Человек и кот
Я крайне полюбил Урал, там жили бабушка с дедушкой, у них-то лето я и коротал. Все необычайное организовывал дед, бабушка справляла торжество трапезы. Меня всегда поражала их любовь друг к другу и к людям. Соседи уважали и ценили пожилую чету, со вниманием слушали, не осуждали.
Дед, Анатолий Иванович, в Великую Отечественную был сильно ранен и оставлен на поле боя, нашла его и вытащила сестра милосердия, худенькая и слабая девушка, тащившая его через окопы, воронки и ямы; загораживала его собой во время обстрелов, крепко прижимая его голову к себе в «периоды ожидания», когда приходилось коротать время в очередной воронке в надежде спасения. Она дотащила солдатика до реки и упала, подбитая осколком немецкого снаряда. Нашли их солдаты-связисты и доставили в санчасть. Девочку через три дня эвакуировали, а Анатолий после полученных ранений восемь месяцев провел в военных госпиталях. После, комиссия признала его ограниченно годным. Попал в резерв. Но из-за нехватки сил армии взяли в пехоту, и до конца войны дед был в действии.
После войны нашел дед свою спасительницу. Звали её Аней. Эта слабая девушка оказалась крайне сильной духом, иначе не вытащила бы она своего будущего мужа. После эвакуации самой пришлось лечиться месяца четыре и сразу, немного окрепнув, принялась за работы в госпитале.
Анатолий и Анна поженились. Им было дано понимать друг друга с полувзгляда. Иначе не объяснить их глубокую связь друг с другом, единомыслие, какую-то совместную мудрость и бесконечную любовь. Последняя переполняла их и изливалась на всех людей, как из наполненных доверху чаш. Их единение всегда глубоко поражало меня, ибо с малых лет я чувствовал эту силу, от них исходившую.
Каждое лето родители отправляли меня на Урал. После школьного года жизнь у бабушки с дедом восстанавливала меня, оживляла, насаждала во мне немыслимое количество тепла и энергии. Возвращался домой я всегда чуточку иным, что удивляло и все же радовало родителей.
Вероятно, воскрешала меня вера уральских родственников. Бабушка с дедом крепко любили своего Бога и всегда молились Ему. Я не совсем понимал зачем, объясняя себе тем, что во время войны это давало силы и надежду.
Я окончил школу, поступил в университет и три года не был у любимых людей. Мне так по-человечески не хватало их тепла, их глубины, их веры, молитв. Я скучал по Уралу, по его величию и красоте. Почувствовав себя совсем плохо, кинул в рюкзак немного вещей, оставил родителям записку и побежал на вокзал. Билет меня ждал, что было чудом, и через три часа я сидел в вагоне, осматривая своих соседей и жмурясь от приближающегося детского счастья.
Поезд, постукивая колесами, врывался в мое прошлое, оставляя позади тревоги и сомнения, разочарования, горести и бессилия. Перед глазами вставал образ деда, водившего нас в походы, учившего разводить костры, умело топившего баню с травами, державшего в руках весь дом и бесконечно любившего свою супружницу. Образ мягкой сосредоточенной бабушки, кухонной кудесницы, волшебной вязальщицы, песенницы. Образ их четы, стоявшей на коленях перед иконами с зажженной на столе свечою. Перед глазами мелькало все детское, как отблески былого света и неподдельной живой радости.
К вечеру я познакомился с моими соседями. Со многими из них мне предстояло ехать несколько суток.
Шестилетняя Анечка, внучка Владимира Ивановича, ехала с дедом домой. Они были в Москве в гостях у мамы. Страшная фраза. Но девочка так волшебно это сказала, осияла своей очаровательной улыбкой,/ мотнула кудряшками и разогнала тьму тяжести от этих слов «в гостях у мамы». Девчушка все время крутилась около меня, читала стихи, пела песенки, сидела у меня на руках, задарила рисунками. Спать мы уложили ее уже заполночь, и Владимир Иванович, подсев ко мне, начал рассказ.
«Аня мне как вторая дочь. С пеленок пришлось остаться ей со мной, мама наша тяжело заболела то. Лариса. Да… моя жинка давно умерла, а Анин отец с другой женщиной связался. Ларка осталась одинокая, больная, с ребенком на руках. В Москве нашлись дальние родственники, помогли устроиться на работу, познакомили с женщиной-врачом. Она почему-то вызвалась помочь Ларе, положила в больницу, выявила еще несколько заболеваний, принялась лечить. Так дочка моя в Москве и живет, на жизнь себе зарабатывает и лечится, нам помогает. Забрать Аню я пока не дам, на съемке живет, хозяева бывают часто, послеживают. Чего будет, если с дитем объявится. Хоть Анечка и взросленькая уже. Алевтина Евгеньевна, врач Ларкин, из Москвы дочку мою не отпускает пока, но говорит, что очень многое уже сделано, из лап смерти вырвали мою девочку. Пора бы уже – пять лет воюют. Лариса год общается с одним хирургом, Александром звать, Сергеевич вроде. Старше ее на семь лет, умный, смышленый, совестливый и мужчина при этом, не размазня. Жениться готов, моя медлит, боится после Аниного отца; хотя я смотрю, очень полюбила Сашу. Дай Бог, чтобы все получилось. Счастья доченьке своей желаю, да и женишок вроде ничего. Поживем-увидим. Вот едем домой с Анютой. В этом году в школу пойдем, в лицей у меня поступила, умница. Вот отдашь в обычную школу, а вдруг в Москву заберут потом, от ребят отставать будет. Стану с ней учиться», - смеется, - «да знакомая у меня деток учила раньше в гимназии, обещалась помочь. У нее сын уехал на Енисей с семьей, Елена Дмитриевна теперь скучает».
