнерадостный парень наказал его, чемпиона эскадры. И, к тому же, три партии подряд. После турнира захотелось реванша. Андрей отыграл две партии, а третью проиграл. Так и началось их соперничество. Джон проходил службу на другом корабле. Играли через телепатический канал связи. Потом Андрей решил вопрос с переводом Джона на свой звездолет. И вот сегодня этого умницу, играющего с закрытыми глазами, сотрудники безопасности, понятия не имеющие, как переставлять фигуры на доске, убьют, потому что он — носитель враждебной программы. Смириться с такой мыслью командир звездолета не мог, но и не знал, что предпринять. Над решением этого ребуса он просидел час, тупо глядя в пространственный экран. Ответ пришел неожиданно…
Джон Глоусон, офицер по настройке программного обеспечения, работал в ангарном отсеке. Внезапно ему стало тревожно. В чем причина, он не знал. Опасность была реальной, и угрожала не только его жизни, но и жизням других членов экипажа. Почему-то она касалась не всех. В ближайшее время на корабле что-то произойдет. Нехорошее… Это было каким-то образом связано со Службой безопасности.
Джон был клоном, обыкновенным клоном со страховым полисом от концерна «Бессмертие». Ему он был положен как военному. Но это не имело для него значения. Зачем нужна какая-то страховка от смерти, если у него нет души?
— Джон Глоусон, протестируйте бортовой центр в командирском штурмовике-истребителе, — неожиданно поступила команда от Андрея Петрова.
— Будет исполнено, командир!
Джон, двигаясь вдоль ангара, вышел к кассетному блоку с истребителями-штурмовиками. Вскоре вошел в командирский боевой мини-корабль, активизировал его электронный мозг.
— Я рад вас приветствовать на корабле. Какие будут указания? — отозвался мозг легкого истребителя-штурмовика.
— Тестовая проверка.
— Введите код.
Джон извлек кристаллическую пластину и вставил ее в приемник.
— Пароль принят. Координатор от звездолета отключен. Перехожу на мыслеуправление. К тестированию готов, — доложил бортовой командный центр.
— Проверить готовность пусковой шахты.
— Шахта готова.
— Стартовые двигатели?
— Двигатели работают.
— Отключить двигатели.
Но двигатели почему-то не отключались. На пространственном экране, на фоне звездного неба показалась мигающая надпись, предупреждающая о старте штурмовика-истребителя. Корабль ожил и плавно вылетел из пусковой шахты. За спиной завибрировала обшивка. Это заработали стартовые двигатели.
— Командир! У меня проблемы, — попытался Джон выйти на связь с Андреем Петровым.
Но связь почему-то не работала. Не мог он выйти на звездолет и по телепатическим каналам. Мозг корабля его игнорировал. Истребитель-штурмовик категорически не желал переходить и на ручное управление. Легкий рывок — на полную мощность заработали основные двигатели…
У Джона внутри похолодело. Через двое суток закончится топливо. На две недели хватит бортовых генераторов. Но еще раньше закончиться бортовой паек и запасы кислорода... Это было именно то предчувствие тревоги, посетившее его до этого непонятного события.
Тем временем на пространственном экране появилась карта. В ее углу была изображена неизвестная офицеру звездная система. Сейчас на ней он был маленькой мигающей зеленой точкой. Штурмовик-истребитель летел туда. Зачем и почему, он не понимал. Не знал, как сообщить о неисправности. Координатор звездолета должен был зафиксировать старт и сообщить командиру корабля. Но он молчал. Все почему-то молчали…
К исходу суток, когда Джон, утопая в сомнениях, преодолел большую часть пути, на экране появился короткий текст:
«Джон, дружище, прости! Я не мог поступить иначе. А что-то другое придумать не успел. Знаю, что ты осудишь меня. Я уже себя сам осудил. Мне противно за себя и за всех нас. За всю цивилизацию землян... Вся причина в том, что на звездолет поступила директива по нейтрализации всех клонов как носителей враждебной инопланетной программы. Подразделение Службы безопасности усыпит их всех в анабиозной. Поэтому я и отправил тебя на командирский истребитель-штурмовик, которому задал программу. Его я отстрелю, и представлю дело, как сбой в программе. В звездной системе, куда он тебя доставит, есть планета, пригодная для жизни. По старым отчетам экспедиции она заселена примитивными племенами. Поспеши, у тебя нет времени. Как только все утрясется, я найду тебя. Прости, но всем помочь я не смог…
С уважением, твой друг Андрей».

***

В командирскую каюту звездолета «Адмирал Дионк» вошел офицер Службы безопасности Земли Поль Джебуа. С ним было еще два офицера. Андрей Петров все понял еще до того, как прозвучало:
— Сдать оружие, командирский кристалл с кодами. Вы арестованы за нарушение присяги. Вас доставят на базу, и вы предстанете перед военным судом.
Командир звездолета молчал. Ему нечего было сказать, нечем оправдаться. Он спас друга. И объяснять ничего не хотелось.
— Не понимаю я вас, Андрей! Не понимаю! Мало того, что,  нарушив все инструкции, перепрограммировали командирский штурмовик, вы еще задали ему программу на бой со «Штроком», отправленным в погоню. А это в условиях военного положения — смертная казнь с лишением страхового полиса «Бессмертие». Такие, как вы, не заслуживают ни малейшего снисхождения.
Андрей не отвечал. Он поступил так, как ему подсказывала совесть. Иначе у него просто не получилось бы!
— Но это еще не все. Мы установили, что в анабиозной вы через координатора заблокировали подачу усыпляющего газа к клонам, чем попытались спасти их. С чего такая доброта к носителям чуждых программ? Может вы заодно с врагами?
Андрей Петров игнорировал вопросы офицера безопасности. По правде, он их почти не слышал. Вступление в перепалку ничего не давало и не решало. Что сделано, то сделано. И он, Андрей, считал, что поступил правильно!
— Так кто вы на самом деле? Может, вы тоже клон? — наседал Поль. — Возможно, вы продукт другой цивилизации? Инопланетный подселенец в теле человека? Молчите? Это вам не поможет. Мы во всем разберемся. Мы вас вывернем наизнанку. Увести!
Беззвучно затянулись магнитные наручники. За спиной закрылась дверь каюты, которую он считал своим вторым домом и которую он больше никогда не увидит… ну и пусть. Он поступил по совести. А там будь, что будет.

Глава 2
Погоня. Бой. Планета Анкена.

