Пес по кличке Оззи

Пёс по кличке Оззи

Мой сын  купил дом в элитном поселке около Петербурга.
Они были вторыми жителями. Там же родилась моя внучка и так сказать получила право занимать законное место в Сенате этого поселка.

Для охраны владения мой сын приобрел щенка среднеазиатской овчарки по кличке Оззи. Он гулял с ним по окрестностям и маленький Оззи сопровождал его сзади по заснеженным тропинкам между домами большого поселка.
Когда Оззи исполнилось полгода, его стали учить правилам собачьей жизни и субординации. Субординация предусматривала положение моего сына как вожака стаи, а Оззи занимал место где-то в конце иерархии.
Кормить Оззи разрешалось сыну, невестке и никому больше. Всех остальных он должен был считать чужими.
Но Оззи не очень-то следовал этим инструкциям. Когда няня внучки утром намеревалась выйти из дома, чтобы уехать после службы, Оззи не подпускал ее к калитке, требуя дани. Она бросала куда-нибудь подальше кусок съестного и, пока пес находил его, стремглав неслась к калитке. Пес следил за этим и часто настигал беглянку, хватая ее за ноги. Так он устанавливал и свои порядки в иерархии.

Однажды он стоял у двери, откуда вышла бабушка невестки под 90 лет и решила погладить песика по голове. Но Оззи считал именно ее последней в иерархии и цапнул гладившую руку, прокусив до крови.
Я не хотел оказаться также в хвосте стаи и, выходя из метро на Просвете, покупал в супермаркете отходы костей около 3 кг.
Оззи скоро привык встречать меня как лучшего друга.
Когда я приезжал утром к их дому, то кричал «Оззи» который сидел в своей загородке. Тот подымал лай, стараясь разбудить хозяев , чтобы они открыли мне калитку. Поскольку никто не выходил, я перелезал через высокую чугунную ограду и нес псу большой пакет лакомства. Пес терпеливо ждал и облизывался. Потом в благодарность он лизал мне уши и пытался поцеловать в губы. Я с ним разговаривал и он с интересом слушал, настроение он понимал прекрасно, а детали не имели значения.

Когда сын обнаружил, что я кормлю собаку и нарушаю его правила, он устроил мне скандал и пытался запретить это. Невестка из вредности стала следить за мной, чтобы я не кормил собаку. Один раз она засекла меня за этим занятием, специально встав пораньше,  и настучала сыну, что я не следую его запрету. Сын по такому, как я считал, дурацкому поводу, устроил скандал и угрожал, что откажет мне от посещений его имения. Я не отнесся серьёзно к его угрозам, считая это проявлением хамства, но стал вести себя более осторожно с собакой, избегая открытой ссоры с сыном.
Все-таки добрые отношения с псом были мне важны, тем более, что мне его было очень жалко.

Сначала Оззи жил в относительной свободе на участке и иногда подходил к низко расположенному окну первого этажа дома и смотрел через него в гостиную. Тогда кошка прыгала к окну из гостиной и, осмелев от своей безопасности, била лапой по стеклу, за которым была морда собаки. Пес презрительно продолжал смотреть через стекло.
Пес вообще  ничего не боялся, кроме грома и молнии. В этом он был похож на собаку Банга Понтия Пилата по роману Булгакова «Мастер и Маргарита».
Это было либо наследственное свойство степных псов, либо дефект воспитания, так как в первый же Новый год мой сын ночью стал устраивать фейерверк и щенок был этим очень напуган. Следовало его успокоить, взять на руки и показать, что это совсем не страшно, но это не было сделано. Поэтому всю свою жизнь при дальних раскатах грома Оззи проявлял большое беспокойство и сын  вынужден был отводить его в гараж, где пес забивался в темный угол и пережидал там грозу.

Когда псу стало больше года, то сын решил учить его охране особняка. Пригласили собачьего тренера.  Тренер надевал рваную фуфайку, дразнил собаку, которую сын держал на поводке, и лез через забор. Пес быстро все понял и стягивал вора с забора на землю, пытаясь задушить. Здесь сын вмешивался и кричал «ФУ!», что должно было немедленно исполняться. При задержке исполнения пса жестоко били палкой, пес скулил, окрестные собаки поднимали вой в поддержку жертвы насилия.

