Сноха

В далёких семидесятых не было в обиходе ни персональных компьютеров, ни мобильных телефонов, ни смартфонов, ни каких-либо других средств современной электронной связи. Существовали лишь телеграф, домашний телефон и обычная почта для письменных и бандерольных отправлений. Хорошо это или плохо – каждому видится по-своему. Вот только влюблённым общаться тогда было однозначно сложнее…

  …Стряхнув мокрый снег с шапки и куртки, Евгений Тихомиров неторопливо вошёл в здание второго корпуса. Прошло более четырёх месяцев, как он получил диплом технолога, но стены родного техникума по-прежнему таили в себе волнующую загадочность и притягательность, поскольку здесь продолжала учиться любимая Женькина девчонка – Оленька Агафонова. Подойдя к стенду с расписанием занятий, парень прежде всего отыскал глазами аббревиатуру группы, в недрах которой обитала его возвышенно-романтическая студенческая любовь. Если верить напечатанному, то сейчас она находилась в аудитории № 8.
    Юноша посмотрел на часы – оставалось 15 минут до окончания второй пары. Он причесался перед большим зеркалом, внимательно осмотрел всоё отражение и не спеша направился к искомой цели. Заняв дислокацию у подоконника, который находился почти напротив восьмой аудитории, Тихомиров снял шарф, распахнул куртку и, призадумавшись, углубился в воспоминания. Из глубин незамыленной памяти всплыли картинки недавнего прошлого. Вот он с Ольгой едет на рейсовом автобусе, провожая её от техникума до пригородной электрички. Ему так хочется сказать ей что-то важное – ведь впереди каникулы после зимней сессии. Но язык отчего-то деревенеет, стоит лишь взглянуть на обворожительный профиль спутницы. А вот они гуляют вдоль берега лесного озера, куда зашли однажды после занятий. И снова – он больше молчит, а вещает о чём-то интересном девушка. Но вот уже «нарисовался» и новогодний бал в техникумском спортзале. Именно тогда, в последнем танце, он признался Оле, что она ему очень нравится. И что ему хотелось бы дружить с ней. Да нет, «нравится» и «дружить» – это слабо сказано. Женька со второго курса по четвёртый только и грезил этой голубоглазой курносой девчонкой с задорными хвостиками волос за ушами. Однако на последнем этапе учёбы ему помешала преддипломная практика. А перед этим – технологическая. Будь они неладны! Из-за них он крайне редко видел Оленьку, а она – его. Поэтому их отношения стали развиваться не динамично. Правильнее сказать – совсем перестали развиваться. А после защиты диплома Евгений даже не сумел попрощаться с Ольгой. Её группа уже «свалила» на летние каникулы…
    Хрипловато-резкий звонок, возвестивший об окончании урока, заставил парня вздрогнуть. Размытые блики воспоминаний, словно пёстрые бабочки на лугу, упорхнули в разных направлениях и растворились в реалиях серого ноябрьского дня. Ближайшая дверь раскрылась, и в коридор потянулись группки распаренных от долгого сидения студентов. Сердце у Тихомирова непроизвольно подпрыгнуло в груди, аритмично захлёбываясь от волнения. А вот и знакомый облик мелькнул в толпе. Такая же причёска, синяя кофточка, тёмная юбка…
   – Оля! – срывающимся голосом едва слышно промолвил «ухажёр» и сам подивился своей робости. – Ольга! – выкрикнул он чуть сильнее.
    Студентка медленно обернулась, растерянно посмотрела по сторонам и, приметив у подоконника парня, в оцепенении остановилась. Она не сразу поняла, что за юноша в куртке стоит неподалёку и он ли окликнул её? Через несколько томительных секунд до девушки наконец дошло: «Господи! Да это же Женька Тихомиров!»
    Она смутилась, зарделась и, задыхаясь от нахлынувших эмоций, с трудом заставила себя подойти к парню ближе. Тот сделал пару шагов навстречу и натужно улыбнулся.
   – Привет, Ольгусь! Узнала?
   – Здраст-вуй… – тихо щебетнула девица. – Ты… Как здесь оказался?
