Избранная

ЕЛЕНА ЯРЫГИНА











ИЗБРАННАЯ

РОМАН














Москва 2009 г.
"Пусть чудеса останутся в сознании немногих, способных заглянуть в Беспредельность".
Мозаика Агни-Йоги
книга "Озарение"

Наконец-то этот день рождения подошел к концу. Подруги еще раз поздравили Елену с сорокапятилетием, Елена проводила их до лифта, вернулась в квартиру и стала,   не торопясь, убирать со стола. Вечер дня рождения был тихим: пришли только две подруги, которые в это время были в Москве, ведь был август, лето, время отпусков. Тихонько скоротали вечерок.
Елена спрятала в холодильник остатки салата и принялась мыть тарелки. Вот ей уже сорок пять. Она протяжно вздохнула. Годы утекают, как вода из рук. Как не стараешься быть молодой, молодой уже никогда не будешь. Все ушло. Никогда уже не будет волноваться душа так, как в молодости. Ушла и пропала первая любовь, поманила, потрепала нервы последняя любовь. Вот и она прошла. Елена положила тарелки в мойку и застыла со щеткой в руках. Мыльная пена стекала с рук и падала в раковину. Прошла ли она, эта последняя любовь, которая так потрясла и удивила ее в тридцать пять лет?
В молодости была надежда, что плохое минет, придет другая любовь. Пережив утрату первой любви, она вышла замуж, родила детей, и вдруг в тридцать пять лет ее закрутило, затянуло,  захлестнуло.
Разошлась с мужем, потому что обманывать его не было сил. Это не спасло любви. Пришлось расстаться. Любимый не смог покинуть семью. Он любил, тосковал, мучился и решил, что может выжить, только расставшись с любовью.
Елена просыпалась и ложилась с мыслью о любимом, душа тянулась туда, в ту семью. Она представляла, как он проснулся, как позавтракал, собрался на работу, едет в переполненном автобусе. И мысленно постоянно была с ним. Так шли годы. И вдруг недавно она поняла, что все для нее кончилось. Мысли о нем не волнуют, не стучит сильнее сердце, не рвется душа на части. Его последний, один из редких телефонных звонков известил ее, что лекарства, которые она ему отправила, он получил и рад ее помощи, очень благодарен.
В его голосе была усталость, его голос был привычен и скучен ей. Положив трубку на рычаг, Елена поняла, что что-то уменьшилось в ней и это показалось ужасным и трагическим. Он ей стал не нужен. Кажется, еще вчера, нет, не вчера... Когда же она перестала думать о нем, ждать его звонка, помнить его прикосновения, тихий шепот потерянного человека? Она поняла, что сердце уже не бьется так, что ее обливает жаром, не трепещет голос, не тянется она уже к тому, которого нет для нее и никогда уже не будет. Как будто он умер, и все ушло без возврата, и она смирилась с фактом смерти и может уже дышать и улыбаться, может идти, не думая ни о чем, и ноги не несут ее в те места, где она с ним ходила. И не надо ей вновь смотреть те спектакли, что они видели вдвоем, не нужно стоять в подворотне чужого дома и ждать, когда мелькнет вдали его фигура. Он лежал в больнице со своими инфарктами, она пробиралась в палату, когда он спал, и боялась притронуться к нему, боялась, что он проснется и испугается ее прихода.
Ее могла увидеть его жена, которая сумела вырвать его из ее рук и бдительно охранять. И вдруг все кончилось.
Ничего не надо и ничего не хочется. Елена невесело улыбнулась и подставила тарелку под струю теплой воды. Конец. Теперь она одна, отрезанный ломоть, и все. Теперь просто жить и сохнуть без надобности.
Тарелки вымыты, бокалы вытерты, пол подметен, стулья на месте. Все. День закончился, завтра суббота, можно спать долго и встать не по будильнику, а просто так, потому что уже не спится, не лежится.
Завтра она сбегает в библиотеку, где ей припасены хорошие книжки, завтра начнется новый отчет времени. Сорок пять лет прошло, а это страшно много. И все позади.
Впереди только работа, заботы о еще невзрослых сыновьях, готовка еды, стирка, уборка и опять работа в больнице, где она врач и где лежат больные, ждущие здоровья. Опять приемы в поликлинике, где она "подрабатывает". Все привычно и ничего в этой жизни не брезжит. Ну, пойдет в театр, на выставку... Так ли нужно увидеть то, что она увидит? Ей уже не пережить счастья видеть все вдвоем или чьими-то глазами, не смеяться по пустякам, не холодеть от предчувствий. Однако это все было. И она рада, что было. Она – богачка. У нее была и первая любовь и последняя, которую она пережила и спокойна, и свободна. У нее нет мужа, но есть дети, которых она обожает. У нее нет денег, зато доступны любые книги в центральной библиотеке, где работает подруга. Книги можно не покупать, а это большая экономия. И дома много книг, они уже заполнили комнаты и уже расположились в небольшом холле, готовые занять и прихожую, а старший сын грозится разместить полки и в туалете.
Сыновья... Мальчики отправились погулять. Последние летние дни в этом году такие мягкие, вечера тихие и теплые. Сейчас она ляжет в постель и полистает журналы, а там явятся дети и она уснет.
Елена улыбнулась и тут же улыбка соскользнула с ее лица: она не выпила на ночь снотворное, а уже поздно. Придется ждать сна, пока таблетка подействует, и теперь это может быть только под утро. Сон бежит ее. Сколько же лет она пьет снотворное? Боже мой! Тому уже лет четырнадцать. Это началось еще в замужестве. Бессонница и тоска. Потом бессонница и счастье, бессонница и горе, бессонница и печаль. А теперь? Бессонница и пустота. Нет, ей не уснуть без этих таблеток, она привыкла к ним и считает, что лучше пить таблетки и спать, чем не пить, не спать и быть нетрудоспособной.
Ночью ей снился сон, что ее пригласили играть в театре с актером Юрием Львовым в пьесе, где он говорит монологи, а она только молчаливо должна сопровождать его на сцене, двигаться рядом, подыгрывая без слов. Это была пьеса из древнегреческой жизни. На нем только белая набедренная повязка, завязанная спереди и конец спускается до колен узким фартуком.
Во сне Елена очень хорошо понимала, что ей повезло, и она помогает такому прекрасному актеру. Ей было ясно, что ему играть с ней безумно трудно и понимала свою ответственность. И она знала, что происходит это после смерти Львова, а умер он шесть лет назад. Он был "там", а теперь вернулся, порвал со своими друзьями и живет при театре в маленькой комнате.
Пьеса в двух действиях. Елена очень старается. Ведь ее роль – помочь актеру сказать и сделать свою роль – очень большую на сцене.
В первом действий она из всех сил хотела быть естественной, старалась, как могла.
Действие прошло и кончилось. Антракт. Львов ничего не говорит ей за все время антракта, не смотрит на нее. На Елену надевают длинную тунику и на ноги сандалии с завязками до половины икр. Львов и Елена стоят рядом у двери, ведущей в зал, где полным-полно зрителей. Сцена расположена в центре зала и представляет собой овал, а публика сидит вокруг в креслах. Актеры должны двигаться по овалу рядом, он будет говорить, а она слушать. Просто идти и слушать. А пока Елена стоит и напряженно смотрит в большую дубовую двустворчатую дверь, ведущую на сцену и чувствует рядом Львова. И вдруг он говорит ей:
- Было бы лучше, если б на вас был другой костюм.
- Что? - спрашивает она. –
- Все снять. Одни сандалии.
Елена молча опускает с плеч тунику.
Туника соскальзывает с ее тела вниз. Под туникой на Елене ничего не надето, только сандалии на ногах. Она переступает через тунику, и дверь открывается. Они входят в зал. Она - в своем изысканном наряде и он - в набедренной повязке. Он ведет ее. Приобняв под спину левой рукой, правой придерживает ее локоть. Он говорит свой монолог, а она молча слушает. Порой Елена чувствует, как устает спина, она начинает сутулиться. И, выпрямляясь, чувствует, как рука Львова, поддерживающая ее под спину, своим прикосновением выражает ей благодарность за то, что она стойко держится. Второй акт закончен.
Он берет ее руки в свои и благодарно молча целует их. Елена бесконечно устала, но очень рада, что помогла Львову, и все удалось, но очень грустно, что она с ним больше никогда не встретится, ведь ее пригласили случайно. Ее роль закончилась. Ее интеллигентность не позволяет ей задерживать на себе его внимание.
Но Елена медлит уходить из театра. И вот она в буфете возле стойки. Она одета и хочет перекусить. И вдруг видит Львова, вошедшего в буфет. Он тоже увидел ее и направляется к ней. Вокруг чужие лица. Львов останавливается рядом говорит, что хотел бы встретиться с ней, но пригласить ее к себе он не может и просит, чтоб пригласила его она. И Елена растерялась. Она вспоминает, что, будучи живым, он много пил, и она понимает, что сейчас-то ему пить нельзя. Она говорит:
-  А что же мы будем делать? Я не знаю ваших вкусов, а мне хотелось бы сделать вам приятное. Да! Я помню, вы любите хороший чай. Мы будем пить чай.
-  И, если можно, блины без сметаны, - говорит он. - Я приду.
Елена проснулась. Села на своем диванчике и лихорадочно принялась вспоминать детали сна. Это было не трудно. Сон был так реален, так прост, что вспоминать его было легко и приятно и немножко страшно.
Елена встала, подошла к столу. Было совсем светло. За стенами дома шумели деревья, шуршали шинами автомобили. Она взяла чистый лист бумаги и записала этот сон.
С трудом дождавшись десяти утра, Елена позвонила подруге, которая была вчера у нее в гостях и жила в соседнем доме.
- Татьяна, это Елена, понимаешь, мне приснился потрясающий сон, как будто со мной случилось необыкновенное. Я сейчас к тебе бегу, никуда не уходи - и, не дождавшись ответа, опустила трубку на рычаг.
Лихорадочно бросилась к висевшему на стуле платью и нижнему белью, лихорадочно оделась, мельком глянула в зеркало. "Что ж я так тороплюсь, даже не причесалась", - схватила гребенку, быстро навела порядок на голове и побежала к лифту. Улыбнувшись своему отражению в зеркале лифта, потерла лицо ладонями, вздохнула.
Утреннее августовское солнце слепило глаза, синее небо было бездонным, одуряюще пахли цветы. Елена преодолела пространство, разделяющее оба дома, взбежала на третий этаж, толкнула знакомую дверь. Дверь беззвучно открылась. За дверью стояла Татьяна.
- Сейчас я тебе расскажу такое, что ты потрясешься, - сказала, запыхавшись, Елена и упала в кресло. - Мне приснился Львов. И вот каким образом.
Елена сложила руки на коленях и, стараясь быть спокойной, пересказала сон. Татьяна сидела напротив на диване и молча слушала.
 - Вот и все. И я прибежала к тебе, - добавила Елена.
- Это удивительно интересно. И, конечно, этот сон не простой. Он что-то значит и требует продолжения. Что-то должно случиться и это обязательно будет. Однако, сидеть и ждать, сложа руки, нельзя. Надо действовать, но как?
- Да, сон меня просто околдовал. Давай подумаем, что можно сделать. У меня на работе есть одна сотрудница, мы с ней в приятельских отношениях, так она поделилась, что ее научили блюдцем вызывать духов. Если б я умела это делать, можно было б попробовать. Только, сама понимаешь, наше атеистическое воспитание не позволяет верить в духов.
- Смешная ты, Елена. В сон поверила, а в блюдце не веришь. Хотя я сама к этому со скепсисом отношусь. Однако говорят: "Кто не верит, пусть проверит". Совсем не страшно это, и ни к чему не ведет и можно попробовать. А вдруг получится? Вдруг получится, и это будет очень и очень интересно.
Суббота и воскресенье прошли в мелких заботах и воспоминаниях разнообразных деталей прошедшего сна. Елена вновь и вновь видела будто наяву: вот Львов говорит: "все снять, оставить только сандалии". И она сбрасывает тунику с плеч, туника скользит вниз, и Елена переступает через нее, очутившись перед переполненным залом совсем голой.
Через что перешагнет она, не колеблясь, совершенно голая перед людьми и пойдет, так, будто она одета?
Дождавшись понедельника, Елена побежала на работу. Увидев Лизу,  ту, которая говорила, что разговаривает через блюдце, шепнула ей, чтоб после   приема больных не убегала, а зашла к ней в кабинет, есть секретный разговор.
Когда после работы Лиза заглянула к Елене, та быстро схватила ее за руку, заперла дверь на ключ и, несколько смущаясь, поведала свой сон.
- После этого сна у меня появилось желание научиться разговаривать с блюдцем, будь добра, расскажи мне, как это делается, я принесла с собой блюдце. Лиза тоже смутилась.
- Хорошо, только мне приходится долго сидеть над блюдцем, пока оно начнет что-то показывать.
- А кого ты вызываешь?
- Ну, кого я могу звать? Я взяла то, что проще: того, кто жил точно и мог пророчить. Я вызываю Пушкина. Задаю ему вопросы о разных вещах,  которые меня занимают, то есть, я гадаю на блюдце.
- И что, это удачно бывает?
- Может, не всегда удачно, но очень занимательно. Если тебе так хочется, я тебе расскажу, как это делается. Берем лист бумаги, рисуем ровный круг и по кругу располагаем буквы в алфавитном порядке. На блюдце делаем с краю вертикальную черту. Она, как стрелка, будет указывать букву.
Лиза проворно нарисовала на листке круг, написала буквы, сделала, метку на блюдце.
- А теперь покажи это все на практике - попросила Елена.
- Ну, не знаю, что получится, давай попробуем.
Она положила правую руку на блюдце и позвала:
 - Пушкин Саша, я жду с тобой разговора, приди.
Елена без тени улыбки наблюдала за ней и ее руками. Лиза пыталась вести блюдце, но оно плотно прилегало к бумаге и было заметно, что двигать его приходится с усилием. Лиза вновь возвращала блюдце к букве "А". Вдруг блюдце поплыло под рукой подруги и остановилось на букве "П".
Лиза записала букву на другом листике бумаги. Затем пошли буквы "П",  "у", "ш",  "к",  "и", "н". Лиза была вся - внимание.
- Он здесь, - шепнула она, - моя подруга Елена хочет вызвать Львова, что ты скажешь ей по этому поводу? - спросила она.
- Львов дельный поэт и хороший человек с диким нравом. Ему нужен разговор с землей, нужен друг, пусть зовет. Я ушел.
Лиза опустила руки и посмотрела на Елену.
- Вот что он сказал. Так что попробуй, получится. А что ты хочешь от него узнать?
- Я ничего не хочу узнавать, я хочу поговорить. И первое, что я спрошу, будет: как он придет ко мне в гости и что ему делать: блины или оладьи, я не умею делать блины. И хочу разговаривать просто, гадание мне не нужно.
-  Ну, дерзай. Что нужно, я тебе все сказала. Пробуй и будь настойчива, сразу может не получиться.
- Спасибо за науку. Все просто, даже примитивно.
- Главное, чтобы рука почувствовала, когда надо остановиться, уловила ощущение, оно такое мягкое, ненавязчивое. Может быть сейчас попробуешь?
-  Нет, нет! Мне немного страшно. Лучше,  если я одна буду пытаться. Спасибо за науку.
Лиза улыбнулась, хлопнула Елену по плечу и, открыв дверь,  вышла.
Елена спрятала блюдце в сумку, порвала на мелкие кусочки листик с буквами и бросила в мусорную корзинку. Ожидание чего-то необычного тревожило.
Она была как в лихорадке, хотелось скорее очутиться дома и попробовать самой двигать блюдце, прикоснуться к тайне.
Она сняла свой белый халат,  встряхнула, повесила на крючок и ушла из поликлиники. Она предчувствовала необычное и надеялась на ближайший отпуск, когда уедет на дачу и будет там наедине со своей тайной и листиком бумаги с кругом и буквами.
Дома никого не было. Обычно,  если кто-то был дома, квартира, не запиралась на ключ и частые гости, подруги или знакомые, толкнув дверь, неожиданно возникали в ее квартире.
На это раз Елена примкнула дверь, взяла кусок ватмана, нарисовала круг и буквы, достала фарфоровое блюдце, сделала на нем отметку и уселась за стол.
- Юрий Львов, я Елена, я жду тебя, приходи. - Блюдце не двигалось. Она повторила. - Юрий Львов, я Елена, я жду тебя, приходи.
Блюдце дрогнуло, и рука медленно повела его от буквы к букве. Остановок не было, просто блюдце плыло под рукой и заметно дрогнуло на букве "Я". Из букв, которые она записывала, складывались слова "Я приходил во сне уверить тебя в друге. Мне будет нужно твое участие".
"Что ты хочешь от меня?" - негромко сказала Елена. "Это дружба", -   ответил кто-то блюдцем. "Ты хочешь, чтоб мы говорили?". "Да". "Я вызову тебя еще". "Жду". "Но мы с тобой не знакомы". "Ты узнаешь: мы знакомы".
И блюдце замерло. Какие бы вопросы ни задавала Елена еще, оно было немо, неподвижно. Она задумалась. Елена никогда не читала книг о духах, духовной жизни за гробом, за чертой. Раньше это было ей неинтересно, как любая фантастика. Фантазии ее не привлекали, ей были не интересны надуманные истории с перемещением в пространстве, путешествия в иные миры. И не потому, что она была приземлена и скучна, наоборот, ее считали несколько необычной, она не без изящества сочиняла стихи, небольшие рассказы, неплохо рисовала, лепила, любила одеться и одевалась иногда экстравагантно, была изящной, даже худенькой. Она нравилась подругам и не имела поклонников.
Сейчас она ни минуты не думала о том, чем может кончиться эта история с Львовым и вертящимся блюдцем, ей было интересно и казалось занимательным то, что происходило. Она не думала, что это затянет ее и как-то отразится на ее жизни. Но ей казалось, что ее попросили о помощи. И она, всегда отзывчивая, должна была помочь. Как, в чем, почему и зачем - это ее не тревожило. Как помочь, она узнает и поможет.
Львов в жизни был человеком необычным. Он был просто из ряда вон. Его все любили и обожали, он был прекрасным актером, он сочинял песни на злободневные темы и пел их своим охрипшим голосом, который тоже был из ряда вон, таким голосом вообще нормальные люди не поют.
Жизнь его была сумбурной, неустроенной, и он, казалось, не хотел ее менять. И вдруг внезапно умер. И вся Москва вышла проститься с ним. И до сих пор его могила утопала в цветах, к нему шли и шли, и стояли у его могилы и у его памятника. После своей смерти он стал доступен. Можно было придти к нему всегда, прикоснуться к земле, где он покоится, и поставить свои цветы в банку у его могилы. Гости Москвы стремились к месту его успокоения и подолгу стояли у могилы, из окон домов доносились его песни, их переписывали, их дарили, но никто не осмеливался их "перепевать". Он был любимцем при жизни и после нее, а ведь прошли длинные годы после того, как он умер.


- Слушай-ка, Татьяна, - говорила Елена на следующий день взволнованной подруге, - давай вместе повертим это блюдце. Знаешь, меня озноб бьет, когда я думаю, что прикасаюсь к чему-то мистическому, потустороннему.
Все это кажется чертовщиной. Но бывают, конечно, ситуации, когда не боишься ни Бога, ни черта...
- Я думаю, что наступило время именно такой ситуации, когда нельзя думать ни о Боге, ни о черте. Львову что-то очень нужно от тебя и почему-то он выбрал именно тебя, рассчитывает на тебя, и ты должна, понимаешь, должна пойти ему навстречу. Раз он предпринял шаги, каким-то образом сделал этот сон сам, или ему кто-то подсказал, помог, а, возможно, этот сон вообще был кем-то сделан для того, чтоб свести его с живым человеком, способным помочь в чем-то, может быть...
- Вот-вот, Татьяна, раньше подобные разговоры я назвала бы глупыми или дурацкими. Но был сон, который совершенно меня увлек, ведь это был не просто набор каких-то ситуаций, то, что видишь и забываешь сразу, как проснешься, а это было почти реально, так реально, что совсем не казалось сном. И главное, это все не забылось, все легко восстанавливается, все вспоминается до мелочей, даже то, какая пряжка у сандалий. И какая я была смелая в этом сне, просто удивительно!
- Ничего удивительно. Ты иногда так одеваешься, в такую хламидомонаду странную и так ее носишь вообще, что можно только балдеть. И, в общем, что тут особенного - быть на пляже кое в чем или уже безо  всего.
- Без всего, когда на других хоть кое-что надето, не просто. Вызов обществу это, надо сказать, наглость. Но в случае с моим сном это казалось само собой разумеющимся. И это именно так воспринималось мной и так воспринималось зрителями. Никто, кажется, не был ошеломлен, кроме Львова, который, по-моему, обалдел слегка, когда эта одежда свалилась с меня на пол, и я шагнула в полный зал.
- Может быть, в этот миг он и оценил тебя, подошел в баре и напросился на блины.
- Да я сейчас и не скажу, о блинах или оладьях шла речь. Я эти блины и делать-то не умею.
- Научишься. Ведь это надо не тебе, а другому. Но на кой черт эти блины ему? Наверное, ритуал с блинами на поминках играет какую-то роль. Тогда, значит, эти знания пришли "оттуда". Они как-то передались, и многие обряды - это не просто игра, а необходимейшая вещь, нужное дело. Он дал понять тебе, что нужна встреча. И ты правильно поняла, молодец, что узнала, как это блюдце вертится, и что-то складывает в слова и, значит, это надо использовать.
- Тогда не будем откладывать. Будем брать быка за рога. - Елена выложила перед Татьяной листок с буквами и блюдце с пометкой.
- Сделаем так: я верчу блюдце и говорю буквы. А ты эти буквы будешь складывать в слова.
Они устроились у стола, и Елена стала вызывать Львова.
- Юрий Львов, я - Елена. Приди для разговора. Юрий Львов, я - Елена, приди для разговора...
После каждого зова она потихоньку двигала блюдце по кругу.
Блюдце двигалось свободно, не задерживаясь у букв.
И вдруг запнулось у буквы "Г".               
- "Г", "И", "Б",  "Н", "У".  "Гибну". Татьяна, я не могу, мне страшно... -  Елена оторвала пальцы от блюдца. У Татьяны открылся рот, она так и сидела.
- Слушай, Елена, он просит помощи, давай не трусить, что-то ему надо, берись за дело, держи это блюдце и все. Это надо довести до конца.
"Дай поминки. Я бездействую. Дружбы или же любви ко мне жду, к моей обиде жду ежедневной беседы", - говорило блюдце.
- Что я могу для тебя сделать? - дрожащим голосом спросила Елена.
"Мне нужны разговоры с тобой. Я беден дружбой. Буду приходить во сне, и мне станет легче».
- Но у тебя было много друзей. Может быть ты хотел бы поговорить с кем-нибудь из них?
"Друга быть не может и его не жду.  Дружба ко мне злодейка. Приду к тебе во сне 31.08, 06.09.  Грущу. Бегут года, я ей не верю. Век двадцатый - век обманов. Я и она дружбой, видимо, не дорожили. В ее жизни я был развлечением. Из меня делали просто дурака. Жалеть, видимо, теперь буду о многом в жизни, а друга нет. К тому же я бывал простаком, ждал дружбы, ждал любви,  ее не было".
 - У тебя были друзья, тебя многие любили.
"Чего тут. Ко мне были  многие завистливы".
-  Ты ждешь к себе свою жену?
"Вот уж нет. Дело в том, что она в гроб еще не собирается. Я буду говорить завтра, и блюдце тихо поплыло по кругу, не задерживаясь у букв.
Подруги сидели потрясенные. Пока вырисовывалась буква за буквой, минул час, Елену трясло от нервного возбуждения. Татьяна вообще обессилела.
- Знаешь,- сказала она,- если б я в этом деле не участвовала, я бы думала, что все это крутая ложь и этого разговора быть не могло. Но я сама записывала букву за буквой,  сама складывала слова и видела, как ты вела блюдце, и теперь знаю, что все возможно. Это называется "общением с биополем умершего", мне говорили, но я думала, что это враки. Если существует загробный мир, надо узнать о нем все, что говорят на Земле об этом и узнать у Львова, что это такое на самом деле.
Я совершенно поверила, что общение с "тем" миром возможно, ведь ты не могла выдумать сегодняшний разговор с этим блюдцем. Я сама видела, как ты была потрясена и испугана, когда получилось слово "гибну". И теперь я знаю, что там Львову плохо и если мы сможем, то есть, если ты сможешь, значит, должна ему помочь. Видишь, он ничего не просит, кроме поминок.
- Но как мы их сделаем? Я понятия не имею, что такое поминки, как их делают и сколько нужно людей?
- Ничего не нужно. Мы будем вдвоем, так как я оказалось в курсе, и нажарим блинов, поставим их, для него тарелку с блином, и это будут поминки. Действительно, не можем же мы собрать десять человек, усадить их за стол и объявить, что это поминки по Львову. Это будет очень странно, ведь мы с ним в жизни даже не встречались, я, правда, встречалась: его теща жила со мной на одной лестничной площадке, но чтоб вдруг принять такое участие! Это будет непонятно. Решат, что у нас "не все дома". Я очень благодарна тебе за то, что ты меня сегодня позвала, и я видела все своими глазами, лично! И вдруг все получилось - грустно и неожиданно. Я всегда думала, что у него много друзей и в жизни он счастлив со своей красавицей-женой. И вдруг эти слова, такие слова он взял для нее, как будто все в его жизни было обманом.
Они долго говорили на темы любви и дружбы, которых хотел Львов при той ситуации, что он все-таки мертв, а они живы. Что ему нужно от Земли, на которую он никогда не вернется? Чем может земная дружба помочь ему в пребывании там где-то, неизвестно где?
Когда Татьяна ушла, Елена еще долго сидела за столом над перевернутым блюдцем и думала о том, глупа ли она совсем, что решилась на эту авантюру с непонятным блюдцем и непредсказуемым Львовым?
И если возможно общение с духами, то она сейчас решится и вызовет своего деда, умершего тридцать лет назад.
Она положила руку на блюдце, несколько раз произнесла:
- Степан Усиков, я вызываю тебя, отзовись, я жду, я твоя внучка Елена.
Блюдце под ее рукой дрогнуло:
- Чого тоби, ридна детка? - дед Елены был хохлом.
- Дедуня мой милый, дидуня мий милый, дэ ты?!  - воскликнула Елена.
-Дитка моя ридна, дитка моя ласковая, дитка моя мыла, я ниде... - блюдце замерло.
- Дедуня, скажи мне, где это "ниде"?
 - Его немае нидэ, моя дитка родна,  его немае... -  Блюдце свободно заскользило по бумаге. У Елены упали руки и она разрыдалась. Это не просто знать что-то о загробном мире. И еще,  видимо, дало знать о себе нервное напряжение.
Она,  всхлипывая,  взяла лист и блюдце и спрятала в стол.
И долго ее в тот вечер преследовали слова: "Детка моя милая, я нигде"...
На следующий день на работе ее встретила Лиза. Она только внимательно посмотрела на Елену и ничего не сказала, ничего не спросила. Вздохнула и ушла. Елена с трудом отбыла на работе время и поспешила к блюдцу,  ведь Львов сказал:  "Я буду завтра". И это "завтра" уже наступило.
И вот снова движется блюдце по кругу и буквы складываются в слова:
 - Елену уверяю в искренней дружбе. Прошу выдержки.
- Ты сказал мне во сне, что нужны блины или оладьи?
- Блин мертвому оставьте, съедать его грешно.
- Чего ты хочешь от меня?
-Участия, дружбы. Связь живого и умершего искренна, она редка. Это связь века. Это будут ты и я.
- Я боюсь, что не смогу быть тебе таким другом, Я из другого круга, жизнь моя идет вдали от того, что тебя может интересовать, моя жизнь не та жизнь, которая когда-то была нужна тебе и которой ты жил.
- Брось думать об этом.
- Чего же ты ждешь от меня?
- Жду бесед. Я без дружбы и без любви.
- Но о тебе помнят, слушают твои песни, ценят тебя.
-  Это лестно. Я же жду любви, дружбы, дело в них. Отнесись ко мне без жестокой мысли, думай как о друге, У Львова, ушедшего к предкам, множество стихов, помоги мне. Буду просить тебя о ежедневном разговоре со мной. Дружбы вообще-то мне мало, меня больше привлекает любовь. Я буду звать Елену Еленой.
Влюбиться бы мне в ее чудесную душу при жизни. Она не дала бы друзьям мной играть. Я долго думал, в чем причина богемной жизни. И понял, что виноват сам. Ко мне бежали, как к простофиле. Я жил ненужной жизнью.
- Ты был волшебником и тебе хотели сделать приятное.
- Я умер, а мог бы жить еще. Дико быть здесь.
- Почему только теперь ты обратился ко мне? Ведь там ты уже много лет.
- У тебя была любовь. А сейчас эта любовь - ложь. Вы ее потеряли. Без тех чувств - свобода. Я ее ждал.
- Ты говорил о стихах, когда ты мне можешь их дать?
- Без стихов. Беседовать с тобой мне очень приятно. Я не пою, а без песен здесь жизнь жуткая. Ах, гитара моя без струн!
- Но там многие! Их гораздо больше, чем здесь. И им, наверное, тоже нужны песни.
- Душа здесь у всех эмоций не имеет.
- А ты? Ты-то эмоционален.
- Я безумно хочу быть живым. Думай обо мне. Ночами я буду возле уснувшей любимой женщины.
- Другая была твоей любимой.
- Я бросил думать о ней. Думы мои будут о Елене. Я безумно тебе благодарен. Будь терпелива. Твое терпение мне необходимо. Тридцать первого, в субботу, как в прошлый раз, я приду к тебе во сне.
Я приду в твой дом в гости.
- А почему ты не хочешь прийти раньше?
- Это невозможно. Я бедный человек,  который ушел туда,  где ты будешь еще не скоро. Бедный любовью, я безумно жажду любви.
- Твои стихи о земных делах?
- Да, ко мне не приходят другие мысли.
Я грущу о прошедшем. Я боюсь бывать в твоих снах, ибо мне тебя страшно потерять. Я бедный любовник без плоти. Боишься? Думай обо мне как о живом. Запиши меня в молитву об успокоении. Умершим нужен хоть какой-то покой. У меня его нет.
- И тогда ты будешь как все: без эмоций?
- Я другой. Твои слова о дружбе помогут мне быть здесь.
- Давай расстанемся до завтра. Я устала.
- Прости меня. Ты права. До завтра.
Елена с трудом дождалась вечера и позвонила Татьяне.
-  Слушай, Таня, я просто обалдеваю. Он говорит, а я все записываю. Так как по буквам ездить этим блюдцем трудно, и слова складываются медленно, наши разговоры ведутся часами. Он говорит: "Дружба. Мне этого будет мало. Любовь привлекает меня больше" и еще: "Я бедный любовник без плоти".  Просто не знаю, что мне делать. Он говорит со мной так, будто меня знает и ждал, когда закончится мой роман с Сергеем. Ты это все потом узнаешь. Это все так интересно! Значит, находясь там, хочется жить и любить, как и на земле? Он говорит, что там все без эмоций. Видимо поэтому ему не удается найти там друга. Так как мне быть с этой странной любовью?
- Пока никак. Пусть он говорит и все. А ты вызнай, как там живется. Ведь мы не имеем ни малейшего представления о том, как в мире ином. Явилась возможность узнать.
- Он очень скупо говорит об этом, больше о себе, а от вопросов о той жизни уходит.
- Мужчины вообще любят поговорить о себе. Я думаю, если общение продлится, мы узнаем что-то такое, что не знает никто. Не переживай, а просто выходи на связь каждый день и все. Я понимаю, что это нервно, но надо. Может быть, надо не только ему, но и тебе. А я - сбоку-припеку. Мне просто интересно. Ты, Елена, ведь ничего не теряешь. Подумаешь, часа два в день поговорить с человеком, которому разговор нужен. Действуй и не нервничай.
И вот на следующий день Елена выбирает время, ждет, когда в доме никого не будет, и она сможет поговорить с Львовым. И снова склоняется над блюдцем и нервными пальцами пускает его по кругу, сосредоточенно глядя на буквы.
- Львов ждет разговора с тобой, - следует первая фраза. - Беседовать, быть другом - счастье. Я был зудящей раной, я выздоравливаю. Ты лечишь мою душу. Жалею, что эта дружба образовалась, когда я многого дать Елене не могу.
- Уже то, что ты выбрал меня и стал мне другом - много. Веришь мне?
- Верю. Целую вечность я нуждался в дружеском ко мне отношении. Будешь ли ты таким другом, как мне нужен? Боюсь задумываться над этим. Думай о Львове, как о живом.
- Я тебя мертвым не видела. Могу представить тебя живым, живущим где-то. Я жалею, что нам не довелось встретиться в твоей жизни. Но это было совершенно невозможно. А сейчас я счастлива, что ты меня выбрал.
- Я думаю, что дружба наша будет моей жизнью, - сказало блюдце. Умерший обретет новую жизнь с твоей любовью.
- Ты говорил о стихах. И я так поняла, что ты хочешь передать мне стихи. Мне кажется, что ты во мне не уверен.
- Я боюсь, что у Елены могут быть кулуарные беседы.
- Но стихи не должны быть в тетрадях, они должны жить среди людей, быть с ними.
- У тебя могут быть неприятности.
- Если я найду способ - скажу неправду, не ущемляя тебя и себя, и тех, кто будет петь твои песни, ты успокоишься этой неправдой?
- Я просто учту то, что ты мне скажешь.
- Можно несколько стихов, их должно быть не меньше десятка, спеть в ритме, которым ты пользовался, записать на пленку, сопроводив словами, что это песни на слова Львова, написанные им в последнее время и никогда ранее не исполняемые.
- Я дорожу твоей изобретательностью. Об этом я что-то не думал. Жизнь моя, у тебя светлый ум. Будь умницей, никому не рассказывай о нашей дружбе. Жалости у выживших из ума дураков не найдешь. Я много думал о молитвах. Помяни меня в молитве о здравии. В церкви поставь свечу Трифону за мои успехи. Посмотрим, что из этого получится.
- Ты просто мальчишка - экспериментатор!
- Да и ты не тетка. Елена, ты обещала блины. Пора их ставить на стол. Жутко хочу блинов. Скоро суббота. Друг, ушедший туда, откуда не возвращаются, тебя навестит.
- Как у тебя с друзьями? Вот умер Шукшин, а вы были близки при жизни. Встретился ли ты с ним там?
- Видишь ли, люди меняют здесь отношение к жизни.
-  Каким он стал?
- Другим.
- Люди меняются как?
- Забывают земную жизнь, забывают друзей.
- Они будто незнакомы? Или не хотят помнить?
- Эй. Ты задаешь вопросы будто бы простые. Тебе знакомо состояние - очень юлить?
-  Это кто делает, ты или я?
- Я, конечно. Елена, не задавай таких вопросов. До свиданья. Жду новой беседы.
Елена вышла в магазин прикупить кое-какие продукты. Рядом с магазином сновали цыганки, бросались к прохожим и пытались заполучить клиентов, чтобы обмануть и слегка пограбить. Одна из них бросилась к Елене и закричала:
- Ты, гордячка! Стой, куда же ты бежишь, красавица! Дай я погадаю тебе!
- Эх, -  Елена решила поискушать судьбу и погадать.
Цыганка схватила руку Елены, с жадностью вперила взгляд в ладонь и вдруг с криком отбросила руку и оттолкнула Елену.
-Фу! - кричала она - от тебя пахнет мертвецом! Мертвец любит тебя и зовет из могилы! Дай мне что-нибудь, я побегу в церковь и помолюсь за тебя, чтоб мертвец бросил тебя!
Елена обмерла. Ну уж этого она никак не ожидала. Она положила свою руку на руку цыганки,  та дернулась от испуга и вскрикнула.
- Не кричи. Я дам тебе вещь, - она отстегнула электронные часы и протянула цыганке. - Возьми. И не ходи ни в какую церковь. Ты обрадовала меня. Пусть меня любит мертвец. Не ходи в церковь. Этой любви я только рада.
Взволнованная, Елена вернулась домой, ничего не купив. Она села в холле и сидела, уставившись в экран выключенного телевизора. "Вот как, - думала она,- значит, цыганка может чувствовать подобные вещи.  "Пахнет мертвецом", вот как. Пусть пахнет мертвецом. Значит, на мне есть знак и теперь я еще сильнее поверю в судьбу и ее странность.
Нет, Львову об этом я не скажу,  он испугается. Татьяна тоже не  надо знать. Пусть это будет моей тайной".
— Юрий, другой такой недели для разговоров может не быть. Я в отпуске за городом и одна. Мне очень грустно думать, что, возможно, это последняя неделя.
- Горестные думы бередят мою душу.
- Не грусти. Потом я тоже буду выбирать время для бесед. Ежедневно. Верь мне.
- Я тоскую о земной жизни, жду бесед, они помогают мне существовать тут. Там на Земле я думал, что смерть - это небытие. Я этого не боялся. Но,  то, что здесь - хуже такой смерти. Если бы я знал, я бы ни за что не умер. Я нашел тебя, и жизнь здесь стала более или менее сносной. Я боюсь тебя потерять.
- Вот уже в течение недели я говорю тебе о своем дружеском расположении.
- Я слышу. И очень благодарен за беседы. Жутко благодарен, и все в таком духе.
- Почему именно меня среди стольких людей ты выбрал? Я искал женщину, бросившую вызов судьбе, будущую жизнь устраивающую вопреки жестоким обстоятельствам без трусливых компромиссов. Женщину целомудренную, чуткую, честную. Женщина оказалась тобой.
- Не мог же ты шесть лет перебирать всех (женщин на Земле, искать, наблюдать и выбрать.
- Конечно! Мне помогли. Здесь о тебе знают некоторые, те, что не тени. Они знают о тебе все. Они сказали мне, что именно ты можешь помочь. Если не ты, то никто.
- Как помочь,  не знаю. Это интересно и странно. А сон? Сон, который я видела, сон, в котором был ты, как он получился?
- Сон делал я сам. Мне дали канал, дорогу к тебе. Я ничего другого не мог придумать, просто хотел познакомиться, увидеть тебя. Я придумал спектакль, сцену, действие, а что делать дальше, не знал. И вдруг ты сама осталась в театре, и я получил возможность напроситься к тебе в гости.
- А то, что я сбросила эту тунику? Это тоже ты придумал? Ты решил, мол, знакомиться, так знакомиться и хотел увидеть меня голой?
-Что ты, Елена? Как ты можешь так думать? Когда я сказал, что лучше снять все, я хотел просто услышать твой ответ. Я никак не ожидал, что ты так просто двинешь плечом и это все, что было надето, просто упадет к твоим ногам. Я обалдел. Ну никак не ожидал такой реакции. И тогда я понял Николая, когда говорили о тебе здесь, в Юдоли. Он сказал, что ты поступаешь зачастую не так, как представляется возможным в ситуации и часто твое решение лучше их представления об этом решении.
- Юдоль это что?
- Это место, где мы живем.
- Я знаю,- сказала Елена, - Юдоль это долина слез.
- Это живые так думают. Юдоли - места пребывания душ. Здесь не плачут, здесь страдают.
- А кто этот Николай?
- Ты о нем знаешь, но я не имею права сказать. Он мой друг, но он не в таком горестном положении, как я, у него есть дело. У меня же дела нет. И сейчас одна мысль только преследует меня: как сохранить эту связь с тобой.
- Сегодня вечером я приглашаю тебя на блины.
- Жду.
Вечером Елена взялась делать блины. Ну, первый блин, как и ожидалось, получился комом, а потом дело пошло лучше, испеклось пять блинов. Она сама была не охотница до них, но что делать, решила несколько штук съесть. Кроме них поставила на стол мед, сметану, салат.
В шесть часов подъехала Татьяна, они сели за стол, поставили себе тарелки и одну Львову с одним блином. Налили чай и тоже поставили рядом с его тарелкой. Елена положила рядом с собой блюдце в надежде, что разговор, который возникнет за столом, Львов услышит.
Они налили себе по рюмке водки и выпили за то, чтоб Львову было хорошо в Юдоли. Оказалось, что Татьяна слово Юдоль вообще не было знакомо.
- Наверное, это слово пришло "оттуда", поэтому его знают не все, - сказала Татьяна.
- А мне казалось, что его употребляют относительно жизни на земле.
- Нет, это не земное слово, - возразила Татьяна. - И мне кажется, что это место, где он, действительно так называют и это место действительно очень грустное.
- Не знаю. На эту тему разговоров не было. Львов ничего не говорит. Или не хочет, или нельзя.
Так они посидели часок, и Татьяна уехала. Елена проводила ее до автобуса, вернулась. Долго думала, что делать с блином Львова, ничего не придумала и оставила на столе. Потом взяла свой драгоценный листик с кругом и буквами и блюдце и позвала Львова.
- Юрий Львов, я - Елена, жду тебя для разговора.
-  Благодарен за участие.
-  Я что-то не так сделала?
- Дело не в форме, а в знаке дружбы. Было все, как нужно. Уют, сделанный мне, я могу оценить. А вообще-то Юрий Львов глуп. Тебе не надо брать в разговоры никого.
-  Но эта женщина - мой друг, мне трудно быть наедине с тайной. На кого-то надо же опереться?
- Я буду беседовать только с тобой. Я - эгоист. А ты будь благоразумна. И будь ко мне без трусости.
-  Я вообще-то ничего не боюсь и не трушу. Мне просто нужна опора.
- Елена, не бери в дело никого, это опасно.  Я боюсь, что это прервет наши беседы, а беседовать с тобой Львову бесконечно приятно.
- Ты безукоризненно вежлив.
- Чувствую, что эта вежливость тебе нужна.
- Безусловно.
- Очень хочу быть полезным Елене.
- Мне казалось, что тебе нужна моя помощь, а на помощь "оттуда" мне рассчитывать не приходится.
- Мой эгоизм имеет предел. И я думаю, как сделать, чтоб тебе чем-то помочь, чтоб твоя дальнейшая жизнь была удачной. Мне приятно думать, что ты ко мне благосклонна. Я, находясь в Юдоли, буду жить около тебя.
Заменим южное солнце тем жиденьким, какое Москве бедной приходится видеть. Только прошу тебя, будь осторожна, дураков много, они всегда на страже. Знай, вера в дружбу, в ее эволюцию, делает меня живым. Но вера в зло преобладает.
- Что у тебя с настроением?
- Оно бесподобно, хотя Юдоль моя безмерно злая. Я рад, что Косую -безобразную Смерть обидел: она меня жизни лишила, но я нашел Елену и вновь живу. Бежал гибели и существую. Я дорожу тобой и очень хочу помочь. Жаль, что денег дать не могу. Сейчас будут ждать встречи с тобой. Завтра суббота. Мне обещали дать мост; я пройду в твой сон. Слышу, у тебя звонит телефон. Прощай.
Елена жила за городом в хорошо обставленной квартире с телефоном. Это ее она называла "дачей", ибо поселок стоял в сосновом лесу. Это была квартира родных, которые на лето уехали к морю. Родственники знали, что Елена на "даче", что у нее отпуск и позванивали ей, считая, что ей там одиноко. Никто не знал о ее тайне, не  знал, что она не одна, что есть Львов, который появляется, стоит ей только двинуть блюдце по магическому кругу. Она привезла с собой его портрет и ставила его рядом с блюдцем. Он приветливо улыбался ей с портрета улыбкой виноватой и преданной. Глядя на эту фотографии, она часто думала о том, что с ним было в тот день, когда был сделан снимок, кто в это время был возле него, о чем они говорили. Она смотрела в его темные глаза и ей казалось, что это он ей так улыбается. Блюдце лежало на бумаге на столе, она его не прятала. Уходила гулять в лес, собирала грибы, бродила бесцельно.
Но вот входила в дом, подходила к столу, прикасалась к блюдцу и блюдце скользило по кругу:
- Друг мой, Елена, здравствуй. Все время думаю о тебе. Ты - явление исключительное. Я избежал гибели. Ты душу мою наполнила. Мне казалось, что бесед будет достаточно. Елена, я тебя полюбил. Для меня великое счастье - твой зов.
Я хочу жить, быть живым. У меня всегда было много сил для наслаждения жизнью. Хочу на Землю. Но долгие годы я проведу здесь. Елена, я грущу, Елена, лучше Любви ничего нет. Любовь - это самое большое, самое главное, что есть во Вселенной. Живи много лет, не торопись в Юдоль, это место, где страдают и мучаются. Будь на Земле, не спеши сюда, здесь очень плохо.
- Я этого не боюсь. Но может быть с другом лучше?
- Мне - да, но я буду ждать, не торопись в Юдоль, живи. У тебя много дел на Земле, ты их завершишь не скоро. Сегодня приду во сне.
Елена очень верила в его обещание и, устраиваясь спать, предвкушала встречу, сама она сон придумать не могла, понятия не имея, как это делается, и рассчитывала на Львова. Вздохнув, она взглянула на его фотографию, улыбнулась ему, устроилась в кровати поуютней, свернулась калачиком и уснула. Проснувшись утром, долго приходила в себя, никак не могла сообразить, снилось ли ей что-то или нет. Львова не было, это точно. Был какой-то деревенский дом, какие-то родственники, и по комнате блуждал желтый пес с поджатым хвостом, всем мешал. Вот и все. Со сном было связано какое-то раздражение, оно прилипло к сознанию и не уходило. С явью пришло и разочарование: где же обещанный сон?
Она поднялась, забралась в теплую ванну, поплескалась. Потом приготовила завтрак, не спеша, поела, достала с полки книжку, читала... Вернее, ей казалось, что она читала, но строчки скользили перед глазами, а в памяти не осталось ничего. Она подошла к блюдцу. Вздохнула, села за стол. Положила руку на блюдце. Блюдце заскользило по бумаге.
- Елена, прошу простить. Они меня схватили. Жизнь моя здесь без любезностей. Жутко грустно.
- Львов, мне трудно с тобой говорить. Руки, как каменные. Уходи.
- Беседы жду. Мне нужно твое участие.
- Нужно,  так получишь.
- Извини меня. Я буду в следующую субботу, шестого.
- Когда сможешь, тогда и приходи. Только не называй цифр и не обещай. Я просто буду ждать тебя.
-  Елена, вызови меня еще сегодня.
-  Хорошо, до вечера.
Елена чувствовала себя очень плохо. Настроение было просто хуже некуда. Не хотелось видеть ни леса, ни полян, ни речки.
Она уехала в Москву. Сидела в электричке и смотрела в окно. Бежали мимо деревеньки,  станции. Она думала о том, что ввязалась в глупейшее дело. Ну, ладно, Львову действительно приятно знать, что кто-то о нем на Земле думает как о живом, зовет его, разговаривает с ним. И это все?
Ничуть не трудно один раз в день повертеть это блюдце, часок перемолвиться с кем-то из Бесконечности, подбодрить. И все. И все? Ничего не ясно, ничего не понятно. Что там происходит? Что это за место такое, где оно, что там можно делать? Как происходит это общение через блюдце, видят ли его где-то и как придерживают у букв? Раз уж дело начато, надо как-то больше знать хотя бы, а то чувствуешь себя совершенной дурой. Приехав в Москву, Елена добралась домой, побродила по пустой квартире. На душе было тоскливо. Дома никого не было, она достала из заветного места листок с кругом и буквами, пристроила на столе, положила блюдце, позвала:
- Львов Юрий, я - Елена, зову тебя.
Через время блюдце дрогнуло.
- Я ждал тебя не здесь. В другом доме смотрел на блюдце, оно не движется. Елена, я рукам твоим свою жизнь доверил. Желанной встречи не произошло. В этом нет моей вины. Я очень старался, но не получилось и я безумно страдаю. Я твоей дружбой дорожу, лучшего ко мне отношения не будет. Я бежать хочу к людям, к тебе. Как это сделать, я не знаю.
- Юра, а в принципе это возможно?
- Будто бы случаи были. Но точно узнать невозможно. Пытаюсь, но безуспешно.
- Если ты это задумаешь, моя помощь понадобится. Ты не нервничай, узнавай потихоньку, исподволь. А я буду тебя звать сюда.
- Елена, дружочек мой золотой, зов твой может любого разбудить. Очень прошу дружбы.
- Я тебе ее даю. Очень хочу тебя увидеть.
-Я безумно страдаю. Я верю в жизнь, чувствую свою вину. Елена, меня задержали у моста желтые псы. Его охраняют и хвостатые люди, похожие на обезьян, но это не обезьяны, они люди.
- Черти?
- Это другие. Они меня не пустили. И я видел, как по мосту над Бездной бежал пес. У тебя был сон? Вспомни, был ли там пес?
- Слушай-ка Львов, был у меня пес во сне. Желтый, длинный, с короткой грязной шерстью и поджатым хвостом. Был какой-то безалаберный дом, люди, будто мои родственники, и в доме крутился этот пес.
- Это он. Вот скотина, пробрался все-таки в сон. Я думал, что на это мозгов у них не хватает.
- А что у вас за Юдоль такая, почему охрана странная, мост?
- Здесь эта Юдоль похожа на плоский круг с ровной выпуклостью в центре круга, выпуклость довольно большая. На плоскости в правильном порядке еще какие-то одинаковые бугорки, не знаю, что это. Поверхность шершавая, красно-коричневая. Здесь есть Сергей. Он конструктор, давно здесь.
Он сделал мост берез Бездну, по нему можно уйти, но не всем. Иногда кто-то уходит и возвращается. Мост охраняют псы и эти хвостатые обезьяно-люди. Они знают, что если не охранять, то все уйдут из Юдоли и будут беспокоить живых. Они обязаны охранять мост. Но ведут себя безобразно, как хозяева. Они не только у края Юдоли, но и в Юдоли бродят, причиняют массу неприятностей.
- Ну, что ж это за загробная жизнь, это просто концлагерь какой-то. Что, другого места для души нет?
- Не знаю. Может быть где-то во Вселенной и есть, но мы здесь. А здесь плохо. И, вообще, я хочу на Землю. Мне нужен совет. Ухожу к Рувиму.
- Кто это?! - вскричала Елена.
-Мой ценный Рувим тебе знаком. Он тут бесконечно долго. Жду Елену завтра. Жду завтра. Блюдце остановилось.
Елена вскочила и забегала по комнате. "Вот так новости. Рувим. И он мне знаком. Мне знаком только Рувим Персиц да и то по рассказам его жены Марии Ивановны. Так... что я о нем знаю? Арестован и расстрелян в тридцать седьмом. Был химиком. Был актером "Габима".  Мария Ивановна много о нем рассказывала и часто".
Елена не была уроженкой Москвы. Она приехала из Сибири, поступила в медицинский институт. В общежитии ей отказали, и ей приходилось кочевать по квартирам, снимая койку. Когда она была на втором курсе, она поселилась у Марии Ивановны. Елене было двадцать лет, а Марии Ивановне шестьдесят три. Невзирая на разницу в возрасте, они подружились. Мария Ивановна стала Елене просто родной душой.
Потом, когда Елена перебралась в общежитие, и потом, когда вышла замуж, она часто бывала у Марии Ивановны. И каждый раз Мария Ивановна рассказывала о своем муже Рувиме, расстрелянном в далеком тридцать седьмом. Судя по ее рассказам, он был необыкновенным человеком: умным, честным, благородным, добрым, сердечным, знал много языков, был актером, любимцем Вахтангова. При всем этом основным его делом была химия. Она-то его и погубила. Умирая, Мария Ивановна мечтала о встрече со своим "французом" - так она его называла.
И вот теперь от Львова Елена слышит, вернее, читает это имя. И Львов уверяет, что Рувим ей знаком. А она знает с таким именем только единственного человека - мужа Марии Ивановны. Неужели это он? Но тогда Львову повезло! И Рувим, и какой-то Сергей, который сконструировал и построил мост. Что же такое страшное происходит в этой Юдоли, что его ужасает? Ведь он не одинок, у него есть друзья. На следующий день Елена снова говорила с Львовым.
- Дружочек мой, Елена, моя доля жестокая. Очень хочу тебя видеть.
- Ничего, у нас много времени. Может и увидимся.
- Здесь жизнь жестокая. Просто без соли съедают. Мне не удастся отсюда уйти, а уж на Землю вернуться и мечтать нельзя.
- Ничего, будем разговаривать, как сейчас, иногда встречаться во сне, ты мне передашь стихи...
- Какой доле я обрекаю тебя...
- Ничего, мне это не страшно.
- Ты отчаянная, Елена. Я зубу твоему не дам выпасть, я буду твоим рабом, живи только.
- Спасибо, родной. Не надо мне рабов, будь другом.
- Я ведь вторгся в твою жизнь и испортил ее.
- Не надо так грустно.
-Бежать бесполезно. Тут жестокие законы. Дико тут. Это - гибель.
- Не отчаивайся.
- Жизнь я не верну.
- Но ведь и там жизнь.
- Это не жизнь, это - кошмар.
- Если тебе кто-то скажет, Львов, что надо оставить меня, что, мол, так мне будет лучше, не верь. Приходи, когда я буду тебя звать.
- Зови меня. Держи руками. Но боюсь, что, я, как и все другие, стану без эмоций. Елена, родная, живи сама.
Блюдце остановилось. Елена звала Львова, но безуспешно. Львов удалился, как видно, в отчаянии. Блюдце было тяжелым и безмолвным.
Ей до слез было жалко Львова. Эта их связь была такой реальной, слова складывались теперь из букв так быстро, будто это был простой телефонный разговор. Дотронулась до блюдца, будто сняла трубку. Так просто, так легко. Но как же помочь Львову? Она-то на Земле.
На прекрасной Земле. Наступает осень, выдалось прекрасное бабье лето, слегка пожелтели деревья; одни золотые, другие зеленые, третьи медно-красные. Жухнет трава, в воздухе запах увядания, запах грусти. Воздух прозрачен, небо синее-синее. Ночью много звезд в небе, а в Москве это - редкость. Конечно, разве этой мрачной Юдоли сравниться ли с Землей? С ее страстями и с их кипением! А Львову, такому энергичному, непоседливому, талантливому, исколесившему не только Россию, но и весь мир, видевшему столько красот, обладавшему красивейшей женщиной, нежной, прекрасной. Ему ли смириться с какой-то бурой поверхностью, унылыми фигурами вокруг,  с двумя-тремя товарищами, окруженные Черной Бездной... Ну, это ему никак не подходит.
Что же делать? Она поверила в то, что где-то тем терзается душа. Поверила в то, что есть Юдоль, псы, обезьяно-люди, мост через Бездну. Остается думать, что есть и Иисус. И что такое там Иисус? Жил на Земле, проповедовал, был распят, умер. Есть ли он там?
В конце концов, терять нечего. Надо обратиться к Иисусу и сказать ему несколько слов. Молитв она не знает. Да и в каком молитвеннике можно найти такую молитву, чтоб она соответствовала ситуации? Никакой такой молитвы быть не может. Значит, надо ее сочинить. Она должна быть короткой, не путанной, понятной. Конечно же, тот, которого зовут Иисус, должен сразу понять, чего она хочет. Да, надо это дело делать. Она села в кресло, придвинула торшер, взяла тетрадь и ручку и стала писать. Писала, читала, исправляла. Наконец решила, что что-то получилось. Ну, раз получилось, надо этот текст испробовать.
Она закрыла дверь, чтобы никто в квартире ее не слышал, положила на стол перевернутое блюдце (оно, наверное, как-то направляет слова), подумала:  "Как бы обставить это все получше?". Принесла свечу большую белую стеариновую, пристроила ее на тарелку, так чтоб не валилась, взяла листик с придуманной молитвой, положила  его перед собой и прочла вслух: "Спаси, Господи, и помилуй друга моего Юрия, услышь меня, успокой душу Юрия, верни ему радость, помоги в его желаниях, не заставляй его быть равнодушным, не подвергай унынию, унижению, насилию. Оставь ему дар его, помоги жаждущему обрести жизнь, плоть, чтоб он жил снова и в этой жизни, вновь обретенной, мог искупить свою вину перед тобой, Господи. Чтоб мог принести радость и пользу людям.
Возврати его любящим, отдай его мне, помоги мне в моих желаниях и стремлениях вернуть Юрия к жизни и работе. Услышь меня, Господи, не оставь без внимания. Слава тебе, вовеки веков".
Эту свою примитивную молитву она повторила трижды: на всякий случай.
Сделав это, потушила свечу, спрятала ее в хозяйственный ящик, убрала в стол блюдце и магический листик с буквами и легла спать. Утром, выспавшаяся и спокойная: она повторила свою молитву. Потом решительно положила на круг с буквами блюдце, вдохнула, выдохнула и позвала:
- Рувим Персиц, приди для разговора. Я - Елена, зову тебя! Блюдце бездействовало не долго. Дрогнуло, поплыло по кругу.
- Глупо звать, узник нуждается в покое.
-Ты говоришь о себе?
- Да.
-Прости за беспокойство. Меня волнует Львов.
- Юрию зов твой поможет бороться с бедой. Он океан мучений избежит. Зови его. Тебе можно Бога просить. Он тебя услышит. Юрий Юдоль покинет. Беседуй с ним, говори о встрече, он этого ждет. Он в беде. С бедой не шутят, но и жалость бессмысленна, как рисковать вы, живущие, можете!
- Что мне делать, чтоб было так, как нужно?
- Помоги ему длинной дружбой, будь терпеливой, дай ему любовь. А Рувиму эта беседа не нужна. Он земной жизнью жить не хочет. Зов мне не нужен. Ухожу.
Елена чувствовала себя, что называется "при деле". Она ощутила прилив сил и энергии,  в ней появилась уверенность. Под лежачий камень вода никогда не текла, - сказала она себе. Надо как-то действовать. Что на ум придет,  то и буду делать, глядя на обстоятельства.
Она принялась за уборку, быстро все сделала, пробежалась по магазинам, занялась обедом, в общем, земная жизнь продолжалась. В общении с "тем светом" наступил перерыв. Во второй половине дня позвонила Лиза, та Лиза, что поведала ей тайну блюдца.
- Слушай-ка, - удивленно сказала она,- зная твой характер, можно и впрямь подумать, что ты всколобродила весь белый свет. Я решила развлечься и вызвала Пушкина,  задаю ему свои вопросы, но ему не до них, он о тебе говорит. Что там у тебя с Львовым происходит?
- Пока просто ничего не происходит.
-Я записала то, что мне было сказано о тебе. Слушай. "Лена Юрия не сможет оттуда, где он сейчас, к жизни вернуть. Он мертв. И Елену нечаянно он может злому року отдать. Он морочит ей голову своими бедами. Никогда ей его не видеть. Но Львов - великий человек. Он Еленой живет, но не вернется. Я устал".
Доделав свои дела, Елена помыла руки, вытерла их насухо, пригладила волосы, осмотрела себя в зеркале, потрогала морщинки у глаз - глаза улыбались, губы дрожали в улыбке.
Она села перед столом и положила пальцы на блюдце.
- Юрий Львов просит Елену о беседе. Кто же думал, что Елена будет
духов возвращать к жизни? К Богу добраться сумела. Какая же ты, девочка, отважная. Благодарен тебе жутко. Елену Бог услышал.
- Как ты узнал?
- Елена вступила в борьбу за меня. Держись, будет трудно. Подуют Желтые Ветры Юдоли. Берегись их. Я обеспокоен. Думаю, дело дойдет до битв. А Елена жизнь Юрию Львову требует. Бог ее просьбу выполнит. Я горжусь тобой. До завтра.
Следующий день проходил в хлопотах. Отпуск еще не окончился. Елена занималась домашними делами:  стирала, гладила, наводила порядок в доме. До прихода сыновей из школы еще оставалось время, и она присела к столу, прикоснулась к блюдцу.
- Юрий здесь, - сказали буквы. - Без любви мне не надо жизни земной. Я дорожу тобой, Елена. Неужели я буду жить на земле и забуду о существовании этой Юдоли? Неужели я добуду свое тело, муками жизнь верну? Нет, Костлявая меня не удержит. Золотая, дорогая Елена,  веришь ли ты в мое возвращение в жизнь?
- Да, очень верю и жду.
- Очень благодарен тебе за дружбу. Твой зов мне действовать помогает.
- Извини, я отойду от стола. Мы сейчас с тобой на кухне, у меня перец жарится.
- Вкусная еда.
-Приходи, я тебя угощу.
- Без нужды. Сейчас мне больше блины нужны.
- Хорошо. Пусть будут блины. В субботу.
- Без гостей?
- Если хочешь, будем только ты и я.
- Еленочка,  видит Бог,  ты лучшая из женщин. Я лучшего, чем ты, человека не встречал.
- Это тебе сейчас из Юдоли так кажется.
- ДОЛГО РАЗГОВАРИВАТЬ БУДЕШЬ?
- А ты как хочешь?
- ХОЧУ ЖРАТЬ.
- Юра, "долго разговаривать будешь?" - твой вопрос?
- Нет.
- Кто нам мешает?
- Елена, не знаю.
- ДУРА.
- Елена, не могу разговаривать, здесь чужой.
- Я поняла. Что мне сделать?
- Отпусти меня.
- Еще сегодня вызвать можно?
- Да.
Нельзя сказать, что Елену это явление испугало. Она понимала, что блюдце видит не только Львов. Появление его, довольно частые разговоры, должны были привлечь других. "Если слышат и видят хорошие люди, - думала Елена, - то они могут слушать и наблюдать за развитием бесед и действий, а плохие рано или поздно должны были вмешаться, это естественно".
Вечером она опять вызвала Львова.
- Юрий?
- Да, я здесь. Зов твой какого-то фашиста обеспокоил. Скорее всего, он из Юдоли, есть тут один жлоб, я с ним в постоянной борьбе. На своей кухне меня не зови, похоже, что какие-то животные водятся в твоем доме. Зло думает тебя испугать. Я очень озабочен этим. Желтые Ветры Юдоли бросили их на дорогого мне человека и жмут. Елена, держись.
- Я держусь.
- Кот, у которого отнимают мясо, тоже злой.
- Я понимаю.
- Жестоко с тобой не поступят, но испугать так, чтобы ты меня оставила, могут.
- Ну, я не из пугливых. Если надо, иду напролом.
- Не боишься?
- Нет. А моих мальчиков они не тронут?
- Думаю, что нет.
- Ну, тогда ничего не страшно.
- Я тобой горжусь.
- Вот что, Львов, который мною гордится, тебе пора отдыхать. До завтра.
На следующий день кончался отпуск, и Елена выходила на работу. Настроение у нее было хорошее, она чувствовала себя очень нужной, а это для нее очень и очень много значило. Время ее разговоров ограничилось.
На работе, естественно, она не могла расположиться с загадочным блюдцем, а дома были дети. Пришлось ждать, когда они улягутся спать. Тогда она закрылась в своей комнате и позвала Львова.
- Как приятно слышать тебя, Елена. У тебя такой голос, просто Юдоль вздрагивает.
- А что, это все там слышно?
- Слышно. Это многие в нашей Юдоли слышат, не только я. Все думаю о моей дороге на Землю. Путь предстоит трудный, но я не представляю, как будет с телом. Ведь его нет.
- Может быть, на каком-то этапе ты материализуешься?
- Не знаю. Я попрошу тебя вот о чем: до моего возвращения на Землю зови меня два раза в день. Можешь? И зови так: "Гей, муж мой Юрий, ко мне приходи!"
- Ты, что шутишь?
- Нет, не шучу. Без этого я жизнь не верну. Мой жизненный путь лежит к моей жене.
"Ну, ради всего святого! К жене, так к жене! Я-то ведь тебе не жена, зачем же эти глупости? Я буду тебя звать, хорошо. Два раза в сутки? Пожалуйста. "Гей?" - почему бы и нет, пусть будет "Гей". Но без этого: "Муж мой, приходи". Я не жена тебе, так что извини.
-Ты мне жена. Без тебя путь мой невозможен.
- Нас никто не венчал, мы едва знакомы, если сон можно считать знакомством. Я тебе протянула руку и буду помогать выбраться из Юдоли всеми своими силами. Женой твоей я быть не могу. Другом буду, но не женой. Это глупо.
- Ты не хочешь понять! Жизнь моя держится только тобой, твоей верой. Я другую женой не назову.
- Это неизвестно. Ты легко женишься, легко расходишься. Возвращайся. На Земле женщин много. Я буду тебе другом, пока такой друг нужен.
- Друзья - это морока для глупцов. Елена, прошу твоей руки.
- У тебя есть жена.
- Теперь, когда я мертв, она свободна и вольна. И я свободен. Мы с тобой уже достаточно знакомы. Мужем я буду хорошим, соглашайся.
- Нет. Я не могут согласиться быть чьей-то женой. Не могу.
- Не чьей-то, а моей.
- Прости, не могу. Закончим пока этот пустой разговор.
И она перевернула блюдце.
На другой день Елена вновь вернулась к блюдцу, позвала Львова.
- Елена, прости меня, но я не могу иначе, мне нужно, чтоб ты была моей женой.
- Это невозможно. Не будем говорить об этом.
- Я расскажу тебе о моей прошлой жизни на земле. Я жил жизнью, которая была мне дана. Я любил простую жизнь. Мне нужно было многое и мне дано было много. Но я страдал от несправедливости. Моя последняя жена стала для меня всем. Я очень любил ее. Жил встречами с ней. Давал концерты для денег, ведь не мог же я жить на ее деньги. Знакомые стали мне говорить, что я деньгам придаю большое значение. Жуткое дело. Мне не давали ролей, уронили меня в глазах всех. Мне было трудно так жить. Я стал болеть.
К тому же пил. Я хотел испытать все и привык к наркотикам. Сердце не выдержало этих нагрузок. Кроме этой женщины – моей жены, мне никто не был нужен. Ты не знаешь, она вышла замуж?
- Я не в курсе ее дел.
- Понимаю, жизнь там, где она, другая. Живым для нее я не буду никогда. Я умер. Она меня похоронила. Елена, я устал думать о ней. Я постоянно страдаю, что никогда ее больше не увижу и это ужасно. Я полюбил тебя, но мы никогда не были вместе. Прости меня.
- Я тебя понимаю. Во-первых,  она - актриса, как и ты,  во-вторых, она прекрасна, в-третьих, у нее чудный характер. О такой женщине можно только мечтать. А она к тому же была твоей женой. Как же можно забыть ее?
Когда-нибудь она окажется в Юдоли, и вы опять будете вместе. Поэтому сейчас я помогу тебе всем, чем могу. А когда приду в Юдоль, не буду искать тебя. У нас с тобой разные дороги. Не думаю, что там меня кто-то будет ждать. Мне суждено быть одной. Это не страшно, я к этому привыкла. 
- Я тебя понял. Ты думаешь, что она здесь мне даст жизнь, не знаю, сейчас я в этом не уверен. Ты пойми меня - ждать разговоров с тобой - большое счастье. Без этих разговоров жизнь моя здесь бессмысленна. Прошу тебя, не оставляй меня в одиночестве, говори со мной. Твой голос мне нужен, ты мне нужна безумно. Елена, скажи мне, что ты не оставишь меня, успокой.
- Я буду говорить с тобой, не волнуйся. Я буду звать тебя до тех пор, пока ты будешь отзываться. Если вдруг ты не отзовешься, я прерву все.
- Я понял, ты будешь звать меня, пока это мне будет нужно. Я понял, мне дано счастье любить тебя издали. Но знай, они мне сказали: "У тебя жена Елена".
-  Но ведь это не так.
- Они что-то о нас знают. Здесь ничего не выдумывают. И если они говорят: "Елена", значит, в этом что-то есть.
- Не знаю,  в чем тут дело. Я устала, извини меня. Буду говорить с тобой завтра.
После таких бесед со Львовым Елена чувствовала себя опустошенной, бессильной. Она заметила, что стала худеть и бледнеть, но не расстраивалась. Она понимала, что сказывается внутреннее напряжение, казалось, что она отдавала в пространство, Львову часть своих сил, хотя в том простом деле, которое она делала, будто бы ничего напряженного нет. Вертится блюдце, идет беседа да еще со Львовым - просто приятное развлечение.
Поздно ночью на другие сутки, когда в доме все стихло, Елена снова села за стол.
- Гей, Львов, я - Елена, зову тебя!
- Горы могу свернуть,  веришь? Я твой зов могу без конца слушать, девочка моя...
- БЕДНУЮ МОЮ ДЕВОЧКУ ЗАВТРА ГОРЕ ПОСТИГНЕТ. ЕЕ СЫН ВЫВИХНЕТ НОГУ, РАЗРЫВ СВЯЗОК.  КОСУЮ БЕРЕГИСЬ.
- Я волнуюсь, - сказала Елена.
- БЕРЕГИСЬ, ОН В ОПАСНОСТИ.
-  Более верных рук, чем у тебя, нет...
- ДОЛГО ЛИ ДО БЕДЫ...
-  Я вижу, листом воспользовались чужие, это все сказал не я.
-ТЫ БУДЕШЬ ВИДЕТЬ БЕДЫ, ВЕК ТВОЙ ИСКАЛЕЧУ, БЕЗ ТЕБЯ ЛЬВОВУ КОНЕЦ.
- Вести, которые ты получила, в действительности не произойдут.
- Это ты сказал, Юрий?
- Нет, Елена. Угрозы и последнюю фразу сделал не я. Ложь вертит блюдцем. Зов твой все разворотил. Этот твой голос, зовущий к жизни...
- Бог твою молитву, Елена, принял, путь Львова только к своей жене  Елене.
- Ничего не понимаю, Львов, где ты говоришь, где нет.
- Не понимаю, Елена, кто это делает, те, злые, я их знаю, они могут, но кто сегодня блюдцем владеет, не понимаю.
- Я - Елена. Скажи, кто ты, тот, что сказал "вести, которые ты получила, не произойдут?".
- Я - друг.
- Ты в Юдоли со Львовым?
- Нет, я в другом месте.
- Как мне тебя называть?
- Я - "он".
- Почему ты вмешиваешься в мой разговор?
- Я - друг. Помогу советом. Повторяю: путь Львова к Елене. Вы оба Начало Начал, единое целое, поделенное для рождения на Земле. Знай это.
- Елена, я - Львов. Я прочел. Мы - суть, одно целое, я понял. Они дали нам встречу такую, какой на Земле мы не имели.
- Елена, я "он". Расскажи ему, где ты жила в Москве, где училась, с кем встречалась, расскажи.
- Елена, я - Львов. Я понял. У нас были встречи. Они знали, они их нам устраивали, мы не поняли тогда.
- Елена, я - "он". Юрий прав.
- Я расскажу сейчас. Приехала в Москву с Алтая в шестьдесят третьем году.
- Я учился в Баумановском училище. Дальше.
-  Поступила в медицинский институт, жила на квартире в Химках.
- Я там не бывал.
- Потом нашла себе местечко в Сеченовском переулке.
-Я - Львов. Какой номер дома?
- Кажется, семь. Жила на первом этаже.
- Окно выходило во двор? Я - Львов.
- Да.
- В этом доме жила моя мать. Я часто у нее бывал. Я видел тебя в окне. Играл на гитаре под окном. Однажды вышел парень, была весна, я сидел на скамейке и играл. Он сказал: "Вот в этой квартире живет моя девушка. Ты тут торчишь и брякаешь на гитаре, мешаешь ей заниматься. Играть не умеешь, так поучись?". Это было?
Елена засмеялась.
- Было. Он говорил. Значит, это был ты?
- Похоже, что так. Дальше.
- Там я жила полгода. Потом жила на квартире у Марии Ивановны... жены... Рувима...
-Что?!
- Потом мне дали место в общежитии и я перебралась туда.
- Где?
- На улицу Добролюбова, туда,  где рядом общежитие литературного института.
- Я там не бывал. Был однажды в общежитии Меда, где-то у ВДНХа, на новоселье. Меня и еще нескольких ребят пригласил Пономарев, он был аспирантом.
- Как ты сказал его фамилия... и имя?
-  Володя Пономарев. Он был урологом.
- В каком году это было?
- Не знаю, может быть в шестьдесят четвертом.
-  Я была у Пономарева в комнате, когда было новоселье, он и его друг Бородин пригласили меня и двух моих подруг в свою комнату. Там были человек пять ребят из Баумановского. Играли на гитарах, пели.
- Елена, я потрясен! Ты помнишь, у одного была перебинтована рука, кисть, он не играл?
- Да. Лиц ребят я не помню, а руку помню.
- Это был я! Елена, они нас сводили, мы не поняли. Там были три девочки. Две черненькие, одна блондинка в персикового цвета  платье, так?
- Так. Персикового цвета? Я уже забыла об этом платье. Эта блондинка была я.
- Мы потом, после гулянки, одного вашего идиота отколошматили, а ты тем временем ушла одна в ночь. Елена, это была ты.
- Елена, я - "он". Напомни Львову: позже, через год, ты была в общежитии ВГИКа.
- Юрий, я - Елена. У меня были друзья, они когда-то окончили Баумановское, бывали у нас на Добролюбова. У них был друг, учился в Баумановском, потом ушел оттуда и поступил во ВГИК на режиссерское отделение. Они однажды затащили меня и еще мою подругу в общежитие ВГИКа.
- В каком году, Елена?
- Не помню. Этот вечер помню смутно. Были ребята из ВГИКа, пили чай и играли в какую-то литературную игру.
- Елена, мне не часто приходилось играть в такие игры, что это было?
- Кажется, длинный листок бумаги складывается, или заворачивается. Один пишет фразу, заворачивает ее внутрь и передает другому, тот делает тоже самое и передает следующему.
- Елена, я знаю эту игру и знаю этих ребят. Один из них, Виктор Бачивер, так?
- Да, Львов! Но фамилию и даже имя того, что учился на режиссерском, я забыла.
- Ничего, значит, вот где мы еще встречались...
- Елена, я - "он". У тебя есть книга о Москве "Памятники архитектуры", найди дом,  в котором ты жила на Якиманке. Открой книгу, положи фотографией вверх на блюдце.  Сделай это.
- Юрий, "он" дал мне задание. Я сейчас отвлекусь, подожди минуточку.
Елена вскочила, бросилась к книжному шкафу и лихорадочно стала вытаскивать книги, чтобы добраться до той, необходимой. Нашла нужную страницу быстро,  там была закладка. Села за стол и сказала:
-  Львов, я кладу книгу о Москве на блюдце. Посмотри на эту фотографию.
- Елена, я Львов. Как я могу увидеть фотографию, не понимаю?
- Но ты же видишь буквы и блюдце?
- Вижу буквы и черту на блюдце и все.
- Елена, я - "он". Он увидит книгу, положи.
- Я - Львов. Елена, я вижу, хорошо вижу картинку, дом. Я его знаю. Я в нем жил два года.
- Ты? Жил в этом доме? Когда?
-  В шестьдесят девятом и семидесятом годах.
-  Ужас! Львов! Именно в эти годы и я жила в нем!
- Елена, это дом, рядом с которым был литературный музей?
- Да, он.
- Елена, я жил в первом подъезде на третьем этаже.
- Львов, куда выходили окна кухни?
- В арку.
- Львов, я жила на третьем этаже во втором подъезде и окна кухни нашей выходили в арку, наши кухни располагались окнами друг против друга.
- Господи! Значит, мы могли видеть друг друга?
- Нет, не могли. Ты уже был женат на красавице-актрисе.
- Мы снимали комнату в этом доме.
- Ты был занят ею и не мог заметить меня.
- Ты права, Елена.
- Елена, простись с Львовым до завтра. Я буду с тобой говорить.
- Львов, мы должны закончить разговор. До завтра.
- До завтра, Елена. Ты моя часть. Мы на Земле не нашли друг друга, как жаль.  До завтра. Я ушел.
- Елена, я - "он". Чего ты хочешь?
- Я? Львов был любим на Земле, и сейчас любим. Он мало прожил, но много сделал.
- Кто он?
- Он гражданин, поэт,  певец, актер.
- И это он делал хорошо?
- Очень хорошо. Чего ты хочешь?
- Я хочу, чтоб он жил на Земле.
- Он  может вернуться на Землю вновь родившись.
-  Значит,  ему придется начинать все сначала?
- Это будет зависеть от многого. От страны, где он родится, от новых родителей, от образования.
- Он хочет быть живым сейчас.
- На Землю возвращаются только родившись вновь.
- Иисус, будто бы, обещал ему возвращение.
- Не уверен, что это возможно.
- Но он все-таки сын Бога, он знает, что может, что нет.
- Сын Бога... Что ты знаешь о Боге?
- Ровным счетом ничего. Как будто он есть, он создал мир, землю, поселил на ней людей, дал земле растения и животных. Об Иисусе знаю больше.
- Ты о Боге ничего не знаешь. Ты не религиозна, нам это известно. Почему ты сейчас рассчитываешь на Бога?
- Но без него, без его помощи Львов не вернется на Землю. Рассчитывай только на себя. Львова не знаю. Что он может, не знаю. Рассчитывай только на себя. Помощи от этого мира не жди.
- Но не смогу ему помочь, ведь он без тела.
- Без физического тела. Это понятно. Не скажу тебе больше ничего. Думай. Делай так, как скажет сердце. Оно знает верный путь. Помощи вам не жди. Делай дело сама. Я ушел.
- Погоди! Он! Ну не уходи! Я смогу к тебе обратиться за советом?
- Делай дело одна. Советы не нужны. Делай дело.
- Минуточку! Он! Я тебя умоляю, последний вопрос.
- Да, Елена. Это блюдце... Непонятно почему оно останавливается и почему блюдце?
- Я - "он". Елена, блюдце - просто часть сферы. Вселенная состоит из сфер. Блюдце - часть сферы. Останавливает его мысль. Я ушел.
"Ушел и ушел, - сказала Елена. Ну что ж, пора спать. Надо таблетку выпить для успокоения. Сегодня была просто какая-то встреча в верхах. "Он". Неизвестно что за птица. Похоже, что все обо мне знает. Гм. Говорит, что Львов - моя половина. "Но в мире новом друг друга они не узнали". Как же это может быть? Встретились, и сердце не дрогнуло ни у одного, ни у другого. Что-то не похоже на правду. Ладно, не в этом дело. Львов хочет, чтоб я ему помогла, я помогу".
 "Суть, одно целое". Представляю, чтоб было, если б я его женой нечаянно стала. Это же столпотворение было бы какое-то. Уже было у него три жены и я - откуда ни возьмись... Две жены его не выдержали, третья, наверное, потому и не развелась, что чаще врозь, чем вместе. Однако они друг друга любили. Конечно, чтоб такой взрывчатой силы существо рядом было, и ты с ним ладил, это надо любить.
Представляю, каким он был на Земле, если в Юдоли от него никому покоя нет. Гибнет без дела. Уверен, что там дела ему быть не может, поэтому рвется на Землю. "Там все, как тени". Да уж Львов на "тень" не похож. Ладно, утро вечера мудренее. Сколько там на часах? Батюшки! Четыре утра! Как  же выспаться и на работе не упасть от усталости? Все-все. Отключаюсь.
На следующее утро Елена проснулась бодрая и здоровая, чего никак не ожидала. Настроение у нее было приподнятое. Она помнила слова, которые сказал "он". О том, что сердце знает верный путь. Если все дело в ней, то она сделает это. А раз ее сердце что-то знает, то дело верное. Рассчитывать на кого-то трудно, она это знала всегда. Лучше всего рассчитывать на себя, это надежнее.
С этими мыслями проходил ее день. В поликлинике больные шли один за одним. "Просто столпотворение какое-то. Но и что тут странного? Она врач-инфекционист, одна на сто тысяч населения. Скорее бы этот поток кончился"...
Поток кончился. Елена навела порядок на столе, стала копаться в тумбочке.
- Елена Павловна, вы еще не уходите? - спросила ее медицинская сестра.
- Ты знаешь, Раечка, я задержусь, у меня дела. Иди домой.
- Можно? Ну, тогда я побежала.
- Конечно, конечно.
Она терпеливо дождалась, когда медсестра ушла, закрыла дверь на ключ, достала из недр стола листок с кругом и блюдце. Позвала:
- Гей, Львов, друг мой, я - Елена, жду тебя!
- Господи, Елена, где ты? Я искал блюдце в другом месте.
- Здравствуй, Львов! Я на работе.
- Нам не помешают?
- Не должны. Я в отдаленном крыле здания, здесь никого, кроме меня, нет.
- Елена, что ты думаешь, кто был тот, что влез в наш разговор?
- Я не знаю, кто он, но думаю, что он зла нам не желает.
- Он разъяснил дело. Ты и я - две половины одного целого. Мы должны быть вместе. Понимаешь, если мы от Начала одно целое, значит, это лучшее, что может быть в мире. Поэтому мне дали связь именно с тобой. Если ты мне не сможешь помочь, то и никто не сможет. Другие женщины - чужие половинки. Я понял теперь, почему Иисус сказал: "Елена - твоя жена. Твой путь лежит к ней". Я снова прошу тебя быть моей женой.
- Хорошо. Я согласна.
- Еле уговорил. Ну и дела. Теперь можно думать о будущем. Ведь я вернусь? Ты веришь?
- Я верю, очень верю. Только не знаю, что делать.
- Пока начнем с малого. Здесь в Юдоли нам псы и бесы покоя не дают. Твой зов так звучит, просто Юдоль вздрагивает. Бесы растревожены. Нам с Рувимом нужен пепел коры березы.
- Что? Что нужно вам?
- Повторяю. Пепел коры березы. Найди кору, сделай костер, пепел собери. Надо немного, так, с горсточку. Приди ко мне на могилу и высыпь или закопай у ног. Сделаешь?
- Пепел я сделаю, это ерунда. Сейчас представила себе твою могилу и не знаю, где там что, где ноги, где голова. Могила квадратная, на ней трава и памятник. Кругом масса людей. Стоят вокруг твоей могилы. Куда же мне этот пепел березовый девать?
- Придумай что-нибудь. Это очень нужно. Нам здесь нужно.
- Ладно. Сделаю пепел, а потом мозгами пораскину, что к чему. Сделаю.
- Я ведь в сон к тебе прийти хочу. Боюсь, по дороге эти суки могут подрать Львову нос. У тебя в доме темные духи. Ты не боишься?
- А в чем дело? Они не кусаются, не выскакивают из углов внезапно, не воют. Так что мне их бояться не надо.
- Мне приятно знать, что Елена не из трусов. Однако они могут портить настроение, давать неприятные мысли.
- Ничего, не страшно.
- Елена, Елена! Я вижу твои руки! Как же это происходит? Я вижу желтенькое блюдце и твои руки. Елена, я целую их, Елена, я потрясен. Елена, жму твои пальчики. У тебя красивые руки.
-  Руки соответствуют всему остальному.
- Верю. Бог знал, кого слушал. Я приду скоро во сне. Только нужен пепел, он поможет сделать дорогу легкой. Моя дорога лежит к жене. Ее зовут Елена.
- Жен не перепутай.
- Злючка.
- Я пошутила.
- Елена, зови меня "Гей, Львов, муж мой" и я тут как тут. Позови меня, дико хочу услышать: "Гей, Львов, муж мой". Мне очень хочется.
- Гей, Львов, муж мой!
- Елена, до чего приятно ты меня зовешь. Не зря Косая злится. Зов Елены очень обеспокоил сук. Но Иисус сказал: "Тебя зовет жена твоя. Ее Еленой зовут. Жизнь верну после февраля". Веришь в это?
- Верю. Очень правдоподобно. Но ты там, тебе лучше знать. Я ваших порядков не знаю.
- Глупую бабенку Бог мне в жены дал.
- Ну, что ж это за женщина, если она немножко не глупа!
- Резво соображаешь.
- Я тебя отпускаю, умник, гуляй.
- Елена, Елена, дико не хочу расставаться.
- Через пять минут тебя позову.
И она перевернула блюдце.  "Фу! Ну и дела! Ни с того, ни с сего согласилась выйти замуж за покойника". Она закрыла глаза и так сидела тихо-тихо.  "Бред собачий. Кому рассказать, умрут от смеха. Просто чертовщина какая-то. Ладно. Бред или не бред, а приходится верить. Разрешите вас поздравить с законным браком. Чудеса в решете".
Она вновь повернула блюдце.
- Вижу, Елена пустая женщина. Бегает где-то, а ее муж ждет. Зови меня:  "Гей, муж мой, около будь". Я везде буду около тебя. Елена Львова ждет. Имущества у меня нет и плоти нет. Без этого мной дорожат. Любовь моя,  в тебе моя жизнь. Я - глупец,  я - дурак. Почему я тебя на Земле не искал, не понял, что ты моя часть, когда был рядом?
- Я была вне твоей жизни, где-то там на неинтересных задворках, у тебя были другие друзья,  прекрасная женщина, солнце, песни. Там мне не было места.
- Елена, беседа и простота ее меня потрясают.
- Львов, многие мною пользовались, как якорем спасения: цеплялись, топили, чтоб только самим уцелеть, выбраться, отдышаться и забыть. И всегда забывали все. И для того, чтоб мне помогли, мне надо просить их об этом, они помогут. Но я не прошу. Сама выковыриваюсь из ситуаций. Мне думается, станет тебе легче, и ты меня оставишь. И я опять будут одна.
- Елена, я буду любить тебя вечно.
- Вечно... Это как долго? Год, два?            
- Дуреха. Вечно - это вечно. Я хочу быть рядом с тобой. Я эгоист. Но пусть тебя это не пугает. Я не утащу тебя в могилу. Львов тебе без конца говорит, что любит тебя, верь ему.
- Так, опять кто-то, кажется, блюдце поворачивает и говорит за тебя...
- Елена, я - Львов. Не понимаю, что случилось. Я вдруг перестал видеть блюдце и твои руки. Как будто их кто-то прикрыл чем-то туманным. Что это было?
- Кто-то не хотел, чтоб ты видел блюдце, прервал связь.
- Ничего себе! Значит, они могут нас лишить разговора! Вот это да! Кто-то обладает такой возможностью: прикрывать блюдце и прерывать связь! Елена, я перепуган.
- Слушай-ка, Львов. У меня проблема. Дети слышат, как я вслух разговариваю, прячу блюдце, какие-то круги с буквами. Как это понять непосвященному человеку? Может быть, есть какой-то другой способ общения?
- Есть. Можно говорить мысленно.
- Ну, не знаю. Боюсь, что мне будет казаться, что я твои мысли придумываю. Вряд ли из этого что-нибудь получится. Но попробовать можно. Как это сделать?
- Я буду давать слова, а ты старайся прислушиваться и вслух будешь говорить конец моей мысли.
- Понятно. Будем тренироваться.
- Косая гибнет...
- От твоего зова.
-Отлично. Дико не хочу расставаться...
— Львову снова придется быть одному.
 -Отлично. Пошли мне зов...
- Я верный, сразу появляюсь.
- Давай-ка, напрягись. Без блюдца постарайся услышать мою мысль.
- Хорошо... прошла минута, я ничего не слышу. Я, видимо, просто придумывала удачно концы твоих фраз. Пора на сегодня закончить все. Расстаемся.
-  Позови меня еще где-нибудь в полночь.
- Ну, если только на пятнадцать минут.
- Везуха Львову с женой. Пустяк уговорить.
- До свиданья.
- Жду твоего зова.
После этого разговора Елена позвонила Татьяне и просила освободить для нее вечер. Татьяна представляла, что это все связано с Львовым и ответила, что вечер в любом случае она освободит.
- Нам надо встретиться пока еще не будет темно. Танечка, надо будет пойти в лес.
- В лес? Но куда же?
- В Зюзинский. Это удобно, к тому же он посещаем людьми и там много поваленных берез.
- Нам нужны поваленные березы? А что такое с ними надо делать?
- Ободрать с них кору и сделать пепел. Меня просили.
- Это мило.  А потом что с этим пеплом делать?
- По дороге расскажу. Сейчас не могу.
- Сгораю от нетерпения. Встречаемся в пять на остановке автобуса.
 -Ага. Жду.
Встретившись, они втиснулись в переполненный автобус, пристроились в уголочке на задней площадке, и Елена стала рассказывать все, что случилось с нею в результате верчения блюдца.
- Значит, он хочет приходить к тебе во сне?
- Ну да, надо ж как-то знакомиться. Представь: я теперь жена не пойми кого и чего.
- Я тебя искренне поздравляю.
- Она поздравляет! Ты хоть представляешь, что такое происходит?
-Я ни в малейшей степени не сомневаюсь в том, что то, что происходит серьезно.
Ну, нет! Нет слов! Они будут встречаться во сне! Ну, Елена, он тебе все ночи в узел завяжет! Это же Львов с кипучей энергией, с напористостью, с неугомонностью, со своими страстями...
- Я думаю, что Юдоль его укротила.
- Ни черта подобного. Вот увидишь.
Так, уткнувшись в угол, они шепотом обсуждали ситуацию. Автобус подкатил к лесу, они выскочили из автобуса и окунулись в лесные синие сумерки.
- Ой, в лесу-то еще темнее! Ну, на горсточку пепла мы успеем коры надрать?
-  Березы-то белые и фонарь есть, успеем.
Поваленные подгнившие стволы берез попадались часто. Женщины работали быстро, ножами делали разрез, а потом кора легко отделялась от мертвого дерева. Вдруг Татьяна наткнулась на какое-то сооружение.
- Посвети-ка, тут что-то странное, железка какая-то. Елена направила луч на это "что-то". Оказалось, что на поляне валяется какой-то короб.
- О! Мы сейчас здесь в нем устроим костер и сделаем этот пепел. Если б не короб, пришлось бы на балконе жечь. Уж лучше в лесу.
- Действительно,- согласилась Татьяна,- это просто удача.
Они сложили горкой внутри короба кору и подожгли ее. Подтянули поближе какое-то бревно, сели рядышком и смотрели в костер.
Тьма вокруг них сгустилась и только кое-где высвечивались белые стволы берез.
Зашелестели листья под чьими-то ногами. Подошел мужчина. Постоял, помолчал. Молчали и женщины. Вздохнул. Повернулся и, шурша листвой, ушел в темноту.
Стал накрапывать дождик. Костер догорал. Гасли последние искры. Елена пошевелила золу прутиком. Искры вспыхивали и гасли.
- Не знаю, как я этот пепел высыплю на могилу в ногах...
- Завтра?
- Можно завтра, можно и в другой день...
- Давай завтра утром встретимся в шесть и быстро на кладбище смотаемся, а?
- Но в это время кладбище закрыто.
- Ничего, давай поедем, а там видно будет.
- Ты со мной?
- Ну, конечно! Ты человек застенчивый, просить никого не можешь ни о чем, а я могу действовать.
- А кого там просить? Кладбище закрыто.
- Едем и все. Идет?
- Идет,
Елена сгребла пепел в жестяную банку, похлопала теплый короб ладонью, и они потихоньку двинулись к остановке автобуса. Половина дела сделана.
-  Гей, Львов, я - Елена, жду тебя!
-  Везет мне с женой, зовет, когда я прошу ее.
- Поговорим о деле. Где твои ноги по отношению к входу на кладбище? Я приготовила пепел.
- Елена, ноги от кладбищенской ограды в стороне,  там, где памятник. Меня положили лицом на восток. Елена,  везде рассыпь пепел, к ногам не обязательно.  И зарывать не обязательно. Елена,  вели мне уйти.
- Конечно. До завтра.
Утром в округе стоял плотный туман. Сквозь него кое-где просвечивало золото осенних деревьев. Елена нервно ходила у подъезда, нетерпеливо поглядывая в сторону дома, где жила Татьяна. Наконец, в тумане появилась ее фигура. Татьяна спешила, и казалось, что она пробивается сквозь пары молока.
Быстренько поймали такси. Повезло. Сказали куда ехать, шофер кивнул головой, но промолчал. Сидели тихо, напряженно. Татьяна иногда потихоньку покашливала.
Через полчаса такси остановилось у кладбищенской ограды. Елена рассчиталась, и они вышли из машины.
Здесь тумана не было, светило солнце. Кладбище было старым, на нем росли мощные деревья, из-за деревьев проглядывали стены и купола церквушки.
Они подошли к ограде вплотную. Недалеко от ворот торчала будка, и в окошке будки белело лицо.
- Эй,- крикнула Татьяна, - подойди сюда.
Вышел мужичок и, приволакивая ногу, двинулся к ним.
- Кладбище открывается в восемь, - сказал он строго.
- Вот она, - Татьяна показала на Елену, - уезжает через два часа. Хотели проститься с родителями. Вот тебе трешка, пропусти.
Мужичок взял деньги, открыл калитку.
- Далеко пойдете?
- Нет, первая линия, там в конце.
- Ну, давайте.
- Быстро!  - сказала Татьяна. - Вперед и направо.
- Как же к его могиле подойти? Сторож увидит.
- На обратном пути. Ничего.
Они быстро-быстро прошли туда, куда указала Татьяна.  Остановились вдали у чьей-то могилы.
-  Где пепел?
- Вот в кульке. Тут немного.
-  Значит так. Я пройду вот этой тропинкой и выйду с той стороны его памятника. Остановлюсь так, чтобы тебя прикрыть от глаз сторожа. А ты подойдешь с другой стороны,  высыплешь пепел и уходим.
- Давай где-нибудь сядем, а то слишком лихо получится. Ехали-ехали на такси,  пробыли минуту и бежать. Ничего себе прощание с дорогими могилами.
Они сели. Не сиделось. Елена вскочила и принялась шагать по тропинке мимо могил. Семь шагов вперед,  семь шагов обратно.
- Ну, что,  простились с дорогими покойниками?
- Погоди,  смотри, что здесь написано.
- Где?
- Да вот на памятнике.
Памятник был высоким, кирпичным, оштукатурен и побелен. На медной табличке темнели слова:
"Не ходи товарищ,
не топчи мой прах.
Ведь я уже дома,
а ты в гостях".
- Если у него там такой же бессмысленный дом, как у Львова, он тоже разочарован, - сказала Елена.
- Пойдем, уже можно.
Они разошлись. Татьяна шла по одной аллее, Елена по другой. Обе остановились у памятника Львову.
Елена посмотрела в сторону будки. И в ее окошке маячило лицо охранника. Татьяна прошла и встала так, чтобы Елена оказалась прикрытой от его глаз. Она подошла к могиле и, присев, высыпала пепел под памятник. Потом прошла к Татьяне, и они быстрыми шагами направились к калитке. Когда вышли, обе перевели дух.
- Ну, все. Дело сделано. Если бы не ты, я бы не справилась, - говорила Елена, схватив Татьяну за руку.
- Ничего, все нормально, успокойся.
- Все, все. Я спокойна.
- Теперь в метро и на работу.
- Да,  сегодня пятница,  как хорошо. Я как-то устала за эту неделю. Они доехали до метро на автобусе и расстались.
- Держи меня в курсе, - крикнула издали Татьяна.
- Постараюсь, - улыбнувшись, ответила Елена.
Вечером,  когда дома еще не было детей, Елена повернула заветное блюдце.
- Гей, Львов!
- Елена, я рад,  я счастлив. Сейчас здесь в Юдоли мы в безопасности. Спасибо тебе. Ты все сделала хорошо.  И я тебя видел. Видел! Ты была в светло-сером плащике и таких же светлых туфлях, на шее синий шарф. Ведь я не ошибся?
- Нет, не ошибся.
- А та, другая женщина, кто она?
- Это Татьяна. Без нее у меня ничего бы не получилось.
- Я ее благодарю. Короче, у тебя золотая, отличная подруга. А вы все ловко проделали. Ты верно сказала:  "Все остальное соответствует рукам".
- А ты боялся, что я страхолюдина?
- Ты красивая, а главное надежная. Ты мне жена?
- Не знаю.
- Как?! Ведь ты же сказала...
- Не пугайся, если ты хочешь,  то жена я тебе.
-  А раз жена, то расскажи мне, я велю...
-  Веление мужа - закон.
-  Я велю тебе рассказать о себе.
-  Ну,  ты же видел...
- Ведь не все, ты ушла очень быстро.
- Во мне метр шестьдесят пять сантиметров.
- Неплохо. Девочка мне подстать.
- Блондинка. Седина. Не крашусь. Подходит? Годится?
-  Очень годится.
- Нос прямой, глаза... глаза угадай какие.
- Мне думается, как бы нас не делили, глаза у нас должны быть одинакового цвета.
- Ты прав. Совершенно одинакового цвета. Итак, нос прямой, рот небольшой, губы... губы улыбаются.
- Господи, улыбаются. Гей, Елена, мне крупно повезло.
- Кожа... кожа пока еще атласная, но не долго ей такой быть.
- Елена, хочу на Землю.
- Веса во мне пятьдесят девять килограммов.
-  Я сержусь. Ты совершенно не даешь мне слова сказать.
- Давай, говори.
- Львов, ей-богу, просто урод. Но мужественный мужчина. Елена, позови меня.
- Гей, Львов, это я, Елена.
- Господи, я с ума схожу от твоего голоса. Дико хочу на Землю.
- Львов, а тебе вернут твой вид или ты будешь выглядеть по-другому?
- Вернут.
- А то я боялась, что не узнаю тебя.
- Фильм "Король-олень" помнишь?
- Угу.
- Она узнала и ты узнаешь. Вернусь на Землю, возьму женой Елену, и пусть мое счастье никогда не кончится.
- Гей, Львов! Гей, Юрий Львов! В чем дело, ты что там где-то затих?
- Я Елену слушал.
- Елена не соловей. Что тебе еще рассказать?
- Елена, а у нас дети будут?
- Мне сорок пять, какие дети?
- Елена, пусть будут. Очень хочу тоненького мальчика, и чтоб он рос в моих руках.
- Интересно, как ты появишься? Возможно, выйдешь из другого изменения и материализуешься...
- Ты верное слово нашла. Елена, голос у тебя волшебный. Я устал.
Был вечер пятницы. Когда-то, месяц назад, Львов впервые пришел в ее сон. Почему-то это возможно для него только в ночь с пятницы на субботу. Теперь пепел был и будто бы препятствия с его пути к ней в сон пепел устранял. Елене было немножко тревожно: что за сон организует непредсказуемый Львов? И вот вечером она снова повернула блюдце...
- Елена, Елена: я очень хочу к тебе! Когда я вернусь, где мы будем жить?
- У меня, видимо. Трехкомнатная квартира, ребята еще не взрослые. Тебе придется жить с моими ребятами.
- Я совсем офонарел. Елена, твой зов мне жизнь дал, могу ли я вступить в спор с тобой?
- Ну почему же? Мы обсуждаем вопрос.
- Девочка моя, просто дико, что я не знал тебя раньше.
- Ничего, пусть тебя сюда вернут и мы встретимся. Ведь Бог тебя мне отдал.
- Дорогая, бери меня всего с потрохами. Я так боюсь, что это не получится.
- Не смей бояться. Я же не боюсь. Я всех святых поставила на колени, чтоб просили за нас, чтоб отдали тебя.
- Елена, целую твои руки.
-Копи свои поцелуи для встречи. Львов, уже поздно, десять вечера, не пора ли расстаться?
- Я могу всю ночь говорить.
- Но ведь мы можем встретиться во сне?
- Конечно, тогда тебе нужно спать, а я буду делать дело.
- А я кофе выпила.
- Велю принять снотворное зелье. Елена, береги здоровье,  кофе пей только по утрам.
- Хе-хе.
- Елена, о чем твое хе-хе?
- Но я его уже выпила.
- Дурочка у меня жена.
- Что делать, такую тебе Бог дал.
- Львову она годится. А долго ты думала не спать?
- Не знаю...  Но сейчас выпью снотворное. К утру может, подействует.
- Ухожу, спи. Я вернусь. Жди меня во сне. Я буду обязательно. Спи.
Елена уложила спать детей, и сама устроилась с книжкой на своем узеньком диванчике. Читала до часа ночи, боялась, что сна от волнения не будет совсем. Но уснула.
Сновидение пришло, как и тогда, под утро. Это опять был театр. Видимо, Львов очень скучал без него. Она и Львов поднимались вверх по лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой. Он ей о чем-то говорил, придерживая под локоть. Они остановились. Елена стояла и смотрела на Львова, он был на ступеньку ниже. Что на нем было надето, ей не запомнилось, она смотрела на его лицо. Свое же платье помнила отлично. Оно было цвета серого жемчуга. Чудное шелковое платье было открыто, и она иногда трогала рукой жемчужное ожерелье; платье стекало вольными складками с ее бедер и успокаивалось где-то у кончиков пальцев ног. Из-под платья выглядывали носики серых атласных туфелек. На руках и пальцах никаких украшений не было.
Они стояли на лестнице и не сводили глаз друг с друга. Она видела его лицо, его улыбку, его глаза. А вот одежду не увидела.
Потом она помнила себя сидящей в первом раду партера в уютном красном бархатном кресле. Театр был не современным, кругом сверкала позолота. Дерево, бархат, ковровые дорожки. Тихо развернулся красный бархатный занавес. На сцене стоял Львов. Он шагнул вперед прямо к краю сцены, прожекторы дрогнули и выхватили из тьмы его лицо и руки и кроваво-красную гитару в этих руках.
Он пел и смотрел на нее. Это была странная песня. В ней, казалось, не было рифм, но был какой-то тревожный ритм, напряженный, волнующий.
Елена держала в руках две огромные желтые розы, полыхавшие желтым пламенем.
Она проснулась. Казалось, что-то разбудило ее, был какой-то внутренний толчок, и она выбиралась из сна, как из обморока, и никак не могла толком прийти в себя.
Села, потрясла головой, включила свет и вспомнила: песня. Лихорадочно схватила ручку, приготовленный лист бумаги и стала записывать то, что могла вспомнить:
Желтые розы, как символ
Разлуки и встречи
Розы, растущие
в пламени вечном
Вселенной
Желтые розы рассыпаны
Звездами встречи,
Желтые розы, как жаркие,
Страстные речи,
Желтые розы из мрака
Протянуты в руки
Той, с кем связала
Вселенная вечно.

