Глава 1. Встреча

Остров был мал, а океан – огромен. Люди были бедны, а остров  богат – скалами, ущельями, пещерами, бухтами и отмелями.

«Ян Безземельный» медленно продвигался вперёд, лавируя между рифами. Над островом разносился предостерегающий рёв сирены. Взлохмаченные волны в бешенстве ударялись о берег. Маневрируя среди свай, судно с трудом пришвартовалось. С его палубы на причал шагнул через борт Михал Лясовский. Обвёл взглядом открывшуюся перед ним панораму. Далеко в океане желтеют рыбачьи шаланды с красными парусами, они с каждой минутой тают и уменьшаются, как лимоны, брошенные за борт судна. На берегу – луг и камыши, наполненные гомоном и шелестом птичьих крыл, таинственными шорохами. Чуть дальше – голое побережье, отгороженное каменным валом. Этот мир мрачен, тесен и угрюм. Веет от него пустотой и безнадёжностью.

Михал взобрался на голый выступ скалы, чтобы осмотреться. Увидел пастбище. Много овец и коз, а пастуха не видно. Тропы, сбегающие к дороге, протоптанные человеческими ногами – пусты. Поблизости – большой шалаш, сложенный из камня. Михал отправился к нему и заглянул внутрь. Шалаш тоже был пуст. Внутри валялся только надтреснутый глиняный жбан, рваное тряпьё и старые башмаки. И нигде – ни души живой. Стадо овец облепило склон горы, словно приросло к нему… Тишина.
Его успокоила эта безжизненность, высившаяся неподвижно горячим столбом между небом и землёй. И он решительно направился к леску, чтобы найти пастуха и расспросить его. Если есть стадо, значит, и человек должен быть где-то поблизости.

Навстречу ему выбежала кудлатая дворняжка и тут же, как пиявка, впилась в его штанину.

— Пусти! Пусти, Серко, или как там тебя! – отгонял дворняжку Михал, но собака до тех пор трепала ему штанину, пока её не позвал человеческий голос.

— Муха! Ко мне, Муха!

Муха отошла от Михала неохотно, с клочком ткани в зубах, и юноша направился в сторону, откуда долетел этот не то девичий, не то мальчишеский голос.

Под серо-розовой скалой стояла, опираясь на посох, девушка. Её лицо сильно затеняли поля большого, как зонтик, сомбреро, но Михал всё-таки заметил, что она пристально смотрит на него. Под изношенной, выгоревшей на солнце курткой отчётливо вырисовывалась грудь, а обшарпанная юбка открывала икры. Под скальной стеной стояли башмаки со шнурками, лежала холщовая сумка, а на ней – краюха хлеба, накрытая пластом овечьего сыра. Стоял также глиняный горшок с молоком. Здесь не росло ничего, кроме травы. Гигантские обломки скалы торчали  красными обелисками. В их обрамлении пастбище казалось зеленее, чем было в действительности. Оно расстилалось на краю крутого склона, как плюшевый, выцветший ковёр.

Девушке было не больше восемнадцати лет.

— День добрый! – поздоровался он. – Почему ты так на меня смотришь? – добавил он шутливо. – Неужели по дороге  у меня выросли рога? – Он пощупал голову, но рогов на ней вроде бы не обнаружил. – Одна пасёшь? Скучно без компании, наверно?

— Почему это вдруг тебя интересует, одна ли я пасу? – дерзко отвечала она, и взгляд её заледенел ещё больше.

Этот заносчивый ответ сбил его немного с толку. Он пытался придумать способ, чтобы завоевать симпатию пастушки, но поза девушки была почти угрожающей. Лохматая дворняжка тоже не спускала глаз с чужака, готовая по знаку девушки порвать ему вторую штанину.

— Позволь представиться. Я Михал, сын инженера Лясовского. По профессии техник-электрик, — добавил он. – Приехал проведать своего отца.

— Так бы сразу и сказал. Пана инженера Лясо я знаю. Замечательный человек. Ты даже лицом на него похож.

— Как тебя зовут?
 
         — Анна.

— Анна, — повторил он мягко. – Красивое имя. Ты позволишь мне, Анна, отдохнуть немного под скалой и полюбоваться на твоё… стадо?

— Так-так-так! А ты точно такой, каким описывал тебя Отец Файка. Тютелька в тютельку! Слышала это от… Впрочем, хватит об этом!

— Кто такой Отец Файка? Откуда он меня знает?

— Узнаешь, когда придёт время. А сейчас садись, — позволила она. – Почему бы и нет? Не только на моё стадо, но и на меня можешь посмотреть, если будешь хорошо себя вести.

Отец Файка! Откуда у него такие сведения? Девушка напустила на себя таинственный вид, когда назвала это имя. Он задумался ненадолго, но имя это ему ничего не говорило. Никого с таким прозвищем он не знает. И Михал махнул рукой. Нет времени на загадки. И что ему Отец Файка! Подождёт. Девушка пригласила его, вот что теперь самое важное.

