Убиение света

Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за мною;
Ибо кто хочет душу (т.е. жизнь) свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее.

(Матф. 16 : 24-25)




Жестоко-знойный день в разгаре, когда на том холме происходит равно обыкновенное, ужасное и великое: признанный людьми виновным – предается смерти.

Избитый злобной глумливой толпой, оплеванный, истерзанный и оскорбленный – Он пригвождается к перекладине креста и, высоко поднятый на поругание победителям, оставляется умирать.

Солнце палит, изнуряя и иссушая живую страждущую плоть, и муки Казнимого – непереносимы.
Но Он – не побежден и не может быть побежденным.
Воздев глаза к Небу, Он сообщается с Отцом, зная, что мучения Его – искупят неисчислимые грехи человечества, и Его страданиями поглощаются безмерные страдания миллионов, последующих в веках.
Крест орошается Его кровью и смертным потом.

Все это было и будет еще.
Так было со многими до Него и с тысячами еще случится в дальнейшем.
И Он – по плоти – такой же, как все.
Единственное отличает Его от прочих: Он – Сын Божий и Сын человеческий, высотой совершенства равный Своему Единосущному Богу-Отцу.

Свирепая позорная казнь завершается смертью.
Но когда испускает дух Этот Приговоренный, ночь вселенского ужаса и отчаяния падает на мир. И меркнет солнце, и судорожно сотрясается в рыданиях смертельно раненная осиротевшая земля.

Но... отходя к Отцу, Он изрекает сокровенное Слово.
"Совершилось!.. – выговаривают предсмертным выдохом Его запекшиеся уста, и в сем Глаголе – торжество величайшей победы.
Ужасное – оборачивается ярчайшим, неугасимым в веках Светом.
Исполняется предсказанное в незапамятные времена, многократно подтвержденное Пророками: в этот час все сбывается по словам их.

И согласно пророчествам, Этот Казненный восстанет из мертвых на третий от кончины день.
И подвиг Его служения Богу и людям, Его учительства, Его безграничной самоотверженной Любви к каждому из живущих – сделается средоточием всех смыслов, скрещением всех сил и чаяний в человеческой истории.
И недолгая земная жизнь Его во веки веков станет Залогом Спасения, верной опорой и надеждой на Божью милость и прощение для всех живущих, страдавших, преступавших законы и раскаявшихся во Имя Его на пути от часа рождения до часа смерти.



I



Тогда Иисус сказал им: еще на малое время свет есть с вами; ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма, а ходящий во тьме не знает, куда идет;
Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света. Сказав это, Иисус отошел и скрылся от них.

(Иоан. 12 : 35-36)



Проходят годы с того часа, что неумолимым черным мечом разрубил надвое наше время.

Мне никогда не забыть гнетущей тревожной синевы ветреного вечера на автобусной остановке, когда в свете тусклого фонаря нашел вдруг глазами на последней странице "Известий" над узкой колонкой текста заголовок: "Убийство..."
Стоял, как громом пораженный, оцепенев, смотрел на эти слова в газете – и не верил, не мог помыслить и допустить... вместе с тем – тотчас постигнув, что   э т о  – могло быть  т а к   и   т о л ь к о  т а к,  и иначе – совершиться не могло.
В   э т о м... – немыслимо чудовищном – казалось, была сокрыта некая изначальная, непреложная надмирная предопределенность.

Оледенев на ветру, не мигая смотрел и смотрел на эти строки в газете. По силе чувства, по сокрушительности удара и боли – то была подлинная  п о т е р я   о т ц а: мучительный вскрик души был точь-в-точь таким, как при известии о внезапной кончине отца к р о в н о г о,  р о д н о г о.

Эта боль не утихла и теперь.
Она также свежа и неизбывна и не пройдет никогда.

Гибель любимого, бесценного существа – всегда и неизбежно ввергает поначалу в столбняк горя. Но по прошествии времени в сознании оставшихся жить она наполняется новым значением и смыслом.
Теперь, когда минули годы, и эта гибель многое открыла, высветила и прояснила.



II



...Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его...

(Матф. 25 : 41)



Бывает... о н и приходят изредка на землю.

Всемилостивый Бог, несмотря на грехи, слабости и преступления, все же дарует   и х   нам, посылая в клокочущее непримиримой ненавистью и зверством людское скопище человеческие существа столь прекрасные и благородные,что само их явление в этом мире, реальность их физической жизни представляется как бы отвлеченной неправдоподобной условностью, почти чудом... будто видением идеальной мечты – настолько несовместимыми кажутся  о н и  с той средой, в которой призваны обретаться.

Быть может, поэтому и видится суровая мрачная закономерность в краткости их существования среди людей на земле.

