Глава 3, 2

Вечером Анка с Фёдором подались к старым приятелям. Прихватили с собой гитару и объяснили, что сегодня не придут - на Денисе помещение: вечером надо закрыть театр на засов, а утром открыть обратно.
После ухода друзей Денису стало неприютно. Может от того, что он остался один, наедине с собой. Прозрачный от какого-то холода ум сообщал, что иллюзии кончились.
День уже закатился. Хотя в каморке не имелось окон, угадывалось, что на улице сумерки.
Денис отворил дверь и вышел в коридор. Далеко в холле блестела лампочка и доносила до него скудный свет. Он прошёлся, печатая шаг, слушая, как тот разносится гулко по длинному коридору. Наружная стеклянная дверь была открыта, и он не поторопился её запирать.
Он направился по каменной лестнице наверх, туда, где располагался зал, сцена. Вышагивая своими сандаликами по широким ступеням, он слушал, как каждый шаг его поднимается к потолку, а потом падает обратно - торжественно и звонко. Крикнул громко - "Эй!", прислушался к эху.
И вдруг понял, что в театре он не один.
Вместо эха до него донёсся смех, а потом гомон сразу нескольких смешавшихся голосов.
Он стушевался сам перед собой, и понял - да, в зрительном зале люди. Репетиция? Или, как говорил Гера, съёмки фильма?
Спокойно и аккуратно, чтобы не производить лишнего шума, он продолжил свой путь наверх, только уже с ясным и твёрдым намерением - понаблюдать за творческим процессом. Дойдя до входа в зрительный зал, остановился. Есть ли смысл заглядывать внутрь? Не выставят ли?
Задрал голову - выше вела винтовая лесенка. Он поднялся по ней под потолок, ткнулся в овальную дверцу. Заперта. Скривился - спектакль окончен? Но потом припомнил, что у них в реквизитной под стеклом висит целая россыпь ключей, где-то подписанных, где-то безымянных. Почему бы не попробовать?
Едва ступая по железу, он спустился обратно. На цыпочках прошествовал мимо зрительного зала, в котором творилось нечто. Сбежал, не таясь, по каменным ступеням вниз, миновал коридор, юркнул в свою каморку.
За стеклом переливались - "Гримёрная", "Буфет", "Осветительная", "Главный", несколько безымянных. Осветительная? Взял его. На всякий случай прихватил пару неподписанных и отправился обратно.
Что тянуло его туда, что притягивало? - размышлял он на следующий день. Съёмки фильма? Отчасти. Скука? Не без этого. Таинственность театральной, а значит - за гранью привычного атмосферы, в которой он, гость из будущего, оказался, и которая от того становилась таинственной вдвойне? Без сомнения. А вообще, всё вместе. И особенно - он понимал это отчётливо - скрытый от глаз кусочек вот этой переломной эпохи, в какой-то катакомбе, который один мог сообщить правды о реальности больше, чем любые прохожие на улицах, любые разговоры и наблюдения, любой митинг, от которых, судя по новостям, гудит столица.
Ключ щёлкнул в скважине, и Денис оказался внутри осветительной будки. В полутьме громоздились прожекторы, табурет, пухлые коробки. По периметру кабинки балкон был обтянут металлической сеткой. Денис поймал себя на мысли, что ему нравится этот поворот событий - всё лучше, чем бесплодные мудрствования.
Он миновал, поднимая ноги, предметы-препятствия. Похвалил свою козырную позицию и заглянул вниз: отсюда было прекрасно видно, что происходит в зале!
Зал был средних размеров, даже скорее маленький, камерный. Зрительные кресла грудились у задней стены - Денис списал это на перерыв в работе театра. У сцены, шагах в десяти, были установлены два стола - впритык друг к другу. За ними сидели мужчина и женщина в костюмах. Рядом стояли оператор в наушниках с работающей видеоаппаратурой и фотограф с камерой. Дальше, в темноте, прятались стулья, и, кажется, ещё какие-то люди.
На сцене на стуле сидела, как курочка на жёрдочке, девушка. Перед ней лежал номер, начерченный на картонке - 112. Софиты и несколько низких ламп ярко освещали сцену.
Мужчина спросил у неё что-то по-французски. Соседка перевела:
- Вы знаете, что за фильм мы снимаем?
Девушка отвела глаза.
- Да.
