Тень жизни в голубых глазах. Главы 3-5

Глава 3.

- Как вы сегодня спали, Эмма?
- Как и в прошлую ночь.
- Вы принимали тот препарат, что я вам назначил?
- Нет.
- Почему?
- Я не пью такие лекарства… боюсь…
- Я могу назначить вам другой препарат, если этот вызывает побочный эффект, почему вы не предупредили меня о том, что не собираетесь его принимать?
- Не в этом дело, я боюсь перепутать сон с реальностью, я хочу чтобы вы помогли мне не помощью каких-то сильнодействующих препаратов, понимаете?
- Что ж…. дело ваше. В таком случае, давайте перейдем к лечению разговором? Как вы познакомились с вашим другом Александром? Как у вас складывались отношения?
- Мой муж нас познакомил, в кафе.

После окончания школы, мой муж поступил учиться на следователя, целый год жил в казарме, я так наскучалась по нему, что после того, как местных на втором курсе распустили по домам, уже не хотела расставаться с ним и на день. Мы сняли крошечную квартирку в плохеньком районе, это все, что мы могли потянуть. Моя мать одобрила эту идею, как только я успела ее озвучить, за год до этого мой отец скончался от инфаркта, мама погоревала от силы три месяца. Его столь скоропостижная смерть, конечно, потрясла ее, но она быстро оправилась, начала заводить новые знакомства, приглашать старых подруг, что-то в ней переклинило, и она стала добрее, любезнее, общительнее и немного страннее. Она не теряла надежды второй раз выйти замуж и то, что я пожелала съехать, не могло ее не порадовать, дом оставался в ее распоряжении, так как Эльвира к тому времени уже жила отдельно. Успешная предпринимательница, она намеревалась снять нам квартиру в центре и все оплатить, но он принял это в штыки, я поддержала, но на первых порах мама все же здорово помогала деньгами, некая компенсация за ноль внимания оказанного мне ею в детстве и юности. Правда, я ему не говорила.
У моего мужа была неплохая стипендия, постоянную работу он не мог себе позволить, а работать по ночам он пытался, но это добром не закончилось, да и потом я, незаметно для себя начала подрабатывать в свободное от учебы время. Я всегда хорошо рисовала, пока училась в школе, посещала изостудию, но мои картины никогда не приносили мне дохода, я не старалась реализовать себя, как художника, я люблю в себе копаться и часто собой бываю не довольна в плане какой-либо деятельности. И в основном мои рисунки складировались в кладовке или на даче, я делала это исключительно для себя. Умение рисовать сыграло мне на руку при нанесении макияжа, даже мама порой просила меня сделать ей мэйк-ап, также с детства я любила возиться с волосами и делала куклам невообразимые прически. Сначала это было чем-то вроде хобби, я плела косички однокурсницам и красила их на свидания, могла подстричь им челку, подровнять волосы или сделать маникюр. Позже, поняв, что это мне нравится, окончила курсы визажистов и парикмахеров параллельно с учебой, а так как училась я в меде - выбрала специальность близкую к своему хобби. Долго добивалась работы в салоне, где работаю сейчас. А в те студенческие годы клиентура появилась сама собой, сначала это были девчонки с курса, чуть позже старшекурсницы, а дальше они все начали приводить своих мам, подруг и прочих родственников. В общем, мы даже смогли обходиться без денег моей матери, после окончания учебы я это, к сожалению все забросила.
Мы прожили в квартирке-шкатулке меньше года, прежде чем в нашей жизни нарисовался Алекс, дерзкий, временами наглый, избалованный, но смешной, самый настоящий отброс, как мне казалось по началу, но на деле он оказался умным, начитанным и сочувствующим парнем, у которого на все был ответ и своя точка зрения. Он учился на курс старше, и за время пока мой муж жил на территории академии, они с Алексом успели подружиться, они все время встречались в курилке и Алекс ему все время что-то рассказывал.
Александр Гринев любил, чтобы его называли Алекс, он был позер во всем, одевался с иголочки, когда не приходилось носить форму, с легкостью заводил новые знакомства, полчища этих самых знакомых не давали ему прохода, стоило лишь выйти в выходной день развеется в клуб или посидеть в баре. Но как это часто бывает, настоящих друзей у него не было и негде толком было жить. Думаю, что такая штука с друзьями у него получилась из-за частой смены городов в детстве и юности, его родители все время переезжали с места на место. Родился он в Петербурге, где прожил первые семь лет. А в школу пошел уже в Свердловске (сейчас Екатеринбург), далее каждые два года его семья меняла город до тех пор, пока его отец не ушел на пенсию и не занялся бизнесом. И это повлияло на то, каким он стал, прячущимся за маской веселья и некоторой ширмой раздолбайства и популярности среди толпы.
Все вещи Алекса еще лежали в каптерке на курсе, а сам он кочевал от одного знакомого к другому, не желая жить с родителями, которые его, как он говорил, чересчур опекали, но в то же время он принимал от них в дар дорогие иномарки, да и как такому красавцу без иномарки. Я говорю во множественном числе, потому что одной машины ему порой не хватало и на год, он разбивал их на раз-два, и отец тут же спешил приобрести ему новое транспортное средство, причем Алекс никогда ни о чем его не просил. Мой муж всегда любил выпить и покурить еще со школы, в этом они с Алексом совпадали, различие их было в том, что мой любимый был по сути своей нелюдимым и малообщительным, а Алекс наоборот.
Он любил, чтобы его называли Алекс, но Гера называл его «дохлый» или «рыжий», во-первых, потому что не выговаривал «с», а во-вторых, потому что Алекс и, правда, был рыжий и очень худой по молодости. С этим связан один интересный случай, я с детства знала, что у Геры есть небольшой дефект речи, но чем старше  он становился, тем меньше слов содержащих в себе буквы «з» и «с» становилось в его обиходе. Он тщательно продумывал каждое слово в предложении, чтобы собеседник ни о каком дефекте не догадался. Многие его однокурсники даже и не подозревали об этом. Если сложные для него слова обойти не удавалось, он просто быстро произносил их и если его переспрашивали, он делал вид, что не слышит. Со мной наедине Гера и не задумывался о словах и называл Алекса по имени, но в компании за ним, благодаря моему любимому закрепились две клички, и если Рыжего он еще терпел, то Дохлый был просто поперек горла. Однажды, будучи в приличном алкогольном опьянении, Алекс страшно взбесился и раздраженно высказал свое недовольство, на что Гера объяснил ему, что не может выговорить его имя, так как букву «с» никак не обойти, не Шуриком же его звать, это напрочь бы сломало его имидж.
Какое-то время шутки про дефект речи не сходили у Алекса с языка, он начал замечать, что мой муж заменяет слово бензин – топливом, а солнце – фонарем и так далее и все время это высмеивал, изображал его. Но вскоре он успокоился, хотя клички за ним прочно закрепились, и видимо в отместку он придумал шутку про ЗАГС, и все время она всплывала, пока мы не поженились, Алекс все время пугал меня тем, что Гера никогда на мне не женится, потому что не сможет произнести в ЗАГСЕ слово «согласен».
Первый раз я увидела Алекса в тусклом свете прокуренного кафе, в которое мы с мужем постоянно ходили… правда, тогда мы еще не были женаты. Это случилось в злачном месте под названием «Smile», это сейчас Smile – приличное кафе с двумя залами и VIP-зоной, утопающее в восточных подушках и уютной атмосфере, а раньше там собирались бедные студенты в поисках перепихона на ночь и дешевого пива. Если бы та встреча была единственной, я бы даже не смогла верно назвать цвет его волос или вспомнить черты лица, мне удалось понять лишь то, что он поджарый и высокий, с изящными ладонями и длинными пальцами, это все что я разглядела. Я как раз глотнула пива, когда Алекс подлетел к нашему столику. Именно в этот момент мой муж объявил мне о том, что этот самый Алекс отпадный мужик, и он будет жить с нами. Я выплеснула пиво изо рта и долго не могла откашляться, пока новый знакомый с широкой белозубой улыбкой наблюдал за моей реакцией и украдкой поглядывал на своего друга, так любезно предложившего ему жилье. Когда я чуть успокоилась и начала осознавать перспективу подобного соседства, я схватила мужа за рукав и потащила к выходу.
- С ума ты сошел! У нас однокомнатная квартира, нам самим-то развернуться негде! – Я впервые повысила на него голос.
- Да ты подумай, квартплата на троих! Это какая экономия! Альков наш, а большая комната наша общая, он там будет только ночевать! Давай, ответь да!
- Кто он вообще такой?
- Он мой друг!
«Мой друг…» - про себя повторила я, прекрасно зная, что друзей кроме меня у него нет. Об эти два слова разбились все мои возражения, он впустил в свою жизнь еще одного человека, я не в силах была помешать, поэтому я улыбнулась любимому и положительно махнула головой.
- Мне только нужно немного места освободить…
- Другое дело! Пошли.
Весь вечер я улыбалась его другу, первому другу и первому человеку из академии, с которым он меня познакомил.
На следующее утро, проходя мимо дивана, на котором устроился новый жилец, я обратила внимание на то, что он рыжий, не такой огненно-рыжий, как я, а какой-то темно-рыжий, близкий к каштановому, но его белая спина была усыпана конапушками, как и моя.  Это мне понравилось так, словно я увидела в нем какое-то родство, мне даже захотелось его нарисовать, лежащего на темно-синей простыни, в этот момент я поняла, с этим можно жить, по крайней мере, можно попробовать жить. Я любила рисовать друзей и подруг, разных людей, просто встреченных мной на улице, поэтому желание не показалось мне странным.
На нашей кухне по обеим сторонам стола стояли лавки, и он присел за стол рядом со мной в наше первое утро, когда мы толком не успели познакомиться. Я с шести утра сидела с конспектом, и пила уже третью чашку кофе за утро, он тихо возник из-за спины, и локтем коснулся моего плеча, когда потянулся за чашкой,  висящей на подставке. Я оглянулась.
- Привет!
- Привет… - улыбка преобразила до неузнаваемости его лицо и заставила меня безоговорочно ему доверять, я заметила в нем нечто доброе, в его круглых глазах словно собралась вся доброта, живущая на земле.
- Как… как спалось на новом месте?
- Замечательно! Мне здесь нравится.
Он поставил чайник на плиту и прислонился к стене, ожидая, когда он закипит. Затем он насыпал пару ложек нерастворимого кофе в чашку, залил кипятком и накрыл блюдцем, немного подождал и присел на лавку рядом со мной, хотя я ожидала, что он все же займет место напротив меня. Он широко расставил ноги, и я робко сжалась, потому что его длинные конечности заняли все место под столом. Он просидел так примерно с полчаса, не проронив ни слова, лишь изредка на меня поглядывая, а я не могла перевернуть страницу от стеснения и смущения, я все это время пыталась вникнуть хоть в одно предложение, но слова упорно не связывались между собой, я ощутила неприятную неловкую тягучую тишину. Когда он встал из-за стола, все пришло в норму, но очень скоро он вернулся.
- Гера мне так много о тебе рассказывал, все уши прожужжал. Вы со школы вместе, да?
- Да, все верно, - обернувшись, ответила я.
- Я тебя такой и представлял, хотя он ни разу мне твое фото не показывал.
- А я о тебе почти ничего не слышала до вчерашнего дня.
- Из него клещами все надо вытаскивать, но как только начнет говорить – не остановишь. Правда, ты выглядишь точно так же, как он тебя мне описывал!
- И как он меня описывал? – спросила я.
- Рыжие колечки волос, зеленые глаза, маленькая с хорошей фигуркой и улыбкой до ушей, заливисто смеешься. У тебя есть подружки?
Насчет фигурки он, конечно, загнул, да и Гера не стал бы использовать столько слов с буквой «з» но от комплимента я потеряла бдительность.
- Да, есть одна, с моего курса.
- Она с кем-нибудь встречается?
- Нет, а что? – заинтересовалась я.
- Она симпатичная?
- Да, примерно моего роста, худенькая крашеная брюнетка.
- Может, как-нибудь соберемся вместе? Вчетвером?
- Можно, вообще-то.
- Сегодня она может?
- Нам завтра на учебу, вряд ли.
- У нас построение завтра в половине восьмого, так что допоздна не засидимся, не переживай.
- Хорошо, я ей позвоню.
На минутку я обрадовалась и по своей девичьей глупости позвонила подруге, наивно представив, как мы вчетвером ходим в кино и веселимся, а в будущем дружим семьями, но мне простительно, мне было всего восемнадцать.
- Как ее зовут?
- Олеся.
- Неплохое имя, мне нравится.
В тот же вечер он накачал мою непьющую подругу шампанским и стал ее первым мужчиной, с того вечера любой наш с Олесей разговор начинался с вопроса: «Алекс обо мне не спрашивал?» Нетрудно понять, что он ей больше не звонил, мало того он и не спросил номер ее телефона. Олеся на нем помешалась, она и через пять лет спрашивала: «Как там Алекс?». После каждого случайного столкновения в нашей квартире, куда Олеся напрашивалась каждый божий день, докладывала мне подобно Золушкиным сестрицам из старинного фильма с Фаиной Раневской: «Принц взглянул на меня три раза, улыбнулся один раз, вздохнул один раз,  сказал «Очень рад вас видеть» – один раз, «Ха-ха-ха» - один раз, «Проходите, проходите, здесь дует» - один раз. Итого девять знаков внимания от святейших особ». Не в силах все это выносить, я вежливо спросила у Алекса: «Что за фигня?» Он посмотрел на меня, как на инопланетянина. Жаль, что мы с Олесей больше не общаемся я скучаю по ее занудной болтовне… Позже я поняла, что женщины для Алекса, как игрушки. Каждый выходной – новая, но, несмотря на такое поведение, его внимательности, проявляемой к представительницам женского пола не было предела. Блондинки, брюнетки, высокие, маленькие сменялись с бешеной скоростью. Бывало, выйду на кухню, а там сидит плачущая девушка, а Алекса, как ветром сдуло.
Так мы жили втроем, пока мой муж не доучился.  С Алексом он пил, а со мной спал, удобно же и никуда не надо ходить, все под рукой. Студенческие, или как они с другом говорили курсантские годы, с приходом Алекса наполнились шумными вечеринками, сигаретным дымом, алкоголем и запахом травы. Все как у всех или у большинства. Наша маленькая квартирка два-три раза в месяц, а то и больше превращалась в настоящий притон, кто-то где-то засыпал, я без конца мешками выносила пустые бутылки и пластиковую посуду. А во время сессии они отмечали каждый сданный экзамен, и я была счастлива, что у них сессия начиналась позднее, чем моя заканчивалась, иначе я бы не окончила учебу никогда.
Создать уют, когда живешь с двумя парнями, которым плевать на обстановку, лишь бы было, где уснуть и помыться, это подвиг. Но я не была занята на хозяйственных работах, не стояла ночью в нарядах и не стаптывала каблуки на плацу, у меня хватало времени и на учебу и на работу по дому. Хотя я знала, что не пройдет и дня как горами форменной одежды обрастут все диваны и кресла. Но если я приходила домой раньше, я первым делом наводила порядок и готовила ужин на троих.
Я относилась к бардаку с пониманием, как и ко всему остальному вроде глажки одежды не только своему парню, но еще и его другу, или приготовления еды для всех. Я загружала машинку, деля вещи не на белые, черные и цветные, а прежде всего на мужские и женские, так как от природы я была немного брезглива. Я не возмущалась, главное было не это, а то, что ради своего любимого я была готова на все и ничего меня не раздражало. Если я и злилась на протяжении дня, то всю мою злость и волну возмущения растворяли его объятья, как бы он не уставал, он всегда притягивал меня к себе перед сном и моментально засыпал, закопавшись длинным носом в мои рыжие волосы.
На последнем курсе, провалившись с головой в учебу, я начала пресекать вечеринки, наше жилище все реже становилось местом для встреч и пока парни развлекались всю ночь между выходными у какого-нибудь однокурсника дома, я спокойно занималась учебой или же выполняла работу по дому. Я не злилась, когда они заваливались пьяные под утро, или заявлялись домой лишь под вечер воскресения, я проводила время с пользой и не тратила его на ругань, потому как мы все были юны, и нам нужно было нагуляться.
Конечно, бывали дни, когда Алекс меня страшно раздражал своими гулянками и безудержным весельем, порой он ни о чем не думал, я имею в виду учебу, он мало к чему относился серьезно. Но со временем он изменился, я заметила эти изменения, когда мы уже жили врозь, но все началось намного раньше и сначала проявлялось в мелочах. В целом он был неплохой парень, всем спешил на помощь, несмотря на то, что сам он нуждался в помощи куда больше, чем те, кому он ее оказывал. Он первый поддержал меня после смерти мужа, отвез меня на следующий день в похоронное агентство и сам всех обзвонил, успокаивал меня, говорил, что все будет хорошо и поддерживал каждый день после. Он единственный кому в голову пришла мысль, собрать все фотографии и вещи, принадлежавшие моему мужу и убрать в шкафы, чтобы они не попадались мне на глаза и не потрошили еще свежие раны, он просто предложил убрать все с глаз долой, но мама довела эту идею до абсурда. За долгие годы, что он был другом моего мужа, он стал и моим другом. Он больше чем друг… наверно как брат, которого у меня никогда не было, нас часто принимали за брата и сестру, мы немного похожи из-за цвета волос.