Есть предначертанность в их судьбах: служа любви и добру, принять удел страдальческий и конец – насильственный. Э т о т мир, погрязший во зле и стоящий на лжи, не терпит подобных – сияющих незапятнанной чистотой и озаряющих собою ночь бытия. Всеми силами стремится падший мир принизить, вытеснить, угасить и уничтожить их.

Тогда-то враг человеческий, вечно бодрствующий и постоянно готовый противостоять Божескому в людях, вселяется в завистливые твердокаменные сердца ненавистников Света, завладевает душами несчастных, слабых, нередко ущербных нравственно и безумных в духовном невежестве и помрачении людей – и их руками совершает непоправимое: истребляет и губит ту дивную субстанцию, воплощенную в редчайших светочах, что посещают нас, указуя собою – ч т о  есть человек, каковы его возможности и  к а к и м  должно быть ему на земле.

Именно такую – страшную и мистически-возвышенную предопределенность видишь в жизни и смерти удивительного человека, священника и посланника Божьего, неутомимого служителя Истины, проповедника Мира, Веры и Любви – в полном и совершенном смысле всего себя и до конца отдавшего Богу и людям.

Да, скоро замкнется еще один годовой круг, придя к той временной точке раннего утра 9-го сентября, что пометит прошествие еще трехсот шестидесяти пяти дней без священника Александра Меня на земле.

Минет еще год, как он был злою смертью отнят у нас. Еще год – как обедневшая Россия, обедневшая Церковь и осиротевшая его паства вершат свой заданный путь без этой поразительной души, без этой Личности, без этого избранного Сосуда Божия, чье присутствие и деятельность осеняли благодатью нашу измученную, заблудшую в безбожии страну.

Уж какой год мы движемся в наше неведомое будущее – без него.

Без него?

Да нет же!..

И в том – бездонная глубина и торжество неисчерпаемого христианства: эта ужасная внезапная гибель от рук человеческих духовно могучего, горячего сердцем проповедника Слова Божия и Христовой Любви – только укрепила понимание значимости его деяний и миссионерского подвига среди нравственного одичания истерзанного униженного народа.

И это слишком ясно каждому, кто имеет хотя бы малое представление о трудах и днях протоиерея Александра Меня, каждому – и его друзьям, и его ученикам, и его духовным чадам, и многочисленным читателям его прекрасных светоносных книг, и вообще всем, чье сердце не обросло корой и не превратилось в камень.

В не меньшей мере ясно это и его преследователям и врагам.

Вопреки намерениям тех, кто замыслил это кощунство, лютая смерть от топора темного наемника лишь колоссально возвысила авторитет самого о.Александра Меня, но, главное, она возвысила авторитет той светлой жизнеутверждающей веры, за победу и торжество которой он положил голову.

Грубый и жуткий, достойный самых мрачных эпох в истории, акт кровавого убийства за праведность и веру – как бы ни было больно и горько при мысли о невосполнимости потери этого человека, – произвел огромный поворот в тысячах сомневающихся душ, в тысячах людей, отыскивающих выход из мучительного лабиринта российской судьбы и жизни как таковой.

Эта смерть привела к вере и в лоно Церкви многих и многих чистых сердцем и покаявшихся, ибо чудны дела Божии, несравненна и величественна заключенная в христианстве Правда, если за них в исступлении ярости и бессилия мстят – вот  т а к, убивают – вот  т а к, если дела эти – столь страшны силам зла и нестерпимы для сатаны.

А коли так, – подобному служению можно и должно посвятить себя всего без остатка, отдать этой вере и душу, и тело, и, подобно тому как преумножилась на земле после смерти на Кресте Голгофы сила и власть Того, Кого так пламенно и преданно любил о. Александр и Кому следовал и служил он до последнего дыхания, – точно так же посмертно разлетелась по белу свету весть о нём самом, и с новой силой высветилась его роль как пастыря-труженика на Ниве Христовой.

В сравнении этом – нет ни святотатства, ни богохульства.
Нет в нем ни переоценки, ни передержки.

В сущности, весь путь христианства и христиан был, есть и будет до конца мира построен на подражании Ему, был и будет стремлением и дерзновенной попыткой души человеческой – образом жизни и строем мысли, поведением в миру и отношением к другим людям-братьям – приблизиться к Спасителю, оказаться хоть в чем-то похожим на Него, уподобиться Ему и – пусть отдаленно – повторить своей судьбой – Его назначение и Его удел. Это и есть в идеале – венец христианского счастья, и о том непрестанно молились и молятся на протяжении веков лучшие из христиан.

На этом сопоставлении и следовании словам, образам, событиям, запечатленным в зовущем к высшей и праведной жизни Евангелии, – построена и зиждется вся Церковь, проходящая в годовом Богослужебном круге через узловые моменты Его земного жития – от Благовещенья и Рождества до Пасхи и Вознесения, их вновь и вновь проживают верующие за каждой Литургией, на них основаны главнейшие символические Таинства и Действа, и христианство устами Сына Человеческого неустанно и терпеливо из века в век учит нас видеть и находить в каждом встречном лице – Его нетленный и бессмертный Лик.

