Женькины истории. 2. Рыжая Лёлька

Тем же летом в Женькином дворе собиралось много детей. Они приходили играть почти со всех близ лежащих домов Штыковой и Литейной улиц. Только в его дворе было шесть домов, где проживали три мальчика и две девочки, и в одном из них жила Лёлька Бузова. Она было младше Женьки на четыре с половиной месяца, и ходила за ним всюду, как ручная собачонка. Для своего возраста, Лёлька была невысокого роста, худенькая, с огненно-рыжими волосами и подстрижена под горшок. И как-то, сосед  дядя  Боря  в шутку назвал Лёльку «блоха». Так к ней это прозвище и приклеилось.
В то время, наверное, все дети рабочих окраин Тулы играли в игру «дочки-матери». Почему играли в эту игру? Да потому, что в этих районах города преобладал частный сектор, и вся семейная, хозяйственная жизнь родителей проходила у их детей на глазах, со своими передрягами и победными шествиями. Вот и подражали дети в играх взрослым семейным отношениям.
Лёлькин сад с огородом, с непролазным глухим деревянным забором, примыкал к сараю Женькиного отца и в его деревянной стене, на уровне пояса, образовалась дырка от выпавшего сучка. Эта дырка была просто находкой для пытливого глаза Женьки. Тётя Люся, так звали Лёлькину маму, частенько стирала в саду, стоя лицом к сараю, буквально в четырёх метрах от просмотровой дырки. Женька любил смотреть в дырку, когда стирала тётя Люся. Её огромные сиси колыхались в тесном платье. Периодически вываливались вперёд, сигнализируя розовыми сосками, что их надо заправить назад. Потом появлялся Лёлькин отец дядя Коля. Он приносил два ведра воды и, оглядевшись по сторонам, одной рукой задирал сзади платье тёти Люси, другой же рукой с наслаждением натирал ей попу. За всем этим наблюдал Женька и представлял, что вместо дяди Коли он натирает попу тёте Люсе, и весело смеялся, заливаясь всё больше и больше.
- Наверное, это было очень приятно, если дядя Коля так делал периодически и с таким наслаждением,- думал Женька. Да и тётя Люся в этот момент сразу переставала стирать, приседала, как наседка, делая ноги колесом, закатывала глаза и, вытащив свои сиси из-за пазухи, большим и указательным пальцем, крутила соски, вытягивала их от себя вперёд и стонала. После этого дядя Коля, вытащив руку из-под платья, её нюхал и, улыбнувшись, уходил. Так продолжалось несколько раз. Только одного Женька не мог понять, почему тётя Люся сама себе не чесала попу?
- А..? - Женька догадался!
- Ей было неудобно это делать, когда она стирала бельё!
Как-то в один из июльских дней, после обеда, когда все родители были ещё на работе, к Женьке подбежала Лёлька и предложила поиграть в «дочки-матери». Женька неохотно согласился, зная, что ему, как всегда предстоит исполнять роль «отца»  пришедшего с работы. Он должен был накормить кукольных детей, сходить за водой в колонку, а уже потом лечь на диван и читать свежую газету. Но всё же согласился, так как заняться было нечем. Игра проходила вяло для Женьки, он всё время ждал последней «сцены», когда он уляжется на раскладушку, стоящую в конце двора под огромной увесистой грушей, опустившей свои ветви до самой земли. Ведь там, на раскладушке, под грушей было прохладно. Жгучее солнце не пробивало листву, оставалось где-то, на макушке дерева.
Внезапно Лёлька «жёниным» голосом сказала:
- Ну, папа молодец, теперь можешь и отдохнуть.
- Иди, ляг на диван,- и указала Женьке рукой на стоящую под грушей раскладушку. Женька пошёл, как ему и было указано, Лёлька шла рядом. Они подошли к раскладушке, и Лёлька сказала:
- Папа с мамой всегда после работы ложатся на диван и отдыхают. Давай и мы так сделаем.
- Давай,- согласился Женька. Они улеглись навзничь. Под ветками груши царила прохлада, было тихо, и их никто не видел.