Пропустив мимо ушей половину сказанных Эдуардом слов, я выбегаю из здания психотерапевтического центра и ловлю такси. Впервые за два года я уверена в том чего хочу, и я спешу, я знаю, что пара минут мне погоды не сделает, но я хочу быстрее добраться до места.
Звоню в дверь, обычно я не заявляюсь к людям без предварительного звонка по телефону, но мне простительно, по сравнению с той кучей дров, которую я наломала, это сущий пустячок. Да что такое! Неужели одним прекрасным утром все мои знакомые вдруг проснулись и решили не открывать передо мной долбанные двери.
- Привет! Это ты что ли? – удивленно спрашивает Олеся, не успев открыть дверь, мне показалось, что она хочет меня обнять.
- Привет…
Мы перестали разговаривать, после того, как я похоронила мужа и обезумела от горя, так получилось, что Олеся не смогла приехать на похороны. Она отдыхала на море и узнала обо всем лишь по приезду, она кинулась ко мне домой, затем к моей матери, а затем в больницу, я приняла ее в штыки, можно подумать, она могла что-то поделать с этим, кто виноват в том, что так сложились обстоятельства, она ведь не знала.
- Проходи, - она открывает дверь шире.
- Можно?
- Да, конечно.
- Я хочу попросить прощения.
- Да ладно… столько воды утекло.
- Прости меня…
- Да ты проходи, чай будешь?
- Если можно, я тут притащила торт.
- Хорошо, проходи на кухню.
- Ладно… прощения не жду, я тебя наверно отвлекла..
- Я не держала на тебя зла никогда.
- Серьезно?
- Да, но если хочешь, скажу, я тебя простила!
- Правда?
- Да! Садись, будем  все друг другу рассказывать! – улыбаясь, Олеся берет меня за плечи и усаживает на стул.
- Это так просто, проще, чем я думала, может с мамой тоже помириться...
- Ну, рассказывай! – щелкнув электрический чайник, говорит она.
- Я? У меня все также. Ты как?
- За два года ничего нового не случилось?
- Нет…. нет… все обыкновенно в принципе… а ты как? – стесняясь, спрашиваю я.
- Да ничего, вот ремонт в квартире сделали, мебель поменяли в гостиной.
- Это хорошо.
- А еще…. Я вышла замуж два месяца назад.
- Бог мой!!!!!! – воскликнула я. – Поздравляю!!! Молодец!!!! Господи! За кого?
- Его зовут Алексей и он сейчас на работе.
- Как я за тебя рада! И давно вы вместе?
- Год в выходные будет, а полгода назад он сделал мне предложение. Я тебе звонила, раз сто…
- Прости меня… - с грустью, вздыхаю я. - У меня были тяжелые времена…я пытаюсь сейчас как-то все наладить, меня мучает бессонница, а ее причины заложены в голове, я просто хочу привести все связи в порядок, я начала с тебя, потому что с тобой я обошлась хуже, чем с остальными и ты первая пострадала от моего помешательства.
- Перестань, тебе было плохо.
- Даже если так, а это так, это вовсе не значит, что надо грубить своим друзьям, разбивать им сердца, так нельзя, чтобы ни было. Можно мне тебя обнять?
- Конечно!
- Мир? – спрашиваю я, заглядывая в ее большие оленьи глаза, отстраняясь после объятий.
- Да.
- Я как чувствовала, взяла с собой бутылочку Мартини Асти.
- Ты пьешь?
- В смысле?
- Я читала про твое посттравматическое расстройство, бывает что те, кто им страдает, увлекаются алкоголем и антидепрессантами.
- Нет, я пью немного, как раньше, по праздникам, не переживай, ничего более крепкого, чем кофе я в доме не держу, если не брать в учет новопассит в сиропе и борный спирт.
Вру и не краснею, открываю сумку тоут, до этого стоящую у меня на коленях, надо бы в ней разобрать, а то что-то даже бутылка большая затерялась среди разного хлама.
- А таблетки?
- Я обхожусь без них, - отмахиваюсь я.
- А бессонница?
- Я спасаюсь народными средствами, потому что таблетки делают меня безумной… - ухватив бутылку за горло, говорю я и достаю ее из сумки. – О, черт! – быстро оглядываю плоскую полупустую бутылочку текилы и запихиваю ее обратно.
- Хорошо, только я немного, не думаю, что Алекс одобрит, - в этот самый момент она неодобрительно смотрит на то, как бутылка текилы исчезает в сумке.
- Какой Алекс? – прищурившись, спрашиваю я, извлекаю бутылку мартини и ставлю ее на стол.
- Мой муж.
Почему-то я не удивлена.
- Ну, конечно. Я сначала подумала, что ты его называешь Лешей и прочими русскими вариантами сокращений имени Алексей.
- А что тут удивительного? Мы знаем одного Алекса ведь, правда? Как он, кстати? – поставив фужеры на стол, спрашивает она.
Ну, вот опять! Больше десяти лет прошло, и замуж вышла, а она все о своем. Невыносимо скучала по этому.
- Алекс… он…себя так называет, потому что он странный и любит выпендриваться. Я не знаю, как он…. Мы перестали общаться недавно.
- Правда? Почему?
- Разругались и он начал меня игнорировать, сама знаешь, он это умеет, - открываю шампанское, Олеся жмуриться, боясь, что я заряжу ей пробкой в глаз, хотя обычно Алекс, открывая шампанское, трясет бутылку и целится окружающим в глаза, но страдают люстры и потолки, я в отличие от него всегда предельно осторожна.
- И ты не пыталась с ним помириться?
- Пыталась, я не могу его отыскать, телефоны не доступны, дома никого нет, даже письмо написала.
Хлопок. Я разливаю шампанское по бокалам.
- А! – ахает Олеся.
- Что? – пугаюсь я.
- А если с ним что-то случилось?
- Да почему с ним должно что-то случиться, он взрослый человек, не обязан нам докладывать, я первые недели сама с ним разговаривать не хотела, так что может он меньше времени отсутствует, к примеру, недели три или две с половиной.
- Все равно… надо заявить в полицию.
- Брось! Зачем?
- Его надо найти! Он твой друг, ты не раз рассказывала, как он тебя выручал, а учитывая, как погиб твой муж и тот факт, что Алекс был с Герой связан, я бы побеспокоилась.
Только не надо о муже, не надо…
- Хорошо, я спрошу у Лизы, может, она что-нибудь знает, родителям его позвоню, если ничего не узнаю, сообщу в полицию. Но, на мой взгляд, это все лишнее, он наверняка ушел в какой-нибудь туристический поход и весь этот кипеш будет нужным как козе баян. Я не понимала никогда твоей одержимости мужиками, - вырывается у меня напоследок, только я могу прийти просить прощения и съязвить в самый неподходящий момент.
- Поняла, если бы нуждалась, с тобой всегда был Гера.
- Да, он уже два года с моей бабулей зажигает на кладбище, - я пытаюсь улыбнуться.
- Прости… но вы с ним с детства, ты никогда не встречалась с другими, ты не искала мужчину, не сидела часами в кафе, ожидая, что кто-нибудь захочет с тобой познакомиться. Я все эти годы искала, и мне было невероятно сложно. Они меня предавали, изменяли, это было ужасно.
Нет, нет, нет, хватит о нем говорить! Не говори о нем!
- Это все потому, что ты после первого свидания, меняла свою фамилию вконтакте на фамилию парня! Не думаю, что кто-то из них был в восторге.
- Брось! Ты ведь такая красивая, яркая, фигуристая, на тебя всегда западали мужчины, они от тебя теряли голову, ты во вкусе большинства.
- Во вкусе большинства? Да меня в школе знаешь, как дразнили?
- Ну и что? Может в школе ты и была синим чулком, но когда с тобой познакомилась я, ты была очень сексуальной, приятной и такой же остаешься, чтобы не случилось.
- А ты ешь и не толстеешь! Вот это дар от бога!
- Ты даже Алексу  нравилась всегда.
- Нет, я не в его вкусе.
- С чего ты взяла? Он всегда глаз с тебя не спускал.
- Это потому что я его раздражала.
- Нет, я знаю, он ни на кого так не смотрел…
- Как так? Поджав губы и прищурившись? Это его раздражительный взгляд, еще с тех времен, когда мы вместе жили, я им с Герой все время запрещала пить и этим их очень бесила…
- Нет, я не про этот взгляд, - возражает Олеся, - он всегда старался упомянуть тебя в разговоре, Эмма то, Эмма это…
- Помимо меня он также смотрел на все что движется, - отмахиваюсь я. - Я не в его вкусе, говорю тебе.
- Хоть раз, послушай меня, - надо же какой она стала после замужества, смелой в высказываниях.
- Он сам мне однажды сказал! Закроем тему!
- Когда?

