Гильом Трубадур. Глава 2

Глава II
Анри , бывший свидетелем этого короткого диалога, приоткрыл от удивления рот. Он понял, что обстановка напряжена до предела, и теперь он единственный, кто может хоть что-то исправить. Сказать что-то такое, что успокоит Луи. Анри лихорадочно принялся перебирать в уме фразы, которые бы были уместны сейчас, но не мог придумать ничего.  Испуганные глаза девушки, Гильом, удивленный ничуть не меньше, чем Анри, напряженно думающий Луи, всем своим видом похожий на недовольного чем-то, но ещё не до конца осознающего это быка. Наконец, Луи пришёл в себя, видимо, приняв решение. Рыцарь нахмурился пуще прежнего и медленно, грозно повел своего коня прямо на Гильома.
-- Отпусти Элеонору. Сейчас же, -- прошипел он, стиснув зубы.

Заметив, что Луи не одобряетего увлечения младшими сестрами своих вассалов,Гильом, недолго думая, вонзил острые конусообразные шпоры в бока коню, да так сильно, что тот от боли чуть не встал на дыбы и не сбросил со своей спины и всадника, и,заодно, его даму сердца. С поразительной быстротой они умчались вглубь лесной чащи, в ту сторону, откуда полчаса назад путники приехали к монастырю. Вслед за ними, выхватив из ножен меч и бросив на землю факел, поскакал Луи. Анри остался один. Затем, проклиная себя за нерасторопность и за то, что он так и не придумал, как помирить своих друзей, молодой рыцарь бросился за ними вскачь, позабыв свой страх перед чудовищами, которые могли поджидать его в лесу.
Вот сквозь неплотную завесу облаков начали пробиваться первые лучи солнца, но Анри все еще скакал по лесной тропинке: он никак не мог догнать ни Луи, ни Гильома, хоть и гнал коня как мог. Он уже начал бояться, что потерял их из виду, но тут обнаружил на земле красный, заляпанный комьями грязи дорожный плащ.Именно такой же был у Гильома. То ли герцог сбросил его специально, чтобы тот не мешал ему, то ли он зацепился за ветвь одного из растущих по сторонам деревьев. Анри, только заметив алую ткань, сразу же избавился от всех терзавших его сомнений и, прижавшись к шее скакуна, вновь пустил его галопом.
«Один или с Луи, он точно поскакал в сторону Пуатье,» -- рассуждал про себя молодой рыцарь.
Когда было уже совсем светло, бескрайний лес по сторонам сначала поредел, а потом и вовсе закончился. Анри выехал в небольшое нераспаханное живописное поле. Крестьяне, видимо, давали почве отдохнуть, поэтому по обеим сторонам постепенно расширявшийся дороги пестрели полевые цветы, сгибавшие свои тонкие стебли под порывами ветра. Поневоле Анри опустил поводья, замедлил шаг, осмотрелся по сторонам и вздохнул полной грудью. Бескрайний простор поля был ему явно больше по душе, чем тесно обступающие его со всех сторон грозные дубы, за огромными стволами которых могла таиться любая опасность. Но о чем сейчас более остального волновался Анри, так это о том, чтоГильом мог свернуть в любую сторону. Поэтому Анри, решив, что навряд ли догонит своего сюзерена, даже если поскачет в ту же сторону, что и он, спешить не стал и просто повёл своего коня в сторону Пуатье. Ведь, скорее всего, герцог поскакал бы именно в свой замок. Желание молодого рыцаря ехать именно туда подкреплял тот факт, что, по пути располагалась небольшая деревушка, мимо которой они проезжали ещё вчера. Местные крестьяне по неизвестным Анри причинам не платили оброка ни одному из окрестных баронов или графов, поэтому деревушка процветала. В ней, а в этом молодой рыцарь нисколько не сомневался, ему оказали бы радушный прием, сытно накормили и налили бы чашу молодого вина. «Хотя, сошёл бы даже сидр,» -- подумал Анри. После ночных переживаний и приключений путника чрезвычайно мучала жажда, а ручьев поблизости не было. Тем, кто приютил бы его, молодой рыцарь рассказал бы о своих ночных странствиях. Путешественников в Аквитании, да и во всей Франции тоже, очень любили и радовались их появлению в доме именно из-за их россказней, ведь не каждый осмеливался надолго покинуть свой дом. Особенно деревенские жители.
