Роксолана. Пробуждение. Глава 1

                ПРОЛОГ

В Стамбул их привело обычное любопытство. Шумные улочки Гранд-базара, вкуснейшая жареная рыба с луком, прекрасный Босфор и неповторимое очарование этого древнего город –жемчужины у моря… Что может быть лучше для молодой влюбленной пары?
Тарас с Юстиной упивались этим прекрасным городом, будто дорогим вином. Они были молоды и беззаботны. И еще не знали –да и откуда бы они могли узнать?- что уготовано им Судьбой.
Ранним майским утром, накануне отъезда обратно в Россию, Юстина неожиданно предложила своему жениху посетить усыпальницу Сулеймана и Роксоланы. Идти до нее было недолго, но Тарас почему-то заупрямился. Его не покидало смутное предчувствие, что этот день им лучше провести в гостиничном номере, предаваясь утонченной восточной любви. Или просто выспаться.
Но Юстина была упрямей своего любимого. Под конец она сердито рыкнула на ленившегося парня и выскочила из номера, прихватив с собой кошелек.
«Буду ему сейчас в мелочах уступать…»,-зло думала девушка, шагая по узкой стамбульской улочке.- А потом? Он же мне на шею сядет и ноги свесит! Еще и паранджу наденет –с него станется!»
Оставшийся в номере Тарас ощутил странное беспокойство за убежавшую девушку. С каждой минутой ему все больше казалось, что она в опасности.
Не выдержав, он вскочил с постели, захлопнув крышку ноутбука – початиться с приятелями можно и позже,- и выбежал из номера в одних шортах и майке.
Он не знал, что вернуться обратно им уже не суждено.

На пальцах объяснившись с прохожими турками, Тарас узнал, где находится мечеть Сулеймание и поспешил туда. По пути он бросал заинтересованные взгляды на скромных турчанок, покрытых темными платками. Ему было в диковинку, что в современной Турции до сих пор заставляют женщин ходить покрытыми. Раньше, во времена султанов и их жен, понять такое обращение с дамами Тарас бы еще как-то мог… Но не сейчас, когда на дворе XXI век. Это было как-то совсем уж чересчур.
Предзакатное марево окутало улочки Стамбула. Ослепительно яркое солнце понемногу уступало сумеркам. На краю небосклона начал разгораться багровый закат…
Тарас застыл, случайно подняв голову к небу. Красота природного явления неожиданно захватила и потрясла его. Достав из кармана шорт айфон, Тарас упоенно принялся снимать пропитанные розово-золотым светом закатные облака. . И не заметил, как за спиной у него возникли две смутные тени.
..-Его кровь нечистая. Госпожа отравится,-прошептала одна тень, склонившись к другой. – Кизляр-ага… Давай поищем кого-нибудь другого?
-После Пробуждения госпожа будет голодна, Мелек-хатун,-ответил ей тихий голос. –Поэтому не будем искать дольше…Он подойдет.
Тарас ничего не понял, но в следующий миг ему на голову опустилось что-то тяжелое и мир померк.
Две тени втянули в переулок потерявшего сознание блондина и вскоре слились с сумраком, их породившим.
…Юстина вошла во двор мечети Сулеймание, настороженно оглядываясь. Она долго искала ее, плутала по всему городу, каждый раз ее направляли не туда. А почти в конце пути какая-то старуха схватила ее за руку и, не слушая протестующих воплей испуганной девушки, что-то прокаркала на своем вороньем языке. Щурилась, тихо бормотала, поминутно призывала Аллаха в свидетели, и цепко держала Юстину своими скрюченными артритом пальцами. От нее неприятно пахло старческим потом и специями.
-Да отпустите вы меня!!-истерично крикнула девушка. Полубезумная старуха ее пугала. Та склонила голову к правому плечу и, глядя на нее своими узкими слезящимися глазами, прошептала всего одно слово:
-Оl;m…-На это Юсиного турецкого хватило. Вскрикнув, она наконец-то вырвала руку у демонически хохотавшей старухи и, не разбирая дороги, помчалась вниз по улице. Вслед ей оборачивались изумленные прохожие.
Мечеть в свете закатного солнца выглядела потрясающе. Но Юстину неожиданно пробрал озноб. Вспомнились слова безумной старухи. Здесь, на кладбище, где была похоронена знаменитая Хасеки Хюррем Султан, все слова сумасшедшей неожиданно приобрели какое-то особое значение.
«Не стоило мне сюда приходить,-схватившись за звезду Давида, висевшую на шее, подумала перепуганная девушка. –Одной, без Тараса…Лучше бы в номере остались! Выпили бы, потрахались…»
Она направилась ко входу в Сулеймание…Но неожиданно ее ноги подкосились и девушка беззвучно осела на землю в глубоком обмороке.
-А вот и вторая…-удовлетворенно прошептала тень, подхватывая Юстину, будто она ничего не весила. –Госпожа будет довольна, Сюмбюль-ага!
Неведомый Сюмбюль ничего не ответил. Он тащил тяжелого Тараса к неприметной могиле в конце кладбища.
-Скоро полночь…-ни к кому не обращаясь, прошептал он. –Уже скоро Госпожа проснется, еще красивее и сильнее, чем раньше! Мы так долго этого ждали… Мелек-хатун?!
Мелек-хатун виновато оторвалась от прокушенного запястья Юстины, с которого тонкой струйкой капала кровь.
-Прости меня, Сюмбюль,-виновато прошептала она. – Я очень голодная…
-Никакого уважения к Госпоже!-возмущенно вскрикнул евнух. Минуту помолчал, уложив бесчувственного Тараса на землю, а потом присоединился к страшной «трапезе».
До полуночи оставалось не более двух часов.