Как-то мы все изрядно перебрали на одной вечеринке у однокурсника Алекса, а я не могу спать вне дома, моя кровать, мои простыни, выстиранные мной и выглаженные мной, вот что для меня важно, в других условиях я не могу уснуть. Да, проблемы с засыпанием у меня случались и раньше. Под утро Алекс предложил меня проводить, он тогда уже работал, на вид он был вполне себе трезвым, и я позволила, тем более нам было по пути.
Он взял меня за руку, случайно, сначала легкое прикосновение, потом он ухватил мой палец и руку целиком. Я была немного пьяна, он сделал вид, что это для того, чтобы меня поддержать. Я не возразила, на тот момент мы прожили под одной крышей больше трех лет, и я уже считала его своим другом. Мы вошли в подъезд, он пропустил меня вперед, я шла, держась за перила, там наши руки вновь соприкоснулись.
Мы поднимались на четвертый этаж целую вечность по облезлым лестничным пролетам. Я помню эти зеленые стены и запах старости, как сейчас. Вдвоем с мужем мы прожили в этой квартире четыре года, три из которых с нами прожил Алекс. Дома я скинула неудобные туфли и сняла джинсы, небрежно закинув их на комод, сил не было даже на то, чтобы смыть макияж и освободиться от туники. Я прошлась по разобранному дивану, где обычно спал Алекс, в альков, упала на кровать, подобно небрежно брошенной тряпичной кукле. Через какое-то время я проснулась из-за того, что чьи-то руки горели на моем животе. Я обернулась и широко округлила глаза, Алекс лежал рядом со мной голый, а на мне не было бюстгальтера и туники, я попыталась вспомнить, а был ли вообще на мне бюстгальтер.
- Спасибо, что в трусах, - шепнула я себе и перепугалась до смерти. Я слезла с кровати, подхватила первую попавшуюся под руку рубашку и надела на себя, и моментально же сняла, осознавая, кому она принадлежит, осмотрелась в поисках того, чем бы себя прикрыть и в итоге я метнулась к комоду, достала оттуда футболку и шорты.
Испуганная я подобралась к кровати и аккуратно стащила с него простынь, Алекс был полностью обнажен. Раскрыв от ужаса глаза, я не могла найти в себе сил, чтобы вздохнуть полной грудью. У меня перехватило дыхание, я закрыла рот ладонью, силилась что-то вспомнить, но все заканчивалось на том моменте, когда плюхнулась в постель, я помнила, что на мне была моя туника, и я нашла ее, на полу около дивана. Я обхватила ладонью его щиколотку и хорошенько тряханула, а потом прикрыла его одеялом, которое до этого лежало скомканным на его диване.
- Что ты здесь делаешь? – накинулась я.
Нет ответа. Тогда я тряханула его еще раз.
- Что ты делаешь в моей постели!? – завопила я.
- Я здесь? – сквозь сон спросил он. - Вообще-то… сплю.
- Что ты делаешь в моей постели? Почему ты голый?
- Мы ночью поменялись местами, ты сказала, что мой диван ближе к туалету, - улыбнувшись, ответил он.
- Я проснулась в своей постели вместе с тобой, - шепотом проговорила я. – Ты голый, я почти голая!
- Я всегда сплю голый, а ты видимо залезла в свою кровать по ошибке.
- Ты всегда спишь голый??? То есть все эти годы ты спал голый?
- Да, - он махнул головой. – Что ты хочешь услышать? Между нами ничего не было, успокойся и дай поспать!
- Ты спишь голым на простыне, на которой сплю я! – прошипела я.
- И что? – не открывая глаз, спросил Алекс.
- Да после тебя все дезинфицировать надо! Или сжигать!
- Бред!
- Но почему ты меня обнимал?
- Я тебя? – приподнявшись на локтях, сморщился он.
- Да.
- Это рефлекторно! – немного подумав, заявил он.
- Рефлекторно?
- Чшшш! – шикнул он, перевернулся набок и уткнулся носом в мою подушку.
- Нет! Не смей отворачиваться!
- Успокойся, ты не в моем вкусе!
- Что? А какие в твоем вкусе?
- Такие, как…. Рита.
- Хм…. Ну ладно, спи, только досыпай в своей постели, я хочу успеть прокипятить белье до возвращения Геры.

- И, несмотря на то, что ему нравятся длинноногие швабры с дынями вместо груди, я все еще считаю, что его надо отыскать! Как мужики вообще встречаются с этими ужасными муклами, выкрашенными в черный цвет и с раздутыми губами, а эти огромные шары… они просто… да и потом, мало ли, что он сказал спросонья.
А кого-то изрядно унесло после двух бокалов, мне бы так.
- Вообще-то Рита не такая, у нее пухленькие губки и грудь хорошая, но она не мукла, да и потом муклы умными не бывают.
- Да я не про Риту, я вообще про его женщин, еще когда мода на уткогубы не пришла, он всегда выбирал губастых таких…
- Рабочий рот… - стыдливо говорю я.
- Что?
- Он так иногда говорил…
- Мерзко… Закроем эту тему!
- Пора бы…
- Зная, как ты не любишь Лизу, я пойду с тобой, завтра же! Сегодня не могу, мне еще надо ужин мужу приготовить, наверняка сожгу котлеты, черт! Но впрочем, это все пустяки, потому что мы снова общаемся! – воодушевленно выкрикнула покрасневшая от алкоголя Олеся.
- Завтра созвонимся утром и решим.
- Хорошо!
- Помочь тебе с котлетами?
- Нет, не надо, я сама. А я ведь встречалась с Алексом полгода назад.
- Зачем?
- Хотела узнать о тебе, придешь ли ты на мою свадьбу, хотела поделиться радостью, с Ритой я не особо дружна, сама знаешь, а твоей матери звонить постеснялась.
- И что он тебе ответил?
- Что ты подавлена и тебе ничуть не лучше, ты замкнута в себе и все время молчишь, у тебя бессонница, ночные кошмары мучают, и ты все время вздрагиваешь, но стараешься не показывать виду, что тебя что-то пугает…
- Он так сказал? Я не думала, что он в курсе всего…
- Он все видел, он хороший человек, вдруг ему нужна помощь…
- Он хороший, не спорю… хороший друг, но не муж и не спутник по жизни, - теперь понесло меня, - стоит с ним оказаться в одной постели, и ты летишь в пропасть. Я понимаю тебя, перед ним сложно устоять, он умелый, у него прекрасно подвешен язык и у него там садовый шланг, но лучше сосредоточься на своем муже, разберусь я сама с этим Алексом!
- Ты что, с ним тоже спала?
- Я?! С ума сошла? Нет! – ахнула я.
- Тогда откуда ты знаешь, что у него там садовый шланг?
- Я же видела в тот раз сама, и ты мне говорила, да и не только ты. Я повстречала на своем пути тысячи брошенных им женщин, и какие только метафоры они не употребляли, пытаясь сравнить его… ну ты поняла!
- Я все равно хочу пойти с тобой, мне не трудно, я не работаю.
- Почему?
- Потому что Алексу это не нравится.
- Алексу? Прости, твоему Алексу, точно, никак не привыкну. Ух ты! И как тебе дома сидится?
- Я делаю топиарии!
- Круто!
- Хочешь покажу?
- Давай!
Она направилась в спальню, миновала кровать, занимающую почти все пространство в комнате, подбежала к окну, сдвинула тяжелые шторы, и моему взгляду открылся сказочный мир, живущий на подоконнике. Множество разноцветных горшочков, украшенных бусинами и рисунками стояли на широком подоконнике и из них росли чудо-деревья, выполненные из скрученных салфеток-розочек, кофейных зерен и бумажных ромашек, камушков, ракушек и соломы.
- Какая ты молодец! – воскликнула я.
- Это всего лишь от «нечего делать»
- Но это очень красиво, ты их продаешь?
- Нет.
- А надо бы! Устроишь свой маленький бизнес. Я могу сказать своим клиенткам, они могли бы покупать в подарок…
- Не надо, это всего лишь хобби…
Выходя на улицу от вновь обретенной подруги я вспоминаю тот день, когда проснулась в одной постели с Алексом, как долго я не могла смотреть ему в глаза после того случая.
Тревога отпустила меня, когда Алекс устроился досыпать на своем диване, а я заменила постельное белье и закинула в машинку грязное, но смятение возвращалось всякий раз, когда он касался меня. Тем же вечером я мыла посуду, и он прижался к моей спине, так сильно, что я замерла, он всего лишь хотел взять чашку из шкафа  с посудой, а мое воображение нарисовало такие вопиющие непристойности, что меня затошнило.
- Ты должен уехать… - Он не успел отойти от меня, как я уже произнесла заветные три слова, крутившиеся на моем языке с самого утра.
- Что? – он так и остановился позади меня с чашкой в руках, я повернулась. Мои глаза на уровне его груди, я подняла их выше и прижалась спиной к раковине, насколько это было возможно.
- Ты ведь уже работаешь. Мне кажется, нам с Герой надо начать жить вдвоем…
Он изменился в лице, тень грусти или что-то такое, еще мгновение и я бы сказала: - Нет, нет, я шучу! Но его лицо вдруг расплылось в улыбке.
- Я и сам об этом думал, - он подошел ко мне вплотную, от частых вздохов у меня закружилась голова, я думала, он хочет меня обнять, но он лишь вернул чашку на место, прижавшись на секунду ко мне всем телом. – Думаю, недели мне хватит, чтобы съехать.
- Мы собираемся пожениться после выпуска.
- Думаешь, он все-таки решится сказать «согласен» на людях? Шучу-шучу, ты права, самое время побыть вам вдвоем.
- Спасибо, что понимаешь, - он в ответ только лишь кивнул.
Он вышел из кухни, а я так и скользнула на пол, немного отдышалась и вернулась к мытью посуды.
Гера не был доволен этой идеей, если бы он знал, что она принадлежит мне, не знаю какой скандал, он бы мне устроил. Алекс пропал на какое-то время, мы ничего о нем не слышали и даже не знали, куда он переехал, в той квартире никогда никто из нас не был, он лишь изредка напоминал о себе телефонными звонками, объясняя свое отсутствие загруженностью на работе. Вскоре после окончания учебы и мы сняли квартирку поприличнее и поближе к центру.
В следующий раз я увидела его на выпускном у мужа, но мы даже не разговаривали, второй раз - на нашей свадьбе. И я корила себя весь день, потому что в синем костюме-тройке он был бесподобен, высокий, поджарый, статный. Редкий случай, когда друг жениха выглядит эффектней самого жениха. Я то и дело одергивала себя, заостряя на нем взгляд и думая о том, что новоиспеченному мужу такой костюм бы тоже пришелся к лицу. И кто придумал эту традицию с белым парапланом, я про платье, и черным мрачным безликим костюмом, тьфу. Но в конце церемонии, когда по наитупейшей русской традиции невесту, то есть меня украли и он прошел несколько еще более тупых испытаний, он взял меня за руку и вывел на сцену, словно хвастался перед собравшимися гостями выигранным трофеем. Потом тамада объявила танец, мы станцевали какой-то медляк и он под аплодисменты вложил мою руку в руку своего друга и моего мужа. Бывает, что мужчина, будь он друг или коллега по работе, легонько может приобнять вас при встрече или же в разговоре, может чмокнуть в щечку, поздравляя с днем рождения или сжать в объятьях, если долго не виделись. Но если он берет за руку, плотно вкладывая свои пальцы между вашими – это уже совсем другое, нечто более интимное, близкое и опасное, по крайней мере, для меня.










