Шутка Богов. Роман. Часть 7

Ты расстегиваешь молнию на моем платье. Твои руки требовательны и нетерпеливы. Ты уже совсем не похож на принца. Ты султан, а я твоя наложница. Наверное смешно изображать невинность, если уж ты пришла ночью в дом к одинокому мужчине. Но хочется. Потому что хочется мне сейчас вовсе не страсти, а участия. Ты стаскиваешь с меня платье через голову. Оно обреченно трещит - кажется, порвалось.
- Завтра куплю тебе другое, - хрипишь ты и принимаешься за лифчик.
Не помогаю. Не сопротивляюсь. Смешно изображать невинность. А что будет завтра? Что будет через несколько мгновений уже необратимо предсказуемо. А что же будет завтра? Зачем я здесь? Зачем я ночью в чужом доме с чужим мужчиной? Я здесь только потому, что я бездомная и мне негде провести эту ночь? И сейчас я плачу за ночлег? Своим телом, ибо это единственное, что у меня сейчас есть? Я уже совсем голая лежу перед тобой в твоей огромной кровати. И ты второй мужчина после моего мужа, кто видит меня лежащей голой на кровати. Вот так и становятся проститутками? От безысходности? Я лежу голая в чужой необъятной кровати и думаю: поменял ли ты постельное белье после своей жены? И скольких женщин ты уже успел привести сюда после ухода жены?
Зачем же я сбежала от своего мужа? Ради такой свободы и такого спокойствия я сбежала? Мой муж. Я представляю его на бывшей своей огромной кровати. Я вижу, как он сдирает платье с другой женщины. Вижу, как он ее целует. И я точно знаю, что все именно так и происходит. Именно сейчас. Меня расплющивает ревность. Невыносимая, пронзительная ревность. Нет, это не ревность. А раздавлена тяжестью мужчины, который в то самое мгновение, когда мой муж любит другую женщину, любит меня. И этот мужчина великолепен. Он султан, притворившийся принцем. А я наложница, которая, возможно, станет принцессой. Нужно ведь о чем-то мечтать! И я вдруг начинаю замечать сладость твоих губ, силу твоих рук, твою безудержность и напор. И вдруг я понимаю: то, что сейчас происходит, лучшее, что было со мной за много-много лет. И именно сейчас, я по-настоящему наслаждаюсь. И свожу счеты. Сразу два удовольствия. Редкостная удача.
- Как же хорошо! - хриплю я.
Утром мы сидим за столом. На кухне витает запах бергамота. Мы пьем чай и едим черный шоколад. Ты смотришь на меня. Влюбленно. Или мне это только кажется?
- Так странно, - говоришь ты, - утром ты выглядишь еще лучше, чем вечером. Мало кому это удается. А без косметики ты совсем ребенок. Сколько тебе лет?
- Двадцать восемь, - отвечаю я честно и краснею.
- Я думал не больше двадцати двух А по виду и не больше восемнадцати. - Польщенно улыбаюсь.- Так тебе совсем некуда идти? - грустно киваю. - Оставайся у меня. - Ты прихлебываешь чай, смотришь в окно, потом на меня и продолжаешь, - только не навсегда.
- Да, ты прав, навсегда - это слишком долго... И слишком страшно. - Усмехаюсь немного разочарованно. - Спасибо. Значит, все таки судьба?
- Очень похоже, - отвечаешь ты, подходишь ко мне и обнимаешь как очень близкого человека. Или мне показалось?

Все должно закончиться здесь. Под ветреными пальмами. Под ласковым солнцем. Рядом с тишайшим морем. Все должно закончиться здесь. Главное, ни о чем не жалеть. Главное, не строить никаких планов. Нет никакого будущего. Есть только сейчас. Сейчас я в красных туфлях на высоких каблуках иду по песку. В темноте он выглядит темно-серым. Мои каблуки вязнут в этом сером песке. Где-то рядом томно дышит море. Над моей головой в черном небе игриво перимигиваются звезды.  Разве можно в этих широтах думать о чем-то, кроме любви? Не удивительно, что во взглядах аборигенов всегда медными колокольчиками звенит похоть. Тут нельзя иначе.
Мои каблуки утопают в песке. В голове пьяный дурман. Моя рука в руке зеленоглазого красавца. Он несет какую-то курортную чушь. Я хохочу и делаю вид, что мне интересно. Когда же ты, наконец, заткнешься? Сколько можно говорить? Он уже сообщил мне, что я красива, сексуальна, что мне очень идет это платье... Сколько можно говорить? Неужели он не понимает, что в этом маленьком раю, купленном  ровно на неделю, каждое мгновение на вес золота? Разве можно так бездарно тратить эти драгоценные мгновения? Ах, случилась бы со мной чудесная метаморфоза. Ах, мне бы сейчас еще стаканчик волшебного рома с колой. Может быть, тогда бы я стала совсем смелой. Смелой настолько, что сама заткнула бы болтливый рот зеленоглазого красавца поцелуем. Как ты не поймешь, глупый мальчишка, что хочу я сейчас вовсе не говорить. Для разговоров у меня есть друзья. Ты ведь тоже хочешь сейчас вовсе не говорить. Ты ведь хочешь меня. Так же, как я хочу тебя. Так чего же ты медлишь, глупый мальчишка?
- Ну, что вы как дети, ей Богу! - слышу я сбоку голос Музы. - Робкие какие, скромненькие! Вот что, детишки, нет у вас впереди вечности, а есть только несколько дней! Вот, сопляк неразумный! У эльфов бы местных поучился, как баб совращать! Вот эльфы тут молодцы! А бар отвратителен! Просто отвратителен! Какую гадость приходится пить! - Муза отпивает что-то из стакана, предположительно это ром с колой местного производства. Морщится. - Какая мерзость! - Отпивает еще глоток.
- Брысь отсюда, - шепчу я ей.
