Две ссоры

                ДВЕ  ССОРЫ
Подруга  приехала  на  поминки.  Грустная  это  встреча.  Посидели  за  столом,  съездили  на  кладбище.    Родных  и  друзей  было  много.  Даже  на  годовщину  собралось  человек  15.  Горькое  это  застолье.  И  умер  вроде  не  молодым.  79  это  всё – таки  уже  годы  и  пережито  очень  много:  две  войны  и  Север.  Правду  говорят:  «Старая  штука  смерть,  а  каждому  внове».  И  каждый  из  нас  воспринимает  её  как  неизбежную  трагедию.
  - Вот  ты,  Маша  ,  сказала,  что  вы  прожили  с  Алёшей  53  с  лишним  года  душа  в  душу.  И  что  же  никогда  не  ссорились?    
Задумалась,  вспоминая: «  Спорили  частенько,  то  по  поводу  книги,  то  о  кино,  то  о  картинах.  А  серьёзно,   серьёзно  только  два  раза.  Да  точно  два  раза.  Один  раз  он  меня  ругал,  а  второй  раз  я  его  отчитывала.
 --Если  можно,  расскажи.  Не  тяжело  вспоминать?
 --Тяжело.  Но  дело  прошлое,  расскажу.  Первый  раз   поссорились  1  октября  1980  года.  Мы  отмечали  тогда  50 – летие  нашего  института  в  ресторане  «Аист».  Шумно  было,  весело.  Алёша  был  тогда  в  поездке.  Они  искали  с  художниками  натуру  для  очередной  картины.  На  праздник  приехали  тогда    из  министерства,  композитор,  поэты.  Читали  стихи,  пели  песни  и  очень  много  танцевали.  А  когда  праздник  закончился,  наш  сосед  Валерий  Иванович  с  геофака  подошёл  ко  мне  и  предложил  подвезти,  у  нас  подъезды  рядом.  Села  я  в  его  старенький  «Москвичок».  Смотрю  муж  с  сыном  стоят  напротив  дверцы.  Сын  открывает,  подаёт  мне  руку  и  говорит: «Мама,  мы  за  тобой,  пойдём  и  заодно  погуляем»   А  муж  уже  ноздрями  дышит.  Попрощались  мы  с  Валерием  Ивановичем,  и  пошли  к  Днестру.  «Как  ты  можешь?  Зачем  ты  села  в  его  машину?  Ты  что  не  видела,  что  в  машине  сидел  этот  программист  из  министерства,  известный  лавелас.  Пройдисвит.  Да  мне – то  что  до  него?    А  Валерке,  как  ты  могла  довериться  Валерке?»  «Так  он  же  наш  сосед,  подъезды  рядом.  Он  домой  ехал.»  А  зачем  тогда  этот  прохиндей  сидел  в  его  машине?»  «А  я  его  даже  не  заметила».  «Я  не  знаю,  где  бы  я  тебя  искал,  не  подоспей  мы  вовремя».  «Но  у  меня  же  голова  на  плечах,  а  не  котелок!»
 Короче,  благо,  что  сын  спустился  к  Днестру  и  швырял  там  камешки:  слышать  он  нас  не  мог,  на  берегу  никого  не  было.  В  прибрежном  сквере  молодёжь  была  занята  собой.  Но  у  нас  была  настоящая  сцена  ревности,  много  было  сказано  обидных  слов,  о  доверии  и  недоверии.  Вспомнил  даже,  что  мне  в  то  время  было  уже  45,  и  пожалел,  что  у  него  не  было  пистолета,  он  бы  всех  убил  и  Валерку,  и  этого  из  министерства,  и  меня,  а  уж  потом  себя.
А  я,  грешница,  вспомнила  рассказ  Чехова  «Месть»,  когда  ревнивец  вместо  пистолета  купил  за  8  рублей  сетку  для  ловли  перепелов,  и  рассмеялась.
--Тебе  смешно, да?  Я  переживал,  я  сейчас  задыхаюсь  от  гнева,  а  тебе  смешно.