Глава 4.

Я стою под дождем на футбольном поле школы, где мы с Герой учились, вокруг меня бегают наши полупрозрачные призраки: они смеются. Двенадцатилетняя я падает и разбивает коленку, но поднимается и бежит, чуть прихрамывая дальше, потому что подросток Гера скоро ее догонит. Я наблюдаю за этими счастливыми детьми и думаю, что было бы, если бы у нас не сложилось, если бы мы разошлись по своим дорогам после школы, и ему не хватило бы смелости поцеловать меня тогда на даче, когда нам было по шестнадцать, если бы мы не успели стать парой, что было бы? Я собираюсь уходить, поворачиваюсь и вижу его, такого, каким видела его последний раз. Гроб с ним стоит прямо на асфальте, от дождя он заполнен водой, которая переливается через края, я опускаюсь на колени и начинаю черпать воду, но ее становиться только больше, его глазницы открыты и в них тоже заливается вода, отчего его глаза совсем потеряли цвет, его вымыл дождь. Я поправляю его промокший галстук и ворот рубашки, поднимаюсь на ноги, снимаю с себя плащ и накрываю его сверху.
Льет и льет, хоть ты тресни, ливень настолько силен, что дворники не успевают смахивать крупные капли с лобового стекла. Я стою в пробке, время обеда, но на улице темно, как вечером. Я помню, что Эдуард меня предупреждал насчет машины, но в такую погоду шансы поймать такси ничтожно малы. Да и потом, не так уж плохо я спала, если бы не дождь, спала бы лучше, я видела много снов: плохих, страшных, но сегодняшний не выходит из головы, какой-то он жуткий и мрачный и от вида выцветших глаз мне не по себе. Все из-за чертового дождя, он так громко стучит по подоконникам, что не дает спать, а если и дает, то заливается в сны. Мой дом так близко, всего лишь метров пять до поворота, но я настроена решительно, звоню Олесе и отгоняю от себя дождливый образ покойного мужа, думая о том, что может поставить на кладбище тент, чтобы покойников не беспокоил дождь....
- Привет! Не отвлекаю?
- Нет! Как раз собралась тебе звонить…
- А что такое? Опаздываешь? Не слышу шума улицы…
- Я сегодня никак, прости, знаю, что обещала и сама подорвала, но может на следующей неделе?
- Случилось что-то?
- Мой Алекс сегодня пригласил своих коллег к нам на ужин, сама понимаешь, только сегодня утром меня предупредил и я сейчас только из магазина, у меня так много дел.
- Ничего, может завтра?
- Завтра пятница, он до обеда работает, и мы едем на дачу к его друзьям на все выходные, утром буду собираться.
- Понятно, - вздыхаю я.
- Хотя может если рано-рано утром, Лиза ведь работает, как раз успеем  ее застать.
- Она в декретном отпуске сейчас, так что либо дома, либо на детской площадке.
- Подожди, в декретном?
- Да.
- А сколько Марку лет, он ведь младший да?
- Шесть, но у нее еще ребенок, не от Алекса, не помню точно, сколько ему, мальчик, зовут Матвей, ему вроде годика полтора.
- Аааа…. Ну и что? Придем пораньше.
- Нет, я сама, забудь об этом, я съезжу, и созвонимся после выходных.
- Мне немного неудобно, вроде бы пообещала….
- Успокойся! Проведи время со своим единственным, как, кстати, вчерашние котлеты?
- Ой, не спрашивай, снаружи сожгла, а внутри сырые, пришлось ему есть макароны с сыром и пересоленный салат из помидоров, но твой торт все исправил и он меня простил, потому что обрадовался тому, что мы с тобой помирились, хочет с тобой познакомиться.
- Обязательно, я сама хочу его увидеть. Ладно, не буду отвлекать, готовь ужин, и постарайся ничего не сжечь.
- Спасибо, ну давай пока.
- Пока.
Одна я к ней не смогу приехать, и без звонка еще, я не помню, когда вообще ее видела в последний раз… Кажется, я тогда лежала в больнице, была суббота, мне было паршиво, мое состояние подозрительно напоминало ломку, я не могла усидеть на месте, но и заняться чем-либо не могла, читать и писать не могла, голова начинала кружиться, спать не могла, вертелась на кровати, а потом бродила по палате, в душе жуткая тревога, стук собственного сердца меня оглушал. И тут появился он, Алекс, в белом халате, надетом поверх его повседневной одежды.
- Эй! Привет! – приоткрывая дверь в палату, шепнул он, я дернулась, как от огня.
- Что ты тут делаешь? – вскрикнула я и тут же бросилась ему на шею, потому как сгорала тут от тоски.
- Они запретили мне с тобой видеться, а я не смог с этим смириться! И поэтому я тебя похищаю, - объявил он.
- Нет! Мне нужна помощь! Ты не можешь меня отсюда увезти! – засопротивлялась я.
- Брось, у тебя всего-то бессонница и стресс на фоне случившегося, не стоит тебе здесь лежать!
- Там много всего помимо этого, поверь мне… А тебя сюда, правда, не пускают?
- Да! Говорят, что я негативно влияю на твою психику, но я с этим не согласен, я принес одежду, - он протянул мне картонный пакет, из которого я достала шифоновое платье и сандалии.
- Так ты серьезно меня похищаешь? Это не розыгрыш?
- Только на день, я договорился с дежурным врачом, Рита говорила мне, что ты здесь сама не своя, подавленная и сломленная, я не мог остаться равнодушен. Одевайся, - кивнул он и одарил меня своей улыбкой.
- Подожди, так это не похищение, а типа, отпустили на выходные? - стягивая с себя халат, насторожилась я. – Как ты договорился  с ней?
- Тебе знать не обязательно! – отмахнулся он. – Сама знаешь нашу систему здравоохранения.
- Ты с ней переспал, поэтому она вырвалась тебе помочь и система здравоохранения здесь не причем, тем более это частная клиника! – склонив голову набок, предположила я.
Алекс вздохнул.
- Я с ней переспал, да.
- Какой кошмар! – поморщилась я. – И что ты сказал ей про меня?
- Правду, что ты мой друг, да ей было все равно, женщины готовы ради меня на все…
- Стоит с ними только переспать, - я продолжила фразу за него, воткнула воображаемый нож себе в живот и упала на кровать.
А потом мы покинули клинику и забрали детей от их матери, и Алекс потащил нас в цирк, а потом в парк аттракционов, как банально.  Это был первый день, когда я искренне рассмеялась, хотя со смерти мужа не прошло и месяца. В яркой и веселой атмосфере я на день забыла, какое горе не давало мне прийти в себя. Когда мы возвращались обратно, Лиза уже стояла возле подъезда, видно было ее округлившийся животик, она помахала мне рукой, дети расцеловали нас и меня и Алекса и медленно пошли в сторону матери, сжимая в руках разноцветные воздушные шарики, вертушки, мячики-попрыгунчики. И пока они уходили, ко мне приходило горькое осознание того, что от меня оторвали большущий кусок, без которого моя жизнь не может дальше продолжаться. Это было первое осознание того, что Геры со мной нет, и уже никогда не будет, я больше никогда его не увижу. Я знала, что он умер, но не могла понять до конца, что всё! Конец-то вот он! Я поняла, что я теперь не цельная личность, даже не половина и не треть, а четвертинка самой себя, жизнь из меня утекла сквозь пальцы вместе со слезами. Меня лишили моей стены, моей опоры, на грудь тот час опустилась тяжелейшая плита из горя и слез, она опалила все вокруг, и все стало невыносимо болезненным. Я всей своей кожей ощутила боль утраты.  Мы многого с Герой не успели. Мы влачили вместе скучные серые дни, изредка разбавляя их отрывными вечеринками, мы так много друг другу не сказали, не сделали чего-то безумного, мы думали, что впереди целая жизнь....