Напутствуя новоизбранных учеников Своих, Иисус говорит:

"Слушающий вас Меня слушает, и отвергающий вас Меня отвергается; а отвергающий Меня отвергается Пославшего Меня." (Лук. 10 : 16)

У всякого – своя степень познания и блаженства.
Своя высота и глубина продвижения и приближения к Сущему.
И всякий знавший и знающий отца Александра Меня из Сретенского Храма Новой Деревни под Москвой, непредвзято и искренне размышляя внутри себя и будучи способным оценить, согласится: продвижение и приближение ко Христу этого православного священника – было уникально, его вклад богослова, исследователя Библии и духовного писателя-проповедника в строительство Вечного Храма Спасителя мира – был изумителен.

Так мудрено ли, что и смерть его оказалась похожей и сравнимой с гибелью Предтечи, почти всех Святых апостолов и Самого Христа?..



III



Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

(Матф. 5 : 4, Заповедь блаженства)



Но что делать, если вопреки всем этим, как бы утешительным и смиряющим мыслям, слезы льются и льются?..
И как унять их нам, сиротам?
Тайные слезы в одиночестве, пред Богом и Его высшим нелицеприятием обжигают глаза и стекают по щекам над фотографиями прекрасного человека в иерейских одеждах, над этим вдохновенным, таким живым, таким ярким, углубленно-просветленным лицом, и – над его книгами, над прекрасными строками, некогда выведенными на бумаге его рукой, над запечатленными его мыслями, вовлекающими все новых и новых людей в тот мир высоких обретений и переживаний, в котором жил он сам, и в который звал за собой всех и каждого.

Но Боже, Боже... неужели?!.
Неужели нет его, и уже нельзя, испросив благословения Небес, – прийти на Ярославский, сойти с поезда электрички в Пушкино и попасть в скромный деревенский храм под голубой кровлей, тихо и незаметно встать в уголке, и среди песнопений хора – услышать в алтаре его сильный голос, а после увидеть на амвоне и встретить на миг взгляд пылающих верой, отданностью каждому и любящих всякого глаз, и преклонить главу при чтении Святого Евангелия, приняв на лицо благодатные капли Святой воды, посланные и тебе – его рукой, рукой священника, вводящего человека в мир  р а д о с т н о г о   х р и с т и а н с т в а  –  не сухого, жесткого, нетерпимого, уставно-регламентированного, словно закованного в латы обрядов, канонов и догматов, но – ж и в о г о, деятельного, всем открытого и всех впускающего, распространяющего на всех и всё безграничную Христову Любовь, а потому  п р а з д н и ч н о г о  даже в самые горькие дни Страстной Седмицы, ибо верующий во Христа не может не радоваться и праздновать постоянно, даже в скорби, помня на всех трудных дорогах и опасных перекрестках, что радоваться должно, пока с ним – Ж е н и х.
 

Он жил и учил...
Он – п р о с в е щ а л, то есть н а п о л н я л   с в е т о м, он сам был указующим путь живым лучом Знания, горящего в его книгах и проповедях; своими словами, советами и самой жизнью – он неустанно и терпеливо показывал  к а к надо верить, служить Богу и любить, и ушел он из воинства живых, как добрый учитель, как сподвижник и ободритель преткнувшегося, как живая опора, как цветущий зелеными листьями поющий посох каждому надеющемуся, грешному, согбенному в страданиях, недужному телом и духом, растерянному и алчущему правды, и самая гибель его – стала последней, самой главной, самой вразумительной и неопровержимой проповедью той веры в Бога и человека, что была для него драгоценней жизни.

Но... льются слезы.
И что делать с ними, бегущими в неутолимой печали?
И хоть знаешь, знаешь сердцем, помнишь умом, что нельзя, что грешно, коли числишь себя христианином, – пребывать в горе и убиваться неутешно, но... велика мука и рыдает душа.

И лишь Она, Она Одна – единственная Книга – будто сама собой открывается на нужной странице, в нужном месте и на нужном стихе и отвечает тебе, когда глаза находят сияющие нечеловеческой мудростью простые вечные слова:


"Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного." (Матф. 5 : 14-16)



IV
 

Желаете – и не имеете; убиваете и завидуете – и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете – и не имеете, потому что не просите; Просите и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений.


(Иак. 4 : 2-3)


Кто делает добро, тот от Бога, в делающий зло не видел Бога.

(3 Иоан. 11)


Ибо всякий, рожденный от Бога, побеждает мир; и сия есть победа, победившая мир, вера наша.