Михал был доволен собой. Впервые повезло ему разговаривать так долго с незнакомой девушкой, и всё у него так гладко получалось.

— У тебя хорошее стадо. Твой отец, должно быть, очень…

— Стадо не наше, — поспешно прервала его девушка. – Оно принадлежит нашему ксендзу. Мой папа очень бедный, но хоть и не умеет подписываться, он самый умный человек в посёлке. Многие с ним советуются.

Михал недоверчиво покачал головой.
— Хо-хо!... А кем работает твой папа?
— Как это – кем? Он рыбак, как и все на этом острове.
— У него, наверно, своя лодка?

— В том-то и дело, — нахмурилась она. – У него была лодка, но сезон выдался плохой, и отец не смог заплатить подати. Сейчас он рыбачит на той же лодке, но она теперь в собственности нашего мэра, пана Лабро. Теперь часть прибыли идёт ему, а остальное – в уплату просроченных налогов.

— А что же люди? А твой умный папа? – иронически усмехнулся он. – Как он к этому отнёсся?

— Что он может сделать? – безнадёжно развела она руками. – Ксендз говорит, что такова воля божья и ничего тут не поделаешь.

— Как это?! – возмутился Михал. – И вы согласны с этим!... Не думал, что ты такая… глупая! И твой папа тоже глупый, понятно?

Анна смотрела на него как на бандита, который бросается на человека с ножом, чтобы ограбить его.

— Это уж слишком! Может, я и впрямь глупая, потому что только такая, у которой всё смешалось в голове, вступает в разговоры с первым встречным! Но я не позволю оскорблять отца, слышишь?! Правду говорил Отец Файка – ты шальной.

— Опять Отец Файка! Что ты мне его суёшь всё время! – повысил он голос. – Что мне за дело до какого-то там Отца Файки?! Чтоб его дверью прищемило! И его трубку тоже! [[В переводе с польского «файка» – трубка]]. Нашла себе покровителя!

Михал глянул на девушку – и тут же опомнился. «Я и впрямь шальной!» — подумал он.

Лицо Анны было полным, но маленьким. Глаза не казались большими, потому что она всё время щурилась.

«Чёрные или голубые?» — задумался Михал. – «Блестят, как тёмные озёрца, окружённые тростником», — глядел он на её лицо, выражение которого в эту минуту не сулило ему ничего хорошего.

— Не злись, — сказал он. – Я только так… Но ведь сердце кровью обливается, когда слышу такое. А вы хоть бы что, как овцы! И ни один из вас не пытался как-то бороться? – Он надолго задумался. – Ну, а пан Лясо? Как отнёсся к этому мой отец?

Анна злой не была, хотя благодаря своей горячности легко впадала в гнев. Была вспыльчивой, но умела себя обуздать. Если бы не умение держать в узде свой темперамент, она бы давно потеряла работу. В ней сочетались одновременно ум и  детская наивность. Поэтому ответила без обиды в голосе:

— У твоего отца на острове и без того много врагов. Морской маяк на рифах – это голодная смерть для местных. Большинство из них живёт лишь тем, что выбросит на берег океан. Как вчера. На острове сейчас большая жатва, поэтому и пусто на пристани. Поэтому я здесь и одна, хотя и хотелось бы быть там.

— На этих скалах жатва?! – спросил он с глупым  видом. – В это время года?

— Вчера на рифах разбилось судно. Кто что выловит из воды – то его. Некоторые уже успели разбогатеть таким способом. Теперь понятно, почему и маяк, и твой отец здесь нежелательны?

Михал прервал её вдруг:
— Там кто-то едет!

— Верно. Один из тех, кто уже разбогател. Пан Гастрик.

Копыта постукивали о камни, над дорогой поднималась белая пыль. Это была повозка пана Гастрика, запряжённая двумя мощными першеронами. На повозке грудились железо, поломанная утварь, горбатые мешки, набитые тряпьём.

— Едет к пристани. Хорошо заработает на этом. Матерь божья пастушья! – крикнула она вдруг и вскочила, чтобы с помощью дворняги согнать разбредшееся стадо.

Михал слышал её удаляющийся голос и собачий лай.

— Белянка! Рыжуха! Пеструха! – звала она коз по имени, потому что те, вкусившие свободы, скакали по пастбищу как дикие. Вернулась запыхавшаяся.

— Две убежали: Рогатая и Пеструха.

Михал поднялся, чтобы помочь ей, но она положила руку ему на плечо.

— Сиди! Козы уже наверняка возле деревни. Так заговорилась, что не обратила внимания на собаку. Ведь тявкала, а лает она только тогда, когда беспокоится. Муха не разговорчивая кумушка, у которой язык постоянно работает, нужно или нет, вроде как у меня.

Она опустилась на траву и уголком косынки, наброшенной на плечи, стала утирать пот.