- Вы видели раньше такие фильмы?
- Видела, - голос у девушки дрогнул, она волновалась, как и любая актриса на пробах.
- Вам нравились эти фильмы?
Она помедлила.
- Да.
Люди за столом о чём-то посовещались.
- Вы готовы сейчас раздеться? - голос женщины прозвучал пытливо и тихо.
Девушка отвела глаза в сторону. Но в место того, чтобы возмутиться, убежать - улыбнулась стыдливо:
- Готова.
И добавила зачем-то по-французски:
- Уи!
- Пожалуйста.
Воцарилась тишина. Мужчина-шеф облокотился о стол.
Девушка встала. Не глядя в зал, сняла просторную кофту с большими декоративными пуговицами, положила на спинку стула. Кофта сползла, упала на пол. Девушка, конфузясь, подняла её и положила на сидение.
Джинсы стягивались с трудом. Одна штанина застряла в носке, и девушка долго возилась с ней - женщина-переводчик даже вскочила с места, чтобы помочь ей.
- Сама, - извиняющимся тоном сказала девушка, сдирая с себя злополучную штанину, складывая невывернутые джинсы на стул.
Замешкалась на секунду - раздеваться ли дальше? Люди в зале внимательно молчали.
Расстегнула лифчик. Прикрывая зачем-то локтями грудь, стянула трусы. Сложила бельё на джинсы. Выпрямилась нелепая, сырая, белая.
Вперёд вышел фотограф, защёлкал вспышкой.
- Поднимите руку вверх, - сказала женщина за столом, переводя просьбы шефа. - Да, откиньте волосы. Повернитесь.
Девушка повернулась пухлой попой.
- Пройдите вокруг стола.
Девушка продефилировала неумело.
Пара за столом о чём-то пошепталась. Мужчина одобрительно засмеялся.
- Спасибо! - проговорил он на ломанном русском, потягиваясь одновременно.
- Одевайтесь, - сухо сказала женщина.
- Спасибо, - тоже поблагодарила девушка, собирая вещи в охапку - ей должно быть не хотелось совершать прилюдно интимную процедуру одевания.
Переводчица проводила её обнажённую за дверь. Денис слышал, как девчонка о чём-то робко спрашивала, женщина по-отечески отвечала. Наконец обе удалились. И скоро помощница явилась с новой красавицей.
Высокая, но какая-то нескладная, неоформившаяся девушка вошла в зал. Держалась она уверенней предыдущей. Сразу села на стул, сложила ладошки лодочкой - длинные волосы убраны ободком, широко и лучисто улыбаясь.
Возле неё поставили порядковый номер - 113.
- Мы снимаем кино,.. - начала было женщина.
Выговаривая слова громко и чётко, девушка перебила её:
- Я знаю, - и улыбнулась ещё лучистее.
В зале пересмехнулись её непосредственности.
- В нашем кино снимаются... обнажёнными.
- Знаю! - снова громко произнесла она.
- Вы готовы сняться обнажённой в нашем фильме?
- Да, - успокаивающе кивнула девушка. - Я готова это сделать.
Француз спросил о чём-то свою ассистентку.
- Где вы учитесь?
- Я учусь в театральном, - нараспев сказала девочка. - На актрису!
Француз снова наклонился к помощнице.
- Сколько вам лет?
- Семнадцать.
Женщина всплеснула руками, закачала головой, будто журя:
- Всего семнадцать лет?
Объяснила что-то шефу. Тот цокнул языком.
- Вы несовершеннолетняя и поэтому не можете сниматься в нашем фильме, - пожала плечами переводчица. - Когда вам будет восемнадцать, вы сможете делать всё, что захотите! А пока - извините. Успехов вам на театральном поприще.
Девушка с сожалением поднялась. Ещё раз одарила всех лучезарной улыбкой и, выходя, попрощалась громко и вежливо - "До свидания!"
Третья была черноволосая и худая. Ей кажется уже раньше задали все предварительные вопросы, поэтому сразу попросили раздеться. Девушка без промедления скинула с себя блузку, юбку, стянула колготки, сбросила бельё. Встала, подбоченясь, держась за спинку стула.
- Мы хотим, чтобы вы сыграли для нас в короткой сценке, - объяснила переводчица. - Девочка-меломанка! Мы создадим соответствующий образ. А вы станцуете под музыку. Согласны?