Размышляя о вине, накрытом столе и мягкой постели, Анри, сам не заметив этого, задремал. Конь его, видимо давно привыкший к тому, что хозяин частенько спит в седле, продолжал медленно идти вперед. Быть может, чтобы не разбудить рыцаря, а может и потому, что просто  устал после ночной скачки. Проснулся Анри только тогда, когда его скакун вдруг остановился и заржал.
Рыцарь резко вскинул голову, начал удивленно оглядываться по сторонам, как обычно делают люди, заснувшие в пути ненароком и не заметившие этого. Ещё больше удивился он, увидев, что его конь стоит рядом с лошадью Гильома и щиплет сочную полевую травку. Герцог сидел тут же рядом, прислонившись к придорожному камню спиной. Анри поспешно спрыгнул с коня, подбежал к другу, но притрагиваться к нему побоялся. Гильом лежал с открытыми глазами, на затылке его, в черных длинных спутанных волосах, запеклась кровь. Кожа казалась бледнее обычного, и это не на шутку испугало Анри. Он попятился назад, начав бормотать про себя молитвы, думая, что герцог был смертельно ранен в схватке с разъяренным Луи и теперь, возможно, уже умер. Но молодой рыцарь ошибался.
-- Я не смог защитить ее, Анри, друг мой. Этот предатель. Он схватил ее. Невысоко же он ставит верность своему сюзерену. Как и дружбу, --неожиданно сказалГильом, шевеля одними лишь  губами. Тело его все ещё оставалось неподвижным.
-- Вы живы! Что случилось, милорд? – Анри сел рядом с Герцогом, положил руку ему на плечо.
-- Да, конечно, я жив, просто лишь недавно пришёл в себя. Этот вероломный гад ударил меня по голове мечом. Кажется, плашмя, но он же огромен, как гора, и необычайно силён, этот Луи, ты же знаешь. Я потерял сознание и упал с лошади. Что было дальше – не знаю. Когда я очнулся, было уже светло, милой Элеоноры не было рядом со мной, как и Луи. Они, наверное, уже к вечеру будут в Ангумуа, у своего отца.
-- Но что же вы будете делать, сир?
-- Я что я буду делать? Собирать войска и идти отбивать ее у герцога Ангумуа? Сомневаюсь, что стоит поступать столь безрассудно и необдуманно ради такой простушки. И вообще, Я разочарован в ней. Безвольная и избалованная монашка.– Гильом, наконец, поднялся на ноги и, пошатываясь, подошёл к своему вороному скакуну.
Морщась от боли, он запустил руку в волосы – вся она почти сразу же окрасилась в красный цвет от крови, вытекающей из вновь открывшейся раны.
-- Поехали-ка в Пуатье, Анри. Помнишь ту деревушку, которую мы видели по пути сюда?
Анри улыбнулся. Его друг, казалось, думал сейчас о том же, что и он.
-- Может их вино поможет моим ранам быстрее зажить, друг мой. Да и ты я смотрю, не против был бы переночевать хотя бы и на соломенном тюфяке, под крышей дома, а не в поле под открытым небом?
-- Вы читаете мои мысли, милорд.
И путники медленно повели лошадей дальше по тракту, начав разговор о соколиной охоте. Спешить им было некуда.
***
-- Хватит ныть.
-- Но я люблю его, Луи, как ты не понимаешь.
-- Он герцог, Элеонора, молодой и ветреный. А ты младшая дочь его вассала. Младшая дочь! Ты с двенадцати лет живёшь в монастыре, постаралась – могла бы и настоятельницей стать, лучше, чем быть брошенной и провести остаток лет в одиночестве.