Джон еще раз перечитал письмо друга. От хоровода мыслей закружилась голова. Он закрыл глаза и судорожно сглотнул. Там, на звездолете, остались его товарищи. Такие же клоны, как и он. Вскоре их всех убьют. Как предупредить массовое убийство, и сможет ли он это сделать с неработающими каналами связи? Надо попытаться ее восстановить. Но тут Джон остановился. Один неверный шаг и — восстание на корабле. Члены экипажа будут убивать друг друга только потому, что кто-то из них появился на свет как чей-то клон. А что дальше? Допустим, клоны захватят корабль. Но, куда лететь и кому они будут нужны в этих бескрайних галактических мирах? Да и зачем? Сама мысль восстания против людей показалась ужасной. Еще сомнительней показались действия друга, командира звездолета, решившего таким способом спасти ему жизнь. Для чего? Зачем она ему? Наверное, честнее было бы умереть вместе со всеми…
— Внимание! — Ожил мозг мини-корабля. — К истребителю-штурмовику приближается искусственный объект. Провожу опознание.
Джон уже не вслушивался в доклад координатора, перечислявшего тактико-технические данные объекта. Было понятно, что это корабль-убийца, отправленный в автономный полет. Он в одиночку, без экипажа, выслеживает корабли противника, уничтожает их и продолжает охоту, пока не поразит все цели. Вывод о том, что на него не пожалели сверхсовременное средство уничтожения огромных звездолетов, с болью отдался в перенапряженном теле, обжег мозг. Оказывается, он — угроза цивилизации, и такая, что на него даже дорогостоящей техники не жалко!
— Объект земного происхождения. Это «Штрок». Подает опознавательные сигналы. Требует остановиться. Какие будут указания?
Джон молчал. Защита от корабля-убийцы была неэффективной. Сейчас он поразит все антиракеты и гарантированно уничтожит истребитель-штурмовик.
— «Штрок» взял в прицел командирский корабль. Активировал системы защиты. Моделирую варианты отражения атаки.
Джон не отвечал. Ему было все равно. Скоро все закончится. Партию длиною в жизнь, он сыграл, как мог. Вроде нигде не сфальшивил…
— Ты сдался? — послышался в его сознании голос координатора штурмовика. — Ты должен сопротивляться. Начни игру, попробуй обмануть корабль-убийцу.
Офицер задумался. Ведь, действительно, что-то в этом есть. Умереть несложно, а вот принять вызов и победить, когда шансы равны нулю, это в его характере. Да, он попытается переиграть суперинтеллект корабля-убийцы. В Джоне проснулся азарт бывалого игрока. Это как-то отвлекало от боли и мук совести.
— Объект атакует малыми ракетами!
— Произвести ложный маневр, — распорядился Джон.
— Выполняю, командор.
Джон, наблюдая за экраном, увидел, как от поискового корабля-убийцы отделилось четыре точки. Они неслись по следу, пытаясь обойти его со всех сторон.
— Цели захвачены.
— Уничтожить.
Одна за другой взорвались антиракеты. Мозг корабля вывел штурмовик к планетной системе. Туда, на пятую планету, он любой ценой должен доставить Джона.
— «Штрок» настигает. Мы в прицеле. Активизированы аннигиляционные орудия…
— Отстрелить защитный пояс.
Корпус истребителя-штурмовика тихо завибрировал. Это отстреливались кассеты с генераторами. Они скроют мини-корабль, предоставив возможность на некоторое время оторваться от погони. На экране появилась разрывы. Это корабль-убийца уничтожал генераторы и ракеты самонаведения.
Двигатели командирского корабля работали на пределе. Планета уже близко. Кассет с генераторами осталось на один залп. Партия оказалась недолгой. А жаль. Не удалось.
— «Штрок» атакует. Фиксирую два запуска ракет. Отстреливаю последнюю кассету с генераторами и штурманскую. Мягкой посадки, командор!
На экране появился удаляющийся штурмовик. Он заходил в лобовую атаку на корабль-убийцу. Сейчас беглец для «Штрока» невидим, но с уничтожением последнего генератора ему от залпа излучателей не уйти…
Капсула, гася скорость, вошла в атмосферу планеты. Внизу показались горы, огромная широкая река, по берегам которой до линии горизонта виднелись только буйные джунгли. Партия завершилась. По сути, он выиграл. Спасибо и на этом!
Тем временем Анкена росла в иллюминаторе. Тихо работали гравитационные двигатели. Джон искал удобное для посадки место. Впереди показалась небольшая полянка. Офицер повел капсулу на нее…

***

Вождь племени кинчиуков Атупанто внимательно всматривался в безоблачное небо. Сидевшие вокруг воины притихли. Сейчас вождь что-то скажет. Если он так смотрит, значит, там, в небесах, что-то происходит. Он видит больше, потому и вождь. А второе имя его — Прозревший.
— К нам летит гость! — прищурившись, сказал Атупанто. — На него охотятся. Его хотят отправить в мир Тукуана.
В небе что-то блеснуло и беззвучно скользнуло с высоты к основанию горы.
— Гость прибудет на поляну предков. Он не уйдет в мир Тукуана.
Вождь сосредоточился. Он думал о госте. Его лицо посветлело. Атупанто улыбнулся.
— Гость вышел из дома и спешит к джунглям. Слуга Тукуана хочет забрать гостя в свой мир. Слуга Тукуана вторгнется на Анкену.
С последними словами вождя в небе что-то промелькнуло… и тут же на поляне, куда прибыл гость, прогремел взрыв. В небо взметнулись столб огня и дыма.
— Слуга Тукуана негодует, что гость остался в проявленном мире. Слуга уйдет в мир Тукуана.
Вождь посмотрел на огонь. Дрова затрещали, пламя загудело и потянулось вверх.
Атупанто перевел взгляд на небо, где притаился слуга Тукуана. Тонкий луч пламени метнулся к редким облакам. Где-то там, в вышине, вспыхнуло маленькое солнце и тут же погасло.
— Слуга ушел в мир Тукуана. Пинтиан, проведи гостя к очагу жизни.
Загорелый воин, повернувшись лицом к джунглям, внимательно посмотрел в сторону поляны.
— Я встретил его, Атупанто. Он идет к очагу жизни, — ответил Пинтиан и протянул руки к костру.
Пламя костра угасало. Дрова тлели. Атупанто глубоко вдохнул и выдохнул. Над поляной заиграл ветерок. Он закружил над обессиленными углями. Пламя ожило и, набирая силу, затанцевало над очагом.

Глава 3
Планета Анкена.
Племя кинчиуков. Атупанто и Чакантама.