                ГЛАВА 1.

1518 год, Черное море

-Настя! Настiнька! Доню!- Насте снилась мама. Она раз за разом обмякала в объятиях злобного черноусого татарина, вонзившего саблю ей под ребра. Гнусные, подлые твари! Они только и умеют, что беззащитных в спину бить!
Настя вскрикнула и проснулась. Холодный пот заливал в лоб. Это бесконечное морское путешествие выпило из нее все силы. Она не могла спокойно смотреть на турок, стерегущих полонянок. Ей хотелось схватить нож, да или просто ногтями вцепиться в эти смуглые лица и крича, словно дикая кошка, рвать, рвать их на части…Хоть так отомстить за переполняющую ее сердечко боль.
Но что она, обычная тринадцатилетняя девчонка, могла? И она то плакала, то хохотала, то начинала петь песни на родном языке, и их подхватывал нестройный хор девичьих голосов. Голосов таких же пленниц, как она.
Сперва с ней даже пытались подружиться. Но своенравная Настя не хотела ни с кем иметь дела. Только черноглазую Маришку подпустила к себе. Подружкой не называла, но без нее было бы совсем тоскливо.
Вечером девочки забивались в дальний уголок трюма и шептались о том, что их ждет в этой проклятой Богом Турции, куда везли их смуглые османы. Девушки постарше рассказали им, что пираты будут их продавать, продавать на невольничьем рынке. Будто тупой бессловесный скот. И от того, как будешь себя вести, как покажешь себя перед смуглыми толстыми турками, выбирающими себе рабынь, вся твоя дальнейшая Судьба зависеть будет…
-Не хочу с тобой разлучаться, Настюша,-сжимая ее ладошку своей, шептала Маришка. –Как родная ты мне стала…как же я без тебя…
Но Настя не была дурочкой. Она прекрасно понимала –сможет и без нее. Своя шкура дороже. Продадут Маришку какому-нибудь толстому потному турку в халате, а она улыбаться и кланяться ему будет, за «спасение» нечестивую тварь благодарить! Про Настю и не вспомнит тогда, не до Насти ей будет…
А смешливая Настюша что? Да пусть только тронет…да пусть только взглянет!! …на нее турок-басурман… руки на себя наложит, жить не станет! К мамо, к тяте, к сестренке – ей туда, к Господу в Рай, лучше будет отправиться, чем прислуживать этим животным с масляными темными глазами.
И Настя пыталась сказать об этом Маришке, но та ей только рот испуганно зажимала, чтобы надзиратели не услышали.
-Собакам, собакам тебя кинут!-жарко шептала она. – Вон, Ярославу-то, рыжую, что с нами плыла – за неповиновение собакам кинули на корм! Я сама видела, Настя, как ее тело потом в море-то сбросили ! Ох и страшно! Ох и лютые они, турки!
Но Настя не слушала подругу. Она всерьез считала – лучше уж смерть.
Дни тянулись бесконечно долго. Было так тоскливо, что даже смешливая от природы Настя больше пела и плакала. Сил в ней не было смеяться, не находила в себе сил. Садилась в уголку и горе свое в песне выпевала:
-Мисяць на нэби, зироньки сияють,
Тихо по морю човен плывэ.
В човне дивчина писню спивае,
А козак Чуе, серденько мре.

