Воздушные шарики

В гостиной витал кислый запашок от пролитого на дорогой ковер пива. В грязновато-белой дымке видно было на расстоянии вытянутой руки, а музыка била по ушам и внутренностям однообразным битом.

Рут вышла, растерянно оглядываясь по сторонам, натыкаясь на людей, вдыхая запах одеколона, пота и пива, часто – сигарет, иногда – травки. Ей казалось, что еще чуть-чуть – и её всё же вырвет.

На кухне сидел в гордом одиночестве староста, он потягивал пиво и громко икал, захлебываясь то ли подступающей ко рту блевотиной, то ли наставлениями родителей, которые выдали ему на вечеринку у одноклассницы благословление и заблуждение, что сын идет играть в настольные игры и читать вслух белые стихи. Старший брат тайком всунул в карман пачку презервативов и строго-настрого приказал спрятать запасной набор одежды до того, как они начнут пить – утром, когда он проснется, насквозь провонявшийся алкоголем, наркотиками и сексом, он припомнит этот совет.
Саймон Джонсен пил и говорил сам с собой – изредка на кухню кто-то заглядывал, вытаскивал на белый свет очередную бутылку из огромного холодильника и снова уходил, задыхаясь от смеха и рассказывая всем об увиденной картине.

Рут простояла в двери пару минут – пока её не оттолкнули в сторону, пока кто-то грубый с черными кругами под глазами и подмышками не гоготнул, что она обдолбалась, пока яркий флуоресцентный свет не ослепил её.
Она двинулась дальше.

В гостиной на диванчике сидели негласные – или даже провозглашенные – принцессы их школы. Ева Сноу всё свое королевской внимание уделяла маленькому экранчику телефона, а Лав Смирнова натянуто улыбалась, явно чувствуя себя неуютно. Вчера вечером они торжественно вручали имениннице подарки и сидели за столом вместе с отцом и прочими родственниками, чувствуя себя избранными и чувствуя себя не в своей тарелке. Сегодня папочка укатил заграницу по работе, а дочка, не смущаясь только вчера перейденного рубежа семнадцати и короткого смс «буду через два дня», решила устроить всенародную попойку, плавно переходящую то ли в порно, то ли в ужастик.
Сегодня рядом с ними было как-то странно пусто – всё веселье царило в другой комнате, дальше, откуда долетали оглушительные вскрики, звон чего-то или кого-то падающего, смех и похабные шуточки.
Лав натянуто улыбалась и задумчиво поглядывала на наручные часики. Ева перекрикивала шум, разговаривая с кем-то по телефону.

Рут двинулась дальше, смущенная чужим и острым желанием уйти.

- Да этот ковер стоит больше, чем ты запрашиваешь у своего папика за ночь! – грохотом отозвался кто-то.
Тот парень, с черными кругами под глазами и подмышками. Поржал, раскинул руки на диване и внимательно-пьяным взглядом проследил за девушкой.
- Заткнись уже наконец-то, иначе чтобы собрать деньги на химчистку этого гребаного ковра, продам твои органы, - огрызнулась рыжеволосая, вертя в руках пустую бутылку – видимо, как раз только что и опрокинутую. – Я хочу пива, мать твою!
- Может, хватит уже? – парень ехидно улыбнулся и похлопал по дивану рядом с собой. – Усядься уже, а?
- Пошел к черту, - процедила в ответ та, - я хочу гребаное пиво, слышишь меня?
- Ладно, я принесу, - тут он заметил замершую в нерешительности Рут. – Опять эта обдолбанная. И чего ради Миранда пригласила её? Пожалела, небось, она ж типа полгода в школе не была. Слышала, её вроде в психушке держали? Или что-то вроде того. А теперь типа вылечили. Дебилы, куда чокнутых обратно к нормальным… Ай ладно, дурында, если припрусь, и тебя тут не будет, тебе же хуже: найду и убью, поняла?
- Сам по дороге не убейся, - фыркнула в ответ девушка, отбрасывая бутылку куда-то в угол.
Парень толкнул Вайнштейн при выходе, что-то пробурчал и скрылся. Как только они остались одни в комнате, рыжеволосая вскочила и начала носиться по комнате. Схватила черную кожаную куртку, валяющуюся в углу и мрачно уставилась на Рут.
- Скажешь этому придурку, что видела, как я ухожу – устрою тебе такое, что из психушки вовек не вылезешь, - сощурила глаза и процедила неожиданно трезвым голосом.