- Да, конечно.
Из глубины зала выплыла гримёрша-костюмерша с большой металлической коробкой. Усадила девушку на стул. Бормоча что-то по-французски, вынула из коробки браслеты, клипсы, металлические ожерелья, цепочки. Выбрала нужные, надела на модель. Обмотала вокруг талии блестящий чёрный пояс с заклёпками, нацепила на него музыкальный плейер. Подкрасила ресницы, брови, нарумянила щёки. Попрыскала пахучим лаком волосы, собрала их на макушке в хвост. Сбежала вниз, нажала на кассетном магнитофоне кнопку - и по залу загремела музыка...
Девушка вошла в образ мгновенно. Она вытянула губы трубочкой, закивала в такт бёдрами. И вдруг, будто забыв, где она и кто вокруг, отдалась танцу.
Не имея, очевидно, профессиональной танцевальной практики, она попыталась сочленить в своём удивительном номере все известные ей стили. Она вскидывала руки вверх, как в балете. Качала головой и руками с выставленными вверх большими пальцами, как в рок-н-ролле. Хваталась за виски и кружилась неумело, но от души, с закрытыми глазами под весёлый перезвон музыкантов. Поводила обнажённым лобком, как бы двигая им отдельно от остального тела, и трогала, извиваясь, острые грудки. Томно смотрела в зал и, подчиняясь только ей известному сюжету, грозила режиссёру пальчиком.
Зрители-французы наблюдали за ней с неподдельным интересом. Денису показалось, что они не знают, что и думать. То ли аплодировать, то ли смеяться. Возможно, им и не нужна совсем была эта самодеятельность, выглядящая не то чтобы соблазнительно, а, скорее, несуразно, потешно.
Закончила девушка неожиданным па - приземлилась на одно колено, вытянув шею и устремив глаза куда-то в потолок, как раз туда, где сидел Денис (впрочем она бы его никогда не заметила - настолько она была в себе, в своём образе). Из зала послышались неуверенные хлопки. Деятели кино зааплодировали, но и захохотали, не в силах сдержаться...
Денис не знал, что думать. Ему было не до смеха. Хотя посмеяться над этим следовало. Только не добрый бы у него смех вышел. Как и у этих французов.
Русская переводчица пошла за очередной барышней, а Денис попятился к выходу - катакомба оказалась красноречивой.
Он ещё не осознавал вполне чувств, клокочущих внутри, но среди них была и брезгливость, и недоумение, и злость, и какая-то глубокая личная обида...
Уже не беспокоясь, что его заметят, с колотящимся сердцем, он выкарабкался наружу. Появись сейчас та помощница, он, видимо, не прошёл бы мимо неё просто так. Бросил бы что-то нелицеприятное в лицо. Хотя, скорее всего, убежал бы без оглядки, не сказав ни слова - слишком смутился бы её пугающей внешней благопристойности рядом с холодным поведением за режиссёрским столиком.
Дамы не появилось. Денис спустился каменной лестницей вниз. Прошёлся коридором, по которому так азартно бежал туда. Скрылся в своей каморке. И зажался в угол, обескураженный и померкший.
Перед глазами стояла и тётушка-переводчица, и бесстыдная танцовщица, и робкая первая, и глупая по одури молоденькая вторая. На фоне их даже терялись, меркли хозяева бала - французы. В голове ходили ходуном вопросы и ответы, грохочущая музыка, щёлканье камер, треск софитов, струящаяся иностранная речь.
Денис, наполненный всем этим до отказа, до крышки, лежал, неподвижный, на раздвижном кресле и против своей воли переваривал увиденное. Он включил радио, но тут же выключил его - било по перепонкам. Подумал сходить перекусить на кухню, но даже не сдвинулся с места - в горло кусок не полез бы. Поднялся было выйти на улицу - прочиститься свежим воздухом, но понял, что не в силах сейчас соприкасаться с кем бы то ни было: в каждой встречной девице он будет видеть дурёху со сцены, за каждой приличного вида женщиной углядывать подвох, червоточину. Или же сам обрызгает грязью ни в чём не повинных прохожих, которой наполнился, став свидетелем весёлых кинопроб.
Защёлкнув шпингалет на двери, он долго смотрел пустыми глазами в потолок. Пока не погрузился в нездоровую дремоту.