(1 Иоан. 5 : 4)



И вот видишь его – идущим тем утром к своим прихожанам.
Он идет по земле, идет, чтобы служить, дабы перевоплотить самое себя пред Крестом и Евангелием на Престоле – в Живоносное Слово Божие, идет осенять Благодатью и сеять Любовь, движется к Божьему Дому, чтобы втайне от мира, лишь перед одним Отцом Небесным совершить Благодарение и непостижимым образом – как уж много-много раз до того – заветной молитвой пресуществить хлеб и вино – в Христову Плоть и Кровь.

Нет сомнения – душа его пребывает высоко в этот час, в напряженном утонченном приуготовлении к наивысшему из людских деяний... она освобождена от всего внешнего, погружена в углубленнейшее, трепетно-взволнованное созерцание Несказанного – во внутреннюю молитву...

Раннее утро осени... блестит роса... встает солнце...
И в этот миг тишины за душу сего человека схватываются в последний раз непримиримые силы Света и черноты хаоса.

"Смерть! где твое жало? ад, где твоя победа?"
Жало же смерти – грех." (I Кор. 15 : 55-56)

Зло люциферово – подло, исподтишка заносит корявую когтистую лапищу с топором над головой мирно молящегося священника, следует удар, кромсающий дивное, хрупкое и живое и останавливающий течение земной физической жизни.

Обагренный потоками крови, принимая последнее свое Причастие, он, шатаясь, каким-то чудом возвращается к своему дому, припадает к серым воротам забора, истекает кровью, бессильно сползает на траву и Силы Небесные восхищают его бессмертную душу, уносят ее ввысь, в вечную обитель Истины и Красоты.

В момент моления, прославления и благодарения Господа обрывается это телесное существование, и одновременно происходит новое Сретенье – соединение до скончания времен этого личностного начала с Началом Творца, Животворящей Троицы – Отца, Духа Святого и Того, Кто есть Путь, Истина и Жизнь.

"Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и
смертному сему – облечься в бессмертие" (I Кор. 15 : 53)

На узкой дорожке меж осенним лугом и лесной опушкой под вековыми соснами вблизи станции "Семхоз" разыгрывается грандиозная драма, невольно заставляющая вновь вспомнить о Голгофе, о блюде с главой Предтечи в руках пляшущей дочери Иродиады и о первохристианах – с псалмами и гимнами всходящих на костры, разрываемых львами, распинаемых на крестах и отдающих несклоненные выи остриям палаческих топоров.

Неведомые убийцы исчезают, растворяются и канут в суетной и бурливой толчее жизни, а обездоленный, самодовольный, закоснелый в грехе мир – продолжает путь в неизвестность – так, словно ничто не изменилось и не обрушилось, в то время как произошел слом эпох, разделенных на краткое "с ним" и вечное "без него".

Думается, и по сей день еще мало для кого доходит, что эта смерть священника на пути к Храму – эта полная пугающего внутреннего смысла молитвенно-иератическая кровавая мистерия – была громадной важности знаком, знамением еще не расшифрованного таинственного содержания.

В этом новом убийстве подлинного столпа православной веры и христианского вероучения нашего времени – быть может, заключено было некое последнее послание, последнее предупреждение всему роду людскому и нашей России, каждой еще способной к самоосознанию человеческой душе: столько здесь просматривается удивительных символических смычек и связей смыслов, столько аналогий, мистических параллелей и поразительных сопряжений непостижимых значений...

Впрочем, подобное всегда сопровождает и окутывает любую человеческую смерть, всякое оставление тела душою, но вряд ли кто из знающих и посвященных: читавших, слышавших, соприкасавшихся лично, – задумавшись, усомнится, что священник Александр Мень был личностью не просто незаурядной, выдающейся или необыкновенной, но действительно фигурой неосознаваемого еще нами масштаба... что, может быть, мы даже еще и не постигаем вполне  к е м  он был для России, к т о жил среди нас и  к о г о  мы потеряли.

А в свете этой мысли – оглянемся окрест себя, вглядимся и будем откровенны: знаем ли мы – кем был на земле каждый человек и что предполагал в неисповедимом Своем Замысле Господь, посылая его в мир?

И каков Его Замысел в отношении каждого из нас?
Понять э т о – значит, без преувеличения, – понять о себе всё.
Так верно ли следуем Его Замыслу?
Соответствуем ли?..
Далеко ли отклонились от предначертанной Богом линии – перед неизбежностью посмертного воздаяния за свои дела и мысли?
Не пришло ли время, не грянул ли в то девятое утро сентября тысяча девятьсот девяностого года трубный Глас прямо в наши залепленные воском безверия глухие равнодушные уши: вот истинно кровь за тебя и за Правду Божию проливаемая – задумайся! опомнись!..



