Глава 11

- Расскажи мне о той девочке, - прошу я, когда вдоволь нацеловавшись, мы просто лежим на ковре, держась за руки.
- Тебе так важно это знать? - он внезапно замирает и прекращает гладить мои волосы.
Каким-то шестым чувством я ощущаю, что он напрягся и лучше прекратить свои распросы. Но любопытство берет верх.
- Да, важно. Мне интересна твоя жизнь. Особенно та, что была до нашего знакомства.
- Хорошо, я расскажу. Но услышанное может тебе не понравиться, - он встает, - Пошли на кухню? За чаем беседа пойдет лучше.
Он долго вертит в руках кружку, потом закуривает сигарету. Я терпеливо жду, даже не притронувшись к своему чаю. С одной стороны мне страшно, вдруг он до сих пор влюблен, с другой - жутко интересно узнать о той незнакомке, что раньше целовала его ключицы. На этой мысли меня пронзает жгучая ревность.
- В общем, слушай.
Я познакомился с ней случайно. Мы зацепились взглядами в городском парке, и я не смог пройти мимо ее таких завораживающих и глубоких глаз. Был душный весенний вечер, над городом висел смог, поэтому народу в парке было немного. Она пила алкогольный коктейль и зачем-то фотографировала свои ноги. Я сел рядом с ней, попросил зажигалку. Она сказала, что не курит и посмотрела на меня так, что я почувствовал, как оборвалось что-то внутри, и сердце полетело с головокружительной высоты. Чувствуя себе полным дураком, я спросил, зачем она фотографирует свои ноги. Она звонко рассмеялась и сказала, что ей просто скучно. И вновь оцарапала меня взглядом.
Короче, эту ночь мы провели вместе, на крыше главной городской типографии.Это был первый раз, когда я не ночевал дома. Она была горячей, жесткой, как пружина, обжигала и обдавала холодом. Мне было всего пятнадцать, ей - на год больше, но она оказалась так искушена в плотских удовольствиях, что я только диву давался, когда она принимала ту или иную позу, порочная, бесстыдная и чистая одновременно. Потом мы допивали ее коктейль, и она фотографировала меня на фоне рассветного неба и крыш.
Придя домой, я не мог найти себе места. Ложился и вставал, стоило закрыть глаза, как передо мной возникал ее образ, при каждом движении обдавало волной ее запаха. В тот день я написал около десятка ее портретов, которые уничтожил год назад, в приступе черного отчаяния. Но обо всем по порядку.
Мы виделись редко, два-три раза в неделю. Она заканчивала школу, готовилась к выпускным экзаменам и фотографировала на заказ. Но каждая наша встреча начиналась безумным сексом в самых разных местах и заканчивалась трогательным прощанием. Я целовал ее руки и чувствовал себя дебилом, наркоманом, у которого отнимают дозу. Она словно считывала с моего мозга самые извращенные фантазии и тут же их реализовывала. Она была испорчена с детства, прочитав в десять лет все опусы де Сада, посмотрев все самое грязное порно, которое нашла у отца. Позже она расскажет мне, что с младенчества была погружена в атмосферу похоти и разврата, царившую дома. А я любил ее, мне было наплевать, я был таким же - испорченным, извращенным, меня сводила с ума одна лишь только мысль о том, что я МОГУ с ней сделать.
Ей нравилось меня фотографировать. Она говорила, что я невероятно красив, и ей хотелось верить.
Позже я узнал, что не единственный у нее. Кроме меня она встречалась еще с одним парнем и взрослым богатым мужиком, которому нравилось, когда его унижают. Он платил ей за то, что она засовывала ему в рот и задницу различные предметы и обзывала последними словами. Ей нужны были деньги на пленку, разные фотодевайсы и прочую муть. Родители не давали ей ни копейки, считая, что девочке-подростку деньги ни к чему.