- Пока, малыши! - кричит она и хихикает. Она не меняется! - Ахмед, за мной! Или как тебя там зовут? Абдулла? Вот как! Ну пусть будет Абдулла! Удачи тебе, девочка! Да поцелуй ты его сама, дуреха! Этот щенок до смерти боится, что ты ему откажешь. Старше ты его, да и вид у тебя, - Муза снова хихикает, - слишком целомудренный.
Смотрю на Музу сердито.
- Ухожу, ухожу! Ахмед, не сейчас, подожди минутку, какой ты нетерпеливый!... Ну, Абдулла! Какая разница!
Я слышу шелест крыльев. Наконец-то эта назойливая парочка удалилась. Вот бы увидеть этого южного эльфа. Но я не могу видеть эльфов. Хорошо, что хоть Музу свою я вижу. Хотя иногда глаза б мои на нее не смотрели. Но она права! Права! Нужно действовать.
Я останавливаюсь. Обнимаю зеленоглазого красавца за шею. Наклоняю его голову к себе и целую в губы, пахнущие ромом и колой. До чего же упругие эти губы. Он отвечает на мой поцелуй. До чего же властные эти губы. У меня кружится голова. Как давно этого не было. Поцелуев и головокружений от поцелуев. Это так сказочно! Зачем мы столько времени потратили на пустые разговоры?

Под нами город мерцает огнями. Электрической рекой утекает куда-то за горизонт. Жестокий ангел курит. Невидимый пепел его маленкой сигареты улетает вниз, туда, где на асфальте тесным рядком спят машины. Так странно. Так странно. Я писатель, большая часть моей жизни - слова, но отчего же меня преследует ощущение, что слова только все портят. Жестокий ангел говорит. Он говорит, говорит, и каждая его фраза безжалостно замазывает черной краской чудесную яркую картину этой ночи. Каждое его слово, как иголка под ноготь. Его слова сплетаюся в веревку, она обвивается вокруг тонкой хрупкой шейки моей надежды на взаимную любовь. Еще чуть-чуть и петля затянется.
- Я никого не люблю, - говорит Жестокий ангел и в вязких топях его глаз мутно отражается свет уличных фонарей. - Отлюбил свое - хватит.
- Я тоже никого не люблю, - отвечаю я и опускаю голову. Пытаюсь скрыть слезы. - Отлюбила - хватит. Наслаждаюсь свободой. Может быть, равнодушие - это и есть свобода? Ведь самое главное, что делает нас зависимыми - это наши привязанности. А мы с тобой совершенно свободны, ведь мы равнодушны! Нам на всех плевать вот с этого балкона!
Жестокий ангел смотрит на меня внимательно. 
- Ты это серьезно?
- А как ты думаешь? Мы с тобой так похожи! Израненные ветераны любовных войн!
Смеюсь, будто бы беззаботно.
- Ты прекрасна, - говорит Жестокий ангел и целует меня в губы.
- До чего же приятно тебя не любить. Это было самое чудесное признание в нелюбви в моей жизни!
- Какая же ты сука! - почти восхищенно.
Дома скручиваюсь в калачик и тихонечко поскуливаю:
- Он никого не любит! Никого! Значит, и меня! Как же меня угораздило влюбиться в такого? Как? Почему именно он?
Муза укрывает меня пледом, гладит по растрепанным волосам. О, Боже! Иногда эта кудрявая бесовка напоминает заботливую мать.
- Бедная моя девочка, - нашептывает она. - Бедная моя девочка! Ты же должна понимать, что только в такого ты и могла влюбиться! Только в такого!
- Это еще почему?
- А как по другому? Вот была бы у вас все, как у нормальных людей, лежали бы вы сейчас в обнимку, да кино смотрели. Какая от этого польза? - Муза хихикает в обычной своей манере. Я морщусь, будто кто-то скребет мелом по школьной доске. Почему сейчас она меня так раздражает?
- А какая польза от того, что я лежу тут сейчас одна и вою.
- А такая! - Муза многозначительно поднимает указательный палец. - Он тебя обидел! Он очень тебя обидел! Отомсти ему! Отомсти прямо сейчас!
- Как?
- Будто ты не знаешь? - Муза снова хихикает. - Ты же умная, придумай что-нибудь! - Муза пододвигает ко мне компьютер, включает его. - Нус, напиши, как тебе было хорошо с другим мужчиной! Тебе ведь было хорошо с другими мужчинами?
Киваю, но решаюсь возразить:
- Но люблю-то я этого, а не другого!
- Для искусства, и для мести, кстати, тоже, это не имеет никакого значения! Никакого! И вообще, запомни, деточка, твои сопли и слезы никого не интересуют. - Муза неловко сползает с моей кровати, встает, выпрямляется. Будто бы вырастает. Вдруг она становится величественной. Неземной. Куда делась моя прекрасная пухленькая шлюшка? Смотрю на нее с испугом. - Тебе оказана великая честь - тебе дарован талант! Тебя милостиво включили в число избранных. Гордись этим даром богов! Ведь дар этот преподнесен тебе... - Муза на несколько мгновениий умолкает, затем разражается своим препротивным хихиканьем и продолжает, - только потому, что у Богов есть чувство юмора. Ты - шутка Богов! В тебе не было ничего такого, что могло бы породить подлинный талант, но тебя им все равно наградили. Ты - шутка Богов! Но! - Муза делает паузу. - Но! Только от тебя зависит, будет ли эта шутка удачной! Пиши! Пиши! Прямо сейчас!
Я послушно сажусь на постели, ставлю на колени компьютер.
- Хорошо, - шепчу я, - да, мне было хорошо с другими мужчинами и сейчас я об этом напишу.
- Вот и чудненько! - Муза опять становится милым, немного безумным существом. - Работай, деточка. А я пока угощусь винцом из твоих погребов. Помнится, была у тебя бутылочка Брунеллы.