V



Мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем.

(2 Кор. 4 : 9)


Но если все это столь понятно и кажется очевидным, – почему тогда все же убили его?!. Чем был он так страшен и ненавистен им, направившим и подтолкнувшим топор убийц?

Лишь одна, величайшая Книга Книг, Святое Благовествование дает ответы на все вопросы.


"Пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов;
Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их.
Кто имеет уши слышать, да слышит!" (Матф. 13 : 41-43)


Истинно так: Да ВОТ ЗА ТО И УБИЛИ ОНИ ЕГО, растерзали, как звери хищные, – от отчаяния своего поражения перед мощью его духа, от бессилия перед красотой его ума и силой кротости.

Убили за то, что в себе самих видели и находили – лишь обратное, прямо противоположное.

Б е з б о ж и е – глубокое и закоренелое, неверие в Бога, в Христа, в самих себя – в о т  что сделало это, сделало так, что  у  н и х  не нашлось иных аргументов – как только истребить физически, отнять у Отечества, у мира и Церкви это живое радостное средоточие мудрого добра, веры, знаний и бескорыстной Любви.

Как и положено – о н и неистово и неустанно гнали его.

Он жил в раскаленном силовом поле вечного негодования "своих" и "чужих", его противников подавляла и возмущала, приводя в исступление, неуязвимость его искренности и чистоты, ибо этому им нечего было противопоставить и этого нельзя было оспорить. Их распаляла его колоссальная культура, его интеллигентность и вдохновенный талант, его призванность еврея по крови – волею Промысла Божия сделаться уникальным подвижником современного Русского Православия – без малейших притязаний на какую-либо земную власть, кроме власти учить вере, учить любви, учить терпимости, власти отпускать грехи и причащать Святых Таин, – хотя именно в том и можно было усмотреть, имея зрячие глаза, – удивительный символ сближения и соединения в одном лице двух великих религиозных традиций: как бы запечатленное в отдельной судьбе преемственное слияние тысячелетних корней того загадочного народа, что дал миру Библию и Христа, и того народа, что, быть может, наиболее чутко, наиболее сокровенно, истово-благочестиво и трагически воспринял собственной судьбой и положил на сердце нации сущностные сакральные начала христианства.

И тут мы подходим к зерну и сути вопроса.
Ибо всего злей и непримиримей эти, подозрительно сплотившиеся в едином порыве столь, казалось бы, разные силы и власти – гнали его за то, что он был   п о д л и н н ы м   х р и с т и а н и н о м.

Всё, всё что угодно можно было простить ему – только не это.
Потому что они знали и слишком хорошо знали – по каким заповедям он жил:


"Никому не воздавайте злом на зло, но пекитесь о добром пред всеми человеками. Если можно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми.

Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: "Мне отмщенье, Я воздам, говорит Господь."

Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его; ибо делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья." (Рим. 12 : 17-2О)


Его терпимость и мягкая снисходительность к слабостям человеческой природы, его способность прощать и разрешать нравственные вопросы в пользу человеку – нестойкого и заблуждающегося, упрямого и слепого тварного создания, бьющегося в сетях дьявольских соблазнов и одолений инстинктов, его несокрушимая вера в человека, способного очиститься и распрямиться силой покаянной молитвы и упования на Предвечного Судию, – вот то, то никак невозможно было простить ему, вот те "уголья", что жгли воспаленные злобой головы его недругов.

Но – увы!.. Вопреки духу слова Апостола Павла, – то не был огонь затронутой собственной нечистой совести.
Не угли стыда – за самих себя, за порочность своих помыслов, за ярость окаменелых сердец жгли их, потому что они водимы были не Духом, но буквой, потому что искали – не веры и любви, но – покорности других в подчинении себе, зная, что несравненно легче покорить душу следованием  б у к в е,  нежели   Д у х у.

Как всегда – все повторялось.
Их разжигал гнев, изливаемый не на самих себя, но вовне, не самоисцеления ради, но ради унижения и попрания другого, "виновного" и "неправого" по мертвой логике мирской распри.
И, наконец, этот темный, жестокий и беспощадный, сугубо антихристианский гнев достиг той степени, той точки кипения, когда можно  у б и т ь.


 "...А Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты ч т о скажешь?

Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания." (Иоан. 8 : 5-6)



VI



Говорящий сам от себя ищет славы себе; а кто ищет славы Пославшему Его. Тот истинен, и нет неправды в Нем.
Не дал ли вам Моисей закона? И никто из вас не поступает по закону. За что ищете убить Меня?

(Иоан. 7 : 18-19)


Во многих публикациях, вызванных этим ужасным и, по-видимому, поворотным духовным событием в нашей истории, культуре, религиозной жизни, их авторы тонко, точно и проницательно анализируют события, слагающие причины и возможные поводы, побуждения и мотивы, приведшие к финалу драмы.