   – Да вот. На проводы приехал. Сашку Трунина из нашей группы в армию забирают. Послезавтра. Он пригласил в общагу некоторых знакомых. Отметить это событие. Мне тоже телеграмму прислал.
   – Сегодня вечером проводы? – начала приходить в себя Агафонова.
   – Да. Где-то в шесть часов начнём.
   – А сейчас только час дня.
    Евгений стушевался. 
 – Понимаешь… – попытался подобрать он нужные слова. – Я специально из дома раньше выехал. Чтобы в техникум успеть зайти. Тебя увидеть. Поговорить…
   – О чём?
    Парень ещё больше смутился.
   – Меня тоже через три недели… того… Ту-ту. В армию… Я бы хотел… В общем, мне бы очень хотелось, чтобы ты… Чтобы мы переписывались. Друг с другом. Можно я из части напишу тебе? Мне бы только адресок твой домашний…
   – Не знаю… – неопределённо пожала плечами девушка. – Это ты так решил?
   – Ну да. А что здесь такого? Многие ребята пишут. А девчонки отвеча…
    Тихомиров договорить не успел. По вестибюлю оглушающе прокатился очередной звонок, призывающий студентов занять свои аудитории.
   – Ой! – встрепенулась Оля. – Мне надо идти. Ты извини, Жень. Я пока ничего ответить не могу. Слишком всё как-то неожиданно. Я побегу, ладно? Пока!
    Женькина «любовь», тряхнув хвостиками волос, быстро развернулась и почти бегом кинулась на второй этаж. Юноша проводил её поникшим взглядом, тяжело вздохнул и направился к выходу. На улице он вспомнил о конверте с письмом, который лежал у него в нагрудном кармане пиджака и который он намеревался отдать Оленьке. Там ко всему прочему был записан его домашний адрес и телефон. На всякий пожарный случай. Однако теперь, похоже, ничего уже не понадобится. И никаких случаев просто не возникнет.
    Угрюмо глядя себе под ноги, Евгений поплёлся в сторону общежития. Снег идти перестал, но под ногами противно хлюпала грязная жижа. Проходя мимо первого корпуса, парень не заметил, как из окна библиотеки, что на втором этаже, на него внимательно посмотрела пара выразительных карих глаз. И ему, конечно, было невдомёк, что глаза эти принадлежали третьекурснице Танечке Тариной, которая одно время неровно дышала в сторону Тихомирова и даже тайно воровала его первые пробы в «стихоплетении». Вот только сам Жека чувства Танины не разделял. Его волновала лишь Агафонова…
  …Проводы начались около семи вечера. Народу собралось немного, в основном пацаны-одногруппники. Вспоминали былое, шутили, балагурили, курили. Стараясь особо не шуметь, компания досидела до шести утра, после чего провожающие начали медленно разбредаться по своим «берлогам». Женька доехал с Сашкой Труниным до автовокзала, там они последний раз обнялись, пообещали писать друг другу и… Расстались на долгие два года.

  …По воле судьбы рядовой Евгений Тихомиров был призван в военно-строительный отряд (ВСО). Попросту говоря – в стройбат. Поначалу служба показалась ему не такой сложной и тягостной, как разрисовывали её «дембеля», вернувшиеся на гражданку. Но месяца через два-три парень сполна вкусил все прелести советской дедовщины. Особенно в этом плане покуражились высокорослые прибалты, питавшие нескрываемую неприязнь к русским. Если не сказать – ненависть. Однако унывать времени совсем не оставалось: их взвод пахал на мебельном комбинате провинциального городка, что называется, от темна до темна. Зачастую и в выходные дни. Поэтому едва хватало редких вечерних минуток, чтобы написать родителям письмо.
    Кстати, о письмах. По утрам, когда после зарядки бойцы курили в умывальной комнате, многие из них наспех перечитывали послания от любимых девушек, присланные из родных мест. При этом нередко хвастались фотками – мол, чья невеста краше? Женька с затаённой завистью созерцал чужое счастье и постоянно вспоминал об Оленьке, оставшейся в далёком Подмосковье. Однажды он не выдержал и сочинил нежное «повествование» на её имя, которое послал прямо в учебную часть техникума. Конечно, рассчитывать на ответ было маловероятно, но только солдат знает, как согревает душу в суровых условиях госпожа Надежда.
