Книга 1 Глава 9 Мейлах в октябре

                МИШИНА МАМА
                После твоих разговоров
                Особенно, трогает тишь…
                Заслушаться можно, родная,
                Как только на миг замолчишь!

         Мишина мама – худенькая, маленькая женщина с грустными глазами, цепкой памятью и неутомимым языком - была человеком с оригинальным складом мышления.

 Образованием она не была избалована, но при дремучей необразованности умела уловить в разговоре интеллигентные фразы, запоминала их и охотно вставляла в свою речь, придавая им неповторимый колорит.

 Выходило иногда очень мудро, но главное – смешно. Каждое выражение, вылетевшее из её речевого аппарата, запоминалась собеседниками для последующего использования.

          Рахиль Менделевна, очень любила своего единственного сына, но порой её забота была настолько обременительной, что даже добродушнейший Миша проявлял раздражение. Он всегда был под постоянным присмотром мамы, и она доставала своим назойливым вниманием не только сына, но и всех, кто его окружал.

 Жили они в сотне метров от реки – любимого места нашего обитания. Рахиль Менделевна, или попросту – тётя Рая, приходила посмотреть, чем  мы там занимаемся.

Чтобы как то оградить себя от её назойливости, мы переплывали на другой берег реки и только там себя чувствовали комфортно. Мы пели песни, читали, загорали и резвились, как могли.

         - Миша! – вдруг начинала кричать с другого берега тётя Рая.
         - Миша! Иди к мине, я хачу что–то тибе гаварить!

         Миша занимался своим делом, не обращая внимания на материнский зов.
         - Миша! Иди бистрее! Я имею сказать тибе что–то важное!

         Миша нехотя, как ненасытившийся вол идущий с пастбища в стойло, подходил к берегу и начинался разговор через русло реки:
         - Как ты уже мне надоела! Ну, что ты хотела, что?
         - Иди Миша, к мине, я всё скажу!
         - Скажи, я и так услышу!

         - Нет! Я хачу что б к мине мой сын прихадил сам.
         - Как я подойду, здесь же речка!
         - Так плыви уже, что тибе пахаход нужин или что?
         -Так вода холодная!
         - Ага, как туда, так вада ни халодная, а как к маме, так уже и ваду прастудил?

         - Мама! Я не полезу в холодную воду. Пойду вокруг, через мост, это всего два километра, но тебе придётся долго ждать!
         - Ничего, подожду. Я на поезд ни опаздываю!

         Мише ни хотелось так далеко идти, и он вплавь добирается до мамы.
         - Ну, и что ты хотела такое важное сказать?
         - Знаешь Миша, схади вирви мине луку. Адну цапачку. И всё.

         - Мама, ты в своём уме? Лук растёт дома, под окном. Ты же сама могла его вырвать, а шла за мной, не поленилась. Тебе, что, делать больше нечего?

         - Я, конечно, могла би вирвать, но передумала. Зачем мине эти хлопаты. Я хачу, чтобы это сделал ты, мой сын. Мине будит приятно, что ты такой заботливый пра маму.

 Вирви, Миша, я скажу тибе спасибо и ищё добавлю пару интиресных умных слов для порядка. Ну, давай, Миша, двигай ножками. Я тут пакараулю тваю речку, чтобы она хатя бы никуда ни делась!

         Миша с недовольным видом пошёл за луком. По дороге покурил, поболтал со встречными-поперечными. Затем,  надрав несколько пучков лука, зная, что всё равно мама пошлёт его за добавкой, принёс их маме.
 
         - Ой, Миша! Пусть бы ты ищё вирвал укропа, а то тибе опять придётся вернуть сибя дамой. Ты же знаешь, что лук без укропа такой же в супе одинокий,  как ты без Лёни Сакалова. Схади синок. Я ищё пакараулю тваю речку.

         Наконец-то Миша освободился от бремени маминых поручений и вернулся к нам. Через полчаса опять голос тёти Раи:
         - Миша! Иди скоринька к мине, я хачу у тибя,  кое-что разведать!

         Миша «дал в хомут» и стал яростно огрызаться.
         - На кого ты фиркает? На мама, каторая тибе ест, пьёт! И тибе ни стыдно против мамы? Плыви бистринько к мине и перестань сказать для мамы такие поносные слава. Ты знаешь, как я тибя ражала? Ни знаешь. Так вот я тибе скажу, что это ни такое висёлае занятее. Влюбляться – смеяться, рожать – плакать! Как я тагда плакала! Больше, чем смеялась! Не обижай маму, иди к мине. Ты мой сын и должен тирпеть, какая я харошая.

         Миша вопреки своему желанию вынужден был приблизиться к маме, чтобы услышать следующее:
         - Ты помнишь нашу тётю Броху? Как это - ни помнишь? Вспоминай! Она жила с нами, пока Мейлах не стал ей кое–что заигрывать и мине пришлось показать ей на широкую открытую дверь. Как это ты ни хатишь слышать про свою любимую тётю?

 Эта же она тибя маленького воспитывала. Правда, пока из тибя ничего хорошего ни получилось. А она всё гаварила:   «гениальный рибёнок, гениальный рибёнак»!    А гройсе хухэм – очень умный! Это когда ты молочко из бутилачки випил, а соску одел, -  на  что ты думаешь? Так она первая заметила. Радавалась за тибя!

 Если бы она знала, что ты ни хатишь про ниё слышать, то огорчилась бы до потери сознательности. А я ей гаварила:
        «Броха! Ну што ты рибёнка так прихваливаешь? Иму уже три года стукнула, а он даже на скрипачке играть ни пробовал!  И што из ниго дальше будит?»

  А то и вышло, что ты, Миша, даже на патифоне ни научился. Пусть бы ты, прикончил какую-нибудь музыкальную школу, хотя бы по классу собачьего вальса, что ли. Нажимал бы  чёрные и белые клавиши,  радовался бы жизни, раз ни хатишь, как Додик Ойстрах, випиливать на скрипачке рапсодии всякие. Вспомнишь мамины умные советы, да поздно – поезд утутукал!

         - Так вот, Миша, тётя Броха прислала письмо. Всё спрашивает и спрашивает. Так надо же ей отписать, а я забыла, как пишется буква «Ж». Вот тибе бумажка, вот карандашка. Нарисуй, как оно будит и всё.

         Миша молча выводит букву. Тётя Рая внимательно рассматривает бумажку и спрашивает:
         - А ты точно знаешь, что она так пишется? Это тибе в школе показывали или ты сам придумал? Я когда-то видела букивку, пахожую на туалете. Может, она и есть такая? Ты ни обманывай миня, а то будит неудобно перед тётей Брохой.