- Ты жестока, Муза!
- А я знаю! - говорит Муза и удаляется на кухню в поисках Брунеллы.


- Прямо здесь? - спрашивает зеленоглазый крсавец.
- Здесь? Нас же могут увидеть!
- Ну и что? Тебе не нравится, когда за тобой подглядывают?
Может, мне и нравится, когда за мной подглядывают, но мне не нравится, когда меня об этом спрашивают. О моем пристрасиии к вуаеризму знает лишь один человек в целом мире. И как в этом признаться незнакомцу? Я могу ему отдаться, но вот признаться в самом сокровенном... Как?
- Кто ты? - спрашивает он.
Опять этот вопрос. Опять этот вопрос, который не дает мне покою. Но, кажется, теперь я уже знаю ответ.
- Писатель, - отвечю я неуверенно.
- Ну так тем более, ты должна быть сумасшедшей! Ты должна презирать условности! Ты должна жить только по своим правилам!
Откуда этот почти еще ребенок знает о том, какими должны быть писатели? Даже я понятия не имею, какими они должны быть.
- Тебе не кажется, что ты сейчас пытаешьься навязать мне свои правила? – Интересуюсь я язвительно. 
- К черту дискуссии! Я хочу тебя здесь и сейчас! На этом пляже!
- Но…
- Никаких «но»!
Куда подевался робкий мальчик, который всего несколько мгновений назад боялся меня поцеловать? Где он? Откуда взялся этот восхитительно-разнузданный наглец? Что это он делает? Да он уже задирает мое легкомысленное платьице…
Из-за грибков и шезлонгов выплывает темная фигура. Кажется, это охранник. Мы замираем. Смущенное покашливание. Белозубая улыбка. Фигура удаляется.
- А вот и подглядывающий! – возбужденно шепчет зеленоглазый красавчик. - Как же это вдохновляет! Здесь и сейчас!
- Здесь и сейчас! – шепчу я.
Прав, мальчишка – пора мне уже позволить себе хоть немного сумасшествия! Пора предаться безумствам и пьяным эротическим подвигам! Господа подглядывающие! Наслаждайтесь и завидуйте! Вы являетесь свидетелями подлинной курортной любви! Аплодируйте танго обреченной страсти!
- Когда-нибудь ты напишешь об этом, - стонет мальчишка.
- Когда-нибудь! Не отвлекайся!
Знаю я, что напишу. Обязательно напишу. Ведь свою жизнь я превращаю в сюжет, а придуманные сюжеты вполне могут стать моей жизнью. Все так, как и обещала Муза. Но могу же я хоть чуть-чуть побыть просто женщиной! Просто женщиной! Почему мне раньше казалось, что этого мало? Просто быть женщиной?

Я жду тебя на площади под часами. Как банально! Ты опаздываешь. Как всегда. Я злюсь. Хотя это и глупо. Просто ты такой. Но почему-то к этому невозможно привыкнуть…
Ты торопливо пересекаешь дорогу. Любуюсь тобой. Ты так стремителен. Так самоуверен. Так красив. Как сверкают твои очки в лучах осеннего солнца. Как развивается твой серый плащ на осеннем ветру. Ты идешь ко мне через дорогу. Солнце! Сентябрь! За что мне такое счастье?
Ты пытаешься поцеловать меня в щеку, извиняешься не совсем искренне, потому что вины своей ты не чувствуешь. Я дуюсь, уворачиваюсь от поцелуя. Ты все же целуешь меня в щеку, берешь за руку. Мы идем по радостной сентябрьской улице. Ты ведешь меня в парк. Это так старомодно! Это так романтично!

Мы усаживаемся на деревянной террасе маленького кафе. Опять эти пластиковые столы и стулья. Опять пиво. В этом маленьком кафе не продают ничего крепче пива. Мы очень хотим есть. В этом маленьком кафе нет ничего вкуснее шашлыков. Как это все не изысканно. Но как это прекрасно. Нас окружает золотой лес. Землю за верандой устилают золотые листья. Ты закидываешь ноги на соседний стульчик. Смотрю на тебя недоуменно: разве это прилично?
- Будь смелее! – Смеешься ты. – Будь смелее! Садись поудобнее, повернись к лесу. Тоже закинь ноги на стул. Не думай о приличиях, думай о себе. Не бойся, тебя никто не осудит. – Ты обнимаешь меня, целуешь в губы. - Наслаждайся каждым мгновением. Конечно, мы сидим сейчас не в ресторане на берегу канала в Венеции и смотрим не на мост Риальто. Да, это всего лишь убогий парк, но нам ведь и в нем хорошо?
- Хорошо, - шепчу я. – Даже слишком. Но в Венецию все равно хочется.
Ты хохочешь.
- Прямо сейчас?
- Сейчас – нет, а вот завтра… Я готова поехать куда угодно. Точнее, я хотела бы. – Смеюсь, но на самом деле не знаю, могу ли я вслух так откровенно высказываться о своих желаниях. Я ведь тебя почти не знаю. Мы ведь с тобой переживаем стремительный и скоротечный период влюбленности, чудесным образом совпавший с совместным проживанием. А значит, мы уже не можем придумывать себе друг друга. Это значит, что мы вынуждены узнавать друг друга. Настоящих, не придуманных. И я пока не знаю, готов ли ты к путешествиям со мной.
- Будет тебе Венеция, будет! – говоришь ты благодушно и несколько снисходительно. – Когда-нибудь мы с тобой обязательно туда поедем.
Почему рядом с тобой я чувствую себя маленькой неразумной девчонкой, хотя мы почти ровесники? Почему рядом с тобой я чувствую себя такой незначительной? Не хочу сейчас думать об этом. Лучше помечтаю об Италии.