Письня та мыла, писня та люба,
Все прокоханья, все про любовь,
Як мы любились та й разишлися,
Теперь зийшлися навики знов.

Ой очи, очи, очи дивочи,
Тэмни, ак ничка, ясни, ак дэнь.
Вы ж мэни, очи Вик вкоротили,
Дэж вы навчилысь зводыт людей?

Пела, как птичка – голосок тонкий, жалобный, с душой пела…Турки стояли, замирали –заслушивались. А как девушки Настину песню подхватывали, так и вовсе басурмане обмирали, боясь чудо, навеянное тонкими нежными голосами, спугнуть. Мечтательной дымкой подергивались темные глаза турок…
А то как грянет по трюму разудалая:
-Роспрягайтэ хлопци конэй
Та й лагайтэ спочивать,
А я пиду в сад зэлэный,
В сад крыныченьку копать.

Маруся, раз, два, тры, калына,            
Чорнявая дивчина
В саду ягоды рвала,

Копав, копав крыныченьку
У зэленому саду.
Чин э выйдэ дивчинонька
Рано-вранци по воду?

…Турки-то, как слышали лихую песню, так притопывать в такт начинали, даже подтягивать пытались, да слов не знали, и так смешно выходило, что Настя прерывала пение и смеялась, смеялась, слезы с глаз своих дивных утирала…В такие минуты забывала она и о горе своем, и о смерти неизбежной… Просто пела, в песнях этих выпевала все, что на сердце было…
Все тревоги уходили, пока пела о родимой стороне, о залитом солнцем закатным Рогатине, о яблоне в саду да о румяных щеках матусеньки…. О сестричке, в чьих золотых волосах солнце терялось и лишь освещало ее, так, что становилась она похожа на ангела с пылающим нимбом… Больно глазам смотреть было…
Сестричка, кровиночка…Мамо, тятя…
Каждую ночь видела их в кошмарах.
…А потом кошмары начались наяву.