Нет,  это было как-то по-другому,  лучше.  Гитара во сне была та, что висит у старшего сына в комнате. Прекрасная темно-красная шестиструнная гитара. Почему-то купили... наверное, из-за красоты, бывает. И никто на ней не играет. И почему-то сыновья не хотят с ней расстаться. Предлагали за нее большие деньги, а мальчики не соглашаются.
Она прикрыла дверь в свою комнату поплотнее, достала листик с буквами, блюдце.
- ПОВЕЗЛО МНЕ С ЖЕНОЙ ЮРИЯ ЛЬВОВА. ОН ОЧЕНЬ КОРРЕКТЕН.  ОН МЕНЯ, ЗЛОГО ДУХА, К ЕЛЕНЕ ПОСЛАЛ.
-  Я говорю не с Львовым?
- ДА.
- С кем же я говорю?
- Я ВЕЛОС. ЛЬВОВА ЕЛЕНЕ НЕ ОТДАДУТ, ОН ЖИВОЙ НЕ БУДЕТ.
- Где Львов?
- ЛЬВОВ ПСАМ ОТДАН. ДАВАЛА ПЕПЕЛ ЛЬВОВУ?
- Да.
- ОН МОЖЕТ РИТУАЛ ИСПОЛНИТЬ, ЮДОЛЬ ПОКИНУТЬ. ЮДОЛЬ БЕЖАТЬ НЕ ДАСТ.
- Ложь, все ложь! Львов здесь.
- Боже мой, Юрий, милый, что случилось?
- По дороге из сна этот бес схватил меня, а сам побежал к тебе.
- Ты его видела?
- Нет, но мне показалось, что сон прервался.
- Да, Елена, пришлось срочно уйти, меня позвали в Юдоль. По дороге все и произошло. Твой зов сейчас меня освободил. Но я хочу сказать тебе, что твои разговоры всполошили бесов, на твой дом их брошено много, надо их вернуть в Юдоль. Рувим ручается, что это можно сделать.
Возьми стакан и морскую соль. Положи щепотку соли в рот и рукой зови бесов в пустой стакан. Пройди по комнатам и зови, выходи из квартиры, стакан накрой листом бумаги. Стакан держи крепко, езжай в дикое место. Ставь стакан вверх дном на землю. Соль выплюнь рядом. Бесы попадут в Юдоль, а Рувим здесь с ними расправится.
Днем Елена бегала по аптекам и с трудом нашла в одной из них морскую соль.    
А вечером пришла Татьяна, рассказывала о своих житейских трудностях, чуть не плача. Успокоившись,  обе сели за стол у блюдца.
- Елена, я здесь.
- Я с солью сделала все так, как ты сказал. Стакан отвезла на Вернадского, там есть молодой парк и свалка на пустыре. Там и оставила.
- Ты все правильно сделала. Бесы в Юдоли и Рувим их судит. Но мне кажется, что у тебя дома что-то случилось, что?
- Таня у меня. Расстроена, жить трудно.
- Жить бывает тяжело, но смерть еще более жестока. Живые не могут понять этого. Здесь живет жестокая злоба, она всех под себя гнет. Поэтому я бесконечно признателен тебе за то суровое страдание, которое ты взяла на себя. Дружочек, тебя ожидают неимоверные заботы, а Львов помочь не сможет. Зачем я вовлек тебя в эту безжалостную жизнь? Елена, прости меня. Здесь такие законы, что Бог бессилен. У нашего Иисуса не так много власти, чтоб победить Косую.
- А что говорит Рувим?
- Рувим тоже сомневается. Я благодарю тебя за те муки, которые ты готова принять. Я без тебя не могу жить. Дорогая, Львов очень любит жизнь. И у меня есть надежда. Я верую только в Елену. Как я счастлив, что хоть немного мы были вместе в этом сне. Ты была так красива, с такой прической милой и в этом платье из крепа, оно такое простое было и такое элегантное. И я тебе пел. Ты слышала?
- Конечно, милый. Мне очень было грустно и тревожно. Песня была такая странная.
- Здесь все странное. Говорят, что существуют другие миры, но я не хочу их видеть, я хочу на Землю. Елена, добудь еще пепла коры березы и отнеси на могилу Маруси.
- Марии Ивановны? Жены Рувима?
- Да.
- Ее родные звали ее Мурочкой.
- Елена, как я тебя люблю.
- О Рувиме знаешь все?
- Он скуп на слова.
- Он был актером театра "Габима".
- Не может быть!
- Представь себе. Когда умерла Мария Ивановна,  я часть ее бумаг взяла себе, мне их отдали,  так как они никому были не нужны. Там было удостоверение, что он актер этого театра. А вообще-то он химик. Очень хороший химик.
- Елена, я устал.
- До свиданья, дорогой.
- Ты - моя вежливая женщина. До свиданья, Елена.
Следующий день Елены был заполнен совершенно. Приехали родственники, было шумно, весело. Елена сновала от стола к плите, от плиты к столу, кормила, мыла посуду, готовила еду опять, и опять кормила.
Вечером гости уехали, все угомонились, и поздно ночью Елена села вновь к своему драгоценному блюдцу.
- Гей, Львов!
- Елена, гей!  Очень скучал без твоих рук, которые каждый день теперь вижу на блюдце. Елена, ты бесценна. Мне очень повезло.
- Тебе повезло, что Мария Ивановна сказала тебе обо мне.
- Это не она сказала. Это сказал Рувим,  Маруси в Юдоли тогда еще не было.
- Откуда же он знал?
- Рувим знал о тебе давно, чуть ли не со дня твоего рождения. К тому же на Земле можно бывать, он бывает. Я думаю, что в том, что ты знакома с Марусей, есть и его доля. Ты ведь год жила у нее?
-  Да, всего год. И двадцать пять лет после мы были друзьями.
- Без Рувима я тебя не нашел бы. Даже думать об этом дико. Мне повезло. Сейчас я веду деятельную жизнь. Этих бесов в Юдоли развелось множество. Твоя ловушка сработала и швырнула их в Юдоль. Рувим с ними расправляется очень жестоко. Елена, ты веришь в успех?
- Да, очень верю.
В понедельник на работе Елена переоделась в белый халат и белую шапочку и заняла место за своим рабочим столом. Больных ни в коридоре, ни у кабинета не было, медсестра занималась своим делом, звенела инструментами, резала марлю на маски. Ведь Елена работала врачом-инфекционистом.
Где-то часов в десять в кабинет забежала медсестра Люда, худенькая женщина лет тридцати, она работала на том же этаже в ингалятории.
- Ой, Елена Павловна, я ведь сон о вас видела! - выпалила она с порога. - Такой прекрасный сон был, вы просто не поверите. Представьте себе: иду я по темной улице города, во сне, конечно, и вижу театр. У двери афиша "Только сегодня - Юрий Львов. Дверь открыта, А я, вы знаете, его поклонница. Вхожу в театр, билеты никто не спрашивает. Народу полно. Разделась в гардеробе и иду вверх по лестнице. А на лестнице стоите вы и Львов. На вас такое серое красивое платье длинное, умереть можно! Я мимо прошла, вы не заметили, разговаривали с Львовым. А потом я бродила по театру. Небольшой такой театр, уютный. Потом Львов пел. Я запомнила: "Желтые розы из мрака протянуты в руки любимой, с ней связана Вселенная" и что-то там еще. Вот такой сон был у меня.
Елена сидела и смотрела на Люду. У нее было состояние небольшого шока.
- Люда, а потом, после песни что было?
- Не знаю, я проснулась, что-то было, но не помню. Ну, вот, рассказала вам. Вы были там во сне такой красивой парой, просто загляденье. Львов хоть и не красавец, но в нем было что-то такое притягательное, недаром же он был кумиром большого количества людей.
- Да, он был... он необычный.
- Вот-вот. Ну, я ушла, больные ждут.
Елена достала из стола блюдце, положила на стол, прикрыв листком бумаги.
Зашла больная. Она долго рассказывала о своих болезнях, температуре; задавая вопросы, не выслушивала ответы, повторялась. Казалось, что она нарочно хотела вывести врача из терпения. Наконец,  причитая и охая,  она покинула кабинет. Медицинская сестра ушла получать лекарства в аптеку, и Елена осталась одна. Она подложила под блюдце листок с буквами и двинула блюдце.
- Елена, я понял, я у тебя в кабинете на приеме. Я тобой горжусь, ты терпеливая. Я ругал самыми дурными словами очень словоохотливую бабу. Она мне очень не понравилась.
- Но у меня такая работа:  терпеть всяких людей.
- Глупости. Зачем работать, работать и тратить нервы с такими дураками.
- Я лечу всех, хороших и плохих, даже уголовников.
- Тебя я очень уважаю. Ты золотая.
- Почему?
- Но ведь ты знаешь почему. Ты очень любишь людей.
- Я им сочувствую.
Больше времени для бесед не было. Блюдце спокойно лежало под бумажкой, а больные шли один за другим. Где-то к часу дня Елена приняла человек двадцать и устала.
Работа врача-это вечная борьба не только с болезнью, но и с больными,  которые выслушав все наставления и получив рецепты,  ведут себя как несмышленые дети:  они не пьют лекарств и следуют советам несведущих людей. Им надо объяснить, как действует лекарство и почему оно не одно, а их три и почему принимать две недели, а не три дня и когда будет заметно улучшение и так далее. Только после таких разговоров Елена могла быть уверена, что ее лекарства будут пить. Это было сегодня очень утомительно. После приема она перебирала бумаги,  писала какой-то отчет и ждала, когда ее медсестра уйдет домой, чтобы остаться одной и поговорить с Львовым.
- Гей, Юрий Львов!
- Я здесь.
- Молодец.
- Я все слышал. Твоя работа очень отличается от моей, но они обе требуют много сил. Это все слушала Юдоль. Это ни я один слышу.
- И наши разговоры.
- Да, и их. Елена, Елена, ты сегодня Львову ничего не рассказываешь. Я весь во внимании. Жизнь моя, Елена, что случилось?
- Грустно.
- Я очень хочу к тебе. Мне тоже грустно оттого, что ты пришла ко мне грустной.
- Я ведь все чувствую и так хочу тебе помочь. Елена молчала. Пауза затянулась.
- Елена, Львов уходит. Я тебе сегодня не буду морочить голову своими делами.
- Ты обиделся?
- Нет, я очень страдаю. Я очень тебя люблю. Елена, ты плачешь. Я полон твоей грустью, я целую твои руки, береги себя.
- Я этого не умею.
- Когда мы будем вместе, беречь тебя буду я.
- Люди часто живут параллельно, рядом всю жизнь. Так не надо.
- У тебя будет уютный муж.
- Ты сказал мне приятные слова. Знаешь, я выросла среди мальчишек, они были моими школьными друзьями, и до сих пор мы друзья. А подруг не было, были одноклассницы. Когда я уехала из дома, была уже взрослой девушкой. И приобрести друзей стало невозможно, появились подруги. Женщин хороших много. И люди вокруг меня хорошие. Плохие ко мне доступа не имеют, вокруг меня какое-то кольцо защиты, как в книгах научной фантастики. Меня трудно обидеть, я не слушаю, не слышу обид глупцов, их слова не имеют смысла и не задевают меня. Вокруг меня люди, как река вокруг скалы, текут. Одни исчезают, другие появляются. Для одних у меня двери открыты, других я впускаю, но когда уходят, закрываю дверь на замок. Плохо то, что я стала закрывать дверь за теми, которых считала близкими много лет, а теперь не хочу видеть. Юра...
- Я тебя очень внимательно слушаю. Я очень хорошо понимаю,  очень хорошо.
- Вот у тебя были жены. Как они жили рядом? Ты их знал хорошо или не вникал?
- Не надо, Елена. Не думай об этом. Они были другими. Не надо.
- Не надо... Ну, что ж, хорошо. Ты Маяковского любишь?
- Да.
- "Флейту-позвоночник" знаешь?
-  Да.
- Я очень это люблю. А Чехова любишь?
-  Уважаю за талант.
- Гм. Я тоже. И только. Ну, пока! Я ухожу домой.
- Погоди,  ведь где-то в феврале я буду на Земле.  И ты больше никогда не будешь плакать.
- Я плачу от бессилия. Послушай, Львов,  тебе надо куда-то бежать, я чувствую.
- Да, к Рувиму. У нас есть дело.
-  Передай ему привет и поцелуй за меня Марусю.
- Не могу,  я без губ.
- Тогда скажи, что я ее целую.
Поздно вечером,  как всегда, когда в доме все затихло, Елена достала блюдце.
- Гей, Львов!
- Здесь я,  здесь. Я давно дежурю, жду твоего зова. Прошло так много часов, а ты молчишь. Я уже думал, что уже никогда не дождусь, просто стало жутко.
-  Тебе что видно здесь?
- Лист, буквы, блюдце,  твои руки.
- Значит,  если я положу что-то на блюдце,  ты увидишь? Как тогда   дом,  в котором мы жили в разных подъездах?
-  Видимо,  так.  А что? Ты что-то придумала?
- Ты читать хочешь?
- Очень хочу. Я понял. Ты что-то хочешь дать?
-  А что бы ты хотел увидеть?
- Стихи. Какие-нибудь сильные мужские стихи.
- Ну это будет. Завтра я тебе дам стихи Белаша.
- Никогда не слышал.
- И прекрасно. Услышишь, вернее, увидишь.
- Мы будем смотреть с Рувимом.
- Хоть со всей Юдолью.
- Елена, ты просто находка.
- Я все думаю, как жаль, что мы с тобой не были знакомы давно, -грустно сказала Елена.
- Да, мне тоже жаль.
- Уже поздно.
- Длю беседу.
- И почему это люди живут и не знают, что можно говорить с родными и друзьями и не мучиться утратой?
- Это не для всех. Многие здесь вообще спят, другие слоняются, как тени, живых мало.
- А как ты относишься к дамским стихам.
- Женские не старался знать.
- Ага, значит, здесь пробел. Восполним. А Гумилева, Бальмонта, Волошина, Северянина будем читать?
- Ты бесценна. Я повторяюсь, но это так.
- А сколько ты видишь?
- От круга еще сантиметров десять.
- О! Это много!
- Остаток жизни в Юдоли будет самым счастливым в жизни.
- Листик этот с буквами стал такой замусоленный, в пятнах.
- Елена, не меняй его, я к нему привык.
- Да! Почему же люди не поддерживают связь с умершими?
- Елена, я тебе объясняю, нужен прямой путь. Без этого связи не будет. И я бы без Рувима связь не наладил.
- Почему же он именно тебе сделал путь?
- Я безумно страдал, он мне посочувствовал.
- Расстаемся.
-  Не хочу.
-  До завтра.
Осень все еще была золотой. Ноги утопали в опавшей листве, золотисто-бурой. Листья медленно кружились, падали. Один, резной, опустился прямо у ног Елены. Она подняла его. Лист был такой изящный, такой желтый, разглаженный, хоть письмо на нем пиши. Письмо... Она никогда не писала Львову. Пусть это будет письмо ему. Она достала ручку, поставила с краешка индекс - все нули. Написала: Юдоль, Львову. Прочеркнула, снизу подписала: Елена. На обратной стороне, как на открытке: Жду.
Ее била дрожь. Она оглядывалась в поисках почтового ящика. Быстро пошла по улице, поглядывая на фасады домов.
Вот и ящик. Она опустила в него свое письмо. Облегченно вздохнула и засмеялась. "Глупа ты, мать, совсем очумела. Психбольница по тебе плачет. То, что происходит со мной - прямая туда дорога. О, Боже, мой!" А если кто заподозрит ее в том, что она больна? Ведь ее поведение совершенно не вписывается в рамки поведения нормального человека. "Ну и черт с ним, пусть в конце будет больница. Это страшно, это кошмарно, но это меня не остановит. Елена, забудь об этом страхе, - приказала она себе,- это потеря сил и веры в правоту дела, нельзя думать об этом. Все. Никому, никогда, ни о чем. Могила".
Могила. Надо навестить Марию Ивановну, сходить к ней, посидеть рядом, подумать. Она сделает это в ближайшие дни. А пока домой. Домой к блюдцу, домой к Львову. Она встряхнула своей русой головой, и волосы рассыпались по плечам. Она побежала. Волосы летели и метались, как желтое пламя.
Дома перевела дух. Стоя у блюдца, отдышалась, села и тронула его рукой. Блюдце поплыло сразу же, приостанавливаясь у букв.
- Елена, Львов здесь.
- Великолепно.
- Ты где была?
- Работала. А ты, что делал ты?
-  Я ждал. И думал. Думал, что если бы Рувим Елену не нашел, я бы погиб.
- Когда я прочла слово "Гибну", я просто в панику впала.
- Елена, эти желтые псы бесов злые дико.
- Надо что-то делать?
- Надо, я все обдумал, но без тебя не получится.
- Ты мне даешь новое задание?
- Прошу о деле. Мне нужен нож. Ты можешь найти большой охотничий нож?
- Нож? О, Львов, я просто знала, что ты потребуешь что-то в этом роде!  Нож я найду.
- Значит, нож будет?
- Будет тебе нож, Львов.
- Елена, гей!
- Гей-гей. Интересно, что подумают на кладбище, когда я приду и начну закапывать в твою могилу огромный нож. Сразу ли меня отвезут в дурдом или я сумею убежать?
- Елена, я просто упал. А ведь это серьезно.
- Но выход есть, не бойся. Я знаю, как взять вещь из могилы и знаю могилу Марии, жены Рувима. Нож положи туда.
- Рувим знает о твоем решении?
- Нет. Это мое дело. Скоро суббота и я хочу прийти в твой сон. Я не хочу обременять Рувима своими заботами. С суками на мосту я разберусь сам. Суббота - это моя ночь, и я, во что бы то ни стало, буду около тебя.
-  Как удивительно, что ты давно знал обо мне.
- Я знал о тебе около двух лет.
- Наблюдал за мной...
- Я этого не делал. Рувим сказал о тебе и велел ждать.
- Ты терпеливый. Это Рувим тебя мне подарил.
- Без Рувима мы бы не встретились. Елена, тобой, ей-богу, Рувим восхищается. Где же зуб. Он мне нужен.
- Зуб? Ах, да, нож! Ты хочешь, чтоб я отправилась на кладбище немедленно?
- Елена, поезжай.
- Это так далеко... Почти два часа в один конец. Ты уж скажи сразу, что тебе еще надо? Веревку, цепи, двустволку, лестницу? Я разрою могилу и все туда спрячу.
- Не издевайся. Пока мне нужен зуб и неплохо бы пепла березы.
- Пепла березы? Что же ты просил горсточку? Сказал бы, что тебе нужно целое ведро.
- Елена, без ножа мне не прорваться. Сук надо наказывать.
- Но это ведь их работа. Зачем их наказывать?  Это не рационально, вопрос не разрешится. Их надо убивать.
- Ты четко мыслишь, я восхищен. Бери нож и езжай к Марусе.
- Я все сделаю. Львов мне нужен.
- Елена Львову нужна больше.
- Подожди секунду. Этот нож есть в доме. Я тебе покажу его. Секунду.
Елена бросилась к ящикам секретера и из его недр вытащила нож.
- Львов, вот нож.
- Ого! Это то, что нужно. С ним можно идти на медведя.
- Я ухожу, Юрий, я ушла.
- Да, Елена, дорогая, я жду.
Елена сунула охотничий нож в свою сумку на дно, взяла небольшую лопатку с короткой ручкой, положила туда же и подумала: "Чего только не носила в себе эта сумка, сегодня она, наверное, очень удивлена".
Трамвай шел по тенистой улице, над которой склонялись багряные клены, вся дорога была усыпана желтыми, зелеными, красными листьями, листья кружились в воздухе и залетали в окна трамвая. Кладбище пахло сыростью, опавшей листвой. Сквозь крону деревьев проглядывало пронзительно-синее небо.
Считая ряды, Елена добралась до начального пункта поиска могилы. Это был памятник какой-то Разуевой, на расколотом медальоне, укрепленном на гранитном столбике, темнело милое лицо, через него змеилась трещина.
Елена вздохнула и, отсчитав вторую могилу от этой, пошла мимо лепившихся друг к другу оград. Вот и ограда из цепей. Ага, вот ухоженная могила какого-то Жмурова, а рядом ее, Марии Ивановны. За ней чернели три старообрядческих креста с крышами в виде домика. Елена вошла в покосившуюся оградку, присела, погладила могилу, произнесла: "Простите меня, Мария Ивановна" и стала рыть в холмике глубокую ямку.  Вырыв ее в полметра глубиной, она положила туда нож в ножнах, зарыла ямку, выровняла холмик, присыпала его листьями, чтоб была незаметной ее работа, еще раз вздохнула и ушла. Дома никого не было. Она вынула заветный листок, повернула блюдце.
- Львов, я пришла.
-Елена, Львов благодарен тебе. Я знаю, как взять нож из могилы и я это сделаю вскоре.
Мне показывал могилу Рувим и я брал из своей пепел, я сделаю и это, я возьму нож. Но должен найти ему укрытие. Здесь нельзя ходить с ножом, это невозможно. И в то же время я должен его взять. Я уйду из Юдоли к Земле, я хочу на Землю, пусть мне быть на ней призраком, но я уйду. Эта жизнь не по мне. Поверь, если бы я знал, что здесь так плохо, я бы продержался в нормальной жизни долго, я бы не умер так рано. Елена, живи долго.
- Львов, я хотела тебе прочесть стихи Юрия Белаша, может быть они тебе помогут.
- Елена, я готов. Читай.
- Сидел он бледный в водосточной яме.
За воротник катился крупный пот.
И грязными дрожащими руками
Он зажимал простреленный живот.

Мы кое-как его перевязали...
Но вот, когда собрались уносить,
Он, поглядев запавшими глазами,
Вдруг попросил, чтоб дали покурить.