Рут кивнула и поспешно вышла за Валери Каас, неузнаваемой после полгода отсутствия, тонны косметики на лице, распущенных волос и короткой юбки, открывающей полные ноги в рваных черных колготках. Кисловатый запашок от пролитого пива остался с дорогущим ковром один на один.

Сама именинница в красной майке и коротких шортах уже покоилась у кого-то на коленях. Вчера ей исполнилось семнадцать, вчера её несчастной любви исполнился год, сегодня её трезвому образу жизни исполнилось вот уже пять минут – и тут же этот маленький юбилей её сегодняшний молодой человек заливает ей в рот водкой или еще какой-то терпкой гадостью. Рут хватило и сладкого сидра, она худая и слабая, пьянеет от одного запаха – хотя от такого запаха и самый прожженный алкоголик осоловел бы.

Рут хочется спросить, где Дин, он же ищет её, не видел ли кто, но изо рта не вылетает ни слова. Слова вылетают у пьяной и веселой Миранды.
- Выруби музыку, - оглушительно громко шепчет она в ухо своему очередному на-следующий-день-не-вспомни-его-имени, - музыку выруби, козел, прошу же, не слышно ни черта, мне звонят. Говорю, мне звонят, музыку выключи, иначе я сейчас сломаю тут вообще всё к чертям собачим!
Когда становится чуть тише, Миранда с довольным видом кивает и подносит трубку к уху.

- Алло? Привет, ты же сказал, что не придешь? Передумал? А, дьявол с тобой, заходи, там открыто. Где Ева? А вот не скажу, ищи. Ищи-свищи, голубушек. Сам провались, понятно тебе? У меня день рождения, мне можно. А еще я чертова лесбиянка, но парням на это наплевать. Наплевать ведь? – на секунду она повернулась к своему ухажеру. - Хреново мне, ясно тебе? Так что сам провались. И спасибо за поздравления. Знаю, что не поздравлял. Я сама себе придумала. Так веселее.

Ева Сноу забыла телефон где-то в кресле, на котором сидела. Она обнимала этого высокого парня, состоящего из черноты, острых углов и удушающей безразличности. Обнимала, целовала и любила-любила-любила…
Май Роуг с отвращением отстранился от желающих поздороваться с нежданным гостем, но из рук Евы принял и тесные объятия, и легкую щекотку и тонкую зеленую бутылку пива.

- Никогда не пил, - сухим тоном известил он.
- Сегодня можно, - мягко произнесла Сноу.

Миранда напевала под нос «с днем рожденья тебя» и пила водку сама и уже из горла. Валери закрылась в ванной, поправляя потекшую тушь и рассыпая по белому ободку унитаза кокаин. Джо завел сам с собой очередной бессмысленный разговор, а его друг, нескладный мальчик Питер, обнимавший до этого девушку, ушел куда-то. Курить, кажется. Кажется, на балкон.
Никому нет никакого дела.
Сегодня можно.

*

В прошлом году чета Джонсенов не разрешили сыну прийти на день рождения одноклассницы на всю ночь. Он в это время сидел дома, читал комиксы и просматривал фотографии, которые лучший друг присылал каждые минут двадцать. Мать Питера ушла на свидание с каким-то сукиным сыном, чем Фланаган и воспользовался, выпивая уже четвертую бутылку и планируя попробовать что-то покрепче.