Сейчас я сижу в своей машине, держа руки на руле, и жду, когда пробка рассосется и автомобили, наконец, двинуться с места. Я смотрю на крупные капли и понимаю, что мне не хватает Алекса. Два года я ощущала его огромную поддержку, не говоря уже о долгих годах до этого. Стыд заливает краской мои щеки. Я должна была кинуться на поиски в первый же день, когда он не поднял трубку, а я, зная немыслимо высокую цену человеческой жизни, истратила две недели на свою злость и мнимую обиду, удосужилась позвонить лишь раз с желанием еще раз на него наорать. Я не в силах была понять, что он лишь хотел мне помочь, заступиться за меня, потом я начала звонить настойчивее, даже заезжала к нему, а потом написала письмо и успокоилась. Теперь я боюсь спросить у его бывшей жены, не знает ли она чего, боюсь доставить себе неудобство, боюсь, что мне будет неловко. Черта с два! Еду! С Олесей или без нее, еду!
- Привет! – открыв дверь, Лиза удивилась, дверь она открыла нешироко, я замечаю, что она ногой отпихивает от двери своего младшего малыша. – Ты какими судьбами? Случилось что?
- Привет! Можно и так сказать.
- Что-то с Алексом? – Лиза открывает дверь шире, приглаживает выбившиеся из неаккуратного хвоста пряди и берет на руки малыша, я невольно улыбаюсь мальчишке, он не похож на своих старших сестру и брата, он мамина копия.
- Я пока сама точно не знаю, я пришла у тебя спросить.
- А… заходи, - мнется Лиза, - чаю попьем, у нас, правда, ничего нет к чаю, дети все поели.
- Как они?
- Хорошо, они у соседки, у нее мальчик, ровесник Маришки.
- Я тут кое-что привезла, конфеты разные, они же любят, все в папу, я совсем забылась и то, что Марианна крестница моего мужа у меня вылетело из головы.
- Не надо было, я и сама закрутилась, надо было тебе позвонить.
- Бери! Передашь им, когда вернуться и малышу вот машина! Я не очень разбираюсь в игрушках, так что….
- Она великолепна! Спасибо! Матюш! Скажи тете спасибо! – мальчик лишь улыбается, обнимает машинку и уходит в другую комнату. – Он у нас не говорит, не знаю почему, уже и по врачам водили, молчит, как рыба. Не стоило такие дорогие подарки тащить, ты хоть бы предупредила, что придешь, я бы что-нибудь приготовила, привела бы себя в порядок!
- Поэтому и не предупредила, чтобы ты не заморачивалась, знаешь, мне не до чая, я просто хочу спросить быстренько, когда ты в последний раз видела Алекса?
- Давно, он совсем на детей плюнул, мне порой так надо отдохнуть, мне эти дни, когда он их забирал, были так радостны, а теперь.
- Так, когда ты в последний раз его видела?
- С месяц назад, он пришел пьяный, просил отдать ему детей, особенно Марианну он хотел забрать, говорил, а то она вырастет такой же эгоистичной сукой, как мы с тобой. Мой ему врезал и выкинул за шкирку в подъезд, он там еще под дверью орал всю ночь, козел! Он всегда так тебя хвалил, восхищался, а тут вдруг, как подменили. Чего он так на тебя взъелся, кстати?
- Это длинная история, я тоже его видела с месяц назад и все,  телефон отключен, дома никого, я беспокоюсь.
- С ним такое бывает.
- Знаю, но в этот раз тревожное предчувствие. Впрочем… не бери в голову, я просто поднимаю панику раньше времени, но если он тебе позвонит, дашь мне знать?
- Конечно, и ты, если что узнаешь, держи в курсе.
- Тогда я побежала, у меня работа ждет. Приятно было повидаться, детям привет передавай. Если что-то будет нужно - звони, например, в поликлинику отвезти или еще куда, да и вообще звони, а то мы как-то совсем перестали общаться! Ну… пока, - спешу я.
Тревога нарастает во мне, как снежный ком. Я снова еду к нему, снова никто не открывает, я в ужасе припадаю носом к дверным щелям, опасаясь лишь одного, почуять запах, говорящий о том, что пора вскрывать дверь и вызывать катафалку. Денек у него тогда был насыщенный, он поругался со мной, подрался с новым мужем бывшей жены, мало ли что ему могло взбрести в голову. Звоню Рите.
- Что случилось? – испуганно спрашивает она.
- Нет, ничего не случилось, я была у Лизы, она не знает где Алекс. Мне нужны ключи от его квартиры!
- Я в понедельник уже буду дома, подожди до понедельника, - быстро отвечает она.
- Ты же ведь не увезла ключи с собой?
- Нет, они в ключнице, в прихожей.
- А у кого-нибудь есть ключ от твоей квартиры?
- Я оставила соседке, на всякий случай. Да что за срочность?
- Что это за соседка?
- Справа от меня!
- Значит, я к ней еду, как ее зовут?
- Галина Петровна.
- Еду!
- Да в чем дело?
- Ты же не будешь против?
- Она не даст тебе ключи!
- Так позвони ей!
- Боже мой!
Выбегаю из подъезда на свежий воздух. Дождь все еще льет, стою какое-то время под козырьком подъезда и слушаю дождь. Телефон звонит.
- Да Рит! – отвечаю я.
- Ты мне заплатишь за все международные звонки, поняла?
- Естественно!
- Галина Петровна на даче, приедет в понедельник.
- Можно к ней приехать? За ключом!
- Ключ у нее дома.
- Так я ее свожу.
- Она не хочет, говорит, что старая уже, устает от переездов, так что хочешь-не хочешь, а меня ждать придется!
- Я так с ума сойду…
- Сходи лучше к психотерапевту…
- Нет, только не это, я была на этой неделе уже два раза подряд….
- Тогда жди меня, сама на дачу поезжай, или вы с мамой все еще в контрах?
- Не разговариваем.
- Врач, кстати, прописал тебе что-нибудь от бессонницы?
- Да.
- Прими это на ночь и хорошо поспи.
- Не хочу, я от этого глупею.
- Не знаю, ладно, просто дождись меня, придумаем что-нибудь вместе. Ты ведь его знаешь!
И как? Как вдруг зависнуть на три дня и ждать? А если он где-то умирает? Хотя… если разобраться по моим сегодняшним подсчетам он умирает где-то уже в течение месяца и три дня вполне вероятно погоды не сделают. Отправляюсь на работу, ухожу после закрытия, охранник Юра вызывается меня проводить до стоянки, равнодушно ему отказываю. Еще один день, рядом с которым можно поставить минус.
Не доезжая поворота на кладбище, я начинаю притормаживать. Но все равно не могу с собой справиться, обещаю приехать завтра. Опять льет дождь, гремит гроза, осталось только застрять на кладбище в какой-нибудь грязи и создать все благоприятные условия для сюжета второсортного ужастика.
Делать нечего у меня выходной. Купив цветы в цветочном ларьке напротив своего дома, я, одетая в элегантное платье и туфли, еду на кладбище, думая, что мне от этого станет легче. Я не смотрю в сторону цветочного магазинчика, быстро пролетаю мимо, припарковавшись у ворот, несмело ступаю в сторону могилы.
Я замечаю гранитную плиту в человеческий рост, еще не доходя до места, медленно иду ему навстречу и сильнее вглядываюсь в рисунок, высеченный на камне. На меня смотрит мой муж, его руки сложены на груди, он одет в кожаную куртку, которую так любил. Он стоит полубоком, улыбается мне и слегка подмигивает, на фотографии видно его примерно по грудь, никаких стихов, кроме одной единственной надписи: люблю с многоточием
- Ну, привет! – говорю я. Так всегда начинается мой безответный длинный разговор, который еще несколько месяцев назад я вела каждый выходной.
Я приходила к нему еженедельно, приносила цветы, стирала пыль с памятника, я так боялась оставлять его одного в гремящем молчании кладбищенской тишины надолго.  Я начинаю смахивать пыль, протирая гладкую поверхность, на которой изображен мой покойный муж, я представляю, что глажу его волосы, его щеки, касаюсь его длинных ресниц. Я рассказываю и рассказываю ему, как больно мне влачить дни без него, когда слова заканчиваются, я сажусь спиной к гранитной плите, до того как поставила памятник прижималась к кресту, ощущая своей спиной его спину, и плачу. Я могу приходить в себя часами, бывало что, придя в обеденное время, я уходила от него, когда город погружался в ночь.

Первым об установленном надгробии узнал Алекс. Тот день был особо невыносимым. Я разбирала в ящиках на кухне и нашла его очки, старые такие очечки с потертыми душками в черной роговой оправе, он всегда такие носил, иногда пользовался линзами, но очень редко, так как толком не умел их вставлять и жутко бесился. Я погладила потертые душки пальцами и глаза незамедлительно наполнились слезами. На тот момент прошло больше года с его смерти, а мне скучалось с каждым днем все сильней, боль все крепче сжимала меня за горло. Если бы он был жив, я бы отнесла их ему и спросила, что мне с ними сделать, выбросить или они ему еще пригодятся, я заранее знала ответ, он складировал свой хлам и тщательно его оберегал, думая, что старье ему еще обязательно послужит.
Я прижала находку к сердцу и пошла в спальню, где на верхней полке шкафа лежала моя большая коробка с воспоминаниями. Пока я шла, я думала о том, как когда-то тоже носила очки от близорукости, в шестом классе, о том, какое жуткое чувство стыда и неловкости мне приходилось преодолевать с каждым разом, когда приходилось их надевать на уроке, для того, чтобы увидеть написанное на доске. И все было просто, если это был простой урок, я ведь могла списать у Геры, но если это была контрольная, позор был неизбежен, варианты-то у нас разные.
Мне казалось, что все на меня оборачиваются, как на прокаженную и если шепчутся, то непременно обо мне. Пусть меня все и считали пацанкой и за все годы обучения в школе, я ни разу не надела юбку и не нажила ни единой подруги, гусыня Ангелина не в счет, меня ранили те же мелочи, что и всех девчонок. Я не ждала, что мой сосед по парте за меня вступиться, но ждала привычной поддержки и дождалась, только оказал он ее по-своему, в своей обычной своеобразной манере. Он сам явился в школу в очках, точнее в одной оправе, без стекол, принадлежащей его покойному дедушке. Его-то дразнить боялись и меня перестали трогать. Не прошло и полгода, как я перестала нуждаться в очках, а вот Гера наоборот, то ли из-за оправы, то еще по какой-то причине, но его зрение начало портиться и ему это уже не казалось забавным.
И я представила его мальчишкой, он был таким смешным и одновременно серьезным в той старой оправе с расшатанными болтами, жаль, что его не вернуть и уже не увидеть его улыбку воочию. Я отправила очки вместе с воспоминанием в коробку, набитую подобными вещичками, с ними я проститься не могла, для меня они были напоминанием о том, что счастливое время было, оно просто закончилось. Я водрузила тяжелую коробку на ее законное место и смахнула с лица слезы. Весь дом был пропитан воспоминаниями о нем. И, несмотря на то, что меня заставили распрощаться почти со всеми его вещами сразу же после смерти, я и через полтора года натыкалась на припрятанный Герой хлам.
Я выглянула в окно и взяла в руки смартфон.
- Я установила на кладбище памятник.
- Молодец, - прозвучал мужской голос.
- Я заказала большую гранитную плиту и на ней его фотография, такая реалистичная, теперь страшно туда возвращаться, он отовсюду на меня смотрит, а уйти еще сложнее. Прости, что реву тебе в трубку.
- Хочешь, я могу поехать с тобой…
- Если только тебя это не затруднит.
- Нет, я сегодня весь день свободен и завтра полдня, так что если хочешь…
- Нужно спилить ветки у дерева и покрасить ограду, так что лучше тебе отказаться, - улыбаясь сквозь слезы, сказала я.
- Уже выезжаю.
Не прошло и получаса, как Алекс позвонил в мою дверь, я к этому времени уже оделась и запаслась тряпками, перчатками, газетами, кистями и банкой с черной краской. Перед тем, как отворить перед ним дверь, глубоко вздохнула и даже немного обрадовалась, предвкушая момент, когда окажусь чуточку ближе к своему покойному мужу.
Первым делом я смахнула пыль с памятника, и заменила засохшие цветы свежими, а потом на пару с Алексом мы застелили пол под оградой газетами. Мы начали красить с противоположных сторон.
- Как у тебя дела? – спросила я из вежливости, первые мои слова после разговора по телефону.
- Нормально, работаю потихоньку, скоро отпуск. А у тебя как дела на работе? – больше меня не о чем было спрашивать, моя жизнь вот уже больше года сводилась к воспоминаниям и работе.
- Нормально, - сухо ответила я, давая понять, что не расположена к разговору. Я про себя вела беседу с Герой, я бы поговорила вслух, но стеснялась.
Пока мы красили оградку, я мысленно рассказала мужу тот забавный случай с очками из школы, и сердце снова сжалось от мысли о нем. Закончив покраску, я прижалась головой к гранитной плите и меня затрясло. Я все ждала, когда же наступит время хоть малейшего облегчения и слезы перестанут душить меня, когда воспоминания о нем будут приносить радость, а не разрывающую грудь боль. Алекс взял меня за плечи и развернул к себе, я прижалась мокрым от слез лицом к его груди, обтянутой коричневой водолазкой.
- Хочешь, побуду сегодня ночью с тобой?
- В этом нет нужды, - задыхаясь, ответила я.
- Ночи ты переживаешь хуже всего, я знаю.
- Ночи и выходные… но это моя беда, я с ней уже сроднилась, так что все нормально. Буду рада, если останешься на ужин, все не привыкну готовить на одного человека, не могу и все…
- Останусь, конечно, - гладя меня по спине, приговаривал он. - Между прочим, ты по жизни человек на пять готовила.
- Это все потому, что я больше трех лет жила под одной крышей с двумя вечно голодными мужиками!
- Верно, - усмехнулся он.
- Я так скучаю по нему, очень сильно, невыносимо…
- Я знаю…
- С каждым днем все сильней…
- Я тоже, но когда-нибудь обязательно полегчает…
Мы просидели на кухне до ночи. В его жизни уютом и не пахло, облезлая однокомнатная квартира достала его до чертиков, а у меня обстановка была милой и уютной. И пусть он не очень комфортно переносил мое молчание и немного отрешенный взгляд, он провел вечер со мной и уложил в кровать и подождал, пока я усну, провел ладонью по моим рыжим завиткам и, подавляя желание остаться, захлопнул за собой входную дверь.