Когда я узнал об этом, мне показалось, что я сейчас умру. Настолько сильной была боль. Мини-инфаркт моего размякшего от любви сердца. Она пришла на на наше место - крышу типографии, - веселая, пахнущая дождем и с размазанной помадой в углах широкого рта. Пощечина обожгла левую торону ее лица. Она уставилась на меня диким, непонимающим взглядом, а я сказал, что все знаю. Мы стояли под дождем и орали друг на друга до хрипоты. Ее макияж поплыл, кровь стекала по подбородку, сейчас она совсем не была красивой. Вдруг она подбежала ко мне и крепко обняла. И я понял, что не смогу без нее, внутри словно образовывался вакуум при этой мысли. Я был согласен на все, лишь бы она и дальше продолжала быть моей. В тот день мы помирились.
Она продолжала встречаться с разными мужчинами, а я ей доверял и совсем не ревновал. Чувствовал, что она меня любит. А потом, спустя полгода, резко прекратила все отношения с теми типами. Я был просто невероятно счастлив, теперь она принадлежала только мне! Мы стали видеться чаще, я познакомил ее со своими родителями. Мама была от нее без ума, они быстро подружились.
Но мы начали отдаляться друг от друга. Нам было невыносимо вместе, а врозь - еще невыносимей. Она, моя светлая девочка, пыталась наладить наши отношения, придумывала различные занятия, которые должны были нас сблизить, но ее попытки заканчивались ничем, ибо я злился, начинал психовать, припоминать ей ее косяки, обзывал "проституткой". Она плакала, а я, доведя ее до такого состояния, испытывал сначала мстительное удовлетворение, а потом муки совести. Валялся у нее в ногах, прося прощения. И она всегда прощала.
А потом мы крупно повздорили. Все завертелось из-за какой-то мелочи, не помню уже, что это было. Я потерял контроль над собой, кричал так, что соседи начали бить по батарее. Она истерически рыдала, просто захлебывалась в рыданиях, а я не делал попыток ее успокоить, хотя знал, что она страдает неврозом в какой-то сложной форме.
 И у нее начался панический приступ. Она побелела, как полотно, на лбу выступили бисеринки пота, а взгляд стал стеклянным. Ее ногти скребли по полу, она казалась диким зверьком, готовящийся к прыжку. Никогда не видел ее такой: безумные, пустые глаза, судорожные подергивания рук  и ног, абсолютно бескровное лицо. Она умоляла дать ей таблетки, что лежали в ее сумочке. А я помнил, что в начале ссоры она обзывала меня грязными словами, которые больно задели мое самолюбие. Я достал пластиковую бутылочку и... И хладнокровно выбросил ее в окно.  Рассмеялся ей в лицо и ушел, хлопнув дверью. Мое состояние было близким к истерике: тряслись руки, к горлу подкатывала тошнота, хотелось ломать и рушить. По пути домой я снес пару урн, разбил камнем витрину, потом купил в киоске бутылку водки и до утра глушил ее, сидя в чьем-то подъезде.
Утром я узнал, что ее положили в больницу, в приступе паники она зачем-то выпила уксус, благо он был разбавленный, получила отравление и обожгла себе пищевод.
Она не отвечала на звонки и письма, родители прогоняли меня, когда я приходил узнать, что с ней, в какой она больнице. Потом мне сказали, что она уехала учиться в другой город.
Без нее город словно опустел. Я слонялся без дела по улицам, забив на учебу, проходил те места, где мы гуляли вместе, подолгу сидел на той скамейке, где впервые увидел ее. Тогда же я уничтожил все ее фотографии и те портреты, которые написал. Мне говорили "забыть эту шлюху", но я не мог. Я бил любого, кто заикался о ней. Просто подходил и бил, едва разговор касался ее. Так я растерял всех друзей. Кое-как закончил десятый класс, просидел дома целый месяц, пытался покончить с собой, но родители вовремя забили тревогу. Провалялся остаток лета в больнице. Родители за это время, прислушавшись к совету психолога "сменить место учебы" забрали из школы мои документы и отнесли в художественный колледж. Остальное ты знаешь.
Единственное, что не дает мне покоя это то, что она так и не простила меня.