Ты рассказываешь мне о своих важных делах и амбициозных планах, а я смотрю, как падают умершие листья. У меня нет никаких особенных дел, а от планов я вообще отказалась пару месяцев назад. Ввиду их полной бессмысленности. Собиралась вот прожить со своим мужем всю оставшуюся жизнь, нарожать кучу детишек, а получилось… А получилось так, что сижу я сейчас в осеннем лесу совсем с другим мужчиной. И, кажется, даже влюблена в него. И до смерти боюсь спугнуть свое ненадежное счастье… Я буду для тебя самой лучшей. И ты не предашь меня. И мы всегда будем вместе. Стоп! Это уже похоже на планы. Мы будем вместе, пока нам хорошо вместе. Согласно пункту нашего устного договора. И я легко отпущу тебя, если ты захочешь уйти. Согласно договору.
- А у тебя есть цели? – вдруг спрашиваешь ты.
Цели? Какие у меня могут быть цели? Жива, и то хорошо. Я перышко, которое несут по свету добрые и злые ветра. Теперь вот ветер судьбы прибил меня к тебе. Пожимаю плечами. 
- Я просто хочу быть с тобой. Вот и все.
Кажется, ты польщен.
- И в самом деле, зачем красивой женщине какие-то там цели? – говоришь ты и целуешь меня в губы. – Особенно если она уже встретила мужчину, который о ней заботится.
- Да, мне повезло. – Говорю я и благодарно сжимаю твою руку.
Но почему я снова чувствую себя маленькой-маленькой? И я уже знаю, что любой мужчина может уйти. Значит, должны быть планы, цели и желания, отдельные от мужчины. Даже самого любимого. 

Я обхожу огромное дерево по часовой стрелке. Почти бегу. Я хочу встретить мужчину, которого полюблю я, и который полюбит меня. Я хочу встретить мужчину, который полюбит меня, и которого полюблю я. Это мое желание. И чем быстрее я обойду дерево, тем быстрее оно сбудется. Я утомлена одиночеством, но еще не сломлена. Еще верю, что могу быть счастливой женщиной, а не просто писателем, которого мало кто читает. Я еще верю. Гид сказал, что если обойти дерево и загадать желание, то оно непременно сбудется. В каждой стране гиды рассказывают, что если бросить куда-нибудь монетки, потереть что-нибудь, приложиться к чему-нибудь, похлопать в ладоши где-нибудь и загадать желание, то оно обязательно сбудется. И каждый раз будто бы наступает Новый год, и каждый раз во мне просыпается ребенок и вера в чудеса. Я загадываю желания и тут же их забываю. Как забываю и об осторожности, когда их загадываю. А вдруг чудо происходит и они сбываются? И я своими же желаниями выкопала себе яму, в которой сейчас оказалась. В яме одиночества. Ведь я не помню, что именно загадала.
Я хочу встретить мужчину, которого полюблю я, и который полюбит меня. Горы. Небо. Солнце. Огромное дерево. Я вспомнила, что тогда загадала. Вспомнила! Гид обещал, что все сбудется.
 
Жестокий ангел сидит напротив на потертом кожаном диване в том самом пабе, где судьба скрутила нас в узел случайным поцелуем. Жестокий ангел курит. Он смотрит мне в глаза. Еще бы понять, КАК он на меня смотрит. Это писатели 19 века умели читать тайные знаки взглядов. Или были настолько самонадеянны, что были уверены, что умеют. А я нет. В моем сложном мире все не то, чем кажется.
- Давай перестанем друг друга мучить, - говорю я. – Лучше нам совсем не встречаться.
- Почему? – удивляется Жестокий ангел.
- Тогда я смогу тебя забыть. Тогда ты перестанешь быть для меня важным.
- Зачем? Зачем самой разрушать то, что доставляет тебе радость?
- Ты доставляешь мне радость? - теперь удивлена я.
- Разве нет?
- Да, - улыбаюсь, чтобы не расплакаться,- но очень редко.
- Чаще не получается. Очень мого работы. - Жестокий ангел прикуривает новую сигарету.
- Очень много работы и очень много женщин, - усмехаюсь я. - Конечно же, ты не можешь радовать меня чаще.
- Ты прекрасна даже когда язвительна. - Жестокий ангел смеется. 
- Думаю, тебе стоит прекратить радовать меня совсем. По крайней мере в определенном смысле. - Тоже хватаю сигарету. Жестокий ангел протягвает мне зажигалку. Галантен. Дамский угодник. Опускаю глаза, чтобы скрыть ненависть, которая, наверняка, присутствует в моем взгляде.
- Что это значит?
- Это значит, что больше никаких поцелуев, ласк и прочего. Я больше не твоя любовница, я теперь твой друг.
- Ты так решила?
- Я так решила.
- Почему?
- Возможно, в статусе твоего друга у меня получится не умереть от ревности.
- Ты меня ревнуешь, малыш? Это глупо.
- Знаю. Но не могу по другому. Так уж получилось, - смотрю в зеленые топи твоих глаз, - так уж получилось, что я в тебя влюбилась. - Жестокий ангел отводит взгляд. Отпивает виски. - Как ты думаешь, это надолго?
- А как бы тебе хотелось? - Кажется, он смущен.
- Мне бы хотелось, чтобы это закончилось прямо сейчас. Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь нажал волшебный выключатель. Вот если бы любовь можно было выключить как электрическую лампочку. Была любовь и раз, нажал кнопочку... нет любви. Почему так не бывает?
- Это так тяжело, любить меня?
- Это пытка. Изощренная пытка, мой дорогой.
- Я так ужасен?
- Нет, просто ты не любишь меня. А любовь без взаимности - это пытка.
Жестокий ангел хватает сигарету. Прикуривает. Затягивается, выпускает клуб дыма прямо в зеленый абажур. Улыбается официантке, машет ей рукой, заказывает еще виски. Я фантазирую, что и с этой миленькой хрупкой официанткой он спал. Понимаю, что моя фантазия вполне может оказаться реальностью. Задыхаюсь от ревности. Почему мужчины, которых я люблю, вечно мне изменяют? Почему ни для кого не могу я стать единственной? Что же делать мне с моей кармой?