Я в бреду и все еще заливаясь слезами, тащусь до машины, опять срывается дождь, он перерастает в ливень и это единственное, что заставляет меня уйти сегодня раньше обычного. По дороге я заезжаю в супермаркет и покупаю пол-литровую бутылку текилы, Гера ее любил, я не очень. Заходя в свой подъезд, я опять вижу серебристую десятку с зеркальным номером, в душе возникает странное чувство, но я подавлена и мне плевать на все чувства, возникающие черт знает откуда. Дальше мои выходные, добро приправленные текилой и таблетками от бессонницы, проплывают незаметно мимо, все нелицеприятные последствия похмелья стираются долгожданным приездом Риты.









Глава 5

- Привет! – протягивает Рита и заключает меня в свои тщедушные объятия.
- Привет! Тебе пошел на пользу отдых, какая ты загорелая, как итальянка, красотка такая, - отрываясь от нее, говорю я.
- Ой, а сама…. Что с грудью? Пуш-ап? Ты же их не носишь.
- Да нет, просто поправилась чуть-чуть, вот и подросли наверно, - мнусь я.
- Ничего себе подросли! Вау! Ты легла под нож может? Многие дамочки в вашем салоне этим нагрешели уже… - грозит указательным пальцем Рита.
- Нет! Я же… нет! Хватит болтать, пошли!
- Я знала, что ты мне и отдохнуть не дашь, ну что ж, я готова, поехали.
- А Варя где?
- В ванной, не будем ее отвлекать, я ее предупредила…
Рита открывает дверь и взрывной волной на нас вылетают все зловония, которые несчастная дверь сдерживала только ей одной известное время.
- Только бы это был не трупный запах, - вздрагиваю я, не в силах отогнать дурные мысли.
- Это он и есть! Поверь мне! – скептически заявляет Рита, выставляя ладонь передо мной, и уверенно проходит на кухню, указывая на прогнившую курицу в раковине, я даже не стала на нее смотреть.
Мы открываем окна, но вонь стоит такая, что проще эту квартиру начерно сжечь, нежели проветрить. Обойдя крошечное пространство, если можно было его так назвать, мы понимаем, что нога человека не ступала здесь в течение очень длительного времени.
- Здесь никого не было и уже очень долго, и не думаю, что он собирался уходить куда-то надолго, зачем бы он тогда курицу оставлял, - копаясь в сумке, говорит она.
- Надо звонить в полицию!
- Я и есть полиция, - склонив голову, напоминает Рита и закуривает тонкую сигаретку.
- Я думаю, мне надо написать заявление, как считаешь?
- Я сама с этим разберусь, - затягиваясь, говорит она.
- Я хочу сама написать, а ты побудь от меня отдельно, - выйдя на застекленный балкон, говорю я и пытаюсь открыть окно.
- Это еще зачем? – она проходит за мной.
- Я приношу людям несчастья! Сначала Гера погиб, теперь Алекс пропал, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
- Ой, что за бред? Где-то тут должна быть пепельница? – оглядывается Рита.
- Я серьезно!
- Я тоже серьезно…. куда пепел стряхнуть? – оглядываясь, спрашивает она и заходит в комнату.
- Окно не открывается что-то, впрочем, если стряхнешь пепел на пол, то хуже не станет, - нетерпеливо перебиваю я.
- Ладно! Я понимаю, что ты поругалась с Алексом, и винишь себя в том, что он куда-то пропал, хотя я не удивлюсь, что он сейчас лазит по горам в Гималаях или отдыхает в Марокко, опустошая семейные счета. Но почему ты винишь себя в смерти мужа? Почему?
- Это все невероятно сложно, я не могу об этом говорить…
- Ни с кем! Даже с психотерапевтом, ни с одним, ни со вторым! Спросишь, откуда я знаю? Да если бы ты все рассказала, это позволило бы хоть на немного боль отпустить! Ты всегда вздрагиваешь, когда тебя касаются, трясешься, кричишь по ночам, а когда мы говорим о былом, ты делаешь вид, что соринка в глаз попала и идешь в туалет, чтобы там порыдать. Вспомни, что ты мне всегда говоришь: выскажись, я все приму, выслушаю и буду твоей жилеткой! И мы все плакали в твою жилетку все эти годы: я, Гера, Алекс и все брошенные им женщины. Ты слушала нас, давала советы, подбадривала, и кормила своим вишневым пирогом и мы так к этому привыкли, что не заметили того, что нашему советчику, самому рассудительному человеку, когда-либо мной встреченному тоже нужно выговориться.
- Прости, что нет больше сил подбадривать… а что касается меня я все рассказала, я бывает, говорю больше, чем нужно…
- Может быть, два года назад да, а то и больше, - продолжает Рита, начиная сражаться с окном. - Ты перестала со мной разговаривать после того, как Алексу прострелили плечо тогда на даче, ты начала замыкаться в себе, а потом вовсе замолчала. Я всегда думаю об этом, может ваше расставание с Герой в этом сыграло роль или что-то еще, я не знаю, я знаю лишь то, что ты перестала говорить о своих проблемах. По крайней мере, две очень важные вещи ты умолчала. Почему ты не следуешь своим советам? Никто из нас понятия не имеет, почему в смерти Геры виновата ты, а не тот урод, всадивший ему три пули. А что случилось в тот уикенд, когда ты была с тем типом, с чего он вдруг тебя избил? И почему вы с Алексом поругались после этого? Почему ты мне не расскажешь? Я твоя лучшая подруга! Не можешь высказать это незнакомому человеку, психотерапевту, так мне скажи!
- И тебе не могу!
- Почему? – наконец открыв окно, спрашивает она.
- Это опасно…
- А то почему винишь себя в смерти мужа тоже?
- Нет, это все сложно, кое-что у нас с Герой было личное… не для всеобщих ушей.
- Твое чувство вины будет жрать тебя, пока ты не расскажешь, - раздраженно заявляет Рита.
- Я не могу, говорю же, это сложно….
- Так объясни мне здесь и сейчас, почему ты винишь себя в смерти мужа!
- Здесь?
- Да.
- Давай не здесь, а у меня дома, к примеру, здесь так воняет!
- Я не сдвинусь с места, пока ты не расскажешь!
- Хорошо! Твоя взяла! Слушай! Пока я была идеальной женой, все было идеально, как только я сдвинулась с прямого курса, моя жизнь рухнула. Я всегда следовала за Герой, тринадцать лет я шла за ним, как партнер по жизни и до этого еще семь, как друг не сбиваясь… и как только я оступилась, он умер.
- С еще какого курса ты сдвинулась?
- Ты помнишь, как мы прятались у Лизы на даче?
- Да…
- С того все и пошло. А на Сашкин день рождения в феврале ездили к моим на дачу, помнишь??
- Тот адский вечер???
- Да, за три месяца до смерти Геры…