Пишущие – по большей части люди, хорошо и близко много лет знавшие о. Александра, тесно и непосредственно сходившиеся с ним в светской и церковно-храмовой жизни, его помощники, друзья, ученики и духовные чада – судьба подарила мне счастье знать некоторых из его духовных детей и прихожан – людей, на которых явствен отсвет его личности.

Увы, пишущему эти строки не довелось знать о.Александра Меня в личном общении. Несколько раз судьба, казалось, вплотную подводила к возможности знакомства и, быть может, вхождения в круг тех, кто вкусил это счастье, но... она распорядилась иначе.

Да, я не знал его, но много слышал о нем, а главное – были книги, его книги, изданные вдали от России.

И разве можно забыть то чувство свободного, окрыленного, неудержимого полета, какое овладело всем существом, когда я впервые соприкоснулся с текстом этого удивительного писателя!..

То была первая прочитанная его книга – "Истоки религии".
И читалась она в трудные, горестные дни. Должно было так случиться и совпасть, что именно тогда эта книга попала мне в руки.

И помню: тесные коридоры медицинского учреждения – как бы преддверия смерти, сотни сгрудившихся людей с поразительно схожим выражением лиц, с тем выражением, что наверняка легло в те дни и на мое лицо, когда судьба привела войти в стены городского онкологического диспансера – в надежде найти спасение любимой матери, спасение от той ужасной беспощадной болезни, которую порой даже страшно назвать вслух...

Сколько страдальцев, сколько обреченных собралось вместе в тех коридорах и маленьких закутках перед белыми дверьми медицинских кабинетов, которые были, в сущности, самыми обыкновенным вратами Ада или Рая! И у каждого из ожидавших там трепетали в руках бумажки с заключениями врачей и направлениями на обследования – будто билеты туда или квитанции на право остаться здесь – еще хотя бы недолго... еще хотя бы несколько месяцев...

Там было тихо, во всех глазах стояла печаль, а очередь двигалась, продвигалась, подходившие как обычно выясняли "кто за кем", "кто отошел и занял очередь", "кому за кем идти" – и я тоже ждал, держа в руках эти мрачные неумолимые бумажки с традиционно неразборчивой докторской скорописью по графам типового формуляра...

Был март девяностого, и в окнах диспансера блистало слепящее солнце, оно лилось через немытые стекла, падало на седые головы, на плечи и руки молодых и старых, на затоптанный истёртый линолеум пола и на страницы книги, которую я держал перед собой...
В тот день я только что впервые раскрыл ее – и словно отблеском солнца – прямо со страниц в сердце хлынул светоносный живительный поток Духовной Энергии. То был не просто "текст", то был бесценный сплав чистейших помыслов, доброты, уважения к читателю и ко всякому мнению, сплав громадных познаний, личного опыта и Божьего Дара – отлитый в чеканную, стройную, строгую музыкальную прозу высшего достоинства, и всё, всё в написанном было так дорого, так удивительно своевременно, столь созвучно моему тогдашнему внутреннему состоянию и глубинным представлениям и понятиям, и каждое слово – вносило в душу глубокую мудрость спокойного доверия Богу, укрепляло, утешало и придавало мужества, хотя диагноз уже был ясен и неопровержим.

Я читал, читал и не мог оторваться. Я держался за эти строки, как за край последней надежды. И главное, что поразило в этой, самой первой из прочитанных его книг – были не важнейшие сведения, не богатство материала и не благородство стиля, но та Богонаполненность, что чудесно и целительно изливалось каждым словом.

Душа этого писателя, этого автора была широко, доверительно и безоглядно открыта читателю. И в каждой букве, в каждой запятой – жила воодушевленная радость жизни, служения и ответственности. В каждом слове – так ясно проступало стремление соединять людей в добре, связывать рассеянные и разбросанные по миру разрозненные души, стремление ломать разъединяющие людей препятствия и перегородки. В этом потоке мыслей и слов всё дышало подлинным аристократизмом высокой простоты, то был горячий призыв ко всякому читателю – освободиться от пустых предубеждений и бесстрашно взглянуть ввысь над собой, принять льющийся свыше и не подлежащий разделению Небесный Свет.

Думается, каждый из когда-либо читавших написанное отцом Александром Менем, уже не может считаться не знавшим этого человека лично: так много там – по дыханию слова – узнаешь о нем самом.
И я знаю, и говорю убежденно: он как никто другой помог мне в те дни, он поддержал, он излечил от отчаяния – как никто бы не излечил и не спас. Он подсказал как собрать силы на будущее, в чем найти опору – и потому он – лишь через дыхание текста – сделался для меня особенным человеком, ближайшим из близких... эти часы над его книгой – врезались в память навсегда, потому что они вернули способность верить и жить.

