Женщина из прошлого

 (Сокращённый  вариант)

  Она  выходила  во двор всегда  в  одно  и  то  же  время,  садилась  на  самый  краешек  скамейки,  будто  боялась,  что  кого-то  стеснит  своим  присутствием,  даже  если  скамейка была  абсолютно  пуста.  Жители  огромной  девятиэтажки,  проходившие  мимо,  настолько  привыкли  видеть  её,  что,  казалось,  уже  и   не  замечали.  Но  если  кто-то  задерживал свой  взгляд  на  ней,  старушка  съёживалась,  старалась вдавить  свою  маленькую  сухонькую  фигурку  в  решётчатую  спинку  скамейки,  будто  хотела  слиться с ней,  стать  незаметной  для  окружающих,    и  отводила  взгляд  своих  поблёкших  от  прожитых  лет  глаз,  будто  извиняясь  за  то,  что    своим  присутствием  отвлекла  внимание  человека  от  чего-то  более  важного.
  А  потом  скамейка  опустела. Старушки  не  было  на  ней    в  привычное  время.  Один  день  нет.  Другой.  Третий.  И  прохожие,  не  замечавшие  присутствия  этой  старой  женщины,  вдруг  заметили  её  отсутствие. 

                ***

  Вера  возвращалась домой  с  тяжёлыми пакетами, набитыми  продуктами. Она  не любила походы по магазинам в выходные дни,   поэтому  по  пятницам забивала холодильник  всевозможными полуфабрикатами  и на предстоящие выходные, и на последующие будни.  Женщина  жила одна,  была  неприхотлива  к  пище  и  весьма аскетична в быту.
 Подойдя  к  скамейке  у  своего  подъезда, Вера  опустила  на   неё  свою ношу  и  присела  сама. Где  же  бабулька-то?  Опять  её  нет,  хотя  по  времени, вроде,  здесь  должна  сидеть.
- Фая, - окликнула  она  проходящую  мимо  дворничиху,- а  где  наш  брегет-то?
-Кто, кто?- остановилась  дворничиха Фая.
-Часы  наши, спрашиваю, где? Бабка  здесь  всегда  в это время  сидела,  всех  с  работы  встречала.  А  тут,  смотрю,  уж  третий  день её не  видать. 
-Так  хворает  она.
-А  в  какой  она квартире  живёт?
  Дворничиха  вздохнула,  натянула  глубже  старенькую  вязанную  шапку  и  присела  рядом  с  Верой.
-Нет  у  неё  квартиры.  У  меня  живёт. В подсобке...
-А  родные-то  есть  у  неё?
-Кто  её  знает,  не  говорит  про  то  она.  Молчит.
-Да-а-а, - растерянно  протянула  Вера  и  поднялась  со  скамьи, -ситуация. 

  Раскладывая  продукты,  принимая  ванну,  готовя  себе  нехитрый  ужин,  она  продолжала  думать  о  старушке.  А  ночью    увидела  во  сне огромный  цветущий  луг,  себя  в  ярком  сарафане  и  эту  странную  женщину,  оказавшуюся  на  закате  своей  жизни  без  роду-племени  и  даже  без  своего  угла.  Они  рвали  ромашки  и  гадали,  но  не  на "любит-не-любит",  а на  "помру-не-помру",  потом   играли  в  прятки,  и  спрятавшаяся  Вера  очень  боялась,  что  бабулька  её  найдёт.
  "Привидится  же  такое, - растирая  себя  после  утреннего  душа  махровым  полотенцем,  подумала  Вера, - однако  бабульку  навестить  надо  обязательно".  Она  никак  не  могла  отделаться  от  ощущения,  что  где-то  уже  встречалась  с  этой  женщиной,  где-то  видела  эти  глаза,  только  тогда  они  были  цвета  свинцово-серых  туч,  прекрасные  и  холодные. Да  и  сама  женщина  являла  собой  само  величие  не  то  королевы,  не  то  жены  Первого  секретаря  обкома  партии,  что  в  далёкое    советское  время  было  одним  и  тем  же.
  Но через  час  позвонил  редактор  и  напомнил  о  сроках  сдачи  её  материала  в  журнал.  В  обед   пришла  студентка-заочница,  дипломную  работу  которой  Вера  должна  была отрецензировать ещё  на  прошлой  неделе.  На  письменном  столе  лежала непрочитанная  научная  статья,  а  в  ванной -   куча  приготовленного  к стирке  белья. Мысль  навестить  странную  бабульку  сначала  отодвинулась  на  задний  план, а  потом  и  вовсе  исчезла.
  Только  в  понедельник, возвращаясь  вечером  домой  и  увидев  пустую  скамью,  Вера  вспомнила  о  старушке  и  решила  зайти  к  Фае.