  Я  подошла,  прижалась  к  родной  груди,  напомнила   ему чеховский  рассказ  (а  мы  Чехова  часто  читали  вместе)  и  сказала: «Дорогой  мой,  как  ты  меня  сильно  любишь.  Я  тебя  тоже  очень  люблю.  Очень!»  Поцеловались,  потихоньку  всплакнули.  Слышу  сын  говорит:  «Мы  сегодня  будем  ужинать?  Я  уже  есть  хочу.  12  ночи.  Я  голодный».
  Вот  так  и  закончилась  наша  первая  серьёзная  ссора.  Ты  что  записываешь?  Смотри,  не  дай  бог  в  интернете  появится,  я  обижусь
  Да  нет,  это  для  себя,  может  пригодится,  я  же  статьи  пишу  для  журналов,  а  это  жизнь  настоящая.  Без  выдумки.
Ты  знаешь,  я  после  этого  поняла,  что  молодость  кончилась,  наступает  какой – то  другой  период,  зрелость  что  ли  или    представление  о  какой  - то  новой  ответственности :  старший  уже  в  институте,  младший  в  восьмом  классе,  и  мне  уже  45.  А  это  годы!
  Ну,  а  ты  за  что  его  отчитывала?   
_  Да  тоже  приревновала.
-Да  ну? 
--Да,  да,  хотя  прекрасно  знала,  что  без  причины.  А  скорее  всего  устроила  скандал  из – за  обиды.
Это  было  уже  в  90-х.  Зима  у  нас  выдалась  какая – то  ненормальная – аномальная:  то  дождь,  то  снег,  то  мороз  под  20.  Кто – то  из  шутников  даже  подарил  деду  Морозу  галоши.  У  нас  на  площади  ёлка  стояла,  а  дед  Мороз  в  валенках.  Утром  смотрим  галоши,  огромные  из  автомобильных  шин – дурные  назывались.
--  Слушай,  не  отвлекайся.  К  КОМУ  ЖЕ  ТЫ  ЕГО  ПРИРЕВНОВАЛА?
- Ночью  мороз  сковал  землю,  и  весь  город  превратил  в  сплошной  каток.  Утречком,  пока  мои  мужчины  спали,  я  к  обуви  им  старый  капрон  наклеила,  чтобы  не  скользили.  Сын  ушёл  в  школу,    муж -   на  работу,  а  мне  на  радио  к  12.  Взяла  я  в  кладовке  старую  лыжную  палку  и  пошла  потихоньку.  Мне  в  этот  день  нужно  было  записать  информацию  об  этой  катастрофе:  после  ледяного  дождя  ударил  мороз,  и  даже  металлические  опоры  высоковольтные  скрутило  в  восьмёрки,  у  меня  где – то  фотографии  сохранились  с  этими  кадрами  трагедии.
  Иду  в  своих  подбитых  капроном  сапогах  потихонечку  и  вдруг,  о,  ужас!  Мой  драгоценный  супруг  под  руку  с  Мокрицей  Гориловной.  Я  чуть  позже  расскажу,  почему  мы  её  так  прозвали.  Она  тогда  работала  в  министерстве  печати,  радио  и  телевидения  какой – то  чиновницей.  « Осторожно,  Светлана  Гавриловна,  здесь  так  скользко».  Я  приостановилась  в  расчёте,  что  он  меня  заметит  и  остановится.   Он  должен  меня  довести  до  работы.   Ничего  подобного!    Слышу,  она  говорит: «Ой, что  бы  я  без  вас  делала?  Сейчас  придём,  я  кофе  скипячу,  а  потом  вы  собачку  мою  выгуляете.  Хорошо?  Я  в  такой  гололёд  сама  не  справлюсь».  Он  что – то  промычал  в  ответ.  Я  поняла,  что  зря  остановилась.  Тем  более,  что  Дом  радио  был  уже  рядом.  Не  помню,  как  я  справилась  с  записью.  В  груди  всё  клокотало  от  злости,  от  обиды.  Подумать  только,  я  спешу  на  работу,  еле – еле  передвигаюсь  по  этому  катку,  а  он  под  ручку  с  начальницей:  сю-сю-сю.  А  как  только  представлю,  как  он  будет  пить  с  ней  кофе,  а  потом  ещё  и  собачку  выгуливать,  так  кроме  мысли  о  разводе,  думать  ни  о  чём  не  могла.  Всё,  развод – как  говорят – и  девичья  фамилия!  К  вечеру  едва  добралась  до  дома.  Сидят  с  сыном  на  кухне   за  столом,  чаи  гоняют.  Я  прямо  с  порога:  «Ты  что  только  что  пришёл?»