Константинополь, дворец Топ-Капы

Валидэ кушала лукум. Ее темные округлые брови сошлись на переносице. Царственная колыбель гневалась, но уронить свое достоинство в глазах многочисленных слуг и шпионов сына ей не хотелось.
-Госпожа…Валидэ-султан…-согнувшись в почтительном поклоне, евнух Сюмбюль подошел к своей госпоже.- От главного астролога послание Вам…
-Читай,-кивнула валидэ, чуть просветлев ликом. –Читай.
Евнух откашлялся и негромко зачитал послание. Валидэ сидела, как истукан, сжимая побелевшие пальцы в кулаки.
…Десятый султан Османской империи, является посланником Аллаха на Земле…
Каждое слово евнуха будто кипящее олово вливалось в ее уши, жгло, терзало, причиняя нестерпимую боль.
Жестокие законы Мехмеда Фатиха заставили Сулеймана уничтожить всех его родных братьев, одного за другим, расчищая себе путь к Трону, а потом он не побрезговал и отцом. Селим Грозный умер два месяца назад, и его место занял Сулейман.
Но вопреки всеобщим ожиданиям, валидэ Хафса не радовалась этому. Казалось бы, каждая мать шах-заде мечтает о том дне, когда сын ее станет падишахом. И валидэ Хафса пыталась изобразить эту радость, приглушенную горем по безвременно почившему любимому супругу. Сулейман пока был спокоен. Его шпионы исправно доносили ему о том, как счастлива и довольна валидэ, как ежедневно она молит Аллаха послать здоровье молодому падишаху, как беспокоится за своего льва…
И только старая преданная служанка Хафсы Султан, Айше-хатун, знала истинное положение вещей. Она вместе с молодой валидэ переживала раз за разом ту давнюю августовскую ночь, когда появился на свет нынешний султан Сулейман… И она знала, какая боль терзает ее царственную госпожу.
-Благодарю тебя за добрые вести, Сюмбюль-ага,-с непроницаемым лицом валидэ подала просиявшему евнуху мешочек с монетами. – Ты можешь идти…
Двери за евнухом бесшумно закрылись. Валидэ осталась одна.
-Сын змеи…-еле слышно прошептала она.- Сын льва и змеи… Да как ты смел вообще появиться на свет из проклятого лона?! Как позволил великий Аллах дожить тебе до этих дней!
Валидэ обессиленно оперлась о подушку, смахнув выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони.
-Да простит меня Всевышний… Но я обязана этому помешать,-решительно пообещала самой себе Хафса Султан. И, кликнув служанку, приказала: - Позовите ко мне Ибрагима!