Под пеплом тлел огонь нежаркий,
Дым отливал свинцовой синевой,
Курил солдат последнюю цигарку,
И пальцы не дрожали у него.

- Елена, Белаш отличный поэт.
- Плыла тишина по стерне
Над полем, разрывами взрытом,
И медленно падавший снег
Ложился на лица убитых.

Они еще были теплы.
И снег на щеках у них таял,
И словно бы слезы текли,
Полоски следов оставляя.

Текли, как у малых ребят,
Прозрачные, капля за каплей...
Не плакал при жизни солдат,
А вот после смерти - заплакал.

И еще, обязательно еще одно. Называется "Пехота".
Пехоту обучали воевать.
Пехоту обучали убивать.

Огнем. Из трехлинейки. На бегу.
Все пять патронов - по знакомой цели:
По лютому, заклятому врагу
В серо-зеленой, под ремень, шинели.

Гранатою. Немножко задержав
К броску уже готовую гранату,
Чтоб близко у ноги врага упав,
Сработал медно-желтый детонатор.

Штыком. Одним движением руки.
Не глубоко: на полштыка не дале,
А то бывали случаи - штыки
В костях, как в древесине, застревали.

Прикладом. Размахнувшись от плеча.
Затыльником - в лицо или ключицу.
И бей наверняка, не горячась:
Промажешь - за тебя не поручиться.
Саперною лопаткою. Под каску.
Не в каску, а пониже, по виску,
Чтоб кожаная лопнула завязка
И каска покатилась по песку.

Армейскими ботинками. В колено.
А скрючится от боли - по лицу –
В крови чтобы, горячей и соленой,
Навеки захлебнуться подлецу.

И, наконец - лишь голыми руками.
Подсечкою на землю положи
И, скрежеща от ярости зубами,
Вот этими руками - задуши!

С врагом необходимо воевать.
Врага необходимо убивать.

- Елена, я потрясен. Он - великий поэт. Больше не читай. Других пока не надо. Я хочу выучить это последнее. Положи на блюдце, буду читать. Дай десять минут, я ведь актер, у меня профессиональная память. Давай.
Елена развернула книгу и положила на блюдце, а сама ушла на кухню и стала делать свои нехитрые домашние дела.
Когда она вернулась к блюдцу, первым вопросом, который ей задал Львов был:
- Кто Белаш, Елена?
-  Мой сосед, поэт,  критик.
-  Елена,  тебя Белаш любит?
-  Он себя любит.
- Значит, он к Елене пустой?
- Что ты имеешь в виду?
- Не любит?
- Я не в его вкусе.
-  Елена в моем вкусе. Значит, я могу не беспокоиться?
- Ни в коем случае. Мы с ним добрые знакомые. Я иногда что-нибудь сочиняю, ему нравится, что мне удаются диалоги, а над моими стихами он только издевается.
- Елена, Елена... ты пишешь стихи? Стихи есть?
- Да.
- Елена, прочти.
- Что ты! После стихов Белаша чисто женский стих?
- Ты мне прочтешь?
- Побоюсь.
- Я буду снисходительным.
-  Это вот мне и не нужно. Стихи для домашнего пользования.
- Прочтешь?
- Подумаю. Слушай еще Белаша.
- Что такое поэт?
Одиночный боец,
Наступающий вместе с поднявшейся ротой...
Он такой же, как все, и божественный нимб
Не сияет вокруг поцарапанной каски,
И в шинельке затасканной, сбитых ботинках,
Он совсем не похож на жрецов Аполлона.
Он такой же, как все. Накануне атаки
Его тянет к земле притяженье земное.
Но рывком оторвется - с застывшей думою
И вперед побежит - может, смерти навстречу.
Он такой же, как все. Обливается страхом,
Если рядом пройдет пулеметная очередь,
Потому что отлитому в пули металлу
Безразлично, кто пишет стихи, а кто нет.
Он такой же, как все. Загораясь азартом,
Забывает о страхе, если бой удался;
Ну, а если сорвалось - залезет в воронку
И костит почем зря жизнь, войну и судьбину.

Он такой же, как все... Но когда он с войны
возвратится домой - постаревший, контуженый,
вдруг окажется то, что пришлось пережить,
несравнимым ни с чем поэтическим благом.

И тогда он - другой. Одиночный боец,
Он сидит за столом, над бумагой склонившись,
И встают в наступленье стрелковые роты,
И встает вместе с ними
Одиночный боец.

- Елена, Юрий Белаш везде прав.
Он много помнит и умеет сказать.
Елена, Львов тоже много помнит.
Елена, ждешь меня?
- Очень.
- А это... воскресение из мертвых все еще когда-то предстоит.
- Юрий, будем жить перебежками. Наметить ближайшую цель,  точку, и двигаться к ней. Сделать, наметить следующую точку. Не распыляться, не отвлекаться.
- Мне повезло с тобой.
- Когда ты сказал о ноже, я ничуть не удивилась. Я знала, что когда-нибудь ты что-то потребуешь в этом духе. А пока о Белаше. У него есть стихи, которые мы с ним обсуждали по строчкам, есть посвященные мне,  есть написанные под впечатлением наших разговоров.
- Он, видимо, очень Елену уважает.
- Меня есть за что уважать. Ну, что, будем читать еще?
-  Елена, душа моя, я живу. Жизнь моя - это ты.
- Я человек деятельный,  всегда должна что-то делать. Не помогая тебе, ждать - не могу.
- Дай мне дело. Иначе вызову к блюдцу Бога.
- Он не придет. Елена, Бог есть.
- Если он есть и не придет, пусть слушает.
- Бог тебя слышит.
- Я ему текст выдала,  там прошу о друге моем Юрии. И еще могу ему сказать это.  Или что-то изменить?
- Нет,  пусть все останется,  как есть. Делай это постоянно.
- Поняла.
- Я текст знаю. Мне Рувим пересказал.
- Кто же там Рувим?
- Я не...
- Не, так не.
- Ты обиделась?
- Ну что ты! Я сама умею хранить чужие тайны. Я жду тебя на Землю.
Ты устал?
- Да.
- Тогда до завтра.
- До завтра.
На завтра разговор продолжился.
- Гей, Львов!
- Где ты была, Елена? Елена,  я ждал, Елена, жизнь моя, будь со мной подольше.
- Сегодня у меня для тебя есть три часа.
- Елена, Белаш верующий?
- Нет.
- Он будет сомневаться, что мы с тобой разговариваем.
- А зачем ему знать?
- Он мне очень понравился.
- Белаш решит, что я здорово рехнулась.
- Факт. Он меня не примет. Елена он к тебе пустой?
- Мы с ним добрые знакомые, друзья.
 - Львов в дружбу не верит.
- Он тоже.
- Елена, сколько ему лет?
- Около семидесяти.
- Он старик. Он тебе поверит?
-  Он знает, что я не вру.
- Белаш сумеет меня понять? Он мне нужен.
- Когда?
- Завтра я хочу ему сказать безумно много.
- Через меня?
- Елена, да. Елена, сделай, он мне нужен.
- Ну, что ж, если он меня сегодня прогонит, то завтра придет сам.
- Елена, я струсил. Елена, бесценная Елена, Львов в тебя верит.
- Доверяй, не бойся.
- Леночка, без тебя Львов погиб бы. Белаш мне нужен для работы.
- Я понимаю.
- Бесценная ты.
-  Что ж, наконец-то берем Белаша и работаем.
-  Елена, Львов талантлив.
-  Я знаю.
- Белаш живет в твоем доме?
- Да.
- Он может просто к Елене приходить?
- Он так и делает.
- Елена уговорит Белаша, я верю.
- Во всю эту историю поверить трудно.
- Я понимаю.
- Не сомневайся,  получишь то, что хочешь.
- Юрий Львов просит тебя быть вежливой.
-  Прости, дорогой.
- Юрий стал очень раним,  ему нужна вежливость.
- Юра, дорогой, прости.
-  Хорошо, Елена, прощаю.
- Гей, Львов!
-  Елена, люблю тебя. Бесконечно благодарю. Руки твои целую.
- Львов, я хотела тебе показать кое-что. У меня хранится удостоверение Рувима о его работе Б Габиме. Вот оно.
- Странно это знать. Из-за той жизни, что он ведет здесь.
-  Вот его фотография.
-  Елена, бесподобно. Я потрясен.
- Я тебе немного о нем расскажу. Когда ему было лет пятнадцать, он стал куролесить. И его мать отправила в Египет к дяде. Дядя - человек правильный. Он его заставил работать грузчиком в порту. Он работал три года. Выучил арабский, еврейский, греческий.
- Ты действительно бесценна. Львов с тобой просто новый человек. Мне надо совершенствоваться.
- Всем надо работать над собой. Когда Рувим работал химиком,  он изобрел состав особой краски, которая не горит и предохраняет от сгорания предметы. В Кремле он показывал опыт. Мария Ивановна тоже там была. Сделали фанерный домик, покрыли краской,  полили бензином. Бензин сгорел, а домик остался.
А через несколько дней его арестовали, а еще через полгода расстреляли.
- Какие сволочи. Я читала книгу о Николае Вавилове,  это очень страшно. Он в тюрьме умер от голода.
- Я прочту? Мне надо. Я ее отсняла на пленку, пленка проявлена.
- Когда я вернусь, все отпечатаю. Я умею. Смерть меня рано взяла.
- А зачем ее надо было дразнить?
-  Львов понял. Я иногда пугаюсь твоих реплик.
- Если бы твоя жизнь продолжалась, мы бы не встретились.
- Бедный Львов. Елена, расскажи о муже, почему ты решила с ним расстаться?
- Во-первых потому, что любила другого. Во-вторых оказалось, что мы разные люди. До супружества он мне казался умным, приветливым, мягким, неустроенным. Мне хотелось быть рядом, уберечь от мелочей, дать возможность его уму трудиться и, что называется,  созидать. Хотелось и помогать ему и не терять себя,  своей индивидуальности. Оказалось, что он не так уж умен, но пронырлив, умеет приспособиться,  выбиться, а для этого я была не нужна. Нужда во мне была чтобы заполнить пустое место, избавиться от необходимости думать о быте, чтобы иметь детей и не тратить на них своего личного времени. Со временем ко мне пришла неудовлетворенность жизнью, которую я вела. Со временем я увидела, что мой муж - игрок, играет с поддержкой, беспроигрышно,  вежлив, корректен; люди,  с которыми он сталкивается,  от него без ума. К тому же он стал занимать такое положение, что стал нужным многим. Стал тоже выбирать нужных ему люде», придерживать их около, чтобы опереться при нужде, чтоб приподняться повыше. Самая большая его ошибка была в том, что из игры я была исключена абсолютно. К тому же в его жизни была ложь, что принять я не могла. Это не женщины, это другое, это о той же "игре". Я решила устраниться, не желала знать об этом и не хотела, чтоб ребята видели и думали, что это нормально.
- Ты, я думаю, была права. Елена, делай так, как делаешь,  я тебя безумно уважаю. А я, ей-Богу, жил как дурак.
- Но тебе ведь нравилась твоя жизнь и твое поведение. Ты считал, что прав. И вот ты вернешься. И будто бы я буду возле тебя, хочешь ты или нет, это как-то изменит твою жизнь. Понравится ли она тебе? Что-то мне кажется, что вряд ли.
-  Елена, я другой. Я пить не буду, верь, Елена. У нас будут дети? Почему ты молчишь, всегда уходишь от ответа?
- Юра, родить не сложно. Но мы будем просто старыми родителями, дети могут родиться неполноценными. Гены изнашиваются.
- Елена, я больше никогда не буду пить.
- Я тебе сейчас покажу фотокарточку. Вот, - Елена положила ее на блюдце,- это сын Рувима.
- Не нравится?
-Нет.
- Он вообще-то человек не плохой. Но он родился,  когда отец уже был расстрелян, мать скиталась по Союзу, жилось трудно. Он,  кажется, ненавидит Рувима,  видит в нем причину своих неудач.
- Он слаб.
- Еще что-нибудь тебе показать?
- Елену. Она прячет от меня свое лицо.
-  Пожалуйста,  здесь мне двадцать пять.
- Ты красива,  очень Елена красива.
- Львов - льстец.
- Да нет, я восхищен. Мы бесподобно с тобой общаемся. А теперь покажи мне, какая ты сейчас.
Елена извлекла из альбома фотографию последних лет и пристроила ее на блюдце. Фотография была цветной. На ней она улыбалась смущенно, полуобернувшись к фотографу.
-  Ну, ты и сейчас хороша, моя милая. Бог умный мужик, он дал тебя мне. Пусть все-таки у нас будут дети. Львов будет жить тобой столько лет,  сколько ты,  и умрет с тобой.
- Тогда нам не будет страшно.
- Львов тобой гордится.
- Слушай-ка, давай я прочту тебе свои стихи?
-  Елена, жду с нетерпением.
- Я стала птицей иволгой
На голубой сосне.
Пою со страстной силою
Я песни о весне.
Пою о солнце ласковом
И о земле в цветах...
Сама  стала сказкою
В твоих летая снах.

- Ты везучий человек. У тебя все, за что ты не возьмешься, получается.
- Меня Бог любит. Вот еще, послушай.
Есть на свете сказка - наша нежность.
Есть на свете чудо - наша нежность.
Есть на свете радость - наша нежность.
И поет и плачет наша нежность.
О тебе далеком - мои грезы,
О тебе любимом - мои слезы.
И к тебе, уставшему - мои руки,
И к тебе уснувшему - мои муки.
И в твоих объятьях - нежность, нежность,
Но поет и плачет наша нежность.
 И грустит, с тоскою напевая,
На своих волнах любовь качая...
И кричит и стонет наша нежность,
И поет и плачет наша нежность,
Птицею взлетает наша нежность,
И от ран страдает наша нежность,
И тоской взметнется наша нежность.
Горький лед расплавит наша нежность,
Тихо, тихо плачет наша нежность,
И над ней смеется безнадежность.

- Елена, кто он? Я ревную.
- Это моя любовь, Львов. Когда он появился, я была счастлива, эта любовь дала мне силы для развода, мне нужна была опора, развод предстоял трудный. Он мне руку протянул, я оперлась, а он руку убрал. Потом одна кувыркалась. Но без этой руки мне не решиться бы никогда на такой ответственный шаг.
- Но он просто трус!
- К  сожалению, это так.
- Елена, читай еще.
- "Молитва рыцаря".
Я обращу лицо на восток
И меч свой воткну в песок.
И помолюсь кресту на мече,
Чтоб Бог мне в бою помог.
А где-то покой и тихий огонь.
Мой Бог, возьми заботу о них.
А я в броне.
Со мной мой конь
И пара верных борзых.
Ты - дома зажги перед Богом свечу,
Брось ладан в святой огонь,
А я в пустыне молюсь мечу
И рядом борзые и конь.
Рука тяжела в рукавице стальной
И лик опалил пустыни зной.
Но рыцарь и пара борзых и конь
Выдержат этот бой.

- Елена, мне Белаш не нужен. Мы с ним потом поговорим. Я хотел его помощи в моих стихах. Ты поможешь сама, у тебя получится. Я сейчас буду просить о деле.
- Говори.
- Рувим не придет. Он злой от усталости. Он просил выучить стихи Белаша и прочитать. Помоги мне. Буду учить много. Когда начнем работать?
- Сегодня после девяти вечера.
- Елена, Рувим рухнул.
-  Почему?
- Злой, неприступный Рувим рухнул. Он людям не верил. Он тобой восхищен. Он не ждал, он гордится своей находкой.
- Когда я его вызвала, он мне прочел отповедь очень строго.
- Он мне не говорил. Елена, дай мне это.
- Даю. "Глупо звать, узник нуждается в покое". "Юрию твой зов нужен, чтобы бороться с этой бедой. Он любовью мучений избежит. Зови его, Тебе можно Бога просить, Львов Юдоль беды покинет. Беседуй с ним, говори о частых встречах, он это ждет. Шутить - бедой не шутят. Как рисковать вы, живущие, можете? Он гибели избежит. Жалость бессмысленна, будь терпеливой, дай ему любовь, он вернется, а Рувим земной жизнью жить не хочет".
- Все, Елена, я буду жить. Это точно. Раз Рувим тебе сказал, сомнений нет.
Утро следующего дня было чудесным, ведь впереди снова предстояло общение с неведомым миром, с уже знакомым, ставшим любимым, человеком... Человеком... Тенью?  Душой? Общение с кем-то, кто казался живее любого, стоящего рядом с ней в троллейбусе, человеком из плоти и крови. Жизнь вне этого общения казалась нереальной, половинчатой, странной. Шумели машины, переговаривались люди, смеялись мальчишки. Елена шла и улыбалась. Ее мир был перевернут, сказочен, нереален, чудесен.
Елена вошла в свой кабинет. Медицинской сестры сегодня не было на работе, поэтому можно было спокойно начать разговор с Львовым и устроить блюдце так, чтоб оно некому не бросалось в глаза и было под рукой в случае, если представится возможность его повернуть. Больных в коридоре не было, тихое утро настраивало на лирику, и она повернула блюдце.
- Гей, Львов! Я - Елена. Ты у меня в кабинете и я имею возможность с тобой поболтать. Что будем делать?
- Елена, почитай мне что-нибудь.
- Тогда Дмитрий Цензор. Песня Икара.

Греза моя одиноко больная –
Бедная чайка с разбитым крылом!
Я насладиться хочу, умирая,
Радужной сказкой о счастье земном...
О, долети до весеннего края,
Грустная чайка с разбитым крылом!
Все лепестки моей жизни упали
И унесло их туманной волной.
Здесь бледноликие тени печали
Бродят и плачут в тиши надо мной.
Вам я поверил, небесные дали,
Вам, потонувшим в мечте голубой.
Смутно таит еще взор мой усталый
Жажду порыва к священным огням;
Смутно я слышу напев небывалый,
Душу влекущий в неведомый храм...
Но я разбился о темные скалы,
Гордо изведав полет к небесам.
Мрачно склоняется ночь роковая.
Сердце немеет, объятое сном,
Призрак надежды уходит, рыдая,
Скорбно поникнув безгрешным челом...
О, долети до весеннего края,
Бедная чайка с разбитым крылом!

- О, извини, ко мне стучат. И она сказала громко: Входите, пожалуйста...
Вошел больной, с которым Елена довольно часто встречалась в своем кабинете, перенесший непростое инфекционное заболевание, требовавшее теперь постоянного наблюдения. Это был актер, клоун Виктор Козлов. Она его осмотрела, записала наблюдения, они немного поговорили на общие темы, и больной ушел. Блюдце лежало под белым листиком и было невидимым, но Львов все должен был слышать. Елена повернула блюдце...
- Елена! Кто приходил, кто сейчас был? - тревожно спросило блюдце.
- Козлов Виктор, актер.
- Елена!
- Он мой друг, верни его, Елена, дай мне скорее его сюда, Елена!
- Юрий, сейчас не верну. Что я ему скажу?
- Он поверит. Он поверит, Елена, он хороший человек.
- А Надеина знаешь?
- Да.
- Он будет у меня завтра.
- Елена, жизнь моя, они мне нужны.
- Ну что же, что им скажу завтра, чтоб они поверили?
- Я знаю его жену Наташу,  я опишу несколько эпизодов,  я напомню ему, что он говорил когда-то о тебе,  ведь вы знакомы давно?
- Лет семь. Но он мог забыть о том, что говорил обо мне, нужны другие факты.
- Боже мой,  ведь благодаря ему мы могли бы встретиться без моста!
- Давай устроим такую встречу у меня дома.
-А он придет к тебе?
- Еще бы! Для такого-то дела!
- Елена, они мне помогут потом, когда я вернусь. Это станет возможным. Елена, жизнь моя, я спасен. Как здорово, что Рувим мне тебя дал. Он очень тебя хвалил. Сказал, что даст умную, веселую и талантливую. А сам он тебя боится.
- Ну? Почему?
- Не могу сказать, я так много сказал. Устрой мне встречу с Виктором.
- Как ты его узнал?
- По голосу. Только он простужен, да?
- Он сорвал связки на гастролях.
- А где он был?
- В Севастополе, Ростове и Краснодаре.
-  С ума сойти! Это все знакомые мне места! Какое счастье! Я не могу  поверить!
- Любовь моя, жизнь моя, я буду с тобой до могилы!
- А после могилы?
-  Мы теперь будем вместе всегда, мы нашлись и будем.
-  Я прочту тебе Ахматову.
- Белаша давай. Мне надо много выучить для Рувима, для Юдоли. Открой текст, положи на блюдце, будем работать.
- Тогда вот тебе стих,   ко мне стучат, я тоже буду работать.
Рабочий день был напряженным, приходилось много думать, одних посылать на обследование, других на консультации в институты, на кафедры. Вечером, когда она была одна, снова повернула блюдце.
- Елена, будем работать. Белаш меня захватил, им здесь все живут.
- Как ты мыслишь?
- Читаем вместе и отмечаем те стихи, которые тебе понравятся, которые будут нужны. Это?
- Да.
- Да.
- Да.
- Да. Елена, жизнь моя, ты сама знаешь, что мне нужно, бесценный ты человек.
- Меня к телефону... Извини. Звонила приятельница. Ее муж сейчас работает в Гарвардском университете.
- Где? Где?
- В Америке.
- Как он там очутился? Эмигрировал?
- Его подвели приятели. Один попросил его составить ему компанию, он шел опустить письмо в ящик приемной ЦК, а там в это время отказники пытались что-то демонстрировать. Всех погрузили в машины, его тоже, отвезли в КГБ. Потом вызвали на работе к начальству, а он работал в редакции журнала, и сказали, что так как он попал в такую ситуацию, работать в редакции он не будет. А через время велели выехать из Союза.  Через три месяца он был уже за границей.
- Елена, он работал в "Крокодиле"?
- Да.
- Его звали Эмилем?
- Да.
- Я его знал. Елена, наши пути могли пересечься. Где я был, Елена?
- Давай-ка, Львов, работать дальше. К тому же ребенок мой пришел.
- А где он был?
- На самбо. Он занимается самбо.
- Елена, ты хорошая мать. Елена, а где мой маленький Глеб? Ему шестнадцать лет, он мой маленький. Где он бегает, Елена? Придумай, дай мне его, мои дети ко мне на могилу не приходят, я так скучаю. Что делать, Елена?
-  Я попрошу Козлова, чтобы он привез твоих мальчиков на могилу.
- Сделай это, я буду благодарен.
- А как зовут твоих детей, Львов?
- Егор и Глеб.
- Что удивительно, - моих тоже зовут Егор и Глеб.
- Елена, Елена, это сейчас не удивительно,  это судьба, это сделано кем-то свыше, чтобы мы почувствовали свою общность. Когда мы будем жить вместе, мы соединим мою и твою квартиры, и у нас будет большой просторный дом.
- Значит, у меня будет свекровь?
- Я об этом не подумал. Хотя она ко мне и без нужды, она, в общем, неплохая женщина, ты с ней поладишь.
- Я привыкла жить самостоятельно. Приехала в Москву в восемнадцать лет, и в ней не было ни одной знакомой души. Мне было так темно, так неуютно в Москве пока не познакомилась с Марией Ивановной, а потом все как-то образовалось. И сейчас я Москву люблю, очень люблю. А помнишь, в том доме на Димитрова, в том, что я показывала тебе на картинке, на первом этаже слева от второго подъезда у кого-то на окне рос большой цветок с огромным количеством белых мелких цветов?
- Это кошмар какой-то. Я помню этот цветок. Мы ведь могли встретиться во дворе, может быть мы даже здоровались при встрече?
- Львов, а ты бывал на улице Парфенова?
- Конечно, там в одном из домов жила моя теща.
- На третьем этаже последнего подъезда?
- Да.
- Именно в этом доме на третьем этаже в том же подъезде живет одна из моих подруг.
- Елена, это какая-то игра. Кто-то нас сводил, а кто-то прикрывал глаза.
- Юра,  а ты бывал в Тбилиси в какой-нибудь семье? Кто-то там врач. Он,  кажется.
- Еще подробнее.
- Вы могли с ним встретиться позже в Москве.
- Да, Елена,  ты откуда знаешь?
- Это родственники Татьяны.
- Караул. Нет,  это точно, что нам давали шанс на встречу. Елена, бесценная, пепел березы есть?
- Кора есть. Ее надо сжечь.
- Отнеси пепел на могилу.
- Я понимаю так, что можно на любую могилу?
- Да. Но только надо знать на какую. Рувим найдет.
- Я отвезу к Марии Ивановне.
-  Отлично. Елена,  вернемся к прошедшему. Ты строгая с больными.
- Это обязательно. Иначе больной мне не поверит и будет плохо лечиться.
- Расскажи мне что-нибудь.
- Ты завтра опять будешь у меня в поликлинике на приеме. Больные любят поговорить,  ведь в церковь ходят немногие,  так они исповедуются врачу. Знаешь,  если мне признается кто-то в преступлении,  то по врачебной этике я не могу об этом рассказать. Пересказ разговора личного кому-то не имеет права быть. Это остается тайной,  если может ущемить чем-то больного, ухудшить его здоровье.
- Это здорово, я не знал.
- Юрий,  я хочу поговорить с тобой о Козлове. Я над этим думала. Ему пока не надо знать о наших делах.  Ведь он и его друзья не удержат это в себе, это им ни к чему, они обязательно о кем-то поделятся.  А я этого боюсь.
- Елена,  я понял.
- Подожди. Рано или поздно разговоры дойдут до моего мужа. Он всесильный. Он мигом меня упрячет в психбольницу, в этом у меня сомнений нет. Мы не можем рисковать. Гласность - это конец мне и конец связи. Все исковеркается.
-  Елена,  ты права.  Будем ждать.
- Но ведь ты окажешься на Земле? Найдем друг друга, а потом задействуем друзей.
- С друзьями плохо, Елена. Будем действовать по порядку. Сначала – на Землю.
-  Львов, ты нетерпеливый, ты сразу хочешь все. Моего характера не станет противодействовать. Поговори с Рувимом, посоветуйся, что он скажет?
-  Он не разрешит посвящать в наше дело живых.
- Значит, нельзя. Закончим этот разговор, займемся Белашом,  его стихами.
- Белаш подождет. Я не могу с тобой наговориться.
- Львов, ты на экране телевизора появляешься через день.
- Да?!
- На днях были две серии кинофильма "Тень".
- Я там был грустный. У меня было такое плохое состояние, я понимал, что качусь в бездну, я не ждал ничего. Поэтому так получилось.
- А вчера был концерт "Я возвращаю вам портрет". И ты там был.
- А ты видела?
- Фильм смотрела только отрывками, там, где ты играешь, а "портрет" не видела, дети в это время смотрели по другой программе "12 стульев".
- Елена, я не люблю эту вещь.
- Я тоже. Даже несколько раздражаюсь.
- У нас одинаковые вкусы. Мы созданы друг для друга. Мы встречались и так и не познакомились. И надо было мне умереть, чтоб это случилось. Как странно.
- Да, спасибо Рувиму.
- Елена, приходи ко мне на могилу. Одна. Я буду ждать,
- Юра, там бывает столько народа, ты меня в толпе не узнаешь.
- Узнаю, Леночка, приходи в воскресенье.
- Хорошо.
- Придешь? Благодарю тебя, ты придешь. Я буду ждать, Елена.
- Я ведь до знакомства с тобой бывала на твоей могиле.
- Ты бывала раньше? Елена, как мне это лестно, как приятно знать. Ты - жизнь моя, я не устаю это повторять. Но... как я вернусь, как все будет? Не знаю.
- Все наши будут за тебя бороться.
- Елена, за тебя, за тебя, дорогая моя.
- Это все равно. За нас.
- Расскажи мне о себе, Елена.
- Не терплю шутки, выхожу из терпения, передушила бы шутников.
- Но это невозможно! Я тоже так же к этому отношусь.
- Минуточку, ко мне идет старший сын.
- Мамочка, я очень расстроен. Ты занята? Можешь меня выслушать?
- Конечно, радость моя, что случилось?
- У меня неприятности. Не принимают рисунки и не допускают на художественный совет.
- Милый мой, тебе только шестнадцать лет, в издательстве работают художники, которые кормятся и живут за счет работы, которую дает издательство. Они не захотят иметь конкурентом совсем юного человека, который еще так мал, что не имеет никакого диплома. Для тебя не устроят и маленькой щелочки.
- Но ведь все, кто видел мои рисунки, признают, что они качественные, конкурентноспособны, они нравятся всем.
- Кроме редактора. И ему, наверное, нравятся, но тебя не хотят пустить к кормушке.
- Но это несправедливо.
- Конечно. Но это естественно. Ты рисуй, дорогой, у тебя все впереди
- Но ведь мне дали работу. Я ее добросовестно и отлично выполнил. Им понравилось, но рекомендовали сделать другой вариант, в другой манере все, в другом ключе. Ты знаешь, сколько в это вложено труда. И вот теперь они хотят, чтоб и это я переделал. И их объяснение непонятно, вернее, его нет. Но я хочу сделать эту работу.
- Придет время, когда редакторы будут брать твои рисунки без переделок просто потому, что их сделал ты. Не грусти.
- Но что же мне делать сейчас?
- Попробовать сделать третий вариант. Они забракуют. Жди  этого. Но не отчаивайся и не злись. Сложи все в папки. Когда-нибудь и их уже никто не забракует, на них будет спрос.
- Мамочка,  ты так веришь в меня?..
-  Да, любимый мой ребенок. У тебя большое будущее. И твои работы когда-нибудь все будут дорого оценены.
-  Ты меня немножечко успокоила. Но все равно обидно,  если бы ты знала!
-  Ласточка моя,  впереди еще много будет обид и несправедливостей.  Но для твоего дела это не будет помехой. Рисуй,  все образуется.
-  Я хочу, чтоб меня признали при жизни, а не устраивали из моего имени фейерверк,  как из имени Львова – только после его смерти.
- Конечно, после смерти его признали официально, но он был всеобщим любимцем при жизни, ты это знаешь.
- Я хотел бы такой же всеобщей любви и всеобщего внимания, как у Львова. Это моя мечта.
- Львов был поэтом и певцом, он был киноактером, у него аудитория - весь Союз. С рисунками хуже. Твоя аудитория окажется гораздо меньшей.
- Но мне хочется, чтоб меня знали столько же людей, как Львова.
- Для этого надо работать и наводнить мир своими рисунками. И работать не ради денег, а ради совершенствования. Ты знаешь, как я в тебя верю.
- Да, мамочка, я ушел работать.
- Удачи тебе, сын.
- Угу.
Когда дверь за сыном закрылась, Елена повернула блюдце.
- Я все слышал, Елена. Мне приятно, что твой сын так ко мне относится. Но он ранимый, береги его.
- Расстанемся пока, хорошо? У меня дела.
- Не хочу, но если надо... Гей, Елена, до завтра.
- Да, целую тебя, дорогой.
Утром Елена торопилась в свою поликлинику. Она никогда не опаздывала, не позволяла заставлять себя ждать больных у кабинета. Обычно она приходила раньше, когда у двери никого не было. Сегодня же в креслах холла сидел актер Козлов и его друг и напарник по работе. При виде Елены они вскочили.
- Елена Павловна, дорогая, извините меня за нахальство: я привел своего друга. Ему нужна консультация и, возможно, помощь.
- Ради Бога! Всегда рада вас видеть и помочь. Только минуточку подождите, я одену халат.
Она вбежала в кабинет, достала из стола блюдце, положила его вверх дном и прикрыла листиком.
- Львов, я на приеме. Львов, сейчас зайдут твои знакомые актеры, я  с ними поговорю. Она открыла дверь, пригласила:
- Пожалуйста, входите. Оба.
Актеры вошли и устроились один на кушетке, другой на стуле.
- Начнем,  пожалуй,  с вас, Виктор Васильевич. Как ваше самочувствие на сегодняшний день? Курс лечения ваш уже закончился. Итак?
- Премного благодарен, Елена Павловна, у меня уже нет подскоков температуры, перестала болеть голова, я доволен и, надеюсь, здоров.
- Ваш оптимизм, Виктор Васильевич, заразителен, такой уж у вас характер. Но мой опыт не позволяет оставить вас без моего дальнейшего надзора. Поэтому сделаем повторно анализ крови и не один. Вот вам направление, пожалуйста, три анализа один раз в три дня. Результаты через десять дней. А пока по вот этой схеме вот это лекарство. И, если не возражаете, я посмотрю вашу печень. Козлов поднял руки.
- Моя печень! У вас к ней повышенный интерес, не так ли, доктор?
— И не только к ней. Ваша селезенка мне тоже интересна.
Она уложила Козлова на кушетку и внимательно простучала и пропальпировала живот.
- Ну, как? - спросил Козлов, - мне тоже это чрезвычайно интересно.
- Могу сказать, что Вы аккуратно лечились, выполняли мои назначения и результат заметен. Край печени плотноват, но уже у края ребер. Еще немного и мы расстанемся. Приводите себя в порядок, а я побеседую с вашим другом.
- Извините меня, но мне бы хотелось поговорить наедине,- сказал приятель Козлова.
- Понятно. Что ж, Виктор Васильевич, придется вам выйти на время.
Разговор с другом Козлова был предельно откровенным, и он получил необходимые советы и направления к врачам-специалистам, которые ему были необходимы. Он был удовлетворен приемом. Елена выглянула в холл и поманила Козлова.
- Зайдите. Сядьте оба. Мне нужна ваша помощь.
- Неужели? Билеты, контрамарки или что-то еще?
- Или что-то еще. Только не думайте, что по мне плачет психоклиника. На протяжении двух месяцев с пятницы на субботу каждую неделю мне снится небезызвестный вам Львов.
- Та-а-к... - дружно сказали актеры.
- Да, вот так. Эти сны будто и не сны, а явь. Я бываю на его концертах, мы с ним бродим по городу, заходим в кафе, говорим. Все это так натурально, что я верю в то, что он сказал мне во сне. Ему дали дорогу ко мне, и она функционирует только с пятницы на субботу. Эти сны не из тех, что забывают. Он спрашивал как-то, помнят ли его друзья.
Ошарашенные партнеры переглянулись. Елена сидела спокойно, руки ее были в карманах халата, и она то сжимала, то разжимала кулаки.
- Ну, естественно, мы его помним, таких людей ярких не забывают, тем более, что мы были знакомы и даже снимались с ним в фильмах.
- А как вы его помните?
- Хм.  Его записи берем с собой в поездки. Он поет, мы занимаемся своими делами. Он просто с нами.
- Он говорит, что его дети давно не были на его могиле. Можно организовать их поездку туда? Он хочет их видеть.
- Это что же, он может их там видеть?
- Возможно. Я не знаю. Я уже сделала массу дел, о которых он меня просил, только - без подробностей! Когда я говорю это вслух мало знакомым  людям, я чувствую себя полной идиоткой.
- Елена Павловна, умоляю вас,- вскричал Козлов,-  я начитался книг и уверен, что, то, что вы говорите, не бред. Что он еще сказал?
Елена заволновалась.
- Я боюсь об этом говорить.
- Не бойтесь, мы же его друзья!
- Не близкие друзья.
- Пусть не близкие. Но если Львов приходит в сон, значит он приходит. Если он просит что-то сделать во сне, мы сделаем это как, если бы он сказал нам это наяву.
- Он хочет вернуться в этот мир. Он не может там существовать, он слишком деятелен для мира теней. Он пока делает сны, он так сказал, и будто живет это время земной жизнью. Но он хочет вернуться и ищет пути.
- Ни черта себе компот! Пардон, доктор, а где он пребывает, что это за место такое?
- Он не говорит. Зовет его Юдолью. Сказал, что если б знал, что там так плохо, то не умер бы.
- Что же делать нам?
- Пока доставьте мальчиков на могилу. Будто бы все, о чем говорят там рядом, он может слышать и видеть людей. Я с этими снами совсем ополоумела.
- Если он найдет путь сюда, на нас можете рассчитывать,- сказал Козлов.
Елена усмехнулась.
- Если я к тому времени не попаду в психбольницу. Кажется, сегодня я уже сделала туда первый шаг.
- Не думайте об этом. Считайте, что, то, что вы сказали, умерло в нас. Вы нам доверились, мы вас не подведем.
- Ребята, - сказала жалобно Елена ,- я наедине с этими снами и мне немножко страшно.
- Держитесь. Львов каким-то образом вас нашел, у него нюх на надежных людей. Но это жутко интересно все!
- Не забывайте его. Он к этому очень болезненно относится.
- Значит, он там жив. Ничего себе. Это не сны, Елена Павловна. Это - жизнь. Мы благодарны вам за то, что вы нам доверились. Позвольте пожать вашу руку. И мы откланяемся. Это нужно обдумать. Держитесь. Они раскланялись и, пятясь, вышли за дверь.
Елена сидела молча, тупо уставясь в стол. Через минуту выглянула за дверь. Никого. Она села, достала из стола листок с буквами, повернула блюдце.
- Елена, я здесь. Все слышал. Ты все правильно сказала им, я волновался.
- Я тоже. Но не рассказывать же им, что я верчу блюдце. Это выглядит еще хуже.
- Ты храбрый человек. Я благодарен тебе. Мне понравилось то, как ты с ними говорила об их болезнях, твои советы, твое участие к их заботам. Об участии ко мне я не могу говорить, я немею. Ты взяла на себя огромную ношу, а я наваливаю на тебя еще и еще. Я боюсь за тебя.
- Я тоже иногда боюсь. Как сегодня. Мне страшно.
- Что же мне делать, Елена?
- Продолжать наше дело, идти до конца.
- До какого конца, Елена?
- Я не знаю, что будет концом. Может быть моя психбольница.
- Ты сегодня об этом сказала несколько раз. Я напуган. Этого не должно случиться. Если будет опасность, я исчезну.
- Как?!
- Я не должен тебя подвергать такому риску.
- Давай пока забудем об этом. Опасности нет.
- Я - идиот. Я не должен был настаивать на том, чтобы ты говорила обо мне с кем-то. Я ставлю тебя под удар. Я - эгоист. Прости меня.
- Ладно. Что сделано,  то сделано. По крайней мере, увидишь своих мальчиков.
- Да. Спасибо. Ты бесценна.
-  Извини. Стучат. Пока прощаюсь. И она перевернула блюдце.

Вечером.
- Добрый вечер, Елена, ведь у вас вечер?
- Да. А у вас?
- Здесь все по-другому. Ты сегодня выбросила меня с приема. А мне так приятно слушать твои разговоры с больными. Я обиделся.
- Не надо обижаться. Я привыкла говорить с людьми с глазу на глаз. Они доверяют мне. Мне трудно,  если я знаю, что ты меня и их слышишь.
- Хорошо. Пусть будет по-твоему. Но я был несчастен,  ты повернула блюдце.
-  Что ж делать... Так нужно было.
-  Ну, пусть. Что делала днем?
- Приходил Белаш.
- Его стихи... Я приобрел здесь другое положение его стихами. Что ему было нужно от тебя?
- Так,  зашел поболтать, пожаловался на свое здоровье. Я хотела тебе кое-что показать.
- Через блюдце?
- Да. Вот фотография. Смотри.
 - Кто это?
- Мой муж.
- Он мне нравится.
- Он всем нравится. Я была на могиле Марии Ивановны, отнесла пепел.
- Я скажу Рувиму. Это кладбище далеко. Пусть найдет другое место.
- Не надо. Он и так много делает, а я уже привыкла к этому маршруту, пусть все так и останется. Я все думаю о твоем возвращении. Как-то все произойдет, и ты появишься. А дальше?
- Не знаю. Сам думал. Есть могила Львова, и вдруг самозванец. Кто в это поверит? Ну, похож на Львова, так что же?
- А что говорит Рувим?
- Он не знает, как быть потом. Елена, ты как-то обещала блины.
- Да, я помню. Это очень нужно?
- Здесь пища только эта. Я все время хочу есть, как живой.
- Сейчас же этим займусь. Но почему же ты мне не объяснил это раньше?
- Пожалуйста, один блин. Если можно, каждый день. Тогда я буду сильным. Елена, я  стал бояться Рувима. Не вызывай его. Обещай это. Я жду. Обещай.
- Но почему?! Я считала, что он тебе друг.
- Он не друг. Это не то. Но благодаря тебе он стал другим. Не жестким. Я знаю, он тебя любит. У него становится другим лицо, когда он слушает о тебе.
- А что ты ему говоришь?
- Он спрашивает о наших беседах с тобой. Я ему не верю. Он опять не пустил меня к тебе в сон. Он ревнует. Он любит тебя, я знаю, он тебя любит.
- Оставим этот разговор, в нем что-то не так. Посмотрим, что будет дальше. А пока я поставлю пластинку.
- Елена, это мое.  Это "Нежность". Я писал, не знал кому, просто писал кому-то. Тебе это нравится?
- Очень. Я очень люблю твою "нежность".
- Пусть это будет твое.
- На меня это действует чрезвычайно. Спасибо, дорогой. А вот мой любимый вальс.
- Это ты здорово придумала. Постой, ты так движешь блюдце, оно танцует вальс. Елена, ты танцуешь, танцуешь? Ты убиваешь меня, я безумно тебя люблю. Юдоль не удержит меня. Ты меня зовешь, ты меня манишь, ты - моя. Ты - моя?
- Да, Львов, я твоя.
- Ты взбудоражила всю Юдоль, мне здесь места нет, я земной, я твой, Елена. Елена, я боюсь Рувима.
- Он нам не друг?
- Он враг. Что ж делать? Ты сказала, что он актер?
- Да. Он актер.
- Он может заменить меня на мосту, когда я буду возвращаться.
- У тебя нож. Убей его.
-  Где блины, Елена?
- Я поняла, эта пища придает силы. Все. Идем ужинать. Мне блин и тебе блин. Я налью тебе кофе. Мы будем ужинать вдвоем.
- Твой голос сводит меня с ума. Твой голос - мой. Я всегда хотел, чтоб рядом пел твой голос. Я искал и я нашел.
-  Все. Я делаю блины и варю кофе.
- Как ты его варишь?
- Заливаю холодной водой и довожу до кипения.
-  Слушай, и я так делал. Вот здорово! Мой блин потом выбрось. А что ты сделаешь с кофе?
- Вылью.
- Ну, все верно. Прочти мне свои стихи, Елена, я хочу тебя слышать, знать тебя, понимать тебя.
Коснулась радуга, коснулась радуга
Моей груди...
Ты, стоящий на том конце ее,
Ты, протягивающий мне руки издалека,
Как ты прекрасен.
Меня коснулась радуга,
Волшебное сияние
Прекрасных, нежных красок,
Волшебный мост мой
Синий-красный-желтый...
Я хватаю радугу рукою,
 Я смеюсь, я прячу в радугу
моё лицо.
Но тает радуга,
и исчезаешь ты.
И ничего нет
Только лицо мое
в радужной краске,
Потрясенное лицо арлекина.