    И Тихомиров дождался! Через две недели дневальный вручил ему конверт, на котором в графе «адрес отправителя» красовалась фамилия его обожаемой студенточки. Не помня себя от радости, парень юркнул между кроватями к своей тумбочке и, присев на табуретку, вожделенно вскрыл пакет и достал из него исписанный тетрадный листок в клеточку. По правде сказать, «исписанный» – сказано неверно. На бумаге было выведено всего несколько строк:
    «Евгений! Спасибо за письмо. Я понимаю твои чувства. Но должна признаться, что люблю другого человека. Прости! Счастливой тебе службы. Оля.
    P.S. Не надо беспокоить завуча личной перепиской. Я получила от неё хороший нагоняй.»
    Новобранец перечитал написанное четыре раза. И только после этого осознал, что всё, чем жил он до сегодняшнего дня, безвозвратно рухнуло. Не осталось ни единой зацепочки, которая хоть как-то держала бы его на плаву. В «довесок» комвзвода узрел его между кроватей и, сунув в руки швабру, отправил мыть Ленинскую комнату. Чтобы не болтался без дела. От такой подлянки Тихомиров совсем приуныл.
    За ужином он практически ни к чему не притронулся. Еда в горло не лезла. Перед отбоем Женька выкурил сразу две сигареты, хотя до этого к табаку был равнодушен. Кое-как перекоротал ночь, впадая в тревожную, с кошмарными видениями, полудрёму. Очнувшись за полчаса до подъёма, он, укрывшись одеялом, тихонько всплакнул и, пытаясь прийти в себя, несколько раз прошептал: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло». Однако легче не стало.
    А поутру, когда служебный «Икарус» доставил их взвод на мебельный комбинат, Евгений, улучив момент, незаметно пробрался в цех металлоконструкций и умышленно «наловил зайчиков» от ярких вспышек электросварки. После обеда глаза его стали кроваво-красными и окружающие предметы превратились в едва различимые контуры. Вдобавок от долгого пребывания на холоде (тоже умышленного) рядовой Тихомиров основательно промёрз. Особенно прихватило ступни ног, обутых в дешёвые кирзачи с дедовскими портянками. К концу рабочего дня его стал бить ощутимый озноб, поднялась температура. Прибыв в часть, Женька, едва не падая, обратился к командиру отделения, чтобы тот отпустил его в санитарный блок. Взглянув на «салабона», ефрейтор от души выматерился и, дав для «науки» хорошего пинка, велел вприпрыжку бежать к доктору. А тот, быстро оценив ситуацию, отправил теряющего сознание бойца в окружной госпиталь. Благо, подоспела оказия в виде штабного «газика». По дороге парень окончательно «вырубился».
    Слабозаметные признаки жизни он подал лишь на вторые сутки. Очнувшись, Женька попытался осмотреться, но не смог. С трудом подняв руку и осторожно ощупав лицо, он понял, что на глазах у него лежит толстая марлевая повязка.
   – Ой, Тихомиров пришёл в себя, – раздался неподалёку лёгкий девичий голосок, который сразу перешёл на назидательные нотки. – Не надо ничего трогать! Лежите спокойно! У вас под рукой капельница.
   – К-кто вы? Где я? – глухо промолвил юноша.
   – Это военный госпиталь, – отозвался тот же голос. – И вам, больной, лучше не напрягаться, а помолчать. Вы сейчас очень слабы.
    В голове у парня вдруг что-то перемкнуло, сознание помутилось, и он, встрепенувшись, попытался поймать руку говорившей девушки.