Ибрагим
Ибрагим был сыном греческого рыбака из Парги. В возрасте десяти лет он попал в плен к туркам и был привезен в Кафу, где на невольничьем рынке его купила одна богатая бездетная хатун. Так маленький Георгис стал Ибрагимом.
Зухра-хатун искренне полюбила красивого темноволосого мальчика. Она от всего сердца переживала о его будущем, и однажды, когда Ибрагиму исполнилось тринадцать, подошла к нему с очень странным и даже пугающим предложением…
…Был чудесный весенний день. Ибрагим играл на скрипке, разучивая новую мелодию. Чарующие звуки разносились по саду. Зухра-хатун замерла в отдалении, любуясь своим воспитанником. Высокий, тонкий, широкоплечий, темные волосы непослушной волной падают на лоб. Но больше всего очаровывали глаза Ибрагима – глубокого карего цвета, с искорками, и лукавой хитринкой во взгляде.
-Мальчик мой…-сердце Зухры-хатун переполнилось материнской нежностью.- Мой бедный мальчик…
Ибрагим услышал ее, отложил скрипку.
-Аннэ?- ласково позвал он. Зухра-хатун таяла каждый раз, когда он называл ее мамой. Но в этот раз она не должна была позволять ненужной нежности отвлечь ее от сути этой встречи. От важного, способного навсегда изменить судьбу ее любимого Ибрагима, разговора.
-Присядем, сынок…-указав на бортик небольшого фонтана, прошептала Зухра. Ибрагим настороженно наблюдал за приемной матерью из-под длинной челки.
-Что то случилось, аннэ?-Ибрагим был очень чутким к чужим эмоциям. Иногда это даже пугало суеверную Зухру-хатун. Но не в этот раз.
-Ты думал, что с тобой будет, когда я умру, Ибрагим?- с трудом найдя в себе силы, прошептала хатун. –Мы не вечны, а я уже стара…Еще год-другой, и Аллах призовет меня к себе…
Ибрагим побледнел. Он старательно гнал от себя эти мысли, но ему все труднее было не обращать внимания на то, как медленно увядает эта женщина, заменившая ему и мать, и отца.
-Аллах акбар,-привычно прошептал чужую для него молитву Ибрагим,-Аллах велик…Он не позволит тебе так рано покинуть меня, аннэ. Не думай об этом, гони прочь дурные мысли.
У Зухры-хатун под полупрозрачным яшмаком задрожали губы. Но она все же нашла в себе силы продолжить.
-Ибрагим…я хочу отправить тебя в одну тайную школу в Самарканде. Ты умен и красив, мой мальчик, в тебе уже сейчас угадывается огненная мужская страсть…Ты станешь Учителем Страсти!
Глаза Ибрагима стали огромными. Он понятия не имел ни о тайных школах Самарканда, ни об Учителя Страсти, но душа его неожиданно взволновалась.
-Аннэ?
-Послушай, мой мальчик, я никогда не была богатой вдовой…-еле слыщно прошептала пожилая женщина.- Я была такой же невольницей, когда в тринадцать лет меня привезли сюда из далекой Рязани… Но мне повезло. Я была красива и очень хотела жить. Жить, как султанша, не как рабыня! И мой хозяин продал меня одному Учителю Страсти в Каир. Их и тогда уже было мало, но сейчас почти и не осталось вовсе…Уже более сорока лет прошло с тех пор…
Ибрагим слушал ее жадно, забывая дышать.
-Два года я провела в его объятиях, постигая тайную науку Любви… Спустя два года ему пришлось расстаться со мной. Он подарил меня визирю султана Баязида,-на глаза Зухры-хатун навернулись слезы.-Мы прожили вместе тридцать счастливых лет. Он забыл обо всех своих наложницах и рабынях, забыл даже свою жену – он весь растворился в моей страсти, и я дарила ее ему легко, потому что с первого же взгляда он завоевал мое сердце… Я стала очень богатой женщиной, сынок…Я родила своему визирю трех сыновей, но Аллах забрал их у нас! В одну жуткую ночь, когда мой повелитель уехал на охоту с султаном, его ревнивая жена решила покончить с нами! Моим сыновьям принесли отравленный плов…В ту ночь я потеряла их всех…Но на этом дочь змеи и гиены не успокоилась! Она сама приняла яд, обвинив меня в собственной смерти! Мой визирь…я так и не узнала, что он сделал бы со мной. Собрав свои богатства и прихватив самую верную свою служанку, я бежала, бежала в Рязань, в родные края…Но от моего дома и семьи там давно уже ничего не осталось. И я вернулась сюда спустя три года, назвавшись новым именем, став для всех богатой добропорядочной вдовой… Не было больше гордой Нур, она умерла вместе со своими детьми! Вместо нее родилась Зухра…
К концу рассказа в глаза Ибрагима стояли слезы. Он порывисто потянулся к приемной матери и обнял ее, прижав к себе, словно желая защитить от жестокого мира, в котором ревнивые жены визирей осмеливаются убить невинных детей. Нур-Зухра тихонько плакала в его объятиях.
-Сынок…я хочу сказать тебе то, что узнала на своем опыте. Страсть – сильнейшее оружие и сильнейшая твоя защита. Я хочу чтобы ты познал эту науку, потому что словно сам Аллах подсказывает мне –она будет очень тебе нужна!-наконец нарушила воцарившуюся в саду тишину Зухра-хатун. Ибрагим поцеловал мать в прикрытый яшмаком лоб и молча кивнул.
Через неделю он отправился в путь.
…Вернулся Ибрагим спустя три года. От поместья его приемной матери ничего не осталось. Только дымящиеся развалины. Визирь все-таки разыскал свою беглую рабыню…
Ибрагим плакал, упав на колени в центре пепелища, оставшегося от дома, где он провел самые счастливые годы своей жизни. Потом он сел на коня и отправился в Стамбул. Через год же попал в свиту тогда еще шах-заде Сулеймана...
Теперь же принц стал Повелителем мира, а Ибрагим, бывший его правой рукой, - хранителем покоев. Самым верным другом и соратником, правой рукой, а ночами- благодарным и нежным любовником…
И Сулейман не хотел никого иного. Да, права была Нур-хатун. Наука Страсти –самое грозное и незаметное в мире оружие. Ибрагим убеждался в этом ночь за ночью, уже втайне мечтая о должности великого визиря при своем султане…
До того момента, пока не позвала его в свои покои грозная валидэ-султан.

