Призрак осени

Парк окружён зияньем общих сот.
Хандра, блокнот…

На рассвете походя поздороваться с берёзками…
Попрощаться: впереди – гонки по шоссе о восьми рядах, лавирование в тысячной толпе нагломордых, вонючедымных, разномастных машин, взбрыки стрелок спидометров, резкие торможения… И здесь, в прямой кишке дорожной, широко расставлены локти.

Бах, и день прошёл. Вчера был вторник, а сегодня – суббота! Никогда по-другому, никогда, как раньше – семь замечательно долгих дней недели! Только так будет: после воскресения – суббота, после вчерашнего ещё сорокалетия на тихой пригородной речке – привалит полтинником; песчаный (только что) бережок уже заляпан бетоном, застроен в город.

Как неправдивы эти яркие бутылочные этикетки: они – часть людского – искус, привкус, уксус…Вонь, обман, забытье.
Бородатый измокший изгой лежит на куче мусора, так и упал, как стоял – два костыля в ручищах человеческих; рядом столики забегаловки. Народец, музыка. Пьют, не видят, не чуют.…Хорошо-то как! И – всем.
Да может лучше так или вот этак, чем одиноко, в пустом доме, вымеряя «норму»: пятьдесят или сто пятьдесят? Стакан, или…
Руки дрожащие – вдруг зайдут, увидят…Кто? Когда это было? Не страх, но омерзение собой.

Жаждущий тебя компьютер! Как обиженно холодны клавиши – поначалу, но потом, потом…торчат многочисленно квадратными…сосочками! Пальцы в пластмассовом электронном сексе – ну, давай!
Нет! Не отразилось, не нашлось, не отозвалось…Спать, спать. Импотенция от рассудительности себя сбережения? А клевать носом за столом, на работе?
И вправду, зачем же, если не пришла муза?
Но раньше-то? Карандашик, лист бумаги – и?
А как знать, может быть сегодня, именно сегодня, именно сейчас…Не сразу, потерпи…Нету терпения! Спешка.
Проехали.

Красивые листья девичьего винограда – жёлтые, красные, бордовые, ещё зелёные, в смешенье этих цветов, - у ног и на нагретой заглянувшим из-за крыш на часок солнышком шершавой стене... Всю весну и лето - от ржавой железной изгороди, цепляясь за асфальт и кирпич, и вот, заросли.
Удивляюсь природе: как растение определяет, куда ему расти – к свету, к жизни? ведь запросто можно до осени ползать в густой траве, вдоль дорожки, а стены не коснуться.
Зацепившись, подняться!
Растение понимает, а ты?

Невозможно выйти, расслабленным и умиротворённым, в ещё тёплый, но уже жёлтый парк.
Не то чтобы из-за дел (метания между тем и другим), а всего не выполнишь в нескольких часах свободы, но уже от отсутствия в душе хоть призрачного, но просветления: печально, но голова горожанина, занятого работой шесть дней в неделю, и в выходной функционирует по-деловому – в ней нет места меланхолическому созерцанию осени.
Парковые скамейки не для тебя; скоро холод, и голые стволы деревьев в унылой мороси и гниющая листва в очередной раз будут фотографироваться бегущими глазами, чтобы потом, накладываясь на жёлто-красные ковры бабьего лета, проектироваться в насквозь фальшивые, синтетические эссе – как следствие суеты жизни.

Прошлое было другим…Прошлое – спасение. И оно как подножка настоящему.
Похожая на бабу Ягу, с всклокоченными седыми паклями старушенция на пахнущем арбузами и помидорами рынке – как сумела подставить мне суковатую, древнюю палку меж ног? Я чуть не шлёпнулся на бегу; оглянувшись,
её не увидел.
Твоё прошлое моложе – подойди к зеркалу – вон оно.
Беда в том: одно дело вспоминать молодость, другое дело – жить этим сейчас. Тогда тот, из-за зеркала, жив и ныне и действует за тебя в этой, настоящей жизни, а ты, стало быть, здесь не присутствуешь.
Тогда где ты?
Пустая скамейка в парке? Похоже, что это не так.