-- Но я не хочу в монастырь, Луи! – Элеонора продолжала рыдать на руках своего брата, пока он нес ее по лестнице наверх в башню донжона, где, каксказал управляющий, отдыхал их отец.
-- Ты думаешь, что тебя кто-то спрашивает? Тебе так будет лучше. – они уже стояли перед дверью.--Не расстраивай отца, веди себя сдержанно, говорить буду я. Ни слова о Гильоме, о том, что вы делали. Его это обескуражит. Вообще лучше молчи, я все скажу.
Насильно Луи затащил свою сестру в спальню отца. Тот, в простой, до колен, пожелтевшей от времени рубахе, сидел , сгорбившись, на огромной кровати и читал толстую рукописную книгу. Заметив, что к нему вошли, он приподнял голову, цепким взглядом изучил сначала сына, потом дочь. Он словно сразу понял, что произошло, сжал губы, нахмурил брови, но сначала, все же, подошёл к сыну и обнял его. Уже немолодой герцог сутулился и от этого выглядел перед высоким сыном каким-то  миниатюрным и хрупким.
-- Рад видеть, что ты решил посетить отчий дом. Что же заставило тебя покинуть дом герцога Аквитании? Впрочем, -- он перевёл взгляд на дочь, пренебрежительно осмотрел ее, босую и дрожащую от страха, с головы до ног и снова обратился к сыну, -- Я уже примерно понимаю, что.
-- Отдаю ее на твой праведный суд, отец. Она спуталась с Гильомом, он хотел выкрасть ее из монастыря, но я остановил его.
-- Не сидится этому выродку на месте. В нем говорит дурная кровь, не знаю, как его Святейшество вообще разрешил этот брак**. Плод кровосмесительства, в нем уже при рождении затаился бес, а сейчас их там, наверняка, целый выводок. С ним мы еще разберемся Луи, но это подождет. Сейчас надо уделить вниманием более насущным вопросам. – герцог презрительно смерил Элеонору взглядом. Она, зная строгий нрав отца, задрожала пуще прежнего и зажмурилась.


**Отец Гильома Трубадура, ГильомVIII, специально ездил в Рим, чтобы его сына признали законным наследником. ГильомVIIIсостоял в дальнем родстве со своей третьей женой Хильдергардой Бургундской.


Резко и неожиданно старый герцог зарядил дочери оплевуху, причем так сильно, что та, пошатнувшись, упала на пол. Луи поспешил снова поднять ее на ноги.
-- Грешная душа, ты посвятила себя господу нашему,  и не должно было быть мужа для тебя, кроме отца нашего. И что ты наделала? Ты опорочила себя, опорочила меня, опорочила даже нашу веру.
-- Но мы даже не…
-- Молчи, Элеонора! Ты поддалась искушению, тебя растлили, тебе нет прощения. До конца жизни тебе придётся молиться в этом монастыре, чтобы вымолить у господа прощение своих ужасных грехов.
-- Ты хочешь отправить ее обратно, отец? Я думал, что…
-- Думать здесь, пока что, – моя обязанность. – огрызнулся герцог. – Да, я хочу, чтобы ты отвез ее назад и рассказал настоятельнице правду: ее выкрал Гильом, выкрал против воли, с дурными намерениями. Бесы в его голове нашептали ему то, что он должен опорочить мою дочь. Доселе она вела праведную жизнь, но согрешила, позволив себя украсть, позволив надругаться над собой. В этом и ее вина, поэтому она хочет вернуться в лоно церкви и замаливать до конца жизни свои грехи. Так и скажи настоятельнице, да. Только не давай слова этой дуре, она до сих пор не в себе.
Луи молча кивнул и взял сестру за руку.
-- С Богом, сын мой. А с Гильомом мы еще поквитаемся. – старый герцог приходил понемногу в себя: он вернулся на кровать, снова взял огромную книгу и продолжил чтение, как ни в чем не бывало. Казалось, он был доволен собой и тем, как распорядился в итоге судьбой своей дочери.