Как только спасательная капсула со штурманской приземлилась на поляне, Джон поторопился покинуть ее. Он хорошо знал устройство и возможности корабля-убийцы «Штрок». Внесенная в память охотника задача по его уничтожению будет исполнена любой ценой, вплоть до высадки на планете роботов-охотников и наноубийц…
Подхватив комплект выживания и десантно-штурмовой лучемет, Джон поспешил в джунгли, стеной обступившие поляну. Мозг командирского истребителя-штурмовика безмолвствовал, что свидетельствовало только об одном: его уничтожили.
Тревожные подозрения Джона подтвердились в следующую секунду. Не успел он скрыться за ближайшим темно-синим валуном, обросшим низким кустарником с алыми гроздьями ягод, как мелькнула молния.
Офицер упал. Прогрохотал взрыв. По верхушкам высоких толстоствольных деревьев со свисающей лохмотьями корой пронеслась горячая волна воздуха, посыпались дымящиеся осколки.
Джон, покинув укрытие, побежал. Двигаться было трудно — мешал биоскафандр. Но он спешил, зная, что в погоню после посадки вот-вот отправятся роботы-охотники. Боя не избежать! Придется гораздо хуже, если в арсенале «Штрока» этой модификации окажутся насекомые-убийцы. От них нет спасения…
Оббегая кусты с шарахающимися от него в разные стороны пучеглазыми бордовыми птицами и рептилиями, свисающими с веток, продираясь и пробивая дорогу лазерным резаком через стену переплетшихся растений, Джон внезапно выбрался на небольшую поляну, в центре которой полыхал огромный костер.
У огня сидело семь высоких, загорелых аборигенов, единственную одежду которых составляли легкие набедренные повязки из листьев. У тех, что сидели к нему лицом, как заметил землянин, были большие раскосые нефритовые глаза. Туземцы, поглощенные огнем, танцующим над дровами, на его появление никак не прореагировали. Их даже не удивил его странный вид.
 Джон непроизвольно перевел взгляд на костер. Огонь был какой-то необычный. Как показалось землянину, пламя, словно выполняя команды хозяина-дрессировщика, то изгибалось под взглядами, то резко приседало, то неожиданно распускалось огромным цветочным бутоном, касаясь рук туземцев.
Офицер просматривал документальные мыслефильмы о коренных жителях самых разных планет. Имел представление и о теории контакта. Этому на случай аварии обучали всех.
Землянин, тревожно оглянувшись в сторону джунглей, не опуская лучемет, подошел к костру.
— Я Джон! С планеты Земля! — Отстегнув перчатку, дружелюбно поднял он руку ладонью к аборигену. — Прилетел к вам с миром, — и прижал руку к груди.
Местные жители на его голос не отреагировали, что было странным, и ни в каких электронных учебниках не описывалось. Глухие они, что ли?
Офицер включил пространственный лазерный фонарь-проектор и принялся перед ними в пламени огня демонстрировать голографические фигуры землян, птиц, животных, даже технику. Синхронно с ним работал звуковой синтезатор. Зрелище получилось впечатляющим.
На других планетах в подобных случаях аборигены чаще всего падали ниц, возносили руки к небу, потом приводили самых красивых женщин, приносили драгоценности, изысканную еду. Иногда панически разбегались. Бывало, что брались за оружие, которого, к счастью, у здешних туземцев не наблюдалось. Это успокаивало и вселяло хоть какой-то оптимизм и надежду, что его не съедят сразу же.
Применив все способы, рекомендуемые пособием по контактам, Джон ударился в импровизацию. Перепробовал все. Он даже рискнул и снял шлем от биоскафандра и перчатки. Осталось, разве что, сделать стойку на голове… Местные жители по-прежнему безмолвствовали. Его для них словно не существовало. Это где-то внутри даже задевало самолюбие землянина…
«Наверное, медитируют на огонь, — решил он, — и потому ничего не видят и не слышат».
Только теперь офицер впервые вспомнил о еде. Неожиданное бегство со звездолета, организованное его другом, и последующая погоня выбили его из колеи. А теперь дико захотелось есть. Джон извлек из ранца термопакеты с сухим пайком. Не успел он подумать, как их разогреть, не используя запасов энергии, как один из аборигенов молча отодвинулся в сторону, освобождая ему место.
«Странные они какие-то, но догадливые… Может, и правда, немые?» — подытожил офицер.
Не пытаясь больше вступить в контакт, Джон опустил сухой паек на угли, следом подкинул несколько лежащих на куче веток. Дрова затрещали. Не удержавшись от соблазна, землянин впервые в жизни протянул руку к завораживающему пламени. Огонь, словно изучая, нежно коснулся его ладони и отпрянул.
Вот так у костра, под открытым небом, он в полном безмолвии сидел рядом с немыми аборигенами, думая о еде, себе и своей жизни. Реалии радовали весьма относительно… Разве что ужин.
У края горизонта, сквозь пастельно-розовые облака пробивался свет заходящего красного карлика. Его лучи были такими же теплыми и нежными, как и языки костра. Приближалась ночь.
Над высокими бледно-лиловыми кустами с широкими листьями, в потоках воздуха проплыла стайка голубых существ-крыльев, казалось, сотканных из пузырьков разной величины. Одно из них, самое маленькое и поэтому более любопытное, отделилось от сородичей. Ему вслед полетел легкий треск. Собратья явно о чем-то предупреждали малыша. Любознательное создание облетело вокруг костра и на миг зависло над Джоном. Оно было добрым и шаловливым, это землянин почувствовал сразу. Пара круглых бордовых глаз, как показалось офицеру, сияла от восторга.
