Жизнь и Судьба Александра Грина
Александр Грин в одном рассказе поставил все возможные вопросы, стоящие перед художником, творцом, в течение всей его жизни.
При поверхностном прочтении рассказа «Искатель приключений» читатель увидит противостояние противоположностей: души нервической, беспокойной, ищущей новых впечатлений, как наркотика, и - спокойной, обывательски благополучной, довольной своей здоровой, плотской натурой.
Но творчество Грина – это всегда загадка, которую предстоит разгадывать читателю не только при прочтении произведения, но и после этого, ещё долго возвращаясь к мыслям писателя. Спорить или соглашаться, думать и самому домысливать произведение.
А зачастую – это произведение будет мучить вас, если вы поступаете против совести. Как камертон упрекает нас, взявших фальшивую ноту, так и творчество Грина, для соприкоснувшихся с ним в юности является камертоном духовного, высокого отношения к жизни, чужим и собственным поступкам.
Противопоставление и сравнение вегетарианского, образа жизни: «Чрезвычайная, несвойственная даже понятию о еде, тишина внушала аппетиту входящего быть молитвенно нежным, вкрадчивым, как самая идея травоядения. Постные, хотя румяные лица помешанных на здоровье людей безразлично осматривали Аммона.» и здорового образа жизни избранного Доггером –« Обильный завтрак состоял из масла, молока, сыра, ветчины и яиц», «Крепкий, как ожившая грудастая статуя Геркулеса, Доггер производил впечатление несокрушимого здоровяка» - для Александра Грина не являются противопоставлением.
Он чувствует и в том и в другом образе жизни некую неправду, как говорится – в любой крайности, ищи обратное. Люди, избравшие чересчур жесткие правила существования в чём-то ущербны, неполны, несмотря на пышущее, бросающееся в глаза здоровье тех и других.
Так люди творчества, сознательно лишившие себя поиска, страданий и терзаний, ради благополучия житейского, перестают быть художниками или становятся своей противоположность, доходя до крайности, чтобы себя и весь мир убедить в том, что они счастливы и иной жизни не ищут.
И только где-то, в тайном уголке души, в ночной тиши они находят себя истинного, но боятся открыть миру всю боль, кошмары и безобразие своих страстей: «Он видел стаи воронов, летевших над полями роз; холмы, усеянные, как травой, зажженными электрическими лампочками; реку, запруженную зелеными трупами; сплетение волосатых рук, сжимавших окровавленные ножи; кабачок, битком набитый пьяными рыбами и омарами; сад, где росли, пуская могучие корни, виселицы с казненными; огромные языки казненных висели до земли, и на них раскачивались, хохоча, дети; мертвецов, читающих в могилах при свете гнилушек пожелтевшие фолианты; бассейн, полный бородатых женщин; сцены разврата, пиршество людоедов, свежующих толстяка; тут же, из котла, подвешенного к очагу, торчала рука; одна за другой проходили перед ним фигуры умопомрачительные, с красными усами, синими шевелюрами, одноглазые, трехглазые и слепые; кто ел змею, кто играл в кости с тигром, кто плакал, и из глаз его падали золотые украшения; почти все рисунки были осыпаны по костюмам изображений золотыми блестками и исполнены тщательно, как выполняется вообще всякая любимая работа. С жутким любопытством перелистывал эти рисунки Аммон».
Пока читаешь этот текст, перед глазами стоит все западное искусство, декаденс и ты воспринимаешь весь ужас героя, не от рисунков в той злополучной папке, а от того, что мастер трёх невозможно гениальных картин может так мыслить!
И понимаешь самого Грина: только имея в душе подобный ужас, можно, отталкивая и отрицая это жуткое совершенство создавать невозможно прекрасные образы его героинь!
В «Бегущей» есть герой-мужчина и два главных женских персонажа - милая веселая Дэзи и холодная величественая умница Бичи Сениэль, бывшая хозяйка парусника. И что забавно, структура отношений между этими тремя героями очень напомнает отношения в «Блистающем мире» - между Друдом, Руной Бэгуэм и Тави Тум. Именно Бичи Сениэль и Руна Бэгуэм с самого начала захватывают внимание и читателя, и героя. Возникает подозрение, что в героинях он трансформировал характеры двух главных женщин своей жизни, своих жён.