Мы собрались на даче моих родителей на день рождения Алекса, чтобы отметить еще два радостных события, Алекс был абсолютно здоров, а мы с Герой помирились после двухнедельной размолвки. Не успел вечер начаться, а Алекс уже заметно надрался. Он громко смеялся даже над серьезными вещами, неустанно всех перебивал, Лиза дергала его за рукав, пинала под столом, но он лишь криво ей улыбался и показательно шикал, привлекая наше внимание.
- Что с ним? – спросила я у мужа.
- По ходу ему реально плохо… - насторожился Гера.
- Котики мои! У меня созрел тост! – начала Рита. – Хочу выпить за своих друзей! За нашу самую крепкую пару, за то, что они преодолели небольшие трудности, пережили их и снова вместе. За Эмму и Георгия! А Саша…
- Попрошу… - отозвался Алекс и, подняв указательный палец, несколько раз махнул головой.
- Пардон! А Алекс наш человек-позитив и главный виновник торжества, наконец, снова на ногах и его плечо не ноет даже на погоду!  Сколько те стукнуло то? Тридцать один что ли? За его прекрасную жену и детей, и конечно за мою любимую женщину мою Варежку.
- Тфу! Какая же дрянь!– выкрикнул Алекс и встал из-за стола, сегодня он упрямо не желал соответствовать «человеку-позитиву». - Вот зачем это все? Еще один тупой день рождения вместе с которым смерть ко мне все ближе? Тридцать один… никому из вас еще нет тридцати! Никому!
- Немедленно прекрати! – прошипела Лиза.
- Пойдем Jack Daniel's! Нам здесь не рады! – вздохнул он и, прихватив со стола полупустую бутылку виски, громко откинул стул и вышел на улицу в одном свитере. – Ах да! Желаю всем разбогатеть и прославиться! Ваше здоровье! – выкрикнул Алекс и отхлебнул из бутылки.
Я подорвалась, Гера дернул меня за руку.
- Не трогай его, хай идет, прогуляется.
- Я только посмотрю, не стоит ему быть одному в таком состоянии... он такой пьяный…
Только я знала, что у них перед этим случилось, став случайным свидетелем их семейного скандала, хотя это был не скандал, а катастрофа, поэтому я не очень-то поверила, что все наладилось, Лиза не умела притворяться.
Я медленно шла за ним, кутаясь в пуховик, его сильно штормило, он дошел до ворот и сел в свою машину, я ускорила шаг и успела запрыгнуть на пассажирское сиденье.
- И что ты собрался делать? – спросила я.
- Выходи! – улыбнулся он.
- Не выйду!
- Как хочешь!
Я схватила его за руку, он еще не успел притронуться к ключу зажигания, но он вырвал запястье и оттолкнул меня.
- Да что с тобой такое?
- Она от меня уходит! У нее другой мужик! Ясно?! – заорал он и рванул с места.
- Лиза? – пристегиваясь, криком спросила я.
- Лиза! А кто еще! Я все потерял! Я все потерял, - ударяясь руками об руль, рассерженно повторял он.
- Успокойся хорошо! -  закричала я, пытаясь заглушить рев машины. – Дай мне сесть за руль! Хочешь покататься? Покатаемся, только дай я поведу!
- Заткнись! – бросил он, и мы уже выехали на дорогу.
- Хочешь нас убить, да? Хоть пристегнись!
- Да, моя госпожа, я готов выполнить любое твое желание!
- Боже мой! Просто пристегнись! - Я помогла ему с ремнем.
- Я потерял все, до последнего!
- Да что ты такое говоришь! Не все! А друзья! Мы-то с тобой! Ты просто слишком много выпил! Вернись, прошу тебя! Нельзя в таком состоянии водить машину!
- Засунь свою правильность, знаешь куда? – озлобленно прочеканил он. - Оставь меня в покое! Я не заставлял тебя со мной ехать!
- Что с тобой случилось?
- Ничего! Я всегда таким был!
- Каким таким? Не неси херню! Ты мой друг! Я тебя знаю! И были моменты, когда я не сломалась, потому что ты был рядом!
- У тебя есть Гера! У меня теперь никого нет! – закричал он.
- Есть я! Есть я! Только остановись, пожалуйста. Ведь Гера, он жестковат, он самый настоящий ёжик, ты же сам говоришь, и если бы не ты, я бы давно бы с ним рехнулась! Пожалуйста, пусти меня за руль!
Машину из стороны в стороны возило по дороге, казалось, мы летели на такой скорости, что даже будучи трезвым сложно было справиться с управлением, а Алекс еще умудрился два раза приложиться к бутылке. Машина резко подпрыгнула, я ударилась головой о ручку над дверью, бутылка упала, и ее содержимое растеклось по салону, Алекс начал смотреть себе под ноги в поиске флакона, но окончательно от дороги его отвлекла я.
- Мы разобьемся! Пожалуйста, останови машину! Я ударилась головой, мне очень больно!
Я коснулась рукой его бедра. Я думала, может он хоть сейчас остановиться. В его глазах мелькнула тень испуга, он попытался развернуться, не сбросив скорость, но он больше не смотрел на дорогу, он смотрел на меня.
Мы съехали в кювет и машина, как в замедленной съемке начала переворачиваться, посыпались стекла. Я кричала так, что когда железная громадина, наконец, коснулась крышей земли, я была оглушена собственным криком. Подушка безопасности раскрылась и ударила меня в грудную клетку, какое-то время я не могла вздохнуть. Мы повисли на ремнях, ногам было больно и я чувствовала кровь на своем лице. Я попыталась отстегнуться, но руки дрожали так, что я не смогла даже пальцем попасть в нужное место, я одновременно пыталась открыть дверь и отстегнуться. Мои попытки то и дело терпели поражения. Я закричала от бессилия, дверь была покорежена и заклинила. Я постаралась унять свое беспокойство.
Я не подумала, что ремень меня удерживает, поэтому отцепившись, быстро скатилась к лобовому стеклу, места было мало. Я заметила, что стекло вылетело, благодаря нему, я и выбралась наружу, снег обжег мои руки. Выползая, я обрезалась об осколки. Я обогнула машину, спотыкаясь, подошла к двери со стороны водителя и она поддалась. Я отчаянно дергала Алекса за руку, но он не реагировал.
- Саш! Саш! Очнись! Черт! – мой сорванный голос бил эхом по ушам.
Я отцепила его ремень, пытаясь удержать, я не думала о повреждениях, я видела кровь над его бровью, и мне казалось, он не дышал. Я начала вытаскивать его и он застонал. И не припомнить, сколько я возилась, мои джинсы были изорваны, из ран сочилась кровь, она затекала все время мне в глаз, но я не могла себе позволить остановиться. Я оттащила его ближе к дороге, он начал приходить в себя. Я держала его за ворот свитера, хлопала по щекам, он заглянул мне в глаза, его взгляд проник прямиком в мою душу.
- Как ты? – первым делом спросил он.
- Нормально.
- У тебя кровь, - взволнованно воскликнул он и попытался резко подняться, но снова опустился на землю. - Прости…
- Со мной нормально все, я не ударилась, это царапины, стекло разбилось, поэтому… ты цел?
- Да вроде бы… Ты мой ангел-хранитель…
- Только без этого вот… обойдемся! Возможно наоборот, может, если бы не я, мы бы не перевернулись! И если бы не я, тебя бы не подстрелили. Надо возвращаться, потихоньку, можешь идти?
- Могу… - ответил он.
- Точно? А то я Гере позвоню, он приедет и скорую надо вызвать.
- Давай дойдем до дачи, там вызовем, - предложил он.
- Тебя не тошнит? Мне кажется, что ты так сильно ударился головой, вон кровь у тебя, - потянувшись рукой к его волосам, тихо проговорила я.
- Черт с ней, все нормально, пошли.
- Точно?
- Да.
- Ты зачем этот спектакль-то устроил, а, артист? Можно было ее и не звать, она ж тебя предала.
- Я хотел подождать недельку.
- Нам не надо ничего не объяснять! Зачем нужно было ее присутствие, вот для этого, для того, чтобы ты вышел из себя? Чего ты добился, ты надрался, вел себя, как козлина, машина теперь черти на что похожа и сам, - заворчала я. - Зачем? – С этим вопросом я поднялась на ноги, они гудели так, что невозможно было сделать и пары шагов. Я пошатнулась, но устояла, начала выбираться из кювета.
- Почему ты не злишься? – виновато спросил он.
- Какой толк на тебя злиться?
- Я чуть тебя не убил…
- Тебе что в лоб, что по лбу, не достучаться… - тихо бросила я, оказавшись на дороге. – И как только можно было подумать, что ты все потерял? Получается, что мы для тебя ничего не значим…
- Вы есть сейчас… - выбираясь на дорогу, начал он. - Но если через год-два мы потеряемся… как и многие из наших старых друзей, одни потерялись в любви, другие в детях, третьи в работе, сначала мы встречались четыре раза в год, потом два, потом один раз, теперь я даже не знаю где они и как…. Человеку нужно что-то свое, своя крепость, которая будет защищать его, когда все уйдут.
- Что ты несешь? Нас всегда было четверо, а остальные лишь однокурсники, у которых было время и желание, лично у меня три друга, Гера, ты и Рита …
- Когда у вас с Герой появятся дети, вы заговорите иначе.
- Во-первых, у тебя с Лизой появились дети, и что? Ты какой был, такой и остался, мы может, и не хотели бы тебя видеть, но ты все равно среди нас, - в шутку бросила я. – Во-вторых, у нас не будет детей.
- В смысле?
- Ну то, что мы не хотели бы тебя видеть – это я вроде как неудачно пошутила…
- Я понял, я не об этом… почему не будет детей?
- Не будет никаких детей.
- Почему? – Его правая бровь поползла вверх.
- Он не хочет.
- Сегодня не хочет, завтра захочет.
- Он не захочет. Он это мне дал не один раз понять.
- Да, перестань, не поверю, что он не захочет продолжить род.
- Не захочет! Примерно спустя год после свадьбы я впервые заговорила с ним о детях после выкидыша. Он сказал нет! Мы тогда снимали квартиру, только устроились на работу. Когда у нас появилось собственное жилье, я опять подняла этот вопрос, он сказал, что хочет новую машину и предложил мне завести собаку. В третий раз он сдался, сказал: «давай, ты меня достала!» Но мне сказали на первом УЗИ, что беременность замершая. А на четвертый раз он ответил мне так: я не должна доставать его такими вопросами, если несуществующие дети для меня значат больше, чем он, то он меня не держит, я не разговаривала с ним неделю. Я подняла этот вопрос, перед тем как уйти от него три недели назад и он сказал, что я должна забыть о детях, ведь нам и так хорошо. Каждый раз он говорил об этом так, словно это я не хочу, он говорил, что возможно у меня будет депрессия или не переживу еще одной потери, а в последний раз дал мне понять, что для него это под запретом. Хотя и в первый раз и второй….я пережила это не благодаря ему… так что…. у нас не будет детей.
- Иди ко мне, я и не знал, что ты была беременна второй раз. – Он обнял меня, не знаю почему, я не нуждалась в объятиях, так как давно смирилась с тем, что никаких детей в моей жизни не будет.
- Никто не знал, кроме нас двоих… - вздохнула я.
- Прости меня!
- Ничего, не страшно, я почти… почти не пострадала… только царапины… главное, что живы… ничего даже не болит…
Он наклонился ко мне и обнял еще крепче, за счет своего высокого роста и маленького моего, он так изогнулся, что обнял коленями мои ноги. Я услышала какой-то необычный вздох и подняла на него глаза. Рот чуть открыт, зрачки расширены, дыхание сбивчивое, я чувствую теплое дуновение в районе своих губ. Его руки немного разжали объятия, но лишь для того, чтобы опуститься ниже. Он чуть прижал меня к себе, он словно преодолевал сложный барьер, между нами как будто было невидимое стекло, потому как его губы были очень близки к моим, но он меня не касался. Из моего рта вырвался вздох, и Алекс приблизился почти вплотную. Моя рука рванула кольцо его рук, сцепленных за моей спиной, но он не пошевелился. Я рванула еще, и его губы коснулись моих, я снова вздохнула и он незамедлительно этим воспользовался. Чувственный, требовательный, удивительный, пробирающий до костей, такой поцелуй, который напрочь выбивает почву из-под ног и стирает все, что было до него. С первой секунды он начал терзать мою душу, вывернул ее, точно наизнанку, перевернул все внутри. Все то, что я долгие годы раскладывала по полочкам, вдруг разом свалилось, как под тяжестью и перемешалось, дезориентируя меня.
Его руки отпустили меня, ну губами он держал меня рядом, холодными руками он раздвинул полы моего пуховика и сжал меня за талию. Медленно чуть дрожа, он провел руками до края моего свитера, и его ледяные пальцы обожгли теплую кожу моего живота. Я умоляюще застонала, своими руками я схватила его за запястья, не давая пошевелиться. Он разорвал поцелуй, и я увидела в его глазах испуг. Я плотно сжала его запястья в своих руках и дернула от себя. Я развернулась и направилась в сторону дачи, сколько уверенности и жесткости было в этих шагах, я перестала ощущать боль в ногах, только голова начала гудеть. Гул в голове напомнил мне звук сирены воздушной тревоги, как предвещание беды, меньше чем через минуту я упаду в черноту, не в обморок,  нет, я провалюсь в бездну.
На какой-то момент я выдохлась, устала, холодный ветер, дующий мне в лицо, препятствовал дыханию, и я остановилась, прислушалась к шагам сзади, ничего не услышав. Я развернулась, он тоже остановился, в одном свитере, в десятиградусный мороз, пар шел у него изо рта и покраснел нос от холода, я не успела обернуться обратно в сторону дачи. Шок от аварии меня чуть отпустил и ко мне снова вернулся рассудок, но лишь на мгновенье, я начала чувствовать свои ноги и боль в них. Я медленно опустилась на колени, пытаясь не заскулить от боли, он подлетел ко мне, и едва приподнимая меня, стащил с дороги в кювет и прижал к дереву.
Я  убрала руки, для меня было невыносимо сложно даже прикоснуться к нему, дотронуться или оттолкнуть. Несчетное количество горячих поцелуев обрушилось на мое лицо, я обхватила руками дерево за моей спиной, я ничего не сделала, не шевельнулась, не пресекла его действия, не дала ему пощечину и не попыталась оттолкнуть, я, молча, наблюдала за тем, как он спускается ниже, сопровождая каждый вздох новым поцелуем. Задрав мой свитер и опустившись на колени, он начал целовать мой живот, отчего я панически задрожала и заскулила так, словно это были не поцелуи, а раскаленное железо, оставляющее болезненные ожоги на моей тонкой коже. Рукой он чуть ли не разорвал молнию на моих джинсах, двумя пальцами он проник в меня, своими действиями он заставил меня еще сильнее вжаться в дерево и затолкать свой язык глубоко в горло, чтобы изо рта не вырвалось не единого крика. Затем он резко стянул с меня джинсы, вместе с большими сапогами. Он вошел в меня, сопроводив глубокое проникновение пронзительным вздохом. Я громко закричала от боли и неожиданности и закусила свое запястье, боясь, что меня могут услышать, но он убрал руку от моего рта.
- Я хочу тебя слышать, - осевшим голосом сказал он.
 И он, приподняв меня на руках, привлек мое лицо вплотную к своему, я полной грудью вдохнула запах его кожи, некая смесь из табака и алкоголя, приправленная хорошо известным мне парфюмом. Я хотела, чтобы он  в меня вошел, я в жизни ничего сильнее не желала. Он плотно обхватил ладонями мою талию и рывком притянул к себе, весь сумбур происходящего помешал мне запомнить момент, когда мы оказались на земле. Я кричала и извивалась под ним, пока он болезненными толчками все глубже входил в меня. Его темп нарастал, движения становились еще глубже и еще быстрее, я начала дышать и вскрикивать еще чаще, но он вдруг замедлил темп, и начал покачивать меня на мощных ритмичных волнах. Он входил на всю длину, немного задерживался и снова выходил, до тех пор, пока я не начала биться в несвойственных мне судорогах, срывая начисто голос. Спустя примерно минуту, я почувствовала его горячую пульсацию, услышала свой голос и то, что я приговариваю ему куда-то в шею, как в бреду: боже мой, боже мой, боже мой! Он еще долго лежал на мне, не выходя, и я слышала и чувствовала, как наши сердца стукались друг о друга. Я не смогла припомнить и единого дня, когда со мной подобное случалось и все свела к логичному: запретный плод всегда сладок.
Это напомнило мне утренний бег, когда ты каждое утро пробегаешь четыре километра, но почти на финише, думаешь, что сегодня у тебя хватит сил на пятый. Но, не пробежав и пары сотен метров, ты понимаешь, что погорячилась, жадно ловишь ртом воздух, пытаешься устоять на ногах, восстановить дыхание, и все равно не перестаешь идти, потому что уже не остановиться. Это чувство мне было знакомо, мы бегали с Герой каждое утро. Каждое утро он будил меня минут двадцать, чтобы я вылезла из теплой постели, надела спортивный костюм и побежала. Выходя в прохладу весеннего утра, я всеми клетками начинала ощущать бодрость и свежесть, каждое утро я думала, что сегодня я смогу бежать с ним наравне, но мой предел четыре километра.