   – Оля! Это ты? Оленька! Отзовись! Я чувствую, что ты рядом. П… прости меня! Пожалуйста! И спа… спасибо…
   – Никакая я вам не Оля! – недовольно буркнул женский голос. – Я медсестра. Наташа. И вообще. Лежите смирно! А то санитаров вызову… Сейчас сделаю вам пару инъекций и вы опять уснёте. Только попрошу не дёргаться! Ведите себя достойно. По-мужски…
    Тяжело вздохнув, Тихомиров покорно затих. А через несколько минут опять провалился в туманное забытьё.
    Сколько он так пролежал, солдат не ведал. Но, очнувшись в очередной раз, услышал вдалеке приглушё нные голоса. Разговаривали двое мужчин.
   – Состояние пока остаётся крайне тяжёлым, – удручённо произнёс один из них. – Серьёзно пострадали роговицы обоих глаз. И в некоторой форме сетчатки. Но это, я надеюсь, поправимо. Сложнее другое. От переохлаждения у него началось воспаление почек, острый нефрит. Жидкость не полностью перерабатывается организмом, вследствие чего заметно отекают нижние конечности. Но со своей стороны мы делаем всё возможное. Назначена интенсивная терапия, Прописаны самые эффективные медикаменты. В первую очередь антибиотики. Так что мужайтесь и наберитесь терпения. Организм у него молодой, крепкий. Должен справиться…
   – Скажите, доктор, а почему… почему эти болезни вдруг возникли? – спросил второй голос, отчего-то весьма знакомый. – Ведь это произошло в обыденной армейской обстановке. Не в экстриме каком-то, не в учебном бою, не после маршброска. Особенно я имею в виду глаза. Почему он их не уберёг?
   – Извините, но данный вопрос не комне, а к командованию части. Не исключено, что молодой человек умышленно довёл себя до подобного состояния. Какие-то негативные факторы сработали.
   – Неужели дедовщина так достала?
   – Не могу знать… Простите, мне нужно идти. Дела…
   – Да, да, извините.
    Когда мужчины закончили диалог, Женька услышал приближающиеся шаги. Кто-то осторожно подвинул стул, сел рядом с его кроватью и тяжело вздохнул. «Как же так, сынок? – еле слышно прошептал всё тот же, очень знакомый голос. – Выздоравливай! Ты нам всем так нужен! Я буду молиться за тебя…»
    Евгений встрепенулся.
   – Па… Папка? – пересохшими губами едва различимо пролепетал он. – Это ты? Ты, пап?
   – Ба-а! – всполошился мужчина. – Женя! Родной мой! Хороший!.. Ты пришёл в себя? Очнулся?.. Да, это я. Узнал… Как ты? Тебе получше?
   – Не… Не знаю. Пока…
   – Ну… Всё равно замечательно. Сознание возвращается. Если начал голоса различать, значит, пойдёшь на поправку. Обязательно! Ты вот что… Старайся поменьше говорить. Экономь силы. Они тебе ещё пригодятся.
   – Как… как ты здесь очутился? – удивлённо прошептал парень, стараясь нащупать руку отца.
    Тот сжал протянутую ладонь сына и прижал к своим губам.
   – Не об этом сейчас речь, сынок. Узнал вот. Твой лечащий врач позвонил. Низкий ему поклон!.. Я мгновенно собрался и отпросился с работы. Взял отгулы… Мамка тут гостинцев тебе собрала. Я привёз…
    Мужчина нервно заёрзал на стуле.
   – Она очень переживает за тебя. Привет огромный передаёт. И… вообще… Вся наша родня и знакомые шлют тебе самые добрые пожелания. И в первую очередь – скорейшего выздоровления.
   – А… А врачи что говорят?
   – Всё образуется, Жень. Нужно только время. Поверь. Всё у тебя будет хорошо. Доктор сказал, что твои дела не так уж плохи. Не таких пациентов вытаскивали. Поэтому… Не волнуйся…
    В боксе ненадолго повисла гнетущая пауза.
   – Ой, а ты где разместился, пап? – спросил наконец сын.
   – Гм… Мне начальник отделения служебную комнату выделил. Здесь, при госпитале. Совсем рядом с твоей палатой. Так что не беспокойся. Всё путём…
    Парень вдруг скривился от боли и тяжело задышал.
