Полесовщики

            Во время своих отпусков мой дед,  Петр Герасимович  Баранов, становился верным помощником лесников.  Он    раскорчевывал  деляны и    рассаживал  на освобожденных площадях  сосновую   молодь.  Лесники тоже не оставались у него в долгу. Они разрешали ему бесплатно,   заготавливать в  отведенных ему кварталах сено и дрова. На десятки верст вокруг  Тулиновки  дед  знал все грибные и ягодные места.  Уже лет с восьми он стал приучать к лесованию и меня. Я весело   валил вместе с ним  в большие   костры сучья,  зачарованно глядя, как  с треском рвется  к небу желтая  тысячеградусная плазма огня, как  закручиваются   в нем   жаркие вихри  дегтярно-оранжевого дыма.   Прислушиваясь  к  гулу и треску пламени, нельзя было не подивиться грозной силе огня. Иногда мы уходили с ним за Татановский буерак и приносили оттуда в плетеных корзинах  корни бересклета. Дед замачивал их на ночь в  дубовой кадке, а на другой день   вынимал  оттуда. Мы  клали корни по одному на стальные плоскости наковален  и начинали колотить по ним  киянками до тех пор,  пока  их размочаленная желтоватая кора   вместе с заболонью  не начинала  отделяться  от  белых  охвостьев.
             Кора бересклета принималась  лесниками  за копейки. По таким же ценам   нераспущенные сосновые шишки и    березовые почки. Но кроме лесников к нам приезжали   еще колешники  (сборщики вторсырья).  За ведро костей или ненужного тряпья от них  можно было получить сверхдефицитный по тем временам рыболовный крючок. Тулиновская ребятня тащила им  барахло со  всех дворов и проулков. На нашей  улице  колешник каждый год останавливал свою смирную, гнедой  масти, лошадку  возле  двора  Константина Лазарева. Сидя на скамейке, нас поджидал сухонький мужичок в сером пиджачке. Избочась, он ловко наклонялся к  нам, и не глядя на качество принесенного нами тряпья, валил его без разбора в телегу.   Потом доставал из нагрудного кармана  круглую жестяную баночку и  осторожно открывал ее.   Она зазывно  сияла в  его руках,  каким - то розово - слюдяным  блеском. Заскорузлыми пальцами заготовитель  доставал с ее серебристого дна  новенький  крючок и опускал его нам в протянутые  детские ладошки. Но больше всего мы ждали осенних приездов московских  заготовителей. По твердым ценам они принимали у нас   сушеные белые грибы. Цена их первого сорта доходила до ста рублей за килограмм. Сто рублей - это месячная зарплата  станочника на мебельной фабрике.  И тут уж мать отправляла со мной  в леса  и моих братьев.
           Сколько километров мы наматывали  за день,   челноча  по дубравам и  борам! Сначала мы поднимались на Китайские бугры. Оттуда смещались за  лежневку (узкоколейку),  где, оставив за спиной  Татановский буерак, мы попадали в самые грибные места.  Мы заходили в Арляйские  светлые    боры,   потом в  смешанные леса   Красного кордона. С особым вниманием  мы  осматривали широколиственные рощи,  с дубовыми включениями, и  каждый найденный нами крепкий лесной   красавец дубовик, с темной шляпкой и чистым поперечным разрезом  корешка, радовал нас не меньше, чем прожженного искателя  корня женьшень в уссурийской тайге.
           У деда была легкая солдатская походка и легкое дыхание. Я никогда  не замечал усталости в его невысокой сухощавой  фигуре. Он ходил в черной навыпуск  сатиновой рубахе  подпоясанной ремешком и  в темных простых шароварах.  Чаще всего лесовать мы уходили  с ним на  своих  двоих. Но однажды, когда дед позвал меня в свой очередной поход, у меня не оказалось ни одного целого ботинка. Все было вдрызг разбито в бесконечной беготне по улицам и на футбольном поле. Уже две недели я  ходил босиком, отчего  ноги мои были в ссадинах и цыпках.
        -Орхавцы,- ворчала на меня и на моих братьев мать. Это, какие же деньги нужно зарабатывать отцу, чтоб  успевать за вами? Все на вас огнем горит
Однако дед нашел выход.
         -Заходи ко мне после обеда. У меня, есть кое - что  для тебя.
          Я пришел к нему  часа через два и впал в глухую тоску. Дед удалился в чулан и вернулся оттуда  с  парой лаптей неопределенного размера и протянул их мне. На вид им было лет сто. Они были серыми  и грубыми до неряшливости. Из носков и пяток во все стороны торчало мочало. Я не пошевелился. Тогда дед спокойно положил их передо мной на скобленые половицы сеней. Наконец, я наклонился и взял в руки одно из этих произведений крестьянского ремесла.
       -Дед, где ты их только  раскопал? В них, поди, еще твой отец Герасим до революции огороды в Троице пахал?
         -Не волнуйся. Завтра в  лесу ты про них через полчаса забудешь. Обомнутся, успокоил он меня.
          Впрочем, другого выхода у меня и не было. В школах в те времена не было ни бесплатных обедов, ни бесплатных учебников. Каждый рубль в доме был на счету. Но мы знали, что к первому сентября мать все равно  выкрутится, и все мы пойдем в школу в новой одежде и обуви.

Продолжение следуетhttp://www.proza.ru/2012/04/14/1244