Приворотное зелье

  Когда-то давным-давно, а может и не очень давно, потому что люди еще не забыли, жила на краю села Красное вдова с дочерью. Откуда они появились, никто не знал. Так, пришли откуда-то, купили избенку на краю села, получили положенную полоску земли у старосты в общине и живут-хлеб жуют.  Не очень любили их в селе, опасались. Понять не могли, отчего при таком горе-бедности вдова весела, никогда не плачется, соседкам не жалуется, все с шуточкой, а иногда и песни поют вместе с дочерью. Слышали их мимоходом сельчане и считали, что с нищих-то доходов так не запоешь. Видно, кроме хлебопашества, чем-то еще вдова занимается, колдует, поди, чем же еще. Хотя, наверняка не знали.
 
 Вроде, в положенный час обе женщины в поле на своей полоске, в огороде, корову подоить в стадо бегут, по осени хлеб в город везут продавать. Да сено косят, да лен зимою прядут, да ткут, да шьют, да вяжут – словом, тяжкие труды, да и только. Конечно, и сельчане пели, но больше на беседах и в застолье по праздникам. А эти пели каждый день между делом. В гости их не звали, они к себе тоже никого не приглашали.  Внешность тоже была та еще. Чернобровые обе, темно-русые, почти черные, взгляд быстрый, походка легкая, руки ловкие. Красивые, конечно, слов нет, да иной раз кинут взгляд из-под сросшихся бровей, не то чтобы злой, а насмешливый, будто насквозь тебя видят, подойти-то и боязно.
 
 Бывало, сватались к дочери вдовы, хоть и бесприданница, но вдова отвечала, что, мол, дочка еще молода, рано ей думать о замужестве. Пару раз обиженные женихи пытались посмеяться над невестиной бедностью. Но вдова так дурной нрав парней высмеяла, что жениться им пришлось на чужой стороне. С тех пор языка вдовы стали бояться пуще ее колдовства.
 
 С колдовством тоже не все было ясно. Вроде отказывала она соседкам, которые обращались, чтоб жениха приворожить или порчу навести, однако помогала иногда пропажу найти. Одной сказала: «Жива твоя корова, где-то среди других коров стоит». И ничего больше. Повернулась, ушла в дом, дверь за собой закрыла. Задумалась баба, где же это стоит много коров? Сходила на барский двор, там пропажу и отыскала, на пастбище к барскому стаду прибилась ее Буренка. Откуда бы чернавке знать про корову, если не ведьма?
 
 Ну, да  речь не об этом. Случилась с  ними одна история, которую чаще всего и вспоминают в селе. Как-то жарким летним днем постучал в жилье к ведьмам проезжий, благо изба стояла на краю села возле самой дороги, попросил водицы напиться. Село-то он миновал объездом, колодца в нем не заметил. Вынесла ведьмина дочка ковшик с водою. Парень поблагодарил и воду пить принялся, видно, умаялся на жаре. «Издалека идет», - подумала ведьмина дочка и взглянула на парня попристальней. Парень как парень. Волосы светлые, чуть с рыжиной, как ячменная солома, усы под стать, ресницы белесые. Нрав, должно быть, простой, спокойный, мог бы быть и веселым. Заглянула в глаза: голубые, как лен в цвету, затаилась в них то ли грусть, то ли забота. Усмехнулась ведьмина дочка, принимая ковшик у парня из рук.
 
 От воды ли, от девичьей ли усмешки, полегчало у парня на сердце. Сказал еще раз: «Спасибо». Выслушал: «На здоровье! Бог в помощь!» Голос девичий звонкий, задорный, даже, вроде бы, чуть насмешливый, а парню показалось, что она его пожалела, почуяла, что едет он не за радостью. От нежданного  сочувствия ободрился парень совсем. Подхлестнул коня, да еще на окна оглядывался.
 