Теплые потоки воздуха внезапно подхватили малыша и понесли вверх. Землянин ощутил большую тревогу. Это волновалось существо, отбившееся от стайки. Оно явно не было готово к тому, что его занесет так высоко. Однако вскоре тревога ушла. Офицер присмотрелся к парящему над кустами созданию. Оно, став более прозрачным, медленно опускалось к своим собратьям, приобретя опыт в познании окружающего мира и навыки изменения своего внутреннего состояния.
Джон вспомнил о еде. Вскрыв ароматный ужин, он из вежливости предложил его аборигенам. Те упорно не замечали его. Не побуждали их к диалогу даже аппетитные ароматы земной кухни.
Покончив с сухим пайком, Джон поймал себя на мысли, что еды ему явно маловато.
За спиной зашуршало. Он оглянулся. Перед ним стояла красивая стройная девушка с маленькой острой грудью. Она держала плетеный поднос с плодами какого-то растения.
— Чакантама, — услышал в своем сознании офицер мягкий голос девушки. — Это вкусно, Джон.
Темные глаза девушки были широко раскрыты. Она поощрительно кивнула. На лице появилась доброжелательная улыбка.
«Фотомодели Земли только от одного ее вида от зависти потеряли бы покой, а может, и сознание», — окинув взглядом стройные точеные ножки и идеально тонкую талию, констатировал Джон, представляя девушку в наряде из трав на обложке электронного журнала.
— Спасибо, — включив телепатический передатчик, ответил офицер, приняв ужин. — Это что: Чакантама?
Джон умышленно двойственно сформулировал вопрос, не зная, что именно означает «чакантама»: имя девушки или название съедобных плодов?
Туземка, отрицательно покачав головкой со стекающими на плечи длинными серебристыми волосами, добавила:
— Чакантама не ест тититана…
Офицер благодарно улыбнулся ей.
Мягкие сладковатые мясистые плоды, принесенные Чакантамой, оказались сочными и очень вкусными. Съев штуки две, Джон остановился. Только сейчас до него дошло, что аборигены-то общались с ним телепатически, без всяких наночипов с передатчиками и усилителями. Офицер покраснел, решив впредь контролировать свои мысли. Ведь он у них как на ладони.
В глубине джунглей сухо хрустнула ветка. Джон, оставив еду, в прыжке снял с предохранителя лучемет и укрылся за деревом. Аборигены продолжали созерцать огонь. К происходящему в джунглях они, казалось, оставались безразличны.
«Что за аборигены, племя, планета? — удивлялся Джон. — Как их еще не переловили для частных зоопарков?»
Треск усилился. Кто-то спешил и ломился через джунгли напролом. Джон изготовился. В лучемете, тихо вибрируя, работали генераторы. Как только он был готов мысленно дать команду на открытие огня, на поляне показалось крупное ультрамариновое чешуйчатое существо с шипами. На вытянутой безухой голове животного с длинным шевелящимся хоботом не было глаз. Это недоразумение явно шло к костру… Вернее, не столько к нему, сколько к термообертке с остатками ужина Джона. Подхватив обертку длинным хоботом, существо засунуло ее в пасть и, радостно посвистывая, скрылось в джунглях.
— Метатель огня может спать. Джону он не понадобится, — услышал офицер насмешливый мужской голос.
Землянин не выключал оружие. Погоня была где-то рядом. Он даже не сомневался: только проконтролировав выполнение задания, «Штрок» вернется на звездолет.
Джон стал подбирать образы, чтобы сформулировать свою мысль. Но последовавший телепатический ответ еще больше удивил его:
— Гость устал. Здесь, на земле Анкены, в племени кинчиуков, он может отдохнуть. Чакантама проведет его.
Джон с опаской посмотрел на небо, потом оглянулся в сторону джунглей и... последовал за девушкой.
Стараясь не отставать от красавицы, он углубился в джунгли. Удивительно: растения, стоящие сплошной стеной, при их приближении расступались, образуя достаточно широкий проход. Обитатели чащи давали дорогу, но не убегали. Похоже, не боялись.
Под густой кроной высокого серого дерева, сквозь которую не видно было даже неба, возвышались похожие на небольшие пирамидки жилища туземцев, сложенные из сухих, прочных растений. Сейчас он предпочел бы пещеру. Но выбирать не приходилось…
Пройдя сквозь толпу кинчиуков, равнодушно расступившихся, давая ему дорогу, Джон следом за девушкой зашел в пирамидку.
— Ты можешь снять свою шкуру. Она мешает тебе, — посоветовала ему Чакантама.
Джон соображал туго.
— На вашем языке это называется биоскафандр. Не бойся…
Офицер прислушался. Где-то притаился корабль-убийца. А в джунглях, прячась за кустами, крадутся роботы-охотники…
Джон вышел из хижины, извлек из аварийного рюкзака самораскладывающуюся палатку и кинул ее на землю неподалёку от жилищ аборигенов. За несколько секунд перед ним стояло мини-укрытие с надувной походной кроватью, подушкой и одеялом. Последнее, при жарком климате Анкены, ему не понадобится. Главное, что его укрытие надежно закрывалось, и, к тому же, было замаскировано. Сама палатка защищала его и от лучевого оружия. Это немного успокаивало Джона…
— Сочных снов, — пожелала ему Чакантама и, даже не поинтересовавшись его суперсовременной палаткой, удалилась.
Кинув на пол снятый биоскафандр и включив систему предупреждения о нападении, офицер провалился в глубокий сон. Ему снилась Земля и его друг, командир звездолета Андрей, с которым он азартно играл в шахматы…