  Дворничиха  была  из  гастарбайтеров.  Откуда  она  приехала  и  каково  её  настоящее  имя,  никто  не  знал.  Все  называли  её  Фаей.  Закреплённую  за  ней  территорию  женщина  содержала  в идеальном  порядке: зимой  убирала  снег  и  посыпала  дорожки  реагентами,   весной  разбивала  клумбы  и  сажала  цветы,  поливала  из  шланга  всё,  растущее  вокруг,  и  убирала  мусор  на  детской  площадке.  К  ней  привыкли,  её  тоже,  как  и  ту  старушку,  почти  не  замечали.  Бывало,  что здоровались  кивком  головы, но  чаще  просто  пробегали  мимо.  Только  ребятня  крутилась  рядом,  да  Вера  иной  раз   останавливалась  возле  этой  не  молодой  уже  женщины,  спрашивала  о  здоровье,  о  делах.  Фая  тоже  была  одинокой. Служебная  квартира,  выделенная  ей,  находилась  прямо  под  лестницей  и  состояла  из  малюсенького  коридорчика,  кухоньки  не  более  четырёх  квадратных  метров  и  комнаты.  В  комнате  стояла  железная  кровать - мечта  советского  человека  50-ых  годов,  накрытая  потёртым  байковым  одеялом,  стол,  две  табуретки  и  кем-то  выброшенный  почти  новый  комод,  из  тех,  что  опять  вошли  в  моду.
  В  квартире  имелся  ещё  один  закуток ,  именуемый  подсобкой.  Там  хранился  рабочий  инвентарь  дворника  и  там  же,  на  длинном  ящике  с  разного  рода  инструментом, лежала  больная  старушка.
  В  темноте  Вера  сразу  и  не  разглядела  её  тщедушного  тельца,  укрытого  ватным  одеялом  в  стареньком,  но  чистом  пододеяльнике.  Увидев  Веру,  старушка  натянула  одеяло  почти  до  самых  глаз  и  с  какой-то  то ли  обреченностью,  то ли  безразличием  произнесла  почти  безжизненным  голосом:
-Узнала-таки...

  Вера  прислонилась  к  косяку  двери  и  закрыла  глаза.  Вот  теперь  она, действительно,  узнала  эту  женщину, эту  Снежную  Королеву,  принесшую   столько  горя  её  семье  и  ей  лично,   пришедшую  к  ней,  как  тень  из  прошлого,  через  тридцать  с  лишним   лет.

                ***

  Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла
  Вертится  быстрей Земля!

  Весело  напевая,  Вера  пыталась  соорудить  из  своих  волос  модный  в  то  время  стожок.  Стожок  не  получался,  время  приближалось  к  пяти  часам,  а  ещё  нужно  сбегать  к  Надьке  Шпинёвой  за  белыми  туфлями  и  погладить  платье.  Сегодня  выпускной  вечер!  До  свидания,  школа,  и  прощай,  детство! Ура!
  "Ладно,  пойду  с  распущенными  волосами.  Что  на  голове - это  не  главное.  Главное - это  то,  что  в  голове.  Так  всегда  говорит  мама", - решила  Вера.
  А  в  голове - поступление  в  университет.  Давняя  заветная  мечта,  до  которой  теперь  рукой подать.  Она  давно  решила  связать  свою  судьбу  с журналистикой.  Как  папа. Как  Федя  Немиров.  Хоть  мама  и  не  одобряет  её  выбора,  но  и  препоны  чинить  не  станет. Будет  в  журналистике  династия  Золотарёвых,  непременно  будет!
  Маме  и  Федя  Немиров  не  нравится, но  она же  не  запрещает  им  дружить  и  даже  чаем  его  угощает  с  домашней  выпечкой. Вот  с  Федей-то  они  и учиться будут  вместе,  правда,  он  уже  на  третьем  курсе,  а  она  только  послезавтра  документы  подаст.

