Заметки по поводу Антологии совр. лит-ры Приднестр

                Цель творчества – самоотдача,
               
                А не шумиха, не успех.
                Позорно, ничего не знача,
                Быть притчей на устах у всех.
                Борис Пастернак
               
                У нас есть, бесспорно, жизнь разлагающаяся…
                Но есть, необходимо, и жизнь вновь складывающаяся,
                На новых уже началах. Кто их подметит, и кто их укажет?
                Кто хоть чуть-чуть может определить и выразить законы
                и этого разложения, и нового созидания?..
                Федор Достоевский
  Известно, что «письмо обладает поразительной высокой аутентичностью. Требование письменной фиксации возникает при желании удостовериться в сказанном. Написанному больше доверяют» (Г.Г. Гадамер). Именно доверие и хотелось обнаружить в текстах, представленных в «Антологии современной литературы Приднестровья», вышедшей в издательстве «Советский писатель» в 2008 году. Прошло пять лет и, видимо, настало время сказать несколько слов.
Что в первую очередь бросилось в глаза? Приветственные речи, которыми обменивались Игорь Смирнов с Юрием Бондаревым и Андреем Облогом. Все это, конечно, замечательно и, наверно, оправданно, но поразило отсутствие внятного обращения редакции своим читателем. Очевидно, что Антология претендует на всеобъемлющий показ литературного процесса в Приднестровье, и было бы неплохо из первых уст услышать мнение о данном литературном процессе. Однако все свелось к взаимным панегирикам  и хвалебным речам.
  Вчитываясь в содержание книги, начал понимать, почему отсутствует редакционная статья (слово Олега Шестинского таковой не является). Составители совершенно не озаботились хоть как-то тематически выстроить произведения. Кроме всего прочего писатели давно ушедшие соседствуют с ныне здравствующими. Безусловно, «в литературном мире нет смерти, и мертвецы также вмешиваются в дела наши и действуют вместе с нами, как живые» - писал Николай Васильевич Гоголь. Но целесообразнее было бы ушедших выделить в отдельную рубрику Памяти, в которой следовало бы дать не только произведения автора, но и положительные критические отклики на его творчество. К сожалению, этого не было сделано. Составители забыли, что Антология явление литературное и живет по законам литературы.
  Эти законы литературы, сложилось впечатление, показались необязательными к исполнению. Например, литературный процесс – явление многогранное, многоличностное и, если уж это Антология современной литературы Приднестровья, то в ней и должен быть представлен многовекторный творческий процесс, вся палитра русской литературы в Приднестровье (правда, трудно понять, каким образом в современной литературе оказались  Думитру Милев и Петря Крученюк, великолепные мастера молдавской прозы и поэзии, которых, наверно, надо было выделить в рубрику классики). Однако перед нами литературная мозаика, в которой отсутствует несколько фрагментов. Странно, что в современной литературе Приднестровья не нашлось места такому замечательному писателю как Виталий Пищенко. Данный автор уже давно живет и творит в Москве, но в 90-е годы, когда происходило становление приднестровской литературы, вклад Пищенко как писателя и организатора бесспорен. Более того, Пищенко возглавлял писательскую организацию в Приднестровье. И многие авторы обязаны ему своими первыми шагами. Неккер писал, что нравственность в природе вещей. Видимо, у составителей другая нравственность и другие вещи лежат в основе их мироощущения. Вызвало удивление и отсутствие Олега Юзифовича, поэта, безусловно, талантливого и потому неоднозначного (но при этом помещен критический разбор Валентина Ткачева поэтических текстов Юзифовича, что выглядит более, чем бестактно). Насколько известно, Юзифович так же, как и Пищенко, имел непосредственное отношение к такому явлению как приднестровская литература. Не удостоился чести быть представленным и Николай Божко, один из авторов гимна Приднестровской Молдавской Республики, и, к сожалению, недавно ушедший из жизни Борис Парменов. И совершенно выглядит бессовестным отсутствие Юрия Баранова, замечательного человека и писателя, много сил отдавшего Русскому Слову в Приднестровье. Список имен вполне может получиться внушительный.
    В результате складывается впечатление, что составители Антологии не литературе служат, а своим предпочтениям и вкусам. Но может быть эти вкусы вполне предпочтительны? И отсутствие вышеназванных авторов оправдывается присутствием тех, кто составил стержень Антологии?