Глава 4
Планета Анкена.
Чакантама и царацелы.

Джон проснулся перед восходом Солнца. Обычно так рано он никогда не вставал. Но сегодня все иначе – интересно. Он хотел как можно больше узнать об этом мире и, от предчувствия нового, у него внутри все, казалось, трепетало. У изголовья нашел сытные фрукты тититана и сладковатый напиток в кожуре какого-то высушенного растения. Он почти расправился с завтраком, как у жилища послышался шорох: это к нему. Джон настороженно взглянул на прибор безопасности: тот безмолвствовал. Возможно, охотник успокоился, посчитав, что уничтожил его вместе с капсулой. Или выжидает, когда Джон расслабится…
 В проеме входа в его жилье показалась стройная фигура Чакантамы.
— Солнце твоим глазам, — безмолвно поздоровалась она.
— Доброе утро, — включив телепатический передатчик, ответил Джон и смущенно отвел взгляд в сторону. Он все никак не мог привыкнуть к обнажённой груди девушки, которую та несла без стеснения, будто так и положено.
— Гость неба чем-то смущен? — спросила Чакантама.
— Мне просто непонятно ваше приветствие, — нашелся Джон.
Оно действительно звучало странно.
Девушка серьезно посмотрела ему в глаза. Офицеру стало стыдно, что он обманывает. Тем более, он знал, что Чакантама читает его мысли.
— Солнце — это жизнь, — ответила туземка. — Оно дает ее нашим глазам, а через них — и нам...
Джон не мог взять в толк, о чем это она. Ну, понятно, что без солнечного света все растения погибнут. Но при чем здесь глаза?
— Гость неба скоро разберется во всем. У него с каждым днем будет все меньше вопросов, — и она улыбнулась ему доброжелательно и понимающе.
За его палаткой зашуршало, потом послышался треск. Там явно что-то грызли. Джон с опаской уставился на тонкую прочную наностенку укрытия, которое на его глазах теряло не только свой товарный вид, но и гарантированные производителем качества, в том числе и защитные…
Во внезапно образовавшемся маленьком отверстии показалось крупное едко-желтое насекомое с множеством лапок. За ним влезло второе, потом третье… Еще и еще. Поводив по сторонам длинными усиками, жучки вновь заработали челюстями, расширяя дыру в металлической наностенке. Трудились так легко и быстро, словно перед ними была не особо прочная пленка, а обычная трава.
«Это разведчики, — припомнил одну из инструкций Джон, — за ними придут другие. Могут быть и солдаты…»
Землянин поспешно извлек из аварийного рюкзака баллончик с аэрозольным ядом.
Чакантама побледнела.
— Нет! Нет! Это ветер Тукуана! Запах Тукуана, — ужаснулась туземка.
Офицер остановился и удивленно посмотрел на нее.
— Мы перенесем жилье! — произнесла взволнованная девушка.
— Куда? Зачем? — удивился Джон. — Не проще ли их всех того… перетравить.
Джон вновь поднял баллончик.
— Убивать нельзя! Убивать плохо! Будет беда! В твоем сердце поселится Тукуан, — посыпались в его сознании ее встревоженные мысли.
— Кто придет? Какой Тукуан? — встречно уточнил Джон.
Но девушка, казалось, не слышала его. Она была испугана баллончиком, который ознаменует приход Тукуана, не куда-нибудь, а в его сердце…
— Не надо яда, надо договориться! Это так просто, — сказала Чакантама.
— С кем договориться? — не уловил смысла услышанного Джон.
— С царацелами!
— А кто такие царацелы?
— Они, — и Чакантама с серьезным видом указала на насекомых. — Только сиди спокойно и не суетись.
— Как договориться?
Офицер растерялся.
— Так, как мы всегда договариваемся со всеми…
Девушка, став на колени, наклонилось к насекомым, пристально посмотрев на них. Десятка два царацел перестали жевать и, казалось, прислушивались к тому, что она им мысленно внушала.
Джон на время потерял дар речи. Действия Чакантамы были ему непонятны.
Через минуту царацелы развернулись и исчезли в отверстии.
— Я договорилась с ними, но только на один день. Это тропа их предков, а ты тут поставил жилище… Они просят перенести его немного в сторону. Обещают не беспокоить и даже отгонять любопытных и надоедливых сики...
— Ты это… серьезно? — изумился растерянный Джон.
— В жизни все взаимосвязано. Мы не можем нарушать гармонии — лишать царацел их тропы, которой они передвигались много солнц. Это может привести к неприятностям. Одно действие влечет за собой другое. Это может изменить жизнь джунглей. Нарушить равновесие…
Джон задумался. Ему было трудно представить, как может пострадать гармония джунглей в случае изменения маршрута движения каких-то насекомых. В заселяемых мирах земляне уничтожали их вместе с джунглями. А потом… А потом джунгли начинали войну с новыми поселенцами. Они ломали корнями защитное покрытие космодромов, полчища насекомых уничтожали посевы завезенных растений. Миры защищались от них, нарушителей маршрутов многочисленных хозяев планет. Размышлять о таком было дико, но к этому подталкивало только что увиденное.
— У нас на Анкене есть такие места, куда нам всем запрещено заходить. Там даже самый чистый взгляд, мысль способны нарушить девственную гармонию.
Джон по-прежнему молчал. Он был потрясен услышанным.
Чакантама, взглянув на него насмешливыми нефритовыми глазами, уточнила:
— Гостю понравилась тититана?
— Да, — отвлекся от размышлений Джон.
— А что бы он хотел еще попробовать? Может, что-то с родной планеты?
Офицер удивленно посмотрел на девушку. То, что он видел вокруг, даже приблизительно не напоминало растительный мир Земли.
— А разве это возможно? — решив ничему не удивляться, поинтересовался он.
— Возможно.
Милая аборигенка, загадочно улыбнувшись, подвела его к низкорослому дереву с круглыми листьями, на котором вызревали сочные тититана.
— Возьми фрукт в руку, — сказала девушка, — и попроси дерево, чтобы оно дало тебе плод с твоим любимым вкусом.
Джон представил аппетитное манго.
— А теперь, поблагодарив его, можешь сорвать и съесть.
Офицер, надкусив плод тититана, удивленно уставился на Чакантаму.
— Это манго! Настоящее манго, — расплылся он в удивленной улыбке. — Попробуй, это вкусно.
Девушка проигнорировала угощение:
— Спасибо, но я сыта.
— Но это очень аппетитно и вкусно. Попробуй хоть маленький кусочек.
С некоторым оттенком сожаления посмотрела на него и произнесла:
— Мы не едим тититана…
— Почему?
— Мы вообще не едим.
— Совсем ничего?
— Совсем!
Джон опустил руку с плодом и теперь тупо смотрел то на дерево, то на туземку с ясным безмятежным взглядом. Он опять оказался в тупике. Все знания, усвоенные на Земле и почерпнутые из разных источников в других мирах, теряли значение перед этим простым ответом.
— Мы не нуждаемся в еде, — коротко объяснила девушка. — Все, что необходимо, мы получаем в лучах солнца и воздухе, который вдыхаем. Но ты должен есть. Сейчас тебе это нужно. Пройдет время, и если ты захочешь, то научишься не есть.
Джон молчал, перебирая в памяти события прошлого вечера. Ему казалось, что он смутно нашел ответ: что же происходило у кострища…
— Вы питаетесь энергиями?
— Да!
— Вы все время проводите, наблюдая за пламенем огня, танцуете вокруг него, поете песни. Почему?
— Мы учимся.
— Чему?
— Придет день, когда каждый из нас станет как луч Солнца — легким, теплым, невесомым. Тогда уйдем в другой мир, ведь в этом и есть смысл нашего пребывания здесь. Еще мы гармонизируем другие миры — танцуя и исполняя песни.
— Но почему вы не говорите вслух, а общаетесь только мысленно?
— Слово — это большое творение. Говорить можно, когда душа хочет творить. Вот потому в такие периоды мы чаще всего поем… А если говорим, то только то, что заслуживает быть в звуке. Так меньше мусора.
В лесу послышался треск. Джон, сняв с плеча лучемет, навел его на джунгли.
Чакантама улыбнулась.
— Ты боишься! Твои тревоги напрасны. Здесь тебе ничто не может угрожать.
Землянин недоверчиво посмотрел на девушку.
— Ты ждешь, когда за тобой придет охотник. Успокойся. Он ушел в мир Тукуана.
— Как ушел? Почему? Что это за мир Тукуана?
— Я приоткрою тебе прошлое.
Девушка пристально взглянула Джону в глаза, и тут же в его сознании всплыли кадры жизни на Земле. Пред внутренним взором возникли огромные жилые кластеры, грязные, в гнилых водорослях, океаны, старт с лунной базы боевого звездолета, его бегство с корабля, погоню, непродолжительный бой, отстрел капсулы. А потом тонкий луч света оторвался от костра аборигенов и, пронзив небо, унесся в космос, где настиг поисковый корабль-убийцу…
— Но как? — удивился Джон. — Это невозможно.
— Что невозможно? — спросила Чакантама.
— Уничтожить корабль энергией костра, — ответил офицер.
— Корабль, что прилетел к нам, никто не уничтожал. Он стал силой — у вас это называется энергией, излучениями. Что-то действительно ушло в мир Тукуана. А что-то стало жизнью, силой созидания...
— Я не понимаю того, что ты мне объясняешь.
— Поймешь. Просто живи и слушай голос своего сердца. Теперь ты среди нас. Учись!