   – Тебе плохо, сынок? Медсестру позвать?
   – Не, не надо. Я сейчас лягу поудобнее… Лучше скажи: как там, дома? Заходил кто-нибудь?
   – А, да… Друзья твои – Сашка и Толька – заходят иногда. Спрашивают, как ты? Тамара, сестра двоюродная, тоже всё время интересуется. А недавно девушка одна звонила. По домашнему. Справлялась, как твои успехи. На ратном поприще.
   – Девушка? – оживился Женька. – Кто такая?
   – Да вот не знаю, – незаметно усмехнулся мужчина. – Назвалась Татьяной. Таней. Сказала, что вы учились вместе в техникуме.
   – Таня? А фамилия? Она фамилию свою сообщила?
   – Ты знаешь… Если честно, запамятовал. То ли Торина, то ли Топорина…
   – Может, Тарина?
   – Во-во! Ага! Точно! Тарина. Привет тебе передавала.
   – Надо же… Вспомнила…  Сп… Спа… си… бо…
    Евгений почувствовал, что начинает медленно «уплывать». Мысли в голове смешались, резко затошнило и бросило в жар. Он вновь часто задышал и… потерял сознание…
  …В следующий раз юноша пришёл в себя от струи свежего воздуха, непривычно пахнувшей в лицо.
   – Ой, он шевельнул носом! – обрадованно пискнул высокий девчоночий голосок где-то совсем рядом.
    Женька повернул голову на звук, но опять ничего не увидел – глаза по-прежнему застилала плотная повязка.
   – Кто это? Кто здесь? – насторожился парень.
   – Здравствуй! – колокольчиком пролетел по реанимационному боксу всё тот же голос. – Здравствуй, Жень! Это я, Оля.
    Услышав знакомое имя, Тихомиров-младший подобрался, через силу улыбнулся и, протянув навстречу руки, страдальчески выдохнул:
   – Ну вот. Похоже, чудеса бывают не только в сказках. Я знал, я верил! И… Наконец-то! Я дождался тебя, Оленька! Ты приехала. Как я рад! Спасибо тебе, род…
    Юноша договорить не успел, поскольку девушка перебила его.
   – Извини! Ты, наверное, ждал Агафонову. Но это не она.
    Женька моментально изменился в лице.
   – Да-а? – растерянно промямлил он. – Не она? А кто?
   – Это… – гостья покрылась стыдливым румянцем. – Оля Марченко. Вспомнил?
   – М… Марченко? – парень наморщил лоб и скривил губы. – А-а, ну да… Угу… Привет!
   – Добрый день!
    Девушка нервно хихикнула, а в забинтованной голове бойца с трудом прояснился эпизод из его относительно недавнего студенческого бытия…
    Ранний сентябрь. Совхозное поле. Учащиеся копошатся в бороздах, помогая сельчанам убрать созревший урожай картошки. Несмотря на технологическую практику, прислали сюда и четвёртый курс. На пару недель. Женька гордо восседает за рулём только что освоенного им «ГАЗ-51». Грузовик медленно ползёт по полю. Бригада пацанов-грузчиков (с 4-го курса) забрасывает в кузов наполненные корнеплодами мешки. Тихомиров бесшабашно сигналит визжащим первокурсницам, которые отбегают в сторону, давая возможность машине проехать дальше. И тут… Через лобовое стекло парень подмечает весьма выразительное личико девчонки с русыми волосами и необыкновенно ясными глазами. Та, сдержанно улыбаясь, заинтересованно смотрит на водителя. В груди у Женьки что-то ёкает, ему явно симпатична эта девушка. По счастью, в конце рабочего дня они вместе очутились на одном сидении обшарпанного автобуса, который в компании других студентов забрал их с просторов совхозных полей и доставил до города. Тогда он и узнал, что первокурсницу зовут Олей. Так же, как и его «sweet love».