--Да.
  А  где  ж  ты  был?  Собачку  выгуливал  до  сих  пор?
-Какую  собачку?  Я  был  на  работе.  Информацию  с  Сашей  готовили  для  телевидения.
--А  куда  ж  ты  свою  Мокрицу  Гориловну  девал?  Довёл – таки  до  дома?  Она  не  падала?  Не  разбилась,  не  расшиблась,  только  шире  раздалась?  (Напомнила  ему  нашу  лагерную  песню).
--Слушай,  красота  моя,  что  случилось?  Ты  прямо  с  порога  налетела,  как  тайфун.
Ну,  я  тут  рассвирепела.  Со  всеми  подробностями  рассказала  ему  дневную  встречу,  рассказала,  как  я  наблюдала  за  ними,  оставаясь  незамеченной   и  точь – в  точь  передала  её  сюсюкающую  речь  насчёт  кофе  и  собачки.  Сына  мы  предварительно  отправили  в  спальню  делать  уроки,  а  на  кухне  я  ему  закатила  скандал  с  концертными  номерами.  Он молчал.  Сказать  было  нечего.  Всё  было  передано  настолько  точно  и  с  подробностями,  что  оправдываться  было  бесполезно.  Когда  я  устала  от  этой  сцены,  он  потихоньку  сказал: «Ты  прости  меня.  Больше  подобного  никогда  не  повторится.  Можно,  я  расскажу  тебе,  что  было  дальше.
--А  мне  не  интересны  подробности.  Мне  обидно,  что  по  гололёду  ведёшь  её  под  ручку,  а  я,  как  сирота  казанская,  должна  идти  одна,  добираясь  до  работы.  И  главное,  даже  не  увидел,  что  я  стою  почти  рядом.  Как  же  так?  не  увидеть  родную  жену  и  вести  под  руку  эту  Мокрицу  Гориловну.
-Да,  ты  права.  У  меня  нет  слов  для  оправдания.  Можно,  я  расскажу.
 «Нет,  я  есть  хочу».  « Это  уже  хорошо».  И  стал  мне  подавать  на  стол,  чего  с  ним  никогда  не  случалось.  На  стол  всегда  подавала  я.
Потихоньку  скандал  утих.  Я  прекрасно  понимала,  что  ревновать  к  такой  женщине  недостойно.  Ты  знаешь,  почему  мы  её  прозвали  Мокрицей  Гориловной?  Во  - первых,  потому,  что  у  неё  были  абсолютно  выцветшие  брови  и  ресницы,  а  когда  она  их  подкрашивала,  то  становилась  похожей  на  самодельную  тряпичную  куклу,  в  селе  раньше  матери  шили  для  своих  дочек,  а  брови  и  ресницы  подрисовывали  угольком. Кожа  лица  была  до  неприличия  красной,  особенно,  когда  пудра  уже  к  вечеру  осыпалась.   И  вот  тогда  она  особенно  была  похожа  на  мокрицу. 
 Но  это  ещё  не  главное.  Её  родители,  ортодоксальные  коммунисты,  назвали   дочь  в  честь  советской  милиции,    Милицеей,  а  отца  звали  Гаврилой.  И  получилась  Милицея  Гавриловна.  А  когда  она  подросла,  сама  себя  назвала  Светлана.  И  выбрала  ж  такое  замечательное  имя,  но  мы  все  звали  её  Мокрицей  Гориловной.  Если  бы  она  была  добрым  человеком,  никто  бы  не  осмелился  так  перековеркать  её  имя,  но  с  подчинёнными  она  была  настоящая  фурия.   