Глава 5
Планета Анкена.
Первый танец. Спасение друга.

Прошло несколько дней. Джон расположился на берегу реки, наблюдая за ее медленным течением. Сегодня он учился внутреннему спокойствию. Сидя рядом, Чакантама, не сводя глаз с землянина, тихонько подпевала речке.
— Ты знаешь, вчера в пламени костра я сумел увидеть, что хотел. Мысленно был на планетной базе, на Иане, — нарушил тишину Джон. — Там все очень плохо. И на Земле — плохо. Прорвавшийся звездолет серых успел нанести ракетный удар. Испепелен целый континент… 
— Я знаю, — ответила девушка. — И мои глаза грустят вместе с твоими.
 — Я видел своего друга Андрея…
— Того, что спас тебя?
— Да. Состоялся суд… Завтра казнь…
Джон замолчал. На сердце было тоскливо и больно.
— Он тебе дорог? — спросила Чакантама.
— Очень!
— Хочешь его спасти?
— Он пытался спасти многих... У Андрея доброе сердце. Таких сейчас очень мало. Почти что нет...
Чакантама задумалась. Неожиданно ее глаза оживились. Она явно нашла выход.
— Я поговорю с Атупанто.
— О чем?
— О помощи твоему другу, конечно.
…На скале предков, одиноко возвышавшейся над джунглями, полыхал огромный костер. Поедая сложенные шатром сухие деревья, пламя рвалось в небеса. Вокруг, взявшись за руки, несколькими кругами танцевали кинчиуки. В центре у огня стоял вождь племени. Пламя закачалось. Атупанто поднес к губам изящную, слегка изогнутую бирюзовую раковину, и легонько дунул в нее... Ритм танца участился. Над спящими джунглями поплыла мелодия...
Это был первый танец Джона вокруг костра. В какой-то неуловимый миг его сознание слилось с сознанием танцующих, и он увидел очень красивую планету. Но это была не Анкена.
Показалось озеро с берегами, заросшими мягкой изумрудной травой. Под ритмы музыки и пения в глубинах чистых вод что-то зрело. Джон увидел плод. Ритм участился. Что-то шевельнулось внутри плода, и на поверхности показался маленький росток, который потянулся вверх. Стебель уплотнился, покрылся листьями, а на вершине появился бутон. Бутон становился все больше, и вдруг раскрылся, освободив тысячи цветов-колокольчиков…
— Вот так, в пении и танце, мы растим Сады Жизни, – объяснила землянину Чакантама. — И каждый отвечает за что-то свое.
— Вы Садовники? — удивился Джон.
— Да, мы Садовники. Среди нас есть и мастера. Мы сажаем Сады Жизни не только на ближних планетах, но и в других дальних мирах.
— Но как?
— В калейдоскопе движений соединяется несоединимое, — ответила Чакантама, — а противоположности познают другу друга, сливаясь в Единое. Сады Жизни взращиваются мастерами. Они же и акт Творения, и поле Творения, а вместе — Тайна.
— Тайна!
— И большое знание, — ответила Чакантама. — Только понимание оживляет забытую Тайну вечных Садов Жизни. Оно воплощает внутреннюю драму нашего внутреннего Творца, которую мы стараемся свести к чему-то внешнему. Жизнь обретает силу в слиянии формы и сути, и расцветает Садом.
— Даже в Хаосе? — уточнил Джон.
Девушка многозначительно улыбнулась.
— Хаос — это всего лишь меняющаяся форма большого вселенского круга превращений. Сады Хаоса — миры, преобразующиеся Светом нашего взгляда и понимания. Росток жизни сеется Светом в тенях разума. Все это ты скоро не только поймешь, но и увидишь…
Джон взглянул на соседку по танцу Митиану.
— Сегодня я исполняла ритмы трав, — прочитав в его глазах немой вопрос, ответила девушка. — В прошлый раз я танцевала с животными.
— А что танцевал я? — поинтересовался Джон. — Это было просто так?
— Нет, Джон, — ответила Чакантама. — Сейчас я увидела первый росток, который дало твое сердце.
— Росток! Но откуда?
Чакантама посмотрела на землянина мудрыми глазами. Ее мягкий взгляд был направлен прямо в его сердце.
— Росток появился из семени Света, — продолжила девушка. — Его принес ветер из источника Жизни. Пройдет время, и из ростка появится маленькое дерево, которое будет первенцем в саду твоего сердца. Время отобразит это маленькое дерево как эйдос в других дальних мирах Вселенной. Оно станет образом и прообразом Садов Жизни, чудом Творенья в вечном движении иллюзорных форм Жизни.
— Росток может появиться у каждого?
— У всех без исключения. Вероятность появления ростка в Садах Хаоса безгранична. Вечная игра Света создает Сады Жизни не только на тропах эволюции, но и на дорогах Со-Творчества, которое ты видел сегодня. Знай, твое сердце — место ожидания Света.
— Мое сердце?
— Твое! В нем все большое и красивое, — произнесла она.
Джон растерялся. Сегодня он впервые вспомнил, кто же он в действительности… Просто бездушный клон.
— Чему удивляешься? Ты спал. У тебя все спало. Ныне проснулся. Теперь каждый раз, танцуя и исполняя наши песни, будешь помогать созданию Садов Всеединого, наполняя их красотой и гармонией…
Весь вечер Джон провел в размышлениях над словами Чакантамы о творчестве и Со-Творчестве. Он не клон! Он носитель духовной частицы Всеединого, проснувшейся в нем. И он тоже может творить в Садах Жизни Всеединого. Но для этого он должен не только многое понять, но и многому научиться. И только потом, познав тайну времени, взять обет великого безмолвия, чтобы однажды, через несколько тысяч лет, в дыхании огненного змея Шауата пройти обряд посвящения в Садовники Всеединого. Он хочет стать Садовником, хочет в танце наполнять гармонией Сады Жизни в его необъятных звездных Мирах. Но прежде, в своей маленькой душе он взрастит цветок, росток которого явственно ощутил в своем сердце.
За спиной послышались тихие шаги. Джон оглянулся. Перед ним стоял вождь Атупанто.
— Ты готов отдать любовь своего сердца другу? — спросил вождь.
— Даже жизнь! — ответил Джон.
— Ты сможешь это сделать…
…И вот на Анкену опустилась ночь. В безоблачном небе миллиарды звезд. На поляне предков полыхал огромный огонь. Все племя кинчиуков танцевало для доброго друга Андрея. Ближе всех к огню в первом кругу — дети. Взявшись за руки, они плясали, ритмично изгибаясь. Над джунглями плыла мелодия десятков музыкальных раковин. В такт музыке и танцу пространство внезапно раскрылось перед Джоном.
Неожиданно для себя он явственно увидел, как бывшего командира звездолета подвели к аннигиляционной камере. Прокурор зачитал приговор. Андрею дали возможность написать прощальное письмо. Рядом на столике — многочисленные горячительные напитки, дурманящие травы…
Джон отчетливо видел мысли друга. Андрей не сожалел ни о чем. Он поступил правильно, хотя всех остальных клонов Служба безопасности уничтожила. Кроме одного — Джона. Петрову в вину поставили и гибель корабля-охотника «Штрок»… Это Андрея радовало: значит, его друг Джон – жив.
Роботы службы исполнения наказаний завели офицера в аннигиляционную. Сейчас будет дана команда «пуск», и его уничтожат, даже пепла не останется.
Торжественно пропела раковина вождя. Тонкий луч от костра взметнулся в небо. Пространство захлопнулось…
На поляне предков по-прежнему плясали. Рядом с вождем племени стоял капитан Андрей Петров и растерянно смотрел на танцующих. Он, вырванный из аннигиляционной камеры смерти в момент запуска излучателя, не понимал, где очутился и что же тут происходит. На потусторонний мир это явно не походило…
Его недоумевающий взгляд блуждал по лицам танцующих. За одно из них он зацепился. Из толпы аборигенов ему улыбалось до боли знакомое, хоть и чудно раскрашенное лицо. Это же Джон, только загоревший и без привычной одежды, в набедренной повязке из листьев. Андрей улыбнулся другу…
Небо светлело. Начиналось утро нового дня.