    А где-то через полгода Тихомиров случайно встретился с ней на вечеринке, куда был приглашён с товарищами на частную квартиру по случаю 8-го марта. Он тогда даже станцевал с этой Олей Марченко. И вновь почувствовал тёплое жжение в груди. После чего вызвался проводить девушку до общаги. Однако, несмотря на лёгкую влюблённость, сердце его продолжало всецело принадлежать другой Ольге – Агафоновой.
  …Тяжело вздохнув, Женька натужно улыбнулся и сдавленно просипел:
   – Прости, Оль. Не могу поверить. Ты какими судьбами здесь?
   – Ой, если честно, долго рассказывать, – Марченко смущённо поправила белый халат, висевший на её хрупких плечах. – У нас сейчас в техникуме зимние каникулы. И мы с папой решили съездить в Ленинград. К его родственникам. Навестить их… Ты только не удивляйся, Жень, но перед этим я узнала, что ты из армии прислал Агафоновой письмо. Прямо в учебную часть. Мне Танька Тарина поведала по секрету. Она в комитете ВЛКСМ все местные сплетни собирает. Потому что комсоргом группы стала. А потом она сказала, что звонила твоей маме домой и узнала, что ты попал в окружной госпиталь. В Питер. Я, в общем-то, сразу смекнула, почему ты здесь оказался. Похоже, Агафонова достойно ответила на твоё послание. До такой степени, что ты решил…
   – Слушай! – повысил голос Тихомиров. – Не надо, а? Я тебя очень прошу! Давай без домыслов.
    Визитёрша вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
   – Хорошо! – тихо прощебетала она. – Тем более, что тебе нельзя волноваться. А вообще… Запомни, Жень – люди не должны страдать за чужие грехи. Или потому, что их избегают. Попросту говоря, не любят. Они в этом сами не виноваты. Просто так судьбы складываютя. Мы часто не понимаем, почему высшие силы поступают не так, как нам хочется. А они нередко отводят от нас беды, которых мы не видим и не чувствуем… Моя двоюродная сестра очень переживала, когда порвала со своим парнем. Дошло до того, что утопиться хотела. Но передумала и лекарств приняла целую упаковку. Еле откачали. А её парниша тем временем уже с другой хороводился. Ребёнка ей сделал. Но жениться отказался. Так та дурёха на самом деле с балкона прыгнула. И насмерть разбилась. Не только себя угробила, но и не родившегося малыша. Вот тогда сестра моя наконец поняла, с каким уродом встречалась. И начала молиться всем святым, что не вышла за него замуж…
    Евгений еле слышно простонал и усилием воли заставил себя перевернуться на другой бок. Спиной к девушке.
   – Извини, Жень, – шмыгнула та носом. – Я всё понимаю. И зашла просто поддержать тебя. Морально… Там, в тумбочке, гостинцы лежат. Потом разберёшься. А мне пора. Папа в коридоре ждёт. Выздоравливай! Ешь побольше и ни о чём плохом не думай. Тогда поправишься. Сам увидишь. У меня рука лёгкая. Ну, пока! Не унывай…
   – Счастливо! – сквозь зубы процедил больной.
    Однокашница дошла до входной двери, но, вспомнив о чём-то, обернулась.
   – Ты… это… В общем, позволишь мне ещё раз навестить тебя? Мы через четыре дня возвращаемся в Москву. Надеюсь, к тому времени тебе станет получше. Приветы нашим ребятам передашь.
   – Как хочешь, Оль, – еле слышно ответил Женька. – Прости, если обидел. Спасибо, что приехала…
   – Ну ладно. Пока! До встречи.
    Не успела девушка скрыться за дверью, как в палату вошёл шумно сопящий отец Евгения.
   – Ну ты даёшь, сын! – восторженно заметил он. – Такую кралю отхватил! Красавица, умница. Чудо, а не девка! И отец у неё замечательный. Мы с ним поболтали сейчас у окна… Когда только успеваешь знакомиться, а? И всё молчком, молчком…
    Тихомиров снова повернулся на спину.
   – Извини, пап. Но она не моя… девка. Мы просто учились вместе. На разных курсах.
    Мужчина обескуражено хмыкнул.