 --Ты  меня  прости,  но  я  действительно  в  толпе  тебя  не  заметил.  Скользко,  все  идут,  опустив  головы,  ну  и  я  тоже  и  не  заметил,  как  ты  рядом  оказалась.  Ну,  а  я  довёл  её  до  подъезда,  буркнул : «до  свидания!»  и  повернул  назад.  Она  схватила  меня  за  рукав: «Нет,  нет  я  вас  не  отпущу.  Идёмте  пить  кофе,  да  и  собачку  вы  обещали  выгулять.  В  такой  гололёд  я  не  справлюсь».  Зашёл.  Боже  мой!  Еще  с  порога  меня  начало  тошнить.  Вонь  (собака  похоже  ходит,  где  ей  вздумается),  везде  собачья  шерсть,  на  диване  лежит  не  собачка,  а  огромный  пёс  ,  ростом  с  годовалого  телёнка,  морда  точно  как  у  собаки  Баскервиллей,  глаза  навыкате,  слюна  течёт.  Увидела  меня,  сползла  с  дивана,  басом: «Гав!»  Хозяйка: «Рэкс,  на  место  это  свой».  Мне  показалось,  что  блохи  окружили  меня  и  пытались  сожрать.  Какое  там  кофе!  Я  стоял,  как  вкопанный,  боялся  шевельнуться,  чтобы  пёс  не  набросился  на  меня.  Светлана  Гавриловна  взяла  в  холодильнике  пакет  с  огромным  куском  говядины  и  вывалила  его  в  тарелку  собаке.  Мелькнуло: «Где  же  она  берёт  такое  прекрасное  мясо  для  собаки,  когда  людям  есть  нечего.  Ведь  война  в  Приднестровье  только  закончилась,  и  такого  мяса  ни  в  одном  магазине  не  сыщешь»
- Сейчас  он  покушает,  и  вы  пойдёте.  Я  воспользовался  паузой,  что  пёс  не  обращает  на  меня  внимания,  попятился  к  двери  и  выскочил  на  лестничную  площадку,  как  ошпаренный  выскочил  на  улицу,  плевался  и  не  мог  отдышаться.  Вонь  комком  стояла  в  горле.
  Куда  же  вы?  -  слышу  вслед.  Но  я  бегом  домой,  выпил  горячего,   крепкого чаю,  чтобы  перебить  эти  жуткие  запахи  и  пошёл  на  работу,  даже  обедать  не  захотел,  а  перед  чаем  руки  помыл  с  хозяйственным  мылом,  а  потом  ещё  с  туалетным.  Но  было  постоянное  ощущение,  что  я  весь  в  собачьей  шерсти  и  блохах.  Ты  мне  скажи,  как  можно  жить  в  таких  условиях?
-Это  ты  у  неё  спроси.  Вот  завтра  пойдёшь  на  работу  и  спроси.       
-  Ведь  прекрасную  двухкомнатную  квартиру  она  превратила  в  псарню.
--А  я  рада,  что  ты  побывал  у  неё  в  гостях.  Теперь  хоть  имеешь  представление,  как  она  живёт  и  что  она  за  хозяйка.
--Я  пойду  постою  под  душем,  чтобы  смыть  с  себя  все  события  и  нечистоты  сегодняшнего  дня.  А  ты  прости  меня,  родная,  если  можешь.
--Хорошо.  40  лет  вместе  это  тебе  не  фунт  изюма.  Чего  только  в  жизни  не  бывает.
Вот  так  закончилась  наша  вторая  и  последняя   ссора.  Больше  ничего  подобного  не  было.    Он  замечательным  был  человеком  и  жить  с  ним  было  счастьем.  Поэтому  я  так  горько  о  нём  плачу. 