- Елена, это прелесть. Чего ты не умеешь?
- Львов, я не пою.
- Я потрясен. Не поешь, Елена? Я потрясен. Этого не может быть. Я так рассчитывал, что мы будем петь.
- Я очень сожалею. Я не пою. Это так.
- Я тебя научу, соглашайся.
- Нет. Это не получится.
- Мы будем петь вместе, обещай мне.
- Нет.
- Я уговорю тебя. Я вижу уголок какой-то брошюры. Что это?
- Это Ницше. "Генеалогия морали".
- Да? Это интересно?
- Это объясняет некоторые характеры и поступки.
- Я хочу, чтобы ты мне это прочла.
- Это нетрудно.
- Спасибо. Елена, сегодня моя ночь. Я приду к тебе в сон.
- Размахивая ножом? Я буду ждать тебя.
- Елена, я робею.
- Я сама боюсь. Но это же просто чудесно!
- Я боюсь тебя испугать. Как я хочу к тебе. Не бойся, я нежный.
Елена молчала и двигала блюдце так, чтоб получился ее ответ.
- Я мед, я горький лесной мед, я твоя Елена, я не выпушу тебя, я измучаю тебя...
- Я понял, когда ты пишешь, твоя душа раскована.
- Я твоя женщина, милый, ты - мой.
- Елена, Рувим меня выпустит, он недоволен моей настойчивостью, он сказал: "Только, Юрий, без глупостей".
- Он ведь не проникнет в мой сон?
- Не думаю.
-Я спокойна. Сны придумываешь ты?
-  Да, сам.
- Я люблю комфорт.
- Боже мой, Елена, ты меня с ума свела, я погибаю без конца. Елена, спи.
Утро.
- Львов...
- Они меня не пропустили.
- Ничего, ничего, не волнуйся.
- Я напуган. Я боюсь. Зуб пропал. Его так было трудно спрятать. Его нет. Он у Рувима. Елена, приходи к моей могиле, я хочу тебя видеть.
- Я буду. Завтра. Жди.
У Елены был препаршивое настроение. Ожидание свидания во сне и разочарования несбывшихся надежд были мучительны. Была суббота. Сыновья ушли в школу, она занималась уборкой, поставив на проигрыватель пластинку с песнями Львова. Его голос завораживал ее, ее движения были механическими, мысль улетела куда-то в пространство и витала в Бесконечности.
А работа по дому шла и шла как бы сама по себе. Елена взяла мусорное ведро и вышла из квартиры к мусоропроводу. Опорожнила ведро, опустила его на пол и замерла. Она стояла и слушала тишину. В доме было необыкновенно тихо, будто в этом высотном здании она была одна, И вдруг в ее голове прозвучал жесткий голос:
- Елена, я - Бог.
"Ни черта себе, - подумала она, - голосов мне как раз и не хватало".
- Елена, ты слышишь меня? Я - Бог.
- Бог, так Бог, - подумала Елена, - мне до тебя дела нет. Ты - Иисус?
- Нет, - в голосе была усмешка, - я - Бог. Ты это поняла?
- Поняла-то поняла, - подумала Елена, - но какое дело вселенского Бога до такой земной бабы, как я?
- Я всесилен, Елена. Ты веришь в меня?
- А какое дело всесильного Бога до того, верит в него Елена или нет? - подумала она.
- Я - Бог, Елена! На колени! - громыхнул голос.
- Гм, - сказала себе Елена, - какого лешего я буду падать на колени, даже если этого хочет всесильный Бог?
- Вот как? - удивился голос. - Ты меня не боишься?
- С чего это мне тебя бояться? Я ни в чем не провинилась.
- Ты говоришь со мной так? Ты не веришь в мое могущество?
- Какое мне дело до твоих дел и твоего могущества, - сказала мысленно Елена; - у тебя должно быть много дел помимо моей персоны.
- Я сказал тебе: "На колени".
- Еще чего...  подумала Елена.
И вдруг какая-то сила швырнула ее на бетонный пол у мусоропровода и черной лестницы. Она упала на колени. Что-то давило на ее плечи, не давая встать.
- И долго я буду так стоять? - со злостью и досадой сказала она.
Тяжесть исчезла с ее плеч, и она поднялась, потирая ушибленные места.
- Не знаю, Бог ты или нет, но так грубо со мной еще никто не поступал,- со злостью мысленно сказала Елена.
- Иди в квартиру. Я буду говорить с тобой.
- Куда же мне еще идти,- буркнула Елена, - Только мне что-то не хочется иметь эту беседу.
Ей никто не ответил.
Она вошла в квартиру и продолжила свою работу, периодически потирая колени. "Пожалуй, будут синяки" - подумала она и вздохнула. Она не была напугана, не была смущена. Ей было неприятно, что "некто" вторгся в ее мозг и к тому же бросил на колени, чтобы доказать, что он сильнее. И она была озадачена ситуацией, которая складывалась помимо ее желания. Протирая тряпкой стол, она услышала:
- Оставь работу и сядь, - голос был властен.
Она повиновалась.
- Елена, кто ты?
- Я? Я просто Елена. Женщина, мать и все.
- Кто Львов? Вот уже почти два земных месяца ты говоришь ему слова, которые я слышу. Ты тревожишь меня. Где этот Львов?
- Не знаю. Где-то в Юдоли.
- У кого он?
- Не понимаю.
- Кто его идейный вождь?
- Не понимаю.
- Он у Иисуса?
- Возможно.
- Ему позволено иметь эту связь с тобой?
- Не знаю.
- Как это случилось?
- Я увидела его во сне и вызвала блюдцем.
-  Он ищет пути на Землю. У него ты - связь с Землей. Умершие не имеют на это права.
- Я буду его вызывать.
-  Мне странно твое отношение к этому делу. Земная женщина должна жить земными делами, не призывая мертвых и не тревожа их. Мертвые уходят, и жизнь живых должна длиться без них.
-  Я люблю его.
- Он был твоим мужем?
- Нет. При его жизни мы не были знакомы.
- Ты хочешь сказать, что ты полюбила мертвого?
- Он жив там. Я жива здесь. Мы просто в разлуке.
- У вас говорят: "Любовь до гроба". За гробом для вас нет любви.
- Но ты там где-то во Вселенной. У тебя нет любви?
- Богов не любят, их чтят.
- Иисуса любят.
- Иисус был земным и умер. Это другое. Ты, Елена, и Львов смутили мой покой.
- Странно, как такая малость может тебя смутить. На Земле столько такого, что требует твоего участия, а ты слушаешь мои разговоры и проявляешь интерес к частному делу мужчины и женщины.
- Вы привлекли мое внимание, и ваше дело меня заинтересовало. Чего ты хочешь?
- Вернуть Львова на Землю.
-  Всего лишь? Ха-ха-ха. Ты - дура?
- Возможно. Но никогда не думала, что Бог вульгарен. А говорят, что ты сам любил. И родил ребенка и отдал на муки. Ты любил женщину или просто хотел ее? И любил ли ты сына?
- Ты искажаешь факты. Женщина, я не буду тебе рассказывать о помыслах Божьих. Богу не задают вопросов. Помни об этом. Ты привлекла мое внимание. Я буду слышать твои мысли и твои слова. Эта связь с умершим мне интересна. Я не прерву ее.
- Благодарю тебя.
- С тобою говорил Бог. Не скажи Львову об этом.
- Хорошо, Бог.
Голос исчез. Все было, как прежде. Елена потерла виски, покрутила головой, вздохнула, махнула рукой и снова взялась за тряпку, которой мыла пол.
Она вымыла кухню, пропылесосила ковры, помыла цветы. И стала чистить картошку для обеда. И вдруг в голове раздался тихий осторожный голос:
- Елена...
- О, Боже! Это еще что?! - воскликнула она мысленно. -Ты кто?
- Не пугайся,- тихо сказал голос,- не пугайся. Ты меня не знаешь, я твой друг... друг... друг...
- Откуда ты прорезался, ты из Юдоли?
- Нет, нет, я не там, я во Вселенной. Я слышал твой разговор, который ты вела совсем недавно, только что.
- С тем, что назвался Богом?
- Ты думаешь, он не Бог, Елена?
- Гм. Я Бога представляю как-то иначе.
- Во Вселенной есть Боги. Обычно это эгрегоры.
- Кто это?
- Узнаешь, узнаешь,- почти шептал голос.
- Ты так могуществен, что можешь посылать мне мысли в мозг?
- Это просто, просто. Я воспользовался фистулой, которую сделал тот, с кем ты говорила мыслью. Прощай, помни, я твой друг... друг... друг...
- Твое имя, ну, пожалуйста...
- Узнаешь, узнаешь, я друг... друг, твой друг, знай... это, знай...
"Да, вот так дела,- думала Елена, - вот тебе раз. Ничего не понятно. Мой мозг стал работать, как приемник".
- Елена, ты меня слышишь? - вновь раздался голос. Он был другим, незнакомым.
-  Слышу. Что еще? - недовольно подумала Елена.
- Слышишь? Отлично. Я - Рувим. Иди к блюдцу.
Она бросила свои дела и побежала к столу, села, повела блюдце.
- Я - Рувим. Здравствуй, Елена.  Извини, но мне необходимо с тобой поговорить.
- Я вся - внимание. Добрый день, Рувим.
- Елена, я устал от Львова. Прошу тебя, убери из могилы нож. Эти вещи не для Юдоли. Этого здесь быть не должно. Уберешь?
- Да. Сейчас же еду туда.
- Львов непредсказуем. Устал я с ним. Он рвется на Землю. Будем об этом думать. Юдоль не для таких безумцев. Юдоли нужен покой. Все.
- Елена, гей! Я Львов. Ты с кем говорила?
- С Рувимом. Он вызвал меня.
- Чего он хочет?
- Чтобы я убрала нож. Он его беспокоит.
- Что ж, убери. Я его не могу найти. Иди, Елена.
- Да, ухожу за ним. Пока.
- Пока.
Елена спешила. Скоро закроются ворота кладбища. "Быстрее, быстрее ползи, трамвай", - шептала она. У ворот кладбища она была в половине шестого. Быстро прошла к могиле, ставшей такой родной и необходимой. Вынула из сумки совок-лопатку, откопала нож, заровняла ямку, присыпала могилу опавшими листьями. Перевела дух и, не спеша теперь, вышла из ворот кладбища.
В этот вечер она не вызывала Львова. Не тревожили ее чужие голоса. Она выпила таблетку снотворного и забылась крепким сном. Завтра воскресенье. Она поедет на другое кладбище к могиле Львова. Она думала об этом, как о свидании.
Утро воскресенья было теплым для октября месяца, теплым и солнечным. Елена двигалась знакомым маршрутом и подошла к могиле в одиннадцать часов. У могилы была масса цветов в банках и масса народа вокруг ограды.
Елена отошла от могилы, села на скамейку, связала ленточкой пару желтых роз в бутонах, под ленточку положила кусок серной части спичечной коробки, пару спичек и две сигареты "Дукат". Поднялась, обошла могилу и встала за ней так, чтобы памятник ее прикрывал ее от взглядов посетителей.
Примерилась и положила свои цветы к подножию памятника и они прикрылись еще зеленой травой, росшей на могиле. Удовлетворенно кивнула самой себе, обошла могилу и встала среди пришедших к Львову людей. Она не была грустна и была спокойна. Она пришла навестить друга, который жив.
Внутрь ограды памятника вошла с цветами девушка и озиралась в поисках банки, чтобы поставить в нее свои цветы. Поставила, распрямилась и встретилась взглядом с Еленой.
- Мне нужно что-то сделать еще? - спросила она Елену.
- Да, если не трудно, возьмите две желтых розы - вон там они стоят в уголке и положите на могилу с краешку.
 Девушка кивнула головой, нашла эти розы, вынула их из банки и положила на уголок гробнички.
- Так?
-  Да, спасибо.
- Мне можно с вами поговорить? - спросила она Елену.
- Конечно.
Девушка выбралась за ограду,  схватила Елену за руку и потянула в сторону от людей.
- Извините меня ради Бога,- она с мольбой смотрела на Елену, - ведь вы не так просто сказали мне о розах?
- То, что лежит на могиле, принадлежит тому, кто в могиле, вернее где-то там, в Юдоли. Это все проецируется, и он может эти розы взять в руки.
- А, понятно. У вас такое лицо... Необычное. Я вам верю. Вы ведь пришли не просто так, я вижу.
- Да, если верите, попробуйте поверить до конца. Я имею с ним связь. С ним, умершим. И сегодня пришла сюда потому, что он хотел меня видеть.
- Так, так,- шепотом сказала девушка,- значит, этому нужно верить. Я чувствовала, что должна существовать возможность такой связи. И вот вы мне сказали об этом, и я верю. А почему желтые розы?
- Он их любил и любит.
- Знаете, у вас такое лицо, как у человека, причастного к чему-то большому, и вы способны и уверенны. Вы с ним говорите? Завидую. А о чем?
- Он хочет на Землю вернуться. Хотя бы призраком. Мы говорим о всяких делах, о том, что здесь происходит. Ему интересно.
- Хочет на Землю. А такое возможно? Елена вздохнула.
- Говорят, бывает, но очень редко. А он... не знаю. Я просто помогаю ему, как могу.
- Ага. Вот, значит, как. Это страшно?
- Нет. Это приятно и интересно.
- Я никому не расскажу. Просто буду думать об этом по-другому. Спасибо. Извините.
- Всего хорошего.
Елена вернулась к ограде. Молодой мужчина в голубой куртке подошел и стал рядом.
- Зря вы попросили положить розы на могилу. Они через час увянут.
- Нет, они пролежат всего несколько минут. И это время будут с ним, может быть, в его руках. А потом кто-то, как вы, подойдет, поднимет их и поставит в банку.
- Пожалуй, так и будет.
- Мужчина говорил негромко, раздумчиво.
- А почему вы из всех цветов выбрали желтые розы?
- Он их... - она замялась, - любит... любил.
- Вы думаете?
- Я знаю.
Мужчина внимательно посмотрел на Елену, кивнул головой.
- Пожалуй, сейчас я поверю вам. Мне казалось, что он не сентиментальный человек.
-  Вы ошибаетесь. Он был и мягок, и легко раним.
Мужчина молчал. Молчала и Елена. Взглянула на часы. Она здесь уже сорок пять минут. Вздохнула, повернулась и быстро пошла к воротам.
Добравшись до квартиры, открыла дверь, вошла. Здесь царила тишина. Младшего сына не было, а старший спал на ее диванчике. Услышав возле себя движение, открыл глаза и улыбнулся ей спросонья.
- Представь себе, мне снился Львов, ну, актер, твоя симпатия. Будто он пришел к нам в гости, и я показывал ему свою коллекцию солдатиков. Он так внимательно слушал меня и рассматривал их. Было очень приятно. Мы познакомились, - он засмеялся.
"Что-то случилось", - подумала Елена.
- Давай-ка что-нибудь соорудим поесть, - предложила, она сыну и направилась к кухне.
- Гей, Елена, - послышался негромкий голос Львова.
Она остановилась.
- Неужели ты услышала меня?
-  Да,- сказала она мысленно,- что случилось?
- Я убежал из Юдоли. Увидел тебя у могилы. Что нужно было от тебя тому типу в голубой куртке?
- Он был недоволен тем, что розы не поставили в банку. Увянут.
- Ага, практик, материалист. Зато те, что ты так ловко пристроила вместе с сигаретами, долго будут в Юдоли со мной. До тех пор, пока дождь не размочит сигареты, и кто-то когда-то обнаружит увядшие розы. Ты молодец.
- Ты где сейчас?
- У тебя в квартире. Твой младший уходил, и я проскользнул в дверь. Знаешь, что меня просто потрясло?
- Нет, а что?
- Твоя квартира мне знакома. Меня когда-то приводил сюда Рувим.
- Надеюсь, беспорядок не был ужасным?
- Ну что ты! Все было в идеале. Я осмотрел все. Я помнил твои светильники, этого Иисуса на холсте, твою странную кухню, мне показывали даже твои личные вещи, одежду, например, они сказали, что ты сама это конструируешь и делаешь, но я только сегодня связал все концы. Показывали твои поделки, которые вписываются в интерьер, твои книги, все-все.
Я помнил эту безумного цвета гитару, я потом ее взял в сон. И твоя печатная машинка "Континенталь". Мы тогда были в квартире долго. Я не знал, зачем меня сюда приводили. Привели и показали. И все. А оказывается, что это твоя квартира, именно твоя. Ты меня слышишь?
- Да, очень хорошо. Твой голос просто рядом с ухом.
- Да, я около, справа от тебя.
- Как тебе удалось убежать? И надолго ли?
- Я не хочу возвращаться. А что, если я буду тут вот так, как сейчас?
- Но ведь твое возвращение на Землю не должно быть таким? Нельзя же слоняться из угла в угол. Нужно, чтоб все было иначе.
- Ты гонишь меня?
- В конце концов, ты был и сейчас есть на Земле без тела. Значит, сделать это еще раз возможно. А вдруг там, в Юдоли, сумеют выполнить обещание, и ты будешь с телом?
- Если бы ты знала, как не хочется уходить из твоего дома. Я здесь, я вижу тебя, говорю с тобой. Ты будешь спать ночью, а я буду ждать и смогу легко проникнуть в сон. Мы будем путешествовать с тобой во сне. Мы обойдем весь земной шар, мне не будет скучно, поверь мне.
- Нет, это не годится. Возвращайся. Я будут ждать тебя. Я рассчитываю на то, что Юдоль не обманет и отдаст тебя Земле таким, как нужно для этой жизни.
Не только тебе Земля нужна, но и ты нужен Земле. Возвращайся в Юдоль.
- Ты гонишь меня?
- Можно и так сказать. Ведь нам обещали, что дело сделают как нужно, возвращайся.
- Ты знаешь, здесь на Земле среди людей много призраков умерших. Вы их не видите, я видел. Меня схватили и швырнули в прудик, что недалеко от твоего дома. Мне кажется, что хороших людей, душ среди них нет. Те, которые я видел, просто отщепенцы какие-то. Наверное, у них так много грехов, что они не могут подняться в более тонкий мир.
Знаешь, мне кажется, что они портят жизнь не только другу друг, но и живым. Нельзя живому чувствовать себя хорошо в их атмосфере, они ведь излучают психическую энергию, которая действует на живых, а эта энергия - энергия зла. У них красная аура, и они толпятся и шныряют между живыми. Елена, их много. Но в твоем доме их нет. Живи спокойно. И мне здесь хорошо и тоже спокойно в таком знакомом и уютном мире. Не выталкивай меня обратно в Юдоль, пусть я побуду сегодняшний день. Вечером ты пойдешь погулять по Москве, а я буду рядом, я так по ней скучал. А ночью ты будешь спать.   
- Как же я усну, если я знаю, что ты в доме, а я не меру говорить с тобой так вот, мыслью. Я не усну, что ты!
- Ты ведь пьешь снотворное? Выпьешь и уснешь. Я приду в сон, и ты меня увидишь. Согласись, очень тебя прошу. А утром я уйду в Юдоль. Ты делай свои дела, я буду смотреть. Все-все рассмотрю. И там, в Юдоли, мне будет легко представлять твой дом, квартиру, твоих детей...
- А свой дом ты навестишь? Ты ведь не видел детей так долго. Они выросли.
- Я их видел. Их  привозили ко мне туда, к месту, где похоронено тело, я их видел. А в дом свой... Нет, в дом я не могу идти...
- Ну, хорошо, я займусь обедом. Иду на кухню и работаю.
- И я иду с тобой... Ты, я вижу, картошку перед чисткой моешь, я тоже так делал. И вот я думаю, что же ты будешь готовить?
- Борщ.
- А мясо-то не варится. А картошка уже чистится.
- Он будет вегетарианским.
- Понятно. Я свеклу в борще не люблю.
- Я тоже не люблю и не кладу ее туда.
- А мясное будет?
- Да, бифштекс с кровью.
- Я тоже это любил. Давно это было. А блин мне сделаешь?
- Обязательно.
- У тебя все рационально на кухне. Ни мечешься из угла в угол и не ищешь ничего, смотрю и понял. У каждой вещи свое место. И ты всегда ставишь все на то же место, откуда взяла? Да, я вижу, путаницы нет. Хотел бы тебе помочь, но, увы, наверное, только мешаю. Пройдусь по комнатам, посмотрю все внимательно. Работай.
У Елены все спорилось в руках, она все делала быстро.
- Елена, Елена, ты слышишь меня? Я Рувим.
- Да, Рувим, слышу.
- Львова в Юдоли нет. Что ты знаешь?
- Он у меня в квартире.
- Сумел уйти. Ему надо вернуться.
- Он вернется завтра утром.
- Ты спокойна?
- Да, вполне.
- Пусть возвращается, надо дело делать. До свиданья.
- Да, Рувим, пока.
- Елена, я опять возле тебя. Посмотрел многое, но не все. Должен сказать тебе кое-что. Эта большая красная картина твоего Егора, я ее раньше тоже видел. На ней Иисус распят, и руки у него обрублены. Поверхность красно-коричневая, в расщелины бесы спрятались, только хвосты торчат. Это Юдоль, Елена. Он, видимо, это видел. Они ему во сне могли показать Юдоль. А Иисус... Он страдает. Он ничем не может помочь людям на земле. Говорит: "Я бессилен, мне руки обрубили". И сын это нарисовал. И еще портрет Иисуса сине-голубой. Я оторваться не мог. Он рисует сильно. У него талант от Бога. Береги его, он раним. И еще тебе хочу сказать одну вещь. У тебя в доме живет домовой. Я с ним познакомился. Он был испуган, когда ты бесов морской солью манила, он тоже мог в стакан попасть. Он глаза закрыл, забился в свою щель, уши заткнул и устоял. Он добрый, вас любит. Он маленький, мохнатый, милый такой парнишка. Пусть у вас живет, он безвредный.
- Домовой... пусть живет, с ним веселее.
- Я его успокоил.
- Вот и блин твой готов. И обед на столе. И мальчики оба дома.  И сядем дружно за стол.
Вечером Елена надела мягкие туфли, набросила на себя плащик и, сопровождаемая Львовым, пошла погулять. Не успела она пройти и ста метров, как ей встретилась Татьяна, которая встрече обрадовалась и стала рассказывать Елене о своих домашних делах и заботах со всеми подробностями. Елена пыталась слушать терпеливо, но это ей плохо удавалось, и она в уме ругала свою красноречивую подругу. И вдруг Татьяна замерла на полуфразе:
- У меня такое ощущение, - сказала она тревожно, что нас не двое, а здесь кто-то еще, а я, как дура, разболталась. Ты что, не одна? - подозрительно спросила Татьяна.
Елена кивнула. Татьяна засуетилась, простилась и побежала к своему дому.
- Интересно, если б она меня не почувствовала, долго бы болтала?
- Да, долго.
- А кто эти Ольга, Марина, Петр Иванович?
- Понятия не имею.
- А что с ее директором ты знакома?
- Ничуть.
- Да? - удивился голос Львова,- а я просто решил, что вы знакомы с детства. Столько подробностей о нем.
- Она любит поговорить о людях, которые ее окружают.
- Ладно. Я молчу, пусть ее, пусть живет и говорит, что хочет, только трудно это слушать.
Так они говорили молча, двигаясь к метро. Спустились на эскалаторе, приехали на "Библиотеку Ленина", вышли. Он расспрашивал Елену о жизни московского общества, о делах в стране и очень огорчался, ему казалось, что все меняется в худшую сторону. Говорил о том, что в Юдоли ему кое-что рассказывают вновь прибывшие, но они, как правило, немногословны, заторможены, сонны, мало контакты. При его жизни было много плохого, а теперь, он понимал, становится хуже. Им не встречались веселые, болтающие групки, все вокруг были как-то апатичны.
Елена с Львовым-невидимкой побывали возле его театра. Он попросил Елену посидеть в скверике, а сам скользнул в здание.
Пробыл там не долго.
- Так, посмотрел все, ностальгия замучила. А к своим бывшим коллегам интереса у меня нет. Не жаловали они меня при жизни, порой казалось, что я всем противен. Так, удалось план работы посмотреть, наметки интересные. А, - сказал с досадой, - нельзя любить только стены театра, если те, с кем работаешь, тебе неприятны, а ты им, как бельмо в глазу.
- Они пишут о тебе восторженные воспоминания.
- Хм, там, мне казалось, был друг, друг подколодный.
-Ну, Львов, не терзайся, побродим еще.
Елена было странно и приятно слышать его глуховато-хриплый голос, с таким доверием и теплотой говоривший у ее правого плеча. Голос,  такой знакомый по фильмам, магнитофонным записям, пластинкам. Вернулись домой поздно. Мальчики уже поужинали и легли спать.
Елена опять сделала блин, а сама обошлась бутербродами и чаем. Львов рассказывал, где он сел, как он ест этот блин, не блин, а его образ и этот образ имеет вкус и запах и вызывает ощущение насыщения.
- А теперь, Елена, пей свои таблетки и спи. А я устроюсь в уголке твоего диванчика и буду сидеть, пока ты не уснешь, и тогда я поведу тебя туда, где очень хотел побывать и покажу что-то, что сам всегда хотел посмотреть. Ты не волнуйся, иди в ванную и куда еще надо, я не буду тебя смущать, давай, устраивайся на ночь.
Она решила не изменять своим привычкам, выпила две таблетки тазепама и ушла в ванную. Приняла душ, надела ночную шелковую рубашку, расписанную стеблями и цветами пастельных тонов и забралась в постель. Львов молчал. Потом сказал:
- Это хорошо, что ты худенькая, стройная такая. У тебя совершенно девичья фигура, ни за что не скажешь, что тебе давно пятый десяток идет. И волосы у тебя красивые. Такая грива золотая. Мне приятно, что ты красивая, милая, добрая. Я счастлив. А теперь я умолкну и буду сидеть тихо-тихо, а ты засыпай, засыпай.
- Ты поброди по комнатам,- сказала Елена.
- Знаешь, - сказал мягко голос Львова, - люди часто оставляют сферические предметы, блюдце, перевернутыми вверх дном. Тогда в Юдоли можно слышать их разговоры в квартире. Много чего можно услышать...
- Учту, - Елена улыбнулась, - ты давай, придумывай сон.  Я уже туда ухожу.
Елена улеглась на бочок, подложила под щеку ладошку, пошевелилась немножко, устраняя поуютней в своем гнездышке, и уснула. Вдруг ей показалось, что она проснулась. Она оглядела все вокруг и обнаружила, что находится в какой-то крохотной комнате, отделанной темными панелями. Ее койка была прикреплена к стене. Она коснулась пальцами деревянной обшивки и поняла, что дерево натерто воском. В круглое оконце с круглой медной ставенькой лился свет, комната ритмично покачивалась, что-то плескалось за стеной. Она вскочила и увидела, что на ней белая тонкая рубашка, отороченная по вороту необычными кружевами ручной работы, такие же кружева украшали манжеты. Она выглянула в круглое окошко и увидела сизо-синюю воду.
- Боже мой! - воскликнула она,- я на корабле.
И она еще раз осмотрела свою каюту. На старинном стуле у ее койки она увидела верхнюю одежду, странную шляпу, на полу стояли тупоносые туфли с серебряными пряжками.
Она надела чулки, короткие штаны, камзол. Туфли тоже пришлись впору.
Раздался стук в дверь. Она повернула защелку и открыла дверь. В темном коридоре стоял мужчина со смутно-знакомым лицом, одетый также странно, как и она. Его локоны разметались по плечам, он улыбался улыбкой доброй и виноватой.
- Разрешите войти?
- Да, конечно, - она отступила от двери.
Он вошел.
- Ну, Елена, сегодня ты выглядишь этаким милым матросиком.
- Львов, это ты! Я тебя не узнала.
- Мы в миле от берега. Сейчас отплывет лодка на остров, нас ждут. Идем быстро. Ну!
Он взял ее за руку и повел по узкому коридору, потом по лесенке, вверх на палубу. Суденышко было небольшим, синие паруса повисли, на волнах у борта качалась лодка. Их ждали.
По веревочной лестнице они ловко спустились, кто-то подал ей руку, она и Львов уселись на скамью лодки. Весла поднялись и опустились, и лодка понеслась к скалистому острову. Матросы говорили по-испански, и Елена их понимала. Командовал матросами капитан Гонсалес.
Он радовался земле, которую европейцы видели впервые, и говорил, что назовет его в честь своего короля "Землей Сан-Карлоса" и что теперь остров будет испанским владением.
На берегу толпилось небольшое количество туземцев. Эти люди выглядели загорелыми, одни были с более темной кожей, другие светлокожие. Уши у всех свисали до плеч. Оружия в руках у них никакого не было.
На берегу и дальше видны были огромные фигуры, кто-то из матросов назвал их идолами. Этих фигур было очень много. Они были огромны, монолитны и казались высеченными из одного куска камня и у них тоже были уши с длинными мочками и красноватые шляпы на головах. Елена схватила Львова за руку.
- Это же остров Пасхи!
- Ну, его еще так не назвали, это будет позже.
Туземцы развели перед одним из идолов костер, уселись на корточки, склонили головы, сложили руки и стали ими раскачивать вверх и вниз.
Один из любопытных матросов притащил из лодки кирку и ударил по одному из гигантских идолов. Посыпались искры. Огромная статуя была из тяжелого и твердого камня.
Стоящие статуи были повернуты лицами в одну сторону и смотрели на океан, некоторые лежали, будто поверженные наземь. Народа на остров было немного. Львов что-то сказал капитану и позвал Елену. Они втроем отправились вглубь острова. Кое-где они видели возделанные поля, на них росло что-то похожее на картофель, росли бананы, бестолково бродили какие-то птицы, напоминающие кур.
Обошли остров, это заняло довольно много времени. Остров имел форму треугольника, по углам которого находились потухшие вулканы.
Сопровождавший их туземец сказал: "Рано-као". Рядом находилось селение. Дома в нем были низкие, продолговатые, без окон, дверные косяки украшали цветные орнаменты.
На скалах, окружающих селение, виделись барельефы с изображением фантастических существ с человеческим телом, птичьей головой и костистыми лапами. Вокруг было мрачно, дул пронзительный ветер.
Львов обнял Елену за плечи, притянул к себе и сказал: "Мы должны все это как следует рассмотреть. Когда здесь будет Хейердал, многое изменится". "А мы? Разве мы не просто путешествуем?" "Мы с тобой попали в прошлое. Это конец восемнадцатого века, неужели не сообразила? Это суденышко, эта команда, одежды, Елена, ты что? Осмотри все внимательно. Эти древнейшие дощечки с письменами никто не расшифрует. А эти деревянные статуэтки, их так много, пока много, жаль, нельзя их доставить из сна в наш век, их останется так мало. Интересно, - сказал Львов,  вертя в руках одну из них, - кто этот тощий с ребрами?".
Львов увлек Елену в какую-то расщелину горы, двумя руками снял ее шляпу и рассыпал ее волосы. "Они думают, что ты мальчик, женщины не носят камзолов и таких штанишек. И ты думаешь, что тебе много лет? Сегодня тебе едва семнадцать. И ты ни в кого не влюблена и я еще глуп, но сегодня мне тридцать и я помощник капитана. Эх ты, мое сокровище, что за глупый сон я придумал, мне даже не обнять тебя, ведь ты мой братишка".
Утром Елена проснулась и улыбнулась уголку дивана, где должен был быть Львов.
- Елена,- раздался голос от стола,- ты такая милая и безмятежная во сне, такая беззащитная, у меня душа плакала. А что, если я не вернусь? И что я могу сделать, если буду рядом призраком, а тебя кто-то оскорбит, или толкнет? Каким я буду чувствовать себя подонком, не защитив тебя от жестокостей жизни?
-Ах, Львов, не думай над этим. Иди в Юдоль и возвращайся ко мне. Возвращайся.
- Проводи меня, Елена, я хочу выйти в дверь, а там уж все. Елена набросила халатик и прошла к двери, повернула ключ, помедлила.
- Как я хочу поцеловать тебя, Елена, - тихо сказал Львов, - как я хочу взять тебя за руку, зарыться лицом в твои волосы, прошептать тебе самое нежное.
- Ничего, ничего, - шепотом ответила Елена, - иди и возвращайся.
- До свиданья, родная.
 - Да, до него, Львов, пока.
Елена была рада, что можно было говорить мыслью, это было легче и радостней - слышать голос, слышать шепот, вздох, слышать молчание.
Когда Елена вернулась домой с работы, детей дома не было. Она обнаружила признаки того, что они обедали: грязную посуду в мойке. На столе лежала записка о том, что они ушли по своим делам, а потом, не заезжая домой, отправятся на тренировку по самбо. Значит, у нее много времени и она все выяснит о Львове.
Елена наскоро перекусила и устроилась на стуле у стола. На столе лежал когда-то белый листик с буквами, теперь изрядно потертый и потрепанный. Блюдце было перевернуто, значит, в Юдоли слышали разговоры ее детей в квартире.
- Гей, гей, Юрий Львов, я Елена. Ответь мне издали, как твои дела?
- Гей, Елена,- сказало блюдце, - я Львов. Ты меня слышишь?
- Нет, ничего не слышу, говори блюдцем.
- Сегодня в Юдоли по случаю моего сумасбродного поступка было небольшое совещание. Здесь масса душ, которые неподвижны, будто спят, есть такие, что тихо бродят по Юдоли, не вступая ни с кем в контакт, есть такие, что могут выслушать с безразличием, даже ответить что-то, но в них нет интереса ни к чему.
Но есть и такие, с которыми можно общаться, разговаривать на любые темы, обсуждать какую-нибудь информацию, полученную от вновь прибывших.
Сейчас у блюдца со мной трое: Рувим, которого ты знаешь, знакома с ним и два брата Николай и Сергей. В свое время их фамилии были известны на земле многим. Здесь они не бездельничают. Отсюда они кое-что делают на Земле. Они все знают о нашей связи, которая очень активна и представляет интерес для Юдоли. Сейчас я тебе представлю своих братьев.
- Елена, добрый день. Я - Николай. Возможно, мое имя и фамилия ничего тебе не скажут, но в данном случае я принимаю участие в деле возвращения Львова на Землю. Подобной практики у меня нет, это дело - чистейший эксперимент. Я и мои коллеги над этим думаем и надеемся на успех.
- Николай, я Елена. Мне очень приятно быть знакомой с вами. Если вы думаете, что я ничего о вас не знаю, то глубоко ошибаетесь. О вас написаны книги, ваши работы изучают,  ваши идеи разрабатывают. Я вас ценю и считаю гениальным. И раз вы принимаете участие в деле Львова, я абсолютно доверяюсь вам. Мне бы хотелось не только знать, что работа идет, но и принять в ней участие. Что я могу сделать?
- Есть ли у тебя белая ткань?
- Сколько нужно?
- Пять метров.
- Какой ширины?
- А какие размеры? - спросил Николай.
- Девяностой сантиметров и метр двадцать.
- Где эта ткань?
- В магазине.
- Купи. Плотно сложи и отвези на могилу жены Рувима. Закопай на глубину пятьдесят сантиметров.
- Я сделаю.
- Елена, здравствуйте, я - Сергей.
-  Здравствуйте и вы, Сергей. Рада знать, что у Львова есть друзья, готовые помочь ему и скрасить нелегкую жизнь в Юдоли.
-  Елена, я не москвич, я ленинградец. Там я жил и работал и кое-чего достиг. Вот уже почти два месяца мы слышим ваш голос. Я порой чувствую себя неловко, зная, что ваши слова предназначены не нам, а только Львову. Но у нас здесь не очень уютная и упрощенная жизнь, и мы рады вашему голосу, мы ждем его, приходящего к нам издалека. И немножко завидуем Юрию. Уверяю вас,  в Юдоли не было такого, чтобы полюбили друг друга мертвый и живая. Обычно любят до гроба, а затем стараются забыть и строят новую жизнь на Земле. А мы влачим свое существование в Юдоли одинокие и грустные. Я рад знать, что в есть такие, как вы, вернее есть вы и целую ваши руки.
- Гей, Елена, я Львов. Что это за разговоры такие длинные ты завела? Сергея просто нельзя было оттащить от блюдца. О чем он тебе говорил?
- Немного о Юдоли. Рад, что познакомился со мной и так далее.
- Понятно, светская беседа. Кстати о Сергее. Представь, эта Юдоль расположена в какой-то черной дыре, изолирована от всех миров Вселенной. И между Юдолью и остальным Космосом огромная Бездна. Сергей большой ученый, он конструктор. Он придумал мост через Бездну, создал его своей мыслью, только через этот мост можно уйти из Юдоли в те слои Космоса, где встречаются души умерших и души спящих на земле людей.
Из Юдоли трудно туда проникнуть, здесь считают, что умершие не должны нарушать покой живых, то есть, мы ушли в иной мир и мир живых должен существовать без нас. Я кончаю говорить, здесь Рувим.
- Елена, я - Рувим. Как твое настроение, как обстоят дела?
- У меня сейчас одно дело - Львов. Все остальное идет само по себе.
- Я не ожидал, что события развернутся таким образом. Львов слишком любит Землю, ее жизнь. Физическое существование очень привлекает его и не позволяет жить по законам Юдоли. Он рано покинул Землю и страдает. Ты просила Иисуса вернуть его. И он согласен отпустить Львова на Землю. Он дал добро, но никто из нас не знает, как сделать дело. Николай считает, что надо сформировать тело, оболочку, а затем туда поместить душу Львова, то есть его самого. Пока будем действовать в этом направлении.
Но Смерть безжалостна и жестока. Львов зовет ее "Косой". Она существует сама по себе, подчинена Космосу и порой собирает обильную жатву. Она никого не отпускает и сейчас очень обозлена решением Иисуса. Просто взбешена. Поэтому скажу словами Львова: "Косую берегись". Сегодня купи ткань. Время у тебя есть. Завтра отнеси и зарой в могиле Маруси. Все.
- Елена, я - Бог. Ты слышишь меня? - раздался в голове Елены властный голос. - Эта Юдоль, которая доставляла мне столько неприятностей, со своим Иисусом снова принялась за свои штучки. Неужели тебе непонятно, что это дело не стоит выеденного яйца? Львов, кстати, мне о нем ничего не известно, кроме того, что он мертв и его душа в русской Юдоли, обречен быть в ней до нового рождения. Это могло быть скоро, если б он подчинился законам Космоса, ушел в тонкий мир, а потом родился вновь на Земле. Только тогда он обрел бы новое физическое тело. А делать тело в этой дыре, где он обитает, глупо. И я вижу, что в этой безбожной русской Юдоли одни глупцы. Сентиментальные глупцы. Оставь это дело.
- Нет, - сказала мысленно Елена,- я обещала помочь и буду делать дело, несмотря на то, что оно обречено, как ты считаешь, на провал. Не мешай мне. Я ушла за тканью.
Она вышла на улицу. Были уже густые сумерки, до закрытия "Дома ткани" оставалось полтора часа.
Когда Елена вышла из магазина, стало совсем темно. Улицы освещались желтыми фонарями. На остановке троллейбуса толпились люди: после работы многие пытались что-то добыть в магазинах, многие просто ехали домой.
На остановке "Универмаг Москва" многие вышли, а вошли в троллейбус еще больше. Двери с трудом закрылись, и троллейбус медленно сдвинулся с места, набирая скорость. Елена стояла на передней площадке. Вдруг троллейбус как будто подпрыгнул, что-то попало под колесо, над которым стояла Елена. Троллейбус рывком остановился, пассажиров занесло, стоявшие попадали друг на друга.
"Что случилось? Что такое?" - послышались голоса. Двери салона открылись, шофер выскочил на проезжую часть, за ним потянулись любопытные. Вернувшись, сказали, что под правое переднее колесо их троллейбуса попал мужчина.
"Смерть взяла свою жертву, - подумала Елена, - и так жестоко сделала это по отношению ко мне. Надо же попасть именно под тот троллейбус, в котором я ехала и под то колесо, над которым я стояла. Сейчас мне кажется, что я даже слышала хруст костей, а это ощущение, когда колесо подпрыгнуло и съехало с тела... Тьфу!  Возможно его жизнь взята за жизнь Львова. "Она" не могла отпустить его просто так. Сейчас я почти поверила в возвращение к жизни Львова".
Придя домой, подошла к блюдцу.
- Я - Рувим. Ты как, Елена, чувствуешь себя?
- Ничего, терпимо.
- Тот, погибший под твоим троллейбусом, уже в Юдоли. Ты думаешь, это в обмен на Львова? Косая коварна. Да, она взяла жертву и успокоилась. Но сумеет ли сделать дело Николай? Вот вопрос.
- Я знаю, что Николай генетик. А это несколько другое. Львов сказал, что ты, Николай и Сергей имеют постоянное дело. Можешь ли ты мне сказать, как эти дела делаются и как это связано с Землей?
- Кое-что могу сказать. Дело Николая пристроить готовые к рождению на Земле и находящиеся здесь души в чрево земной женщины, вернуть их к жизни. Каждый человек должен выполнить свою миссию на Земле до конца и для этого будет рождаться в новом образе вновь и вновь.
- А дети? Дети, которые, не успев ничего сделать, умирают, погибают. Как же эта миссия? Вот во время последней войны погибло много детей, где они?
- Не волнуйся. Все они уже родились вновь и живут на Земле. Детей здесь не задерживают. Те, кто должен родиться, может выбрать себе мать, иногда ему ее выбирают другие.
- Вы?
- Нет. Тебе пока рано о них знать.
- А узнаю?
- Вряд ли.
- А отца? Отца выбирают?
- Нет. Мы берем клетку своего тела...
- А у вас тело? - удивилась Елена.
- Елена, без вопросов пока. Или клетку тела живущего на Земле. И из клетки в теле матери развивается существо, в которое вселяют душу, вернув ее из Юдоли.
- Значит ли это, что отец ребенка в семье может не быть настоящим отцом?
- Почти всегда так.
- Но ведь в семьях обычно дети бывают похожи на родителей и на отца конечно.
- Да, они имеют внешние черты, это естественно, это все может рассказать Николай, но это есть и в популярной литературе. Например, о лошади, которая рожала полосатых жеребят, похожих на зебру, хотя в тот период ее самцом был уже не зебра.
- Интересно, но мало понятно. Подробнее об этих жеребенках расскажешь?
- Елена, но разве можно прочесть лекцию, вертя блюдце?
- Ну, тогда вопрос попроще. А мои дети? Кто их отцы? Ты знаешь?
- Да, мы это знаем всегда. Это занесено в "книги", мы так их называем, но на самом деле нечто другое, закодированные сведения.
- То есть это "книга" о чистоте породы?
- Да, что-то в этом роде.
- Ты много мне сказал. Спасибо. А почему ты это сделал?
- Это - малая толика того, что ты имеешь право знать.
- А мои дети? Ты не ответил.
- Твои дети оба дети Львова.
- Значит, он был мне мужем на Земле?
"Ну, если тебя устраивает такой поворот и такое  название, то это так
- А Львов? Он чей сын?
- Он сын Сергея.
- И какие же клетки берутся для этого дела?
- Практически из любой клетки тела может развиться полноценный организм, это не имеет значения. Но клетка кожи дает очень странных, я бы сказал, примитивных особей. Мы имели опыт, и теперь тот, кто дал эти клетки, очень страдает.
- А как вы берете клетки у живых?
- Это не сложно, объяснять не буду.
-  А я? Мне можно знать, кто мой отец?
-  Елена... я... я не хотел бы тебе говорить.
- Но можешь? Скажи, я тебя умоляю!
- Ты имеешь право знать многое, нам разрешено дать тебе некоторые знания. Хорошо. Для тебя дал клетку я.
- Рувим! Боже мой, я благодарю тебя. Ты умен, талантлив, красив, у тебя масса достоинств, которых у меня нет. Какую же клетку ты для меня дал?
- Елена... я дал клеточку моего сердца.
- О, Рувим! Ты великодушен и расточителен. Спасибо тебе, родной мой.
- Я дал и не жалею. Ты вся - сердечность, ты вся - доброта, справедливость, самоотверженность до самоотречения. Ты просто большое сердце, любовь моя, Елена. Я горжусь тобой. Тебе трудно жилось и живется. Я знаю. От твоего самого рождения я следил за тобой, помогал, как мог. Но из Юдоли это так трудно сделать. Ты жила среди хороших людей. У тебя справедливые, честные, порядочные родители, ты не погибла в войну и мы сохранили  тебе отца, ты болела, мы дали тебе силы победить болезнь. Я так хотел, чтоб ты встретила Львова, ведь он от начала твоя половина. Ты поехала в Москву, и мы помогли тебе в поступлении в институт, было сделано все, чтобы ты поселилась с Марусей, моей женой. Мне было приятно видеть вас вместе. Не все я мог для тебя сделать, но наблюдал постоянно. И я скажу тебе, у каждого избранного есть Учитель. Учителя не здесь, не с нами, но они ведут по дороге жизни и стараются облегчить жизнь, помочь тому, кто этого достоин. И у тебя есть Учитель. Возможно, он будет говорить с тобой, и ты узнаешь еще немало. Я думаю, что судьба твоя не проста, ты всегда была присмотрена: тебе открывали пути, ты чувствовала и шла по ним. Не всегда. Вспомни, были возможности, а ты ими не воспользовалась, не так ли?
- Наверное. Я просто жила, Рувим, и все. Если бы я знала, старалась видеть, чувствовать помощь, эти открывшиеся возможности понимала, как Знак, я бы, наверное, достигла многого. Но я жила в силу своих возможностей, у меня никогда не было крепкого здоровья и я старалась его немножко сохранить. Я считала, что все зависит от меня самой, не просила помощи, не доверяла протянутой руке, из переделок выволакивала себя за волосы, как барон Мюнхгаузен.
- Не жалей ни о чем. Ты большое открытое сердце. Ты живешь для людей, не для себя. Ты еще многое должна сделать на Земле.
- Что же?
- Я не знаю. Но у тебя будет длинная жизнь. И я знаю, ты ее проживешь не хуже, чем жила.
- Ну, я жила-то трудно.
- Это ничего. Что, тебе нужны деньги? Их у тебя всегда было мало.
- Деньги решили бы много моих проблем.
- Глупышка. Деньги трудом заработать почти невозможно. Их у тебя будет достаточно для жизни. Не упрощай жизнь, борись с ней.
- За кусок хлеба и мягкие туфли?
- Это у тебя будет и ведь есть? Ты знаешь, что такое ценности. Твое сердце все знает, доверяй ему. Все, спокойной ночи, детка.
- До завтра, Рувим.
- Добрый день, Львов, это я, Елена.
-  Львов здесь. Скажи мне "Гей", Елена.
- Гей, мой милый.
- Знаешь, здесь как это звучат твои слова издалека. Это так приятно, так отрадно. Скажи еще гей.
- Гей-гей, Львов. Я - Елена, здравствуй!
- Здравствуй и ты, мое сердце. Сейчас, когда моим делом заняты Николай и Сергей, Рувим и другие, я поверил, что буду на Земле. Я буду жить той жизнью, о которой мечтаю; пробыв здесь шесть лет, я понял цену всему земному и счастлив, что жил, но грущу, что было много глупостей.
- Я не могу винить тебя за твои неправильные поступки. Я знаю только то, что ты на Земле - личность выдающаяся, талантливая, необычная.
- Ты мне льстишь? Зачем?
- Я тобой горжусь. Как странно, что здесь я никому не могу сказать: "Я горжусь Львовым", меня спросят: "А ты-то тут причем?". А я, действительно, ну совершенно ни причем.
- С того момента, как я увидел на стене в твоей комнате эту шестиструнную красную великолепную гитару, я просто грежу ею. Когда я вернусь на Землю, я обязательно уговорю тебя петь со мной, на тебе будет платье цвета незрелой вишни, а у меня сверкающая лаком в тон твоему платью гитара, и мы будем петь. У нас будет потрясающий репертуар. Я назову его "Огненный цикл", мы будем петь о Космосе, его жизни, музыке сфер.
- Это было бы просто восхитительно, но я не пою.
- Ты будешь петь.
- Львов, не смеши меня, у меня нет слуха, я ничего не могу спеть не фальшивя, я просто перевираю все.
- Ты хотела меня этим убить? Не получится. Ты только что сказала, что поешь, фальшивя, так?
- Так.
- Значит, ты пыталась петь?
- Если я пою, то только то, что придумываю сама, по выбранным стихам, которые никто не положил на музыку, ведь тогда никто и не скажет, что я вру. Иногда я пою с кем-нибудь очень редко вторым голосом, просто иду за ведущим и все.
- Хорошо, что ты это сказала. Я еще задам вопрос: а какие песни ты пробовала петь с кем-то?
- Ну, украинские народные.
- Слушай, это же чрезвычайно трудно. Они очень сложные для исполнения.
- Ну, в одиночку я б никогда не рискнула, а так просто иду следом, тащусь со своим вторым голосом.
- Это нужно обдумать. Когда поют мужчина и женщина, ведет обычно женщина, у нее высокий голос, а мужчина поет вторым. Мы попробуем наоборот. Возможно, эта необычность будет победой.
- Я тебе испорчу весь концерт. Лучше уж сидеть в первом ряду, смотреть на тебя, радоваться тому, что ты меня любишь, а я так близко, рядом с тобой всего метрах в двух.
- Я же тебе говорил, что я уродлив.
Елена засмеялась весело и неудержимо.
- Ты ничего не знаешь о своем лице, это раз. А второе это то, что ты себя очень любишь, просто обожаешь, правда?
- Я смущен. Ты так считаешь?
- Я уверена в этом. У тебя отличные стихи, ты ведь это признаешь?
- Я не Пушкин.
-  Жаль, что Пушкин не родился вновь, правда? В новой жизни он бы не мог не писать стихов. Для меня среди всех есть два гения – Пушкин и Шекспир. Это пик, вершина творчества, они несравнимы ни с кем.
- Каждый поэт - это индивидуальность.
- Естественно. Но до их вершин никто не добрался.
- Да, ты права. Я плохой поэт.
- Разве я это сказала? Ты необычный, ты прекрасно пользуешься словами, ты играешь ими, как никто. Твой концерт - это просто фейерверк, твои песни, как скипидар, долго помнишь и их и впечатление, которое они производят.
- А голос, ты ничего не сказала о голосе, он плох?
- Видишь ли, ты не Сергей Захаров, на которого смотришь, любуясь, а, слушая, таешь. Не Эдуард Хиль, слава Богу, и не Лев Лещенко. Твой голос - просто находка для твоих песен. Разве их можно петь другим голосом? Что б было, если б их спел Захаров? Это невозможно было бы слушать!
- Так плохи стихи, что их испортит голос Захарова?
- Ты издеваешься надо мной? Разве ему можно позволить петь твои песни? Твои песни требуют твоего лица и твоего голоса. Это сочетание неповторимо и ценно. Вот Окуджавовские песни могут все петь - Гурченко, например, туристы на привале у костра. Твои песни не рискнет петь никто. Но это же великолепно, правда?
- Не знаю. Это значит, что через сто лет их уже никто не будет знать. А вот есть песни, их называют народными, а они имеют авторов, чье авторство забыто, а песни поют и поют.
- И романсы.
- Да, и романсы.
- Не загадывай так далеко. Твои песни записаны на пластинки - их уже восемнадцать долгоиграющих.
- Что? Что ты сказала? Каких восемнадцать пластинок?
- Долгоиграющих.
- Господи, помилуй! Что же они туда насобирали? Они что, рехнулись? Мало ли что я ни пел за бутылкой или просто так? Разве так можно со мной поступать?
- Ну, дело все, возможно, в том, что те, кто тебя любят, хотят иметь все, что возможно. Они любят тебя, любят твои песни, твои спектакли, твои ошибки, твой голос, хотят знать интимные подробности и прочее и прочее.
- Елена, я не хочу, чтоб они это знали.
- Увы! Ты умер. Ты уже не принадлежишь себе, ты теперь, так сказать, "всехний". Знаешь, в 1976 году я была летом на турбазе. Нас будили по утрам твоей песней. И только тогда я впервые услышала твой голос. Я просто совершенно обалдела. "Что это за творение природы?" - думала я. Голос разносился по всей Канакской балке, резонировал в скалах и успокаивался только в море. Где ты был в июле семьдесят шестого года, мой милый?
- На Гаваях.
- Извини, я, похоже, заставила тебя грустить. Вот теперь ты вспомнил то, что забыть невозможно: чудную природу, теплый океан, великолепную женщину, которая была твоей. И загрустил, потому что думаешь, что это не повторится никогда. И женщины этой не будет, потому что Иисус направил тебя ко мне, а я   совершенно никак не могу с ней ровняться ничем.
- Ты говоришь глупости.
- Нет, не глупости. Истинную правду. Может быть, действительно, я твоя половина, но только чужие половины гораздо красивее, милее, женственнее, умнее. Да что там говорить, тебе чрезвычайно повезло: тебя любила одна из самых очаровательных женщин Земли. Знаешь, я расстроилась. Я рада за тебя, но сожалею, что так на нее не похожа и ты никогда не будешь любить меня так, как ее. Возможно, что я твоя половина, возможно. Но ведь бывает, что люди не любят свои руки, свою фигуру, свой голос, свой цвет глаз, свои ноги и огорчаются, что у них они такие, а не другие, более изящные, более приятные для глаза и сердца. Так и ты будешь думать: "Как жаль, что моя половина вот такая, как жаль, что вот та женщина больше не моя". Как знать, дорогой, может быть она больше твоя, чем я. Правда?
- У тебя такой грустный голос, Елена.
- Я не актриса, я не умею скрывать свои чувства, а так хотела бы. Я тебя, видно расстроила, но что делать? Сейчас мы расстанемся до завтра. А завтра я опять позову тебя к блюдцу. И ты придешь, потому что я единственная ниточка, связывающая тебя с прошлой жизнью. Ты сейчас погрустишь, повспоминаешь и это будет светлая грусть, потому что тебя эта женщина любила. До гроба.
- До моего гроба, не ошибись, Елена. Я хочу тебя спросить, Елена, ты любишь мертвеца?
- "Пусть листья осыпались, смыты и стерты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира Вы мертвый,
Я тоже мертва".
- Боже мой, Елена, что это?
- "Я обманута и я обокрадена -
Нет на память ни письма, ни кольца!
Как мне памятна малейшая впадина
Удивленного-навеки-лица.
Милый друг, ушедший в вечное плаванье,
Свежий холмик меж других бугорков!
Помолитесь обо мне в Райской гавани,
Чтобы не было других моряков".
- Что это, Елена? Чье это, Елена?
- Это Цветаева, мой хороший. До свиданья, до завтра. Не жду твоих слов. До свиданья, я перевернула блюдце.
Елена сидела у стола тихо-тихо. И думала, что ей уже не надо измышлять, как вернуть на Землю Львова. Там трудятся, там обдумывают, там изобретают. Пусть он вернется, она поможет на первых порах, ведь как-то надо ему определиться, стать Львовым, получить паспорт, диплом, работу. И когда он появится, примчится его женщина, чтоб на него посмотреть. Будет лететь в "Боинге", будет молиться, будет идти на подгибающихся ногах и она будет в тот момент не всемирно-известной актрисой, а всего лишь любящей и любимой им, ибо не любить такую женщину нельзя. И она, Елена, обманет Небо, она отдаст его ей, этой женщине, потому что ей, Елене, он принадлежать не может, для него Елена слишком проста, скучна, просто не его женщина. Просто ничья женщина - вот кто она, эта Елена.
- Елена... Елена... ты слышишь меня? - прошептал голос.
- Да, слышу, ты кто?
- Я друг, ты помнишь, я уже говорил с тобой.
- Да, конечно. Спасибо, новый друг. Ты мне что-то хочешь сказать?
- Елена, ты кто?
- Я? Да не знаю я, кто я. Просто земная женщина.
- А, понятно. Ты на Земле. Видишь ли, здесь в Космосе, твой голос так звучит, так вливается в музыку сфер...
- Каких сфер?
- Видишь ли, это трудно объяснить, это не земное понятие.
- Ладно. Я уже привыкла к тому, что мне ничего не объясняют, а используют для всяких дел...
- Ты не обижайся. Просто в земных словах нет тех понятий, что в Космосе.
- Почему же? Русский язык так богат и могуч, что им можно выразить все.
- Я не владею твоим языком.
- Но я ведь слышу тебя.
- Ты просто слышишь мысль. Она не нуждается в переводе.
- Вот как?
- Да. Но ты объясни, я Землю знаю, могу увидеть. Объясни, где ты живешь?
- Какая разница, где я живу? Может быть тебе и адрес сказать?
- Буду тебе очень признателен. Я хочу тебя видеть.
- Это возможно?
- Не всегда. Есть каналы, их можно использовать.
- Всем?
- Не всем и не всегда. Но я могу.
- А из русской Юдоли можно меня увидеть?
- Где?
- Ну, в доме моем, на улице.
- Можно, если Космос захочет.
-Космос - это что-то огромное, бесконечное, наполненное мирами и Безднами, как оно может захотеть?
- Космос - это организм. То, о чем ты говоришь, это Вселенная. Космос - нечто другое.
- А зачем тебе меня видеть?
- Мне интересно это.
- Интересно, как я выгляжу? Руки, ноги, голова, туловище - как у всех земных женщин.
- Ну, они все разные, как миры во Вселенной. Я хочу узнать больше о твоем мире, о тебе. Мне любопытно.
- А, всего лишь?
- Нет, "не всего лишь". Я уже так долго слушаю ваши диалоги и монологи, что нет сил терпеть. Я думал и мне надо видеть тебя. Скажи, где живешь. Скажи город.
- Москва.
- Буду смотреть. Когда идет голос, можно узнать откуда. До свиданья.
- До свиданья,- простилась Елена. - Ничего себе, уже два ночи. Пью таблетку и спать.
- Елена, ты слышишь меня? Я Николай.
- Да слышу. Только мне надо спать, ведь я работаю, зарабатываю деньги на жизнь себе и детям. Мне надо в определенное время встать и быть работоспособной.
- Какие таблетки ты пьешь?
- Всякие. Ну, снотворное. У меня бессонница.
- Не пей таблетки. Сделаем - будет сон. Ничего его не потревожит, уснешь сама, не волнуйся. Ложись и спи. Без таблеток.
- Хорошо, попробую.
- Спокойной ночи.
- До свиданья.
Елена разложила свой диванчик, забралась по одеяло, зевнула и... уснула.

