День грядущий

Вот  уже  два  года,  как  Виталий  Петрович  обзавёлся  этой  странной  привычкой.

Впрочем,  ничего  странного  в  ней  нет.  Её  настойчивая  и  беспокойная  суть  легко  объяснима.  Естественное  любопытство…  Неистребимое  и  вполне  оправданное  желание  заглянуть  за  горизонт…  Кому  оно  не  знакомо?

Что  же  касается  формы,  то  у  всех  она  разная.  Своей  Виталий  Петрович  втайне  гордится,  считая  её  элегантной  и  утончённой,  то  есть  целиком  и  полностью  соответствующей  его  необыкновенно  чувствительной  натуре.  И  зародилась  она  ни  где-нибудь…,  ни  в  душной  и  напряжённой  атмосфере  спиритических  сеансов,  ни  в  пропахших  едкими  химикатами  лабораториях,  ни  в  фарисейском  сводчатом  великолепии  культовых  сооружений…,  а  в  оперном  театре,  куда  его  осенним  слякотным  вечером  привела  жена…  Там,  в  загадочном  полумраке  замершего  зала,  в  пропитанном  французскими  ароматами  воздухе,  в  сказочно  мерцавшем  разноцветье  сцены…  неземной  тенор  Ленского  плавно  и  протяжно  выводил  «что  день  грядущий  мне  готовит?»,  истекая  густой  печалью  и  заново  открывая  потрясённой  душе  Виталия  Петровича  уже  известную  мрачную  правду  того  рокового  для  несчастного  юноши  дня…

Тогда,  вернувшись  из  театра   домой,  он  достал  из  шкафа  томик  Пушкина  и  до  двух  часов  ночи  перечитывал,  второпях  пройденное  в  школе  гениальное  сочинение  великого  поэта…

После  беспокойного  короткого  сна  утро  встретило  Виталия  Петровича  вчерашней  арией,  в  которой  всё  так  же  тревожно  звучал  тот  же  вопрос…,  только  обращён  он  был  уже  не  к  оперному  герою,  а  к  нашему,  то  есть  к  самому  Виталию  Петровичу.

И  почудился  ему  тогда  в  этой  метаморфозе  некий  строгий  намёк,  тихая  судьбоносная  подсказка,  призывавшая  его  внимательно  и  чутко  относиться  к  каждому  дню  своего  земного  существования…
 
С  тех  пор  божье  утро  неизменно  начинается  для  него  вопросом,  сопровождаемым  чудной  музыкой  Чайковского…

Весьма  интересен  и  способ,  с  помощью  которого  пытается  на  него  ответить  бухгалтер  со  стажем  Виталий  Петрович.

Первое,  что  он  делает  –  усмиряет  окончательно  проснувшееся   дыхание  и  прислушивается…   К  чему-то  таинственному,  капризно-непредсказуемому,  едва  уловимому…  Оно  колышется   в  порожних  промежутках  между  вдохами  и  выдохами;  заполняет  собой  блаженную  тишину,  наступающую  между  глухими  ударами  сердца;  хрупким  мостиком  соединяет  безмыслие  с  мыслью…  Волнообразно  и  осторожно  перемещается  по  пустотам  всего  организма…

Распознать  его  лёгкое  скольжение!  Почувствовать  его  особую  энергию!  Вот  непростая  задача…

Через  пять-десять  минут  пристального  разглядывания  собственных  глубин  Виталий  Петрович  понимает,  сможет  ли  он  решить  её…,  удастся  ли  ему  услышать  мелодию  наступающего  дня…  Увы,  далеко  не  всегда  она  пробивается  сквозь  замысловатые   лабиринты  его  пытливой  души…

И  тогда  он  приступает  ко  второму  этапу  поиска  ответа,  который  также  иногда  может  оказаться  нерезультативным,  растянувшись  до  вечера,   и  печально  завершиться  полным  неведением  Виталия  Петровича  о  том,  каким  же  всё-таки  был  прожитый  день:  плохим  или  хорошим.  Однако,  чаще  сложная  система  символов  и  знаков,  сотворённая  бухгалтерской  мыслью  и  трепетным  чувством  мечтателя,  срабатывает,  довольно  точно  предсказывая,  чего  ожидать  на  ближайшем  отрезке  грядущего:  гадости,  покоя  или  радостных  событий.
 
В  тот  памятный  день  и  внутренние  голоса,  и  внешние  символы  мира  громко  кричали  и  назойливо  лезли  в  глаза.  Все  дружно  убеждали,  что  день  намечается  незаурядный  и  нескупой  на  удовольствия.