Ему же тогда оставалось быть с нами совсем мало – ровно полгода, в сущности – считанные дни.

Уверен: и на то есть множество свидетельств и подтверждений: нечто подобное о роли о. Александра Меня в их собственной судьбе – помнят, знают и пишут десятки и десятки людей. И что замечательно: в этом чувстве к нему нет и капли обожествления или какого-то идолопоклонства, столь свойственного и обычного среди людей. Ими владеет иное чувство – и его не отнимет даже смерть: чувство сотрапезников за общим столом веры, чувство соединенности в Боге над общей Чашей – с веселым, мудрым и добрым отцом во главе.



VII

И вот... осмелюсь высказать свою точку зрения на внутренние причины этого страшного преступления.

Не один год изо дня в день размышляя над причинами этой расправы, принимая как веские составляющие те версии и гипотезы, что были выдвинуты другими и ныне сложились в достаточно стройную логическую схему, я пришел к убеждению, что мотивы убийства о. Александра – носят по преимуществу метафизический, прежде всего – психологический характер.

Если же сжать эту мысль до емкой формулы обвинения, то это было – у б и й с т в о   и з   р е в н о с т и.

Этот человек – редкой духовной силы и интеллекта, необозримой эрудиции и ясной просветленности мироощущения – был слишком опасен для  н и х... опасен своей значительностью и неоспоримостью своей правоты; он являл собою слишком яркий и явный контраст сухой начетнической банальности, а потому был слишком приметен для угрюмо-озлобленной завистливой посредственности – в каком бы наряде она ни выступала, в цивильном ли платье, в сером ли плаще-униформе спецслужбы или в пышном облачении иерарха.

Он был слишком… п р и т я г а т е л е н!..

Но даже не зависть сама по себе – к той совершенной свободе самоизъявления, которую выказывал этот неподкупный священник, перекипала в убийственную ненависть к нему в стане несвободных, повязанных тайными сделками с темными силами, трусливых и продажных, отдавших первородство чистой совести за чечевичную похлебку власти.

Было и другое, несравнимо более глубокое и фундаментальное, что заставило ненавистников, пустив в дело бандитское, разбойничье орудие, – остановить это победное шествие по миру - не с надменной сурово-каменной, не с нарочито-умильной или холодно-постной демонстративно-аскетической миной на лице, но с открытой радостной улыбкой, как бы сиявшей каждому из алтаря вечными словами знания: "Иисус Христос – Ника" – "Иисус Христос – Побеждает".

Именно этой улыбкой обнаруживала себя слишком понятная и очевидная связь о. Александра с Богом и людьми.

Именно эта улыбка подтверждала истинность его служения лишь одному Богу и Его Правде, и то, что всё, что сверх того – то от лукавого.

Вот этой-то улыбки не могли простить ему!

Она была решительно непереносима для его земных недругов, почитавших его соперником во влиянии на людские души и умы в  т о м, что вообще не терпит никакой "состязательности".

При виде ее и раздавался тот скрежет зубов: они ревновали его!

Ревновали – к Богу и Бога – к нему, столь явно отмеченному особыми дарами и Благодатью, ревновали – лучше многих видя и угадывая в нем то, чего не имели сами, чего были лишены.

И точно так же они ревновали его – к людям, жадно внимавшим ему и устремлявшимся ему вослед, как ревновали и людей – к нему, ибо, уверен, сердцем воспринявшие хотя бы раз его правду, уже были безвозвратно потеряны для них, новых книжников и фарисеев, погрязших в своей закваске, приспешников низости, коварства и всяческого зла.

Посрамленные и беспомощные перед его Светом – они не вынесли поражения и пошли на крайнюю и последнюю, столь понятную им и столь обычную для них  в ы с ш у ю  м е р у.

Средство было более чем испытанное, отлично зарекомендовавшее себя в веках.

Как говаривал некий несостоявшийся отец духовный из семинаристов, возведший впоследствии самого себя в сан "отца народов": "Есть человек – есть вопрос, нет человека – нет вопроса". И в диалектике, как и в грабеже банков, он был корифеем.

Против такой диалектики, и правда, возразить нечего, особенно когда она не расходится с практикой, что и было доказано миллионы раз в нашей огромной, прекрасной, несуразной и страшной стране – ныне неспешно, спотыкаясь, подобно блудному сыну, пристыженно возвращающейся босой и сирой к своему истинному и единственному Покровителю и Отцу.

Средство было пущено в ход. И человека сего – не стало.

И что же?

Новое посрамление ожидало замысливших и осуществивших эту "специальную акцию".