- Гей! Львов! Здравствуй! Я - Елена, жду разговора с тобой!
- Елена, здравствуй. Много думал о тех годах, которые провел в Юдоли. Столько лет здесь я вел примитивную жизнь без работы, без мыслей, без бумаги, ручки и гитары, без книг. Я страшно опростился. У некоторых здесь есть работа, но я о ней не знаю, не допущен, хотел узнать, безуспешно.
Здесь только ты даешь мне настоящую жизнь, мысли о будущем. И мне кажется, что жизнь только одна, настоящая жизнь с тревогами, работой до изнеможения, любовью, ненавистью, скорбью - только на Земле. Только на Земле жизнь. Надо все испытать в ней и все, что можно сделать, другой жизни нет, потому что здесь не жизнь, а что-то растительное, но на Земле и у растения больше впечатлений и дел, чем у меня здесь. Живи, Елена, другой жизни не будет.
- Тебе ли, Львов, думать о том, что твоя жизнь на Земле не была полной? Да она била ключом.
- Да, я работал. Я старался понять жизнь и приспособиться к ней. Оказалось, что я, старающийся все понять, не знал самого себя. Здесь я пересчитывал и пересчитывал все, что перенес за последние, вернее, за все прожитые годы, и обсчитался. Даже здесь, наедине сам с собой, я обманывал себя. Как говорится, "каждый наиболее чужд самому себе". Удивительно, у меня такое чувство, что во мне живут две души. Одну я люблю и уважаю, другую - ненавижу. Она скользкая, мерзкая, злая, о, у меня для нее много эпитетов. Но, понимаешь, все так переплетено в моей душе, ведь она все-таки одна, я думаю. Я хочу сказать тебе: верь мне, я хороший. А потом думаю: я хороший? А это? А вот это? А вот там лезет что-то мерзопакостное,  и что я могу с этим животным сделать? Как я могу жить возле тебя таким, как я есть? Я умер, я попал в другой мир и не стал лучше. Нет, Елена, не стал. И стану ли я лучше, чем был, если вернусь на Землю? Нет, не стану. Иметь рядом непредсказуемый вулкан опасно.
- Но живут же люди на вулканах...
- С вулканами все ясно, у истории много примеров. Елена, мы здесь в Юдоли подвергаем тебя опасности жить очень трудно. Во мне много хорошего и, однако, я дикий.
- Я не собираюсь приручать тебя. И потом, что за проблемы ты ставишь сейчас? И зачем? Вернешься на Землю и подумаем потом. Пусть решится один вопрос, давай все делать по порядку, а, Львов?
- Я подвергаю тебя опасности. Юдоль решила провести эксперимент.
- Прекрасно. Им интересно. Но для твоей жизни будет лучше, если я останусь здесь.
- Так. Ты колеблешься. Это новость.
- Я не хочу своими ногами топтаться по твоей жизни и коверкать ее.
- Да ладно уж, моему кораблю немножко бури не во вред, а так даже интересно, поверь мне.
- Я не хочу быть гадом по отношению к тебе. Не хочу, но, кажется, могу и боюсь, что не справлюсь с самим собой.
- Читаю твои буквы и слова и вижу, что ты не такой уж жуткий эгоист, как мне думалось.
- Ты меня прости, Елена, какое-то время сегодня я слышал твои мысли. Сначала искал блюдце, потом понял, что ты не говоришь вслух, просто мне дали возможность услышать кое-что из твоих мыслей, маленькую толику, чтоб я мог подумать еще и еще о себе, о тебе, о нас.
- Так... Значит, мне надо научиться не думать. Это - новость и неприятная.
- Елена, не волнуйся, твои мысли и слова совпадают, нового ничего не было для меня, просто мне дали возможность их услышать еще и подумать, прежде чем решиться на такой безумный шаг - возвращение на Землю.
- У меня нет выбора, Юрий. Я жду тебя такого, как ты есть. И будь что будет.
- Елена, я - Сергей. Он успокоится немного. Он не из тех, что сворачивает, уходит от цели, особенно,  если цель видна. Кончай разговор с ним, пусть думает. Ты ведь знаешь, Львов - не подарок судьбы.
- Жизнь мне подарков не делала, Сергей. Или, во всяком случае, я этого не замечала.
- Елена, в жизни у тебя было много знаков. Ты не все видела и не всегда пользовалась возможностями, которые тебе предоставляли. Но это ошибки всех, живущих на Земле. Ты старалась сама делать свою судьбу, это похвально. Но иногда тебе казалось, что вдруг повезло, правда? Нет,  тебе помогали.
-  Люди?
- Нет, те, кто знает о нас все.
- Помощь шла из Юдоли?
- У Юдоли другие функции. Я знаю,  ты хочешь понять многое, но ты сдержанна, это хорошо. Возможно, что ты узнаешь что-то о Космосе, если Он захочет, я же не уполномочен ввести тебя в курс дела. В данном случае я только зритель. До свиданья.
"Так, - подумала Елена, - ничего не будет страшного, если об этом Сергее я попытаюсь что-то узнать. Фамилию-то мне сказали, поищу по словарям".
Долго искать не пришлось. Советский физик, основатель научной школы физической оптики, академик. Фундаментальные труды по оптике, люминесценции, имеет труды по философии естествознания и истории науки. Популяризатор науки.
"Да, головастые эти братья. Львов хоть и неистов, он лирик, а эти братья - ученые высокого класса. И никто из них не подумал вернуться на Землю. А разве такие головы больше не нужны Земле? Конечно, наука развивается и их дело продолжено. Кем-то. Оно идет, это дело. Возьмем Пушкина. Продолжателем его дела нельзя назвать никого. И у Львова продолжателей не будет. Это феномен, фейерверк. Чье дело важнее для Земли - ученых или вот таких, как Львов? Не могу сказать, не знаю. Но, думается, что Львова отпускают на Землю не потому, что он незаменим, их это не интересует, пожалуй, просто делается научный опыт в Юдоли. А может быть не в Юдоли, а где-то еще? Неважно. В конце концов, неважно. Они-кто-то-решили сделать это дело: дать душе тело и вернуть на Землю. Львов согласен на эксперимент. Если он не выиграет,  то и не проиграет. В любом случае для Львова это жизнь, а не бесцельное метание по Юдоли. Ноя-то!
Будучи живой, имеющей образование, изучавшей в свое время физику и химию, знающую медицину, я каким-то образом верю, что где-то в Космосе, в Бездне,  в Юдоли живут души, да еще что-то делают, как, например, мост через Бездну и тело Львову. Я схожу с ума? Ненормальная? Это бред? Сказка? Пусть будет так, что я попала в сказку. Я в ней участвую, мне это интересно и я буду это дело делать до конца. Какого конца? Психолечебницы?" Она потрясла головой. Она не более ненормальная, чем была раньше. Просто соприкоснулась с тем, что другим не дано. Ей повезло. Ей приоткрыли щелочку, и она что-то узнает. По крохам, по тем крохам, что ей показывают в щелочку. Зачем показывают? И если показывают, то почему так мало? Почему бы не рассказать все? Или ограничить игрой в блюдце с умершим Львовым? Два месяца она играет в это блюдце и ничего, никакой информации, практически, о Юдоли нет. Что же это такое, эта Юдоль?
- Елена, слышишь меня?
- Да, - она встрепенулась, - слышу. Ты кто?
- Я - он.
- Ах, да, "он". Любознательный "он", информирующий "он". Ты из Юдоли?
- Нет, Елена, к ней я не имею отношения. Она меня не интересует.
- Ты, наверное, все знаешь о ней?
- Конечно.
- Вопрос можно?
- Задавай свои вопросы.
-Я буду спрашивать, а ты будешь ускользать,  "юлить", как говорит Львов?
- Ты хочешь знать, что такое Юдоль? Это огромный космический корабль, который давно не функционирует. Он расположен на значительном расстоянии от Земли и на нем собираются души тех, кто прилетел на нем к Земле в очень далеком прошлом.
- Но на Земле миллионы жителей, как же они...
- Я расскажу тебе. Космос велик, Вселенная бесконечна. В ней есть и были миры, населенные людьми. На одной из планет в результате развития науки, нарушилось экологическое равновесие, планета погибала, становилась непригодной для жизни людей. Был отправлен корабль на поиски новой планеты, жизнь которой была бы подходяща для жизни людей погибающей планеты. Они нашли ее. Эта была Земля. На огромном космическом корабле часть людей покинула свою погибающую родину и прилетела к Земле. Корабль остался в Космосе, а люди поселились на Земле.
- Сколько же их могло улететь оттуда?
- Их было всего триста.
- Но если все русскоязычное умершее население собирается на этой поверхности, то их совсем не триста, а гораздо больше. Люди мрут, и никто не возвращается.
- Возвращаются. Умирает тело, плоть, душа бессмертна. Не у всех, ты еще узнаешь об этом. На Земле рождается новый человек, а душа его стара, как мир, или, если хочешь, вечно молода, живет в новом физическом теле. Таким образом, Юдоль не перегружена душами.
— Но ведь там только русские, а умирают везде...
- Неужели ты думаешь, что только на одной планете случилась катастрофа? Нет. Таких планет несколько, я бы сказал - много. В разное время из разных мест Вселенной к Земле подходили космические корабли с переселенцами. Ты ведь знаешь, как отличаются на Земле люди друг от друга?
- На Земле четыре расы: белая, желтая, черная, красная.
- Нет, Елена. Вокруг Земли семь кораблей. Они большие, они чем-то похожи друг на друга, но они прилетели из разных мест Вселенной и привезли семь рас. Был и восьмой корабль, отличный от других. Он был сигарообразный, и он приземлился. На нем были те, кого вы называете атлантами. Об этом особый разговор. Семь кораблей привезли греков, негров, монголо-китайцев...
- А японцы, корейцы?
- Они с одной планеты. Дальше: майя, славяне, арабо-семиты, западноевропейские народы. Итак, семь планет, семь рас.
- Если души вне тела и их так, в сущности, в начале было мало, то как же они расплодились, однако.
- На корабле были не только люди с физическим телом, но и души погибших. Но, в общем, их, конечно, было не так уж много. Те, что были с физическим телом, покинули корабли, а души ждали нового рождения.
- Им нельзя было дать тело?
- Душа получает тело только через рождение матерью.
- Другой вариант невозможен?
- У Космоса много тайн.
- Ты их знаешь?
- Очень мало. У меня дело о Земле и даже не обо всей Земле. Мне трудно тебе все объяснить так сразу, но некоторые знания ты получишь.
- Я уже получила кое-что, прямо говоря, очень много ты мне дал. Благодарна.
- Без благодарностей. Мы решили дать тебе эти знания, но Львову не давай знаний о нас.
-  Вы - кто?
- Нас называют Учителями. Я - один из них. Разговор закончен. Отдохни.
"Интересно-интересно... Вот это интересно... Вот это кое-что объясняет. Ведь это ж объяснить ничем нельзя было: как на Земле: вдруг образовались такие разные по цвету и религии люди. Религия? Да, да. Она связана с людьми, они ее притащили оттуда, из своих земель, со своих планет.
Так-так-так. Вот так что... Значит, если почитать их древние книги, то можно оттуда что-то добыть. Да, да.
Но однако... однако книги переписывались, трактовались, их подстраивали под тех, кто родился на Земле, а люди почему-то с годами... с годами? С веками! Люди становились примитивнее пришельцев и книги переписывали для них. Это несомненно. И потеряли знания о своих планетах.
Знания были зашифрованы в тексте. Это несомненно. Где же добыть книги? У нас ничего не издается. Даже "Библия", "Евангелие" редки. "Евангелие" отбрасываем, это книга этого тысячелетия. Есть еще книги. Какие? "Талмуд" еврейский. Возможно, в ней что-то есть. "Коран" еще моложе "Евангелия". Боже мой! Они ведь есть, эти книги. Наверняка в святилищах есть истинные тексты, до них не добраться, не добраться. Перевода нет.
Перевод - обман. Перевод - обман, по нему ничего не узнаешь. Это так. Жаль. Но ведь и перевода нет! Вот как нас скрутили. Кто? Зачем? Кому-то надо было, кому-то выгодно, чтоб не знали о своих планетах, не думали, не мечтали, а жили здесь примитивно и убого. Конечно, "дети Вселенной" это одно, а "дети Земли" это другое. Это отбрасывает к нулю, не возвышает, ну, никак не возвышает.
- Елена, Елена... ты спишь? - раздался в голове шепот.
- Гм. Да, я слушаю, я не сплю, думаю. Ты кто?
- Я друг. Мы знакомы...
- Мы не знакомы! Я знаю только то, что ты где-то во Вселенной, но даже как зовут, не знаю.
- А,  вот ты о чем. Я - Авель.
- Авель - это что-то библейское. Я это имя слышала.
- Возможно, но это не имеет значения ни для тебя, ни для меня. Я - Авель. У меня во Вселенной дело. Я контролирую некоторые пути Вселенной. К сожалению, для тебя я ничего не могу сделать, ты пока на Земле, у тебя есть Учитель, он поможет тебе. А я здесь - наблюдатель, но не посторонний. Я слышал твои разговоры с Рувимом. Думал и вычислял. И вычислил, что ты мне родная.
— В каком смысле? Мы тоже иногда говорим чужим: "Родные мои", но это не означает кровного родства.
- Здесь, в Космосе, иные понятия родства, не кровные. Но есть нити роднее кровных. Такой нитью я связан с Рувимом. А ты - его часть. По земным понятиям я тебе дедушка. Только очень-очень древний дедушка.
- Но ведь в Космосе душа молода?
- Но и стара, и стара, Елена. Я сочинил песню. Послушай:
«Я нашел во Вселенной
Свою внучку Елену.
И во всей во Вселенной
Лучше нету Елены! ''
- Ну, Авель, спасибо за такой куплет. Мне никто стихов не дарил. Спасибо.
- Елена, а как ты думаешь, вернут твоего Юрия на Землю?
- Ну откуда мне такое знать. Хочется думать, что это возможно.
- Я тебе могу сказать, что Землю посещают из русской Юдоли, но у Юдоли не много возможностей. Я знаю об этом, потому что мое дело - фильтры.
- А что это такое?
- Это космическое действие, это некое пространство, коридоры, через которые проскакивают души. И не только души. Фильтры нужны во многих случаях.
- Я вижу, что ты тоже юлишь.
- Это понятие? Мне не известно.
- Это русское слово означает говорить о чем-то так, чтобы ничего не сказать.
- Да я, Елена, не знаю, как тебе сказать. Я контролирую некоторое пространство Вселенной. Но я почти простой сторож и выполняю простые функции по расписанию или распоряжению. Только и всего.
- Хорошо, Авель, если нужно, если окажется необходимость, мне расскажут, правда?
- Твои знания, Елена, будут на уровне примитива, просто некоторые знания, очень малые.
- Ничего. Мне, естественно, интересно, что там и как в Космосе, но ведь я не астроном и не физик, не химик, я просто женщина, живущая на Земле и нашедшая связь с умершим, таким образом, чуть-чуть прикоснувшаяся к Вселенной и Вечности.
— Ты знаешь ли, Елена, - бубнил в голове голос, - возможно ты окажешься находкой для Космоса. Космосу нужна и букашка, что ползает по листу. Космос, если нужно, и у нее возьмет информацию. Редко бывает такое, чтоб люди так настойчиво пробивались через пространства Вселенной. Иногда Вселенная приоткрывает себя, приобщает живущего к Космосу. А ты такой здесь крик устроила, просто всё звенит. Ты рвешься, просто рушишь преграды. Ну и нрав у тебя какой-то дикий. Увидишь, Космосу это придется по душе. И главное: ты веришь, это раз, и не боишься, это два. Но откуда у тебя столько энергии, Елена, тут просто вибрации идут, от твоего голоса. Ужас какой-то.
- Я все плохо делаю, Авель? - смутилась Елена. - Но ведь я не знаю, как там у вас все происходит. Думала, это дело мое и Львова.
- Ну, я о твоем Львове ничего не могу сказать. Он, конечно, молодец, но многие души стремятся на Землю, их тянут привычки, дружеские и родственные связи. Но видят, что возврат невозможен и успокаиваются до нового воплощения. А, Львов просто бил головой о стену. Бил, бил и прошиб ее. Много дал забот Юдоли. Он настойчивый люд.
- У них там, похоже, сонное царство.
- Нет, я смотрел. Осмотрел Юдоль, она неспокойна. Я думаю, статус Юдоли изменится. Оттуда идет энергия мысли.
- А куда она направлена?
- Пока никуда, так хаотична. Иисус после ссоры с отцом стал пассивен, он отчаяся, кинут вместе с Юдолью в черную дыру, настроение у него плохое.
- Да, Авель, ты мне кое-что рассказал.
- Так, поболтал с тобою немножко. Мимо меня все скользят. Я тут в одиночестве совсем было загрустил. Века идут, мне дана работа сторожа  при воротах... Ну, не только при фильтрах я поставлен, я контролирую часть пространства, говорил тебе?
- Говорил.
- Хорошо с тобой поболтал. Теперь твоей мысли дали силу, но мысль очень расходует энергию, ты смотри, ешь хорошо, спи хорошо, боюсь за твое здоровье.
- Спасибо, Авель. Ты хороший и заботливый. Спасибо.
- Я твой дом нашел. Могу видеть твою квартиру и тебя.
- Вот как... А зачем?
- Да мне интересно. Ты мне нравишься, приятная женщина. Ну, я по голосу еще определил, что образ твой должен быть красив. Космос любит красоту. Во Вселенной красиво, здесь много красивого. А законы здесь другие, не такие, как на Земле. Но земляне тут иногда мыслью строят. Иногда появляются кошмарные вещи. Они думают, выдумывают... Их мыслеобразы плавают над Землей. Иногда люди воплощают свои мысли: строят, рисуют, лепят. Тогда эта сделанная мысль остается на Земле. А иногда такое сделают мыслью, содрогнешься. И эти их монстры тут во Вселенной шастают.
- Мыслеобразы?
- Ну да. Они тут воплощаются и шастают, и делают безобразия. И их не просто разрушить.
- Но ведь Вселенная огромная, пусть идут.
- Среди них много разрушителей и, конечно, они ближе к Земле держатся и делают всякие неприятности.
- Ты сказал "Люд настойчивый", почему не сказал "настойчивый человек?"
- Люди и человеки живут на Земле, но они разные. Человеки, это те, что произошли от животных, поняла?
- Нет, не поняла. Если от животных, то они не люди? Я всегда думала, что люди и человеки это одно и то же.
- Для вас на Земле одно и то же, хотя и странно, что вы этого не видите. Но люди, это люди, а человек, я повторяю, это животное. Здесь это сразу видно, а у вас на Земле это непонятно. Я смотрю: кто же есть кто? После смерти образ меняется, все принимает очертания естественные, и все понятно. Животные с хвостом и тяготеют к Сатане. Люди идут к Иисусу.
- Загадка, - задумчиво сказала себе Елена.
- Да нет, - откликнулся Авель - я просто не имею об этом знаний, мне не объяснить.
- Ладно, Авель, буду  размышлять об этом.
- Только тихонько думай, а то раньше ты периодически говорила вслух, а сейчас твои мысли все, как набат, гудят постоянно.
- Как же быть? - удивилась Елена, - как же мне быть? Не думать - это же невозможно.
- Да, трудно. Ты думай, но не громко. Твоим мыслям дали путь, Космос слушает. Ну, все. Я разболтался, было приятно с тобой говорить.
«Я нашел во Вселенной
Свою внучку Елену.
И во всей во Вселенной
Лучше нету Елены! '' -
запел громко Авель и голос постепенно затихал вдали.
- Елена, Елена, я - Львов, гей!
- Наконец-то, Львов! Я тебя слышу,  слышу наконец-то.
- Вот именно. Совершенно непонятно, блюдца нет, ты не зовешь, и я не могу пробиться к тебе через эти пространства. Безумно боюсь, что ниточка между нами может порваться, и я останусь здесь один. И, оказывается, ничего страшного.
- Мы можем общаться мыслью, это ли не прогресс? Но я все звал и звал тебя и посылал свой "гей" во все концы,  еле-еле до тебя докричался. В чем дело?
-  Да, Львов... дело в том, что кроме тебя кому-то еще нужны беседы.
-  Ты говорила с кем-то? О чем? Это кто-то такой же,  как я?
- Говорят о Космосе. Но тебе не велели сообщать подробности. Это не из Юдоли, это из Вселенной.
- Ага. Значит, скоро ты войдешь в число посвященных.
- Не понимаю.
- Я из Юдоли знаю, что на Землю периодически людям дают знания о Космосе. Этих людей называют посвященными.
- Но ты теперь в Космосе,  ты должен о нем много знать.
- Ха, ничего не знаю. Мой мир ограничен Юдолью.
- Кстати, о Юдоли. Как-то ты говорил о поверхности,  какая она?
- Шероховатая, красно-коричневая.
- Мог бы ты точнее о ней что-то узнать? Что такое эта поверхность?
- Это задача. Я ведь не могу пощупать, понюхать. Я не знаю, как это выяснить.
- Может быть Сергей знает?
- Постараюсь выполнить твое задание.
- Елена, я - Он.
- Львов, извини, не могу с тобой говорить. Меня вызывают.
- Кто?
- Он  дает знания.
- Понятно. Молчу. Работай, Елена.
- Елена, я - Он.
- Да, слушаю тебя, Учитель.
- В твоей комнате есть полированная поверхность.
- Это вопрос?
- Нет, я знаю. Смотри на нее внимательно.
Елена устроилась поудобнее на своем диванчике и при свете люстры внимательно всматривалась в поверхность дверцы шкафа. На ее поверхности появились движущиеся тени, которые становились все отчетливее. Она увидела очень ясно деревья и кусты. Откуда-то появилась фигура человека, одетого в костюм космонавта. На голове был шлем, похожий на прозрачный куб,  только верхняя поверхность была выпуклой. На ногах были одеты высокие тупоносые ботинки, на руках толстые рукавицы, нет,  скорее перчатки. У него было очень пропорционально сложена фигура. Он повел плечами и взмахнул рукой, будто приглашая кого-то. Из темноты вынырнула фигура второго космонавта. Оба были явно мужчинами. Они что-то говорили друг другу, делая жесты руками.
Вдруг над кустами за их спинами появилось что-то горбатое. Оно распрямилось, и Елена увидела огромную обезьяну, похожую на гориллу. Она тянула свои огромные волосатые руки к космонавту, который стоял ближе, спиной к кустам. Его собеседник заметил движение и вскинул руку. В руке был предмет типа небольшого автомата. Из этого предмета вырвался белый луч и ударил в голову зверя. Зверь повалился через кусты под ноги космонавтов. Они наклонились над ним. Изображение исчезло.
- Видела, Елена?
- Видела.
- Что видела?
- Космонавтов, животное.
- Это животное - житель Земли. Такие человекоподобные существа населяли материки Земли. Люди, прибывшие с других планет, были малочисленны, но обладали огромными знаниями. Они решили из человекоподобных животных создать себе помощников. Для этого было нужно изменить их генетический код. В результате работы над этим появились существа, подобные людям. Они были всем им подобны и хорошо обучаемы. И так как они были коренными жителями планеты Земля, они оказались лучше приспособлены к условиям жизни планеты. Их биоритм был созвучен ритму жизни Земли.
Но в них остались черты животных: они были более жестоки, не имели принципов, понятие добра в них так и не развилось, они были расчетливы, грубы, когда возможно, и льстивы, если нужно. Понятия честности для них не существовало.  Они почти не болели, так как имели иммунитет, выработанный организмом, приспособленным к окружающей среде. Люди, прибывшие издалека, имели другой биоритм. За многие тысячелетия их потомки не смогли приспособить свою физическую жизнь к ритму этой планеты. Они были умны, очень умны. Но добры, жалостливы, участливы, расточительны, это им мешало держать первенство среди новых, окружавших их человеков. Земляне были выносливы, неутомимы, безжалостны. Их мозг, как промокашка, впитывал знания. И космос приостановил этот процесс.
Отныне люди, рождаясь, не помнили о своих предыдущих жизнях, не имели знаний, накопленных предыдущими поколениями. Знания содержались в книгах или их надо было добывать вновь и вновь. Знания, накопленные людьми на других планетах, оказались скрытыми космосом, ибо созданные наукой жители Земли обязательно использовали бы их во вред Космосу.
- Так, на Земле живут люди и человеки. Люди - потомки инопланетян, человеки - ее коренные обитатели. Живя на Земле, трудно понять, кто есть кто.
- Елена, ты интуитивно поняла это. Среди тех, с кем ты близка, почти нет животных, ты избегаешь их, ты умеешь находить и объединять тех немногочисленных людей, которые живут в стаде животных с обликом людей и перенявших их манеры. Тебе трудно жить, я знаю, животных много, они навязывают свое общество, свои привычки, свою мораль, свой взгляд на вещи людям, люди сопротивляются, но их сила – сила духа, а не тела. Их идеи перехватывают, выдают за свои, их добротой и доверчивостью пользуются во вред людям и Космосу.
- Я поняла тебя. Ты даешь мне знания, может быть я смогу что-нибудь рассказать тебе... Извини, я понимаю, раз Земля частица Космоса, наверное, Космос все знает о ней.
- Многое знает. Можешь ли, Елена, дать мне сведения о Чернобыле? Нам нужно.
- Но я... я знаю только из газет и из разговоров, а это не достоверные сведения.
- Космосу нужно знать, какой изотоп урана в неисправном ядерном реакторе.
- Но ведь этого газеты не пишут, я этого не знаю.
- Постарайся узнать.
- Как?
- Подумай, ты найдешь способ узнать. На сегодня связь прекращена. Спи.
- До свиданья, Учитель. Вот так задание... 
"Спи". Интересно, как можно спать, если так интересно. Поставил задачу. Узнать. Неплохая у них мысль. Лучше б уж связались с физиками напрямую и все узнали. Сколько там на часах? О, уже половина третьего ночи! Нужно спать, потом подумаю".
Она переоделась для сна. Легла. В голове было глухо, как в изолированной от шума камере. Она потрясла головой, подумала, что неплохо бы поговорить со Львовым, потом вспомнила, что утром на работу. Погасила свет, свернулась калачиком и уснула. Проснувшись, потянулась, улыбнулась, крикнула мысленно: "Здравствуй, Львов!" и побежала на кухню готовить завтрак.
В течение дня ни один голос не пробился к ее мозгу. Она работала, делала покупки и сожалела о том, что ее мозг ничего не слышит. Оказывается, это так приятно слышать голоса из какого-то немыслимого далека, говорить мысленно и получать ответы. "Может быть, это уже заболевание? - вдруг подумала, она. - Наша наука утверждает, что передача мысли никому не по плечу. Может быть и "да" для некоторых и только на Земле. А уж если с Космосом беседа, это уж дело психиатрической службы. Да; слышать голоса... Это для медицины патология. Впереди ищет больница. Нет, не надо. Я должна верить себе и в себя. С ума, я не сошла. Этого не может быть. Этого не случилось. У меня просто такое дело, которое ни для кого не мыслимо. Надо молчать. Надо научиться как-то существовать в обществе так, чтобы оно не заметило моего состояния. Как? Я почти круглые сутки на людях. Как скрыть то, что ты их не слышишь, а слышишь какой-то Космос? Может быть ОНИ догадаются и как-то оберегут меня? Ведь я-то не в Космосе, а среди людей и среди человеков. И дома... дети... Они уже напряжены и напуганы тем, что я за закрытой дверью что-то бормочу и бормочу над блюдцем. О блюдце они знают. О, Боже, как же быть?
Кто-то "оттуда" задает вопрос, а ответ можно узнать только через чужих людей. А если будут такие ситуации, что придется о чем-то сказать вслух? Что тогда? Естественно, они подумают, что я больна. И дети подумают или уже думают. Нет,  "ОНИ" должны меня оградить от ужаса психбольницы.
Ну, конечно, ОНИ ведь знают, что на Земле такая ситуация чревата тяжелыми последствиями. Я не буду думать об этом. Я буду думать о том, что мне дали определенное задание. Я должна его каким-то образом выполнить. Раз они дали такое задание, значит, уверены, что я сведения добуду. Значит, что-то есть такое, что мне поможет, С чего же начать? Со звонка Татьяне? Она химик. Она может узнать. Нет. Не сейчас. Посмотрим, что можно найти самой.
Елена вошла в квартиру, помыла руки, занялась приготовлением обеда. Думала, что, в доме книг по физике нет почти. То, что есть - старые учебники, устаревшие сведения. Она забралась в каталог. С некоторых пор она заносила в каталог все статьи всех журналов, которые выписывались семьей. И это были не такие уж устаревшие сведения,  если, конечно, они были. Елена вытащила ящик с карточками, нашла отдел "физика". Карточек оказалось много. Увидев "атомные станции" - название   статьи, она вздохнула и страшно обрадовалась. Журнал "Наука и жизнь" № 7, 1985 год. Как раз то, что надо, сейчас 1986 год, так что сведения довольно-таки свежие. Она нашла среди журналов нужный номер, открыла нужную страницу.
- Ну, Елена, нашла? - спросил знакомый голос.
- Не знаю еще, не читала, Учитель.
- Читай, я слушаю.
- Вслух?
- Нет, как обычно. И мыслью, энергично. Я слушаю.
 "Доказана теоретическая возможность создания ядерных реакторов на так называемых быстрых нейтронах, то есть на нейтронах очень высоких энергий. При использовании нейтронов такого рода удается вызвать не только деление урана-235, но и превращать изотоп урана-238 в делящееся вещество. В ходе подобной реакции ядра урана-238 превращаются в ядра плутония-239, представляющего собой делящийся изотоп, который со временем можно использовать как топливо ядерных реакторов. Таким образом, АЭС нового типа будет не только производить электроэнергию, но и станет своеобразной фабрикой ядерного горючего. Причем будет производить его больше, чем исходная масса начального "горючего". Теоретические выкладки ученых получили практическое подтверждение на АЭС в городе Шевченко, где уже успешно работают реакторы на быстрых нейтронах. Если учесть, что запасы урана-238 более чем в сто раз превышают запасы делящегося изотопа урана-235, основного горючего атомных электростанций классического типа, то станет ясно, сколь большие перспективы сулит новый, рождающийся на наших глаза вид атомной энергии".
- Елена, я - он. Достаточно. Связь с тобой кончаю. До свиданья.
-  Да, до свиданья, - ответила Елена.
- Елена, я - Сергей, добрый день.
- Сергей, здравствуйте.
- Я слышал, вся Юдоль слышала, ты читала отрывок из научного журнала. Мы тебя не расспрашивали о случившейся аварии, кое-что знаем об этом сами. Но сведения небольшие.
- Елена, я - Рувим. Елена, атом разрушает живой организм, и он частично разрушает души. После аварии к нам попадают души, требующие восстановления. Сведения от них небольшие. Расскажи, что знаешь.
- Я - Николай. Елена, здравствуй. Тоже жду рассказа. Я - генетик, меня это касается непосредственно.
- Хорошо, сейчас пороюсь в газетах и сначала сообщу то, что говорят официально.
- Мы ждем.
- Пришли дети, буду их кормить. Ждите.
- Елена! – тихо сказал голос Львова, - я узнал, поверхность Юдоли – окалина, слышишь?
Елена замерла.
- Окалина! Значит, это в самом деле космический корабль! Верхний слой металла сгорел при движении во Вселенной!
Елена занялась домашними делами. В ее руках все горело. Кипятилось белье, готовилась еда, она мыла посуду, протерла пол, полила цветы, отстирала белье, развесила его и вздохнув, упала в кресло.
- Устала? - спросил участливо голос.
- Не очень, -  ответила она мысленно. - Сейчас переберу газеты, которые могли сохраниться за этот год.
- Мы ждем.
Она вытащила какие-то газеты из ящиков, что-то сняла с подоконника, часть нашла под креслом.
- Ну и накопила я хлама, - подумала она, - совсем дом забросила.
- Ничего, Елена, - сказал чей-то голос. - Разберешься, будет время - все сделаешь. Сейчас у тебя другие задачи, не волнуйся.
- Я не волнуюсь, просто констатирую факт.
- Ищи о Чернобыле.
- Ищу.
Она сортировала газеты за год, откладывала не нужное. О Чернобыле было совсем мало.
Попалась в руки газета за 15 мая. В ней было выступление генерального секретаря Коммунистической партии Горбачева. Елена хотела отложить ее в сторону, туда, где лежали  газетные сообщения об этом деле.
- Стоп, Елена. Это первое сообщение о событии? - спросил голос.
- Да.
- Дай нам его. Она мысленно стала передавать сообщение: "Все вы знаете, недавно нас постигла беда - авария на Чернобыльской атомной электростанции. Она больно затронула советских людей, взволновала международную общественность. Мы впервые... "
-  Стоп, Елена. Выступление большое. Положи четыре блюдца на некотором расстоянии друг от друга. Сверху размести развернутую на нужной странице газету.
- Хорошо. - Она взяла блюдце, положила их вверх донышком на пол и
сверху разложила газету.
- Мы возьмем информацию. Ищи дальше.
Она принялась за поиски.
- Восьмое мая 1986 год. "Испытание на стойкость".
- Елена, положи на блюдце.
- Неужели вы всю страницу прочли уже?
- Нет, не прочли, ее сняли.
- Как?! Фотоаппаратом?
- Елена, следующую статью.
- Вот она.
- Следующую.
- "Противостояние беде"
- Следующую.
- "В небе над Чернобылем".
- Следующую.
-"Чернобыльский дневник".
- Следующую.
- "Комсомол. Поколение в лицах. Шагнули первыми".
- Следующую.
- "Детство поэта".
- Что это?
- О Львове, к дню его смерти.
- О, Елена, я просто смущен, Елена благодарю тебя. Я - Львов.
- Елена,  следующую, эту сняли.
- Сняли? Вот следующая: "Радиация, миры и реальность".
- Большая статья с нужной информацией. Следующая.
- Подождите немножко!  - взмолилась Елена, - мне же искать надо.
- Ждем.
- Все перебрала. Больше ничего нет.
- У нас есть для тебя информация.
- Запиши телефон 976-72-48 - центр общественной информации по атомной энергии.
-  Это не розыгрыш? - удивилась Елена.
- Завтра проверь.
- А что мне спросить?
- Ничего, просто проверь номер. Это на случай,  если будут вопросы из Космоса.
- Хорошо, если надо, я воспользуюсь.
- В справочнике он есть?
- Нет, в справочнике нет.
- А как вы берете сведения? Как у меня?
- Елена, привыкай к тому, что мы многое знаем. Иногда нужна проверка, порой ищем путь к разгадке.
- Я слышу ваши голоса и, кажется, уже хорошо их различаю. Но мне думалось, что Юдоль ничем не может помочь Земле.
- Наша помощь ограничена, но здесь люди со знаниями и мы ищем каналы связи с мозгом людей на Земле. Если нам разрешают, мы действуем.
-  Мысленно?
- К сожалению, почти всегда мысленно. Но у нас есть и другие пути.
- Не расскажете?
- Не сейчас. Возможно, в свое время.
- Угу. Буду ждать.
- Гей, Елена, я - Львов. Поговори со мной не газетными статьями.
- О чем?
- Я общее положение о Чернобыле понял, но не может же быть такого, чтобы об это не говорили люди. Можешь рассказать?
- Если бы только тебе одному, но меня слышат...
- Елена, они тоже люди.
- Хорошо, ребята, я расскажу, что знаю.
У меня есть приятельница, сестра которой живет в Киеве. Когда эта сестра приезжала в гости, она кое-что рассказывала о ситуации в Киеве. Говорила, что в людях очень сильное напряжение, национализм пошел в гору, так как все озабочены будущим нации. Говорят о том, что всех, кого не уничтожила война, уничтожит атом. Вспоминают лозунг "Мирный атом - в каждый дом". Информация о ситуации и о возможности обезопаситься очень плоха. Никто не знает, как себя вести и как себя спасти. Появилась поговорка: "Если хочешь стать отцом, прикрывай яйцо свинцом". Едят консервы и пьют "Каберне" и минеральную воду из привозных бутылок. Рынки пустые, так как разрешения на продажу сельскохозяйственных продуктов выдают мало из-за высокой их радиации. По радио первоначально объяснили, что радиоактивные ионы выводятся йодистыми препаратами. Через несколько дней выступили медики и пояснили, что йодистые препараты помогают, если их принимать заблаговременно или первые тридцать часов после попадания в радиоактивную зону. Но о том, что Киев в этой зоне, люди узнали через двое суток после аварии на ЧАЭС. Счетчиков никто не имеет, просто делают то, что советует радио: обязательно прикрывают чем-нибудь голову, моют три раза в день полы, протирают пыль, окна не открывают. Объявили, что мясо есть можно, но кости до варки выбрасываются. Молоко пить можно, но если делается творог, то сыворотку выливать. В роще над Припятью погибли все соловьи.
Яйца птицеферм, попавших под радиацию, частично нашли путь в торговлю и поступили в продажу, так как талоны на продажу продуктов, подтверждающих их чистоту, можно купить с рук и передать другим лицам.
Сестра подруги говорит, что ей дали на время счетчик, она проверила квартиру. На полу и подоконниках щелкает мало, а на креслах, диване - очень. Женщин предупредили, чтобы не рожали в течение трех лет. Мужчины резко озабочены. По обезвреживанию территории работают солдаты и студенты, когда доза набирается, их заменяют другими солдатами и студентами. Информация настолько плоха, что появился анекдот: "Ты от чего умер? - От радиации. А ты? - От информации". Приобрели новый смысл старые истины: Днепр теперь - "Угрюм-река,'' "не каждая птица долетит до середины Днепра", в городе много анекдотов и частушек черного юмора: Приглашение: приезжайте в Киев, будете поражены. "Говорит радиоактивная Украина". "В вашем Каберне крови не обнаружено". "Наименьший период полураспада в обществе трезвости". Пожелание: "Приятного вам полураспада". "Степень радиации измеряется голосованием". "Первая  стадия облучения - когда выпадают волосы, вторая стадия - на могилах не растет трава, третья - на портретах выпадают зубы". Гимн Чернобыльцев: первый - лучше нету того свету, второй - Здесь птицы не поют,
деревья не растут,
и только тысячи парней
врастают в землю тут.
Вот, ребята из Юдоли, какие на Украине дела.
-  Да, Елена, мы очень подавлены твоим рассказом.
- Елена, я - Николай. Ты знаешь, что земля будет радиоактивной шестьдесят лет.
- Знаю. Но знаю и то, что люди, оставшиеся в живых, не могут осознать этого ужаса. Как только призамолкнут газеты, радио, а это будет не далее, чем через год, все, кто уехал, вернутся, а те, кто остался, доят своих коров и пьют молоко, выращивают овощи и фрукты и едят их. Говорят, в это лето небывалый урожай и небывалой красоты и величины фрукты. Летом на дорогах существовал радиационный контроль, а теперь, вероятно, его уже нет. Летом отмечалась повышенная радиация в Калужской и Тульской областях; на рынках Москвы продукты дозиметрировали, а сейчас уже нет. А картофель убирали осенью, а продавать будут зимой, а скотина и птица питались облученной пищей и сама облучена и забить ее можно зимой или весной, и ее уже съедят в Москве или севернее безбоязненно. Скорее всего никто не спросит откуда мясо и откуда колбаса.
-  Видимо, так и будет, и это страшно.
- Это страшно издалека, Юдоль. Никто не будет знать, когда съел свою смерть и что она начала там внутри свое дело, и умирание будет выглядеть естественно.
- А потомство? Я - Николай.
- О потомстве ты знаешь лучше. Мысли мрачные. Но для того, чтобы с этих мест съехали надолго, надо чтобы происходили повальные ужасы, которые можно увидеть глазами: две головы у ребенка, три руки, крылья вместо рук и так далее. Раки, лейкозы не испугают.
- Ты права, Елена, оптимизм возьмет верх, а структура генов будет нарушена безвозвратно. Конечно, душа будет здоровой, но чтобы жить и творить, лучше иметь здоровое тело. И для исполнения своей функции на Земле душа должна прожить в теле долгий срок.
- А мне думается, что после семидесяти лет жизни в теле на Земле душа для Космоса уже сделать ничего не может.
- Елена, дело не в том, что делает на Земле душа или тело для Космоса. Любые действия живого существа - суть жизни Космоса. И если человек болен и обременяет своей жизнью общество, это не значит, что он должен уйти, так как свое дело сделал. Своей болезнью он подвергает окружающих новым испытаниям и этим делает дело Космоса. Дальнейшая жизнь в других воплощениях этих людей будет зависеть от испытаний и их отношения к этим испытаниям в этой жизни. Но как дать душе возможность иметь меньше испытаний в новой жизни, если гены его родителей подверглись изменениям и душа, родившаяся в новом теле от таких родителей, может попасть в ужасный круг новой жизни, который не предусмотрен Кармой.
- Кем? - спросила Елена.
- Кармой.
- Это слово мне незнакомо, объясните.
- Елена, я Учитель. Разговор с Юдолью закончен.
- Ты мне объяснишь значение этого слова?
- Нет. Ты устала. Спи.
- Я могу еще послушать, у меня есть силы,  я не хочу спать.
-  Спи. Не трать себя на пустые разговоры,  они отбирают энергию. Твоя энергия понадобится Космосу.
- Хорошо. Я буду спать. До свиданья.
- Я ушел. Спи.
"Какая послушная девочка эта Елена", - подумала она о себе, улыбнулась и уснула.
Проснувшись, Елена услышала шум дождя. Монотонный, шелестящий, глухой.
Осень. Вот и дожди пришли. Какая чудная, какая прекрасная в этом году осень.
- Елена, Я - Львов. Слышишь меня?
- Да, здравствуй, родной мой.
- Спасибо, любимая. Какие у тебя планы на сегодня?
- Я так давно живу не по своим планам. У меня такое чувство, что я просто плыву по волнам Вселенной. Сейчас нас никто не отвлекает. Расскажи мне, Львов, как идут дела по решению вопроса твоего возвращения на Землю?
- Шлю смелым все токи пространства.., - торжественно, громко, величественно проговорил неслышимый ранее Голос, и эхо его слов отдавалось и отдавалось в голове притихшей Елены.
- Кто? Кто это был? - тихонько подумала она в пространство, когда эхо стихло. Ответом ей была тишина. Но не та тишина, которая бывает, когда заткнешь уши ватой или наденешь звуконепроницаемый шлем. Это была какая-то широкая тишина, огромная тишина, безграничная тишина, тишина Бесконечности.
- Кто это был? - крикнула мысль Елены в Бесконечность.
- Я – Космос, - прикатился откуда-то с окраины Голос. Это был один голос, но звучал он со всех сторон и насыпал собою пространство. И Елену вновь окутала тишина.
- Елена, Елена, Елена, я - Львов, я - Львов, я торжествую, я живу, я дышу, я люблю, я верю, Елена!
- Львов, ты тоже слышал! - воскликнула Елена.
- Елена, это сказано нам, нам даны силы, мы все можем!
- Первая формула образована: ты все можешь,- сказал Голос учителя.
- Учитель, я - Елена, скажи мне, это реально - возвращение умершего на землю?
- Когда придете - приходите, как навсегда. Когда уйдете - уходите, как навсегда. Когда придете - владейте всем, ибо от всего отказались. Уходя, оставляйте все, ибо все вместили.
- Это, конечно, хорошие и, наверное, правильные истины, Учитель, но я спрашиваю, реально ли возвращение на Землю умершего?
- Жив тот, кто хочет жить. Идущий на Землю должен окружить тебя тяжелой плотью, так же, как водолаз должен надеть скафандр, чтобы противостоять давлению океана.
- Елена, я - Рувим. Перестань пытать своего Учителя, дело о Львове - дело других. Дело твоего Учителя - только ты.
- Елена, я - Учитель. Делай дело с Львовым так, как подскажет тебе сердце, здесь сердце - твой Учитель. Говори с Юдолью, я ушел.
- Рувим, как дела с телом Львова?
- Елена, дело идет, тело готово.
- О, мой Бог! Но ведь первоначально говорили, что он вернется на Землю в феврале!
- Жди его. Он вернется в Воскресенье. В двенадцать ночи с субботы на воскресенье. Тебе надо подготовиться.
- Это так неожиданно! Как же вы решили осуществить ситуацию появления его на Земле? Ведь у него есть могила, а в могиле гроб с телом.
- С этим не будет проблем. Его гроб с телом будет передвинут вместе с тем пластом земли, где захоронен. В его могиле будет другое тело.
- Понимаю, если будет вскрытие, если дойдет дело до того, что потребуется таким образом доказывать, что в могиле похоронен не он, а он жив.
- Да.
-Но, понимаешь ли, до этого дело не доедет. Его просто сочтут самозванцем и все. А если он будет утверждать, что он Львов, его просто сунут в психушку и дело с концом. Ведь он придет без документов. Голый. Паспорта нет, документов об образовании нет, трудовой книжки нет. Он умер! С ним умерло все, что имело значение, когда он был жив!
- Что ты предлагаешь?
- Надо, чтоб у него были документы. В конце-концов сойдут любые, на любое имя, главное, чтоб он мог существовать легально, мог предъявить паспорт, прописку, трудовую книжку.
- Если он, предположим, не умер, что с ним могло произойти?
- Он мог уйти из морга, очнувшись. Мог сесть на товарный поезд и уехать в Сибирь, на Север, работать на каком-нибудь лесоповале, мог попасть в больницу, в тюрьму, неважно куда, но должны быть бумаги, подтверждающие его существование в течение тех шести лет, как его считали умершим.
- Понятно. Будем думать. Бумаги изготовить не трудно.
-  Это должны быть стандартные документы, настолько настоящие, что никто не усомнился.
- Хорошо, Елена, будем думать. Елена, к тебе дело. Надо поехать на кладбище и взять ткань из могилы. Не сегодня. Сегодня дождь. Завтра дождя не будет. Завтра достанешь из могилы ткань.
- Хорошо. Вы ее не использовали?
- Использовали. Теперь ей там находиться не надо.
- Хорошо, все сделаю,
- В течение этой недели у нас с тобой будет много дел. Завтра все расскажем.
- Елена, я - Учитель. Может пробить час, когда потребуются все твои силы, поэтому научись сохранять их. И надо иметь немало мудрости, чтобы найти точку равновесия. Научись жить в опасности. Постоянное напряжение - это дисциплина вибраций. Чувство безысходности недопустимо.
- Учитель, мне кажется, что я нездорова, нездорово мое тело, иногда оно так слабеет, что мне хочется лечь. И я боюсь за свою психику. Не велика ли нагрузка,  выдержу ли я, не сойду ли с ума...
- В числе здоровых можно оставить лишь сборище глупцов и тупиц. Сознание высшего напряжения опасно для земного тела. Сила высших энергий непереносима для хрупких оболочек, но надо превозмочь состояние обычного расстройства и тогда касание высших крыльев будет не так опасно. И ты должна научиться постоянно чувствовать себя находящейся в двух мирах. Готовь себя к опасностям,  в самой опасности есть зарождение радости. Нам нужно начать с тобой освоение Вселенной.
- Ты сказал "освоение". Но моему уму, не имеющему нужных знаний, невозможно многое понять.
- Это не страшно. Тебе не будут нужны знания, я просто покажу Вселенную.
- Это будет так, будто я путешествую?
- Да, это будет так. Синтез женского естества поможет полетам. Сегодня у тебя есть время, тебе никто не мешает. Ложись. Закрой глаза. Устройся поудобнее.
Елена задернула шторы, устроилась в уголочке дивана, закрыла глаза. Она лежала тихо и ждала. Через время с удивлением почувствовала, как отрешается от внешнего мира. Не слышно стало звуков ее многоквартирного дома, исчезли шумы улицы, звуки машин, она погрузилась в тишину. Тишина становилась засасывающей, казалось, что она вбирала сердце, а за сердцем потянулось тело. Тело. Елена вздрогнула и ощупала себя и диванчик руками. Нет, все в порядке. Она лежала на диванчике и все обычно.
- Елена, не отвлекайся, - сказал недовольно голос Учителя. - Ни от чего ты не отделяешься. Ты просто должна отрешиться от тела, будто его нет. Страшного ничего не будет.
- Я и не боюсь.
- Я знаю. Отнесись безразлично к неожиданностям.
- Того, что я увижу?
- Нет, к ощущениям тела и духа. Так должно быть и все.
- Понятно. Я готова. Глаза закрыты.
- Небо открывается лишь сомкнутым очам. Ты увидишь сверкание света. Ищи путь, смело выступая наружу.
Елена лежала и закрытыми глазами и смотрела, смотрела. Впереди вдали возникла сверкающая точка, которая стремительно неслась к глазам. Елена сосредоточилась.
Увеличивающаяся светящаяся точка рассыпалась и Елена увидела, что некоторое пространство отделено от всего остального светящейся сеткой. Эта сетка состояла из блестящих тонких огненных нитей, переплетенных так, что составлялись ромбы. В местах пересечения нитей возникли огненные шарики, которые будто пульсировали, а по огненной сетке пробегали еще боле яркие равномерные импульсы. Елена вгляделась в шарики, которые были в углах ромбов. Они превращались в бутоны роз, которые медленно, будто под какую-то вальсовую музыку, распускались и превратились в желтые огненные розы. Огонь не струился, не освещал темноту пространства, он пульсировал в лепестках.
У Елены было ощущение, что она окружена этой огненной сетью, находится внутри ее, но это не было ощущением клетки. Сеть была хорошо видимой, хорошо просматриваемой и она была везде: и рядом и бесконечно далеко. Елена наслаждаясь ощущением того, что она Невидимой и прозрачной присутствует на каком-то празднике огней и неслышимого вальса.
Это длилось и длилось. Потом будто невидимая рука потянула за одну из роз. Огненная сеть стала поворачиваться, превращаться в спираль и уходила в Бесконечность воронкой. Сеть обтекала Елену и, разорвавшись, рассеялась, открыв огромный звездный мир. Это было привычное звездное небо, такое, как видишь на юге: чернота Бездны и сверкающие, мигающие, смеющиеся, яркие-яркие звезды.
- Понравилось, Елена? - спросил Учитель.
-  Очень красиво, - вежливо сказала она.
- Ты не удивилась?
- Ты сказал, чтоб я отнеслась безразлично к неожиданностям. Что это было?
- Ты увидела огненный мир.
- И, это все?
- У нас будет время увидеть многое, но мне разрешили показать тебе это. Немногие достойны огненной жизни.
- Знаешь, Учитель, это красиво, это завораживает, этим можно наслаждаться. И, наверное, во Вселенной много чего есть, но я понимаю сейчас тех, кто рвется на Землю. Я понимаю, можно самому быть огнем, можно жить в огне, не чувствуя его жара, который сжигает все. Можно это любить и этим гордиться. И пусть путь на Земле - это путь печали, но как прекрасна эта печаль. Там будут другие миры, я поняла, но не будет бирюзовых волн, пены прибоя, сверкания этого неба, свинцового неба, дождливого неба; не будет полей пшеницы с редкими васильками, не будет пения жаворонка, не будет полёта ласточек, не будет "журавля" у колодца, не будет сыновей, которые сидят возле меня с обеих сторон, прижавшись ко мне, и смотрят, как я мастерю куклу по картинке, что нарисовал мой старший сын. Не будет этого лохматого растения, что сидит в горшке возле нашего диванчика, доверчиво расположив свои листья на коленях младшего сына, а он их поглаживает, эти листья, будто это уши доверчивого пса...
Я земная женщина, Учитель. Мне дорога Земля и я люблю ее. Мне дорога моя эта жизнь. И если бы еще со мной был Львов... Я хотела бы так жить бесконечно.
- Елена, я понимаю тебя, и я имел жизнь на Земле и любил ее, и сейчас здесь, вдали, я живу ее жизнью. Помни, ты принадлежишь Космосу. А дети твои с тобой пока они не взрослые. Потихоньку они будут отходить от тебя и ты останешься наедине сама собой, и тебе будет предложена новая жизнь и ты с радостью ей отдашься так же безраздельно, как сейчас отдаешься земной жизни. Ты попросишь новой жизни и получишь ее. Ты будешь жаждать прочесть - и ты прочтешь, ты будешь жаждать знать - и ты узнаешь. Ты услышишь голос и, зная, что этот голос - голос Безмолвия, ты будешь повиноваться. Ты узнаешь о конечной тайне, которая хранится для тебя на протяжении веков, ты перешагнешь порог, за которым человек становится более чем человеком. Внимай голосу, который говорит без звука. Смотри на то, что одинаково незримо как для всевышнего, так и для внутреннего чувства.
- Учитель, я расспрашивала Львова о том мире, в котором он находится. Ничего вразумительного он мне сказать не мог.
- Он не сбросил,  видимо, одной из оболочек и находится в так называемом астральном теле. Такие никогда не могут сообщить ничего разумного, обоснованного из, так называемого, потустороннего мира, ибо этого мира они не видят и не знают.
- Однако он называл его ужасным.
- Когда, умирая, человек переносит желания своей физической природы и свои страсти в астральный мир,  то он неизбежно будет страдать, а новый мир явится для него тем адом, о котором говорят религии.
- Но как же это возможно, Учитель: жить этой земной жизнью, ее страстями и, покинув ее, отрешиться от нее, от тех, кто любил тебя, кого любил ты, отказаться без боли, без мучений, ускользнуть и выплыть новеньким грошиком только что из монетного двора.
- Твоя будущая жизнь, Елена, именно твоя жизнь, должна подготовить тебя к жизни в тонком мире. Ты сама подготовишь себя. Научись мыслить наедине. Не думай, что ты не встретишь в новом мире и в новой жизни тех, кого любишь. Ты своим воздействием, воспитанием и любовью подвигнешь их на путь, который приведет к тебе. Но тебе сейчас не надо думать о пути, который сужден тебе после смерти. У тебя будет долгая жизнь. Ты будешь жить на Земле долго, так нужно Космосу.
- Если космос так внимателен к делам людей, то я никак не могу понять, почему такая жестокость к Львову. Я не скажу, что на Земле он был ангелом. Он им не был.
- Я не имею никакого отношения к делам Львова.
- А я не прошу тебя иметь отношение к нему, прошу объяснить для меня. Он был смел, он видел зло, он хотел сделать мир прекрасным, он объяснял людям: "вот это плохо, а это хорошо", он показывал им звериные лица в своих стихах и песнях, как в зеркале. Он болел за добро, за честность, за мужество. Он много сделал. И вот он мечется в астральном мире, окружен какими-то бесами, ограничен в передвижении, скован по рукам и ногам. В чем же дело?
- И не даю оценку его действиям и его мыслям, каждый поступок обращает свое действие на того, кто его совершил, если он хорош, вы несете хорошие последствия,  если плох,  вы получите плохие результаты. То, что совершено человеком, может быть изменено и отменено только человеком тем же самым или другим. Иногда страдающий приводится своим Руководителем к такому человеку, который может оказать ему помощь и именно для того, чтобы она была ему оказана. Возможно, что ты, Елена, тот человек, к которому Львова привел Руководитель для помощи ему, ибо твое сердце - сердце пылающее помощью. И это наше сердце. Какое-то время руки твои будут прикасаться к звездам, ты будешь видеть сквозь землю, будешь понимать язык птиц и зверей и будешь отзываться на мысли Неба и Земли, когда те будут беседовать с тобой. Прошлое твое необозримо, а будущее пределов не имеет. Ты в прежних жизнях была связана с Высокими Духами. Тебе назначена определенная миссия и все события твоей жизни несут тебя к нужным берегам. Но зло имеет силу над живущими на Земле и прикосновение к высшей жизни опасно, но остановка и отступление опасны тоже. Елена, конец связи, отдыхай.
- Спасибо за знание. Я буду думать.
Все стихло. Елена лежала на диванчике, подложив руки под голову. Она думала о изданной, пыталась осознать ее и представить по рассказам Львова, Авеля, Учителя. Получалось что-то очень сложное.
Можно было представить Вселенную как огромное нечто, заполненное мирами, звездами, планетами, туманностями. Каждая частица Вселенной имела свою массу, свою сферу притяжения и притягивалась другими мирами, а те, в свою очередь, притягивались другими, все это получало свое, только ему присущее движение, гармонично сливающееся с движением всех тел Вселенной и всего Космоса. Но это было не все. Среди этой гармонии существовали силы и духи и нечто, построенное воображением, мыслью.
Существовали пути передвижений тонких тел. А может быть этих тел, как тел, и нет? А есть только мысль. Живая, невидимая, пульсирующая, способная действовать, проникая в умы. И есть еще шальные мысли, мысли - анархисты. Ты - был, ты - творил, ты - дышал, ты прижимал цветы к своему лицу, ты любил свое тело и вдруг этого всего нет. Ты - просто сгусток мысли, дым от сигареты. Ты кружишься, проникаешь, что-то измышляешь, но ты - ничто и никто. Да, не вдохновляет.
- Прекрасны красоты плотные, но музыка сфер несравнима! - услышала Елена чей-то далекий голос.
- Высока Лазурь Земная, но она, как шерсть, перед просветлением огненным, - сказал другой голос. И все затихло.
- Да, трудно моему Учителю со мной. Но что поделаешь. Раз я на Земле и живая и живу здесь для земных дел, то было бы идиотством отрешаться от мира и начать думать о высоком и далеком и отрезать себя от земной жизни, которую мне дали, и посвятить остаток ее молитвам и беседам с Высшими. Ситуация, которая сложилась, временная. Надо заполучить Львова на Землю и заняться вплотную жизнью Земли, делать свое дело: лечить людей, заботиться о них, любить их, помогать им. Просто я с головой попала в какую-то пространственную дыру и прекрасно, и интересно, и нужно - из-за Львова.
Утром Елена очень плохо себя чувствовала. Болело сердце. Она прощупала свой пульс. Он был частым, неровным, с перебоями. У нее не было сил. И она решила вызвать врача на дом и взять больничный лист.
Врач приписал постельный режим, дал рецепты на лекарства. Она была свободна от работы на пять дней.
- Елена, я - Рувим. Что, плохо?
- Да, Рувим, что-то сдала.
- Ничего, не волнуйся. Будем держать с тобой связь. Заняты документами Львова. Нет трудовой книжки. Дай ее нам на блюдце.
- Моя трудовая книжка на работе. Я - дома.
- Время не ждет. Придумай что-нибудь.
- Я позвоню Лизе. Она возьмет трудовую книжку в отделе кадров. Что надо сделать?
- Пусть вызовет блюдцем Юдоль. Ведь она владеет блюдцем?
- Да, она научила меня с ним работать.
- Хорошо. Пусть вызовет Юдоль, когда получит книжку. Мы ей объясним, что делать. Звони ей.
Рабочий день уже начался. Лиза была в поликлинике, Елена связалась с ней.
- Лиза, это Елена. Мне нужна твоя помощь. Возьми в отделе кадров мою трудовую книжку. Скажи, что для меня. Ты сделаешь оттуда некоторые выписки. Запрись в кабинете. Вызови блюдцем Юдоль. Они скажут, что делать. Сможешь это осуществить? - Я... я боюсь. Но сделаю, как ты сказала.
- Потом перезвони мне, идет?
- Перезвоню, когда у телефона никого не будет.
- Да, конечно. Пока.
Шло время. Елена пила таблетки, лежала, посматривая на часы.
- Елена, - услышала она голос Рувима, - все сделано, копия трудовой книжки у нас.
- Все было нормально?
- Да, она понятливая. Все нормально.  Где будет жить Львов?
- У меня.
- Елена, надо из могилы взять ткань.
- Я поеду, как только дождусь телефонного звонка Лизы. Она волновалась, наверное, волнуется и сейчас. Ее нужно поддержать.
- Она идет к телефону. Сейчас позвонит.
Минуты через три раздался телефонные звонок. Елена схватила трубку.
- Привет. Это Лиза. Я все сделала. Психовала ужасно. Вызвала Юдоль. Они сказали, что мне нужно положить книжку на блюдце. Я подумала, что неправильно поняла и положила под блюдце. Через несколько минут книжку вынула, они блюдцем сказали, что не под блюдце, а на блюдце. Сначала положить закрытую, через полминуты открыть на первой странице, через полминуты на второй и так далее. Я все сделала. Меня поблагодарили и все. Но очень психовала.
- Извини, что я тебя в это втянула.
- Да, ничего, что ж делать, только в другой раз не очень-то на меня рассчитывай.
- Хорошо. Так как я на больничном, то никак сама не могла это сделать. А они торопят. Извини.
- Ладно уж, чего там. Я просто трушу. Ну, пока.
Елена положила трубку на аппарат. Оделась. Взяла сумку, маленькую лопатку. Вздохнула. И отправилась на кладбище к известной ей могиле, служащей пересыльным пунктом.
На кладбище никого не было. Она прошла в глубь его. Остановилась у могилы. Мысленно извинилась перед Марией Ивановной, примерилась и стала копать. Скоро показалась ткань. Она вытащила сверток, отряхнула его. Ткань находилась достаточно глубоко и не пострадала от дождя. И все-таки она была в земле достаточно долго и однако осталась абсолютно чистой. Земля осыпалась и никаких ее следов на ткани не осталось. Это очень удивило Елену, но не надолго. Что есть, то есть. И не о чем раздавать и незачем удивляться. Она положила ее в сумку. И отправилась домой.
Елена открыла дверь ключом и вошла. Вынула ткань, развернула ее и еще раз осмотрела. Ткань была совершенно чистой. Елена положила ее в шкаф туда, где лежали отрезы тканей, не бывшие в употреблении. Никаких голосов не было слышно. Она села к блюдцу. Положила на него руку.
- Елена, я – Бог.
- Я слушаю, - сказала она устало.
- Я слышу, ты занята делом возвращения на Землю Львова. Я не одобряю это.
- Мы делаем это без твоего одобрения.
- Ты знаешь, что я могу препятствовать этому?
- Мы попробуем обойти это препятствие. Где ты находишься?
- Я в Желтой туманности. Это далеко от Юдоли и у меня с ней связи нет.
- Елена, я Иисус. С кем ты говоришь?
- Он называет себя Богом.
- Елена, свяжи меня с ним блюдцем. Я должен с ним поговорить.
- Бог, я - Елена. Ты видишь блюдце?
- Да, я его вижу.
- С тобой через блюдце хочет говорить твой сын.
- Какой?
Елена удивилась.
- Иисус.
- Пусть говорит.
- Я - Иисус. Отец, века я не имел с тобой связи. Я хочу сказать, что не раскаялся. Я никогда не сделаю того, что ты хочешь, ты не прав. Ты ужасно поступаешь со мной и моей Юдолью. Мои души страдают. Ты бросил Юдоль в черную дыру, мы отрезаны от мира, от Вселенной, Что ты сделал? Ты бросил на Юдоль бесов, мы с ними в постоянной борьбе. Ты бросил в Юдоль псов, мерзких жаб. Ты сделал Юдоль отвратительным местом. Ты жесток.
- Я не терплю непослушания, Иисус.
- А я против какого-то ни было насилия.
- Значит, Юдоли находиться в этой дыре вечно. Где твоя мать?
- Она в моей Юдоли.
- Что она рассказывала обо мне?
- Она молчит. Она молчит. Мое сердце рыдает, когда я вижу ее печальное лицо и ее скорбный вид. Почему ты изгнал ее?
- Она ушла сама. Это ее дело. Мне не интересна твоя Юдоль, твои души, твои дела. Я ничего не хочу изменять в твоей судьбе и судьбе Юдоли. Ты будешь находиться там за Бездной, в черной дыре Вселенной. Не проси меня о пересмотре твоей участи. Это возможно только, если ты смиришься.
- Я не смирюсь. Ты жесток и безобразен, ты коварен, ты зол. Я не могу служить тебе.
- Мне надоели твои слова, Иисус. Прощай. Мне не интересна твоя незавидная судьба. Все.
- Елена, я Иисус. Спасибо за связь.
- Иисус, я - Елена. Твой отец жесток, я поняла. Но чего он хотел от тебя?
- Мое дело я сделал на Земле. Мне дана Юдоль. Я без рук, я страдаю от того, что не могу облегчить участь тех, кто разделил мое существование в этой печальной Юдоли. Елена, прощай, жди Львова. Конец связи.
Елена была удивлена и огорчена тем, что узнала. Она не стала вызывать никого, никто не искал с нею разговора. Ее мозг отдыхал. После девяти вечера она услышала:
- Елена, я - Рувим. Я знаю, ткань у тебя. Включи телевизор, первую программу. Сейчас же.
Она быстро исполнила его приказ. На экране она увидела группу людей, очевидно, это были сельские жители. Она видела отрывок какого-то фильма. Показывали свадебный ритуал. Жених и невеста положили в бокалы обручальные кольца.
В эти бокалы им налили красное вино и подали на блюде. Невеста чем-то острым уколола себе палец и капнула в свой бокал каплю крови. То же самое сделал жених. Они пригубили из своих бокалов, потом обменялись бокалами и каждый вновь отпил немного. Остатки вина с кровью вылили в разложенный перед ними костер, кольца вынули из пустых бокалов и надели друг другу на безымянные пальцы.
- Ты видела все, Елена? - сказал голос.
- Да.
- Запомнила?
- Да.
- Когда Львов вернется на Землю, исполните этот ритуал. Ткань из могилы разрежь на две части. Не стирай. Сделай две простыни. Когда он придет,  вы ляжете спать на эти простыни после обряда. Поняла?
- Да.
- Не спрашивай почему и зачем. Так надо.
- Хорошо, я сделаю.
- Тебя не пугает, что ткань из могилы?
-  Нет.
- Ты смелая и сильная женщина.
- Не знаю, я такая, как есть.
- Да. И это то, что нужно. До следующего разговора.
- Мы с Львовым почти не разговариваем...
- Ничего, не волнуйся, мы делаем дело.
- До свиданья.
- Да, Елена.
Елена верила в то, что Львов вернется. У нее не было причин для сомнений. И вообще она верила в то, что происходило с ней, как в реальность. Она чувствовала, как в ней билась и распускалась энергия, как она излучала ее, отдавая мысли. Все, что она делала, получалось отличным. Вот только голова... Она казалась огромной, она работала как приемник и передатчик, она испускала волны и принимала их. И Елене приходилось сдерживать эту энергию. Она прикладывала руки к голове и гасила ее. Она училась регулировать ее своей волей и это у нее получалось и она была спокойна.
В эту ночь ничто и никто не тревожил ее мозг. Он отдыхал. Она легла спать рано и спала спокойно и долго, ее организм нуждался в покое и те, кому она служила сейчас, дали ей этот покой. Покой нарушил сон. Ей снилось, что Львов вернулся на Землю. Он в ее квартире. У нее очень миленькая, хорошо обставленная, уютная квартира с оригинальной мебелью и массой цветов.
С момента появления в квартире Львова ритм ее жизни нарушился. В квартире постоянно находятся незнакомые люди, которые собираются группами, пьют коктейли, обсуждают какие-то свои дела. Львов занят с ними. Она только подает еду, ставит на столы подносы с полными бокалами. Львов выглядит ужасно. У него изможденное, небритое лицо, помятая одежда. Пальцы его рук изуродованы, особенно концы пальцев, они в крови и свисают лохмотья кожи. Она настаивает на том, чтобы обратиться в суд, к прокурору с тем, чтобы наказать тех, кто это с ним сделал. С пальцев Львова капает кровь, они посинели и распухли. Вызванный врач уводит его на операцию. Уходя, Львов останавливается напротив Елены и говорит: "К моему приходу приготовь восемь бутылок водки. Я буду пить". "Может быть ты выдашь мне сумму денег на такое количество спиртного?" - со злостью говорит Елена. Львов уходит. Елена возвращается в квартиру. И не хочется в нее заходить. И все-таки она входит в дверь. В квартире никого уже нет. Она проходит по комнатам мимо цветущих растений.
Входит в очень красивую комнату, стены которой обтянуты серым суровым полотном. На полу в красивых больших вазах стоят цветы. Мебель в комнате желтая с краской окантовкой. Она подходит к небольшому овальному столу, столешница которого желтая с невысоким красным бортиком, на середине стола лежит серая салфетка с красным кантом и на салфетке красным фломастером написано:
 "Любимая, прекрасная,
как долог путь ж тебе,
но я у ног твоих".
Она читает и плачет. Отодвигается красная с желтым портьера и она видит Львова счастливого и улыбающегося и они протягивают друг другу руки.
Она проснулась. Прислушалась. Ее мозг не услышал голосов, все было тихо. Она мысленно крикнула:
- Гей! Львов!
- Да, Елена! - раздался немного испуганный голос Львова.
- Боже мой! Я так давно тебя не слышала!
- Я смотрю и не вижу твоего блюдца, твоих букв.
- Но ведь мы теперь можем говорить мысленно, я не пользуюсь блюдцем.
- Ты говоришь с другими, я отстранен. Ты... ты видела сон сейчас?
- Поэтому я тебя и позвала. Что это было?
- Я не знаю. Меня вдруг отпустили. Рувим сказал: "Елена спит, у нее плохой сон, спеши, надо его исправить". Я вошел в дом, в котором ты жила во сне и увидел наглые рожи. Я их выбросил вон, навел порядок и ждал тебя. Ты вошла такая грустная, опустошенная, родная. Ты увидела мою записку и заплакала. Я вышел из-за портьеры и сон прервался.
- Где  ты сейчас, Юрий?
- Я там, где ты бываешь во сне, недалеко от земли. Ты была печальной. Твой сон был неприятным?
- Да, очень, очень. Скажи Рувиму, что я ему благодарна за заботу, за то, что он исправил этот сон.
- А  что в нем было?
- Так... просто ни одного родного лица и глупости.
- Ты не хочешь говорить... Елена,  ты что-то удерживаешь, что-то пытаешься не облечь в мысль. Это обо мне?
- В начале сна среди этих людей был ты, и ты был очень... такой, каким я бы не хотела тебя видеть и знать.
-  Елена, это был не мой сон, это был не я, я не понимаю...
- Елена, я - Рувим. Не волнуйтесь, кто-то сильный пытается внести разлад в наше дело. Он сильный, так как может создать образ, дать ему жизнь в твоем сне. Нам надо как-то оградить тебя от него, но кто он, я не знаю. И боюсь, что не всегда сумею вмешаться.
И еще... Елена, я не могу создать такое, как может он, он из темных сильных, очень сильных. Теперь у тебя будет задача разгадать, где наши, а где темные. Они воспользовались каналом, который тебе и нам дал Космос и будут швырять тебе мысли, ты не растеряешься?
- Ничего, Рувим, ты предупредил меня, я буду внимательна.
- Да уж постарайся.
- Львову надо возвращаться в Юдоль?
- Да, ему надо вернуться.
- А по пути он может поговорить со мной.
- Нет. Спи. Поговоришь днем. Спи.
"Неужели Львов будет на Земле? Неужели это возможно?" – подумала Елена.
- Все, что зародилось в мысли и произнесено, - все существует и все возможно, - сказал голос Учителя. - Спасибо тебе, Учитель, за поддержку и заботу,- сказала Елена, улыбнулась и уснула вновь.
И вновь ей снился сон. Это была квартира ее и Львова. Она была убога. Маленькая прихожая без вещей, обшарпанная и обветшалая. Небольшая комната, напротив двери окно, за окном дерево с корявыми ветками. В комнате неширокая металлическая кровать, застеленная ветхим бельем, у стены стол и два колченогих стула. Все покрыто пылью,  в углах паутина. Елена, в застиранном старом халате, одна в квартире. Она неспокойна, она ждет Львова. Вот открылась дверь и он вошел. Его качало, он был бледен,  вошел, держась за стенку. Она бросилась к нему. "Неужели пьян? Ведь обещал не пить!" Она прижалась к его щеке щекой, нет, спиртным и не пахло. Что же с ним? Он прошел в комнату, не замечая ее. Глаза открыты, зрачки расширены. Он снял с себя рубашку. Под ней была красная майка. Он, шатаясь, подошел к окну, распахнул его, с трудом стянул с себя майку, потянулся через окно и прицепил майку на ветку дерева. Майка рванулась и распустилась на ветру, как большой красный флаг. Львов повернулся, прошел мимо Елены и лег на кровать.
- Что это? - воскликнула Елена.  И приглушенный чей-то голос сказал: "Наркотик".
Елена вздрогнула и проснулась.
- Львов, гей, я - Елена, Львов, я - Елена, отзовись!
Ответом была тишина.
- Львов!  - звала Елена, пытаясь разорвать эту тишину.
-  Елена, я - Рувим, в чем дело?
-  Львов в Юдоли?
- Пока нет. А что случилось?
Она мысленно напрягаясь и волнуясь, рассказала сон.
- Ты говоришь, он повесил красную майку,  как флаг? Елена, это опасность. Я думаю, что его перехватили, каким-то образом заставили делать то, что было во сне. Сон тебе кто-то сделал. Львов одурманен, что-то вроде гипноза, но здесь это гораздо сильнее действует. Он в опасности. Из последних сил он дал сигнал - красный флаг - опасность. Возможно, его хотят задержать, зная, что с субботы на воскресенье он пойдет на Землю. Не хотят дать ему пути. Елена, ищи его.
-  О, Бог мой! Но как?!
- Ложись на спину, расслабься. Увидишь Вселенную. Мыслью пройдись по ней.
- О, она бесконечна...
- Он не будет очень далеко. Его держат недалеко. Если было бы далеко, ты не увидела бы сон.
- Но его могли показать и утащить...
- Существуют определенные законы. Он не может быть далеко. Ищи.
Елена чуть не плакала. Ей казалось, что у нее ничего не получится.
- Елена, без паники, - звучал голос Рувима. - Ищи.
Она легла и постаралась расслабиться. Закрыла глаза. Вокруг была темнота. Она прикрыла глаза ладонями, чуть надавила на веки. В глазах вспыхнул свет. Она отпустила руки. Свет рассеялся мириадами звезд. Она видела черные Бездны и сверкающие миры. Звезды мерцали. Мысль ее заметалась от звезды к звезде.
-  Елена, я Авель. Что ты волнуешься?
- Ищу Львова.
- У тебя нет опыта. Ты мечешься туда-сюда, нужна методика, видишь слева далеко лиловую звезду?
- Да, Авель.
- Там его не может быть, он тяжелый, его туда не поднять. Теперь от лиловой звезды иди назад, к себе. Видишь созвездие в виде треугольника? Одна из звезд - зеленоватая?
- Вижу, Авель.
- И это далеко, иди еще к себе.
- Да, Авель, - говорила покорно Елена.
- А теперь ближе и чуть правее желтая звезда, видишь?
- Да, Авель.
- Вот и смотри внимательно между нею и землей. И я буду смотреть.
Елена внимательно ощупывала мыслью каждый сантиметр видимой вселенной, ей виделось между звезд движение теней каких-то чудищ, одни брели в одиночку, другие неслись стадами. Она видела, как они сшибались, растворялись друг в друге, вновь образовывались и брели дальше.
- Авель, я вижу каких-то животных...
- Не обращай внимания, это мыслеобразы, они безвредны.
- А у кого я должна искать Львова?
- Я думаю, его где-то спрятали.
- И он меня не слышит?
 - Но он оглушен чьей-то волей, он пленник, его мысль парализована. Подожди, здесь что-то не так, а это мой слой, я его контролирую. И здесь что-то находится,  то, чего не было. Это что-то прозрачное, но прочное. Я его ощупываю.
- Как?
- Мыслью.
- И что? Авель, не молчи, скажи, что?
- Елена, я это сломаю, это похоже на яйцо. Не мешай мне. Я это разрушу.
Мгновения казались Елене часами.
- Елена, Львов у меня. Он спит. Что с ним делать, не знаю. Я не могу его разбудить.
- Гей, Львов, я - Елена, Львов, гей! Я - Елена, Львов, я - Елена! - отклика не было.
Она помолчала. Направила свою мысль туда, откуда звучал голос Авеля. Представила беспомощного,  спящего Львова. Дотронулась до него мысленно, представила себе, что она около, положила руку ему на грудь, и,  сконцентрировавшись, послала в эту руку тепло, мягкое-мягкое, ровное сияние, ритмичное,  пульсирующее. Она шептала: "Ну, ну, что же ты спишь, я ведь рядом, я совсем рядышком. Гей, Львов, я - Елена, Львов, я - Елена".
-  Да, Елена, где ты? Да, Елена, да, Елена, - шептала пробуждающаяся мысль Львова.
- Я здесь, ну, очнись,  ты задержался,   тебя ждут в Юдоли и я тебя жду на Земле.
- Ух, - сказал Львов, - совсем ничего не соображаю. Где я?
- Где-то на пути в Юдоль. Тебя Авель нашел.
-  А, Авель... Кто это?
- Авель, это я, Юрий. Вот мы и встретились.
- Но я тебя не вижу.
- Ха-ха-ха-ха, - прокатилось по Вселенной. -Ты посмотри, я же тебя держу на ладони. Тебе удобно?
- Ну, ты огромен, Авель! - воскликнул Львов.
- А ты тяжелее, чем я думал, тяжелее, чем нужно для жизни здесь. Теперь мне понятно, почему ты тяготеешь к земле, ты слишком тяжел для тонкого мира. Елена, он в порядке, Я его провожу на дорогу к Юдоли. Не волнуйся.
-  Будь осторожен, Львов!
- Елена, я ничего не понимаю. Я вдруг исчез, я перестал жить. Все прервалось.
- Ничего, - сказал Авель. - И здесь такое бывает, и на Земле бывает. Там в Юдоли все расскажешь, пусть они думают.
"Ну и ночка, - прокомментировала Елена - ну и приключения во сне и наяву"...
Следующим вечером Елена получила задание из Юдоли: подобрать костюм для Львова, плащ, добыть двести рублей денег, ключ от квартиры, где она живет.
По размерам подходил один из оставшихся в квартире костюмов мужа, старенький, но вполне приличный плащ, деньги она заняла у соседей, ключ сделали в "металлоремонте". Все это нужно было сжечь на металлическом листе, собрать аккуратнейшим образом и закопать в той же знакомой могиле.
Она вышла с вещами ночью до двор, пристроилась внутри загородки, куда сбрасывался объемный мусор, сложила аккуратно каждую вещь, в карманы пиджака положила деньги и ключ, все это уложила на жаровню, вынутую из газовой плиты, облила все спиртом и подожгла.
Костер весело горел. Она сидела рядом на маленьком раскладном стульчике и ждала, когда все превратится в пепел. Шел небольшой дождь. Она была в беретике, куртке и брюках. Под дождем возле костра было тепло и уютно. Шел двенадцатый час ночи. Проезжала неспешно милицейская машина. Остановилась. Хлопнули дверцы. Два милиционера подошли к ней и остановились сзади. Они молчали. Молчала и Елена. Постояли, посмотрели и ушли. Машина двинулась дальше.
Скоро костер угас. Елена ссыпала пепел в коробку. Завтра все будет лежать в нужном месте.
Наступила суббота. Елена страшно волновалась. Ее успокаивали из Юдоли. Одежда получена, Львов будет экипирован, тело готово. Ключ и деньги ему дадут при уходе из Юдоли. Наступал час, последний час пребывания Львова в Юдоли. Львов находился где-то в одиночестве. Юдоль ждала момента, когда Львов ступит на мост, идущий над Бездной.
- Елена, я - Бог. Я - Бог, отец Иисуса. Ты ждешь Львова?
- Да, жду.
- Ну что ж, жди. Он, возможно, придет к тебе и я хочу передать для тебя подарок. Это будет подарок от Меня.
- Чего же ты хочешь, Бог?
- Ничего. Пусть он принесет тебе то, что я дам ему в руки.
- Что же это? - Елена не верила в передачу каких-то вещей из Юдоли или из других мест Вселенной.
- Ты хочешь знать что это? Это бриллиант.
- Мне не нужны украшения, я их не ношу и они для меня безразличны.
- Это не носят. Это просто имеют,  этим владеют. Ты вольна поступить с этим подарком как тебе заблагорассудится.
- Спасибо, ничего мне не надо, - Елена старалась быть вежливой.
- Ты всегда была полунищей. И драгоценности не ценишь, потому что не имела их и даже не видела. Совсем иначе к ним относятся те, кто их имеет. Владеть бесценной вещью - это наслаждение.
- Бог, не морочь мне голову разговорами об этом. Есть вещи ценнее этих сокровищ.
- Что же это?
- Верность, преданность, любовь.
- И все же через несколько минут Львов получит подарок для тебя. Наслаждайся им.
Елена расстроилась. Ей совсем не нужен был подарок от кого-то, кто ей был несколько неприятен.
- Львов, Львов, я - Елена. Не молчи, скажи, как ты там?
- Да, Елена,- услышала она его рассеянный голос. - Произошла странная штука: возле меня упал удивительный предмет. Я никогда ничего подобного не видел. Эта штука величиной с куриное яйцо. Если б это увидел в музее, я решил бы, что это бриллиант необычайной красоты. Он весь сверкает, он желтый.
- Львов, возьми эту штуку и отнеси Иисусу. Может быть Юдоль придумает, как это употребить в дело.
- Елена, чей-то голос объясняет, что это подарок тебе.
- Я не приму этот подарок. Он только обременит нас. Отдай его Юдоли.
- Елена, я заворожен. Он притягивает меня, я не могу оторвать от него взгляда, я не могу отдать его. Елена, пусть он будет твоим.
- Львов, не дури. Брось его хоть в Бездну, но не тащи на Землю, я не хочу его.
- Я не могу, Елена, это что-то бесподобное. Если бы ты видела, ты бы сама...
- Ха-ха-ха, - громыхнул Голос. - Елена, я умен и я прав. Подобные драгоценности притягивают, их невозможно отдать добровольно, ими хочется владеть, ими хочется наслаждаться. Львов не отдаст Юдоли бриллиант. Ради него он откажется и от тебя. Он такой же, как все на Земле: он порочен, он жаден, он лжив. Зачем он тебе, Елена?  Оставь его, не тревожь, пусть он наслаждается блеском богатства, он уже забыл, что ему надо идти на Землю. Я представляю его руки, ласкающие этот камень,  его взгляд,  его алчущую душу...
- Львов, я - Елена, что ты делаешь?
- Ну что я могу делать? Иду к Иисусу,  там все. Я и так замешкался с этим бриллиантом. Положу его на алтарь, прощусь со всеми и на Землю! К тебе, Елена.
- Елена, я - Николай. Львов у нас. Жди его. Тело готово, ищи его.
- Елена, я - Рувим. Я рад. Дело сделано. Он идет через Бездну. У него отличное тело. Только бледноват немного.
- Когда он будет? - спросила Елена взволнованно.
- Много часов жди. Не спи. Что ты делаешь?
- Я жду.
- Елена, встреть его нарядной и красивой.
- Рувим, но как же он идет в теле через Вселенную, в этом мраке и холоде?
- Не волнуйся, он защищен. Защищен. Ничего не случится. Что ты оденешь?  Мы имеем возможность тебя видеть. Приготовь платье. У тебя есть обувь? Покажи, что оденешь. Вот это золотистое платье? И вот эти золотые босоножки? Красиво, одень. Что у тебя в руках? В это одевают ноги? Но это не чулки. Как называется эта деталь одежды? Колготки? Странная одежда. Удобно. Красиво. Ты красива, ты изящна, как кошка. Так. Белье годится. Платье слегка помялось, надо гладить. Прическа простая, Изменишь? —
- Нет. Когда волнуешься, нервничаешь, прическа не получается.
- Ничего, пусть так.
- Всё, иду в ванную, всё.
- Елена, я - Рувим. Елена, я - отец. Ты худеешь. В одежде не видел.
- Ничего, отец, закончим дело, будет легче.
- Елена, только что обнаружили: ключ Львов не взял, деньги не взял.
- А документы?
- Документы при нем. Иди. Откроешь ему дверь. Он будет после двенадцати. Елена, не волнуйся. Он прошел мост. Псы Юдоли задержали их. Мало проводников дали. Он прошел, немного задержится, не волнуйся. Жди. Не спи.
- Боже мой! Рувим! Ну о каком сне может идти речь!
 - Елена, не дрожи. Что же ты так дрожишь, Елена... Одень что-то теплое. Не волнуйся.
Шли минуты, проходили часы. Юдоль потеряла связь с Львовым, а Елена еще никак не могла наладить с ним свою.  Львов был где-то в "мертвой зоне".
Близилась полночь.
- Елена, Я Рувим. Ну, что, Львов молчит?
- А, что если он окажется не в Москве, а где-нибудь в Новосибирске? Или посреди тайги? Или среди пустыни?
- Нет, Елена, он не бредет без пути, он идет по коридору. Не совсем такой, как в квартире. Но мы его так называем, бывшие земляне. Он будет в Москве. Елена, дорогая, ну что же ты дрожишь?
- Не знаю, я будто под током.
- Гей, Елена, я Львов! Где я, я не знаю, где, не знаю.
- Юрий, милый, где ты? Что вокруг?
- Не знаю где я. Улица, дома.
- Новостройка?
- Старые дома. Москва, район не знаю. Знаки не понимаю.
- Львов, у меня на полу карта Москвы, выясни, где ты.
- Не понимаю ничего.
- Прохожие есть?
- Да.
- Подойти к ним, узнай.
- Я боюсь, я боюсь.
- Подойти, попроси закурить. И спроси, где ты.
- Узнал. Большая Черкизовская.
- Сейчас. Гей, Львов! Юрий, Юра,..
- Да, Елена. Ты пропала куда-то. Веди меня.
- Смотрю карты Москвы. Большая Черкизовская. Идет к метро Преображенская. Иди, узнай, где метро. Иди.
- Узнал, иду.
- Елена, я – Рувим. Где он?
- На Большой Черкизовской. Идет к метро.
-  Молодец. Как узнал?
 - Спросил у прохожих.
- Елена, иду к метро. Елена, я у метро. Входить не могу.
- Иди же, иди! Скоро закроют вход!
- Вхожу. Монеты разменял. Елена, еду на эскалаторе. Иду. Я на платформе. Знаки на стене не понимаю. Надписи не понимаю.
- Львов! Львов...Львов...
- Я слушаю. Подошел поезд, вхожу.
-  Сядь.
- Сел. Смотрят. На меня смотрят.
- Ничего. Ты бледноват и просто думают, что похож на Львова. Сиди спокойно.  Слушай,  как объявляют остановки.
- Елена, иди к блюдцу, - голос Рувима, - где он?
- Едет в метро.
- Елена,  я - Сергей. Елена,  он молодец. Он едет. Он волнуется - вопрос.
- Немного растерян. Не знаю почему.
- Понятно. Он растерян и волнуется, понятно. Елена, он мой сын. Дай мне дело. Я без идей.
- Сергей,  ты тоже волнуешься?
- Еще бы!
- Жди, все хорошо.
- Елена, я - Львов. Вышел из метро. Я на Садовой. У цветочного ларька. Кажется, я вышел на Парке Культуры.
- Но почему? Почему ж не поехал на Юго-Западную?
-  Не знаю. Ничего не понимаю.
- Обойди метро. Выйди на Комсомольский проспект, Садись в автобус до Юго-Западной.
- Иду.  Жду автобус. Автобус идет, сажусь.
- Какой автобус, смотрел?
- Нет. Узнаю... Елена, едет мимо метро Университет. Сижу, еду.
- Волнуешься?
- Что-то плохо соображаю. Что-то с мозгом, не понимаю многого. Проезжаем цирк, он слева. Еду  дальше. Автобус едет до Юго-Западной. Вышел из автобуса на Юго-Западной.
- Через подземный переход пройди на противоположную сторону.
- Иду... Вышел из перехода.
- Иди налево и назад по ходу автобуса. Увидишь приземистое темное здание.
- Иду,  здание вижу.
- Обойди его.
- Обхожу.
- За ним косая тропинка к ближайшему дому, который стоит на улице перпендикулярной проспекту Вернадского. Иди к этому дому.
- Иду. Хочу бежать, не могу, ноги непослушные. Иду, я возле дома.
- Обойди дом. Подъезды с другой стороны. Найди третий подъезд. Код семь-четыре-три. Этаж двенадцатый. Квартира сто пять.
- Елена, я у подъезда. Войти не могу.
- Иди, Львов, я жду тебя.
- Идти не могу. Я боюсь. Я не знаю, что делать. Я у подъезда. Не войду. Я у подъезда.
Елена набросила на плечи пальто и выскочила за дверь, спустилась на лифте, открыла входную дверь и остановилась. Светили фонари. У дома стояли машины. И никаких признаков Львова.
- Юра, где ты?
- Я здесь. Я тебя вижу. Я не хочу, чтобы ты видела меня здесь. Я рад тебя увидеть, но я не могу к тебе подойти. Что-то мешает, не могу. Елена, уходи в дом, уходи.
- Львов! - Елена побежала по тротуару, заглядывала за деревья, смотрела между машин.
- Елена, я ухожу. Я пойду к дому, где живут мои дети, я буду думать.
- Львов! Не уходи!
- Я не могу, не могу. Я не тот, которого я знал, я не такой, каким хотел быть. Я трушу, я ничего не понимаю.
- Львов, зови меня, не теряйся,  если будет трудно, я найду тебя, где бы ты ни был на Земле.
- Я иду по Ленинскому проспекту, не зови меня. Я просто иду по Москве. Но мне трудно, очень плохо повинуется тело, мозг не работает, мне плохо.
- Я - Рувим. Что случилось, Елена?
- Я не знаю, он ушел от моего дома, бредет по Москве.
- Сами тут ничего не понимаем. Он говорит с тобой?
- Периодически. Только иногда информирует о том, где находится. Говорит, что плохо управляет телом, что плохо работает голова.
- Елена, я Николай. Видимо, что-то у нас не получилось, душа не проникла во все клетки. Не могу сказать, что будет. Думаю, что результат нашего опыта будет отрицательным.
- Елена, я - Львов. Сижу на скамейке в сквере.
- Львов, уже четыре утра. Ты замерз?
- Да, мне не комфортно. Настроение ужасное. Я в панике. Что-то со мной происходит, не понимаю, не понимаю. Ко мне идут двое в форме. Это милиционеры.
- У тебя,  есть документы, Львов?
- Да, все в порядке. Они подошли. Спрашивают документы. Дал паспорт.
Дальше была тишина. Пауза длилась.
- Елена, они посмотрели,  спросили, что делаю. Я сказал, что неприятности дома, я гуляю, думаю. Они ушли. Елена,  я встал,  я ухожу.
- Куда?
- Не знаю, не знаю...
Проходили часы, наступило утро воскресенья. Юдоль с волнением запрашивала, что с Львовым. Елена не имела ответа. Утром она побежала к Татьяне, позвонила. Татьяна открыла дверь и испугалась.
- Боже мой! Елена, что случилось? Заходи, голубчик мой, что случилось?
- Просто не спала уже сутки, поэтому такой дикий вид. Ты знаешь, Львов где-то в Москве. Где-то болтается. Говорит, что тело ему плохо повинуется, голова не работает.
- И что ты думаешь делать? Жду, когда он объявится. Когда он зовет, я его слышу. Если понадобится, а это будет,  отравлюсь его искать.
- Но ты же на ногах не держишься, ты бы видела себя! Куда ты можешь ехать и где кого-то можешь искать, тебя саму надо искать в постели и больше нигде! Я поеду с тобой.
- Нет. Нет, Татьяна. Это дело я буду делать одна. Я просто зашла поделиться, ведь мне кроме тебя некому сказать о том, что со мной происходит.
- Елена, как только что-то прояснится, я поеду с тобой, позвони.
- Нет, Татьяна, я ухожу, не надо, мне надо делать это дело одной.
Елена ушла. Ее качало от усталости и волнений, но сна не было, было такое нервное напряжение, что сон был невозможен. Прошло еще несколько часов напряженного ожидания. Елена понимала, что ее мечты о жизни Львова на Землей на сегодня потерпели крах. Ей только хотелось вызволить его из той ситуации, в которую он попал.
Где-то к часу дня она почувствовала, что возбуждение, державшее ее в напряжении, ослабло. Она теряла силы, ее руки, ноги были как ватные, и она еле передвигалась по квартире. К тому же начала болеть голова. Она напилась таблеток и решила поспать, рассчитывая на то, что в нужный момент услышит зов Львова.
Она легла в постель. И ею овладело оцепенение, похожее на сон, но это не был сон, а просто бессмысленное отупелое состояние. Она подумала, что если Львов позовет ее, она будет не в силах ему помочь.
- Елена, я Львов, Елена, отзовись,- вдруг раздался в ее голове растерянный, умоляющий голос Львова.
Она стряхнула с себя оцепенение и старалась силой воли взять себя в руки.
- Да, Львов, я Елена, я слышу тебя. Что я могу сделать?
- Не знаю. Я на станции в метро. Смотрю на надписи на стене. Только сейчас понял, что все, что я видел, все знаки и слова написаны наоборот, справа налево. Я на станции Семеновская. Людей много, мне плохо, меня качает, мне плохо.
- Юрий, я еду на станцию Семеновская. Сядь на скамейку, я найду тебя. Через сорок минут буду на месте. Бегу!
Она лихорадочно одевалась, обувалась, схватила сумку и метнулась на улицу. На улице было довольно людно и хотя она была углублена в свои мысли, ей показалось, что она в какой-то момент увидела Татьяну, но решила, что ей показалось.
Через время она ощутила, что здесь, где-то рядом есть кто-то, кто как-то с ней связан. Она отошла в сторонку от тротуара и остановилась. И вдруг метрах в пяти от себя увидела Татьяну, которая тоже остановилась в растерянности. Когда Татьяна подошла, ужасно сконфуженная, с виноватым видом, Елена спросила:
- Ну, в чем дело? Что случилось?
- Я стерегла тебя у дома, я очень волнуюсь, я боюсь, что с тобой что-то случится. Не гони меня, я буду в стороне. Но я буду: вдруг понадоблюсь. Елена махнула рукой.
- Я работаю, как приемник. Я боюсь, что что-нибудь нарушит нашу связь, я вся в напряжении. Я не хочу отвлекать свою голову на тебя, Татьяна, пойми это.
- Я понимаю, - сказала Татьяна. - Но я тебя не брошу. Я клянусь, ты меня не увидишь больше. Не думай обо мне и моих действиях, это мое дело, как тебя не потерять. Я буду идти за тобой, но ты меня не увидишь...
- Татьяна, я просто не хочу вдруг услышать твои мысли, я боюсь, что это может быть. Даже Юдоль молчит, чтобы не помешать мне. Я тебе говорю: я работаю. Мой мозг работает как приемник и передатчик. Мне не нужны чужие мысли.
- Ладно, я буду далеко. Я постараюсь ни о чем не думать, я просто буду, если во мне возникнет нужда. Если ты скажешь "нет", я все равно пойду следом.
-  Черт с тобой, я не могу терять время на пустые разговоры, - сказала Елена и, отвернувшись от Татьяны, быстро пошла к метро.
Уже приближаясь в поезде метро к Семеновской, она услышала:
- Елена, я - Львов. Я на станции метро "Сокол". Мне плохо. Я лежу. Вокруг люди. Вызвали "скорую". Елена, ты не успеешь.
- Юрий, я - Елена. Я еду на "Сокол". Если тебя увезет "скорая", держи меня в курсе.
- Елена, я не удерживаюсь в теле, Елена, ничего не получилось, прости.
- О, Боже мой, Юрий, как тебе страшно, Юрий, дорогой, не бойся, все это уже было, хуже не будет.
- Я без тела. Оно лежит на скамейке в метро. Вокруг люди. Я просто стою в стороне и смотрю, Елена,  это не Земля,  это другое место. Это наше метро и не наше. Это что-то другое. Я не хочу знать, что будет с этим телом, которое было таким неповоротливым. Это было искусственное тело. Но другого, по-видимому, уже никогда не будет. Рассчитывать на земную жизнь я больше не могу. Для меня сделали много, но из этого ничего не вышло.  Елена, я не буду жить. Я останусь там в Юдоли,  за Бездной. Я пропал, Елена, я пропал. Я знаю, ты не сможешь поддерживать меня десятилетиями, а я не хочу ждать твоей смерти, чтобы встретиться, Елена, я пропал. Я пропал. Юдоль не для меня, я хочу жить иначе, а не на примитивном уровне. Я не знаю, как быть. Но еще глупее то, что я не знаю, где я. Я не на Земле. Я выхожу из метро. Елена,  езжай домой, отдохни. Я обследую это место. Что это, не знаю.
- Елена, я - Николай. Он потерял тело, я понял. Езжай домой, поспи, побереги себя немного,  сейчас твое участие ему не требуется. Он должен побыть один, должен решить многое. Ты все узнаешь, будь спокойна.
-  Я спокойна, Николай, я спокойна, я очень спокойна. Остановка. Я выхожу.
Она вышла из вагона и,  покачиваясь, добрела до скамейки. Так она сидела минут пятнадцать, потом сказала мысленно:
- Татьяна,  ты здесь?
- Я здесь, - отозвался робко ответ Татьяны.
- Иди сюда, - позвала Елена.
- Я не понимаю, я не думаю, что тебя слышу, я не подойду, дай мне знак.
- Где ты?
- За колонной.
Елена встала, оглянулась. Из-за дальней колонны выглядывала Татьяна. Елена махнула ей рукой,  та подошла. Спросила:
- Ну, что?
- Он потерял тело.
Татьяна тяжело плюхнулась на скамью.
- Где же тело?
-  На "Соколе".
- Надо посмотреть.
-  Не на что смотреть. Эта станция не здесь. Он где-то в другом измерении, он не дошел до Земли. Там тоже Москва, только в обратном изображении.
- И мы там ходим?
- Какая разница... Мы здесь, а он где-то и теперь надежды нет.
- Ты спокойна?
- Господи, и ты тоже! Я спокойна. А что мне остается делать? Все, едем домой, надо расслабиться. Устала.
- Домой, так домой, - грустно сказала Татьяна.
Вечер и ночь не принесли ничего нового. И только утром ее заторопили из Юдоли:
- Елена, передай Львову, пусть идет в Юдоль, пусть быстро идет в Юдоль, не откладывая ни минуты. Путь для него открыт, пусть идет в Юдоль.
- Львов, я - Елена. Ты слышишь меня?
- Я слышу, Елена. Елена, это не Москва, это не Земля. Это Зазеркалье, здесь все наоборот, как в зеркале. Как жаль, я даже до Земли не добрался.
- Львов, тебя торопят, тебя ждут в Юдоли.
- Елена, я понял, у меня есть силы, Елена. Я понял, что у меня две души. Я сейчас в таком состоянии, что описать не могу, Я понял, я понял еще  когда было тело, что в нем я не один, нас двое. Этот второй мне не нужен, но я никак не могу отделиться от него, Елена, мне плохо, я чувствую, что "оно", то что я и то, что мне ненужно, отрывается от меня, тянет меня.
- Львов, спеши в Юдоль, торопись, Юдоль ждет. Ты должен немедленно туда идти, бежать, лететь,
- Я - Львов, Елена, я прокляну ту часть души моей, которая ускользает от меня. Она не давала мне жить на Земле, она тянула меня к стакану, делала меня жалким и послушным дурному, она мешала мне понимать людей и знать, кто друг, кто нет, она прикрывала мне глаза и я не мог узнать животное, одетое в маску людскую. Она малодушна и мелка, скользка и мерзка, она помешала мне стать тем, чем хотел Бог в светлое воскресенье октября.
Елена, я проклинаю эту отдельную от меня часть, завлекшую меня в Зазеркалье прошлого на эту станцию метро, где я потерял свое тело и заставил тебя искать меня по всей теперешней Москве. Если я объединюсь с этой частью, я буду мучить тебя, грубить и губить светлую часть моей души. Это червяки сомнения и глупости, это яд души, ей нет места ни на Земле, ни в Юдоли, ни во Вселенной. Елена, я проклинаю эту отделенную от меня часть души, будь ты проклята, проклята, проклята! Сгинь в Бездне, освободи, меня, Господь, от злого и черствого, от мятущегося и неустроенного, от зверя и глупости. Будь проклята часть, отделившаяся от меня во Вселенной на пути к Земле!
- А!... А-а-а-а! а-а-а... - Елена слышала чей-то удаляющийся вопль.
- Я - Рувим. Елена, он прав. Он прав. Она исчезнет. Ей не место в Юдоли, она от бесов. Он проклял ее и она не дойдет до Юдоли. Она исчезнет, рассыплется без праха. Растает в Бездне. Бездне она не нужна.
- Елена, я - Львов. Я свободен, я горд, я всесилен, как лучший из людей. Внук Бога не будет влачить душу и мучиться. Он будет решать проблемы и гордо петь перед людской толпой гордую песню Земли. Земля - колыбель Бога, я понял. Его мать не Земля, это его колыбель, его страсть, его боль. Я на Земле его посланник из Юдоли, я муж твой и раб твой, я сын твой, мать людская, любовь моя, Елена.
- Елена, зови Авеля. Я - Рувим. Пусть Юрий идет без фильтра в Юдоль.
- Авель, Авель, я - Елена. Я - Елена, говори со мной.
-  Я - Авель. Жду. Говори мне.
- Я - Елена. Львов идет в Юдоль. Он проклял скользкую часть души. Он идет один. Пропусти его.
- Я открываю фильтры. Пусть идет.
- Елена, я Львов, я иду.
-  Елена, я - Бог, я - Иисус. Я дело это не знаю. Я - сын Вселенной, Юдоль мне отдана Отцом. Я - Иисус, сын Бога. Юрия торопи. Фильтр открыт Авелем. Торопи, сроки идут.
- Львов, фильтр открыт.
- Елена, прощай! Елена, я бегу. Я бегу, прощай!
- Елена, я - Рувим. Он где?
- В пути.
- Авель открыл фильтры. Я - Авель. Где он?
- Он в пути.
-  Я бегу...Елена...
-  Скорее, скорее, скорее, фильтр   имеет время, скорее...
- Елена, я - Авель, он прошел фильтры. Он прошел. Фильтры закрыты.
- Рувим, я - Елена, он прошел фильтры.
- Юдоль ждет. Я - Рувим.
- Елена, я над Бездной. Моста нет. Я над Бездной.
- Юрий, мост для слабых. Ты сильный, иди над Бездной, иди над Бездной, иди над Бездной. Я - Елена, иди!
-  Елена, я иду, я бегу. Бездна молчит. Елена, она не тянет. Елена, она сама - мост. Елена, она теплая. Я бегу, я мчусь. Она помогает мне.
- Елена, где Львов? Я - Рувим. Где Львов?
- Он над Бездной.
- Елена, он в Юдоли. Елена, он прошел. Елена, он прекрасен, он прекрасен, он прекрасен. Мы идем к нему. Жди.
- Елена, я - Николай. Как чувствуешь себя?
- Не знаю. Я устала. Дайте мне силы.
- Тебе надо уснуть. Где ты?
- Я еду на работу.
- Елена, я - Николай. Твою работу знаю. Инфекцию не побеждаю, у меня другое дело. Дам силы, Вселенную не бойся. Сердце твое сильное, не бойся, сердце из стальных пружин, я проверяю, все нормально. Дам силу. Ушел.
- Елена, я - Сергей. Как дела?
- Я работаю.
- Мы следим.
- Я устала. Освободите мозг от контроля.
- Понял. Отдыхай. О Львове не  думай, он занят. Николай с ним. У них дела. Это новая жизнь, она впереди. Надо сделать хорошо, не волнуйся.
- Как я страдаю, - подумала Елена.