       
                ДВЕ  ССОРЫ
Подруга  приехала  на  поминки.  Грустная  это  встреча.  Посидели  за  столом,  съездили  на  кладбище.    Родных  и  друзей  было  много.  Даже  на  годовщину  собралось  человек  15.  Горькое  это  застолье.  И  умер  вроде  не  молодым.  79  это  всё – таки  уже  годы  и  пережито  очень  много:  две  войны  и  Север.  Правду  говорят:  «Старая  штука  смерть,  а  каждому  внове».  И  каждый  из  нас  воспринимает  её  как  неизбежную  трагедию.
  - Вот  ты,  Маша  ,  сказала,  что  вы  прожили  с  Алёшей  53  с  лишним  года  душа  в  душу.  И  что  же  никогда  не  ссорились?    
Задумалась,  вспоминая: «  Спорили  частенько,  то  по  поводу  книги,  то  о  кино,  то  о  картинах.  А  серьёзно,   серьёзно  только  два  раза.  Да  точно  два  раза.  Один  раз  он  меня  ругал,  а  второй  раз  я  его  отчитывала.
 --Если  можно,  расскажи.  Не  тяжело  вспоминать?
 --Тяжело.  Но  дело  прошлое,  расскажу.  Первый  раз   поссорились  1  октября  1980  года.  Мы  отмечали  тогда  50 – летие  нашего  института  в  ресторане  «Аист».  Шумно  было,  весело.  Алёша  был  тогда  в  поездке.  Они  искали  с  художниками  натуру  для  очередной  картины.  На  праздник  приехали  тогда    из  министерства,  композитор,  поэты.  Читали  стихи,  пели  песни  и  очень  много  танцевали.  А  когда  праздник  закончился,  наш  сосед  Валерий  Иванович  с  геофака  подошёл  ко  мне  и  предложил  подвезти,  у  нас  подъезды  рядом.  Села  я  в  его  старенький  «Москвичок».  Смотрю  муж  с  сыном  стоят  напротив  дверцы.  Сын  открывает,  подаёт  мне  руку  и  говорит: «Мама,  мы  за  тобой,  пойдём  и  заодно  погуляем»   А  муж  уже  ноздрями  дышит.  Попрощались  мы  с  Валерием  Ивановичем,  и  пошли  к  Днестру.  «Как  ты  можешь?  Зачем  ты  села  в  его  машину?  Ты  что  не  видела,  что  в  машине  сидел  этот  программист  из  министерства,  известный  лавелас.  Пройдисвит.  Да  мне – то  что  до  него?    А  Валерке,  как  ты  могла  довериться  Валерке?»  «Так  он  же  наш  сосед,  подъезды  рядом.  Он  домой  ехал.»  А  зачем  тогда  этот  прохиндей  сидел  в  его  машине?»  «А  я  его  даже  не  заметила».  «Я  не  знаю,  где  бы  я  тебя  искал,  не  подоспей  мы  вовремя».  «Но  у  меня  же  голова  на  плечах,  а  не  котелок!»
 Короче,  благо,  что  сын  спустился  к  Днестру  и  швырял  там  камешки:  слышать  он  нас  не  мог,  на  берегу  никого  не  было.  В  прибрежном  сквере  молодёжь  была  занята  собой.  Но  у  нас  была  настоящая  сцена  ревности,  много  было  сказано  обидных  слов,  о  доверии  и  недоверии.  Вспомнил  даже,  что  мне  в  то  время  было  уже  45,  и  пожалел,  что  у  него  не  было  пистолета,  он  бы  всех  убил  и  Валерку,  и  этого  из  министерства,  и  меня,  а  уж  потом  себя.
А  я,  грешница,  вспомнила  рассказ  Чехова  «Месть»,  когда  ревнивец  вместо  пистолета  купил  за  8  рублей  сетку  для  ловли  перепелов,  и  рассмеялась.
--Тебе  смешно, да?  Я  переживал,  я  сейчас  задыхаюсь  от  гнева,  а  тебе  смешно.