Образ женщины на картинах в «Искателе приключений» претерпевает ещё большую трансформацию:
«Всю материнскую нежность, всю ласку женщины вложил художник в это лицо. Огонь чистой, горделивой молодости сверкал в нежных, но твердых глазах; диадемой казался над тонкими, ясными ее бровями бронзовый шелк волос; благородных юношеских очертаний рот дышал умом и любовью» - и противоположная ипостась женщины:
«Страшно, с непостижимой яркостью встретились с его глазами хихикающие глаза изображения. Ближе, чем ранее, глядели они мрачно и глухо; иначе блеснули зрачки; рот, с выражением зловещим и подлым, готов был просиять омерзительной улыбкой безумия, а красота чудного лица стала отвратительной; свирепым, жадным огнем дышало оно, готовое душить, сосать кровь; вожделение гада и страсти демона озаряли его гнусный овал, полный взволнованного сладострастия, мрака и бешенства; и беспредельная тоска охватила Аммона, когда, всмотревшись, нашел он в этом лице готовность заговорить. Полураскрытые уста, где противно блестели зубы, казались шепчущими»…
Так описывает А. Грин изображение женщины на двух картинах. Но что оставляет в итоге не сожжённым Доггер (а мы понимает под ним художника, то есть самого автора)? Он оставляет третью картину, лицо которой скрыто:
«Поза женщины, левая ее рука, отнесенная слегка назад, висок, линия щеки, мимолетное усилие шеи в сторону поворота и множество недоступных анализу немых черт держали зрителя в ожидании чуда. Художник закрепил мгновение; оно длилось, оставалось все тем же, как будто исчезло время, но вот-вот в каждую следующую секунду возобновит свой бег, и женщина взглянет через плечо на потрясенного зрителя».
Не напоминает ли этот облик героиню «Бегущей по волнам» да и вообще всех романтических героинь Грина? Это Грин, вместе со своим героем-художником, выбирает облик таинственный и неуловимый для своих героинь.
«Над головами их среди других рам и изображений стояла, готовая обернуться, живая для взволнованных глаз женщина; она стояла на дороге, ведущей к склонам холмов. Толпа молчала. Совершеннейшее произведение мира являло свое могущество.
- Почти невыносимо, - сказала подруга Кута. - Ведь она действительно
обернется!
- О нет, - возразил Аммон, - это, к счастью, только угроза.
- Хорошо счастье! Я хочу видеть ее лицо!
- Так лучше, дорогая моя, - вздохнул Кут, - пусть каждый представляет
это лицо по-своему».
Еще один момент, который меня очень задел и в «Искателе приключений», «Блистающем мире», и в «Бегущей» - скажем так, отказ от власти, отказ от представившейся возможности, если ты понимаешь, что реализация такой возможности будет противоречить твоей внутренней сути. Руна Бэгуэм предлагает Друду, грубо говоря, объединиться и перевернуть мир, используя его необычную способность. Руна принимает решение и пытается добиться своего, играет ва-банк. Друд отказывается, прекрасно осознавая, что это "не его". А вот Бичи Сениэль не делает такой ошибки.
Она гоняется за своим бывшим кораблем, "Бегущей по волнам", пытаясь вернуть его, прилагает к этому все усилия. И когда наконец получает корабль обратно, понимает, что оставить его было бы совершенно неправильно, и волевым решением избавляется от него. Корабль гибнет, но у меня складывается странное ощущение, что Бичи принимает решение, которое потом спасло ее саму, как личность. В отличие от Руны. По сути, все просто: смирение является путем к спасению, умение вовремя отказаться от своего самого сильного желания иногда лучше, чем его исполнение.
«Я не мог показать людям своих ужасных картин, так как они превознесли бы меня, и я, понукаемый тщеславием, употребил бы свое искусство согласно наклону души - в сторону зла, а это несло гибель мне первому; все темные инстинкты души толкали меня к злому искусству и злой жизни. Как видите, я честно уничтожил в доме всякий соблазн: нет картин, рисунков и статуэток. Этим я убивал воспоминание о себе, как о художнике, но выше сил моих было уничтожить те две, между которыми шла борьба за обладание мной. Ведь это все-таки не так плохо сделано! Но дьявольское лицо жизни временами соблазняло меня, я запирался и уходил в свои фантазии - рисунки, пьянея от кошмарного бреда; той папки тоже нет больше. Вы сдержали слово молчания, и я, веря вам, прошу вас после моей смерти выставить анонимно третью мою картину, она правдива и хороша. Искусство было проклятием для меня, я отрекаюсь от своего имени».
И как его герой имеет тайную, тёмную сторону, так и в самом писателе прозреваешь две стороны: светлую и тёмную. В выборе Доггера скрыт выбор самого Грина. Он со своей силой воплощения образов, способный воплотить в этот мир как Образ Тьмы, так и Образ Света, выбирает третье: Таинственное и Непостижимое.
Святость, гениальность, талант… Как часто эти понятия находятся рядом. Мессианство в крови таких писателей, как Александр Грин. И как бы ни была тяжела или грешна их жизнь, они искупают все свои грехи, тем Светом и Надеждой, что несут этому безрадостному, тусклому миру прагматиков.
Свидетельство о публикации №213110401030