- Твой путь - через страдание - к звездам, - сказал голос Учителя.
-  Их еще будет много, этих страданий?
-  Их будет достаточно на Земле. Сейчас Львов в Юдоли, его готовят к новой жизни.
- Она будет активна?
- Вероятно.
- А я?
- У тебя своя дорога. Я должен тебя подготовить. Ты устала. Связи сегодня не будет ни с кем. Придешь домой отдыхай, спи. Новый день принесет новую информацию и даст новое дело. До завтра.
- Да, Учитель. Я устала. Я работаю. У меня больные. Я должна сейчас думать о них, я должна работать и на Земле тоже. Это мне помогает жить и это дает деньги на существование.
- Существование - не форма активной жизни. Помощь придет - не отказывайся.
День прошел и опять наступила ночь. Вечером Елена немного вздремнула, ровно столько, чтобы ночью бодрствовать и что-то соображать. Юдоль молчала, не было слышно и голоса Учителя.
- Гей!  - мысленно послала Елена в эфир. - Гей, Юдоль, как там Львов?
- Я - Рувим. Елена, ты в порядке?
- Все нормально, Рувим. Как Львов?
- Ничего, держится. Елена, не расстраивайся. Мы будем думать о другой возможности, о следующей попытке.
- Опять делать тело, опять нести ткань и закапывать ее в могилу, опять,  опять и опять?
- Нет, не это, Елена, не это. Есть другой путь.
- Столь же удачный?
-  Не язви. Мы тут сами все расстроены, будем думать.
- Вы мне скажите, были ли успешны подобные попытки в прошлом?
- Елена, да. Но не мы этим занимаемся, мы выйдем на других, они помогут. Тут такой выброс энергии идет. Все Юдоли заинтересовались, но на них не приходится рассчитывать.
- Но какого же Бога мне просить?
- Не меня, - сказал вдруг чей-то голос, - Елена,  я недоволен тобой, мне не нравится активность русской Юдоли, мне не нравится Львов. Я не позволю сделать так, чтобы Львов вернулся на Землю.
- Ты кто? - спросила Елена.
- Я? Я – Бог. Разве ты не узнала меня?
- Ты - Бог? Ты тот, что бросил меня на колени возле мусоропровода?  Ты - Бог? Бог - это что-то сверхчистое,   сверхбдительное,  сверхдоброе, и ты можешь сказать, что ты такое создание?
- То, что ты хотела бы иметь в своем Боге, ищи в Иисусе, он олицетворяет это. Бог суров, жесток и беспощаден. Ты думала, что я позволю твоему мужу дойти до Земли и что ты его получишь? Никогда.
- Так это все, что произошло со Львовым, твои развлекалочки?! -воскликнула Елена. - Значит, ты знал, что он не придет на Землю и разыгрывал из себя добряка и совал ему в руки свои подлые подарки? Иисус, этот камень, который передал тебе Львов, где он?
- Он исчез, Елена, я - Иисус.
-  Вот! Я так и думала! Разве это Бог? Он слушал и знал, как бродил Львов в Зазеркалье, как я выскакивала на улицу искать призрак, он видел и знал, как я, измученная волнениями и бессонницей, плутала по подземным станциям метро, он знал, что я рискую своим здоровьем и своей судьбой и сделал это! И это чудовище - Бог? Вот он ваш Бог, Юдоли! Вот он ваш Бог, люди! Вот ваше любимое чудовище, ваше идолище поганое, ваш Монстр...
- А! - вдруг раздался дикий крик. - А, окаянная Елена! Ты назвала меня кем?
- Ты - Монстр, чудище, назвавшее себя Богом.
- Елена, Елена, - задрожали в голове чьи-то голоса, - Елена, ты что делаешь? Ты соображаешь, что ты несешь?
- Я-то соображаю, - мысленно орала Елена, - я вашего поганого Бога не боюсь! Что он сделать может, так убить меня, а это мне теперь не страшно. А эта скотина не только убьет, но и скушает. А вы там в Юдолях спите, уши развесили: Бог, Бог. На какого черта вам такой Бог нужен, если он подонок поганый? Он не только наблюдает и руководит. Он же развратитель! Как он ловко Львову подсунул в Юдоль свой дрянной бриллиант, кому это сокровище нужно? Он еще наслаждался, он рассуждал, что при виде бриллианта каждый забудет свои мечты,  совесть, честь и только будет этот бриллиант лелеять! А когда его отдали Юдоли, он подарочек свой выкрал, зажадничал, он бы и из кармана Львова его вынул, мол, пусть думают, что в пути потерял, размазня. Он гнусен, жаден, жесток и развратен. И он - Бог? Он - Монстр!
- О-о-о, - раздался вновь страшный звериный крик. - Елена, да, я -Монстр! Ты трижды назвала меня этим словом, ты разгадала мою тайну. Я - Монстр. Зачем миру старый, потрепанный Бог? Я заменил его и много веков властвую над вами, а вы Мне служите! Мне - Богу-Монстру! Х-ха-ха-ха...
- Елена, - воскликнул Иисус, - Елена, как ты могла так быстро понять это? Как ты могла так смело крикнуть это? А если бы он был - Бог?
- Если, если...  Иисус,  ты доверчив, как ребенок, неужели тебе нужны были тысячелетия, чтобы понять, что этот Бог - поддельный?
- Елена, но что же произошло с моим отцом? Что он с ним сделал?
- Что ты сделал с отцом Иисуса,  скотина! - закричала Елена. - Где его мать?
- Ха-ха-ха-ха! - грохотал голос Монстра.- Как жаль, что не убить его вечную душу, она спит сладким сном здесь, где я живу, где я правлю, где я пирую! Я коплю вашу энергию, я отравляю вашу жизнь, я слышу ваши молитвы, я принимаю ваши жертвы. Я пью вашу энергию, я стал сильнее Бога! Мне вы должны поклоняться, мне молиться, а не тому, за кого вы меня принимаете! Я брошу вас на колени, я заставляю пробудиться в вас всему дурному, жестокому, подлому! Я развращу Вас,  выверну наизнанку,  заставлю пить кровь, как вы пьете кровь Христову, есть друг друга, как вы жрете плоть Христову в своих храмах! Я не боюсь ни креста, ни святой воды, ни вашей дурацкой коры березы!
Я сделаю из вас маленьких монстров, монстров-ничтожеств, монстров-убийц, монстров-людоедов! Я научу вас любить богатство и поклоняться ему, я научу вас идти по трупам и жаждать власти. Я сделаю все, чтобы нечестность была общим способом существования,  слабость - поводом к зависимости, угрозы и самонадеянность заменили ученость, щедрость будет вызывать преданность, богач станет слыть чистым, обоюдное согласие окажется браком, хорошее платье будет достоинством, сильный станет властвовать! Это сделаю - я!
Утих голос. Тишина была оглушающей. Все молчали.
- Итак, - сказала Елена, - программа доведена до слушателей. Осталось только ее выполнить.
- Я - Иисус. Елена, я потрясен. Елена, моя мать здесь, в Юдоли. Она пришла однажды и осталась здесь. Она молчит. Она ничего мне не сказала. Она просто молчит и все. Елена, я не воин. Я добрый, грустный Иисус. У меня в Юдоли все атеисты. И я тоже. Я воспитывал в людях добро. Они просят меня, но не всякая молитва слышна. Разве можно услышать  то, что говорят, стоя на коленях и уткнув голову в пол? А молитвы? Ты, знаешь, Елена, какие молитвы мне не только дают? Иногда это такая загадка, что просто не разгадать. Я всегда удивлялся тому, что люди не умеют четко мыслить, что мысль облекают в такую путаницу, в такую тьму! И знаешь, есть молитвы стандартные. Их шлют и шлют ,и шлют в пространство. Здесь, в Юдоли, все пронизано такими словами, которые ничего не значат. Зачем кем-то придуманы эти слова, которые не понимают те, кто их произносит? Почему люди не понимают, что мысль должна быть точной, как стрела, что она должна быть наполнена энергией и пущена вверх, зачем мне рабское поклонение и рабское служение? Я могу дать мысль, я могу дать силы и только. Я не могу простить, это не в моих силах, я не могу дать райскую жизнь, а они просят.
- Иисус, почему ты не воплощаешься вновь, почему не возвращаешься на Землю, ведь ты ее любишь?
- Моя судьба исчерпана. Я не буду больше иметь воплощений. Я служу Космосу здесь.
- Но что же делать с этим Монстром? Что вы будете делать?
- Я подниму всех, кто были воинами, кто знает, что зло беспощадно и его надо уничтожить. Мы изгоним его из чертогов Бога.
- Но он будет жить? Понимаю, одна из твоих заповедей - не убий.
- Да, я не воин, я - идеолог. Монстр - это порождение злых сил, злых энергий.
- Я тебе говорил, Елена, - это эгрегор, - сказал кто-то тихо.
- Эгрегор? Кто это сказал? - спросила Елена.
- Я - Авель. Эгрегор - это мешок энергий, вместилище энергий и мыслей, это не душа.
- Да, Елена. Я - Иисус. И я это знал. Энергию можно развеять другой энергией, разрядить мешок и Монстр погибнет.
- Но, если он так долго питался энергией, копил ее, какую же силу надо иметь, чтобы эту энергию рассеять?
- Конечно. И темные будут бороться за своего Монстра. И эта борьба будет долгой. Сейчас наше дело - освободить Отца и изгнать Монстра.
- Но Отец...он тоже эгрегор?
- Нет, он просто мой отец, отец Иисуса, как ты - мать своих детей. Он рожден Космосом, он имеет способность и имел возможности, он был связан с Космосом и Космос был связан через него с Землей и другими мирами. Но его утянули и он стал бессилен, а связь взял на себя самозванец и, видимо, трансформировал послания Космоса в своих целях.
- А Сатана?
- Сатана? Вельзевул, Дьявол? Он порождение Тьмы и Хаоса, он Бог темных. Возможно, Монстр его посланник.
- Все очень запутано.
- Да, здесь все сложно и гармонично. Где есть свет, там рядом тьма. Чем ярче свет, тем темнее тьма. Но свет сильнее, он проникающий, он сжигающий, он всесильный. Не волнуйся, Елена. Спи.
- Я не усну теперь долго.
- Я дам сон. Ляг на спину. Лежи спокойно. Положи правую руку на солнечное сплетение, левую на темя. Сосредоточься на солнечном сплетении, представь, как оттуда идет спокойная сила, пусти ее по телу потихоньку. Рука на темени не даст уйти ей из тела. Расслабься. Пусть тепло из солнечного сплетения течет по телу. Полежи так сколько сможешь, а потом располагайся поудобнее и уснешь.
- Хорошо, я постараюсь сделать так. Не думай обо мне, я успокоилась. Я верю, что вы сделаете свое дело хорошо.
- Спи.
Следующим вечером Елену встревожил Авель, он сказал, что к Русской Юдоли идут воины из других Юдолей,  вибрации сфер усилились, энергия концентрируется и,  видимо,  скоро во Вселенной произойдут новые события.
Елена боялась потревожить Юдоль и не хотела слать туда мысли.  И в то же время ей хотелось всю свою энергию отдать им, чтоб она была острой, как меч и разила беспощадно.
- Елена, я Учитель, - сказал Голос. - Все правильно. Твоя энергия - лишь малая частица в общей энергии,  ты уже много ее отдала Юдоли и хочешь помочь еще?
- Да,  очень.
- Не ослабляй себя. Мы посылаем тебе энергию, но ты ее растрачиваешь довольно много. Разумно тратишь, но много. Елена, ты сгораешь, как факел. Я понимаю твои желания. Но Космосу будет нужно, чтобы ты в нужное время отдала одновременно и много.
- На что?
- Узнаешь. Мы думаем, как лучше все организовать. Твое дело - не Юдоль и не Львов,  твои миссии другие. Впитывай энергию,  которая идет на тебя, не закрывайся. Ты больше отдаешь, чем берешь.  Представь себе энергии вокруг себя и не дай им идти мимо, бери их.
- Я хочу помочь Юдоли.
- Хорошо. Помоги Львову. Дай ему свою энергию.  Сконцентрируй ее,  представь в виде предмета, нужного в бою.  И дай ему это.
- Я буду думать.
- Да, работай.
Елена прилегла на свой диванчик,  закрыла глаза. Через время темнота отступила и вокруг засверкали звезды. Она представила себе меч,  сверкающий меч с раскаленным, пылающим острием. Она протянула руки и меч упал на них.
Перед ней расстилалась Вселенная. Она чувствовала тяжесть меча. Она толкнула себя вперед,  туда,  к Бездне. И почувствовала, что скользит между звезд.
- Елена, - воскликнул голос Львова, - Елена, я иду к тебе навстречу. Я лечу к тебе, Елена,  сердце мое, Елена, жизнь моя, Елена,  я бегу!
Елена молчала. У нее не было сил, все они были там, у той Елены, что несла сверкающий меч на вытянутых вдаль руках. Они встретились над Бездной. Она вложила меч в его протянутые руки. Он засмеялся. Он взмахнул мечом так, будто срезал что-то тонкое. В его руках были две сверкающие желтые розы. Он дал ей их, она опустила в них свое лицо.
- Жизнь моя, Елена, мы вместе, - сказал тихо Львов.
-   Елена, возвращайся. Елена, возвращайся, - приказал голос Учителя.
Львов и Елена смотрели друг другу в глаза, и она тихо скользнула обратно, не отрывая глаз от стоявшего со сверкающим мечом Львова; она скользила и скользила. И вот уже нет Львова, виден только меч, и вот уже нет меча, виден лишь луч, и вот уже нет луча, видна лишь звезда, и вот уже нет звезды, есть только Вселенная, глядящая на нее мириадами огней.
Елена открыла глаза и чуть не вскрикнула: к лицу ее склонились две желтые розы. Освещенные включенным торшером, они пылали.
- Мама, ты проснулась? - в комнату заглянули сыновья. - Мы возвращались с тренировки, и в метро тетка продавала розы. Эти желтые были великолепны. Мы их купили. Их было только две, а две, вроде бы не дарят. Мы их поставили в две разных вазы. Ничего?
- Отлично. Вы просто молодцы, что это сделали.
- Эта тетка с розами просто так себя вела, что невозможно было не взять. И она сказала: "Купите для мамы цветы". Я боялся, что денег не хватит, - сказал старший сын.
- А мне кажется, что она бы их и за рубль отдала. Она очень хотела, чтоб мы их взяли, а деньги, как будто не имели значения.
- Ну и ладно, мои котики. Все отлично.
- Ну, мы ушли свои дела делать. Уже поздно, а ты проснулась. Опять ночью не будешь спать? Ты просто совсем не спишь, я знаю. У тебя света нет, но ты не спишь, разве я не прав? - сказал старший.
- Да нет же! - возразила Елена. - Ты же знаешь, если я не сплю, я читаю. А раз света нет, значит, все в порядке, я сплю.
- Ты и ничего не читаешь уже давно. Ты даже не всегда слышишь, что мы говорим, И ты даже не всегда замечаешь, что в холодильнике пустовато.
- Значит,  вам надо взять на себя часть дела. Например, достать деньги,  вам известно, где они лежат? Вот. Взять их и сделать покупки. В чем еще дело?
- Ты стала задумчивой, молчаливой и скрытной.
- Просто такая полоса жизни моей пошла. Что-то меняется,  сразу не приспособишься. А потом опять все будет нормально.
- Ты думаешь?
- Несомненно.
- Ну, мы ушли.               
- Елена, я - Авель. Они пошли, воины идут.
- Да, я слышу тебя.
- Им далеко идти, но ведь их ведет мысль, а мысль молниеносна.
- А где это место?
- Закрой глаза...
- Опять скользить?
- Ну нет. Ты и так утратила много сил. Попробуй быть зрителем.
- А, ну хорошо. Попробую.
- Мама, а кормиться мы будем? - спросил младший.
- Отложим наши наблюдения, - сказала Елена Авелю.
- Что делать,  ты на Земле. Давай, работай на своем физическом плане.
Елена принялась за приготовление позднего ужина, а мальчики,  счастливые тем, что она с ними, наперебой рассказывали ей о своих делах, она добросовестно пыталась в это вникнуть.
- Я что-то устала сегодня, - сказала она им, наливая чай. - Вот вы и сыты. И помощь моя больше не нужна. Нет? Тогда я ушла спать. И ты уснешь? - подозрительно спросил младший.
- Думаю, что да, глаза просто закрываются.
- Давай, попробуй.
Елена ушла в свою комнату, разобрала для сна диванчик, легла.
Закрыв глаза, сосредоточилась. Через несколько минут перед ней засияла  Вселенная.
- Авель, где мне смотреть?
- В нижнем левом квадрате. Примерно под сорок пять градусов,  в этой полосе.
Елена мысленно провела линии, разбив видимый круг с Полярной звездой в центре, на четыре части. Потом нужный квадрат еще пополам.
- Так, Авель, я нашла эту линию.
- Теперь эту линию раздели еще пополам. - Елена разделила.
- Смотри вглубь, иди взглядом вглубь. Ты увидишь желтую туманность. Смотри внимательно прямо на созвездие, которое у вас зовется Рак. В нем три звезды. Назовем альфа, бета, гамма. Альфа отстоит влево, а две другие одна над другой. Между ними эта туманность. Смотри.
Елена послушно рассматривала этот участок и нашла туманность. Она была небольшой и действительно желтой. Она устремила свою мысль туда. Звезды бежали мимо и исчезали за спиной,  туманность приближалась.
И вот звезды впереди замерцали, будто их перекрывали какие-то темные Фигуры. Это были не люди. Елена вгляделась. Это были животные! Монстры стекались к желтой туманности.
- Авель, там монстры!
- Конечно, Елена,  Их руководитель нуждается в помощи, и они ее окажут.
- Но ведь будет битва!
- Можно подумать, что ты этого не ожидала.
Елена замолчала. Она ждала и смотрела.  В стороне слева возникли маленькие молнии, но это не было похоже на фейерверк. Это было что-то другое. Она не видела ни теней, ни фигур. Были только молнии, устремленные к желтой туманности. Кто их нес или делал, она не видела. Она видела,  как несколько молний устремлялись в какую-нибудь точку, и точка вспыхивала и гасла.  И рассыпался очередной монстр, пораженный молниями.
Это длилось и длилось.  И вот Елена увидела,  как монстры стали разбегаться. Они метались и бежали вон,  сливая свою темноту тел с темнотой Бездны. Невидимые воины,  вооруженные молниями, двинулись в глубь туманности.
- Знаешь, Елена,  - сказал голос Авеля,  - этот выброс энергий для Земли опасен. Через год с небольшим на Земле будут катастрофы.
- Какие?
- В районе Кавказских гор будет землетрясение. Большое очень, с жертвами. Да... Без жертв не обойдется.
- Елена, я Учитель. Ты научилась путешествовать по Вселенной, я это вижу.
- Учитель, я занята.
- Елена, сейчас ты просто созерцатель. Достаточно.
- Я не узнаю того, что было?
- Тебе расскажут. Отдыхай. Ты уснешь. Спи...
Ее разбудил голос:
- Елена!
Елена вскочила, включила торшер. Была половина пятого утра.
- Ну, что? - спросила тревожно.
- Я - Рувим.
- Я узнала, узнала! Как там дела?
- Мы его прогнали. Убить не смогли. Надо погасить его энергию, у нас не было ресурсов. Но он ушел. Мы нашли Отца,  он спит.  Спит, как спят у нас в Юдоли. Ничем не можем расшевелить.
- И что же?
- Попробуй ты.
- Ничего себе. Вас там много и вы знаете много. Что я могу?
- У тебя в квартире есть лампада из голубого стекла.
- Ну?
- Ты знаешь, где она?
- Приблизительно. Где-то в углу кухонного шкафа.
- Найди ее. Ей триста лет. Она наполнена энергией. Она была раньше в храме монастыря и возле нее веками молились Богу. Эта лампада висела у Его иконы.
- Я знаю, мальчики привезли ее с Севера.
- Наполни ее жидким маслом,  закрепи фитиль и зажги. Елена, у тебя есть коллекция медных икон. Елена, они бесценны. Среди них найди икону Божьей матери Марии. На ней она одна. Поставь икону у лампады. Делай.
Елена повиновалась. Она знала, что они бывают у нее в квартире, но то, что они знали, что находится в дальних углах ее мебели, не предполагала.
Лампада нашлась быстро. Из шпильки для волос Елена соорудила держалку, из бинта сделала фитиль, налила в лампаду растительное масло.
- Елена, пока не разжигай. Найди икону.
Икону искать было не надо. Это была коллекция, и Елена просто взяла черную металлическую икону величиной с ладонь. На ней проглядывался лик женщины.
Она поставила икону на окно, перед ней лампаду.
- Елена, зажигай и одновременно позови его.
- Как?
- По имени.
- Но я не знаю его имени!
-  Елена, его имя - Бог.
- А, понятно, значит, это его имя.
Она поднесла горячую спичку к фитилю. Фитиль вспыхнул и Елена мысленно воскликнула:
- Бог!
Фитиль затрещал, разгораясь ярче, ярче, ярче. Она крикнула:
- Бог! Проснись!
И услышала вздох, вздох многих людей. Голос Рувима сказал:
- Ты знаешь, он шевельнулся. Он просыпается! Кричи еще!
- Бог!
- Да, я Бог. Ничего не понимаю. Иисус, это ты?
- Да, Отец.
- Что-то случилось?
- Ты долго спал, я беспокоился,
- Я не молод, немного вздремнул.
- Рувим, я Елена. Слушай, бред какой-то. Будто дома старичок на печке вздремнул. Это что, все действительно, или меня разыгрывают?
- Я - Рувим. Елена, все так. Мы уходим. Будем идти медленно, в нас мало энергии. У Иисуса ее больше. Он разберется с отцом и вернется в Юдоль. Может быть будет там раньше нас. Судя по тому, что мы видели, Бог еще долго не сможет исполнять свои функции.
- Как Львов?
- Он жаждет беседы. Пожалуй, из всех нас он наиболее энергичен. Это понятно, ты его, так сказать, подпитываешь.
- Я не делала этого.
- Делала неосознанно. Энергия мысли текла к нему.
- Так где он?
- Позови его, Елена.
- Львов, гей! Я - Елена.
-  Да, Елена, здравствуй, моя Елена! Я так счастлив, знай это. Это было необыкновенное дело. Это борьба без крови, борьба мысли, борьба энергий.  Энергия монстра изливалась и устремлялась к другому монстру, но Бездна поглотила эти ручьи. Ну и чудища эти монстры. Просто в дивном сне не приснится. И, мне кажется, их создатели больные люди.
- А этот, тот, что звал себя Богом?
- Я удивился. Он просто человек с виду. За то время, как он сидел там и ему молились, он облагородился, потому что мысли людей придали ему облик человека.
- А может быть он и был задуман кем-то когда-то таким? Зверь в человеческом облике.
- Возможно. Ведь это было много веков назад. Возможно, кто-то придумал его еще задолго до того, как появился Франкенштейн.
- А что там Бог?
- А, Елена, не стоит слов. Если он проспал века, он сегодня хуже ребенка. Не знаю, кто будет заполнять провал в его памяти.
- Я - Рувим. Это ничего. Он ведь был избран Космосом и он был избран не потому, что он один из таких, как мы. Он прожил жизни на других планетах и достиг совершенства. У него и мозг должен быть, как компьютер. Ему дадут информацию, подпитают энергией.
- Елена, я - Сергей, здравствуй. Как настроение?
- Отличное.
- Не думаю, что на этом уровне Высшие силы дадут ему такую помощь. Надежнее было бы родиться и прожить жизнь еще раз. Может быть не на Земле.
- Это не нам решать,- сказал голое Рувима.
- Понятно, - поддержал его Львов.
- Однако в Юдоли какие силы пробудились! - сказала Елена. - Теперь там не будет сонного царства.
- Елена, я - Львов. Все думаю и думаю. Знаешь ли ты, что я не тот, что был эти шесть лет после смерти?
- Предполагаю, что что-то улучшилось.
- У меня появилась ясность и точность мысли, будто я проснулся,  а раньше бушевал в бреду. Я вижу красоту этого мира и знаю многое. Я постараюсь вернуться на Землю, если это получится. Здесь было жутко от того, что я был не у дел. И эта плоская поверхность, на которой мы существуем, не для меня. Если мысль спит, какая разница, где ей спать, правда? А если ты мыслью можешь делать дело, надо этому научиться и делать. И я хочу, чтобы ты передала тем, кто меня знает, то, что я скажу.
Елена молчала.
- Я - Львов. Я тот, что был и я другой. Я не стал иным и я другой. Вы можете думать и говорить, что угодно. Это понятно и это справедливо. Ваша жизнь шла по тому руслу, которое вам уготовано. Моя жизнь изменила русло и стала другой.
Я перенес такое, что сделало меня новым. Мне нужно объяснить вам и вы поймете. Со мной произошла история поучительная и объяснимая. Я был мертв. Я канул в Бездну, я жил в Бездне, я видел Бездну и я восстал. Мой мозг кричал, мои глаза видели, мои руки искали. Я пытался найти выход. Выхода не было. Тогда мне пришла в голову мысль стать другим. Жить в Бездне и понять ее. Пить Бездну и погибнуть в ней. Оказалось, что в ней можно жить. И я жил. И я понял, что я живу потому, что не жить не могу. Я взял дело, которого не было, и стал жить так.
- Да,- сказала Елена,- я подумаю, как передать это Земле. Я передам.
- Елена, я - Львов. Я люблю тебя.
-  Да, дорогой.
-  Мы встретимся.
-  Да, дорогой. Извини, уже звенит будильник и я должна исполнить свой привычный долг: покормить детей, и потом исполнить другой долг: пойти на работу и работать.
- Елена! - крикнул веселый незнакомый голос, - и много ли у тебя долгов?
- Слушай, парень, оставь Елену! Мы ее сегодня не вызываем больше. У нее масса дел помимо вашей забытой Богом Юдоли. А долги... она вся в долгах, эта наша Елена...
-  А кто она такая эта Елена? Кроме отрывочных сведений о личности Елены я ничего не имею.
- Какого же ты в этот разговор влез? Слушай, умолкни. Живи себе,  слушай. Что узнаешь, то твое.
- Интересно. Я о ней вообще только что узнал.
- Не ори, уймись. Узнаешь, что надо. Мы своими разговорами ей в голову даем голоса, не надо, пусть спокойно дела делает.
- Но это ж не ненормально, чтоб она нас слышала! Таких способов связи нет!
- Ну что ты скажешь! Успокойся, тебе говорят...
Елена строгала бутерброды и слушала эту небольшую перепалку. Разговоры исчезли на полуслове, будто кто-то выключил передачу. Елена облегченно вздохнула: нельзя же постоянно работать приемником, передатчиком, мамой и врачом.
- Елена, погаси лампаду! - крикнул голос Львова.
Елена вздрогнула. Быстро вошла в свою комнату, подошла к окну и погасила лампаду рукой, перевернула икону и положила на нее книгу.
- Ты зачем это зажигала? - подозрительно спросил ее незаметно подошедший старший сын.
- Ночью вставала, а света не было. Вот я ее и зажгла.
-А почему не свечу?
- Не нашла.
- А это нашла?
- Я знала, где она стояла.
- А почему она на окне?
- Не знаю, какая разница... Поставила на окно.
- Понятно, - он грустно посмотрел на нее и ушел, ссутулившись.
Елена вздохнула. Опять пришлось соврать. Приходится таиться. Как долго?
- Как долго? - воскликнула она.
-  Кто берет на себя жертвенный труд? Тот, кто заменяет силы небесные на Земле. Тот, кто знает огненный культ самоотречения. Тот, кто знает космическое служение, - сказал голос Учителя. - Ты спросила: "Как долго"? Долго, Елена, но не бесконечно. Какое же нужно иметь самообладание, чтобы пребывать на бессменном дозоре. Спроси кого-нибудь: хочет ли он остаться на страже без смены?
- Если сказать, что конца не будет, а напряжение будет возрастать, то вряд ли найдется дозорный, - грустно ответила Елена.
- Конечно. Нельзя на Земле долго напрягать нашего. Я знаю, если бы я сказал, что ты будешь так жить вечно, ты бы не возразила.
- Я не боюсь напряжения и не боюсь работы, моя непонятная деятельность вызывает у моих детей страх, я это вижу. Я не могу быть с ними откровенной, они не поймут. Они решат, что я с ума сошла. Они не готовы.  Может быть и никогда не будут готовы. Тебе трудно, потому что там на Земле,  ты одна и у тебя нет поддержки. Любые знания, идущие сейчас от тебя, посчитают бредом больного воображения. Поэтому я сказал: не дай никому сведений о нас.
- Я молчу. Молчу и молчу.
- Все. Я ушел. Конец связи.
Елена ехала в троллейбусе на работу.  И вдруг с расположенного позади нее сиденья к ней донесся неспешный разговор. Женщина кому-то рассказывала пикантную историю, пересыпая текст матерком.
Елена оцепенела. Она ненавидела матерную речь и тот, кто ею пользовался,  вызывал в ней тяжелое презрение. Она медленно повернулась назад и посмотрела на говорившую. Это была отлично одетая девушка, умело подкрашенная, живая и милая. Удивленная проявленным к ней вниманием чужой женщины, она смокла.
- Вот какой цветок, вынутый из помойки, едет за моей спиной, - подумала Елена.
- Вы не смеете так меня оскорблять! - воскликнула девушка. - Я ничего плохого не сказала! Ты! - она обернулась к спутнику, который от неожиданности вытаращил на нее глаза.
- Ты чё? - спросил он девушку.
- Она мне сказала, что я из помойки!
- Зин, Зина, она молчала,  я бы слышал. Она просто посмотрела на тебя и все.
Елена отвернулась.  Автобус подошел к нужной остановке. Елена вышла.
Вечером,  возвращаясь домой,  она зашла к одинокой знакомой старушке справиться о здоровье.
- Я на минутку,- сказала Елена открывшей ей дверь женщине. - Только взгляну, как тут у нас идет жизнь, удостоверюсь, что все в порядке и убегу: дела. Все время хочу спать, на сон времени нет.
- Ах, молодость, молодость,- сказала старушка, перешагивая через черепаху, сидящую возле капустного листа.
- У вас черепаха, вот новости! - воскликнула Елена.
- Да, вот кормлю ее, - сказала старушка, остановилась и, задумавшись, посмотрела на Елену.
- Я и не знаю он это или она, или вообще "оно".
- А как ее зовут?
- Никак. Я ее у мальчишек отняла. Ну, живет себе.
Елена присела, положила руку на панцирь.
- Как же зовут тебя? - подумала тихонько.
- Не знаю... - сказал грустный голос.
Елена оцепенела вновь, как и в троллейбусе утром, но руку не отдернула.
- Ты не знаешь своего имени?
- Нет, не знаю.
- А ты сама себя как называешь?
- Я зову себя Хизи.
- Расскажи о себе, Хизи.
- Я родилась не знаю где, где-то в комнате, жила в ящике с другими такими же. Потом попала в магазин и меня продали мальчику. Там было хорошо. Почти хорошо. Он разговаривал со мной, играл. Потом кто-то выбросил меня в окно. Земля была холодная, очень холодная. Меня обнаружили и стали бросать из рук в руки. А сейчас я здесь. Я болею и не хочу есть. И никто со мной не разговаривает.
- Сейчас я тебя полечу,
Елена забралась к старушке в аптечку, нашла марганцовку и сделала черепашке теплую ванночку. Потом хорошенько ее вымыла и вытерла, укутала в теплое полотенце и положила на теплую грелку. Взяла кусочек аспирина и две капли валерианки и заставила это всё черепашку съесть. Удивленная старушка качала головой.
- Ее зовут Хизи, - объяснила Елена, - она больна. Простудилась. Периодически кладите ее на грелку, ей надо полечиться. И, если получится, разговаривайте с ней. Что вы ей будете говорить и рассказывать, не имеет значения. Она чувствует себя одинокой. Поэтому грустная и не ест.
- Ну,  ты выдумщица, - сказала старушка, - но если ты хочешь, я это все буду делать.
- Вот и отлично, - Елена засмеялась.
- Я ухожу, - сказала она черепашке.
- Спасибо, - услышала в ответ.
"Да,  вот так дела... -  думала она, двигаясь домой. - Скоро буду слышать, о чем бормочут тараканы.  И на кой это все мне нужно? "
- Елена, я - Учитель. Ты недовольна?
- Не знаю.
- Не всегда можно понять тебя, а хотелось бы.
- Я просто боюсь сойти с ума действительно. Я уже сейчас с опаской подумываю, не пора ли идти сдаваться в дурдом.
- Не всегда, можно понять твой язык.
- Не обращай внимания. Делай свое дело мной, я ведь не возражаю. Только уж помогите не попасть в психиатрическую больницу.
- Мы постараемся уберечь тебя от такой возможности.
- Да уж, пожалуйста.
- Захотелось
Быть, быть, быть.
Через Бездны
плыть,  плыть,  плыть.
Через звезды
Вверх,  вверх,  вверх,
Через души
Всех, всех, всех.
Захотелось
Лет, лет, лет...
На пороше
След  след,  след...
На сирени
Цвет, цвет, цвет,
От любимой
Свет, свет, свет.
Захотелось
Петь, петь, петь.
Чтобы в горле
Медь, медь, медь,
Чтобы в песне
Боль, боль, боль,
Чтобы в жизни
Бой, бой, бой.
Захотелось
Стать, стать, стать.
Против кривды
встать, встать, встать.
Сбросить тяжесть
С плеч, плеч, плеч,
Обнажая
Меч, меч, меч.
Захотелось
Сметь, сметь, сметь...
За плечами
Смерть, смерть, смерть...