   Что же, вглядимся в персоналии! Из речи Андрея Облога узнали, что литература Приднестровья представлена и книгой Игоря Смирнова «Жить на нашей земле». Но, к сожалению, даже вооружившись лупой, не смогли найти хотя бы отрывок из этого произведения, как не удалось познакомиться и с текстами Анны Волковой, в которых представлен был лидер Приднестровья прошлых лет.
    Осознав, что конструктивного смысла от данного издания вряд ли можно дождаться, решили выборочно открывать  поэтические и прозаические произведения, чтобы оценить их значимость и нужность для современного читателя и литературоведения. И сразу наткнулся на «едкий карбид», но карбид непростой, а такой, что «разъедает все чувства и глушит». Неуместность метафоры в стихотворении «Обиды» А. Вырвича очевидна; непонятно и кому автор «молится сегодня за Россию» и при этом «черпать силы / Она должна в себе самой» («Чужого горя не бывает»). Обращение к трагической теме всегда должно быть выверено, двусмысленность недопустима ни в коем случае. Эта двусмысленность присутствует и в стихотворении Леонида Литвиненко «Приговор». Оказывается Русскую Армию Юга России «изгонял в двадцатом Севастополь». Помилуйте, Леонид Алексеевич, изгоняла доблестная Красная армия, которой руководили Михаил Фрунзе и палач венгерского и русского народов Бела Кун. Причем здесь Севастополь, который и сам-то на три четверти опустел после прихода «освободителей»; печально, что талантливый в целом поэт может выдать фразу типа «разномастных политик загибы» («Двадцать семь миллионов»). Загибы в масти! Ах, как по-русски! Собственно, что удивляться, если знание «жизни сложной и кипучей» у Литвиненко превращается в чувство, которое он «существом постиг» («Мой Русский»). Известно, что как в философии, так и в литературе, чувства и разум (знание тесно связано с разумом) несколько разнятся. Но, видимо, приднестровские поэты этого не знают, и потому у Ольги Молчановой поле Куликово «двух тысяч лет тебе не дашь». Странно, но почему две тысячи, а не пять? Если нам пытаются напомнить о Куликовской битве, то она происходила в 1380 году, а это явно не две тысячи лет назад. Если автор в силу своего образования этого не знает или не помнит, то об этом должны были сказать редакторы. Но, видимо, они тоже этого не знают,  потому что, если бы знали, то поправили бы неученую поэтессу. Хотя как тут поправишь, когда ученый Владимир Полушин в стихотворении «Анатолий Дрожжин» пишет: «Била жизнь под дых и по печенке…». Заезженная до ужаса фраза, которой не заслужил замечательный поэт Дрожжин. Да и не бьет жизнь, бьет что-то другое, имеющее конкретную осязательную силу. Налицо совершенно неумелая работа писателя с литературным языком.
Надо признать, что встречаются в Антологии и удачи. Весьма примечательна лирика Ольги Сизовой, в которой живет поэтическое чувство и творческий костер. Но, к сожалению, и у нее проявляет себя двусмысленность. В стихотворении «Майский день» читаем потрясающую по выразительности строфу: «Фантастически мощно густ, /  В аметистовый пламень одет - / Ввысь персидской сирени куст / Устремился как минарет». Но далее исповедь наркоманки: «Я вдыхаю его дурман, / Я в него погружаю лицо, \ Упиваюсь, как наркоман, \ Наркотическою пыльцой».
  Анализируя творчество Сизовой, Валентин Ткачев назвал свою статью «На высотах духа». Если высоты духа дурман с наркотической пыльцой, тогда можно быть спокойным за дальнейшее развитие приднестровской литературы. Боюсь, что сталкиваемся с клиническим случаем.
Кстати, о критике. Она в основном представлена опусами Ткачева. Уже писалось о странном разборе творчества Юзифовича. Однако более странным выглядит панегирик Андрею Облогу, которого критик считает «равноправным собеседником» Заболоцкому, Державину и Тютчеву. Это уж слишком! Начало русской литературы (а она воистину имеет своим основанием знаменитую оду «Бог», что подтверждал замечательный русский поэт и исследователь литературы Вл. Ходасевич) – великий  Гавриил Романович Державин и товарищ Облог. Представить себе, что Державин собеседует Облогу и слушает оду Сталину, проблематично. Но представим: «Вождь, / Порожденный Космосом, // Господом нам ниспосланный, / Верил по-православному / В Новый Советский Завет».