Валери пригласили, но она скромно отсиживалась в уголке, вздрагивая всякий раз, когда кто-то смотрел на неё. Сидела она на том же месте, что и Лав год спустя – только вот Лав еще не было на вечеринке, не было в их школе, не было в их жизнях. Сноу сидела рядом, улыбалась и болтала со всеми, и эти все благодарным кружком сидели вокруг: парни подсаживались всё ближе, Валери сжимала кулаки всё крепче.

Роуг подобные приглашение не принимал, и тут не сделал исключения, не удостоив именинницу ни подарком, ни поздравлением, ни хотя бы своим присутствием.

Рут, тощую, нескладную и замкнутую, привели сюда на правах сестры. Её брат тогда сидел и обнимал шестнадцатилетнюю Миранду, она улыбалась ему куда-то в ухо, а Вайнштейн-младшая держала в руках бутылочку с сидром и неловко улыбалась, словно не замечала широкой ладони брата, лежащей на голом бедре одноклассницы.

Где-то в этой дымке она случайно встретила Дина, и на губах у неё остался солоноватый привкус чужой кожи. Каким образом Нико так быстро оказался рядом с ними, как нашел, как почувствовал – Рут не знала, помнила только, как парня отшвырнуло от неё с огромной силой, как брат, высокий и красивый, не то, что никудышная она, кричал на него.

- Да если ты её хоть пальцем тронешь, я тебе эти пальцы в жопу засуну, понял? Яйца оторву, еще раз хоть посмотришь на неё!

Он посмотрел. И тронул. Не только пальцем.

Сердцем.

Потом уже Рут кричала на брата, плакала и говорила, что любит.
Любит-любит-любит.

Он тогда посмотрел на неё – окаменевший, полу-пьяный, полу-живой – и ушел.

*

Поток воспоминаний прервал всё тот же Нико, неизвестным ей образом сломавший замок.

- Ты чего тут застряла, всё нормально? – хмуро спросил её, а потом вскинулся, увидев измученное красное лицо. – Тебя, что, снова тошнило? Кто-то обидел? Покажи мне, кто это, я же его на части разорву, я его на молекулы… Кто?

Девушка помотала головой, прогоняя дурацкие воспоминания.
- Глупости, - не узнала собственный хриплый голос, - глупости. Я ищу Дина. Ты видел его?
Нико помрачнел, но пожал плечами и помахал рукой куда-то за спину.
- Видел где-то. Тебя рвало?
- Нет, - маленькая ложь, большая ложь, ложь в глазах и отражении, - закрой, пожалуйста, дверь. Сейчас выйду уже.

Миранда потрясла в руках бутылку, будто смешивает коктейль. Воспоминания слились в один поток, как растворенная в алкоголе таблетка. Она посмотрела как-то опустошенно на Рут, улыбнулась ей криво.

- Спасибо, что пришла.
- Знаю, не стоило.
- Почему же? Сегодня можно.

Она протянула ей пиво, и самое странное в том, что Вайнштейн приняла его.

- Я пойду найду Дина, - будто оправдываясь.
- Мне наплевать.

Конечно же. Миранде плевать на всех, поэтому от неё ожидают всего. Встречаться с хорошим парнем, а потом целоваться в уголке с каким-то очкариком, признаться во всеуслышание в гомосексуализме и ходить к школьному психологу, вынуждая его рассказывать о своей жизни. Рут не любила её, как Миранда не любила в свое время Нико.

Рут двинулась дальше.

Валери ушла на другую вечеринку, ту, где травкой пахнет от всех, где по венам течет героин, где люди отдают ей свои мятые зеленые бумажки, пахнущие чужими руками, а она отдает им счастье и «любовь».
Джо заснул там же, где сидел, в одинокой своей гордости, на кухне, среди пустых бутылок и брошенного мимо урны мусора.
Фланаган курил одну сигарету за другой, протирал очки, снова курил, жевал дурацкую жвачку вкуса перечной мяты и опять закуривал. И раскачивался на своих ногах, с пятки на носки, с носков на пятки, так, словно он маятник, так, словно он сейчас сиганет с балкона.