- Жесть, - тянет Рита и затягивается новой сигаретой.
- Ты меня теперь презираешь?
- Нет, я сама с ним спала …
- Но ты же….
- Лесбиянка, да! Но тогда я училась на первом курсе и только шла к этому. Я не вижу в этом ничего особенного, ты находилась в состоянии шока после аварии, а он как обычно не упустил возможности. У нас через него весь курс прошел, женская половина, я уж не говорю о том курсе, где он учился. А ты любимая женщина его друга – самая запретная женщина, которую он когда-либо встречал и в состоянии шока решился.
- Что там ваш курс, он и до моего добрался…
- Тогда в чем дело?
- Ты меня не слушала?
- Слушала и говорю, ты здесь не виновата и тем более это никак не могло сказаться на смерти твоего мужа. Так карта выпала. Если с тем уикендом такой же пустяк, то советую начать об этом говорить, ведь это не страшно, уверена ты будешь спать сегодня, как убитая.
- Раз уж так, признаюсь еще кое в чем….Почему я еще не покончила с собой…
- Что? С ума сошла?
- Слушай! У меня тысяча возможностей была…
- Мы ведь это уже прошли, у тебя нет суицидальных мыслей!
- Слушай! Я бы с удовольствием себя убила, чтобы не проживать бесполезные дни, но я боюсь, и не боли, которую я себе причиню, если спрыгну с крыши, не рек крови, если вскрою вены, ни удушливого запаха газа, если захочу себя им отравить. Я боюсь того, что если есть загробная жизнь, я встречу там своего мужа и не смогу посмотреть ему в глаза! У него был один единственный лучший друг и любимая женщина и после стольких лет верности, они одновременно воткнули ему в спину нож и прокрутили его там!
- Родная моя! Мне очень жаль, что это единственное, что тебя здесь держит, но это пройдет, вот увидишь, не завтра, и не послезавтра, может даже не через год, но все будет хорошо, я тебе обещаю! И если загробная жизнь есть, то ему нет до нас дела, или ты думаешь, что он неустанно наблюдает за тем, как ты тут утопаешь в слезах, как не спишь по ночам. Он наверняка со своим родным отцом и с дедушкой смотрит хоккей по райскому телевизору, где его любимая команда выигрывает всякий раз, и они все пьют райское пиво. Он ни о чем не знает, и не узнает никогда, но он твердо уверен в том, что ты его безгранично любила и любишь до сих пор.
- Если бы я могла знать…
- Ты должна себя простить!
- Не могу….
- Слишком долго ты носишь это в себе.
- Я не могу себя простить, это за гранью возможного.
- Он тоже не был идеальным…. Твой муж не был идеальным, Эм. У него были тайны, в которых он только частично Алекса посвящал и все. Помнишь те документы, какой-то компромат?
- Да.
- Он их продал, у него пытались выбить копию, угрожали, что тебя убьют, поэтому Алекс тебя увез, за что чуть не поплатился собственной жизнью. Он продал те документы, Эм.
- Нет, я видела эту папку, она была у нас дома, когда я вернулась из больницы, а потом пропала. Я выписалась из больницы после смерти Геры, нашла ее на антресолях, положила на стол, ничего не могла в ней разобрать, а потом она исчезла, я поискала и забыла, а потом спустя наверно года полтора спросила у Алекса, знает ли он что-нибудь о ней, он в ответ что-то промямлил невразумительное. Мы тогда на кладбище к Гере поехали, я памятник поставила.
- Верно, документы, скорее всего, забрал тот, кто за них заплатил.
- Но его же убили из-за этого.
- Его убили на задержании особо опасного преступника, совершенно случайно и ты это знаешь.
- Но слишком много совпадений! Не спрашивай меня о них, но я знаю, что это было неспроста.
- Брось! Он был не чист, сливал информацию и… Ты думаешь, что все эти машины, квартира – это на зарплату старшего следователя?
- Он все время был в долгах, какие-то кредиты, ссуды.
- Он невероятно быстро с ними расплачивался!
- Что ты хочешь сказать? Что если он был со мной нечестен, он хуже меня?
- Нет, просто, у него тоже были черные тайны, а ты себя мучаешь уже очень долго из-за одной минутной слабости. Успокойся и пойми, что в иной мир он ушел, зная, что ты его любишь! И любишь до сих пор, это правда и главное! Так что хватит себя винить!
- Это не такой уж страшный секрет, он ведь старался для меня, для семьи.
- О чем ты мечтала в семнадцать лет?
- Я не помню.
- А в двадцать?
- О разном.
- О квартире, обставленной дорогой мебелью? Или о машине? Может, о шубке из чернобурки? Это не твои были мечты. Ты мечтала о Нью-Йорке, о Завтраке у Тиффани, о том, чтобы пройти дорожкой Холли Голайтли, увидеть Манхэттен глазами Кэрри Брэдшоу, целоваться с любимым под Эйфелевой башней, съездить на римские каникулы, увидеть Иерусалим, Тибет. Но за время, проведенное с Герой, ты даже не выезжала из города и ваше свадебное путешествие в Сочи не в счет.
- Прекрати, это были все юношеские мечты, фильмов насмотрелась, книг начиталась.
- А ты о детях мечтала, помнишь? Помнишь, когда у Алекса дочка родилась, как ты с ней возилась? Она для тебя была дороже, чем для собственной матери. О каком благе для семьи идет речь, если он не исполнил ни одну твою мечту?
- Я была молодой, мечтала, как девчонка.
- Я по сей день так мечтаю.
- Это хорошо.
- Не только ты была с изъяном, и в тебе он был только один и всего на один час, а Гера, царство ему небесное, сама понимаешь.
- И, тем не менее, он мертв, а я жива. Давай уйдем отсюда, мне как-то не по себе…
- Что такое? Ты как-то побледнела…. Это наверно от запаха.
- Боже мой! – я опираюсь о балконную ручку.
- Что? – Рита округляет свои большие зеленые глаза, на фоне загорелой кожи они словно выцвели и напоминают теперь бледно-зеленый крыжовник.
- Боль внизу живота… - я с криком сгибаюсь, а потом присаживаюсь на корточки, следом падаю на колени.
- Черт! Я скорую вызову.
Ее голос падает в тишину и зловония, в глазах начинают мелькать черные мушки, и я теряю сознание. Я попадаю в сон, в котором проносятся события разных лет моей жизни, жизни людей окружающих меня. И чего мне не сиделось, у меня был такой замечательный муж, красивый, статный, работающий. А я взяла и ему изменила. Столько лет я даже не помышляла о подобном, а один какой-то миг все перевернул.
Три женщины из пяти могут рассказать, что такое с ними случалось. В голове просто что-то щелкает, одновременно, у обоих, и нельзя уже остановиться. Бывает и такое, что это случается у совершенно незнакомых людей, а мы с Алексом были знакомы долгие годы. Зачастую, друзья объясняют это, как дружеский секс, случайные знакомые как секс под алкоголем, или при отсутствии алкоголя, как помутнение рассудка. А некоторые после этого уже никогда не становятся прежними, они не прокручивают это в своей голове, подобно восхитительному воспоминанию, их рвет на части отравляющее чувство вины. Лишь единицы, говорящие, что это ничего не значит – не врут, для большинства это значит всё, весь их мир закручивается вокруг одного такого события, они оберегают его, как самую драгоценную в мире вещь, случайно попавшую в руки, хранят это воспоминание, как зеницу ока. Подобно дорогому тончайшему фарфору достают его из потаённых глубин своей памяти лишь по особым случаям, боясь испортить.
Сегодня я извлекла это воспоминание второй раз, первый был, когда спустя месяц после аварии, Гера затащил Алекса к нам на обед в субботу. Так бывало всякий раз, когда им надо было поработать в выходные, обед плавно перетекал в ужин, а ужин в веселую пьянку. Часов в восемь вечера, они начинали звонить всем своим знакомым, первой в списке звонков была Рита, она никогда не пьянела, с ней было несказанно весело, она знала несметное количество пошлых анекдотов и была ослепительно красива. Далее следовали коллеги и однокурсники. В четырех случаях из пяти кто-то все же подрывался и приходил. И тогда веселье перетекало в утро, в ужасное похмелье, горы грязной посуды и кучи пустых бутылок. Но сейчас не об этом, я увидела Алекса первый раз после аварии, я лишь на мгновение утонула в его глазах, я тогда запекала утку в духовке… она сгорела дотла. Мы оба понимали, что не можем больше находиться наедине, с нами в комнате должен присутствовать кто-то еще. Не знаю, кто из нас понял раньше, но наша дружба пострадала в аварии куда сильнее, чем мы сами, мы больше не имели права поддерживать друг друга, делиться наболевшим, оставшись наедине, мы могли только оглушительно громко молчать.