  Я  подошла,  прижалась  к  родной  груди,  напомнила   ему чеховский  рассказ  (а  мы  Чехова  часто  читали  вместе)  и  сказала: «Дорогой  мой,  как  ты  меня  сильно  любишь.  Я  тебя  тоже  очень  люблю.  Очень!»  Поцеловались,  потихоньку  всплакнули.  Слышу  сын  говорит:  «Мы  сегодня  будем  ужинать?  Я  уже  есть  хочу.  12  ночи.  Я  голодный».
  Вот  так  и  закончилась  наша  первая  серьёзная  ссора.  Ты  что  записываешь?  Смотри,  не  дай  бог  в  интернете  появится,  я  обижусь
  Да  нет,  это  для  себя,  может  пригодится,  я  же  статьи  пишу  для  журналов,  а  это  жизнь  настоящая.  Без  выдумки.
Ты  знаешь,  я  после  этого  поняла,  что  молодость  кончилась,  наступает  какой – то  другой  период,  зрелость  что  ли  или    представление  о  какой  - то  новой  ответственности :  старший  уже  в  институте,  младший  в  восьмом  классе,  и  мне  уже  45.  А  это  годы!
  Ну,  а  ты  за  что  его  отчитывала?   
_  Да  тоже  приревновала.
-Да  ну? 
--Да,  да,  хотя  прекрасно  знала,  что  без  причины.  А  скорее  всего  устроила  скандал  из – за  обиды.
Это  было  уже  в  90-х.  Зима  у  нас  выдалась  какая – то  ненормальная – аномальная:  то  дождь,  то  снег,  то  мороз  под  20.  Кто – то  из  шутников  даже  подарил  деду  Морозу  галоши.  У  нас  на  площади  ёлка  стояла,  а  дед  Мороз  в  валенках.  Утром  смотрим  галоши,  огромные  из  автомобильных  шин – дурные  назывались.
--  Слушай,  не  отвлекайся.  К  КОМУ  ЖЕ  ТЫ  ЕГО  ПРИРЕВНОВАЛА?
- Ночью  мороз  сковал  землю,  и  весь  город  превратил  в  сплошной  каток.  Утречком,  пока  мои  мужчины  спали,  я  к  обуви  им  старый  капрон  наклеила,  чтобы  не  скользили.  Сын  ушёл  в  школу,    муж -   на  работу,  а  мне  на  радио  к  12.  Взяла  я  в  кладовке  старую  лыжную  палку  и  пошла  потихоньку.  Мне  в  этот  день  нужно  было  записать  информацию  об  этой  катастрофе:  после  ледяного  дождя  ударил  мороз,  и  даже  металлические  опоры  высоковольтные  скрутило  в  восьмёрки,  у  меня  где – то  фотографии  сохранились  с  этими  кадрами  трагедии.
  Иду  в  своих  подбитых  капроном  сапогах  потихонечку  и  вдруг,  о,  ужас!  Мой  драгоценный  супруг  под  руку  с  Мокрицей  Гориловной.  Я  чуть  позже  расскажу,  почему  мы  её  так  прозвали.  Она  тогда  работала  в  министерстве  печати,  радио  и  телевидения  какой – то  чиновницей.  « Осторожно,  Светлана  Гавриловна,  здесь  так  скользко».  Я  приостановилась  в  расчёте,  что  он  меня  заметит  и  остановится.   Он  должен  меня  довести  до  работы.   Ничего  подобного!    Слышу,  она  говорит: «Ой, что  бы  я  без  вас  делала?  Сейчас  придём,  я  кофе  скипячу,  а  потом  вы  собачку  мою  выгуляете.  Хорошо?  Я  в  такой  гололёд  сама  не  справлюсь».  Он  что – то  промычал  в  ответ.  Я  поняла,  что  зря  остановилась.  Тем  более,  что  Дом  радио  был  уже  рядом.  Не  помню,  как  я  справилась  с  записью.  В  груди  всё  клокотало  от  злости,  от  обиды.  Подумать  только,  я  спешу  на  работу,  еле – еле  передвигаюсь  по  этому  катку,  а  он  под  ручку  с  начальницей:  сю-сю-сю.  А  как  только  представлю,  как  он  будет  пить  с  ней  кофе,  а  потом  ещё  и  собачку  выгуливать,  так  кроме  мысли  о  разводе,  думать  ни  о  чём  не  могла.  Всё,  развод – как  говорят – и  девичья  фамилия!  К  вечеру  едва  добралась  до  дома.  Сидят  с  сыном  на  кухне   за  столом,  чаи  гоняют.  Я  прямо  с  порога:  «Ты  что  только  что  пришёл?»