- Вот, это настоящая семейная жизнь,- подумал Женька.
- Хочешь посмотреть мою писку?- спросила Лёлька, и свою мне показать? И не дожидаясь ответа, приспустила трусики. Женька ни минуты не стал колебаться. Кому-кому, а Лёльке он мог разрешить всё, он даже не воспринимал её, как девчонку. Блоха и блоха, одним словом. Сняв, свои трусики Женька, привстал и посмотрел на Лёлькину писку. Она была белая и гладкая, без единого волосика.
 - Неужели такие писки у девчонок бывают,- подумал Женька, вспомнив «чудо» бабы Мани. Писка Лёльки поднималась маленьким бугорком, состоящим из двух половинок, похожих на лимонные дольки. Они ровным, красивым рядком уложились в конце её плоского животика.
- Потрогай, если хочешь,- предложила она. И рука Женьки плавно опустилась на что-то мягкое и тёплое. Ровная канавка бугорка вложила в себя Женькин средний палец, и он почувствовал горячую и еле влажную писку. Лёлька согнула в колени левую ногу и отвела её в сторону.
- Нравится?- спросила она.
- Да…,- сквозь зубы процедил Женька.
Вдруг, совсем неожиданно Лёлька погладила низ живота Женьки, а именно его писку. Женьку тут же согнуло пополам, а потом выпрямило. Было не то что бы больно или щекотно, наоборот, так сразу захотелось писать, а может какать, что именно Женька не понял, но ощущение было странным. Но это ощущение находилось внутри его живота и не собиралось выходить наружу.
Так они лежали, может час, а может два, под широким покрывалом груши, перекрестив руки, как бы стыдливо прикрывая человеческое естество, и каждый мечтал о детском счастье, совсем не связанным с сексом.
На следующий день Женька о Лёлькиной писке рассказал Саньке Мазурову и Шурке Луцкому, они проживали через дорогу Штыковой улицы, напротив Женькиного дома и были уже взрослыми. Им было по девять лет, и они учились в школе. Санька и Шурка знали, чем можно «подкупить» девчонок, заставив их показывать свои писки. Они набрали на помойке Женькиного двора разноцветных пробок от пузырьков из-под духов и одеколона, промыли их водой под водопроводной колонкой и носили в карманах, постоянно гремя загадочными  интересными предметами, произнося такие слова девчонкам: "А у нас что-то есть, но вам не дадим!".
 Девчонки бегали за ними гурьбой, и просили им показать, что же у них такое в карманах, но Санька и Шурка соглашались не только показать «товар», но и поменять его.
- Кто первой покажет писку, та и получит самую красивую пробку,- кричали мальчишки. Танька, Зойка, Лерка стали по очереди задирать вверх платья и демонстрировать свободно болтающиеся трусики, через растянутые края которых мелькали двугорбые и не очень, мандариновые, апельсиновые и лимонные дольки  детских писак, представленных на обозрение мальчишек.
К Шурке подбежала Лёлька и попросила, что бы он тоже показал. Шурка был старше и хитрее. Он оттопырил шорты и, вытащив одно яичко, представил его всей публики, как писку.
- Ну как? Здорово? - спросил он у Лёльки.
- Ага-а,- протянула она.
- А теперь ты Лёлька покажи!- сказал он. И Лёлька задрала вверх платье, приспустила трусики и, прогнувшись назад, выпятила свою первозданную прелесть прямо Шурке в лицо. Шурка сначала было, резко отшатнулся, но, слегка покраснев, присел на корточки и стал вблизи рассматривать Лёлькины прелести, что-то шептал, качал головой и улыбался.
Эти инстинктивные, даже порой животные детские забавы продолжались ещё больше месяца, пока на помойке не закончились пузырьки с разноцветными пробками из-под духов и одеколона, и пока на улице продолжало звенеть весёлое, беззаботное  лето, лето 1964 года.

P. S.
В 1986 году Лёлька трагически погибла, её смертельно ранили ножом в пьяной драке, а тётя Люся через три года, после смерти Лёльки, скончалась от передозировки алкоголем.