руки

РУКИ
Я спала.
Лолита, фарфоровая кукла викториансой эпохи, губы-море, руки-птицы, руки, руки, руки. Моя мать склонилась над моими волосами, которыми задохнулись слова, волосы, спутанные невинностью. Я ничего не ощущала, разве что как мои легкие заполнились снами, словно святой водой.
Я спала.
Моя мать ушла. Я не видела ее. Когда она уходила, мой рот наполнился камнями, я не могла говорить. Во рту был вкус слез и моря, на котором я никогда не была. Я не смогла бы остановить ее. Мою мать звали Тори. Меня звали Персефоной, проглоченной Аидом. Мать никогда не слышала моих криков, эхо моих слез.
Мать не любила меня, думала я тогда. Но сейчас я знаю, она ушла, потому что любила.
Я не помню ее лица, но помню руки. Ее руки, самые длинные пальцы на Земле. Я помню, как она расчесывала мне волосы,- единственное, что у меня осталось от нее,- рассказывая об Океании, средневековых панацеях, танцах туманности Андромеды, красоте. Я вдыхала ее пальцы и слова, она убегала от меня. Ее волосы, прозрачное алое стекло огня и теней, слезы девы в обличье красоты, первая кровь, пахнущая вожделением и космосом, заснувшие в морфийной прострации маки, забывшие слова солнца и пепла. Мать была совершенна, она отравляла порочное небо и кислород своей совершенностью, ее совершенство нельзя было воспевать, чтобы не испачкать ее, совершенство древней Богини викингов, Фрейи. Моя мать любила мифологию, и меня она назвала Персефоной, потому что мои глаза были того цвета синей весны, что и у дочери Деметры. Но со временем мои глаза превратились в синяки, цвет больничных синтетичесих простыней и воспаленного неба. Мать оставила меня, когда мне было тринадцать.
Я спала.
Мать родилась в Ирландии. Она любила ее. Она рассказывала, как любила заходить обнаженной в холодную воду и пытаться утопиться, чтобы стать сиреной и пением завлекать моряков в пучины острого наслаждения и тайны. Мать унаследовала интерес к природе, мистике и музыке, от своего дедушки, который воспитывал ее после смерти ее родителей. Они погибли смертью, Которой всегда хотела погибнуть моя мать. Они утонули.
Мама, мама, мама, мама. Твои руки больше не помнят моих волос, огненных, как солнце, металл, наслаждение. Я жила, пока ты не ушла. С тех пор у меня камни во рту, у них вкус твоих слов.

Она расказывала мне о том, как хотела бы покончить с собой. Она никогда не вернется. Ее шепот. Когда она жила в Новой Зеландии, она впервые порезала себе вены. Я видела шрамы, но сейчас не помню их. Мать играла на фортепиано и пела на ирландском, похожем на ветер. Мать научила меня ему, и по сравнению с английским он таял на языке, как море. Когда она пела своим хрипловатым голосом, я думала о мертвых птицах, костях, Средневековых пытках. Матерь научила меня мыслить как она.
Куда она ушла, пока я спала? Мама, почему ты дала мне отпустить себя? Мама. Ты должна была знать, что я люблю тебя. А может, ты знала? Я хочу снова услышать твой голос, доверяющий мне тайны мистичного заколдованного леса, Алисы, мифов. Я помню наслаждение, близкое к эстетическому оргазму, когда ты расчесывала мои волосы, звуки сумеречных саг о вампирах, девочках с одним глазом и красоте.
Мать оставила мне свой голос.