Краткий миг жизни

Говорят, ворон живет 300 лет. Вряд ли это так. Особенно после того, как человек изобрел ружье.

В эпоху камней и палок, луков и стрел, возможно, некоторые экземпляры особо осторожных птиц и доживали до сильно преклонного возраста.

Но наличие огнестрельного оружия у праздно шатающейся по лесам и весям публики, сильно снизило шансы на длительное существование у  тех, кто такового оружия не имеет.

А есть ещё не праздношатающиеся, а целеустремлённые. Те, кому непременно необходимо отнять жизнь у конкретного вида животного или птицы. Зачем?
 
Вопрос риторический. Мало кто из современных охотников убивает ради куска мяса, ради пищи. Тщеславие - мотив большинства убийств.

Ну и инстинкты, конечно. Куда же от них денешься? Инстинкт убийства - самый древний из инстинктов.
 
Такой же древний, как и инстинкт размножения. Потому как какое же размножение без хорошего питания?

Можно, конечно, корешки собирать, зёрнышки выращивать. Но это долго и малоэффективно.

Гораздо надёжней убить. Убил, пожрал и размножайся, сколько хочешь. Или сколько сможешь.

Были и такие, кто предпочитал собирать корешки и зёрнышки выращивать. Их тоже можно убить. Отнять то, что насобирали и вырастили. Пожрать и размножиться.

В результате выжили предпочтительно способные. Способные к убийству. Мы с вами.

Есть, правда, еще некоторые организмы, приспособленные к убийству ради выживания.

Но ни одна тварь, ни одно существо в природе не изобрело столько изощренных способов убивания.

И ни одно существо, кроме человека, не получает от процесса убийства и даже от процесса подготовки к нему удовольствие.
 
Ворон людьми считается падальщиком. А падаль в обыденном сознании ассоциируется с чем-то вонюче-неприятным и малосъедобным.

Для нас, конечно, привыкших питаться исключительно свежей убоиной. Или почти свежей.

Ну ладно прежние времена. Было время, когда православные не ели мяса "чужого резу". Некоторые старообрядцы и сейчас не едят.

Некоторые мусульмане не едят мяса, если сами лично не видели, кто и, главное, как, зарезал барана.

Не стоит говорить о "кошерном" и "некошерном".

Но говорить о "свежести" сосисок, приготовленных из замороженной обрези, смешанной с замороженным же мясом кенгуру из Австралии, с некоторой толикой говядины,  прибывшей на океанском пароходе из Аргентины, по крайней мере, странно.
 
Касаемо ворона. Он, конечно, и сам может убить. Но только то, что меньше его по размеру и заведомо слабее. При случае с успехом это делает.
 
Но из каких этических, эстетических и гуманных соображений он должен отказываться от свежего поросёнка или даже взрослого кабана,  оленя, другого животного,  недостреленных охотниками-людьми, забравшимся умирать в лесную чащу?

Если в степи или пустыне пали лошадь, осёл или верблюд, зачем же от такого количества добра отказываться?
 
Ворон и не отказывается. Не отказывается он и от бренных людских тел, по разным политическим и иным, менее гуманным причинам брошенным гнить бесполезно в степях, лесах и пустынях, себе подобными.

Ибо убивать человек человека убивает, но в пищу употребляет крайне редко. Исключительно редко.
 
А ворону-то мы не родственники. Мы - мясо, которое само себя убивает для воронов. С точки зрения ворона, конечно.

Циничная птица. Вернее - прагматичная. Ибо система ценностей ворона наверняка отличается от нашей, людской.

Однажды один из человеков, отложив все насущные и не очень насущные дела, отправился на охоту. 

Ворон не мог отложить свои насущные дела. Так как основным насущным делом его были поиски пищи.

Было, правда, еще строительство гнезда и выведение потомства.
 
Но была зима, а потому поиски пищи становились еще более насущными. Ибо зимой эти поиски особенно трудны.

А ежели не пожрать, то до весны, строительства гнезда и выведения потомства можно просто не дотянуть.

Разные цели и разные пути были у человека и ворона, но они встретились. Праздно и с удовольствием проводящий в лесу свое время человек и птица, вылетевшая в поисках корма.

Человек устал.  И потому прилёг на снег прямо на просеке. Он лежал на спине и смотрел в пустое мутно-голубое хмуроватое зимнее небо. Поперек груди лежало двуствольное ружье, заряженное картечью.
 
Ворон летел низко, над самыми верхушками заиндевелых дубов. Летел молча, небыстро, как и полагается ворону.  Он первым заметил человека.

Ворон попытался затормозить, изменить направление полета. Напряглись в неимоверном усилии каждый его мускул, каждое пёрышко. Но было поздно.

Человек поднял ружье. Он даже не успел ничего подумать, решить, что будет делать с этим вороном. Он просто нажал на спусковой крючок двустволки.

 Ворон не успел ни о чём подумать. Он умер сразу, еще в воздухе. Заряд картечи из ружья двенадцатого калибра ворон принял прямо в грудь.

Со свистом рассекая воздух, почти трёхкилограммовая чёрная птица ударилась о мёрзлую землю рядом с охотником с громким стуком.
 
Ударилась о землю, но ни в кого не превратилась, осталась вороном.

Сизые веки прикрыли блестящие ещё глаза. Перья хозяина леса были иссечены и местами поломаны. Скрюченные лапы покрыты крупными неровными чешуями. Когти кривые и сильно стёртые.

Это был старый ворон. Он многое видел и многое пережил. Никогда бы он не попал под выстрел, если бы человек не устал, не лежал неподвижно в необычной позе.

Ворон продолжал бы жить, задержись он на несколько минут в гнезде, выбери другой маршрут, лети чуть повыше, вне досягаемости картечи.

Не случилось.
 
Теперь он сидит, сгорбившись, на полке с книгами и ежедневно напоминает человеку о напрасно загубленной жизни.