- Львов, милый, это ты?
- Это я, Елена. Я бессмертен, вот странно.
- Но ведь ты знал это уже столько лет!
- Это было существование, это был позор, а не жизнь, это была бессмыслица! Я не давал стихи, потому что думал, что вернусь на Землю и сам дам их, сам спою!
- Но здесь на Земле ты не мог петь все то, что хотел бы. И даже не все мог писать в стол.
- Елена, настанет время, и я буду петь что хочу и как хочу. Я так сказал.
- Хорошо сказал. Если это будет, я буду счастлива.
- Когда-нибудь я отдам на Землю то, что есть сейчас. А пока я должен узнать то, что не знают люди на Земле. Я имею эту возможность. И я создам круг песен и назову его "Огненный цикл". Мы будем петь вместе, потому что огненный мир для двоих и подняться туда можно только вдвоем.
- Н-да... Я ведь еще долго буду на Земле, Юрий. Значит, ты решил оставить затею с возвращением?
-  Нет. Они думают. У меня есть время. Я его не потеряю.
Елена стояла на платформе метро. Мысли медленно плыли в голове, и она знала, что эти медленные волны не проникают в эфир, они остаются с нею. За последнее время она научилась регулировать подачу мыслей, научилась таить их в себе. И вдруг она услышала разговор. Говорили двое.
- Ты ее видишь?
- Нет. Она здесь, но где, я не знаю.
- Слушай внимательно. Когда она думает, ее можно засечь. Ищи.
- Меня кто ищет? - спросила она.
- Ага, не мы ее засекли, а она нас. Теперь видишь ее?
- Да.
- Елена, ты нам надоела, ты слышишь нас?
- Да.
- Елена, ты нам всем сильно дело подпортила. Мы тебя утянем.  Сейчас мы тебя сбросим с платформы под поезд.
Елена опасливо отошла от края платформы.
- Кто вы?
- Мы жители Бездны.
- Что вам от меня надо?
- Чтобы ты не жила,  ты мешаешь нашим хозяевам.
- Кто они?
Молчание было ей ответом.
- Елена, мы не скажем, нам дали дело тебя утянуть. И мы это сделаем.
- Вас двое?
- Да.
- Вы где?
- Там, откуда ты нас слышишь.
-Звуки идут с двух сторон.
- Значит, мы с двух сторон. Ха-ха-ха.
Елена сосредоточилась. Голоса бормотали, угрожали, хохотали. Она представила себе, где находится один из тех, кто говорил с нею. И послала туда мысленно заряд - удар мысли. Вернее, это не была мысль, это было что-то другое: мысль без мысли. Просто молния. Чей-то голос умолк на полуслове. Другой стал взволнованно звать умолкнувшего, голос метался в эфире. Елена ждала. Она прицеливалась мыслью. Она представила себя в виде спортивного пистолета, из которого когда-то в юности отлично стреляла.
"Если я его не убью сразу, я убью его со второго", - напряженно думала она.
- Елена, ты что-то с ним сделала? - спросил голос.
- Убила, - ответила Елена и метнула на голос свою молчаливую мысль-молнию, у которой не было мысли.
- Эй, - сказала она, - ты, который грозился, ты жив?
Ответа не было.
- Елена, я Юдоль. Что случилось?
- Нечисть какая-то бормочет о том, что меня надо "утянуть"!
- Елена, я - Рувим. Слушай, это становится опасным. Видимо, в этот тоннель, что связывает тебя с нами, вклинились темные и начали свою работу против тебя. Я ждал этого, но не хотел. И это все-таки произошло. Ты боишься?
- Нет пока, Я этих двух, что тут гудели, кажется, прихлопнула.
- Елена, они не отстанут. Все. Они начали свое дело против тебя, опасайся.
- Хорошо, Рувим.
- Елена, завтра я буду на Земле. Я Рувим.
- Ты хочешь сказать, что я тебя увижу? - воскликнула Елена.
- Нет. К сожалению, мы не увидимся. Завтра в Рейкьявике "встреча в верхах". У меня дело: все узнать. Не уверен, что смогу тебе дать знак оттуда. Если будет надо, свяжись с Юдолью, они помогут чем-то.
- Елена, я Юдоль. Елена, мы не знакомые тебе, но тебя знаем. Можешь ли ты узнать, что с Богом?
- А как я могу узнать?
- Елена, я Иисус. Ты знаешь, как туда проникнуть мыслью. Послушай, один он там, или его люди, его помощники возвращаются?
- А оттуда они могут прийти?
- Из разных мест. Вселенная огромна. Они,  возможно, рассеялись по Юдолям.
- А как Львов?
- Львов? Его нет с нами,  он ушел из Юдоли.
- И вы так спокойно об этом мне говорите?
- Мы думали, что ты знаешь. Мы его не слышим давно.
-  И я не слышу. Может быть,  его пора искать?
- Подожди до ночи, эфир будет свободней. Послушаешь тогда желтую туманность и позовешь Львова.
- Елена, я Учитель.
- Да, Учитель?
- Елена, предвидел ситуацию, которая возникла. Ты будешь слышать чужие голоса, и ты должна будешь отсекать чужую информацию от той, что будет тебе идти от нас. Елена, не выпускай дело из-под контроля. Темные не знают нашего главного дела и не узнают. Во время работы ты будешь слышать только меня. Но канал открыт сейчас постоянно. В него легко попасть чужой мысли. Они могут слышать твои разговоры и выдавать свои информации, свои слова за слова мои, говорить голосами Юдоли, голосом Львова. Будь готова.
- Хорошо, Учитель.
- Не волнуйся. Дело не идет быстро потому, что нужно определенное положение звезд, не волнуйся.
- Я буду ждать.
Ночью, не ожидая знаков и слов, Елена устроилась в своем уголке дивана, закрыла глаза и прислушалась. Звучали какие-то слова, приглушенные голоса, фразы. Из хаоса слов выделились два голоса, которые строили свой разговор, используя поговорки, изобретая афоризмы,  строя острые фразы.
- Занятного плода отведали вздорные глотки...
- ...корнями свобода уходит в глухие решетки.
-  И вновь на бедных и богатых раздел судьбы...
- ...И,  значит,  вновь возьмут когда-то топор рабы.
- А если дальше подождать...
- ...И бревна будут рассуждать.
- Все люди братья...
- ...Люблю с них брать  я.
-  Кто учит...
-  ...А кто мяучит.
- Красиво жить не запретишь...
- ...Но жить красиво трудно.
- У кого-то суп жидок...
- ...а у кого-то жемчуг мелок.
- Кому много дано...
- ...с того много спросится.
- Под каждой крышей...
-  ...свои мыши.
-  Что отложено...
-  ... то не потеряно.
-   Тугой кошелек...
- ...Лучшее средство от морщин.
- Он был человеком надежным...
- ...Особенно, когда был сыт.
- Всякий может хорошо работать...
- ...Если при этом досыта ест.
- Кого не излечивают нравоучения...
- ...Того ждет палка.
 Елена увела свою мысль из этого потока и стала нащупывать дорогу через светящуюся Вселенную.
- Ей дали много жареной картошки, жирной, как мутная доля монстра... - бормотал какой-то голос.
- Ему дали большую награду, что-то новое в науку внес.
- Что же он мог внести? Открытие сделал?
- Ха-ха, наверное, идею чью-то "открыл", да потом "разработал", а это много.
- Да, если б он ее не нашел, чужую идею в чужом журнале, то пропала бы идея, ха-ха-ха.
- Я желтой клюквой Елену буду кормить, она сама за мурой гонится, - забормотал голос.
Елена ускользнула мыслью в сторону, ей не нужны были мутные мысли монстров-роботов темных сил, Юдоль просила ее узнать о Боге и она делала попытку выполнить просьбу.
Мысль Елены скользила и скользила сквозь звезды вперед к желтой туманности. Вот обозначились звезды из созвездия Рака, замерцали огни туманности. Среди них была светящаяся точка и к ней направила Елена свою мысль. Светящаяся точка приблизилась, и Елена ощутила вдруг какой-то скачок будто в яму, падение потом опять плавное скольжение в глубину к желтому сиянию.
- Я - Елена, я на связи. Бог, я - Елена, ответь мне, - сказала она осторожно.
- Я - Бог, Елена, ты кто?
- Я земная женщина, Бог. Юдоль Иисуса просит ответ на свой вопрос: как твои дела?
- Елена,  я - Иисус. Напомни ему о себе,  я ему сказал о тебе.
- Иисус говорил тебе обо мне,  я не знаю,  какую информацию он дал.
- Ты - Елена? Та Елена, что вычислила Монстра и разбила мой сон?
- Да, я эта Елена, Бог.
- Я не думаю, что для тебя я должен делать вето из того, что происходит здесь. Мои люди возвращаются. Но я ошеломлен, я многого не понимаю.
- Был Бог, стал без понятий, - прокомментировал кто-то.
- Ему место на Земле в лесной школе, - сказал кто-то еще.
- Меня здесь просто аукают, - молвил грустный голос Бога.
- Его состояние, ну, просто ни в какие ворота, - опять сказал кто-то.
- О каких воротах идет речь? - грустно вопросил голос Бога.
- Бог, я - Елена, мне не нравится что-то в твоем доме. Не монстры ли опять вокруг тебя?
- Нет, я вижу, они мои, просто мое состояние оставляет желать лучшего.
 - Скажи мне, а к тебе души с Земли идут? Или только из Юдолей?
- Нет, некоторые сразу сюда. Последний, кого я помнил перед тем, как был утянут дурным сном, был Сумароков Александр.
- Русский писатель? Где-то середина восемнадцатого века... Не так и давно все произошло.
- Я думаю, что сейчас придут новые души, те, кто был здесь, могли иметь новое рождение на Земле и вернутся снова, когда настанет их время.
- А как будет дело с тобой, Бог?
- Как того захочет Космос, как решит Высший Разум. Его решение - закон.
- Бог, прощай, я ухожу. Я - Елена.
- Елена, здесь дел для Юдоли Иисуса нет, здесь дело Высшего Разума. Он решит. Прощай.
Елена заскользила мыслью обратно. Почему-то никак не получалось вернуть ее мгновенно, желтая туманность притягивала.
- Да, - подумала Елена, - у Космоса много мелких проблем, как, например, дело о Боге. Что такое для Космоса эта проблема? Меньше пылинки.
- Елена, я - Учитель. - Смотри на полированную поверхность. Я хочу тебе показать проблему, возникшую на Земле, в твоей стране.
Елена включила свет и, удобно усевшись, устремила взгляд на темную дверцу шкафа. На его поверхности проступали контуры деревьев и кустов, влево через них шла широкая просека, из просеки через небольшое свободное от кустов и деревьев пространство, бежали рельсы.
Была ночь. Вдали за деревьями показались огни. Их было два, и Елена сразу подумала, что это огни поезда, идущего издалека. Вдруг из кустов появились фигуры людей. Они тащили что-то тяжелое. Елена всмотрелась и увидела связанного человека. Люди, которые его тащили, были в военной форме. Связанный тоже был солдатом. Его протащили по насыпи и бросили на рельсы.
- О, Боже, - подумала Елена.
- Елена, тише - сказал голос за ее спиной.- Мы из Юдоли.  Нас несколько. Николай, Сергей и еще кое-кто.
-  Хорошо, смотрим.
Те, кто нес связанного, быстро скрылись в кустах. Огни поезда приближались. Вдруг на поляну, через которую тащили связанного солдата, вышли двое. Юноша и девушка. Они тихо шли вдоль железнодорожного полотна. Увидели на рельсах человека. Они бросились к нему, пытаясь стащить с рельсов. У них ничего не получалось. Поезд приближался. Девушка побежала ему навстречу, размахивая руками, показывала, что нужно остановиться. Поезд неумолимо приближался. Девушка отскочила в сторону, схватилась за голову, юноша скатился с насыпи. Солдат оказался под колесами. Состав остановился. Это был товарный поезд. Юноша и девушка бросились к человеку на рельсах. Они тащили и тащили его и вытащили из-под колес и снесли вниз с насыпи. У него были отрезаны ноги.
Девушка сбросила пальто и они с юношей стали рвать подол ее платья, с помощью ножа отрезали ленты и быстр отделали жгут на оставшиеся части ног.  Вдруг из-за кустов и деревьев выбежали солдаты,  трое.
Они подскочили к группе у рельсов.
Состав медленно двинулся вперед,  поезд уходил.
Солдаты бережно положили на снятую шинель изувеченного и понесли куда-то. Девушка и юноша шли сзади, рассказывая тем,  кто нес,  о том, что случилось.
Вот показались огни и строения какого-то поселка. Елена поняла, что это военная часть. Солдаты внесли раненого в здание. Девушка и юноша повернулись и побежали обратно к железной дороге. Елена следила за ними. Полированная поверхность показывала,  как они нашли отрезанные ноги и понесли их к поселку. Они бежали. Это было ужасно.
У Елены сжималось сердце.
На темном фоне поверхности возникла операционная. На столе лежал солдат, рядом стояла капельница,  вокруг сновали люди в белых халатах. В предоперационной суетились тоже. Кто-то вышел и внес ноги. С них срезали вещи.  Поверхность показала, как наполняют ванну каким-то раствором,  в ванну опустили ноги.
- Елена,- сказал голос Учителя, - они решили, что ноги можно приживить. Откуда можно взять помощь?
- Из Кургана, там интересные операции делают,  есть микрохирурги по сосудам.
- Дай мысль хирургу военной части.
Елена мысленно дала сведения о Кургане. Она увидела,  как вдруг вздрогнул хирург,  снял перчатки и побежал по коридору к телефону. Он что-то возбужденно говорил в трубку. Выслушав ответ,  с облегчением вздохнул и положил трубку на аппарат.
На ноги солдата в месте травмы прилаживали трубки, наложили повязки, система, неизвестная Елене, заработала. У изголовья стояла капельница. Шло время. Операционная опустела.  Сердце Елены тревожно сжималось: уж что-то слишком пусто было возле раненого солдата.
Вдруг дверь операционной распахнулась будто от пинка.  В двери возникла уверенная сильная фигура офицера.  Он сделал несколько шагов к операционному столу,  вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в лежавшего. Тот дернулся.
Офицер повернулся и быстро вышел.
- Вся наша помощь оказалась бессмысленной, - устало сказал голос Учителя.
Поверхность погасла, на ней отражался только  свет лампы.
- Елена, - издалека донесся голос Сергея, - мы возвращаемся в Юдоль. Надо встретить парнишку, он наш.
- Елена, есть вопросы? - спросил Учитель.
- Учитель,  скажи мне, что это за странная Юдоль,  с которой я связана? Почему там одни мужчины?
- Там не только мужчины, Елена, но там не много женщин.  Их женщины на Земле. В этой Юдоли мужчины, рано ушедшие из жизни в последнем своем воплощении. Они не доделали свое дело на Земле.  Поэтому они более активны и продолжают служить Земле.
- Что же Львов? Почему же ему не нашлось дела в Юдоли?
- Елена, Юдоль не дала ему дело, у него другая судьба. Не волнуйся, мы заберем его из Юдоли,  он будет жить у нас и делать много дел для Земли.
- Значит, ему не вернуться на Землю... - сказала Елена грустно.
- Он сейчас более наш, чем Земли.
- Он не вернется?
- Юдоль сделает еще попытку.
- Но она не удастся?
- Не знаю, - ответил Учитель.
- Ладно! Мы попробуем еще.
- Надо спать, Елена.  Спи, у тебя осталось для сна, очень мало времени.
- Да, Учитель. Я устала. Буду спать.
И ей приснилось, что ее семья живет в небольшом домике, занесенном снегом почти до крыши. Это где-то на Севере. Вокруг домика не видно деревьев, а если пройти от него немного,  открывается скованный льдом океан. Но, лед только на некотором протяжении от берега, дальше бушуют волны,  откалывая от берегового льда льдины. Вечерами большая семья собиралась у гудящего камина,  сделанного из необтесанного белого камня. Так было каждый вечер, приход которого отмечали только большие старинные напольные часы.
Когда все устраивались у камина, кто-нибудь начинал рассказывать что-то необыкновенное - прочитанное или придуманное. Семья у них была большая, и все умели мечтать и фантазировать. Только самый маленький из них мирно дремал под шум непогоды и гул пламени в камине.
В этот вечер после ужина, поставив чашки с чаем на низкий столик и протянув ноги к огню, мама (это была она, Елена) на миг задумалась и сказала: "Знаете, мужчины, мне сегодня утром приснился сон, а виноват в этом Глеб, его рассказы о древних цивилизациях совершенно завладели моей головой. Сегодня утром мне приснилось удивительное..."
И только она это промолвила, как почудилась необычная музыка и мама замерла. Все, озадаченные, смотрели друг на друга. Музыка доносилась из камина.
Огонь в камине метался в ритме музыки. В этом было что-то магическое. Папа (а это был Львов) прижал к себе маму. Найдя ее после бесконечных лет разлуки, он все боялся, что что-то случится, и она исчезнет.
Как завороженные, все смотрели в камин. Музыка затихала и будто гасила пламя. Огонь растекался по стенкам камина, пока вся площадь в камине не освободилась от него. И вдруг пламя вспыхнуло и погасло.
Откуда-то появившийся луч осветил внутренность камина сиренево-розовым светом, а в камине что-то похожее на пар или дым клубилось, приобретая очертания женского тела, женщины, сидящей на корточках, с опущенной к коленям головой, женщины прозрачной и невесомой. Все сидели, зачарованные сказкой, а пар сгустился и вот тело потеряло свою прозрачность, розовым засветились стенки камина и отблески легли на лицо и руки женщины.
Нежная музыка звучала, ее звуки стали упругими, она требовала чего-то, требовала и звала. И женщина, окутанная лиловой дымкой, подняла голову и вздохнула. Все это ясно видели.
Огромные ресницы дрогнули и открылись большие великолепные темные глаза. Женщина посмотрела на сидевших перед камином людей и, разогнув ножку, затем другую, выскользнула из камина.
Музыка дрогнула и прервалась,  все погрузилось во мрак. И вдруг ровно вновь загудело в камине пламя, освещая комнату, шкуру медведя на полу, ошеломленную группу людей.
- Что это? - спросил один из сыновей. - Что это было?
- Это была сказка,- сказал папа-Львов.
Он повернул ладонями лицо мамы к себе и спросил, заглядывая в глаза: "Как ты все это сделала?" Елена легонько отстранилась, улыбнулась и глядя через плечи своих мужчин,  сказала:
"Тише,  это не сказка. Смотрите..."
Все головы повернулись туда,  куда смотрела Елена. Там,  в глубине комнаты,  стояла прекрасная юная женщина в лиловом хитоне, блестящих сандалиях. Белокурые волосы собраны в огромный тугой узел.
Елена поднялась и подошла к незнакомке. Та сделала ей навстречу шаг, и обе протянули друг другу руки,  как будто знали, что встретятся так. Елена повернулась к своим мужчинам, безмолвно наблюдавшими за ними. "Дорогие мои, у нас сегодня гостья и, как вы поняли, необыкновенная. Она пришла к нам из такого далека, что подумать невозможно. Нам повезло. Люди,  среди которых она жила, боготворили любовь и верили ей. Эта женщина родилась и жила в таком времени,  о котором мы ничего не знаем, на земле, которой давно нет. Когда она немного отдохнет, она нам все расскажет. А сейчас... я просто не знаю, что мне делать"... - растерянно сказала Елена.
Женщина улыбнулась и продолжила рассказ по-русски, немного растягивая слова:  "Я оказалась в вашем доме по воле Высшего Совета моего государства, посланницей которого я являюсь. Наш народ, достигший высшей ступени цивилизации, жил и погиб на материке,  которого теперь нет. Ученые предсказали возможность космической катастрофы и стоически ждали ее приближения.  Подобные катастрофы повторяются на Земле каждые двадцать пять тысяч лет. Во все концы Земли были отправлены люди, которые должны были сказать другим народам о том, что случится и помочь выжить.
Огромное космическое тело вторглось в орбиту движения Земли и неслось прямо к ней. Столкновение было неизбежным. Мой народ знал телевидение, авиацию,  электричество, рентгеновские лучи,  антибиотики и ядерную энергию. У нас было и многое другое. Но самым главным был космический корабль,  который стоял на равнине. Вокруг него была выстроена пирамида,  скрывавшая его. Путешественники из других стран видели только ее. Мы же знали тайну.  Мы знали, что на этом корабле наши потомки улетят однажды к своей планете,  той, которую они когда-то покинули. Мой народ был тем, кого вы зовете атлантами.
Катастрофа случилась. Космическое тело немногим меньше луны столкнулось с Землей в районе Бермудского треугольника и явилось причиной погружения нашего материка на дно океана. Масса астероида была более двух биллионов тонн. Тело материка лопнуло и он медленно погружался. Мой народ, подготовленный к катастрофе,  погружался вместе с материком. Космический корабль остался цел,  как и те, избранные, что погрузились вместе с ним.
Остальные превратились в дельфинов, унося в своем мозге информацию о нашей цивилизации. Мы и сейчас имеем связь с нашими потомками, добровольно перешедшими в иную, непривычную для нас форму жизни. Дельфины имеют необычный мозг, который принимает и обрабатывает всю информацию,  которую получает.  От них мы и берем ее. При помощи той энергии,  которую мы можем добыть, мы имеем связь с Учителями через толщу вод Океана и Вселенную.
Нам стало известно, что исход из океанских вод и движение через Вселенную будет зависеть от тебя, Елена. Тебе Космосом будет дана возможность оказать нам помощь.
Я явилась засвидетельствовать тебе, Елена, наше уважение и сказать, что мы полагаемся на тебя и верим в тебя. Я все сказала".
Елена дотронулась пальцами руки до плеча женщины и сказала тихо:  "Я благодарю Космос за доверие и энергию,  которую он мне дает. Передай Высшему Совету, Клейто, что я сделаю все, что смогу и чего не смогу,  тоже сделаю. Я так сказала".
"Прощай, Елена. Высший Совет знал,  кого оставлял на Земле для связи с Космосом и помощи нам".
 "Прощай".
Они разошлись немного, протянули друг другу руки и коснулись кончиками пальцев. Пальцы к пальцам. Будто прикоснулись друг к другу тонкие лепестки четырех цветков.
Пламя камина снова вспыхнуло и погасло. Все погрузилось в темноту.
Елена вздрогнула и проснулась. Включила свет и бросилась к листку, стараясь записать подробности сна.
- Елена,  я - Львов.  Записала?
- Да. Ты где?
- Я у тебя в комнате. Сижу на твоем диванчике.
- Это ты сделал такой сон, Львов?
- Нет. И понятия не имею, как это все получилось. Я увидел тебя спящую и проник в твой сон, только и всего. И оказался очевидцем необычного. Ты назвала ее Клейто, будто была знакома с ней.
- А мне во сне казалось, что я ее знаю, потом в конце, при расставании выплыло имя откуда-то из прежних жизней будто.
- Знаешь, ты, наверное, действительно из их народа, правда, чудесно?
- Правда. Думать так очень приятно.
- Елена, я очень рад был встретиться с тобой, я так сегодня к этому стремился. И так приятно, что все наши дети, наши четверо мальчиков уже взрослых, были в этом сне. Может быть они вспомнят, а может, запомнят его? Не зря же их всех собрали в этот сон... А маленького я сам придумал, очень, очень захотел, чтоб он был. И он был. Сон не простой. Наверное, тебе объяснят, что он значит.
- Он значит столько же, как тот, в котором мы с тобой встретились, тот первый сон, что стал судьбой.
- Я тогда не думал, что произойдут такие перемены в нашем сознании.
- Ты еще не оставил мысль вернуться на Землю?
- Как ты можешь сомневаться?
- Я сомневаюсь. Мне сказали, что ты сейчас более их, чем земной.
- Но я еще более твой, чем был раньше.
- Мне кажется, что что-то очень изменилось.
- Да, изменилось. Я узнал о себе, я узнал себя и знаю свои возможности. Земля меня свяжет.
- Мне грустно. Если ты вернешься сюда теперь, ты будешь знать о себе все, как сейчас. А если родишься, все забудешь.
- Я понимаю. Если я вновь воплощусь, то мы опять будем врозь. Если останусь, неизбывно буду  ждать встречи с тобой. У тебя желтые розы, - вдруг сказал он без перехода.
- Да, те, что ты подарил мне там в обмен на меч.
- Непонятно, как они очутились у тебя...
- Да, непонятно.
- Они вянут.
Елена вынула розы из вазочек и расположила их на темно-вишневой гитаре, которая теперь висела в ее комнате. Под струнами были стебли, а цветы свисали вниз под углом.
- Очень красиво, правда, Львов?
-  Да, Елена, очень красиво, - грустно сказал голос Львова.
- Я иду аллеей цветущих хризантем, - вдруг услышала Елена голоса Рувима.
-  Рувим! Рувим,  ты на Земле?
-  Вот и Рувим на Земле, - сказал голос Львова, - ты не знаешь,  в каком виде?
- Не думаю, что с телом.  Он не собирается оставаться здесь.  После того, что он пережил на Земле последний раз,  она ему,  по-видимому,  противна.
-  Елена,  видишь,  я могу приходить к тебе в сон, мне не надо теперь моста, никто меня не караулит,  все как-то по-другому. Я ухожу, до свиданья, Елена.
-  До свиданья, Юрий, до встречи.
- Во сне  пока, Елена.
- Да,  во сне. До встречи.
Новый день принес Елене множество забот. Когда она вела прием больных в поликлинике, голоса Вселенной ее не беспокоили. Это было обычным. Так оберегали ее покой,  ее статус.  Сегодня же голоса звучали в голове, как набат.  Она старалась не вслушиваться,  так как знала, что это чужие,  пытающиеся завоевать ее мозг. Голоса старались сбить ее с толку, когда она беседовала с больными, она теряла мысль, злилась. Она слышала голоса родителей, которые ссорились, были голоса сестры и племянниц, где тоже шли бесконечные ссоры. Слышала голос своей бабушки, которая рассказывала ей немыслимые вещи о ее матери. И она вконец расстроилась.
К концу дня Елена совсем была выбита из колеи и, придя домой, повалилась на свой диванчик, отчаявшись. Голоса не оставляли ее в покое, казалось, что их фантазия разгулялась без предела.
Уставшая Елена пошла в ванную и приняла горячую ванну. Стоя у зеркала,  задумчиво причесывалась.  Причесав голову, решила поправить прическу и подняла руки, чтобы сделать это. Когда обе раскрытые ладони коснулись темени,  голоса прервались.
Елена замерла. Потом медленно разомкнула руки.  И как будто прорвало плотину с этими голосами. Они издевались, грозили, ругали. Она медленно свела руки над головой и прикрыла ее. Голоса прервались. "Неплохо. Значит, можно отдохнуть", - вяло подумала Елена, - но не могу же я вечно ходить с поднятыми руками,  прикрывая макушку. Через час руки просто отвалятся... "
Она кое-что надела на себя и присела на край ванны, подняв руки над головой. "Пусть будет хоть маленькая передышка", - подумала она.
Передохнув,  вышла на кухню. Голоса в голове гремели. Она не прислушивалась и не реагировала,  стараясь не будоражить их своими репликами. Что-то сказал сын. Елена прикрыла голову руками и попросила:
- Повтори.
- А что случилось? - удивился он.
- У меня дико болит голова и как будто легче становится, когда я кладу руки на голову.
- Не волнуйся, выпей таблетки и ложись, мы сами поужинаем, - сказали дети.
- Да, я именно так и поступлю, - ответила Елена.
Пошатываясь, она ушла в свою комнату и легла.
- Алле, -  сказала она мысленно - алле, голоса...
- Да, Елена, - живо откликнулся кто-то.
- Если ваша атака не прекратится, я сегодня объявлю войну вашим на Земле. Начну с ближайших ко мне животных, с самых гнусных, самых ненавистных, которых я  только-только терплю. Сейчас я продумаю, какие действия надо предпринять, чтоб обнажилось их лицо, я сдерну ваши маски. Сейчас же начну действовать.
Голоса смокли. Елена лежала неподвижно и отрешенно. Ей не хотелось никого вычислять и не хотелось действовать. Резкие выпады в чью-то сторону были ей не характерны. Обычно она просто мягко и настойчиво отодвигала со своего пути, убирала из своей жизни тех, кто был ей неприятен. Сейчас, когда дети насторожены, когда они посвятили ближайших в то, что с мамой происходит что-то непонятное и она оказалась под контролем или просто под пристальным взглядом близких,  она боялась предпринимать что-то такое, что было для нее необычно. Это было опасно. "ОПАСНОСТЬ"!  - становилась ее девизом.  "Молчи!" - становилось ее долгом.
- Елена,- услышала она вкрадчивый голос.
- Я - бес. Я житель Бездны. Я твой враг. Мы твою силу знаем. Тактика твоя непредсказуема. Мы знаем, что по гороскопу ты родилась в один день с Наполеоном. И твои действия будут рассчитаны и направлены. Ты будешь жестокой.
- Да, я буду жестокой. Я не забуду сегодняшний день. Если вы не оставите меня, я начну войну. Кровавую бойню.
- Елена,  я понял. Мы будем думать. Ты пойдешь на компромисс?
- Ваши предложения?..
- Пока мы умолкаем. Будем думать. Я выйду на связь с тобой и скажу свое слово.
- Ладно, пес с тобой. Иди отсюда лесом, надоел.
- Лесом я не хожу! - удивился голос. - Зачем мне там идти?
- А я сказала, иди.
- Ну, если так нужно, я пошел. А где этот лес?
- Иди к черту! - воскликнула мысленно Елена. - Иди, или я сейчас тебя буду убивать!
- Все, все, - озадаченно сказал голос.
Все смолкло.
- Ярость Хаоса есть высшее признание деятеля, - тихо сказал кто-то.
Елена лежала и наслаждалась покоем. Потом встала, напилась валерьянки и, разобрав постель, легла.
Проснулась она ночью, в тишине. Потянулась по-кошачьи, вскипятила чайник, выпила чашку чая с бутербродом.
- Проснулась окончательно? - спросил голос Учителя.
- Да, Учитель.
- Сегодня у нас большое дело, приготовься.
- Я готова.
Иди в комнату, включи свет. Будешь смотреть на полированную поверхность.
- Хорошо, - согласилась Елена.
Проделав все необходимое, она вновь забралась в свой уголок и приготовилась смотреть и слушать.
-  Смотри.
Елена видела, как на стене появились очертания огромной летающей тарелки,  вернее, летающего аппарата,  выглядевшего как две сложенные вместе тарелки выпуклостями наружу.
В выпуклой верхней части обозначились овальные окна,  похожие на глаза, полуприкрытые веками. Это были металлические щитки. На верхнем поле соединенных тарелок ходили люди в обыденных одеждах. Изображение приблизилось. Ей казалось, что мелькали знакомые лица.
- Елена, они готовятся к полету. Их планета восстановила свою жизнь, и они могут жить там,  воплощаться там.
- И что же из их расы никого не останется на Земле?
- Никого.
Она видела, как люди входили в люк-дверь корабля, и выходили в скафандрах.
- А кто же поведет корабль?
- Гагарин. Он привел этот корабль к Земле, и он уведет его.
- Я читала о его гибели. Сообщения так глупы и затемнены. Такое ощущение, что в погибшем самолете его не было, тело не было найдено.
- Да, Елена, его там не было. Он взят в Юдоль живым.
- Я вижу женщин, они кто?
- Это женщины тех, кто их ждал в Юдоли.
- А Пушкин? Он с Натальей?
- Нет. Наталья любит Ланского.
- А Львов, он будет там?
- Нет, вы с ним едины. Ты - из атлантов, он тоже. С ними вы не будете, у вас другая судьба.
- Но ведь в будущем появятся космонавты, знающие дело лучше Гагарина, почему он поведет корабль?
- Он использует свои прежние знания. Они не основаны на знании ваших законов. Он - командир корабля, он поведет корабль через Вселенную к той планете, которая уже ждет. Смотри еще. Елена, здесь брат твоей бабушки, Михаил. Ты знаешь, что он погиб в войне в 1944 году, был в казачьем полку, но не убил ни одного человека, ибо его идеи не позволяли убить. Елена, здесь твой брат,  который умер в младенчестве,  они славяне, они родные тебе на Земле, но не в Космосе.
Елена слышала приглушенные голоса, кто-то кому-то говорил:
- Уходи,  ты похож на еврея, а среди них нет нормальных.
- Я не понимаю, что с тобой, ты как сделал свое тело? Ты же себя вдвое сложил!
-  Как много всего здесь делается!
- Да, дело,  видимо,  завертится,  а ты будешь в центре воронки.
- Ну,  тогда меня затянет внутрь.
-  А ты вытащи эту воронку вверх, выверни ее.
- Быстро все делаем! Я не для того тут поставлен, чтоб дело затянуть!
-  Это ясно.
- Скажи, Учитель, а что Ленин, Сталин?..
- Елена, тебе о них не надо иметь знаний. Они поднялись наверх на гребне кровавой и мутной волны революций. Их нет в Юдоли. Сталин - просто навоз для Бездны,
Елена слышала,  как чей-то голос что-то говорил,  ясной был только конец фразы:
- Их Бог не спас, Анна.
- Да, Бог их не спас,  он дух возвысил.
- Теперь, Елена,  смотри новую ленту будущего.
Стена-экран погасла,  потом медленно осветилась ровным светом. Возникло новое изображение другого корабля. Он был похож, на корабль славян:  только выпуклости снизу не было,  торчали сопла. Елена сосчитала, их было девять.
Так же на поверхности находились люди. Они молились,  одежды их были темными, на голове кусок ткани, головы опоясаны белым жгутом.
- Елена,  это иудеи...
- Я – Яхве, - сказал металлический голос.
-  Не дай Елене знаний о нас. Я - Яхве.
-  Кто это? - тихонько спросила Елена.
- Елена, я бессилен. Не могу дать тебе эти знания,  он не хочет.
- Кто он?
- Он - их Бог.
Елена протянула руку и взяла со столика, расположенного рядом с диваном "атеистический словарь". Она уже давно припасла его на всякий случай.
Слово "Яхве" было на последней странице.
-  Подожди, Учитель,  ты мало говоришь,  я должна знать. Читаю:  "Яхве - имя древнееврейского бога. Иудаизм запрещает верующим произносить его,  вместо него читают и говорят "адонай",  "господь мой". Значение слова "Яхве" остается неясным.
Первоначально был богом племени Иуды и считался не единственным, а одним из богов. Со временем превратился в единственного,  творца Неба и Земли. По представлениям иудаизма, Яхве связан с народом Израиля "Заветом", двусторонним договором". Больше отсюда ничего не взять, Учитель.
- Все, Елена,  смотри еще.
Она увидела еще один корабль,  его выпуклая часть была в виде конуса, а полей было два. Первое поле-круг примыкало к конусу,  второе - несколько отстояло параллельно первому. В центре нижнего круга было широкое отверстие.
По этому нижнему кругу ходили люди. Некоторые стояли,  застыв, подняв руки с открытыми ладонями, другие сидели в странных позах. На всех были белые одежды.  Пятеро, одетых во что-то, похожее на хитоны, стояли у сверкающего сопла и периодически что-то бросали в огонь и воздевали вверх руки.
Все это длилось и длилось.
- Это индийцы, Елена. У них дело долго будет делаться, они не скоро улетят, они связаны по рукам и ногам массой ритуалов. Прежде чем что-то сделать, долго размышляют и занимаются медитацией.
- Как ты сказал? Чем?
- Медитацией. Это, как говорит твой правильный словарь, психическая активность личности, целью которой, является достижение состояния углубленное сосредоточенности. Результат - появление расслабленности,  отрешенности от внешнего мира, понижение реактивности мира. Елена,  это не для тебя. Можно иначе подойти к высшим путям.  Смотри еще. Елена,  это Европа. Смотри, они и тогда будут грезить своими кумирами. Видишь,  как несовершенен и мал их корабль, но они с оружием. Их планета - планка завоевателей. У них нет своего космонавта,  они позаимствуют его у славянской Юдоли. Прислушайся,  ты услышишь его мысли.
- ...Это просто невероятно, я не могу видеть этого, просто сердце опадает...
- Созерцатели смотрят, потом берут сторону сильного...
- Все нервы на пределе, с ума сведут...
- Учитель, я его вижу, я вижу его лицо... Я его знаю, это Егоров Борис, но он врач. Эй, Борис, ты что там нервничаешь, ты же врач.
- Ах, да, это кто?
- Это я, Елена.
- Слушай, я и забыл, что я был врач, совсем об этом не думал. Они все тут психически ненормальные.
- Да ты не о них думай, о себе!
Елена видела, как на аппарате ссорились, даже возникали стычки. Видела, как с поверхности в темноту уходили люди.
- Куда же они идут?
- Во Вселенной всем найдется место.
- Елена, я Борис. Я тоже ухожу. Они выбирают управленческий аппарат, я там не приживусь. Они собираются лететь и назначают, ты слышишь? назначают космонавтом кого-то из своих.
- Что делать, Учитель?
- Предоставить их своей судьбе. Они изберут нового Гитлера и изберут космонавта. Космос их убьет.
- А Гитлер, кстати, что с ним?
- Он проглочен Бездной. Достаточно. Елена, пора отдохнуть.
- Ты не рассказал о других кораблях.
- Они улетят? Кто же останется на Земле?
- Земля останется для жителей Земли.
- Значит, она-то и станет планетой обезьян...
 - Орион уже играет большую роль в жизни Земли. Биополя их живут как НЛО на Земле. Души орионцев уже воплощаются, Орион гибнет. Они жаждут обрести жизнь, просто родившись на Земле. Ты еще получишь информацию о них в свое время.
- Когда?
- Это решать не мне. Елена, никто пока не должен знать о том, что мы тебе рассказали.
- Никогда?
- Тебе будут знаки. А сейчас отдыхай. Я ушел.
"Отдыхай. Хорошо сказано: отдыхай. Никаких сведений о Львове?"
- Юдоль, Юдоль, я - Елена, ответь мне.
- Елена, я - Рувим.
- Рувим, как твоя миссия?
- Имею много сведений для Юдоли о Земле.
- А я опять не имею сведений о Львове.
- Его нет в Юдоли.
- Рувим, а как с его возвращением?
- Я надеюсь... Мы привлекли специалистов из Золотой туманности. Там те, кого на Земле зовут святыми и еще много таких, что оказали неоценимую помощь людям Земли.
- Кто, например?
- Бакулев.
- Знаешь, он похоронен на Новодевичьем кладбище. У него памятник -две руки в перчатках идут из могилы, а в руках сердце. Так вот, когда я была там последний раз, то увидела, что сердце из его рук украли. Украли...
- Я - Рувим. Я не удивлен.
- Так где мне искать Львова?
- Елена, отдыхай. Отдыхай, Елена. Дай ему волю, пусть ощутит Космос.
- Хорошо, Рувим. Я просто боюсь, что он мог попасть в беду.
- Все может быть, но душа бессмертна.
- Я помню.
Спи. Юдолям тоже нужен отдых.
- Извини.
Елена погасила свет и положила голову на подушку.
Мысли ее плыли и плыли. Она думала о том, что в квартиру каждый вечер приходит сосед Белаш и смотрит на нее, периодически спрашивая: "Что с Вами, Лена, происходит?" А она ничего не может объяснить. Она думала о том, что ничего не говорит детям. Боится их испугать и молчит. Она думала о Татьяне, которая уже ничего не понимает, хотя и знает многое, а сейчас она, Елена, ничего ей не говорит о том, что ей, Елене известно, ибо ей приказали молчать. "Сделали вето", как сказал бы Бог. И она молчит.
"Я молчу и молчу уже целую вечность,
Как молчишь уже целую вечность и ты.
Только смотрит и смотрит в меня
Бесконечность,
Да на темной гитаре иссохли немые
цветы.
Эти желтые розы - не розы разлуки,
Это желтые розы незримой далекой черты.
Эти желтые розы – любимого руки,
Просто желтые розы, которые даришь мне ты.

Эти желтые розы засветятся снова из мрака
И сиянье на ждущее сердце мое упадет.
Мне любимые губы сказали из мрака:
"Ты надейся и жди, наше время, конечно, придет".

Ведь любимые губы не стали ни тленом, ни
прахом,
Потому что любовь не дала им до праха упасть.
Потому что любовь не окована знаньем
и страхом,
Потому что любовь - это нежность и пламя,
и страсть.

Я не стану брести на немое кладбище
И не стану бежать на унылый погост.
Потому что любимых на небе мы ищем,
Потому что к любимым протянуты руки,
как мост.

Над Вселенной протянуты руки любимой,
И над Черною Бездной скользит, замирая,
душа.
И касается сердце черты той незримой
И кричит, что Земля изумительно как
хороша.

Каждым утром шепчу тебе вечное
"здравствуй",
На неправой могиле задула свечу.
Я на Землю зову. Этот зов не напрасный
Приходи, я тебе своим сердцем свечу.