- Как же я тебя ненавижу, - шепчу я. Кому я это говорю? Мужчине, который сидит напротив или всем мужчинам, которых я любила? Или этой девочке-официантке? Она как раз подоспела с заказом. Расторопная девочка. Или себе? Я и сама не знаю, кому это говорю.
- А я вот тебя люблю, - произносит вдруг жестокий ангел тихо-тихо.
Этого просто не может быть! Человек, который совсем недавно утверждал, что он вообще никого не любит признается мне в любви? Так не бывает.
- Не верю! - почти кричу я.
- Это правда. - Жестокий ангел серьезен. И очень красив. Ему идет быть серьезным, но таким он бывает редко.
- Ах, да! Я все поняла! Ты меня любишь, но не готов любить меня одну! И не готовов жить со мной! И не готов ради меня пожертвовать своей свободой и всеми женщинами мира!
- Не готов, - соглашается Жестокий ангел. Он все еще серьезен. Теперь это ему уже не идет. - Но разве это важно? Почему любовь непременно должна укладываться в какие-то общепринятые рамки? Почему мы должны обязательно жить вместе, быть друг другу верными? Это ведь скука смертная! Это ведь надоест нам очень быстро! Ты ведь знаешь это. Все ведь может быть по-другому! Мы можем просто друг друга любить и быть свободными!
- Так не бывает! Любовь - это уже несвобода.
- К черту такую любовь! - в топях глаз Жестокого ангела зажигаются болотные огни. - Ты же писатель! Ты не можешь быть как все!
- Хочу быть как все! Как все! Хочу обыкновенной любви! Самой обыкновенной! Жить вместе, спать вместе и делить горе и радости с любимым мужчиной.
- Этого я тебе дать не могу. - Огни в глазах Жестокого ангела гаснут.
- Знаю. Поэтому больше никаких поцелуев. Возможно, если мы будем притворяться просто друзьями, я быстрее смогу тебя разлюбить.
Мы целуемся на ступенях паба. До синих губ. Исступленно. Неистово. Разрываем объятья. Ты садишься в одно такси, я - в другое. Я еду домой. Куда едешь ты, не знаю. Ты же свободный человек и можешь ехать куда захочешь. И к кому захочешь.
Даю себе слово, что не буду больше ему ни писать, ни звонить. Знаю, что слово свое не сдержу. Ночной город в пелене моих слез. Ах, не зря я обходила огромное дерево. Ах, не зря я загадывала желание. Оно сбылось. Я встретила человека, которого полюбила. И человек этот полюбил меня. Желание сбылось, только вот чуда не случилось.

Смотрю на бежевую плитку в душе. Положена она как-то кривенько. На некоторых плитках сколы. Убогий номер. Во мне просыпается легкое сожаление, что не могу я больше позволить себе респектабельных пятизвездочных отелей, которые являют собой произведения дизайнерского искусства и будто кричат тебе: да, дружище, тебе несказанно повезло в этой жизни, раз ты можешь провести здесь хотя бы денечек-другой.
Плитка вся в сколах и положена без намека на малейшее усердие. Радуюсь, что эта убогая душевая находится за несколько тысяч километров от города, в котором я живу. Радуюсь, что где-то рядом плещется море, качаются на ветру пальмы, в барах на пляже льется рекой легкое пиво и крепкий ром. Радуюсь, что все вокруг пьяны, счастливы и немного влюблены. Радуюсь, что у меня есть возможность путешетвовать, пусть и без былого шика. Сердце туманит тоска. Ох, уж это прошлое, что не дает наслаждаться настоящим. Ох, уж это прошлое - зыбучие пески, в которых навсегда исчезают люди, события, города и страны. Ох уж это прошлое - кладбище времени. Когда-то в прошлое ушел ты, мужчина, который стал моей судьбой... На некоторое время... И лишь несколько мгновений назад на станцию под названием "Прошлое" отправился зеленоглазый красавец - пылкий мальчик, неутомимый любовник, который был так щедр ко мне. Безмерно. Он подарил мне три прекрасных ночи, полных наслаждения, граничащего с безумием. Он мог бы подарить мне еще больше, только вот через несколько часов самолет унесет меня от него в снежную зиму. Унесет в мое одиночество.
- Ты же можешь ко мне приехать, - говорит зеленоглазый красавец и обнимает меня. - Я могу приехать к тебе.
- Да, разумеется, - отвечаю я и целую его. - Мы обязательно встретимся еще и повторим наши сексуальные подвиги!
Я в это не верю. Он в это не верит. Он для меня уже в прошлом. Я для него уже в прошлом.
- Ты ведь напишешь обо мне? - спрашивает зеленоглазый красавец.
Детское тщеславие. Оно меня даже не злит, лишь забавляет - все хотят прикоснутся к вечности. Никто не хочет сгинуть в прошлом. Все хотят быть запечатлены для будущего. Пусть даже и в книжке малоизвестного автора.
- Может быть, - отвечаю я и вгрызаюсь в его губы. В последний раз. Размыкаю объятья. Ухожу не оглядываясь. Зачем все это было? Зачем?
Стою под струями воды. Они смывают с моего загорелого тела его запах, его вкус, его страсть. Закручиваю краны. Вытираюсь полотенцем. Вот и все. Ничего у меня от него не осталось. Только фотография, где он обнимает меня одной рукой и в его ярких зеленых глазах светится счастье. Только фотография, где я одной рукой обнимаю его, где мои синие глаза прикрыты темными очками, но я-то знаю, что в них тоже светится счастье. 
Муза, спеленутая в полотенце, возлежит на моей кровати. Допивает прямо из бутылки остатки коньяка, купленного в дьюти фри.