Рут Вайнштейн шла дальше, под встревоженным взглядом Нико, под равнодушным и больным другой болью – Миранды, под совсем уж безразличным – мальчика из черноты и острых углов.

- Почему ты здесь? – без интонаций, без интереса.
- Я ищу Дина, - тихий ответ.

Он забрал бутылку у неё из рук.

- Тяжелый день, - выдал ничего не значащую фразу, не совсем понимая её смысл. Просто чтобы отстала. Просто чтобы ушла.
- Тяжелая жизнь, - ответила совсем не повседневными словами Рут и оставила пиво с размешанной в нем таблеткой у Мая.

Не специально.
Сегодня можно.

*

Она набрела на мальчика-волка снова. Он лежал и под ним дышало живое женское тело, у них сплетались руки, и Рут поняла, что здесь быть нельзя, что это то, почему Валери ушла, Саймон уснул, сжимая рукой в кармане неиспользованные презервативы, а Фланаган убивал целенаправленно свои слабые легкие.

И вдруг он вздрогнул и вскочил, сжимая виски ладонями и воя, словно раненное животное.

Когда Рут встретилась с ним взглядом, внутри у неё всё оборвалось. Выражение это, потерянное, испуганное, отчаянное; плач этот, булькающий, глубокий, нервный; движения эти, хаотичные, мертвые, словно у куклы, у которой обрезали ниточки.

Она видела этот взгляд. Видела же.

Расширенные зрачки и пустая бутылка где-то у прикроватной тумбочки обухом ударили по сознанию. Хотелось остановить Мая, хотелось что-то ему сказать, но Ева успела первая, оттолкнула Рут куда-то, и яркий флуоресцентный свет из-за случайно нажатой кем-то кнопки у двери, слепящий и жестокий, режущий глаза.

Из-за этой вспышки в глазах горели зеленые и синие пятна, и картинка слегка размазывалась.
Лав так и сидела в своем кресле, улыбалась натянуто и задумчиво, а парень с черными кругами под глазами и подмышками сидел перед ней на корточках и нежно держал её за руку. Он что-то говорил ей, и в его сбивчивом голосе звучала такая надежда и такое тихое счастье, что когда девочка с золотисто-рыжими волосами улыбнулась наконец искренне, Рут улыбнулась вместе с ней.
Вытерла слезы, улыбнулась и пошла блевать в ближайший туалет.

Где-то там кричала Ева, размазывая слезы по своему красивому лицу. Где-то там отрешенно смотрел на неё Питер, выслушивая, а потом он тоже кричал, тоже бежал куда-то, стучался в чужую дверь, жал на кнопку звонка, курил и носил в заднем кармане джинс жвачку с противным вкусом перечной мяты. Где-то там Миранда, стащившая у Джо презервативы, надувала их и пускала в небо, словно воздушные шарики. Каждому по «шарику». Каждому по сердцу, которое так легко выкорчевать.

Неизвестным образом сломав замок, в туалет зашел Нико, убрал волосы с лица и что-то успокаивающе прошептал.

Вдруг Рут вспомнила.

Взгляд этот, отчаянный и больной, был у Нико. Конечно же. Он держал её за руку, а она вырывалась и говорила, что любит, любит-любит-любит…
А брат всё испортил. Брата она ненавидит.

Опьяневшая от одного сидра глупая Рут.

А Нико смотрел на неё этими печальными испуганными глазами. И ушел. Вот так же ушел, убежал, сжимая руками голову, разрываясь от крика, разрываясь от чего-то внутри, не дающего воли.

Потом Нико был везде. В отражениях, в мыслях, во снах, в других людях… и два метра под землей.
Рут же была нигде. В комнате с мягкими белыми стенами и медсестрами в розовых халатах. Полгода нигде.

Она вернулась в школу, и вместе с этим вернулась туда, год назад.
Чокнутая.

Нико был в Миранде, в Мае и в туалете с замком, который никто никогда не ломал.

В гостиной Лав с улыбкой слушала признание Дина в любви.