Одновременно  с  первой  порцией  света  весело  заиграл  оркестр.  То  был  явно  не  Чайковский;  скорее,  какой-то  современный  композитор,  легкомысленный  оптимизм  которого  вылился  в  музыкальную  пьесу,  никак  не  желавшую  сопровождать  суровый  и  неповоротливый  вопрос.  Музыка  звучала  сама  по  себе,  вопрос  трубно  гудел  чуть  в  сторонке…  Рядом  с  ним  то  ли  застенчиво,  то  ли  лукаво  улыбался  ответ.

И  всё  же,  следуя  устоявшейся  привычке,  Виталий  Петрович  машинально  продолжал  фиксировать  положительные  знаки,  подтверждавшие  милую  улыбку  и  светлые  предчувствия,  навеянные  танцевальной  мелодией.

Вот  они,  участники  праздничного  карнавала,  закружившие  своего  героя  в  лёгком  вальсе!

Первым  был  запах  в  лифте…  Стойкий  дух  дорогого  одеколона  на  время  вытеснил  винный  перегар,  оставленный  на  ночёвку  соседями-пьянчужками…  Это  директор  с  пятнадцатого  этажа  уже  поехал  в  свой  суетный  мир  бизнеса.

Вторым  порадовал  на  выходе  из  подъезда  концентрированный   хвойный   ветерок,  прилетевший  со  стороны  лесопарковой  зоны…  Проникший  сначала  в  лёгкие  Виталия  Петровича,  а  оттуда  свежим  сквозняком – во  все  мыслимые  и  немыслимые  пустоты,  чтобы  всколыхнуть  те  самые  волны…

А  дальше – внушительная  череда  добрых  признаков…  Сплошь  и  рядом  счастливые  номера  машин,  свободный  от  собачников  стадион,  интеллигентный  сторож  на  автостоянке,  никогда  не  зажигающий  костры,  красный  двухсторонний  восход  солнца – реальный  и  отражённый  стёклами  многоэтажек,  четыре  вороны  на  брусьях,  букет  розовых  хризантем  в  окне  второго  этажа,  необычная  лёгкость  тела…

-  День  должен  быть  удачным,  –  весело  думал  Виталий  Петрович,  возвращаясь  с  утренней  пробежки.

На  службе  до  обеда  безболезненно  и  быстро  сдал  отчёты  в  налоговую  и  в  пенсионный  фонд,  а  в  перерыве  успел  погулять  в  осеннем  Мариинском  парке…  Красота!  Бродил  по  усыпанным  жёлтой  листвой  аллеям,  наслаждался  дымчатой  панорамой  левобережья,   а  внутри  –  всё  куплетики  из  старой  песни  звучали…  Туманом  озеро  одето…  Полнеба  золотого  цвета…   Сел  на  лавочку,  прищурился  от  удовольствия  и  через  секунду  поймал  солнечного  зайчика,  соскочившего  с  металлической  жёлтой  поверхности  прямо  в  правый  глаз…   Спустился  вниз  по  лучику  и  подобрал  золотой  перстенёк   с  прямоугольным  клеймом  пробы  на  внутренней  стороне.  Порадовался,   и  остаток  рабочего  дня  провёл  с  тёплой  мыслью  о  том,  как  преподнесёт  находку  жене.

Вечер  багряным  кленовым  листом  повис  на  серебристых  паутинках  и  тихо  качался  в  унисон  с  внутренними  волнами  Виталия  Петровича,  когда,  освободившись  от  надоевших  за  день  цифр,  он  возвращался  домой.  Полнеба  золотого  цвета…,  туманом  озеро  одето…,  нетерпеливо  напевал  он,  предвкушая  встречу  с  супругой.  Вот  только  кефир  на  утро  нужно  купить.

В  магазине,  как  всегда  в  это  время,  было  полно  народу.  Уставшие,  обозлённые  люди.  Однако,  они  не  казались  ему  таковыми.  Напротив,  что-то  в  них  просвечивало  благородное  и  одухотворённое…  Какие  приятные,  умные  лица!  Струною  отзвенело  лето…  Дай  Бог  всем  им  счастья!  Беззвучно  солировал  Виталий  Петрович  и  вдруг  заметил  у  полки  с  молочными  продуктами  соседа,  преподавателя  математики  политехнического  института  –  Тараса  Семёновича  Перепичку.

Как  обычно,  в  «вышиванке»  под  затёртым  вельветовым  пиджаком,  с  национальной  причёской,  обнажившей  жировые  складки  на  затылке,  с  затравленным  взглядом  многодетного  отца…,  он  недоверчиво  перебирал  творожные  пакеты,  присматриваясь  к  дате  изготовления.