Мой собеседник надолго замолчал. Задумался и я. Зачем он мне это все рассказал. И про больную дочь и жениха ее, про беды свои. Мне, абсолютно неизвестному, молодому к тому же. Владимир Иванович резко обернулся ко мне, взял за плечи, сжал, посмотрел в глаза и произнес такое глубокое «спасибо», что я опешил. «Спасибо, что выслушал, Слава, спасибо. Мне и поговорить иногда не с кем».
Мы легли спать. Я долго смотрел в окно на ночное небо, видел красавицу Ларису (в кого же Анечка так симпатична), ее хирурга, непременно высокого и внимательного, с добрыми голубыми глазами. На заднем плане возник отец-предатель с развратной женщиной, маковки московских церквей и больница.
Бедный, бедный Владимир Иванович. Наверняка вся его жизнь была нелегкой, а теперь ему надо поднимать внучку, да и сердечко болит от проблем дочери. Что его ждет дальше? Я, молодой тогда, с чутким сердцем, что воспитали мои бабушка с дедом, искренне переживал, пытался придумать, как помочь Ларисе Владимировне, как перевезти деда с внучкой в Москву. Да что я мог, студент третьего курса.
Расстались мы с Владимиром Ивановичем почти друзьями, обменялись адресами. Взял с него обещание позвонить или написать мне, когда Аня закончит первую четверть.
На станции «Лесной» я сошел. Мне предстояло двенадцать километров пешком. Я мог бы спокойно доехать, но решил сойти и пройтись по любимым детским местам. Настолько погрузился в размышления и воспоминания, что не заметил поворота и прошел дальше. Когда очнулся, я был среди лесных массивов, невероятных цветов и голосистых птиц. Я открывал для себя неизвестное, невиданное, но было немного тревожно – насколько далеко я зашел. Мысли заглушали разум, съедали всего. Почему такие тяжелые судьбы, чем живут люди, что спасает и дает силы. Забыв обо всем, я обнаружил, что выхожу, что выхожу на интересную поляну. К ней с разных сторон примыкали тропинки. Вспомнились разные сказки, небылицы, проснулись детские страхи. И куда теперь идти? Было смешно и грустно. Неожиданно осенила мысль: три года назад здесь бытовали медведи. Паника развивалась, становилось страшно. Темнело. Надо было куда-то идти, что-то решать, но страх неверного выбора останавливал. Тоска сковывала сердце, леденила, страх заволакивал.
Вспомнил я бабушку с горячими пирогами, теплую печь, жаркие объятия деда. Слезы потекли из глаз. Почему я стал таким беспомощным, слабым? Я, обшаривший все леса западного направления?
Перед глазами встал образ любимой иконы бабушки и деда. Я опустился на колени и сказал: «Я не знаю, кто Ты, и почему Тебя любят, но если Ты все-таки есть, помоги; я недостоин Тебя просить, но молитвами деда Анатолия и бабушки Анны». Не знаю, сколько времени я молился таким вот образом, устал, лег на землю. Через некоторое время послышался шорох в кустах, и на поляну буквально выполз…кот. Рыжий, властный, ухоженный, он властно посмотрел на меня и сверкнул глазами. Я опешил слегка, но был рад такому явлению – кот разрушил одиночество. А рыжий, мяукнув, пошел по одной из дорожек. Я медленно встал, и, подумав, что терять уже нечего, пошел за ним. Минут через сорок из-за деревьев показались купола до боли знакомого храмика. Кот привел меня в Чистые Ключи. До моей деревушки оставалось три километра. Теперь я знал всю округу. Благодарно погладив кота, бодро пошел к себе. Оборачиваюсь минут через пятнадцать, и что вы думаете? – мой спаситель благополучно спешит за мной. Так что к деду с бабушкой мы пришли вдвоем. Их радости не было предела. Внимательно выслушав мой рассказ, опустились на колени перед иконой Богоматери, вознесли благодарственные молитвы. Я пробыл у любимых людей около недели и вернулся в «кипящий котел» - в Москву, с ее буйствами и человеческими ураганами.
Кот, кстати говоря, остался жить у бабушки с дедушкой, усердно очищая местность от «нашествия» мышей.
Я буду совсем нечестен, если не открою самого главного. Спустя четырнадцать лет я встретился с той самой Анечкой, внучкой Владимира Ивановича. Принес ей ее рисунки. Мы встретились с ней в кафе в осеннем парке. Внутри крутили Башлачева и Талькова, вспоминали Цоя. Все было в свежесобранных осенних листьях. За горячим чаем с пирожными разбирали мою повесть, рассказывали друг о друге, смеялись. Ей было двадцать, мне – тридцать пять. Через две встречи я предложил ей выйти за меня. Аня засмеялась и открыла, что помнила меня с нашей той встречи в поезде, в двенадцать лет – убедилась в своей любви ко мне. Тихо улыбнувшись, согласилась стать моей женой. Она твердо верит, что кот был моим спасителем, и, обладая художественными способностями, написала картину «Лесное спасение».
Вот так иногда оборачивается жизнь. Спонтанная поездка привела к любви, хранив ее зачатки долгие годы.
После случая в лесу и бесед с родными, тем летом я принял Крещение.
Все на свете происходит по воле Бога. И я абсолютно счастлив.
(24 июля 2013)
Свидетельство о публикации №213110601654