Вот такие стихи сложились ее сердцем и выплыли в мысль. Елена вскочила и села записывать их.
"Конечно, я права, - думала она,- любви все равно, какие законы существуют и движут миром, эти знания о всяких правилах рождений души любви безразличным, любовь существует вне знаний и вне законов. И страх, когда есть любовь, может быть лишь страх потери, другого страха я не знаю и не хочу знать, я люблю и любовь моя свободна от всего, даже от страха смерти. А знать... что знаю, то и знаю, это меня не может сковать..."
- Елена, в чем дело? Я - Бог. Вся Вселенная вибрирует от твоей мысли, вся Вселенная усыпана желтыми розами, и ты о них кричишь. В чем дело?
- Я не кричу. Просто стихи сложились.
- Я - Юдоль. Елена, тут просто все с ума сошли от "желтых роз". Все захотели на Землю.
-  Да я молчу! Молчу! Я совсем заглушила свою голову!
- Тогда не знаем, кто кричит твои "Розы".
- Я - Львов, Елена, я - Львов. Елена, прости меня, я знал, что ты занята и не тревожил тебя, я возвращаюсь в Юдоль, прости меня. Я вернусь на Землю, я вернусь, родная, дорогая моя Елена, я вернусь. Все силы положу на это, всех Богов подниму, всех святых, пусть помогут, ибо без них мы встретимся не скоро.
- Ах, Львов. Ты жив, ты здоров, я рада.
- Я найду этот путь, что ведет на Землю, Елена, я буду с тобой.
- Елена, я - Рувим. Успокой его. И выпей, ради всего святого, таблетку снотворного, тут наших сил не хватает, чтоб тебя усыпить. Скоро утро.
- Ничего, завтра воскресенье, мне можно спать долго, пока не проснусь сама, без будильника.
- Ну, тогда уж и не знаю, что сказать тебе. Выспись хоть раз за эти два месяца.
- Неужели всего два... Мне кажется, что я прожила годы.
- Елена, я - Николай. Послушай, в наших силах вернуть тебе молодость. Хочешь такой подарок от Юдоли?
- Молодость? - Елена умолкла, ее сердце сжалось от страха. - Молодость?  Только не ее! - воскликнула она. - Я тогда была так одинока, так беззащитна, мне было так плохо в моей молодости, что я и помнить ее не хочу! Я буду жить и стариться, как все, и умру, как все, мне ничего не надо. Зачем мне молодость, если у меня есть вы, есть Учитель, есть Вселенная, есть Вечность? Нет, я хочу жить столько, чтоб не пережить смерть моих сыновей и уйти, оставив им свою любовь и веру во встречу.
- Да, Елена, ты такая, как есть и не надо тебя изменять. Ты сама меняешь наши понятия о жизни и ее цели. Ты - мать земная, Елена, а у Земли нет звезды с твоим именем. Земля не знает, что у нее есть ты.
- Что ж тут плохого? Героев своих Земля знает. А я не герой. Я просто мама двух мальчиков, которые, я вижу, безумно испуганы моим поведением и не знают, как быть. Когда их нет дома, я всегда там, около них мыслью, я стараюсь оградить их от чего-то страшного, от опасного. Я так хочу, чтоб они жили долго и дали людям то, что могут дать.  А они смогут многое, особенно, если им помочь.
- Елена, мы о них знаем. Я - Учитель. Не бойся, живи спокойно.
- Все, все, все. Я не только молчу, я даже не имею права думать сейчас. Я слишком взволнована, а это тревожит Вселенную.
- Я - Учитель. Елена, твои слова звучат музыкой сфер.
В воскресенье Елена проснулась поздно. Она была бодра и полна хорошим настроением.
- Елена, - сказал вкрадчивый голос, - я - Бес. Мы обдумали твои резоны. Мы не будем тебя тревожить, но и ты дай нам жить. Ты уничтожила Монстра-Бога, он теперь практически бессилен. Ты утянула многих моих помощников, они бессильны, кого-то просто нет. Вокруг тебя много моих, не трогай их.
- Что ж, если меня оставят в покое, я согласна, мне не до них.
- Нет, не то. Не сейчас, а потом, потом не трогай их.
- Бес, я попробую. Попробую. Ты меня знаешь, я жестока, но справедлива.
- "Справедлива"... Не наше слово, это надо обдумать. Я ушел.
Раздался телефонный звонок. Елена сняла трубку. Звонила Лиза.
- Елена, мой муж попал в аварию месяц назад. Я тебе не говорила, на то были причины. Откровенно говоря, неприятно рассказывать о жизненных неудачах. Он был пьян, приятель тоже. Мой вел машину, они сбили кого-то, врезались в столб. Приятель жив, мой с небольшими повреждениями попал в больницу. Ему грозит суд. Хочу знать, сколько лет тюрьмы он получит, что ждать.
- Лиза, но что я могу знать?!
- Свяжи меня с Юдолью. Пусть они мне дадут юриста,  я с ним поговорю по блюдцу, пусть скажет.
Елена растерялась.
- Ну,  я спрошу, Лиза. Я тебе перезвоню быстро.
- Я жду.
Елена положила трубку на телефон. Она как-то не ждала ни какого рода помощи от Юдоли, но ее просили. И она позвала:
- Юдоль, я - Елена, ответь.
- Да, Елена, я - Рувим, - откликнулся знакомый голос.
- Рувим, у меня к Юдоли дело. Ты меня извини, попросили компетентного юриста по уголовному делу. Это Лиза, помнишь, она нам помогала с трудовой книжкой Львова.
- Что у нее случилось? Елена рассказала о деле.
- Пусть зовет Юдоль. Юриста дадим.
- Спасибо. Я свяжусь с ней.
И она тут же перезвонила Лизе.
- Юдоль даст юриста. Зови Юдоль. Ответят, опиши свое дело. Потом дай знать мне, хорошо?
- У меня камень с души свалился. Сейчас буду говорить. Тебе все расскажу сразу же.
- Не торопись, узнай все хорошенько, обдумай вопросы.
- Да, пока. Позвоню.
Только Елена положила трубку, раздался еще звонок.
-  Елена Павловна! Алле! Алле! Это Зоя Михайловна вас беспокоит. У меня вчера умер в больнице мой муж, и я ничего не знаю, когда и как. Пролежал две недели с почками, что-то еще, не знаю. Но от чего умер, покажет вскрытие, а вот знать бы, во сколько хотя бы это случилось.
- Зоя Михайловна, но вы, вероятно, завтра поедете за вещами? Пройдите в отделение и узнайте у медицинской сестры, которая дежурила, у  врача. Я-то что могу?
- Ну, позвоните сами в отделение, спросите по  телефону, мне как-то неудобно.
- Вот по телефону и не удобно как раз. Они могут и не разговаривать даже. А когда бы будете там, скажут. В этом не откажут убитой горем жене.
- Ну, я не убита, я ждала этого, просто хочу знать, во сколько.
- Ну, Зоя Михайловна... Я попробую, - Елена обругала себя мысленно дурой, - но не знаю, что получится. Зоя Михайловна продиктовала номер телефона.
Озадаченная Елена положила трубку. Она совершенно не умела делать дела по телефону и предвидела неприятный разговор.
- Что случилось, Елена? - спросил голос Рувима.
- Да надо звонить по телефону, узнать, когда умер один человек.
- Фамилия, имя?
- Парцевский Виктор.
- Звонить не надо. Он умер вчера в десять вечера. Точно в десять.
- Спасибо, - вежливо сказала Елена.
"Юдоль говорит, но я проверю", - подумала она.
Где-то часа через полтора раздался новый телефонный звонок.
- Алле!  Алле! Это Зоя Михайловна. Елена Павловна, я съездила туда сама и звоню вам из больницы. Он умер вчера в десять вчера.
- Ну вот, Зоя Михайловна,  вот вы и решили эту задачу.
-  Да,  впереди много дел.
-  Елена,  я - Рувим.  Пусть сделает поминки. Она не хочет их делать, но это нужно для него.
- Зоя Михайловна, когда поминки?
- Ну, я никого не хочу собирать!  Родственников у него нет, давно на пенсии,  сослуживцы о нем забыли, друзей не было. Да и кому это нужно?
- Наверное, ему нужно. Уж сделайте это дело,  соберите хоть пять человек. Не сделать этого нельзя.
- Ну, что ж, я не хотела, но вы считаете, что нужно,  я сделаю,  сделаю через "не хочу".
- Тогда до свиданья. У вас много забот.
-  До свиданья.
Опять звонок. "Сегодня день телефонных бесед" - подумала Елена.
- Это Лиза. Ну все, я  подготовилась к разговору, задала "туда" массу вопросов и мне задали массу вопросов. Как я и ожидала, его, конечно, осудят. Но юрист сказал, что дадут четыре года. Это не много. Он назвал фамилию адвоката и сказал, где найти. При его поддержке муж получит эти четьре года. Ладно, хоть четыре года отдохну.
- Ты так к этому относишься?
- Елена, мои семейные дела знаешь, как я могу к этому относиться иначе? Пока он будет сидеть, я выпишу его из квартиры, мы ведь разведены.
-  Ну, что ж. А адвоката возьмешь?
- Конечно, я же не зверь какой. Пусть будет наименьший срок. Ну, до встречи.
- Елена, я - Учитель.
- Да, Учитель. Елена слушает.
- Елена, расскажи о Горбачеве. Все, что знаешь.
Родился в селе Ставропольского края, но не казак. Окончил там среднюю школу, работал на комбайне, потом поступил в Московский университет на юридический факультет. Окончил его и почему-то его направили работать в его село по месту жительства, хотя это и не естественно. Там он юристом не работал, стал секретарем райкома комсомола. Через три года был уже в Ставрополе в крайкоме комсомола, через три года попал в крайком партии, где каждые три года поднимался на ступень, что не обычно, и мне, непосвященной, не понятно. Был рекомендован в Центральный Комитет коммунистической партии. После очередных смертей глав правительств стал Председателем ЦК коммунистической партии. Так оказался главой государства.
- Что он сделал за это время правильного?
- Он прекратил войну в Афганистане, вернее, вывел оттуда наших детей. Эта война унесла тысячи жизней.
- О ней мы знаем.
- Он начал антиалькогольную кампанию, которая привела к уничтожению виноградников элитных сортов, к закрытию прекрасных винных заводов, державших первенство в зарубежье. Конечно, он не сообразил, как обеспечить их сохранение, но алкоголизм - это бедствие и с ним надо бороться.
- Еще что?
- Он начал реформу средней и высшей школы.  Пока,  кажется,  все.
- Он успеет издать закон о прекращении службы в армии студентов.
- Как это - успеет? Он молод. Он, что умрет?
- Нет, Елена. Ему готовят подмену. Двойника.  Это сделать не трудно. Все,  кто длительно правил, имели двойников. Их учат ходить, говорить, делать жесты, им немного меняют внешность,  если нужно для большего сходства. Каждый шаг Горбачева зафиксирован,  в квартире стоят спрятанные микрофоны. Везде. Он не может иметь тайных разговоров. Елена, сегодня после одиннадцати ночи дай ему сведения...
- Я - Карма... Я запрещаю вам давать Горбачеву какие-либо сведения. Он отдан мне.
Голос был таким странным и внезапным, что Елена вздрогнула. Этот твердый, чеканный глубокий властный женский голос мог принадлежать только кому-то высшему, в этом не было сомнений. Голос замер. Растворился в бесконечности.
-Учитель,  я - Елена... Что это было?..
- Елена, мы нечаянно вмешались в дела Кармы,  этого делать нельзя. Поэтому никаких мыслей Горбачеву не давай.
- Я понятия не имею, что такое Карма. Я первой раз слышу это слово! Да в чем же дело, действительно? Это был такой голос, что у меня до сих пор просто мороз по коже. Кто это?
-  Карма - это палач, который бережет свою жертву.
- И это женщина?!
- Я не могу тебе сказать. Карма - это шлейф, результат твоих или чьих-либо действий,  который стелется за каждым. Шлейф светлеет от светлых дел и темнеет от темных.
- Возьму-ка я снова свой словарь.  Пока я ничего не понимаю и не знаю, как поставить свои вопросы тебе, Учитель.  Извини, - Елена взяла свой словарь - "карма - особая мистическая сила, непреложный автоматически действующий "закон возмездия" за совокупность поступков, намерений,  стремлений,  определяющий судьбу живого существа в последующих воплощениях". Словарь не подведет. Вот так.
- Да, Елена,  закон Кармы - закон причин и следствий,  закон возмездия и закон воздаяния. Космическая справедливость не может допустить, чтобы кто-нибудь в чем-нибудь был обойден, чтобы за один и тот же поступок один человек был наказан, а другой прощен. Высшая космическая справедливость воздает каждому по его делам. И есть обратный удар:  за добро - добром,  за зло - злом. Никакой Бог не отпустит грехи и ничего простить не может. Закон неумолим. Человек не может ничего дать Закону Кармы, чтобы получить у него прощение. Человек не монет любить Закон и не может рассчитывать на ответную любовь со стороны Закона. Человек может лишь исполнять Закон или не исполнять его. Он может расположить Закон в свою пользу,  только если будет повиноваться Закону, и может сделать его своим злейшим врагом, нарушая Закон.
- Но мы живем, не зная этих законов!  - удивилась Елена.
- Люди на Земле не хотят иметь каких-либо Законов, кроме юридических. И сознательные служители Зла приходят в ваши храмы с вашими молитвами и горе нераспознавшим. Каждый кусок хлеба защищен земным законом, но пожирание и расхищение сил духа не запрещено.
Создание людьми своей Кармы будет продолжаться пока человек не поймет, что полного душевного равновесия, полного неомраченного счастья, которого он ищет в противоположном ему начале,  он может достигнуть лишь тогда, когда снова сольется с разделенной частью своей сущности. Человек должен понять, что все попытки его в этом направлении в продолжение многочисленных его жизней были только иллюзией, погоней за миражом, ибо кроме разочарования и страдания, кроме дурной Кармы, ничего ему не принесли...
- Учитель... Но это человеку понять невозможно!  Он рождается, ничего не зная о предыдущих своих путях, о том, что    было с ним раньше и живет новую жизнь, как слепец, делая выводы только из того, что с ним случается в этой жизни. Он знает, что его преследуют несчастья, тяготеет Рок, но за что, почему,  он не знает. Его только бьют,  и он не знает,  почему,  ведь его мозг не дает ему информацию о его жизни в предыдущих воплощениях. И человек не ищет свою отделенную часть, свою половину, и это естественно,  вряд ли он ее найдет. Он просто хочет, чтоб его любили, понимали. Это он ищет и, если повезет, находит. И женится и родит детей. А если бы искал и искал свою половину, которая, может, родится в другом веке и в другой стране, он бы впал в отчаяние, не находя своего начала.
- Нет, Елена. Стремление к своему Началу превращается в стремление к совершенствованию, которое одно только и способно привести к благим результатам. Чтобы начать искать, нужно потерять, чтобы приблизиться, надо отдалиться, чтобы соединиться, нужно разделиться, чтобы достигнуть совершенства, нужно погрузиться в несовершенство. Да, новое родившееся    существо вознаграждается и наказывается за заслуги и поступки старого. Не надо знать, что было прежде,  совершенствуйся в настоящем, несмотря на трудности. Карма хранит память о предыдущих жизнях,  эта "книга записей",  в которую постоянно вносятся все поступки человека хорошие или плохие, или безразличные.
- Елена,  слушай, - сказал чей-то голос.
-  Учитель,  ты продолжаешь свой рассказ?
-  Елена,  я Учитель.  Здесь продолжат дело другие. Я ушел.
Елена услышала щебетание птиц и голос маленькой девочки:
- Дедуля, никак понять не могу,  почему этот наш петух бегает за курицами и гоняет их по двору. Он какой-то злой этот петух,  он прямо на курицу вскакивает и хватает ее за чуб. Зачем он это делает?
И голос деда ответил мягко:
- Так то для того, моя голубка, чтоб она лучше яйца несла.
Потом была небольшая пауза.
- Ой, дида, дида,  та куды ж ты пийшов?!  - испуганный голос девочки.
- Ой, моя ридна голубка,  та я ж задумався,  та и мимо хаты пройшов.
Потом голос более взрослой девочки:
- Ужас какой,  тетя Галя,  ведь Сталин умер!
- Умер, - что-то упало тяжелое. - Наконец-то, наконец-то этот гад издох, чтоб ему в вечном адском пламени жариться!
- Вот это да, - медленный голос девочки, - вот это она сказала... Он же хороший,  он добрый,  он всякий, а она о нем так...  как я ей сочувствую,  с нею произойдет что-то ужасное...
- Тетю Галю зарубил топором муж. Вот так наказали ее за ее слова, - медленно плыл голос девочки.
- Это твои мысли, Елена.  И твои разговоры, Елена.  Это все в свитке Кармы, Елена, это твоя текущая жизнь, Елена.
"Теперь уже прошедшая", - подумала она.
- Ну!  - звенел голос девочки. - Ну! Запомни, отныне ты меня не будешь бить, если ты меня сейчас ударишь...
- Ну, что будет? - спросил мужчина.
- Я тебя тоже тогда ударю... - безнадежно сказал тихий голос девочки.
- Ну и ну! - удивился мужчина.
"Да, с тех пор он просто никогда меня больше пальцем не тронул", -подумала Елена.
- Вот так задача, ну и задачка мне попалась, - бормотал голос постарше. Эта тригонометрия - это просто скипидар. Эта тригонометрия уснуть не даст... да, не даст... а надо. Это ж как смотреть на эту задачу, она не простая. Что за чудесная голова придумала эту непростую задачу! Но надо спать. Я ее утром решу. Встану в четыре утра и решу. А сейчас не соображаю...
Вот так, я ее,  эту задачку и прикончила.  Этот ж надо,  она мне во сне приснилась, и я ее во сне решила и правильно решила. Чудесно!  Чудесно!
- Да,  вот так он и будет защищаться - плыл голос девочки. Елена поняла, это мысли. - Вот так он и будет врать,  зная, что мама не скажет, кто ей об этом случае рассказал.  И так он будет торжествовать, а он врет,  я вижу, и мама видит, что он врет...
- И никто не может подтвердить твои слова, - слышала Елена мужской голос. -  Кто может свидетельствовать, что я это сказал?!
- Я, - сказал голос маленькой Елены.
Пауза. Потом голос отца:
- Прости меня, дочка.
- Ничего, бывает, - ответила Елена, - просто ты сорвался, и не было других слов.
- Да, прости.
- Ладно, не расстраивайся.
- Елена, ты слышала часть того, что есть в Свитке Кармы.
- И так вся моя жизнь?
- И твои мысли. И твои не исполненные поступки.
- Если они не исполненные, значит их нет.
- Есть, Елена.
- Пусть. Я старалась быть честной и в мыслях и в поступках. Что ж, если что-то было не так, как нужно. И кто знает, как нужно. И кто решит, что так для Кармы лучше, а так нет. Она себе темнеет потихоньку, а потом молча - бах по лицу.  И за что? Это будет очень непонятно. А дело простое - в прежней жизни ты что-то подумал не так,  а в этой - вот тебе вирусное заболевание. Или тебя оскорбили, а ты промолчал - плохо? Дал отпор - не известно, что хуже. У тебя Карма потемнела, у обидчика тоже. Ну, жуткое дело! В общем, живи и все! Надо делать так,  как получается,  как говорят, береги честь и будь что будет!
- Елена, я - Учитель. У тебя есть свободное время?
- Много. Я ведь теперь не разговариваю с Львовым, нам и перемолвиться невозможно.
-Елена, я - Учитель. Поговори с Юдолью.
- Я - Юдоль. Елена,  с твоими желтыми розами просто трансляция какая-то. Они звучат и звучат. Никто не знает зачем. Знают, что раз это слышно,  значит это нужно.
- Ну, ребята, я ничего не знаю, - ответила Елена,- я молчу. Я молчу и молчу. А "Розы"... Как там они и что, я не знаю. У меня вот две есть,  они не только увяли, но и высохли.
- Елена, я Рувим. Я тебя видел. Ты похудела. На сколько?
- На десять килограммов.
- Это много. Ты тратишь Энергию,  тратишь и тратишь.
- Меня не учили, как сохранять себя, учили только тратить.
- Ты не бойся, Елена,  я - Учитель. Еще немного ждать, будет покой.
- Юдоль, мой привет Львову!
- Твой привет звучит и звучит музыкой.
- Елена, я - Учитель. Будет время после наших работ, поговоришь еще с Юдолью. Нам хотелось бы знать твое окружение.  Хотим разобраться в людях,  откуда они и насколько разные или одинаковые. Поставим перед ними вопросы, и когда они будут думать, узнаем мысли.  Запиши нашу анкету.
Первое: Еда, какую пищу предпочитают
из злаков
из мяса
из овощей
из фруктов.
 Второе: Природа. Какие привлекают,  какие отталкивают
виды природы
явления природы.
Третье:   Какие животные нравятся, какие нет.
Четвертое: Какие цветы привлекают,  какие неприятны.
Пятое: Какие травы привлекают,  какие неприятны.
Шестое: Привычки. Что привлекает и что нет, что вызывает неприязнь.
Седьмое: понятия хорошего и плохого.
Восьмое: душевное равновесие в чем.
Девятое: в какие часы суток лучше идет работа,  в какие нет.
Десятое:  время сна.
Елена записала все это под диктовку и спросила:
- На будущее?
- Да. Только не все ответят правду даже на такие простые вопросы.
- Почему?
- По привычке лгать.
- Люди не лгут.
- Трудно понять, кто есть кто на Земле.
- Нет, Учитель, не трудно. Но надо как-то жить и уживаться со всеми.
Следующим днем Елена ехала в хозяйственный магазин у Киевского вокзала. Она стояла на задней площадке переполненного автобуса и смотрела в окно. Осень вступила в свои права. Листва на деревьях еще держалась, но цвет осени яркий, бросающий вызов всем, цвет осени, цвет грусти и надежд, цвет грусти и безнадежности, цвет грусти и отчаяния, уже поблек,  стал каким-то грязноватым. Деревья были похожи на опустившегося человека,  одетого в мятую, не по росту, одежду, поношенную и готовую к тому, что ее вот-вот не только не сбросят, но и сожгут.
"Как грустно и как безнадежно", - подумала Елена.
- Надежды живут даже возле могил, - возразил голос Учителя. - Елена, сейчас ты выйдешь из автобуса и купишь гороскоп.
- Гороскоп? - Елена подняла брови. - Разве в Москве уже продают гороскопы?
- Ты купишь гороскоп, хорошо?
- Ну, конечно. Это интересно. Я с удовольствием читаю гороскопы и знаю, что я родилась под знаком Льва в год Змеи, что имя мое - имя гордячки и число мое семь.
- У тебя счастливые знаки. Но это будет еще один гороскоп.
Автобус остановился. Елена сошла со ступенек и увидела напротив на тротуаре, в двух шагах от нее, женщину, которая держала в руках веер из белых брошюр. Секунда, и Елена была рядом с ней.
- Гороскопы, - сказала женщина, -  возьмите гороскоп и вы узнаете много полезного, и это займет ваше пустое время.
Всего за рубль, Елена купила брошюру. Гороскоп назывался "Путеводитель по вашей предыдущей жизни". В нем были карты-таблицы. Что-то мало понятное. "Наверное, я с этим не справлюсь, голова плохо соображает. Ладно. Дома разберусь". Она купила новые обои: пригодятся, купила мыльную пасту "Био", "Персоль" и кое-что еще.
Приехав домой и наскоро перекусив, Елена принялась за гороскоп. Сначала изучила его, прочитав все подряд. Нарисовала таблицу, в которую будет ставить знаки, указанные гороскопом. В первой графе пометила "Юрий" и ниже "Елена".
Буква года рождения ее была "х", его "у".  Кем они были в предыдущей жизни таблицы сказали однозначно: она - женщиной, он - мужчиной. Символ их типа был квадрат, занятия шли под знаком Д1 и С1. Ориентировочные годы рождений были одинаковы, символы предназначения - у нее стрела, летящая прямо, у него стрела, пересекающая полет ее стрелы. Оставалось по знакам узнать незнаемое. Их тип был один - квадрат и означал, что каждый из них личность с огненной энергией: проталкивающая, планирующая, контролирующая. Это постоянно горящий революционный тип, стремящийся к изменениям в любой сфере, где оказался бы. Он - в предыдущей жизни - ловчий диких зверей. Она - укротительница диких животных, воспитатель. Ее предназначение - "помогать тем, кто имеет менее счастливую судьбу", чем она.
Его предназначение - "разобраться, почему его внутреннее чутье должно стать для него путеводным принципом во всем, что он делает". Предыдущий год рождения Елены оказался 1200, Львова... Елена осмотрела всю страницу с числами рождений, там не было подходящего числа, и она стала искать его знаки.
Места предыдущего рождения были Саудовская Аравия и Южная Индия. "Если они так разбрасываются Началами Начал,  то ясно, что встретиться этим Началам невозможно на Земле.  Это просто чудо, что мы жили в Москве в одно время... Но мы не поняли знаки, которые нам подавали: мол, посмотрите же друг на друга,  вы же Одно!  А мы себе жили, любили кого хотели,  страдали, рожали".
- Елена, ничто не случайно. Судьба сводила и разводила вас.  И то, что вы не стали близкими и родными на Земле - таково предназначение. Вы страдали в одиночку. Так было надо.
- Ну, не знаю. Может быть надо было, чтоб у моих детей был другой отец, который бы заботился о них по-другому, чтоб я была занята не другом душевным, а детьми. Ведь им я отдала свое никому другому не нужное сердце.
- Львов,  я - Елена,  ты слышишь меня?
- Елена, дай ему свой "Гей".
- Гей-гей-гей... Львов, я - Елена.
- Елена, я - Львов. Нам никак не получается поговорить так, как когда ты вертела блюдце. Это просто катастрофа, они не дают нам нормальной связи. С блюдцем было лучше.
- Елена, мы - Юдоль. Елена, поговори с нами. Здесь хочется хоть немного пожить земной жизнью. Нам дали канал и мы видим твою квартиру. Поговори с нами.
- С удовольствием поговорю, только не отталкивайте Львова.
- Львов с тобой отдельно поговорит, но если захочет что сказать, мы дадим слово.
- Мы, Елена, тени, потерявшие свое место на Земле, и ставшие тем, что есть, - сказал кто-то.
- Хорошо бы иметь здесь работу, но ее нет, - сказал другой.
- Наверное, это и есть Рай - без работы...
- Ну? Какой без работы Рай! Это - Ад.
- Ну, здесь нет даже признаков вещей, необходимых для жизни.
- Мне говорили, - сказала Елена, - что там у  вас можно мыслью построить все, что угодно.
- Я сразу построю себе тело, - сказал один голос.
- Но если появится тело, оно вызовет желания, - ответил ему другой.
- Ну какие могут быть желания у такого тела? - буркнул кто-то еще.
- Ну, мы видели уже одного с телом,  он пытался выбраться на Землю к Елене и вот результат - опять здесь.
- Он все-таки сможет вернуться, если на Земле его отсюда ждут, - сказал голос Иисуса.
- Меня ждут, - поспешно вставил Львов.
- А кто же этот безумец, который тебя ждет так сильно, что и Смерть может не удержать тебя здесь?
- Меня ждет Елена. А Смерть собирает свой урожай на Земных Юдолях, она свое взяла,- сказал Львов.
- Смотрите,  вон по Юдоли кто-то идет. Он не наш. Ты откуда?
- Да тут интересный разговор, и я из пекла вылез.
-   Слушай, а тебя там жарили?
-  Ну да.
-  А за что?
-  Сам не знаю.
-  Сочувствую. Было больно? - спросил голос Львова.
- Не больно, но неприятно. Неприятно знать, что тебя жарят. Но чтобы было больно,  то нет. Тела ведь нет, поэтому не больно. Но душа страдала от обиды.
- Вот еще один идет. Не наш, и что-то на голове надето.
- Он тоже из пекла. У него кастрюля на голове.
- Они что же, изображают, что голову ему варят? Кастрюля-то на нем, а не он в ней...
- Дикое дело, - прогудел еще кто-то, - им нужно беседовать с Еленой всем.
-    Кто ты? - спросила Елена.
-  Я житель Бездны.
- Ну зачем надо было говорить, что они мыслью могут предметы делать?
- Они себе сделали что-то и курят здесь, дрянью какою-то завоняли всю Юдоль! - возмутился кто-то.
- Самосад какой-то курят...
- Сама садик я садила, - смеясь, сказал еще кто-то.
- Эту Елену от них надо навек отлучить, болтают глупости, Елене про какой-то садик поют...
-  Да это так, к слову пришлось, - пытался оправдаться чей-то голос.
- Ну, если слова сами пришлись,  то могут и уйтись, и не сами...
- Они тут всю Юдоль непонятными словами замусорили,  кидают слова непонятные, никогда не ждал таких, - грустно сказал голос Иисуса, - ну кидают слова и кидают... Непонятные и непохожие какие-то ни на что мячики теперь появились. Засорили всю Юдоль...
- Ты знаешь, Елена, - восторженно сказал кто-то, - мы здесь все стали такими родными, близкими. Совсем не то, что было.
- Елена,  здесь твой дед...
- Дедушка!  - обрадовалась Елена.
- Чого тоби, Аленка?
- Ты знаешь,  я иногда вспоминаю, что ты в свое время очень много ел фруктов,  а я не ем, не люблю.
- Та и я не любыв. Якись унутряный голос казав мэни:  "ешь их" и я ел. А так на что они мэни.
- А ты знал, что ты был очень болен? - спросила Елена.
- Та ни, около серця болило, та камни у почках булы.
- Я - Елена. Даю Юдоли справку. Вскрытие показало, что у моего деда было девять инфарктов, а почки как гнойные мешки с камнями.
- Дед, ты много грешил? Наверное, нет, раз ты не в пекле,
- Та я не знаю, жил себе.  А то, что у меня где-то болело,  я твердо так сказал себе:  "само пройдет".
- Слушай, я тоже себе так сказал и умер, - услышала Елена голос Львова.
- Дед Елены жил на Земле,  как в Аду, у него твердости в голосе было больше,  когда он себе так сказал,  а когда жить уже не мог,  взял и прыгнул в колодец.  И тогда сердце его разорвалось.  Вот какой у Елены был на Земле дед, - ответил Львову кто-то, - это тебе, Львов, не телят пасти.
- Каких еще телят он пас?
- Да тех, что бредили его песнями.
- Елена, я - Львов. Я жил среди монстров. А людям среди них не выжить.
- Смотрите! Ведь Елена весь этот разговор записывает!
- Так, Аленка, дуй до горы, - сказал дед. - Ой, ты и про это пишешь? Я ведь только подумал, а ты вже пишешь.
- Елена может слышать, о чем люди молчат. Молчат-то молчат, а голова-то думает, мысли рожает.
- И что ж так худо на Земле, и как из этих голов оригинальные мысли вынуть?
- Монстры вынут. Они чужие мысли, как сигареты "стреляют".
- Елена, а ты все худеешь, - сказал Рувим.
- Да, дорогой, от меня уже один позвоночник остался.
- Елена, я Львов. Костьми лягу, только не бросай свое дело.
- Елена, мы с удовольствием болтаем, а твой Львов так ногами здесь топает от злости, что Юдоль трясется.
- Елена, а зачем ты все это пишешь?
- Да вот потом подумаю, может быть, о Юдоли что-нибудь напишу. Что-нибудь не очень грустное...
- Слушай, напиши нам сценарий. У нас здесь можно спектакль сделать, силы есть. Какое бы название придумать?..
- И плач и хохот лиры
Души твоей очам"...  сказала Елена.
- Вот!  Северянин!  Здорово!
- Северянин? - удивился кто-то. - В смысле Северный?
- Ну ты и серый... Ну ты что,  о Северянине не знаешь? Поэт такой был.
- Я не слышал даже. Слушай,  во что же они нас там на Земле превратили?
- Ну, у Елены голос такой, просто мороз по коже, по душе,  то есть... - сказал кто-то.
- Ну, кто же не знает,  его же жена актриса.
- У Львова? Кто же не знает, она...
- Окстись! Это все в прошлом. Елена, прости, - взволнованно сказал Львов.
- Ничего,  переживем как-нибудь...
- Ну, дела. Он умер, я знаю, у него жена осталась... И не одна... А Елена откуда взялась?
- От Бога,- сказал кто-то.
- Елена,  я - Львов.  Пусть посплетничают пока,  просто обезьяны, не люди.
- Ну, Елена все пишет и пишет. И не устает. И ручка у нее, как пулемет.
- Я не пулемет,  я женщина, меня зовут Лили,  я ручка.
"Господи, - подумала Елена, - это все не вынести. Предметы заговорили"...
- Ребята, - воскликнула она, разглядывая ручку, - а у нее на золотом пере действительно написано "Лили".
- Слушайте все,  я - Львов. Она необыкновенная, моя Елена!
- Что же ты женой выхваляешься, как в той былине добрый молодец, - засмеялась Елена.
- Не понимаю, о ком она говорит, кто тот парень, что женой выхвалялся?
- Ты что, былин не читал?
-  Можно подумать, что ты их читал.
- Бывальщины в Союзе и в продаже не бывает.
- Какой бывальщины?
- Ну, исторической правды.
- Ну, этого в Союзе не найдешь...
- Подушка уже горяча с обеих сторон, - задумчиво сказал женский голос.
- Ахматова пошла, - уважительно сказал кто-то.
- И Ахматову на Земле не найдешь.
- О стихах Мандельштама только мечтал.
- Да, мы монстры серые по части литературы.
- Век такой, электроника...
- Да нет, там все читающие и знающие есть, этакие обслюнявленные интеллигенты. А вообще-то оскудели умом.
- Слушай, почитай Северянина нам, Елена, ты его стихи знаешь.
- "Мы живем точно в сне неразгаданном
На одной из удобных планет.
Много есть, чего вовсе не надо нам,
А того, что нам хочется, нет".
- Ничего себе, это ведь он о нас писал.
- Что-то тут побежало, стоп. Вроде таракан! Не  понимаю, на Земле их с вещами из дома в дом возят. А сюда их кто приволок?!  И откуда здесь, в Юдоли, этот кофр взялся?
-  Я молчу, - сказал кто-то.
- Ага, молчун! Это ты его из загранки сюда приволок?
- Не то, чтоб я  его приволок, это он меня сюда притащил, - грустно сказал "молчун".
- Ну, не привязан же он к тебе был?
- Слушай, да, я его хозяин и я знаю. Не я к нему привязан был, душа к нему привязалась. Корабль, на котором я плыл, загорелся. Я был в воде, плыл, берег рядом был совсем, а я все думал, что ж я к нему никак доплыть не могу? Смотрю, я уже в Юдоли.  И кофр этот здесь.
Елена слушала, слушала...  А так как ей что-то захотелось есть, она решила сделать себе кофе и что-нибудь перекусить. Но мысли ее и слух, и внимание,  все было там в Юдоли.
- Ой, - вдруг воскликнула она, - я в кофе воду перелила!
- Елена,  ты что в него холодную воду льешь? Ты же не картошку моешь! - тут же прокомментировал кто-то из Юдоли.
- Нет, - сказала она с досадой, - я его варю на холодной воде.
- Это мелочь, конечно, Елена, но почему не горячее заливаешь?
-  А разве это единственный способ? - удивилась Елена.
- Не знаю, - сказал Львов, - я тоже так варил.
- Елена, прости за пристальное внимание к твоей квартире и к твоим делам, но почему у тебя плинтуса белые?
- Не знаю, мне так нравится, мне так удобнее, - растерялась Елена.
- Она их щеткой моет и с мылом... - сказал кто-то.
- Ну и что?
- Она и тряпку половую с мылом моет...
- Все-то вы знаете! - возмутилась Елена. - Надеюсь, когда я в туалете, он не просматривается?
- Ну, Елена, ну ты нас тут так уела...
- Я - Лили, Елена, я устала, я просто полумертвая, - сказал грустный голосок.
И вдруг какой-то металлический голос:
- Перебьется. Всего несколько часов работы, а она уже полумертвая.
- Елена, он меня оскорбляет.
- Не переживай, Лили. Это, наверное, какая-то машина. Мы, люди, к их ритму не приспособлены.
- Елена, я - Львов. Костьми лягу...
- Эх, ты, Львов, мой Львов. Один раз уже костьми лег, второй раз не скоро будет.
- Елена, когда я к тебе шел и увидел, как среди ночи твое окошко светится, сердце мое так забилось... Я так был тебе благодарен, - сказал Львов.
- А это было Зазеркалье, - ответила грустно Елена.
- Здесь один хочет спеть гимн жасминовым ночам...
- Елена, я - Учитель. Заканчивай разговор с Юдолью. Елена, конец связи с Юдолью. Елена, ты одна дома?
- Сейчас - да.
- Иди в свою комнату. Ложись, закрой глаза.
- Да. Иду. Легла. Слушаю.
- Елена, с тобой будут говорить.
- Слушаю.
- Смотри закрытыми глазами. Что видишь?
- Вселенную.
- Смотри и слушай. Я молчу.
Елена с тревогой ждала чего-то. Голос Учителя сегодня звучал и взволнованно и торжественно.
Елена услышала пульсирующую ритмичную музыку и почувствовала запах... Очень нежный, волнующий запах фиалок. Сквозь темноту Вселенной стало вырисовываться слегка подсвеченное чем-то лицо. Это было спокойное, доброе, какое-то знакомое лицо. Вот оно приблизилось, оставаясь в глубине Вселенной. Темные глаза казались звездами, на правой щеке темнела родинка. Длинные волосы разметались по плечам, в них путались огни Вселенной.
Глаза, смотрели Елене прямо в душу, но ей не было страшно.
- Я - Космос, - сказал Голос.
Голос был торжественный, глубокий. Он проникал все существо Елены так, что она вздрогнула.
- Я - Космос, Елена, - вибрировал, меняя тональность. Он шел издалека и со всех сторон. - Елена, тебе выпала миссия - помочь кораблю Атлантов уйти из морской пучины, оторваться от Земли и покинуть ее навсегда.
Ночью в час тридцать ты найдешь Солнце, которое будет стоять над океаном в той точке, где находятся солнечные батареи Атлантов. Ты соберешь лучи Солнца в пучок и направишь вглубь океана. Там, в его бездне ты увидишь систему батарей. Они будут освещены немного. Направь на них пучок солнечных лучей и держи, пока батареи не засверкают ярко. Ты услышишь голос, который скажет тебе, что дело окончено. Отпустишь лучи Солнца. Это твоя миссия - дать кораблю энергию Солнца.
Лицо стало удаляться, и вот уже опять везде сияли звезды. Елена молчала,
- Елена, я -Учитель,- услышала она через несколько минут, - Елена, эта ночь - ночь твоего могущества. Ты не должна думать, что это невыполнимо. Космос знает, какие задачи ты можешь решить. Ты это сделаешь.
- Я попробую.
- Нет. Пробы не будет. Ты это сделаешь и сделаешь так, как надо. Наступило время полета корабля. Только через трое суток ночью в это же самое время, в час тридцать, он должен взлететь и пойти курсом к своей планете. Только через трое суток. Если сегодня не дать им энергию, корабль останется в пучине еще тысячелетия. Только через трое суток можно начать атлантам свой путь.
- Учитель! Как зовется их планета?..
- Звезда Полынь - их Родина.
- Учитель, а почему Голос был так странен? Он был как будто прерывистым...
- Он шел по зубчатым волнам пульсаров.
- Можно еще спросить?..
- Да. Я отвечу.
-  Учитель, я просто неуч. Что такое пульсары?
- Елена, смотри еще.
Она увидела, как стала медленно вращаться Вселенная и вот перед нею Млечный Путь, Один из участков Вселенной стал приближаться.
- Сейчас ты увидишь созвездие Тельца, - сказал Учитель. - Вот впереди большая яркая звезда чуть-чуть удаленная от Млечного пути. Она в созвездии Тельца. Справа от нее четыре небольших звезды, а левее и центральное в Млечном пути еще две яркие звездочки. Смотри правее этих звезд.
Елена смотрела. Она видела скопление звездных миров. Постепенно часть Вселенной потемнела, будто звезды прикрыли и где-то впереди осталось расплывчатое, но ограниченное черным, множество звезд.
- Видишь эту туманность? - спросил Учитель.
- Да.
- Сейчас ты увидишь ее четче и скажи, что это скопление звезд тебе напоминает.
Елена увидела, как совсем исчезли звезды рядом с этим скоплением. Она смотрела, но то, что она видела, ничего ей не напоминало. И вдруг какой-то голос шепнул:
- Краба, краба, Елена, - и смолк.
Она сказала робко:
- Похоже на краба... да... и у него две клешни...
- Молодец, - сказал Учитель, - хорошо смотришь. Смотри еще.
Елена увидела, что звезды в туманности соединены светящимися волокнами, изумительной красоты ажурная сеть тонких волокон охватывала туманность. Излучение мерцающее, таинственное шло от этой сети, свет центральной части был постоянным. И сеть линий в центре дугообразно раздваивалась.
- Это быстро вращающиеся нейтронные звезды, образовавшиеся в результате вспышки сверхновой звезды. Елена, я пользуюсь вашими терминами. Крабовидная туманность имеет пульсар, удачно ориентированный к Земле. Излучение пульсара интенсивности неодинаковой и имеет форму конуса. Пульсар, который астрономы Земли обозначают № Р0531 находится вблизи центра туманности и имеет радио-оптическое излучение. Излучения носят импульсный характер. Вокруг нейтронных звезд образуется магнитосфера со значительным разделением зарядов. Поток таких заряженных частиц, вытекает из магнитосферы по уходящим в Бесконечность силовым линиям.
По таким линиям Космос передает свои мысли и распоряжения. Поэтому мысль тоже имеет характер скачущий и голос несколько искажается.
- Спасибо, Учитель. Я поняла кое-что. Астрономы задали бы тебе вопросы, я - нет.
- Елена, отдохни. До назначенного времени пять часов. Мы дадим тебе недолгий сон, он освежит тебя. Мы дадим тебе энергию, напитаем тебя ею. И никаких связей ни с кем. Канал связи будет закрыт. Пойдет только энергия. Я сказал.
И на Елену опустилась тишина. Она расслабилась было, но вспомнила, что сейчас придут сыновья и отправилась на кухню готовить ужин. Поразмыслив, решила ограничить его бутербродами, нарезала сыр, колбасу, достала из холодильника масло, поставила на огонь чайник.
Пока чайник закипал, подмела пол в квартире, помыла его в кухне, немножко постирала. Она была спокойна, но не знала, что будет завтра после ночи, которую Учитель назвал "ночью могущества".
Пришли сыновья, которые в этот вечер были с отцом в сауне. В доме хозяйничала мама, мама их встретила, мама кормила, мама поцеловала их перед сном.
Когда в доме все стихло, она посмотрела на часы. Было одиннадцать ночи. Спать не было смысла. Но она легла, поставив рядом будильник на 0.30.
Она поворачивалась в постели так и этак, сна не было. Читать она не могла, да и боялась, что мысли ее пойдут в пространство и будут будоражить его попусту.
Так она лежала в темноте и смотрела в темноту. Тихо шумели машины за стенами дома, где-то у кого-то еще работал телевизор. Она слушала шорохи и звуки, ей казалось, что ее укачивает морская волна. Она уснула...
Внезапно проснувшись, включила свет. Будильник не зазвонил в ноль тридцать. Будильник остановился на двенадцати часах. Она бросилась на кухню, где на стене висели другие часы. Было час ночи. До назначенного времени всего полчаса.
Пока Елена стояла, раздумывая, у часов, она увидела, что их маятник замедлил свои качания и замер.
Постояв в нерешительности, Елена взяла наручные часы, сверила их время по телефону, надела часы на руку и забралась в постель.
- Учитель, я - Елена. Что мне делать?
Ответа не было. Она заволновалась, подумала: "Поматросили и бросили". И услышала вздох и голос:
- У Высшего Разума просто слов нет для перевода твоих слов с этого могучего и такого прекрасного русского языка.
- Учитель, я - Елена. Это ты?
- Нет, Елена, ты услышала мысль стоящего в ожидании. Все Братство ждет нужного времени. Ты не опоздаешь. Часы с руки сними, они бесполезны, они остановились. Твоя энергия тормозит их ход.  Волнуешься?
- Нет. Мне сесть,  встать?
- Лежи. Когда энергия пойдет потоком от тебя, может закружиться голова. Сегодня ты будешь отдавать энергию не так,  как тогда,  когда ждала Львова. Сейчас ты закроешь глаза и увидишь океан. Над ним будет сиять Солнце. Мы поведем твою мысль. В нужное время я скажу тебе, и ты начнешь действовать. Будешь смотреть на Солнце со стороны, находясь не под ним. Сделаешь жест руками, будто лучи Солнца осязаемы и от верхней части направишь их вниз к океану, вглубь. Будешь держать лучи и смотреть вглубь. Когда увидишь батареи, веди луч в центр. Всего их будет восемь. Заряди каждую из них. Когда будет приказано, отпусти лучи и это будет все.
- Я сделаю.
- Елена, смотри, беги мыслью в сторону Бермудских островов, представь Земной шар и беги.
Елена представила эту Землю и заскользила мыслью через Русскую равнину, через западные страны. И вот океан, он был спокоен, он дышал. Вот у горизонта появилось Солнце и Елена устремилась к нему. Солнце было все ближе и ближе, и вот это уже огромный огненный шар, излучающий в Бездну потоки света.
- Елена, остановись. Она замерла.
- Жди.
Она ждала.
- Время. Делай дело.
Елена мыслью, будто руками, сделала плавный жест, охватила Солнце, остановив две мысли-энергии над ним. Замерла на секунду, разделила резко, энергично лучи над Солнцем пополам и стала изгибать их вниз, к Земле, к воде, к океану.
Это было непросто, они казались упругими и сильными, они рвались вверх, выпрямляясь, а она держала их и гнула, гнула вниз, захватывая своими "руками" попадающиеся на пути новые лучи. Она держала их крепко, стараясь все делать без рывков, плавно, плавно, плавно. Но это было трудно, очень, очень трудно. Сердце Елены бешено стучало, отдаваясь в голове, но мысль ее была там, у Солнца, над океаном, куда она струила мощно свою энергию, отдавая ее боровшейся с Солнцем мысли. И вот обе "руки" почти соединились, напряженные и дрожащие, над безбрежной водой, и Елена потащила лучи к воде, толкала и направляла их вниз, вниз, к волнам. И в то же время она видела откуда-то издалека, что Солнце приняло вид кометы. Там, над океаном, мыслью-энергией она уплотняла световой конус, направляла узкую часть к океанской поверхности.
И вот луч, упругий, светящийся, тонкий луч вонзился в воду. Клубы пара взвились, ослепив Елену, она упрямо потащила луч вниз, вниз, вниз. В луче вспыхивали и гасли, исчезая в стороне в густом и влажном мраке, морские животные, возникавшие на пути.
И вот их уже нет, а впереди мрак, черная, густая плотная бездна, а Елена тянет, толкает луч вниз, вниз, вниз.
- Елена, более плавно, без рывков, - сказал голос Учителя .-Делай дело без нас.
Елена смотрела в глубину и ей казалось, что этой бездне, этому марку нет конца, и что луч, этот белый сверкающий, упругий, твердый луч она не дотянет, не удержит, не удержит, удержит... Она тянула его вниз, вниз, вниз. И вдруг внизу тускло засветилось нечто.
- О, - сказала Елена, честное слово, она уже не надеялась их увидеть, казалось, что мрак беспределен.
"Наконец-то батареи"... - подумалось ей где-то в стороне, а "руки" потянули луч медленнее, вонзая его в разделявшую батареей и луч толщу воды.
И вот стало видно, что светящееся нечто – это несколько вогнутых поверхностей. Четыре части одной окружности были большими и широкими Они расширялись к краям круга и сужались к центру, но не доходили до него. В центре по радиусам, располагались еще четыре поверхности, похожие на области.
Елена замерла, нацелилась в центр и послала туда луч. Батареи ярко вспыхнули и угасли.
- Боже! - воскликнула мысленно Елена, - я, кажется, их сожгла.
- Да, Елена, сожгла, - с сожалением сказал Учитель, - держи луч, держи. Сейчас они покажут новые знаки.
Через несколько секунд справа от сгоревших батарей появились такие же светящиеся поверхности.
Елена сосредоточилась и, немного рассеяв луч, повела его к ближней поверхности. Она водила лучом так, как карандашом, когда закрашивают поверхность рисунка, плотно заштриховывая его. Сделав это с одной батареей, перешла к другой, работая методично, аккуратно, с усердием. Когда ей показалось, что луч стал тускнеть, она потянула его так, как тянула бы дополнительную нить из клубка, и он снова засиял.
Так она "красила" поверхности всех восьми батарей по очереди. И вот они засверкали во мраке океанской Бездны ровным, сильным белым светом,
- Кажется, все,  - подумала она.
- Нет, - сказал голос Учителя, - нет,  тебе не сказали "все", это говоришь ты.
Елена подумала, отведя луч далеко в сторону, потом аккуратно вернула обратно и еще раз прошлась им по всем поверхностям. Батареи сияли так, что свет их пересекал друг друга. Со стороны Елена видела только яркий, очень яркий круг.
- Все. Все. Спасибо Елена, - услышала она, - мы из пучины. Мы благодарны, Елена. Будь спокойна. Мы улетаем через три дня. Энергия получена. Ее достаточно для нашего полета. Прощай, Елена. Живи, Елена.
"Прощайте", - грустно подумала Елена, и слезы выкатились из-под ее сомкнутых век.
Она отпустила лучи, разомкнув "руки". Яркие, тонкие, будто стальные нити брызнули во все стороны, прорезая черную бездну,  солнечные лучи, и мгновенно исчезли. Что-то резко толкнуло Елену в грудь и она охнула. Открыла глаза, хотела сесть, но сил на это не было. Ярко горела лампочка торшера, ничего здесь,  в комнате не изменилось, она была дома,  в своей постели,  совершенно мокрая, хоть выжми.
"Мокрая и холодная", - подумала Елена. Помолчала.
Потом пришла мысль;  "Живая".  И казалось,  эта мысль унесла последние силы. Она то ли погружалась в сон,  то ли теряла сознание.  Сознание цеплялось за что-то, и появилась мысль:  "Который час?" "Четыре",  - ответил кто-то, - спи". И уплывая куда-то, она слышала нечетко, неопределенно, но где-то рядом:
- Осмотрите ее... Внимательно. Мне не нравится ее сердце.
"Сердце", - подумала она,  с усилием направляя к нему свое внимание, и ощутила там глухую боль.
- Иммунный надзор работает. Мы работаем, мы - иммунный надзор. У Елены инфаркт в области задней стенки сердца. Мобилизуем выработку лимфоцитов, направляем макрофаги. Ничего, Елена, лежи, не шевелись, усни. Не беспокойся, мы его отремонтируем.
Сквозь сон она, слышала негромкий говор. Кто-то комментировал ее электрокардиограмму, кто-то что-то делал с ней, она чувствовала, как боль отступила и исчезла совсем.
- Количество нужных форм лейкоцитов включились в процесс.
- Макрофаги уносят отработанный антиген, Т-лимфоцитов достаточно.
- Внимание к макрофагам, не очень быстро, не очень быстро.
-  Как там синтез опсонических факторов?
- Все в порядке, конфликта нет,
- Подключите иммуно-корректоры. Как контроль?
- Все нормально. Еще два часа и справимся.
Елене казалось, что вокруг ее диванчика происходит движение, что какие-то фигуры что-то делают, ей казалось, что делают внутривенное вливание лекарств, и она погрузилась в глубокий сон. Когда Елена проснулась, ноги ей плохо повиновались, голова кружилась, тело ломило.
- Елена, я из иммунного надзора. Сегодня не иди на работу. Вызови врача на дом. Тебе надо лежать. Дети ушли, они поели, не волнуйся. На столе записка от них, тебе прочтут. Телефон рядом с кроватью. Диктую номер телефона. Вызови врача на дом, на работу не ходи. Лежи. Через несколько дней все будет в порядке.
- А что такое? Что за забота вдруг?
- У тебя неважная электрокардиограмма, лекарства рядом с тобой, отдохни.
Голос смолк. Елена посмотрела на столик рядом с кроватью. На салфетке лежали лекарства: капсулы голубого цвета и белые мелкие таблетки. Она не знала, что это.
- По одной капсуле каждые четыре часа, по таблетке каждые двенадцать часов четыре дня, - сказал голос.
Елена увидела чашку с водой, выпила таблетку и капсулу. Хотела подняться, найти в записной книжке телефон помощи на дому.
- Книжка под подушкой, - сказал голос.
Елена вызвала врача на дом. Посмотрела на часы. Они шли. Было десять утра. Врач будет не раньше шестнадцати.
Она написала мальчикам записку, просила, чтобы ее не будили, что придет врач, что она плохо себя чувствует,  сообщила время прихода врача и просила, чтобы кто-нибудь из них был в это время дома.
И снова погрузилась в сон. И во сне она была слаба, и сны были вялые, медленные. Ей снилось, что она бредет по степи, увидела вдали катящийся белый клубок "перекати-поля", наклонилась, сорвала пыльный,  теплый листок полыни, растерла его в пальцах и понюхала. Ей был приятен ее запах.  "Звезда Полынь", - думала она, - звезда Полынь".
Доктор выдала ей больничный листок сразу на неделю, написала направление на ЭКГ, потом подумала и сказала, что сделают обследование на дому, завтра придет медсестра.
Она дремала, порой слышала голос Рувима, голос Николая из Юдоли и только один раз добрался до нее голос Львова:
- Да дайте же мне, наконец, с нею связь! Что я здесь делаю, непонятно! И что вы там с ней сделали, я спрашиваю?!
- Гей, гей, - сказала она сонно, - все нормально, никто не виноват ни в чем, все нормально.
На следующее утро пришла медсестра, сделала. ЭКГ, бегло глянула:
- Инфаркта нет.
- Ну и слава Богу - сказала Елена,- значит скоро встану.
Днем она выглядела бодрее, мальчики покормили ее яйцом, рассказали о своих делах и, успокоенные Еленой, отправились на занятия самбо.
Прошли трое суток с того времени, как Елена слышала Голос Космоса.
- Елена, как ты? - спросил Учитель.
- Все в порядке.
- Сегодня в час тридцать корабль атлантов покинет Землю. Сможешь помочь кое-чем?
- Постараюсь.
- Дай мысль Земле, чтобы в нужном нам районе не было кораблей на воде и самолетов в воздухе. Корабль атлантов пойдет через воду и может погубить их.
- Поняла. Но дайте шторм, и пусть приборы метеослужбы покажут шторм, так будет надежнее.
- Пожалуй, так будет надежнее, шторм будет, но ты дай мысль проверить прогноз погоды и дай мысль не идти через этот район. Через него идет морской путь.
-  Я буду стараться передать мысль, только не знаю, дойдет ли, я такая вялая.
- Ничего, Елена,  сила духа не знает преград.
- Нет во мне энергии,  Учитель.
- Будет.
Через время Елена стала посылать в пространство мысли, направляя их на запад, о том, что будет шторм, напоминала, что надо проверить сводки погоды, о дополнителен проверке. Это она делала с интервалами в полчаса.
Позвонила Лиза и сообщила, что был суд, и мужа приговорили к четырем годам лишения свободы, а это минимальный срок и за поездку в пьяном виде и за жертвы.
Она сказала, что блюдцем не занимается, потому что страшно и непонятно. Раньше у нее это занятие было просто игрой, а сейчас пугает.
- Хорошо, - ответила Елена, - я не буду тебя беспокоить. Но окажи мне помощь, а то я тут валяюсь с больным сердцем, ничего не ем, аппетита нет, а есть надо, дети волнуются. Купи мне ретаболил ампулы четыре. Поколюсь, может, аппетит появится.
- Это ты хорошо придумала, - тут же прокомментировал голос Рувима, - дела все идут к концу, для последнего рывка силы нужны. Набирай тело, а то ты его потеряешь, как Львов в Зазеркалье.
Елена с нетерпением ждала ночь, пила обзидан, чтоб унять сердцебиение и перебои,  валериану - от нервов, уколола принесенный Лизой ретаболил - для аппетита.  И все смотрела на часы. Наконец наступила полночь и пошел новый отсчет времени. Час ночи. Елена представила земной шар и заскользила мыслью через Россию, западные страны, Атлантический океан... Океан был неспокоен,  она ощупала мыслью пространство,  зная, чувствуя, что в море,  в океане много кораблей, она метнулась в сторону Бермудских островов, увидела бушующие волны,  свинцовое небо,  тучи,  прикрывающие так плотно солнце, что казалось, что его и нет вовсе. Она чувствовала неуютность и даже страх,  таким грозным и опасным был этот участок океана, большой участок.
- Ну, что, Елена, - спросил Учитель, -  все в порядке?
- Смотрю вот, кроме бури, ничего живого нет, да и кто в этот котел полезет,  это кошмар какой-то. Сработали ваши сводки.
- Пусть наши сводки. Ты все-таки думаешь, что твоя мысль слаба?
- Да, куда там! Учитель, я пробовала сделать так, чтоб меня услышали мои дети, нет, не получается.
- Надо, чтоб они не твои мысли слышали,  а твои мысли принимали за свои.
- Ну,  это высший пилотаж,  это уж и не знаю, как делается.
- Внимание, Елена! Корабль пошел сквозь воду. Спустись мыслью, посмотри, как он будет вспарывать воду.
Елена мысленно опускалась ниже и ниже,  она решила где-то остановить свое движение и ждать и смотреть. И вдруг услышала:
- Я - акустик. Слышу непонятный сильный гул в глубине. Шум идет снизу, усиливается, приближается...
-  Что там такое? - мысль Елены метнулась на голос, и она увидела советскую подлодку, идущую прямо к центру запретной зоны.
- Ах,  как я не вспомнила о подземных, они ведь не боятся шторма!
- Боже мой! Ну и громадина! Что это может быть?! - воскликнул кто-то.
- На подлодке, - закричала мыслью Елена, - остановитесь и назад! Это ваша гибель!
И она тоже увидела нечто,  похожее на огромную сигару.  "Это" стремительно шло сквозь воду, колебания массы воды таким, что подводную лодку подхватило и как мусорную крошку поволокло к кораблю. А он шел вверх и струи черной воды обтекали его, и Елена чувствовала и мощь воды и ее бессилие.
Она видела, как подлодку потащило,  втянуло вихрем и лодка, хотя она не врезалась в этот страшно могучий корабль, вдруг приняла такой вид, будто врезалась в скалу.
Нос лодки сплющился, как у собаки-боксера: лопнули швы и не только швы, лодка стала похожа на драную гармонь, огромные пузыри воздуха выскочили из нее и втянулись в водоворот, устремляясь в воронку, образованную под кораблем. Туда, же, кувыркаясь, мчалась погибшая подлодка, увлекаемая восходящими струями. Елена растерялась. Она металась мыслью то за стремительным космическим кораблем,  то пыталась | страшном водовороте рассмотреть подводную лодку, в которой уже не было живых.
Космический корабль вырвался из пучины и набирал скорость. Волны океана вздыбились за ним огромным конусом там, где он вырвался из воды.
- Ух,  и зрелище!  - воскликнула она.
- Смотри еще.
Елена ринулась мыслью за кораблем, догоняя его. Никаких сопл на нижнем конце не было, пронзил облака и шел вверх, ведомый непонятной силою, огромный сигарообразный черный корабль. И вот он засверкал в лучах солнца, с обшивки сыпались искры, а он шел и шел, и Елена остановила свою мысль и просто смотрела ему вслед.
- Впечатляюще? - спросил Учитель.
- Это что-то сверхъестественное... Да, а ведь лодка-то наша... Как я не проверила площадь под поверхностью, ведь их шторм не пугает...
- Если б ты не растерялась, Елена... - начал Учитель.
-  Что? Я могла что-то сделать? Спасти?
- Не знаю... Можно было попробовать ее удержать от удара...
- Нет! - воскликнула Елена, - у меня нет таких сил! Нет таких сил, чтоб я могла ввернуть ее из этого водоворота! Она погибла не от удара о корабль, она была далеко от него! Но как могла стать вода такой плотной, что лодку сжало, металл лопнул! Постой, если бы я ее дернула, они бы все равно погибли...  я бы их этим убила.
- Ты попыталась сделать другое, Елена, ты поставила преграду между лодкой и кораблем...
- Я... как!?
- Ты успела, но...
- Как! Ты хочешь сказать, что это я их убила? - растерялась Елена.
- Чтобы их спасти, надо было иметь время для обдумывания: что делать в такой ситуации. Нет, Елена, ты бы не сумела. Елена, не ищи их там,  в океане, они идут в Юдоль. Успокойся. Через двое суток я помогу тебе увидеть еще что-то. Отдыхай. Я ушел.
- Отдыхай... - Елена пыталась проглотить комок,  который образовался в глотке и никак не глотался. Сердце то стучало, как безумные часы, то кувыркаясь,  подобно подлодке,  падало куда-то.
- К черту!  - вскричала Елена мысленно, - сдохнешь тут раньше срока!
Она обхватила себя руками, пытаясь успокоиться.
Что можно было сделать для них, для этих людей,  которые не боялись шторма... Сеть! Сеть, гигантскую сеть, которая бы и пружинила и не пускала и выволакивала из водоворота...
- Может быть ты и права... - сказал голос Сергея, - только такой возможности уже не представится...
- Они уже у вас? - спросила Елена.
- Будут у нас, что же поделаешь... Ждем. Ты выпей свои таблетки и ложись, тебе дадут сон. Как живые всегда потрясаются каждой смертью... Нам тебя жаль, Елена.
- А их родные еще не знают, спят...
- А ты занимаешься самоедством, не так ли? - спросил Рувим.
- Обыкновенное дело для Елены,- поддержал его голос Николая.
- Хватит вам, - сказала Елена тихо, - мне жутко...
- Ты, Елена, уже столько времени слышишь Вселенную, столько тебе уже сказано и показано, а ты так воспринимаешь смерть, будто не тебе это все открыли, а кому-то постороннему. Ты не веришь всему, что знаешь, Елена?
- Верю! Я верю, верю! Вы спросите у Львова, потрясается ли он, вспоминая то, как умирал и, зная, что он хоть и жив, но не на Земле!
- Люди покидают родные города, уезжают далеко, навсегда, бывает, покидают родных и друзей и никогда не встречаются с ними, это ведь все равно, что умерли, похоже, Елена?
- Ну, ладно, успокоили, ладно. Я ложусь.
- Пока.
- Спи. Ты уснешь, спи.
Весь следующий день прошел без потрясений. Елена лежала, думала о том, что было, никто ее не тревожил, она не слышала никаких голосов, никто не откликался на ее зов, никто. Ей было скучно. Она пыталась направить свою мысль побродить по Вселенной, закрывала глаза и лежала, вглядываясь в звезды. Они мерцали, манили, ускользали... Ничего интересного не было, будто Елену сегодня не хотели пускать туда, к тайнам.
День прошел, прошел вечер, наступила ночь. Елена сомкнула веки и думала, что вот еще один день пройдет и ей покажут что-то, что обещал Учитель. И пусть этот день скорее пройдет, пусть скорее покажут...
- Елена, я - Рувим, я - Рувим, Елена, ответь.
- Да, отец. Я - Елена, я слушаю тебя, я люблю тебя.
- Елена, Львова опять нет в Юдоли. Он просто играет мыслью. Он намечает точку во Вселенной и вот он исчезает, он уже там. Мы волнуемся. Он бродит по Вселенной, как монстр, он возвращается, становясь все мрачнее.
Елена, зови его. Елена, я закончил свою жизнь в околоземной сфере. Завтра корабль атлантов остановится у Юдоли и я, и Мария улетим на свою планету. Мы с ней атланты и будем жить там, нас ждет звезда Полынь.
- Ах, Рувим, я рада за тебя, я счастлива. Ты не хотел жить земною жизнью, ты будешь иметь жизнь другую. Станешь могучим, станешь счастливым. Будет счастлива Мария Ивановна. Она перед смертью говорила, что ждет встречи с тобою, она не боялась умереть. Она тебя любила всю жизнь.
- Елена, сердце мое, Елена, я - Рувим, я твой отец. Душа моя будет знать и помнить то, что где-то на далекой Земле, жемчужине Вселенной, живет родная и любимая Елена. Не забывай меня. А сегодня зови Львова.
- Рувим, мы еще поговорим, или это - прощание?
- Это прощание.
- Тогда прощай, Рувим.
- Жизнь бесконечна, беспредельна, если так суждено, мы встретимся, пути пересекаются...
- Однажды, Рувим, Они пересекаются однажды...
- Нет, Елена, не однажды. Верь в это.
- Хорошо, Рувим.
- Прощай, Елена. Я завтра тебе махну рукой.
- Да, Рувим.
- Прощай.
Больше уже она не слышала Рувима и, собравшись, бросила свой "Гей" в пространство.
Вселенная молчала. Никто не тревожил ее покой. Она звала и звала Львова, ответа не было. Устав, она уснула и проснулась от голоса Львова. Он пел:
И помнит каждый вдох
И вздохи и проклятья...
Я душу изодрал
О сучья, точно платье...
- О, Львов,  ты где?
- Я здесь, Елена, я возле тебя в комнате. Сижу рядом с тобой на диванчике и пою о своей судьбе. Елена, она не плохая, моя судьба. Каждый раз,  когда я бываю в твоей квартире, я вижу твои вещи,  вижу твои кактусы,  вижу этого монстра в виде растения, который дотянул свои корни до аквариума и,  если бы там были рыбки, наверное,  съел их. Как называют это мощное растение, Елена? Он пьет воду, как бегемот. Он влез в аквариум сам?
— Это монстера. Видно,  в горшке ему не очень комфортно,  вот он и нашарил аквариум,  я не возражаю,  пусть пьет.
- У тебя красивые подборки цветов. Эти кактусы, почему они растут в одном горшке и не гибнут?
- Не знаю. Растут себе. Им не плохо в компании.
-  Я вижу, не плохо. У тебя машинка "Континенталь". У меня была мечта ее иметь. Она такая элегантная.
-  Елена, я - Юдоль. Сказала Львову, что Рувим улетает завтра?
- Нет еще. Никак не соображаю ничего со сна. Львов, Рувим завтра улетает из Юдоли навсегда. Его возьмут на корабль атланты.
-  Елена, гей. Как жаль с тобой расставаться. Я ухожу. Я должен быть с ним. Пока.
-  Да, Львов, да, дорогой,  пока.
- Я уже бегу. Я уже далеко.
-  Юдоль ждет его, Елена.
-   Он бежит.
-  Елена, уже утро. Рувим готов к полету. Мы ждем корабль по твоему времени в десять утра.
- Через два часа! Уже! Все, кормлю ребят, отправляю их в школы и жду.
Через два часа Елена уже сидела в уголке диванчика и, отключив телефон, чтоб не отвлекал ее от Юдоли, слушала.
- Елена, я - Юдоль. Ты нас слышишь?
- Да.
- Елена, я Учитель. Включи свет, смотри на полированную поверхность.
- Как скажешь, Учитель. Уже смотрю.
И она увидела снова тарелку с выпуклостями на корпусе. Тарелка,  то есть корабль славян, был ближе, чем в прежнем изображении. От тарелки,  от ее края,  во Вселенную над черной Бездной шел мост. Это был мост-дуга, белый,  сверкающий, он оканчивался,  обрывался,  прямоугольной площадкой похожей на доску, которая толкает ныряльщика над бассейном. На площадке стояли двое. Он был в белом, и она была в белом. Оба молодые,  взволнованные. Огромный букет сияющих роз держала в руках Мария, и газовый шлейф ее шарфа колыхался у них за спиной.
Справа к Бездне приближалась сверкающая точка. Она росла и росла. И Елена увидела, что это корабль,  освещенный солнцем. Он был огромен. Медленно-медленно он подплыл к стартовой площадке моста и замер. Открылся люк. Мария Ивановна наклонилась и положила букет на пол площадки.
Рувим и она обернулись и помахали руками Юдоли. Потом оба повернулись к Елене и подняли руки в приветствии.
-  Прощай, Елена, - сказал Рувим.
- Прощай, Елена, - сказала Мария.
- Прощайте, - сказала Елена и быстро вытерла рукой набежавшие слезы.
Мария и Рувим прошли в открытый люк корабля. Люк закрылся, и корабль медленно двинулся, будто отплыл от моста,  затем стал исчезать, набирая скорость.
-  Вот и все, - сказала Елена. - Если есть встречи,  то есть и прощания.
- Елена, гей,  я - Львов. Если есть прощания,  то будут и встречи. Я иду на Землю, меня благословил Иисус. Я иду с сопровождающим. Жди меня вечером. Я иду с Юрием, это мой покровитель, Георгий Победоносец.
-  Но если вы идете вдвоем,  значит и он материализуется?
- Не думаю. Он из высших сфер, они посещают Землю по-другому.
-  Иди, Львов, я жду тебя.
- Елена,  ты веришь в мое возвращение?
-  Да, - сказала Елена. Она не верила.
- Елена, - услышала она Учителя, - ты грустишь?
- Конечно. Я ничем не могу помочь больше Львову. Я не верю, что он
вернется на Землю.
- Я тоже. Посмотрим, какой путь они ему избрали.
- Думаю, что все пути оттуда сюда ненадежны. Ведь ты сказал когда-то, что только один путь надежен - рождение.
- Да, Елена, сейчас путь ненадежен и труден, но за трудным идет труднейшее. Твоя миссия окончена. Скоро мы расстанемся, но помни, что жизнь твоя принадлежит Космосу. И все, что произойдет - предначертано. Карма дает трудности, но она дает и добро.  Помни,  трудности ты можешь превозмочь. Мы расстанемся, и мы будем вместе. И у тебя еще будет дело, нужное Космосу. А сейчас включи телефон. Быстро.
Елена удивилась,  включила телефон. Тут же раздался звонок. Звонила врач из поликлиники,  врач, которая дала Елене больничный лист.
- Вы сможете завтра прийти на прием? - спросила она.
- Да,  ведь я на больничном...
- У вас изменения в миокарде... Гм, такие, будто когда-то у вас был инфаркт. Непонятно.  Экстрасистолы, нарушена проводимость правой ножки пучка Гиса, но это все не смертельно. Я жду вас завтра.
- Я приду.
Вернулись домой дети. Елена, превозмогая слабость, встала, делала дела, думая о Львове.
- Когда сюда придет этот Львов, - вдруг сказал старший сын, - ох, ну я ему и устрою. Он всю жизнь меня будет помнить.
Елена вдруг почувствовала, что краснеет.
- Чем же он провинился, этот Львов? - спросила она. - И почему вдруг придет, ведь его нет.
- Его нет! - воскликнул сын. - Да он всегда тут! Он возникает, когда мы спим, он здесь где-то бродит. Осталось только проявиться. Я ему задам трепку!
- Перестань болтать глупости, - сказала Елена. - Оттуда не возвращаются.
- Возвращаются и приходят, и действуют на нервы. Разве мы не видим и не знаем, что ты ждешь его?
- Может быть. Но скоро это кончится.
- Дай-то Бог!
- Лучше ошибиться, чем зарыть в землю крылатое желание, правда, Елена? - сказал голос Учителя.
- Ты что замерла? - спросил младший сын.
- Так, мысль пришла.
- Какая?
- Не знаю. Пришла и ушла, вот и все. Я, пожалуй, лягу. Звонил врач. У меня неважная электрокардиограмма.
- Отдыхай и выздоравливай, мама, мы сами все, что надо, купим и сделаем
- Вы совсем взрослые и заботливые дети. Только не переусердствуйте со своими заботами обо мне.
- Ты думаешь?..
-  Я знаю.
- Хорошо. Нам не беспокоиться?
- Ваши беспокойства напрасны.
Так они говорили намеками, и Елена не могла сказать правду, ибо правда вела в дурдом.
Елена ушла в свою комнату и закрыла дверь. Теперь она была уверена, что дети не только чувствуют, но и знают о ее состоянии души и боялась их.
Одно дело осталось у нее - встретить Львова или не встретить, верить в это или не верить, ждать или не ждать, надеяться или оставить надежду.
И она выбрала веру, ожидание, надежду на встречу. И она ждала. Ждала.
Периодически она слала в пространство свой "Гей", но не слышала ответа. Ей казалось, что слово, звук его замирает вдали и гаснет. Она пыталась ощупать пространство, пронзить его мыслью, отыскать две фигуры, идущие к Земле, но тщетно.
Напрягаясь,  вглядываясь в звездное пространство, она видела лиловую звезду, которая как бы вибрировала, и свет ее мерцал в определенном ритме. Елене казалось, что мерцание отдается в самом существе Елены чарующей музыкой, музыкой ни на что не похожей, музыкой нежной, мягкой,  волнующей.
- Что это такое, откуда это чудное видение, эта поющая странная звезда? - подумала Елена.
- Это Лиловая звезда наивысшего напряжения, она олицетворяет огонь любви, - сказал Учитель.
- Вот оно что...  Значит,  это только мое  воображение...
- Нет, Елена, такая Звезда существует, она говорит о том, что уже известно Космосу: ваша Любовь - это объединение Начал. Она даст вам крылья для Полета.
- Когда?
- Когда и ты и он будете здесь,  в Бездне.
- Но ничто не поможет Львову сейчас,  когда он идет на Землю?
- Ничто не даст ему помощи. Даже твоя любовь. Некоторые дороги, некоторые тяжкие беды должны быть пройдены в одиночку. Но путь,  если он и не даст Львову ожидаемые результаты, даст неожиданные возможности в будущем. А пока жди его.  И помни: можно образовать и усилить только осознанное.  И помни: идущий прав.
Елена ждала. Прошли уже десятки часов. Она томилась, из рук все валилось,  все, что делали руки,  все было испорчено. Она обожглась,  сломала чашку, не разбила, чашка сломалась в ее руках, она порезалась. Елена села, раздумывая обо всем этом.
- Они дали мне много энергии,  вот в чем дело. Поэтому я все ломаю и давлю... Учитель!  Учитель,  я зову тебя,  я - Елена!
- Елена,  я далеко, у меня другое дело. Что случилось?
- Извини, извини... Мое дело окончено для вас, извини, я понимаю...
- Я Учитель, говори, Елена.
- Я привыкла за эти месяцы тревожить тебя своими мыслями. Я обособилась со своими делами,  своими... фантазиями, мне нельзя было делиться здесь этим, я тревожила вас, мне надо привыкать к другому, извини.
- Это ты прости меня, Елена. Ты что хотела сказать?
- Я подумала, что вы пытались восстановить мои силы, но не настолько же, чтобы ломать предметы.  Спасибо и достаточно.
- Не волнуйся. Силы соизмеряй с делом.
- Похоже, что я сумею гнуть железные прутья.
- Сила не бывает чрезмерной. Ищи вестей от Львова.
- Елена! - вдруг сказал чей-то взволнованный голос. -  Он идет. Ты не слышишь его мысли, потому что он уже с телом и идет.
- Где он?
- Он у твоего дома! Елена, он зашел в подъезд! Елена,  он не один,  он с собой ведет проводника! Елена,  он у двери!
Раздался звонок в дверь, Елена, бросилась открывать. В дверном проеме появился ее бывший муж Юрий со своим давним приятелем тоже Юрием.
- О, Боже! - Елена не могла скрыть разочарования. Вспыхнуло раздражение
- Черт бы это все побрал! - сказала она мысленно и пошла на кухню.
- Ты ждала кого-то другого? - спросил вкрадчиво голос бывшего мужа. - Мне ребята сказали, что ты болеешь.
Он появился в кухне.
- Ничего смертельного. Имею я вообще какое-то право на болезни? Или мне надо работать, как Атланту, который один тысячелетиями держит на своих плечах земной шар?! Что это такое? Стоит занемочь, как появляются те, кто желал бы моей смерти! Выметайтесь отсюда оба и живо - вон!
- Нет, она определенно нездорова, - сказал один Юрий.
- Она просто зла, - сказал другой.
-  Я готов забыть эти оскорбления, но если дети посчитают, что дома тебе трудно болеть и тем более выздоравливать, я тебя положу в больницу. Я не угрожаю, я предостерегаю.
- Катитесь отсюда, вороны, ждущие, когда, можно сожрать своих мертвецов.
Гости повернулись к молча вышли.
- Ну, мама, ты круто с ними обошлась! - воскликнул старший сын.
- Я вообще крутая женщина. Потерпите немного, дайте мне дышать свободно, с сердцем своим разберусь, успокоюсь и опять буду обыкновенной вашей мамой. Потерпите два дня.
- Ты теряешь самообладание. Самообладание сложная штука. Оно состоит из мужества и терпения. Ты волнуешься, и мы волнуемся, ведь мы тебя любим.
- Одного прошу - не залюбите меня до смерти!
Елена была и взволнована и испугана. И рассказатъ некому совершенно о том, что ее волнует и что пугает. Сейчас, полная тревоги и разочарования, она твердо знала, что Львов не прошел свои круги ада и на Земле его нет. Она ушла в свою комнату, легла на диванчик.
- Елена, я - Учитель. Успокойся. Всякое отчаяние - есть предел. Сердце есть беспредельность. Тяжкую полосу надо принять и сохранить устойчивость. Если мы нагрузим тебя непомерной тяжестью, это непростительно. Но не вини нас. Мы считали, что ты можешь сделать. И это так. Твоя связь с Львовым дала и тебе и нам некоторые дополнительные возможности для дел Космоса. Миновать возможности недостойно. И я тебе еще скажу:  ты права, что не избегаешь врагов, но нельзя на них тратить силы.
- Если б у меня были возможности избегать врагов, я бы это сделала. Но их не избежать и я злюсь, ибо не   могу ударить, не могу разрушить, не могу вытолкать взашей. Могу только пытаться как-то обезопасить себя немного. И не надежно.
- Елена,  все-таки ты в отчаянии. А отчаяние - это мрак. Излучение твое гаснет от отчаяния, меркнет огонь сердца.
- Дайте мне передышку! И без нравоучений! Я сама должна осмыслить все, чтобы понять на каком я свете вообще.
- Ты видела цвета Тонкого Мира и слышала его звучание,  ты видела Вселенную, как почти никто из живущих на Земле. Ты слышала наши откровения. Не дай пока никому знаний о нас.
- Никогда?
- Елена, пока. Окружающие тебя не готовы узнать это. Ты получишь знак и не уничтожай того, что ты записала о нас. Это знания знаний. Скоро мы простимся с тобой, и голоса ты слышать не будешь. Лови мысли Тонкого Мира, увидь наши знаки, пойми, что они значат. Люби людей так, как любишь, доверяй им, давай им все, что дать можешь, не путай темных с нашими. Помни - наших не много. Знай - сколько дашь,  столько и получишь. Вот образец работы темных:  сначала поселить неверие, потом затопить желаниями, раздуть их в преступления и собрать двойную жатву.
Будет удача - расти ее как цветок. Старайся не бывать в местах, где плотно дыхание животных. Если спросят у тебя совета как пройти жизнь, посоветуй им быть героями. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Да, Учитель. Я все понимаю, и самое главное, я понимаю, что мы скоро расстанемся.
- Да, Елена, расстанемся. Но не забывай нас, Елена. Если бы ты могла знать, какую радость испытывало Братство, когда обнаружило твою связь с Львовым. Очень ценно, что, не будучи медиумом, не покидая жизни,  вы сумели подойти к высшим путям. Бесстрашие перед нескончаемо трудной работой особенно важно. Теперь, грамотная духом, ты можешь действовать вне границ. Тебе не надо быть экстрасенсом, это само собой есть, тебе не надо произносить молитвы - тебя слышат. Ты хорошо можешь формулировать свои словесные посылки, они понятны нам без нашего напряжения, мы понимаем, чего ты хочешь. У тебя будут сны, ибо они нити жизни, сущность предстоящего, проявленное настолько, чтобы не затронуть Карму. Если кто-то захочет общаться с духами, думай: "Каждый волен прыгать в Бездну, но предупредить надо". Можно  часы проводить в устремлении, но существует молниеносная молитва. Тогда мгновенно, без слов, ты ставишь себя в непрерывность всей цепи в Беспредельности...
Образы Учителей вошли в твою жизнь друзьями. Помни: удача не покинет стремящегося, ибо трудно попасть в летящую стрелу. Главный признак нашего зова - когда вас несет неукротимо, как на крыльях. И помни: побывавший у нас научается молчанию. К тебе придет помощь - наши наставления получат нужные лица, и ты встретишь их. Путь жизни - взаимная помощь.
Посылки наши будут тебе ясны. Если помощь идет, не отказывайся от нее, знай: этот человек наш. У тебя будут спазмы тоски, но без этого невозможно духовное продвижение. Будет тоска, усиливающаяся от невозможности рассказать о происшедшем. Кроме случая, который тебе представят, кроме этого исключительного случая, никто из бывших с нами ничего тебе не скажет вслух о нас.
Но как огни, пусть горят твои зовы, наполняя пространство. Они будут услышаны... Но рисунок следования по этим огням духа сложи себе сама.
Ты будешь знать о несчастьях разных семей. Если у них так, значит, жизнь их духа не входит в их обиход, И обиход обращается в берлогу дикого зверя. Развей в себе предвидение и будь на страже. Не думай, что ты со всем, что в тебе есть, одинока. Одиночества не бывает.
- Учитель, Львов не вернулся на Землю.
- Елена, мы заберем его к себе, он не будет в Юдоли, он - наш. Уйдут от него тяготы земные, но придут несравненные заботы космические. А ты будешь на Земле долго. Ты будешь спасать верою, которая превыше всех религий. Мы готовим поручни тем, кто решил взойти. Посланные тебе мысли сделают тебя сотрудником огненных достижений. Тебе дали щит. И на твоем щите света начертано: честь, преданность, самоотверженность. Кто возьмет на себя жертвенный труд, как ты? Это тот, кто заменяет силы небесные на Земле, тот, кто знает огненный культ самоотречения, тот, кто знает космическое служение. Ты будешь одна. Но помни: мощны лучи объединенных аур. Через пять лет расскажи своей подруге Елене свое дело.
- Почему ей? - спросила Елена.
- Она пишет книги. К этому времени она узнает много об огненном мире; идеи, данные тебе, найдут в ее лице воплощение. Знай, она пишет книги, но не отдает в печать.
Заинтересуй ее своим рассказом о Львове и о нас. Расскажи о Юдоли и отдай все записи. Мы ей дадим мысль написать художественную повесть обо всем, что с тобой было. Она пишет много и пишет нервно, это будет ее первая книга, которую опубликуют. Это нужно Космосу. Ей дадут помощь, но пусть она возьмет псевдоним. И никто не должен знать о тебе, никто не должен проникнуться знанием кто Елена. Ты поняла?
- Да, Учитель.
- Темные бросят на весы все свои ставки. На тебя обрушатся вопли несовершенных. Вам будет дано Космическое Право на публикацию книги. За него не ты будешь бороться, только она одна.
- Учитель, я в растерянности. Я знаю, Елена не борец, это раз. Никто ничего не знает о том, что знаю я, это два. Продвинуть сознание так же трудно, как сдвинуть гору, это три.
- Я сказал: отдашь все Елене. У нее свой Учитель нашего Братства. Положись на нее. Она дело сделает. А теперь прощай. Прощай, Елена.
- Это все? Все? Было и исчезнет?
- Продолжение опасно для тебя. Тебя караулят темные. Они ждут, когда, ты скажешь слово. Если скажешь кому-либо,  кроме Елены,  попадешь в очень страшное положение. Надо избежать ненужных страданий.
- Я - Карма... - раздался бесстрастный женский голос.
- Мы помним о тебе. Я кончил. Я все сказал. Прощай, Елена.
- Прощай, - промолвила она.
Елена была растеряна,  она не знала, как ей быть теперь, Ведь она стала другой, не той, что была в августе этого года. Вдруг она вздрогнула. Бросилась к телефону.
- Елена, это я, Елена.
- Да, как давно тебя не было в эфире! - сказала подруга, смеясь.
- Я тебе задам вопрос, а ты ответь честно, хорошо?
- Я отвечу честно,
- Ты пишешь книги?
Молчание было ей ответом.
- Елена, ради всего святого, ответь правду, а то я уже готовый продукт для психушки!
Раздался вздох. Длинный-длинный вздох.
- Да, Елена, я пишу.
- Елена, и много их у тебя?
- Две. Пока две.
- И ты не пробовала опубликовать их?
- Пробовала однажды. Книга не вынесла конкурса.
- Плевать на это, Елена! Ты напишешь еще книги, знай это!
- Ну, все, пророчица. Я полюбила это дело - писать. Я не графоманка, я просто пишу, но не могу их проталкивать, а они хорошие. Я никому не рассказываю об этом. Но ты хотела знать, я ответила.
- Отлично, отлично. Если со мной что-то случится, знай - я здорова.
- Да ты что горячишься, в чем дело?
- Ты узнаешь в свое время, а пока я счастлива, что есть ты, Елена.
- Ага! Что-то новенькое и, как я понимаю, что-то странненькое, - засмеялась подруга.
- Елена, все, до встречи. Забудь о разговоре, сегодня он имеет значение только для меня.
- Хорошо. Ну, пока?
- Ага, всего, - Елена положила трубку, села в кресло и стала разбирать газеты, не читанные с августа. И вдруг, что-то вспомнив, бросилась просматривать ноябрьскую почту. И вот в руках газета следующего дня за той ночью, когда улетали Атланты. Она проверила каждую колонку и нашла краткое сообщение: "Сегодня ночью в районе Тихого Океана произошла авария советской атомной подводной лодки. Обстоятельства гибели выясняются".
- Елена, я - Львов, - раздался голос.
- Ты точно Львов? Какая твоя последняя работа в кино?
- Дятлов в "Сумерках", а что? Ты меня ошарашила.
- Ничего, я думала, что это не ты, а обман, подстава. Извини.
- Я в Юдоли, Елена. Я должен тебе многое сказать. Я не дошел до Земли.  Мы шли и шли через пространство. Первые три круга...
- Круга? Какие? Я говорила себе: круги ада...
- Понимаешь, на этом пути существуют какие-то силовые поля, через которые надо продираться, преодолевать их. Это очень трудно, очень. Свои ощущения трудно описать, да и не нужно теперь. После первых трех препятствий, после их преодоления, я почувствовал, что потяжелел. Дальше наступило время новых сфер, и я полз, полз к Земле, к тебе. Это было ужасно. И вдруг потерял сознание и очнулся уже в Юдоли. Что там было, я не знаю. Нет слов у меня рассказать тебе все, все трудности меркнут перед этим походом.
- Что же, Юрий, мы не выиграли это дело. Но, говорят, что жизнь твоя там станет другой. Пройдут годы...
- Елена, будь женой мне всегда, не выходи замуж. Знай, для меня это просто не пройдет. Я знаю, жизнь так сложна, что мне надеяться очень трудно. Елена, дай мне обещание не знать мужчин кроме меня.
- Не волнуйся, Львов. Не будет никаких мужчин.
- Я понял, ты моя. Мне дали тебя не просто так, мне дали новую жизнь.
- Львов, не говори много. Простись с Еленой, -  сказал чей-то голос.
- Нет! - воскликнули оба.
- Львов, Львов, я - Елена. Издали твои стихи, дали название крошечной планете в твою честь, издают пластинки, говорят и говорят о тебе!
-  Понимаю. Мне дали вторую жизнь на Земле. И моих поклонников много. Не будем об этом. Я хочу, Елена, чтоб ты была мне другом, моей любимой, моей радостью. Если выпадет случай, при первой же возможности буду приходить в твои сны. Гимн жизни имя твое, Елена.
- Кажется, Львов просто тянет Елену в Юдоль... - сказал чей-то голос.
- Они, видимо, знают, что тебе отпущено на Земле еще много, - продолжал Львов, - а я сегодня без твоего зова совсем раскис и с ужасом думаю, что они могут прекратить даже редкие встречи через блюдце. Я буду жить так, как сказал Иисус, и ждать тебя буду, одну тебя. Делай свои земные дела, их у тебя много. У нас будет жизнь такая, какой в Космосе живут немногие. Думай о Юдоли и знай, что Львов всегда с тобой. Я страдаю. Я никогда так не страдал. И однако издалека говорю тебе - я счастлив. Зови меня иногда. Зови просто: Гей, Львов! И делай это почаще. Издали тебе трудно будет думать, что я жду тебя, но знай, это так. Будут идти десятилетия, я буду ждать. Буду ждать терпеливо и делать те дела, которые дадут. А сейчас я спою тебе, одной тебе.
Ты слышишь, как поет вечерняя Звезда,
Лиловая Звезда из сомнища созвездий?
Я жил, я жив и я с тобой всегда
Для странствий, для любви и для возмездий.

Земную жизнь я отряхнул, как пыль,
Сквозь холод Черных Бездн пронзаюсь.
Но ускользающий твой зов я не забыл
И в сны твои к тебе я возвращаюсь.

Хватаясь за сверкающую нить,
Что вяжет нами дальние миры,
Душа моя летит, чтоб петь и жить
И Космосу вернуть его дары.

Но сердце скреплено твое настолько,
Что вновь стремиться в пустоту и мрак
Искать меня,  страдая добровольно,
И Бездна для тебя уже не враг.

В блужданиях меж Бездн с тобою я.
А там лишь мрак.  И это исчезает.
А впереди поет Лиловая Звезда
И нас к себе сиреной призывает.

Голос Львова затихал вдали и исчез.
- Вот и конец. Вот и конец всему, - подумала Елена. - Он уже не борется, но еще не сдался. Наверное, у Учителей будет с ним много забот. Родят его где-нибудь в Австралии, и опять мы разлучимся. Да,  видно, они провели с нами опыт, он удался, и я рада, и Космос доволен. "Все хорошо, прекрасная маркиза". Надо продолжить жизнь так, чтобы никто не знал, что было со мною. Надо на время забыться, начать какую-то огромную работу...
Она прошла по комнатам,  все внимательно осмотрела. Во входной двери повернулся ключ, и вошли ее дети.
- Мальчики, - сказала она, - мой отдых окончен. Пора за работу. Завтра начнем ремонт квартиры. Капитальный. Идет?
- Еще как идет! - закричали мальчики.
- Ну, вот и чудесно.
"Вот и закончились мои странные 110 суток жизни, проведенной на Земле и вне Земли, 2640 часов, три миллиона семьсот одна тысяча шестьсот минут. Прощайте".
... Прошли годы. И вдруг однажды, проснувшись, Елена уловила буквально на грани слуха голос Львова и стихи:
Закончился тернистый путь печали,
Теперь по огненной мне лестнице идти.
Да, умер я, и это лишь начало
Прекрасного и странного пути.

Я чувствую вибрации потоков
Неслышимых мелодий дальних сфер.
Живу среди Богов. Здесь нет пороков,
И нет привычных нам весов и мер.

Ты знаешь, милая, незаполнима Бездна.
Ее не выпить и не исчерпать.
А ты - летящая стрела среди созвездий,
Не исчезай, свети и помоги мне ждать.

Нас преданность перенесет чрез Бездну.
Внизу останется земной безумный мир.
С его реальной логикой железной,
Его звучащий стонами эфир.

Тебя я встречу в чудном фраке черном,
Под ноги брошу дальних звезд цветы.
Ты будешь в чем-то золотом, просторном
И мне и жизни улыбнешься ты.

Елена подошла к темно-вишневой гитаре, на которой за струнами лежали две выцветшие иссохшие желтые розы.
Прикоснулась к струнам.
"Встань, друг. Получена весть. Окончен твой отдых", - сказала себе Елена.
Придерживая халатик, она подошла к телефону.
- Алле! Здравствуй, Елена. Это тебя Елена беспокоит. Мне нужно с тобой встретиться и поговорить. С меня сняли "табу". Я тебе расскажу что-то, что тебя заинтересует. Это будет работа. Адова работа. Я буду говорить с тобой несколько часов. Ты выслушаешь меня? Я еду.