Глава 6
Планета Анкена.
Змей Шауат. Обряд очищения. Садовники.

Прошло два года. На плато, к которому примыкало жерло огромного вулкана, уверенно вышли двое мужчин в головных уборах из перьев и с изображением на груди головы змея Шауата, как того требовала древняя традиция.
Загорелые и ритуально разукрашенные кинчиуки, которые были на голову выше их, почтительно расступались — они пропускали землян к вождю племени.
— Солнце вашим глазам, великий вождь Атупанто, — поклонившись, произнесли друзья.
Вождь, сидевший на камне у основания пирамиды, медленно оглянулся и приготовился слушать.
— Я, Андрей Петров с планеты Земля, желаю пройти посвящение.
— Я, Джон Глоусон с планеты Земля, также желаю пройти посвящение.
Атупанто молча встал с камня, направляясь к землянам. Возле них он остановился. Друзья  замерли.
Вождь снял с плеча Андрея какого-то цветного жучка. Это был добрый знак.
— Я могу это сделать? — повторил просьбу Андрей.
Атупанто поднял ладонь. Жучок расправил крылья и взлетел. Вождь проводил его взглядом. Потом внимательно, по очереди, посмотрел в глаза Андрея и Джона.
— Что вы готовы отдать в дар великому змею Шауату? — услышали они в своем сознании телепатическое обращение.
— А что мы должен отдать? — уточнил Джон.
— Самое дорогое, что у вас есть.
Друзья задумались, перебирая в памяти все самое ценное, чем они когда-то владели. Но оно, увы, осталось там, на Земле, в миллионах парсеках от Анкены. То, что было самым дорогим, было при них…
— Моя жизнь, терпение, послушание и усердие отныне принадлежит Анкене, — уверенно произнес Андрей.
— Моя – тоже, — последовал ответ Джона.
Атупанто вновь внимательным, пронизывающим взглядом окинул землян. Нет, в нем не было иронии, а только уважение к их выбору.
Сами же друзья уже не чувствовали себя маленькими и никчемными, словно та букашка, недавно снятая аборигеном.
— Вы уверены в этом? — уточнил Атупанто.
— Да! Да! — без нотки сомнения в голосе ответили они.
Вождь еще раз окинул их взглядом. Его зеленые глаза оставались по-прежнему бесстрастными.
— Вы желаете стать такими, как мы? Вы жаждете бессмертия?
— Да!
— Вас не страшит, что вы станете другими?
— Нет!
— Я к этому также готов, — ответил Андрей.
— Гости желают остаться на Анкене, в ожидании главного для них посвящения через четыре тысячи лет, или они вернутся на Землю?
 Друзья растерялись.
— Я не желаю возвращаться на Землю, — произнес Андрей.
Джон перевел взгляд с Атупанто на замершую Чакантаму.
— Мой выбор — Анкена, — ответил он.
— Становитесь со всеми. Сегодня вы пройдете обряд очищения.
— Очищения!? — непонимающе воскликнул Джон.
Но вождь уже не слышал его. Посмотрев на небо, Атупанто поднял над собой руки. Мгновение — и луч красного Солнца, поцеловав кончики его пальцев, медленно пополз вниз. Как только он коснулся пяток, вождь глубоко вздохнул. Наступил самый ответственный момент в его жизни. Ради него он все эти тысячелетия хранил безмолвие.
— Мы, дети Анкены, пришли к тебе, великий змей Шауат! — Торжественно прогремел над поляной голос вождя.
Почва у их ног слегка задрожала.
— Мы, дети Анкены, пришли к тебе, великий змей Шауат! — Мелодично послышалось со всех сторон.
Это кинчиуки, протянув к Солнцу ладони, приветствовали хранителя Анкены.
Земля вздрогнула сильнее. Вулкан просыпался.
— Великий змей Шауат, — возвышенно произнес вождь, — мы, дети Анкены, принесли тебе свои дары: четырехтысячелетнее молчание и наши сегодняшние слова.
Вулкан тяжело вздохнул. Магма в жерле ожила и, булькая, медленно поползла к горловине.
Земляне торжественно подняли руки к небу. Для них сегодняшний день — решающий…
Атупанто опустил руки. Вулкан словно громко чихнул. Огненные брызги взметнулись в небо; не долетев до его босых ног, дымящимися каплями упали на отвесные камни.
Лава двумя потоками поползла по склону вулкана, огибая пирамиду и сливаясь в один поток.
— Если ты чист духом, — прими дыханием великого змея Шауата, — продолжил Атупанто.
Став на колени, он поцеловал землю священной Анкены, и только после этого направился к вершине пирамиды, где находилась огромная площадка. За ним по каменным ступеням последовали кинчиуки. Не отставали от процессии Андрей и Джон.
В жерле вулкана прогрохотало. Столб огня взметнулся в небо. В клубах пара что-то засветилось, и тут же из магмы показались пылающие ноздри громадного змея. Из них валил едкий дым. В воздухе пахло серой. Несколько раз щелкнув полыхающим жаром языком, Шауат высунул из магмы обрамленную огненными протуберанцами вытянутую голову. Блеснув светящимися, словно рубины, глазами, змей томно открыл пасть. Кто-то потревожил его сон. И этот кто-то сейчас настойчиво звал его к себе.
Изрыгнув пламя, Шауат, играя плазменной чешуей, медленно пополз по потоку лавы. Он уже знал, кто посмел разбудить его и зачем. Его ждет большая жертва...
У землян перехватило дыхание. Огненный змей, которого они видели на наскальных рисунках, подняв голову и, поблескивая желтыми, казалось, сотканными из лучей Солнца зубами, заскользил по лаве. Обогнув пирамиду, Шауат сделав второй виток и, охватив ее дышащим жаром телом, грациозно пополз по ступеням. Как только его голова показалась над вершиной пирамиды, кинчиуки, выстроившись на противоположном краю площадки, почтительно повернулись к нему лицом.
— Солнце твоим глазам, великий Шауат! — торжественно произнес Атупанто.
Племя повторило приветствие.
Змей, лениво играя, шевельнул хвостом, находящимся в жерле вулкана. Подхваченная им магма взметнулась в небо, обдавая жаром спины стоящих над огненной пропастью.
— Да умрет Страх и Смерть! Да очистится огнем Душа! Да проснется в каждом Дух великого Творца! Да родится Садовник в Садах Всеединого! — Атупанто величественно вознес к небу руки.
Его примеру последовало всё племя.
Шауат приоткрыл пасть, обдавая их тела не обжигающим огнем, в котором своими энергиями в душах сжигалось все то темное, что в них накопилось за годы жизни на Земле…
Вечером этого же дня земляне перешли на поляну предков и остановились у огромного костра. Атупанто взял в руки висящую на шее раковину и легонько дунул в нее.
Вечерние джунгли ожили, и тут же на поляне показались сотни кинчиуков. Первыми бежали дети. Они окружили пылающий огонь и принялись молчаливо вытанцовывать вокруг него. Следом показались мальчики постарше. Они по двое несли огромные дымящиеся глиняные кувшины. За ними, не спеша, следовали девочки. В их руках блестели поющие раковины.
Установив кувшины на равном расстоянии друг от друга на выступающие круглые каменные плиты, они образовали широкий коридор. Девочки стали возле плит. За их спинами замерли мальчики.
Атупанто повторно дунул в раковину. Его поддержали. Над поляной поплыла тихая мелодия. Она пронимала тело. Приятно отзывалась в сердце. Нежно ласкала душу.
В кувшинах вспыхнул огонь. Десятки тамтамов ожили в глубине джунглей.  Под их нарастающий бой на поляну, в окружении животных и порхающих птиц, взявшись за руки, вышли юноши и девушки. Войдя в коридор из огня, они величественно двигались к центральному костру. Их было немного — всего сто десять пар. Ровно столько, сколько прошло обряд посвящения дыханием огненного змея Шауата.
Детвора, танцующая вокруг костра, в двух местах разорвала круг и, тут же, выплясывая, запетляла змейками между кувшинами с огнем.
Музыкальные раковины стихли. Бой тамтамов замедлился. Теперь он синхронизировался с ударами сердец, шагами идущих пар.
Тамтам в тамтам. Удар в удар. Шаг в шаг. Расстояние между первой парой и пылающим огнем неумолимо сокращалось.
— О, отец нашей Вселенной! — прогремел над поляной голос Атупанто. — Творец всего видимого и невидимого! Прими в свое лоно твоих детей! Твоих Садовников! Награди их Творчеством! Поддержи в Со-Творчестве в твоих Вечных Садах Жизни. Прими их в свои Миры с безграничной Любовью и Благодарностью к тебе!
С последними словами вождя пламя взметнулось высоко в небо. Подняв над собой посох, Атупанто отошел в сторону, освобождая юношам и девушкам проход к огню. Под удары тамтамов пары, одна за другой, в сопровождении любимых помощников — зверушек и птиц — исчезли в костре.
Вскоре пламя осело. Тамтамы взорвались в быстром ритме, зажигая энергией кинчиуков. Дети кружились в хороводе вокруг огня. Сегодня они за один вечер повзрослели. Теперь они стали старшими. И через четыре тысячи лет, взявшись за руки, сквозь огонь уйдут в Миры Всеединого, сея по ним семена красоты, из которых взойдут новые всходы большой Любви. Вместе с ними уйдут и Джон с Андреем, чтобы врачевать раны родной Земли и многих других планет, выжженных разумом своих обитателей во время бездумных игр в войну.