  Ткачев умиляется преданности Облога Сталину, не замечая философской чуши, несомой замосковским поэтом. Трудно представить, что Сталин, безусловно, сильная и фундаментальная во всех отношениях историческая личность, был порожден Божественным Космосом, скорее Его противоположностью. И уж совсем дико верить по-православному в Советский Завет. Насколько известно, но православно можно верить во Святую Троицу и чтить Новый Завет Господа Нашего Иисуса Христа. Всякий другой завет суть от дьявола, который, по слову Святого Евангелия, есть отец лжи. И эту ложь и предлагает нам критик, показывая через набор слов на странице 442, умственное расстройство сталинского почитателя. Кстати, если бы был жив Николай Заболоцкий, он мог бы много рассказать Андрею Альфредовичу о замечательных посиделках в сталинских пионеро-истребительных лагерях. Но разве это интересно? Некоторых приднестровских писателей,представленных в Антологии, разве интересует Память? У Ткачева Память «обо всем, но выборочно». Потрясающе! Правда, непонятно: обо всем или выборочно? Критик поясняет: «Где заблокирована, а где нестерпимо жгуча». Неясно! Жечь может и в заблокированном отделе памяти, было бы желание. А желание таково, что Николай Корытник за мужество и храбрость произвел Емельяна Пугачева в есаула. Известно, что чин есаула приравнивается к офицерскому званию капитана. Полагаем, что если бы Пугачев был бы офицером, то вряд ли в последующем он стал каторжником и самозванцем: он же был произведен в хорунжие, что приравнивалось к младшему командирскому составу. Кстати, внимательности посоветовал бы учиться у Бориса Дмитриевича Челышева, рассказ которого, пожалуй, является редким украшением Антологии современной литературы Приднестровья (вполне можно согласиться и с мемуарными очерками Игоря Ильина и добротной работой Никандра Елагина)
  Вообще, отсутствие грамотного литературоведческого разбора удивляет. В свое время вполне аргументировано этим занимался Юрий Бень. Но творчество этого талантливого литературоведа также оказалось невостребованным составителями Антологии, хотя его критические отзывы в свое время постоянно появлялись на страницах приднестровских журналов и альманахов, где мастерски доводились до сведения читателей элементарные стилистические погрешности и безграмотные пассажи некоторых с позволения сказать авторов («Днестр», «Литературное Приднестровье»). Видимо, нынешнее руководство Союза писателей Приднестровья окончательно скатилось на обочину графомании и самоугодничества, что неизбежно приведет к ликвидации самоценности литературы как таковой в их творчестве, превратит авторов «в притчу во языцех».
  Однако на фоне разложения можно говорить и о созидании. Русская литература в Приднестровье жива: встречаются интересные подборки стихов в газетах «Приднестровье», «Российский писатель», российских и приднестровских журналах и альманахах «Поэзия» «Спутник», «Новый Енисейский литератор», «Тирасполь. Москва», «Взаимность», «Литературное Приднестровье»; в Германии создан русскоязычный портал «Творчество Приднестровья», знаком с приднестровской поэзией и читатель русскоязычного кишиневского журнала «Наше поколение».
  Идет объективная оценка литературного процесса, его качества. Творчество – процесс долгий и глубокий, предполагающий «самоотдачу, а не шумиху…», нравственный переворот и преображение человеческого естества, чему способствует язык писателя и поэта. Константин Федин писал: «Художественная литература – это искусство слова. <…> Мы знаем хорошие произведения литературы с несовершенной или даже плохой композицией. Но хорошего произведения с плохим языком быть не может». Работа по совершенствованию языка должна проходить постоянно. Не напрасно Союзом писателей России устраиваются различные литературные семинары, их цель – не только повысить уровень писательского мастерства, но и отделить плевелы от зерен, создать атмосферу сотрудничества и поиска. К сожалению, в Приднестровье не наблюдается творческая работа, писательские мастерские практически отсутствуют, в которых бы объективно и непредвзято производился критический разбор.
В заключении хотелось бы сказать, что Заметки не предполагают всеобъемлющего критического разбора всей Антологии современной литературы Приднестровья. Причина, видимо, в том, что не вся приднестровская литература представлена в Антологии, а только ее часть, причем не самая лучшая, потому тратить драгоценное время читателей хотелось бы по существу и не обрывочно. Автор Заметок ставил своей целью привлечь читателей к существующей проблеме, проблеме истинного творчества и его отсутствию. Удалось ли? Судить Вам, дорогие читатели!