   – Ну, не знаю… Я бы в молодости мимо такой не прошёл. А она вон… сама навещает… Сказать по правде, я горжусь, что к моему сыну такие чудесные девушки заглядывают. Прямо завидки берут.
    Женька устало вздохнул, но ничего не ответил.
  …Прошло три дня. Очередным утром в палату к Тихомирову зашёл лечащий врач.
   – Ну что, товарищ рядовой? – бодро произнёс он. – На поправку идём, да? Смотрю, уже садиться начал. Аппетит появился. Да и анализы стали заметно лучше.
   – Он и в туалет сам теперь ходит, – вставила медсестра. – Без поддержки. По стенке, тихонечко.
   – Да-а? Ну, молодцом! Так что – жить будем.
    Женька поправил повязку на лице.
   – Доктор, а глаза? Скоро мне снимут эту тряпку?
    Врач полистал амбулаторную карту, призадумался о чём-то. После чего вынес вердикт:
   – Тряпку, говоришь? Пожалуй, сегодня и снимем. Пора…
    Ближе к обеду отец и сын Тихомировы не скрывали слёз умиления и счастья. К Женьке вернулось зрение! Правда, острота несколько подсела, но медики сказали, что это поправимо. В конце концов, можно и в очках ходить. Невелика печаль.
    А на следующий день в палату к Евгению снова заглянула Оля Марченко. Она застыла на пороге, увидев, что её «визави» сидит на кровати и внимательно смотрит на неё.
   – Ух ты! – поразилась она. – Что? Уже вот так? Без повязки? Кла-асс!.. Ты меня видишь, Жень?
   – Конечно! – приветливо улыбнулся тот. – Проходи, Оль! Садись.
   – Ой, даже не верится… Ну, здравствуй!
   – Привет!
   – Боже, как я счастлива, что ты вышел из кризиса. Вот видишь? Я же говорила? Всё сбывается!
   – Спасибо тебе, Ольгусь! И… Ещё раз прости. За мою грубость. Я был неправ…
   – Да ладно, чего там. Я уже всё забыла…
    Молодые люди «прочирикали» о чём-то своём минут двадцать. А может, и больше. Когда девушка вновь вышла в больничный коридор, к ней подошёл Женькин отец.
   – Спасибо тебе, дочка! Спасибо, Оленька! – проникновенно выпалил он и поцеловал правую руку студентки.
   – Ой, да что вы… – жутко смутилась та. – За что меня благодарить?
   – Э, не скажи-и! Я стреляный воробей и сразу заметил, как ожил наш боец. Именно после твоего первого визита.
   – Я рада за него, но… – румянец ещё сильней покрыл лицо посетительницы. – Он и сам молодец. Старается…
    Мужчина согласно кивнул и, перейдя на заговорщицкий тон, тихо добавил:
   – Если честно, то лишь Господь ведает, что будет дальше. Как всё сложится. Но знай, девочка, одно. Наш дом всегда открыт для тебя. Мы с женой в любое время будем счастливы видеть тебя в наших, так сказать, апартаментах. Хоть одну, хоть с родителями.
   – Сп… Спасибо! – ещё более смутилась девушка.
   – И последнее. Думай обо мне что хочешь, но самым радостным днём в моей жизни станет тот, который позволит назвать тебя нашей снохой. Или невесткой. Так и знай, доченька! А там как получится…
    Русоволосая однокашница Женьки сконфуженно опустила глаза, еле слышно пробормотала «До свидания!» и медленно побрела к гардеробу.
   – Дай Бог, чтобы «до свидания», – ответил ей вслед растроганный мужчина.
    Однако обескураженная «доченька» этих слов уже не разобрала…

  …Через месяц рядового Тихомирова выписали из госпиталя, предоставив ему отпуск по болезни на 45 суток. За это время парень не только повидался со всеми друзьями и родственниками, но и дважды съездил в гости к Ольге. Нет, к Оленьке. Только не к Агафоновой, а к Марченко. А через три года эта девушка сменила в загсе фамилию на Тихомирову. И действительно стала полноправной невесткой для родителей Женьки. Да, ровно через три года…