--Да.
  А  где  ж  ты  был?  Собачку  выгуливал  до  сих  пор?
-Какую  собачку?  Я  был  на  работе.  Информацию  с  Сашей  готовили  для  телевидения.
--А  куда  ж  ты  свою  Мокрицу  Гориловну  девал?  Довёл – таки  до  дома?  Она  не  падала?  Не  разбилась,  не  расшиблась,  только  шире  раздалась?  (Напомнила  ему  нашу  лагерную  песню).
--Слушай,  красота  моя,  что  случилось?  Ты  прямо  с  порога  налетела,  как  тайфун.
Ну,  я  тут  рассвирепела.  Со  всеми  подробностями  рассказала  ему  дневную  встречу,  рассказала,  как  я  наблюдала  за  ними,  оставаясь  незамеченной   и  точь – в  точь  передала  её  сюсюкающую  речь  насчёт  кофе  и  собачки.  Сына  мы  предварительно  отправили  в  спальню  делать  уроки,  а  на  кухне  я  ему  закатила  скандал  с  концертными  номерами.  Он молчал.  Сказать  было  нечего.  Всё  было  передано  настолько  точно  и  с  подробностями,  что  оправдываться  было  бесполезно.  Когда  я  устала  от  этой  сцены,  он  потихоньку  сказал: «Ты  прости  меня.  Больше  подобного  никогда  не  повторится.  Можно,  я  расскажу  тебе,  что  было  дальше.
--А  мне  не  интересны  подробности.  Мне  обидно,  что  по  гололёду  ведёшь  её  под  ручку,  а  я,  как  сирота  казанская,  должна  идти  одна,  добираясь  до  работы.  И  главное,  даже  не  увидел,  что  я  стою  почти  рядом.  Как  же  так?  не  увидеть  родную  жену  и  вести  под  руку  эту  Мокрицу  Гориловну.
-Да,  ты  права.  У  меня  нет  слов  для  оправдания.  Можно,  я  расскажу.
 «Нет,  я  есть  хочу».  « Это  уже  хорошо».  И  стал  мне  подавать  на  стол,  чего  с  ним  никогда  не  случалось.  На  стол  всегда  подавала  я.
Потихоньку  скандал  утих.  Я  прекрасно  понимала,  что  ревновать  к  такой  женщине  недостойно.  Ты  знаешь,  почему  мы  её  прозвали  Мокрицей  Гориловной?  Во  - первых,  потому,  что  у  неё  были  абсолютно  выцветшие  брови  и  ресницы,  а  когда  она  их  подкрашивала,  то  становилась  похожей  на  самодельную  тряпичную  куклу,  в  селе  раньше  матери  шили  для  своих  дочек,  а  брови  и  ресницы  подрисовывали  угольком. Кожа  лица  была  до  неприличия  красной,  особенно,  когда  пудра  уже  к  вечеру  осыпалась.   И  вот  тогда  она  особенно  была  похожа  на  мокрицу. 
 Но  это  ещё  не  главное.  Её  родители,  ортодоксальные  коммунисты,  назвали   дочь  в  честь  советской  милиции,    Милицеей,  а  отца  звали  Гаврилой.  И  получилась  Милицея  Гавриловна.  А  когда  она  подросла,  сама  себя  назвала  Светлана.  И  выбрала  ж  такое  замечательное  имя,  но  мы  все  звали  её  Мокрицей  Гориловной.  Если  бы  она  была  добрым  человеком,  никто  бы  не  осмелился  так  перековеркать  её  имя,  но  с  подчинёнными  она  была  настоящая  фурия.   
