Сон в полудреме

Вчера это было. Лежал на кушетке и размышлял о начале и смысле жизни. И как это обычно и бывает в таких случаях: разморенный ярким послеобеденным солнцем и слегка одурманенный легким столовым вином и жарой, уснул, и снится мне, что выхожу я из парадной своего дома, а навстречу, широко размахивая руками и озираясь по сторонам, – Пушкин. Пушкин так Пушкин, решил я. И верно. Грибоедов, Пушкин – что тут удивительного. Подходит он ко мне и спрашивает:
– Послушайте, любезный, я уже битый час пытаюсь найти извозчика, а они как сквозь землю провалились.
Задумался я, не зная, что ответить Александру Сергеевичу, а тот не унимался:
– И самое главное, что помочь некому, обратиться… – Пушкин развел руками.
– Так, Александр Сергеевич, Вам такси нужно.
– Такси?
– Да, желтые такие машины, – я указал на одну, вовремя проехавшую мимо.
– Ба! – воскликнул Пушкин.
– Ба, – повторил я.
– Лошади же где?
– Так не требуются они, Александр Сергеевич.
– Это почему?
– Так самодвижущиеся машины, – попытался как можно понятнее ответить Александру Сергеевичу.
– А! Слышал об этом от Самсона, – почему-то грустно улыбнулся Пушкин и поправил съехавший на бок цилиндр.
– Что же вы так расстроились, Александр Сергеевич?
– В извозчиках была поэзия, красота, если хотите, а теперь…тележки.
– Прогресс, – вздохнул я.
– Да уж, ну ладно, побегу я, хочу успеть на литературные чтения, послушать молодых поэтов, – он раскланялся и хотел уже, было, уходить, но я его остановил.
– Александр Сергеевич, так нет их.
– Кого нет? Поэтов?
– Никого нет, и чтений тоже нет.
– Ну, право! – раздосадовался поэт.
– Верно говорю, уже как столетие.
– И? Где же писатели встречаются? Где им отрешенно в своих пенатах пребывать?
– Не знаю, – пожал я плечами. – У нас Вы есть!
– Я?
– Да, мы Вас любим!
– А как же Фет, Лермонтов? Каковы! – довольный собой, воскликнул поэт и извлек из-под полы сборник стихов в целлофановой обложке.
– А они не выражают стремления к изменениям, – почему-то ответил я.
Пушкин замолчал, о чем-то задумавшись, слегка сдвинул цилиндр вбок и каким-то раздавленным голосом произнес:
– Быть надгробием русской поэзии. Да. Не о той доле я мечтал.
Развернувшись, он зашагал прочь.
Проснулся я. Вытер пот со лба, потянулся рукой за графином с водой и, отпив жадно, повалился обратно на кушетку. За окном проезжали автомобили, на кухне тикали ходики и недовольно шипело радио. В углу, как и всегда, молчал телевизор и выжидающе притаился телефон…
– Нет! Приснилось. Действительно, какой Пушкин, какая поэзия…