 На обратном пути заехал, честь по чести беседовал с матерью, узнавал, как они живут, говорил, что приглянулась ему чернявая девушка и хотел бы он жениться на ней. Мать послушала, поглядела, что дочь: расстроится ли неожиданным женихом. А та ни гугу, стоит, усмехается, будто так вот и быть должно. Мать не стала перечить, сама парня повыспросила, как живет, велика ли семья, каков дом и двор, чем на жизнь зарабатывает.
 
 Оказалось, из соседнего села пчеловод. Хоть и сирота, а не бедный. Здоровый, да работящий. Ехал он в уездный город, вызван был в мировой суд. Случилась беда – его пчелы покусали соседскую лошадь, отчего и пала она. Сосед не хотел порешить дело миром. Мало было соседу возмещения убытков, хотел он разорить пчеловода из зависти. Потому и позвал урядника, и написали они мировому судье прошение, чтоб отобрать у пчеловода пасеку, нарушить ее, чтоб еще,  мол, чего не случилось. Парень же, отроду никому зла не только не сделавший, но даже не желавший, был совершенно убит неожиданной злобою, в город ехал сам не свой, ожидая неминуемого разорения.

 Однако удача улыбнулась ему улыбкой  ведьминой дочки. Мировой судья в городе решил, что хозяин за пчел не ответчик, велел вывезти пасеку совсем за село и запретил пасти скот возле пасеки.
 
 Подумал молодой человек о девушке: «Если с ней даже в горе утешенье можно найти, жить должно, быть и вовсе счастливо». Сказал себе, что удачу упускать нельзя. Сказано – сделано. Заручился обещанием, что невеста подождет его до осени, когда основные крестьянские дела закончатся и можно будет в покое и довольстве сыграть свадьбу. Поверил, что будут ждать, и поехал спокойно.
 
 Остаток лета и осенью село гудело, взбудораженное новостью: «Ведьмина дочка ждет жениха! Да не какого-нибудь, а богатого, ровню по годам и трезвенника!» Нашлись бабы, которые видели, как она его поила зельем каким-то приворотным. Судачили, хватит ли ведьмина колдовства, чтобы довести дело до свадьбы. Плевались, что вот честному человеку счастье-то не идет, а   ведьмам - пожалуйста. Глаз, конечно, с ведьм не спускали, за спиной шушукались.

 А тем хоть бы что. Одним словом, ведьмы. Работают да поют, по-прежнему. Только что в церкви мать-ведьма кроме прочих икон стала ставить свечку святым Петру и Февронии. И все. Дочь не грустила, не сидела под окном, вздыхаючи, не выходила на дорогу, посмотреть, не едет ли жених.Село терялось в догадках. Пытались выспросить о женихе у самих ведьм. Бесполезно. Дочь только смеялась в ответ, мать отшучивалась.
   
 Наступил праздник Покрова Пресвятой Богородицы. И по первому снегу к ведьминой избе прикатили сваты. На звук бубенцов высыпало все село от мала до велика. Такой красивой тройки, таких звонких бубенцов давненько не видели в селе. Почтенные сваты были нарядны и серьезны, дружки сыпали шутками, веселя соседей до хохота. Жених держался скромно и даже побледнел от волнения. Обряд прошел своим чередом с соблюдением всех возможных приличий, даже самым злым языкам зацепиться было не за что. Венчание было торжественным. Свадьбу играли неделю: три  дня в селе невесты и три дня в селе жениха. Батюшка от души благословил молодых, церковный хор пел с необыкновенной нежностью. Да и зажили они  в мире и согласии. Потом дом в Красном продали. Зять взял к себе тещу с радостью, и, говорят, за всю жизнь ни ей, ни о ней слова дурного не сказал.
 
 На свадьбе соседки пытались выведать у ведьмы секрет приворота, или хоть выяснить, существует ли вообще приворотное зелье. Та не сказала ни да, ни нет, отшутилась по обыкновению. Всегда так меж людей водится: у кого сердце чуткое, сам поймет, у кого глухое и объяснять бесполезно.