- За прекрасный отдых! - она весело поднимает бутылку, тут же к ней прикладывается и отпивает большущий глоток! - За наслаждение! За неистового Ахмеда! - Снова поднимает бутылку.
- Кажется, этого эльфа зовут Абдулла, - замечаю я.
- Да какая разница! Все равно я его больше никогда не увижу, - легкомысленно отмахивается от меня Муза. - Хотя он и обещал меня навестить в мей северной стране. Все они обещают, - Муза усмехается. - И даже верят в свои обещания, только почему-то их не сдерживают. Да и Бог с ним. В моей северной стране он будет совершенно неуместен. Да и забуду я его в то мгновенье, когда под крыльями нашего самолета засияет огнями Москва. Или даже раньше. В конце концов, и в самолетах встречаются чудесные эльфы. Новые объятья лучший способ забыть прежнего любовника. - Тут она замечат слезы в моих глазах. - Грустишь по своему красавцу? - киваю. - На-ка хлебни. - Муза протягивает мне бутылку, - тут остался еще глоток. - Учись отпускать то, что тебе не принадлежит. Это было лишь приключение, шалость судьбы, подарок твоему телу, но не сердцу. Ты можешь забыть своего красавца. Можешь помнить о нем. Можешь даже присвоить ему некий титул, например, самый чокнутый любовник, но ты должна его отпустить и не изводить себя глупыми мечтами. Ты все допила? - Муза озабоченно смотрит на опустевшую бутылку. - Ладно, успеваем еще перед отъездом забежать в бар.
- Ты философствующий алкоголик, Муза! - смеюсь я.
- А я знаю, - отвечает Муза.
Пристегните ремни, говорит капитан корабля, мы взлетаем.
Послушно застегиваю ремни, закрываю глаза. Воображаю, будто зеленоглазый красавец стоит сейчас на пирсе и смотрит в небо. Он пытается угадать, какой из самолетов уносит от него женщину, которую он, возможно, наградил титулом самая безбашенная любовница. Я не могу проверить, похожа ли моя фантазия на правду, поэтому пусть она будет правдой. Может быть, я и не была его самой безбашенной любовницей, но я точно знаю, он меня никогда не забудет. Я точно знаю, что никогда его не забуду. И не увижу никогда. Он остался в зыбучих песках прошлого. А самолет меня уносит в будущее, где, кто знает, возможно, ждет подарок не только для моего тела, но и для сердца тоже.
- Мы взлетели, уже можно включить компьютер, - шепчет Муза. - Пора бы уже тебе и поработать.
- Ведешь себя, как рабовладелец, Муза! - ворчу я.
- С вами, сумасбродными художниками, только так и надо, - смеется Муза. - Иначе вы ничего не напишете. Никакой дисциплины, никакой организаванности. Тебе еще повезло, что у тебя есть хлыст в моем лице. А то все твои гениальные прожекты так и останутся на уровне благих намерений.
- Ты рассуждаешь как менеджер среднего звена, прошедший тренинг личностного роста.
- Знала бы ты, девочка, какие тренинги мне довелось пройти. - Муза хихикает. Как обычно. Есть что-то стабильное в этом мире. Например, хихиканье моей Музы.

Три дня сижу дома. Три дня стучу по клавишам. Работаю. Телефон мой молчит. Кажется, весь мир забыл обо мне. Моя работа требует уединения. Только уединение это очень напоминает одиночество. Кто-то сейчас сидит с друзьями, смеется, болтает, пьет пиво или вино. Кто-то сейчас занимается любовью. Кто-то смотрит кино. Кто-то едет в машине. У кого-то первое свидание. Или последнее. А я сижу третий день одна и пишу. Моя работа требует уединения, больше похожего на одиночество. А я хочу на свидание. Хочу смотреть кино в темном зале кинотеатра. Хочу, чтобы кто-то держал меня за руку и целовал. Хочу заниматься любовью. Но у меня нет ничего кроме творчества. И мне не с кем даже сходить в кино. Мой телефон молчит. Кажется, весь мир забыл обо мне. Перечитываю текст, который написала за три этих бесконечных дня уединения. Улыбаюсь. Мне нравится. Только вот стоят ли эти слова, сплетенные в замысловатую паутину предложений, моего одиночества? Моего вдохновенного уединения? Кому нужны эти слова? Много-много слов... Мой труд. Мое призвание. Предназначение... Кому все это нужно?
Открываю электронную почту. Ответ издательства, куда я отправляла свой роман. Я долго его ждала. Нестерпимо долго.
"К сожалению, мы не печатаем произведения неизвестных авторов. Рекомендуем вам писать детективы, фэнтази или любовные романы".
Очередной отказ. Замкнутый круг. Я не могу стать известным автором пока меня не напечатают и меня не напечатают пока я не стану известным автором. И я не хочу писать детективы, фэнтази и любовные романы. Черт! С силой захлопываю ноутбук. Мой бедный боевой компьютер. Прости. Зачем все это? Не напишу больше ни строчки. Шутка Богов! Почему именно надо мной вы решили пошутить? Почему? За что мне такая честь? Чертовы шутники! Я ведь до сих пор могла быть главным редактором журнала или работать на телевидении. И меня бы это устраивало. И я была бы довольна. И я бы чувствовала, что именно в этом мое предназначение. А что я имею сейчас? Ни работы, ни положения в обществе, ни признания, ни семьи, в конце концов. Городская сумасшедшая, свободный художник, который что-то там пишет. Сейчас все пишут, кто умеет писать. Несчастная графоманка, зависимая от своей Музы! Когда ее нет, я впадаю в адские муки творческого кризиса. Когда она рядом, я неделями не выхожу из дома и работаю в полном уединении, похожем на заточение, не вполне даже добровольное. Когда она рядом меня раздирают мои персонажи и сюжеты. Они преследуют меня везде: в ванной, во время еды, в постели со случайными любовниками, даже на горшке. Они просят, чтобы я облекла их в слова. Чтобы я их материализовала. А когда это происходит, я опустошена. Я почти не жива. Потому что персонажи мои и сюжеты высосали из меня всю душу. Никогда и нигде нет мне покоя. А все знакомые считают меня бездельницей. Зачем мне все это? Зачем? Почему именно я?