 --Ты  меня  прости,  но  я  действительно  в  толпе  тебя  не  заметил.  Скользко,  все  идут,  опустив  головы,  ну  и  я  тоже  и  не  заметил,  как  ты  рядом  оказалась.  Ну,  а  я  довёл  её  до  подъезда,  буркнул : «до  свидания!»  и  повернул  назад.  Она  схватила  меня  за  рукав: «Нет,  нет  я  вас  не  отпущу.  Идёмте  пить  кофе,  да  и  собачку  вы  обещали  выгулять.  В  такой  гололёд  я  не  справлюсь».  Зашёл.  Боже  мой!  Еще  с  порога  меня  начало  тошнить.  Вонь  (собака  похоже  ходит,  где  ей  вздумается),  везде  собачья  шерсть,  на  диване  лежит  не  собачка,  а  огромный  пёс  ,  ростом  с  годовалого  телёнка,  морда  точно  как  у  собаки  Баскервиллей,  глаза  навыкате,  слюна  течёт.  Увидела  меня,  сползла  с  дивана,  басом: «Гав!»  Хозяйка: «Рэкс,  на  место  это  свой».  Мне  показалось,  что  блохи  окружили  меня  и  пытались  сожрать.  Какое  там  кофе!  Я  стоял,  как  вкопанный,  боялся  шевельнуться,  чтобы  пёс  не  набросился  на  меня.  Светлана  Гавриловна  взяла  в  холодильнике  пакет  с  огромным  куском  говядины  и  вывалила  его  в  тарелку  собаке.  Мелькнуло: «Где  же  она  берёт  такое  прекрасное  мясо  для  собаки,  когда  людям  есть  нечего.  Ведь  война  в  Приднестровье  только  закончилась,  и  такого  мяса  ни  в  одном  магазине  не  сыщешь»
- Сейчас  он  покушает,  и  вы  пойдёте.  Я  воспользовался  паузой,  что  пёс  не  обращает  на  меня  внимания,  попятился  к  двери  и  выскочил  на  лестничную  площадку,  как  ошпаренный  выскочил  на  улицу,  плевался  и  не  мог  отдышаться.  Вонь  комком  стояла  в  горле.
  Куда  же  вы?  -  слышу  вслед.  Но  я  бегом  домой,  выпил  горячего,   крепкого чаю,  чтобы  перебить  эти  жуткие  запахи  и  пошёл  на  работу,  даже  обедать  не  захотел,  а  перед  чаем  руки  помыл  с  хозяйственным  мылом,  а  потом  ещё  с  туалетным.  Но  было  постоянное  ощущение,  что  я  весь  в  собачьей  шерсти  и  блохах.  Ты  мне  скажи,  как  можно  жить  в  таких  условиях?
-Это  ты  у  неё  спроси.  Вот  завтра  пойдёшь  на  работу  и  спроси.       
-  Ведь  прекрасную  двухкомнатную  квартиру  она  превратила  в  псарню.
--А  я  рада,  что  ты  побывал  у  неё  в  гостях.  Теперь  хоть  имеешь  представление,  как  она  живёт  и  что  она  за  хозяйка.
--Я  пойду  постою  под  душем,  чтобы  смыть  с  себя  все  события  и  нечистоты  сегодняшнего  дня.  А  ты  прости  меня,  родная,  если  можешь.
--Хорошо.  40  лет  вместе  это  тебе  не  фунт  изюма.  Чего  только  в  жизни  не  бывает.
Вот  так  закончилась  наша  вторая  и  последняя   ссора.  Больше  ничего  подобного  не  было.    Он  замечательным  был  человеком  и  жить  с  ним  было  счастьем.  Поэтому  я  так  горько  о  нём  плачу. 








       


Рецензии