СОДЕРЖАНИЕ:

ЮРЕК ЗМРОЧНЫ. (ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ)
Покататься на драконе
Немножко света в солёной воде
НАТАЛЬЯ АЛФЁРОВА. (РОССИЯ)
И крылья расправит дракон
По следу Единорога
ВАЛЕРИЯ ПАНОВА. (РОССИЯ)
Мне скучно!
ЕВГЕНИЯ ШАПИРО. (РОССИЯ)
Соприкосновение миров
МАРИЯ ЗАХАРОВА. (РОССИЯ)
Краски осени
ВИКТОРИЯ ВИРДЖИНИЯ ЛУКИНА. (УКРАИНА)
Вишенка
МАРИНА КАРПЕНКО. (РОССИЯ)
Рай для всех
ВИТАЛИЙ КИРЕЕВ. (РОССИЯ)
Зеркало правды
ЮРИЙ БОБРОВ. (РОССИЯ)
Дама в чёрном
Золотая статуэтка Одина
АЛЕКСАНДР ЖДАНОВ. (РОССИЯ)
Путешествие с драконом
Хроники Аш-Кхаадара. Потерянный король
ЕЛЕНА НОВОДОЛЬСКАЯ (KEEPER). (УКРАИНА)
Война
НАТАЛЬЯ СОКОЛОВА. (РОССИЯ)
Неожиданное чудо
В некотором царстве, в некотором государстве
В лабиринте
ЛЮДМИЛА БЕЛАН. (УКРАИНА)
Осенний вернисаж
АРИНА ФЕЕВА. (РОССИЯ)
Вольтижо
Астры
МАРИНА ПОПОВА. (РОССИЯ)
Замки, или Эра Добра
Золотой запас земли
Слёзы
ИРИНА ЧУВИЛИНА. (РОССИЯ)
Выбери меня!
ТАМАРА ПАКУЛОВА. (РОССИЯ)
Приключения Тима в Земрае
ОКСАНА ШЕЙ МАР. (УКРАИНА)
На золотом крыльце сидели. Часть первая
МАСЮТА. (ИЗРАИЛЬ)
Гостья из прошлого
МИХАИЛ ТЕМНОВ. (УКРАИНА)
Галактические садовники