  Федя,  Федя...Рыжая  бестия  или  тёплое  солнышко?  Озорной,  смешной, всегда  с дюжиной  новых,  но  вполне  приличных,   анекдотов  и  массой  авантюрных  замыслов.  Некрасив  и  ужасно  обаятелен! Если  честно  признаться, Вера  и  сама не  знает,  как она  к нему  относится.  Скучает,  если  долго  не  видит.  Ревнует,  если  он  уделяет  кому-то  из  её  подруг внимания  больше,  чем  она, Вера,  могла  бы  ему  позволить.  Да  только  он  её  разрешения  и  не  спрашивает  никогда.  Друг  друга  знают  с  детского  садика.  И  как-то  незаметно  их  детская  привязанность  переросла  в  нечто  большее,  только  как  это  "нечто"  назвать,  они  и  сами, пожалуй,  ещё  не  знают.
  Поступление  Феди  в  университет  в  их  отношениях  ничего  не изменило.  Они  так  же  бегали  в  кино,  катались  на  карусели,  кормили  в  парке  голубей  и  черных  лебедей  на  пруду.  Ну,  разве  что  встречи  их  стали  чуточку  реже,  да  друзей  и  подруг  прибавилось.  Теперь  уже  из  студенческой  среды,  разумеется.  Федины  друзья - Верины  друзья.  С  подругами  посложнее,  подруги  могли  ведь  и  соперницами  оказаться.    Федя  весело  хохотал  над  её  опасениями,  называл  её Отелло  в  юбке,  только  Вера  всё  равно  к  его  подругам  относилась  с  явным  недоверием. 

  Юность,  юность... Как  быстротечно  время  твоё! 

                ***

 Весть  о  том,  что  известный  писатель  Анатолий  Кузнецов,   уехавший  в  творческую  командировку  в  Лондон,  попросил там политического  убежища,  грянула  как  гром  средь  ясного  неба.  Анатолий  Кузнецов!  Автор  "Бабьего  яра"  и  повести "Огонь"!  Газеты и  журналы  взорвались  благородным  негодованием  в  адрес  предателя  идеалов  нашего  советского  общества.  Журналисты  взахлёб   клеймили  Кузнецова,  вытаскивали  на  всеобщее  обозрение  всё  его грязное  бельё  и  многочисленных  любовниц.  Хотя  именно  последнее  было  не понятнее  всего -  почему  только  после  побега  Кузнецова   за  границу  открылась  его  двойная   жизнь?  Причем,  сразу  же.  Буквально,  на  следующий  день.  Выходит,  об  этом  знали  и  ранее?  Получается, что  такое  поведение  Кузнецова  как  советского  писателя  устраивало  даже  самых  ярых  поборников  социалистической морали,  а  вот  Кузнецов- отщепенец  за  это  же  самое  должен  быть  заклят  на  веки вечные?

   Осуждение  можно  было  бы  считать  полным,  единодушным,  но  вот  отец  Веры  в  своём  узком  журналистском  кругу  имел  неосторожность  высказаться  в  защиту  этого  "иуды  от  литературы"  и  даже  предположить,  что    всё это  не  так  просто,  что  здесь  явно  не  обошлось без  КГБ и нельзя  исключать  того,  что  именно  по  его  сценарию  и  был разыгран  весь  этот  спектакль. Отец  допускал  даже  то,  что  Кузнёцов  завербован  нашей  разведкой  для  работы  в  Англии. 
  Конечно,  69-ый  не  37-ой,  но  язык  распускать  не  стоило  бы,  тем  более,  ему,  маститому  журналисту-международнику.  В  общем,  международником  Александр  Золотарёв  после  столь  смелых  предположений  относительно  побега  Кузнецова  быть  перестал.  Да  и  журналистом,  в  общем-то,  тоже.  Разве  можно  считать  себя  им,  занимая  место  редактора  жалкой  районной  газетёнки  на  севере  Восточной  Сибири?      