— Фуу! Жарко! – пропыхтела она. – Ты надолго приехал?

— На целый месяц.

— Этого более чем достаточно, чтобы изучить Остров Ведьм и людей. – Что-то дёрнуло её, отчего она повернула голову. Оказалось, что долго возившийся возле неё козлёнок изжевал накинутый ей на плечи платок, и в руках у неё остался только лоскуток.

— Ой, мамочка! Ты смотри, какой лакомка! Глодал, глодал и доглодал!

— Не расстраивайся, Аня. Подарю тебе свой. На память о знакомстве, хочешь?

Он набросил Анне на плечи снятый с шеи прямоугольный платок и глубоко заглянул ей в глаза.

— Ну и глаза у тебя! Такие чёрные, что аж голубые!... А сверкают, как тёмные озёрца, окружённые тростником, — высказал он вслух своё впечатление, пытаясь подобрать сравнение, пусть неуклюжее, зато приятное для девушки.

— Ни к чему мне такие ресницы, если напоминают грубый и скорее безобразный, чем красивый, тростник.

— Безобразный! Как для кого, — ответил он, краснея. Этот румянец,  как и неуклюжий комплимент, понравился девушке, но об этом нужно было поразмыслить, и она отошла ненадолго к своему стаду.

Михал пожалел о сказанном, потому что его слова спугнули девушку. «Не так всё получилось».

— Муха! – прикрикнула Анна на собаку. – Не видишь, что Пеструха ушла из стада? Я тебе задам!  — пригрозила она непослушной животине. – Домой ей захотелось, видите ли! Чтобы кто-нибудь поймал по дороге и наделал мне хлопот!

Дворняжка завернула козу с тропинки, ведущей к посёлку, и снова улеглась у ног девушки.

Михал неуклюже повернулся, словно хотел обнять её, заглянуть близко в глаза. Девушка, однако, отодвинулась и встала.

— Ну, знаешь! Слишком много ты себе позволяешь!

Она стояла перед ним, гордо выпрямившись. Нахмуренные брови образовали над её изящным носиком широкую чёрную дугу. Это выглядело так сурово, что Михал почувствовал себя мальчишкой, пристыженным и даже униженным. «А всё-таки не получилось», — подумал он.

— Я только хотел поблагодарить тебя, а ты сразу… — он сделал вид, что не понимает её возмущения.

Она смотрела на него как на ребёнка, сострадательно кивая головой. Его глаза от беспокойства казались ещё более голубыми, а полные светло-розовые губы – ещё более детскими, такими забавными на сконфуженном лице.

«Фигура как у медведя, а лицо мальчишеское», — подумала она почти с сестринской нежностью, он напоминал ей младшего братишку Томаша, который вот уже с год работал с рыбаками на шхуне.

— Сколько тебе лет? – неожиданно спросила она, забыв сердиться.
— Двадцать один год, ну и что?
— И ничего. Просто ты похож на моего брата, хотя ему исполнилось в декабре только тринадцать.
— Пожалуй, мне пора идти. Кому в путь, тому пора, — сказал он серьёзно.

Где-то зазвучали колокольчики. «Наверно, Зося идёт доить коз, — подумала Анна. – Хорошо бы не заметила Михала…».

— Иди! Дорога приведёт прямо в посёлок. – Она вытянула руку, показывая направление.

Долиной текла река, над ней повис мосток из оструганных кругляков, а на берегу привольной зеленью раскинулись дикие виноградники. Какие-то карликовые деревья окружали руины, образуя четырёхугольник. Торчали вверх изломанные силуэты стен и башенок, вырисовываясь на фоне неба, словно взывающие об отмщении руки.

Михал обернулся, взмахнул рукой и скрылся за поворотом. Как раз вовремя. К Анне подошла Зося, гоня перед собой Рогатку и Пеструху. Уже за поворотом она успела заметить уходящую фигуру.

— У тебя есть парень? – спросила она.

— Ты что? – удивилась Анна. – Это был… — и тут она поняла, что лучше уж признаться в «парне», чем в Михале. – Какой-то рыбак, — сказала она равнодушно. – Привязался, поболтал, не знаю даже, кто такой, откуда…

— Ну да! Не знаешь? Не считай меня дурочкой. Все рыбаки сейчас на северном берегу. —  Видя, однако, что Анна не расположена говорить об этом, она начала доить коз, поглядывая  время от времени на неразговорчивую приятельницу с недоверием и злостью.

После краткого, но обидного разговора с Анной Зося затаила в глазах какое-то недоброе выражение. В нём крылись и зависть, и жалость к себе, к своей матери, ко всему плохо устроенному миру. Откровенно говоря, она сильно проигрывала, сравнивая себя с Анной, которая, несмотря на нищенскую жизнь, имела столько жизнелюбия, огня и запала в своих необычайно красивых глазах, что вынуждена была слегка щуриться, чтобы из них не сыпались искры.

                *********