Ссыльный поэт и друг губернатора

Прошлое Оренбурга в чём-то похоже на становление США, том смысле, что и в наш удалённый от столиц город и, в так называемый "новый свет", приличные люди редко приезжали по собственной воле. В 1849 году в один из батальонов Оренбургского отдельного корпуса был зачислен рядовым двадцатичетырёхлетний Алексей Плещеев. Но молодой человек забрался на задворки Российской империи вовсе не за поэтическими впечатлениями, а был сослан в наказание за принадлежность к революционному кружку Петрашевского. В Оренбурге ему пришлось сполна хлебнуть невзгод муштры и прелестей царской казармы. В 1853 году он даже принял участие в военной экспедиции, на взятие крепости Ак-мечеть, под началом генерал-губернатора Перовского. Ранимая душа поэта с трудом выживала в условиях грубой казармы, но уволиться с военной службы Плещееву удалось лишь в 1856 году, когда он поступил на должность столоначальника оренбургской пограничной комиссии. Несмотря на тёмное революционное прошлое Плещеев, по оренбургским меркам, был завидным женихом. И в 1857 году надзиратель соляного рудника в Илецкой защите Руднев с удовольствие выдал за ссыльного свою дочь и не прогадал, потому что уже через год опальный зять получил наконец разрешение жить в столицах и укатил в Москву вместе с молодой женой, где тут же возобновил активную литературную деятельность. Под небом оренбургским стихи рождались довольно редко. И тем не менее перед отъездом Плещеев пишет такие строки:


Так скоро, может быть, покинуть должен я,
О, степь унылая, простор твой необъятный.
Но вместо радости, зачем душа моя полна
Полна какою-то тоскою непонятной.

Но уж о чём не сожалел поэт, так это о тогдашнем светском оренбургском обществе, о котором писал в 1856 году, а как будто вчера:

И возвратился вновь я в скучный город свой,
И встретился с давно знакомую толпой.
Всё тех же увидал я чопорных педантов,
Нелепых остряков, честолюбивых франтов;
Прибавилось ещё немного новых лиц;
Перед злотым тельцом лежат, как прежде, ниц,
Всё те же ссоры, сплетни и интриги;
В почёте карты всё, и всё в опале книги!

Но Плещеев всё-таки добился, что одну книгу прочитал буквально весь город. В 1859 году в "Русском вестнике" вышла его повесть "Пашинцев", в которой Оренбург был назван "Ухабинском". И хотя местные взяточники, подхалимы и ханжи были выведены под вымышленными именами, их огромное портретное сходство не давало оригиналам никаких шансов остаться неузнанными. Дойдя до Оренбурга, повесть произвела фурор, сравнимый разве что с последним актом горолевского "Ревизора". "Русский вестник" переходил из рук в руки и был зачитан буквально до дыр. Герои повести, разумеется, узнали себя и были страшно озлоблены на автора, некоторые говорили, что "от колодника и ожидать ничего больше нельзя".
 Плещеев не слишком жаловал высший оренбургский свет, но как не парадоксально, лучшим другом опального поэта стал господин Барановский, который в начале был вице-губернатором, а затем гражданским губернатором. Однако идиллия продолжалась недолго, господин Барановский в годы подготовки крестьянской реформы занял позицию более либеральную, чем допускалось для лиц его звания и положения, за что вскоре и был из губернаторов уволен.
Но именно либеральный начальник Оренбургской губернии стал  родственной душой для ссыльного поэта. Даже после окончания изгнания Плещеев не забыл о своём друге, и между ними продолжалась весьма оживлённая переписка. Письма Алексея Плещеева убедительно доказывают, что годы ссылки не сломили революционный дух поэта, более того, он в значательной мере освободился от былого политического идеализма и сильно эволюционировал в сторону сближения с революционной демократией. А ведь в 1849 году Плещеева приговорили к смертной казни "за участие в замыслах государственного преступника Буташевича- Петрашевского". Однако поэт был помилован и сослан в Оренбург солдатом. В 1856 году Плещеев был произведён в прапорщики и сразу же начал хлопотать о разрешении жить в столицах. Скорее всего, не видать поэту столиц как своих ушей, если бы не друг губернатор. Именно господин Барановский организовал активную переписку с Третьим отделением собственной Его Императорского Величества канцелярией и с департаментом полиции. Но задача оказалась весьма непростой. В начале Третье отделение категорически отказывало ссыльному поэту в возвращении в столицы. Мало того, оренбургский губернатор получил два секретных циркуляра о запрещении Алексею Плещееву проживать ещё и в Варшаве, а так же об утверждении за ним секретного полицейского надзора. Но настойчивость и покровительство самого начальника оренбургской губернии не пропали дарои. В апреле 1857 года Плещееву было возвращено дворянство и гражданские права. И тут же, воспользовавшись моментом, поэт просит разрешить ему четырёхмесячный отпуск в столицы, ссылаясь на старость матери и дела, связанные с наследством. Непосредственный начальник Алексея Плещеева - председатель пограничной комиссии Григорьев искренне верил в счастливое преображение бывшего петрашевца. Таким образом, прошлые ошибки были списаны за счёт увлечения молодости.
Вместо четырёх месяцев поэт пробыл в отпуске целый год. В начале отпуск продолжили в связи с родами жены, затем по причине трудностей переезда зимой с грудным ребёнком. В Оренбург Плещеев вернулся в июне 1859 года, а уже в июле ему разрешили проживать в Москве. Причём сам шеф корпуса жандармов князь Долгоруков по-отечески предупреждал бывшего государственного преступника, чтобы он вёл себя в Москве как можно осторожнее, "не входил в сношения с лицами, не пользующимися доверием правительства".