   Это  было  что-то  вроде  щадящей  ссылки,  куда  его  направила  партия,  потому  что  в  тот  узкий  журналистский  круг   вхожи  были  не  только  товарищ  Яков  Циммерман, ответственный  секретарь  крупного литературного  издания,  но  и  его  бдительная  жена.
   Мама   не  могла оставить  отца  одного  в  такой  трудный  период  его  жизни  и  уехала  вместе  с  ним. Так  было  решено  на их  семейном  совете.
   Вера  как  раз  перешла  на  второй  курс  того  самого  факультета,  который  когда-то  в  одно  и  то  же  время  окончили  её  родители  и  Циммерман  со  своей  женой. Правда,  друзьями  они  никогда  не  были,  потому  что  на  фоне  таланта  Золотарёва  ещё  рельефнее  выступала  бездарность   Циммермана,  а   жена  Якова    не  могла  простить  Александру,  что  он  какую-то невзрачную  провинциалку  предпочёл  ей,  коренной  москвичке  и  первой  красавице  всего  курса.   
  Вера  не  раз  видела  эту   эффектную  даму  с  ледяным  взглядом  больших  серо-голубых  глаз  Снежной  Королевы.  Дама  постоянно  выступала  с  высоких  трибун  в  дни  народного  ликования по  поводу  1Мая,  9Мая и Октябрьской  революции  и  была  частой  гостьей  их  журфака - партия  должна  заботится  о  тех,  кто  завтра  будет  на  передовой  линии  идеологической  борьбы.  Она  говорила  правильные  слова  о  задачах,  стоящих  перед  журналистикой,  о  непримиримой  борьбе  двух  идеологий  и  о  конечной  победе  мирового  социалистического  содружества.
  Жена  Циммермана  была  тоже  ответственным  человеком, она  была  партработником.
 
                ***
  Мама  всё  реже  и  реже  стала  приезжать  в  Москву. Она  ничего  не  говорила  о  своем  здоровье,  но  чувствовалось,  что  переезд   надорвал  его  чрезвычайно.  Вера  ездила  к  родителям  только  на  зимние  каникулы,  после  январской  сессии.  Летом  же  отправлялась  со  стройотрядом  то  на  виноградники  в  Молдавию,  то  в  Набережные  Челны  возводить  гигант  автопрома  КАМАЗ.  Но письма  родителям  писала  часто  и  очень  скучала  по  ним.
   А  на  последнем  курсе  в  её  жизни  появился  Кирилл. Нет,  не  появился,  он  ворвался  в  её  жизнь  ураганом! И  закружила  Веру   первая  любовь,  и  поняла  она:  то, что было  с  Федей, - это  детство.  А  оно  закончилось. Да  и  Феди  рядом  не  было,  к  тому  времени  он  уже  стал  журналистом  "с  именем",  колесил    от  Байкала  до  Амура  и  писал  о  стройке  века - о БАМе.
  Повстречались  Кирилл  и  Вера  в  читальном  зале  Ленинки,  и  потянуло  их  друг  к  другу  неудержимо.
 Кирилл  заканчивал  МГИМО,  да  и  Вере  до  получения  диплома  оставалось  всего два месяца. 
  Бушевала  весна. Бушевали  чувства.  Как  же  счастливы  были  влюблённые! После  лекций  они встречались  на  Площади  Трёх  Вокзалов,  ехали  к  Вере  на  Бережковскую  Набережную, бродили  по  бетонному  обрамлению  Москва-реки.  О  чём  говорили?  Да  обо  всём.  О  прочитанных  книгах.  О  просмотренных  фильмах.  Строили  планы  на  будущее.  Общее,  разумеется. Вера  ждала  ребёнка,  и  Кирилл  после защиты  диплома   собирался  представить  девушку  своим  родителям  как  будущую  жену.   
   Вера  очень  волновалась  перед  смотринами.  И  не  зря.  Она  и  предположить  не  могла,  что  родителями  Кирилла  могут  быть ...  Яков  Циммерман  и  Снежная  Королева.  Мир  оказался  очень  тесным,  и   в  мире  Циммерманов  не  нашлось  места  ни  Вере,  ни  их  родному внуку. 
  Но  это  произойдёт  чуточку  позже.  А  сначала  Вера  с  Кириллом  подадут  заявление  в  ЗАГС,  потом  он  уедет  в  Ленинград  к  якобы  больной  бабушке,  а  когда  вернётся,  Веры  в  Москве  не  будет. Снежной  Королеве  удастся  убедить  девушку  в  том,  что  рождение  ребёнка - это  крест  на  карьере  Кирилла,  что  они  ещё  слишком  молоды  и, вообще,  их  чувства  нуждаются  в  проверке  разлукой.