Надо  сказать,  что  Виталий  Петрович  недолюбливал  Тараса  Семёновича  за  его  упёртый  национализм,  за  демонстративное  общение  на  «мове»,  за  чрезмерную  политическую  активность,  за  приземлённость  и  ограниченность…  За…  В  общем,  много  за  что…  Он  избегал  встреч  с  ним,  сворачивал  за  угол,  переходил  на  другую  сторону…

Но  в  тот  день  всё  было  иначе,  и  сосед  показался  Виталию  Петровичу  милым  неудачником,  заблудившимся  в  мировоззренческих  коридорах,  уставшим  от  семьи  и  от  собственного  этнического  образа…  Ему  захотелось  как-то  поддержать  Тараса  Семёновича,  сказать  что-то  приятное…

-  Удивительный  вы  народ,  математики!  –  начал  он  после  бодрого  приветствия.  –  Уважаю  вас  за  преданность  науке,  за  отрешённость  от  мирской  суеты,  за  бескорыстие…

Сосед  удивлённо  замер  и  подозрительно  уставился  в  добрые  глаза  Виталия  Петровича…

Тот  же  продолжал  увлечённо  развивать  мысль…

-  Вчера  прочитал  интервью  с  Перельманом  и  был  восхищён  его  ответом:  «Я  знаю,  как  управлять  Вселенной.  Зачем  мне  миллион?»

-  А  я  думав,  що  вин  помэр.

-  Нет,  не  Яков,  а  Григорий  Перельман,  тот  самый,  который  недавно  доказал  теорему  Ферма  и  отказался  от  Нобелевской  премии.

-  Тэорэму  Фэрма  у  1995  роци  довив  Уайлс.

-  Да  нет  же,  Перельман.  Хотя,  может  быть,  он  доказал  другую  теорему.  Но  главное,  что  он  отказался  от  Нобелевской  премии!

-  Так  Нобеливську  прэмию  матэматыкам  нэ  прысуджують.

-  Как  не  присуждают?  Вы  что,  не  слышали  об  этой  нашумевшей  на  весь  мир  истории?

-  А  я  кажу,  що  нэ  прысуджують!

-  Ладно,  мне,  бухгалтеру,  простительно  ошибиться  в  том,  какую  теорему  он  доказал.  Но  вам,  математику,  стыдно  не  знать,  что  Перельману  присуждена  Нобелевская  премия!  – начал  злиться  Виталий  Петрович.

-  Я  вам  ще  раз  кажу – не  прысуджують!

-  Вы  чем  вообще-то  занимаетесь  в  своём  институте?  Математикой  или  языковедением?  А,  может,  узоры  на  рубашках  вышиваете?  Загляните  в  интернет,  если  мне  не  верите!  Но  прежде  давайте  поспорим  на  пятьдесят,  нет,  на  пятьсот  гривен,  что  Перельман  отказался  именно  от  Нобелевской  премии!

Они  скрепили  договор  враждебным  рукопожатием  и  разошлись  по  разным  кассам,  как  расходятся  в  море  корабли,  направляясь,  каждый  к  своей  пристани.

Неприятный  осадок  от  спора,  нейтрализовали  простейшие  арифметические  подсчёты.  Как  бухгалтер,  Виталий  Петрович  по  пути  домой  быстро  прикинул  свою  выгоду.  Триста  гривен  за  перстенёк  плюс  пятьсот  от  Перепички,  итого – восемьсот  гривен,  или  сто  американских  долларов.  Вот  жена  порадуется!   Всё-таки  удивительный  выдался  день!

Но  жена  не  порадовалась.

Как  только  муж  пересказал  ей  спор  с  соседом,  она  ледяным  голосом  произнесла:

-  А  ведь  Тарас  прав!

Как  прав?  Не  может  быть!  Срочно  в  интернет!

Увы,  через  минуту  на  голубом  экране  жёстким  приговором  явился  текст:

-  Григорий  Яковлевич  Перельман   –  выдающийся  российский  математик,  первым  доказавший  гипотезу  Пуанкаре.  В  2006  году  …  присуждена  международная  премия  «Медаль  Филдса»  …  однако  он  отказался  от  неё.

Там  же  Виталий  Петрович  прочитал  версию  о  том,  почему  математикам  не  присуждают  Нобелевскую  премию.  Прочитал  и  расстроился  настолько,  что  отказался  от  ужина…  Так  же,  как  отказался  однажды  великий  математик  от  миллионной  премии…

Если  от  трёхсот  отнять  пятьсот,  то  получится  минус  двести…
 
Всё-таки  удивительный  выдался  день – отметил,  засыпая,  бухгалтер  со  стажем  Виталий  Петрович…