Стамбул, наши дни.

Тарас с трудом открыл глаза и попытался оглядеться. Но ему это не удалось. Все вокруг было скрыто темнотой.
-Юся?-неуверенно позвал он, не надеясь, что она ответит.- Господи, что происходит…
Последние слова были сказаны таким капризным и требовательным тоном, что стоявший в тени Сюмбюль-ага вздрогнул. Он уже слышал этот голос и эти интонации… Очень давно…
-Мелек-хатун,-еле слышно прошелестел главный евнух.- Все готово к Пробуждению госпожи?
Мелек-хатун, невысокая темноволосая рабыня, привезенная в подарок шах-заде Селиму из Черкесии, кивнула. Она плотоядно поглядывала на пойманного ими блондина – уж больно хорош был светловолосый гяур… Даже жаль было, что он должен достаться их госпоже. По мнению самой Мелек-хатун, ей вполне хватило бы и девчонки. Вот если бы не Сюмбюль-ага …
Едва заметно вздохнув, Мелек-хатун взялась за лопату. До полуночи оставалось не более получаса, а госпожа все еще спала в недрах земли. Неосвященной земли…
Иногда Мелек-хатун задумывалась – знал ли Повелитель о том, кем являлась в действительности его обожаемая Хасеки? Да, госпожа умело скрывалась, она никогда не утоляла голода в стенах гарема, но было множество других признаков, указывающих на ее неземное происхождение. В конце концов, она же вообще не старела! Неужели Повелитель всерьез считал, что так и должно быть?
Догадывались о том, что госпожа –не обычный человек,-многие. Но все недовольные быстро пропадали из гарема. Те, кто осмеливался высказать свои подозрения вслух –шли в пищу госпоже. О, нет! Разумеется, она не выпивала их прямо в гареме.
Обычно поступали намного коварнее и изящнее.
Провинившуюся рабыню отправляли на рынок с каким-нибудь поручением, а сама госпожа, скрывшись под плотным феридже, выскальзывала тайными ходами из Топ-Капы. Никто не удивлялся, что недовольная рабыня вдруг решалась сбежать. Такое часто случалось, особенно среди новеньких…А госпожа никогда не оставляла после себя следов.
Один только раз Хюррем Султан чуть не попалась. В ту ночь, когда умерла сестра султана, Хатидже, долгие годы изводившая своей ревностью «безродную славянскую собаку». Госпожа крепилась, старалась мстить Хатидже обычными для гарема средствами, но однажды она просто не выдержала. Сказался почти полугодовой голод.
После этого Сулейман начал отдаляться от своей обожаемой Хюррем. Он впервые начал улавливать те странности, на которые указывали ему перепуганные сестры. Он вспомнил необычные обстоятельства смерти Ибрагима и валидэ-султан… Но ничего не сказал.
Почему? Так сильно любил? Околдованный зелеными глазами роксоланки, предпочел не задумываться о ее тайнах, опасаясь узнать то, после чего ему придется ее убить? Отдать приказ немым палачам?
Хюррем же смерти от удавки не боялась. Госпожу мог убить только очень долгий голод –как и Мелек-хатун, вскоре разделившую ее путь, как и Сюмбюля…Но заставить ее голодать не смог бы даже султан. Ему бы просто не пришло это в голову.
…От воспоминаний Мелек-хатун отвлек тихий сон. Девушка, лежавшая рядом со смертным ложем их госпожи, пробуждалась.
-Юся?!-снова позвал встрепенувшийся блондин. Сюмбюль-ага зашипел сквозь увеличившиеся клыки и кинулся к непослушной жертве. Легкий удар по затылку –и Тарас опять провалился в уютную вязкую темноту.
-Кто вы?-жалобно кривя губы и силясь рассмотреть склонившуюся над ней девушку, прошептала Юстина.-Зачем вы меня сюда принесли?! У меня почти нет с собой денег! Возьмите все…только отпустите!
-..И проснется Госпожа, когда губы ее оросятся кровью двух искренне влюбленных,- назидательно произнес Сюмбюль, которому было скучно, а с предназначенной на убой девицей и поболтать было не грех.- Ничего личного, моя прекрасная хатун, вы просто первыми попались нам на глаза…
-Тарас?!!-отчаянно рванувшись, крикнула Юстина. По ее смуглым щекам потекли слезы. –Да кто вы такие?!
Две клыкастые улыбки похитивших ее сумасшедших пригвоздили несчастную девушку к месту.
-Вампиры…-прохрипела она, теряя сознание вслед за Тарасом.