  Может, по-другому  сложилось  бы  всё,  да  только  вот  отец  Веры, вырванный  из  привычного  окружения,  вылетевший  на  полном  скаку  из  седла,  начал  хандрить,  впал  в  депрессию,  стал  попивать  горькую  и  в  конце  концов  покончил  с  собой,  оставив  предсмертную  записку  с одним   коротким  словом: "Простите..." И  Вера,  оставив  для  Кирилла  письмо,  уедет  на  похороны. 
 Может,  по-другому  сложилось  бы  всё,  да  только  письмо  Веры,  разорванное  в  клочья  матерью  Кирилла,  полетит  в  мусоропровод.
  Больше  они  никогда  не  встретятся.

   После  похорон  отца  Вера  не  сможет  оставить  больную  мать  одну,  а  возвращаться  в  Москву  та  наотрез  откажется. Девушка  займёт  место  отца  в  районной  газете  и  будет  писать  Кириллу. Каждую  неделю. Два  года.  Пока  не  придет  письмо  от  его  матери,  из  которого  Вера  узнает,  что  Кирилл  женился  и  работает  в  советском  посольстве  в  Германии.
  Потом  будет  встреча  с  Федей  Немировым  и  десять  лет  спокойной  семейной  жизни.  Настолько  спокойной,  что  харизматичный,  деятельный  Федя,  несмотря  на  то,  что  очень  любил  Веру,  не  выдержит  и  уйдёт  к  другой,  нелюбимой. 
     Только  в  самом  конце  80-х  Вера,  похоронив  маму  в  этом  суровом  таёжном  краю,  поклонившись  двум  дорогим  ей  могилам,  вернётся  в  свою  московскую  квартиру.   

                ***
  Она  смотрела  на  жалкую  старушку, по  чьей  вине  потеряла и отца, и Кирилла,  и  единственного,  так  и  не  родившегося  ребёнка.
   Она  равнодушно  выслушала  её  рассказ  о  том,  как  в  начале  90-х  этот  "жид  пархатый",   Яков  Циммерман,  уехал  на  свою  историческую  родину  с  молодой  женой.
   Её  оставило  безучастной  даже  повествование  о  Кирилле.  Он  тогда  поверил  матери,  которая,  заламывая  руки  и  едва  сдерживая  рыдания,  рассказала ему о  коварстве  его  возлюбленной,  бросившей  его  и  умчавшейся  невесть  куда  и  неизвестно с кем.   И   только  спустя  пять  лет  сын  узнает   всю  правду.  Он до  сих  пор  так  и  не  простил   матери  Вериного   аборта  и  той  чудовищной  лжи.   А  ведь  она  для  его  же  блага  радела!
  Потом  был  долгий  рассказ  и  о  черных  риэлторах,  отнявших  у  неё  квартиру,  и  о  друзьях, оплативших  черной  неблагодарностью   то  добро,  которое  она  им  делала...
 
  Вера  не  испытывала  ни  ненависти  к  бывшей  Королеве,  ни  злорадного  торжества.  Ей  хотелось  только  одного: больше  никогда  не  встречать  эту  женщину. Снежная  Королева  растаяла  и  оказалась, на  самом  деле,  грязной  лужей.
  А ещё она подумала, что наш огромный мир, действительно, очень тесен...