Мало того, что все они изобличили себя: уклончивыми словами, жестами, но даже в большей степени – холодным одобрительным молчанием и внешней бесстрастностью после убийства, – многие и многие живые души как бы прозрели и повзрослели перед этим деревянным крестом на свежей могиле у храма.
И прозрение это – только в самом начале.



VIII



Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить; Я пришел для того, чтоб имели жизнь и имели с избытком.

Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец; А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка и оставляет овец и бежит, и волк расхищает овец и разгоняет их; А наемник бежит, потому что наемник и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый, и знаю Моих и Мои знают Меня: Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца, и жизнь Мою полагаю за овец.

(Иоан. 1О : 1О-15)



Итак, невинный Агнец был заклан на Голгофе,

Утром третьего дня от часа казни скорбящие женщины приносят священное миро для умащения Распятаго.
Но отвален камень от гроба, и пуста погребальная пещера. И Ангел Господень в сияющих ризах возвещает растерянным мироносицам о Воскресении из мертвых Того, к Которому шли.
Он – бессмертен. Его Подвиг исполнен, и вот – первый час Его всевечной Славы на земле.
Пусты и тщетны были все злобные дела и помыслы Его врагов. Они преткнулись и просчитались. Но их руками был исполнен Завет.



Воззрят на Того, Которого пронзили.

(Зах. 12 : 1О)


Проходят годы.
И ныне где-то, быть может рядом, – в городской толпе, в зале кино иль в поезде метро, коль еще ходит по земле и не умерщвлен другим наемником, – неведомый убийца.

Иисус учил – молиться о врагах, благословлять тех, что мучат и гонят праведных. И брату заповедал прощать не до семи, но до седмижды семидесяти раз.
Но как быть нам? Молиться о душе злодея? Или проклинать?

Наверно, путь один – тот, что избрал бы сам о. Александр: сокрушаясь и плача о загубленной душе несчастного посланника сатаны, – простить его.
Да, негодуя, споря и борясь с собой за собственное совершенство, сражаясь с праведно и законно восстающим нравственным чувством, – подняться и возвыситься над мыслью о мщении и о каре на земле, прорвать преграды мирских понятий и дорасти до постижения Слова Христова: воздастся всем.

"И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим..." – только в этом подлинное спасение от духа зла.

Пусть – ездит. Пусть – ходит. Пусть ест и пьет, пусть спускает свои сребренники, свой гонорар за услугу, или – пусть кается неутешно, или – пускай идет за Искариотом – в   с в о ё   м е с т о.
Рассудит Бог.
И у Него – не будет ни промедления, ни "судебной ошибки".
Последуем уроку, что преподал нам Преподобный Серафим Саровский – простивший перед Богом тех лихих людей, тех троих разбойников, что и ему раскроили череп, коих вскоре не миновала и настигла Десница Сущего.
Оставим гнев.

Ибо враги о. Александра потерпели крах и в вечности и на земле.
Уничтожая физически, надеясь изгнать их мира его порыв, его мысль, надеясь окровавленным топором затушить Свечу в его руке, враги лишь стократ ярче раздули ее – и в ее свете лучше выявились их мрачные личины убийц, лицемеров и оборотней, одержимых бесами ненависти.

Но мало того!
Убийцы – желая обратного, –  помимо воли прорубили тем топором отцу Александру Меню широкую дверь в Жизнь Вечную, прямо к подножию Божьего Престола, где он – пусть еще не по решениям Соборов, но зато в тысячах сердец приобщен к лику тех, кто по понятиям глубокой нелицемерной веры достоин вечного Блаженства: к Апостолам, Отцам Церкви, великим страстотерпцам, подвижникам и мученикам за веру во имя Господа Иисуса Христа.

Неугасим его Свет.
Ибо то Свет Христа.
Будем же верны этому Свету. Станем читать при нем, станем писать, любить, делать всякую порученную нам от Бога работу, станем смотреть друг на друга в его лучах и молиться друг о друге.
Ибо только в том наше спасение – и ни в чем ином.
Только тому учился у Христа и то передавал нам, ярко светя в сумраке нашей жизни и истории сей духовный отец.

Мир праху его.
Помянем его высокую душу в молчании благодарной любви.


1991-1995-2000-2008




* Накануне первой годовщины убийства о. Александра Меня и впоследствии это эссе в память о нём было опубликовано в ряде печатных изданий.
Я помещаю его здесь в связи с исполняющимся ровно через полгода, 9 сентября 2010-го, двадцатилетием этого трагического события.

** А сегодня 9 сентября 2020 года. Прошло тридцать лет. И вновь после недолгого вздоха свободы над нашим Отечеством - прежний мрак, торжество всё тех же сил зла и тоска безвременья. Получаем, что заслужили. 

*** Фотография о. Александра Меня взята с обложки книги Ива Амана "Отец Александр Мень. Христов свидетель в наше время". Изд-во "Рудомино", 1995 г.