Стамбул, дворец Топ-Капы

Сулейман скучал. Рядом с ним на подушках расположилась весело щебечущая Махидевран, поглощающая лукум. От постоянных сладостей некогда стройная, как газель, черкешенка расплылась подобно квашне. Султан по привычке продолжал звать ее в свои покои, но с каждым разом ему все меньше и меньше хотелось это делать…
Лучше уж Ибрагим.
Именно о нем влюбленный Сулейман, тогда еще просто шах-заде, написал:
-Мой друг, я отдал свое сердце тебе, и ко мне оно уже никогда не вернется. Ты, с подобными луку бровями, только твоя стрела коснется моего сердца, наконечник твоей стрелы, я в свою грудь приму. Иначе я не мужчина...Эй, друг, любовь ты отнял, и теперь твоя цель - моя жизнь. И моя голова пред тобой на пути уж положена…
Ибрагим разбудил в Сулеймане такую любовь, какой никогда еще тот не знал. И поэтому так цеплялся за этого «безродного грека» султан, так берег, так ревновал…
Сулеймана нельзя было назвать поклонником одних только мальчиков, он вообще до встречи с Ибрагимом не испытывал желания к представителям своего пола. Но грек с его волшебными глазами, попав в плен которых раз, уже нельзя было вырваться, изменил все. Он ворвался в жизнь Сулеймана, согрел его сердце, опалил страстью душу…
И они тонули, тонули вместе в омуте этой бесконечной страсти. Валидэ хмурилась, поджимала потемневшие с возрастом губы, осуждала, наставляла…Но что за дело было Сулейману до ее наставлений?
Он исправно ходил в гарем, успел обзавестись тремя наследниками, но ночи все так же проводил с Ибрагимом. Они долго разговаривали, читали друг другу стихи, пили запрещенное для правоверных вино и потом нежно любили друг друга…
Пока в жизни Сулеймана не появилась Гюльбахар, позднее ставшая Махидевран. Он не знал, что валидэ-султан устала от этого «грязного разврата». Не знал он и того, что Махидевран была «подарочком с сюрпризом». Просто увидел ее раз, когда тоненькая девушка танцевала на каком-то празднике в гареме…и пропал.
О, эти глаза! Прекрасные черные глаза, взявшие в его плен…У Махидевран были почти такие же прекрасные глаза, как у Ибрагима, тонкое хрупкое тело, нежная грудь и жаркие бедра, которыми она обхватывала его в моменты страсти, извиваясь под настойчивыми пальцами своего хозяина и Повелителя…Прекрасная, ненасытная в любви Махидевран!
Сулейман сделал Гюльбахар третьей женой. А она в благодарность родила ему сына, которого счастливый Сулейман назвал Мустафой. На некоторое время был забыт Ибрагим, султан полностью погрузился в свою любовь к сыну и Махидевран.
…Но Ибрагим был умен, и точно знал, когда нужно отойти в сторону и дать своему Повелителю свободу. И пока Повелитель ночь за ночью тонул в объятиях своей черкешенки, Ибрагим развлекался с молоденькими рабынями и раздумывал, не стоит ли ему вернуться к своему прежнему ремеслу Учителя Страсти.
Случай представился сам. В тот памятный вечер его неожиданно позвала валидэ…