Кажется, где-то у меня припрятана бутылка кьянти. Она меня не спасет, но утешит хотя бы несколько часов. Достаю штопор, открываю бутылку.
- Поделишься? - спрашивает Муза робко. Неужели такое бывает? Робкая Муза.
Молча достаю еще один бокал. Наливаю и ей темно-бордовой утешающей жидкости. Я зла на свою Музу. Зачем она вообще вообще появилась? Зачем она удержала меня тогда на краю асфальтовой пропасти?
- Слишком много вопросов. - Тихо говорит Муза.
- Ты читаешь мои мысли? - спрашиваю возмущенно. Я на грани истерики.
- Иногда. - Пожимает плечами Муза. - Видишь ли, девочка,в мои обязанности входит не только вдохновлять тебя, но и поддерживать в трудную минуту, поэтому я должна знать, что творится в твоей талантливой головушке и в твоей мятежной душе.  Поэтому, извини, но иногда я вынуждена читать твои мысли. Это для твоего же блага. Пойми.
- Тогда поддерживай меня! Поддерживай, черт тебя дери! Вот она, трудная минута! Настала! - кричу я.
- Ты считаешь эту минуту трудной? - Муза делает большущий глоток и разражается этим своим омерзительным хихиканьем. - Сидит на своей уютной кухне, попивает прекрасное вино в прекрасной компании. Крыша над головой есть, деньги тоже. Да тебе может позавидовать добрая треть человечества. Да еще этой капризной дряни и на службу каждый день ходить не нужно и заниматься там всякой мало интересной ерундой. Не нужно потом и кровью зарабатывать себе на хлеб. Да ты счастливый человек! Да ты вообще расчудесно устроилась! Подумаешь, отказали ей в стотысяч первый раз в издательстве! Да это же такие мелочи!
- Мелочи? Мелочи? - я задыхаюсь от бешенства. - Да ты хоть понимаешь, что это значит? Все эти редакторы своими отказми говорят мне: ты бездарь! Бездарь! Твой труд ничего не стоит! Твое, так называемое, призвание не стоит и ломаного гроша! Вот что значат все эти отказы. Все зря! Все зря! Все нервы, сопли, слезы, каторжный труд, который не прекращается ни на мгновение! Мой отказ от нормальной жизни для чего он? Ради книг, которые мало кто читает? Ради искусства, которое никому не нужно? И искусство ли это, раз оно не достойно даже быть опубликованным? - начинаю рыдать.
- Сколько человек сказали, что им помогли твои книги? - спрашивает Муза жестко.
- Не знаю, человек двадцать, - огрызаюсь я.
- Сколько человек сказали тебе, что плакали над твоими книгами?
- Не помню, но такое было.Часто.
- Сколько человек сказали тебе, что им понравились твои книги?
- Много.
- А сколько человек тебе этого всего не сказали, потому что не имели такой возможности, потому что не знакомы с тобой лично. Поверь мне, если книга плоха никто не сможет ее даже дочитать до конца. Пусть твои книги прочитали всего лишь десятки человек, а не сотни и не тысячи. Разве это так уж важно? Их читают! Они вызывают мысли, эмоции. Они доставляют удовольствие! Десяткам человек. Разве этого мало? Эти люди, твои читатели, между, прочим, ждут втоих новых книг.
Я смотрю на Музу и смеюсь сквозь слезы:
- Ты такая смешная, Муза, когда серьезная.
Муза отмахивается от меня и продолжает:
- Но, если уж совсем честно, то плевать на всех читателей. Истинный творец творит, потому что не может иначе. Потому что это его самореализация, потому что это его стезя. Потому что это то, для чего он пришел на эту землю. Тебя, говоришь, считают бездельницей, а твой труд чепухой? Да только благодаря существам, которые могли создавать что-то новое человек и стал человеком. Пусть эти глупцы представят мир, в котором нет искусства, нет творчества. Да-да! Вот давай - давай, представим: нет музыки, нет архитектуры, нет театра, нет живописи, нет литературы, нет поэзии, нет кино, нет телевидения, нет фотографии, нет интернета! Ты можешь это представить? - я отрицательно качаю головой. - Так вот те глупцы, которые измеряют продуктивность труда исключительно в денежных единицах тоже себе этого не представляют, но не способны оценить того, что дарят им люди творчества. Они способны оценить работу так называемых звезд, которык смогли заработать на своих талантах миллионы, но мировую культурную инфраструктуру образуют не только звезды, но и нищие, голодные художники, которые несут на эту планету свою порцию красоты. И не все звезды сразу стали звездами. Запасись терпением, девочка и никогда не сдавайся. Ты талантлива! Не верь завистникам, снобам и равнодушным. Верь мне! Ты талантлива!
- Ты красноречива, Муза! - восхищаюсь я.
- А я знаю! - Муза хихикает и залпом выпивает всю бутылку кьянти.
- И эгоистична, - вздыхаю я разочарованно.
- Не бойся, сейчас все будет! - Муза хитро подмигивает, щелкает пальцами и бутылка наполняется вином. - Я не только великолепный оратор, но еще и волшебница. Причем не абы какая, а дипломированная.