Однажды сын  собрался уехать отдыхать на пару недель летом и пса решили на это время поместить в собачий «дом отдыха». Вероятно, условия там были ужасные, так как при возвращении они посадили пса в свою машину и когда поехали, то пес не понял, что едут к дому. Он, вероятно, решил, что теперь его везут на живодерню, выбил заднее стекло машины и пытался из нее выбраться.
С трудом его успокоили, привезли домой и хорошо накормили, он успокоился и сразу заснул почти на сутки.
 \
Некоторое время своей юности пес свободно гулял по участку и справлял свои естественные надобности на газоне, что очень не нравилось моей невестке, так как место для его туалета не было постоянным, хотя не на тропинках сада.
Эти экскременты вполне мог регулярно убирать садовник. Но невестка почему-то потребовала от сына соорудить для пса загородку в углу участка, чтобы он не мог свободно ходить по их территории.
Конструкцию этой загородки пришлось постоянно укреплять, так как пес не соглашался с ограничениями своей свободы и постоянно ломал, иногда даже ранив себя, пока она не превратилась в металлическую коробку, из которой нельзя было выбраться.
Эти ограничения мне также крайне не нравились, но я ничего не мог сделать. Даже выражать свои возражения по такому решению было совершенно бесполезно, я бы получил в ответ только открытое раздражение и откровенное мнение, что суюсь не в свое дело.

Когда пес достиг возраста половой зрелости, он научился при редких прогулках по участку перепрыгивать через чугунную решетку в рост человека и наводить свои порядки в окрестностях.
Местные жители деревни Порошкино много раз угрожали сыну застрелить его «красную» собаку, которая считает себя главой местной администрации.
Оззи осеменил всех сучек в округе,  считая по праву себя альфа-самцом и бригадиром строителей–таджиков.

Таджики обычно ставили свои рюкзаки с едой около дома, где вели строительные работы. Но Оззи считал все территории охраняемым объектом, находящимся под его ответственностью.
Он приходил к стройке, доставал еду из рюкзаков таджиков и поедал все, вместе с обертками.
При приближении таджиков он слегка рычал, чего было вполне достаточно для отпугивания. Таджики хорошо знали злобный нрав овчарки среднеазиатской породы и наблюдали за происходящим издалека.
Угрозы местных жителей и недовольство жены привели к тому, что сын огородил металлической решёткой территорию для пса и в течение полугода усиливал эту конструкцию, так как пёс ломал металлическую загородку несмотря на получаемые раны  и вылезал через крышу.
В конце концов, камера заключения была доведена до совершенства и пёс больше не мог её покидать без особого позволения, ему разрешалось гулять по участку только в присутствии Главного Хозяина. За пределами участка с ним не гуляли.

По отношению к нам с женой Оззи вел себя как истинный джентльмен при приёме гостей.
Мы сидели в креслах на площадке около дома, он подходил сначала к нам и по-собачьи здоровался, то есть, подходил ко мне и обнюхивал, я его гладил по голове и благодарил, он лизал мне ухо, нюхал его, потом подходил к моей жене, обнюхивал её, она его не гладила, из предосторожности не претендуя на доверительные отношения, а уже потом он усаживался у ног моего сына – вожака его  стаи.
Когда сын хотел как-то нарушить эту процедуру его приветствия нашему  визиту и скомандовал: «Ко мне!», то пёс не сразу исполнил приказание, чтобы не нарушить принятую процедуры приветствия гостей, проявив тем прекрасные качества собачьей вежливости, за что получил удары сына плёткой, взвизгнул от неожиданности, моя жена при этом заплакала, а наш сын удивился её реакции.
Ему по молодости это было совсем не понятно.

Постепенно заключение в клетке для Оззи превратилось в образ жизни: его не пускали гулять, иногда он лаял на шум, доносящийся из-за забора, в супермаркете возле метро перестали продавать кости. Я  не мог взять на себя ответственность и вывести его на прогулку на поводке при натянутых и без того  отношениях с сыном.

Когда я приезжал к ним, то пёс ждал, пока я подойду к его клетке, поглажу по голове и поговорю с ним, в ответ он оближет мне ухо и обнюхает лицо, а я поцелую его в черный холодный нос и дам ему кусок своего бутерброда, он осторожно возьмёт его с руки, потом я уйду в дом, а он сядет в углу своего железного загона.

Моя жена тяжело болела – у нее была онкология,  и она не сдавалась этой болезни.
Мы жили летом достаточно близко от семьи сына, но у него не было свободного времени нас навещать.
Я стал плохо видеть и перестал водить свой «Пассат».
Когда я звонил сыну и просил привезти внучку, то он отвечал, что это надо согласовывать с его женой и приезжать за ней на такси с доставкой обратно.
У них обоих с женой были  дорогие машины, но обращаться к ней с такой просьбой было бесполезно.
Потом много позже внучка меня как то спросила: «а почему папа не говорил мне, что бабушка тяжело больна, и мы ее не навещали, я бы все поняла, ведь мне было уже 7 лет»?
«Это ты можешь спросить у своего папы», - ответил я.

Я не мог оставить жену и долго не видел Оззи.

Умер он в среднем собачьем возрасте, вероятно, не примирившись с таким своим существованием.
Дети его несколько опасались. Как то их приятель хотел ему протянуть в клетку какую-то еду. Но пёс до крови тяпнул за руку  чужого человека.

Я часто с грустью о нём вспоминаю, он был моим лучшим и верным другом , кроме детей, в этом доме, но я ничем не мог ему помочь и мне его было очень жалко.