 Вот его-то я бы предпочла не видеть. Никогда. Хотя и не держу больше на него зла. И только я и моя Муза знаем, чего мне стоило простить этого человека. Он возмужал. От нежного мальчика, в которого я когда-то влюбилась, не осталось ничего. Теперь это мужчина. Мне он больше нравился мальчиком. Хотя, думаю, его это теперь мало интересует. О, боже! А как выгляжу я? Я ведь тоже не молодею. Почему же не догадалась я сегодня надеть свое красивое черное пальто, которое меня так стройнит? Почему надела куценькую курточку и эту нелепую шапочку? Почему поленилась даже накраситься? Ведь говорила же мне Муза, что женщина должна всегда выглядеть отлично, даже если просто идет в соседний магазин за хлебушком. А я отправилась за новыми туфлями в таком затрапезном виде! Стыд мне и позор! А вдруг я выгляжу жалко? Меньше всего на свете перед ним я хотела бы выглядеть жалко. Хотелось бы выглядеть победительницей, да вот не случилось. Нужно хотя бы гордый вид принять.
Ох уж эти случайные встречи! Ох уж эти торговые центры! Кто их придумал? Здесь же можно встретить кого угодно! Вот его, например. Просто поздороваться? Просто кивнуть и пройти мимо? Или обменяться ничего не значащими вопросами, уместными в данной ситуации? Или все же просто пройти мимо? Поздно. Он тоже меня заметил. Цепляю светскую улыбку на лицо.
- Привет!
- Привет!
- Отлично выглядишь!
- Спасибо, ты тоже!
- Как поживаешь?
- Неплохо. А ты?
- Тоже не жалуюсь. Может, зайдем куда-нибудь, выпьем кофе?
- Неожиданно! Пойдем выпьем кофе, хотя я, пожалуй, предпочту чай.
- Да, в самом деле, ты же не любишь кофе. Извини, забыл.
Боже, зачем я согласилась? О чем мне с ним говорить?
Мы сидим друг напротив друга, как раньше. Только тогда мы были парой, а теперь мы бывшие. Только тогда ты смотрел на меня с обожанием, а теперь лишь с легким любопытством. В сотый раз задаюсь вопросом: куда уходит любовь? И снова не могу на него ответить. Ведь согласно законам физики ничто не возникает ниоткуда и ничто не исчезает в никуда. А, может, и нет такого закона, я сама его придумала для создания иллюзии гармоничности жизни. В школе я плохо учила не только географию, но и физику тоже. Куда же подевалась наша с ним любовь? В какие бездны небытия она сгинула?
Да, я рисовала в воображении нашу с ним встречу. И была она совсем другой. Я в этой картинке была в роскошном платье, на высоченных каблуках. Эдакая прекрасная, высокомерная королевна, почти небожительница.  И, конечно же, в фантазиях своих я была не одна, а под руку с высоким стройным красавцем: богатым, добрым и умным. В моем воображении, я бы прошла мимо своего бывшего, я бы даже на него не взглянула. А он стоял бы потерянный, смотрел бы вслед мне и моему спутнику, и горько жалел бы о сокровище, от которого так бездарно отказался. И задыхался бы от ревности. В итоге сижу перед ним в куцей курточке и в полном одиночестве. Похвстаться мне нечем: после того, как он ушел, у меня не было отношений, которые можно было бы назвать хоть чуточку серьезными: все какие-то случайные связи да странные влюбленности. Ведь после того, как он ушел, я утратила способность доверять мужчинам. А он сидит сейчас передо мной сытый, довольный собой и влюбленный. Уже не в меня. Он победитель. Никакой справедливости! Ведь я же была жертвой, а что же получается - пострадавшая сторона продолжает стадать, а обидчик наслаждается жизнью. Ну, да ладно пусть себе наслаждается. Меня смущает только то, что я до сих пор страдаю. Ну, в конце концов, он в этом тоже не виноват - не может же он отвечать за то, что после его предательства я перестала доверять мужчинам. Могла бы ведь продолжать верить не смотря ни на что.
- Как творчество? - спрашивает он.
- Отлично! - отвечаю бодро.
- Могу я почитать твой новый роман?
- Обойдешься.
- Но я ведь обычный потенциальный читатель... - протестует он.
- Не обычный, - возражаю я. - Как семья?
- Отлично!
- Рада за тебя.
- Правда?
- Разумеется! А как же иначе? Человеку, которого любила, я могу желать только добра и ничего другого.
Ты отпиваешь кофе. Когда ты был со мной, ты не любил кофе - мы вместе пили чай.
У него в самом деле все отлично в личной жизни. Ох, уж эти социальные сети! Сколько раз я наблюдала фотографии его поцелуев с этой необычайно красивой женщиной. Каждый раз хотелось воспользоваться автоматом Калашникова. К сожалению, автомата у меня нет. А если бы и был... Конечно, не воспользовалась бы. Я не кровожадна. Мне проще убить человека словами. Хотя и от этого способа убийства я отказалась.
- А ты все путешествуешь? - спрашивает он.
Ох, у эти социальные сети - он тоже обо мне все знает.
- Да, - отвечаю, - кому-то регулярный секс, кому-то регулярные путешествия.
Он допивает кофе. 
- Я тоже хочу путешествать, но не получается. - Говорит он. - Я тебе завидую.
- Мне? - я искренне удивлена. Мне можно завидовать? Я же одинока. У меня же ничего нет, кроме творчества и путешествий. А у него есть любовь. Это же лучше.
- Тебе.
Это так странно. Со мной он путешествовал. Я ему открыла другой мир. Но это не помешло ему предать меня. Убить меня.
- Путешествия заменяют мне  жизнь. Вернее, только путешествия примиряют меня с жизнью. Не стоит мне завидовать. Мне пора. - Встаю и ухожу. - Удачи! Путешествий!
Туфли я так и не купила.
Муза встречает меня у дверей. Молчит. Она все понимает, моя Муза. Сейчас лучше промолчать.
- Ему есть чему тебе завидовать. - Говорит мне Муза утром. - Ты свободна. Ты живешь, как хочешь ты. Я сама тебе завидую.
- Меняю свободу на регулярный секс! - смеюсь сквозь слезы. - У нас есть что-нибудь выпить, Муза?