Рябчиха

    Елизавета Михайловна хлопотала на кухне, заваривая витаминный чай по собственному рецепту. Обычно весной она собирала  молодую  крапиву,  летом  душицу,  иван-чай,  лист  чёрной смородины, а осенью шинковала на терке морковь, затем сушила её в духовке и всё это смешивала.
  Хлопнув дверью, в дом вошёл, весь в снегу, внук Дима.
–  Баба,  на  улице  такой  снег  валит,  такие  большие  хлопья!  – крикнул он с порога.
– Ты что, валялся в снегу-то? Иди, отряхнись, – взглянув на внука, буркнула бабка.
Дима вышел. Через минуту вернулся, сбросив верхнюю одежду, подскочил к печи, протянул к теплу руки.
– Ты что без рукавиц? – спросила бабушка.
– В рукавицах, только они у меня мокрые.
– Садись, пей чай, он горячий, быстрее согреешься. Я вот только что заварила  свеженький.
Дима  пил  чай, молча,  изредка  фыркая  носом.  Елизавета  Михайловна  сидела  напротив,  поддерживая  рукой  подбородок,  с улыбкой смотрела на внука, явно любуясь им. По радио шла передача Георгия Граубина «Люди золота всех золотей». Автор рассказывал о председателе колхоза, фронтовике, который вернулся с войны инвалидом. Молодой парень без руки возглавил колхоз, проработал сорок пять лет бессменным руководителем. В настоящее время он пенсионер, наставник молодёжи.
Дима навострил уши, перестал пить чай.
– Вот видишь, баба, какие хорошие есть люди.
– Хороших людей много, Дима, только они о себе не кричат, они просто живут, творят добро.
– Таких фронтовиков у нас точно нет.
– Ну как же нет? У нас в селе много фронтовиков. А в школу они к вам не приходят?
– Нет. А зачем? – удивился Дима.
– Ну как зачем? Рассказать о себе, о том, как воевали. Дима молчал.
– Да вы просто их не приглашали. А жизнь они прожили замечательную, им есть о чем рассказать. Вот ваша соседка, баба Настя, имеет орден Красного Знамени. Это очень высокая награда.
Дима от неожиданности выпучил глаза:
– Рябчиха? Эта пьяница?!
– Ну, какая же она пьяница? Никому она плохого не сделала. Немного грубоватая. Это, Дима, её жизнь заставила быть такой. Она провоевала два года на передовой. Была шофёром, подвозила снаряды. Когда немцы их окружили, она вывезла знамя своей
воинской части и спасла её от расформирования. Вот такие, внучек, дела. А теперь она старенькая, живет одна, за эти сто грамм просит, чтобы ей дровишки накололи да водички привезли.
Допив чай, Дима засобирался домой.
– Ты уже пошёл? – удивилась Елизавета Михайловна.
– Да некогда мне, баба, – ответил мальчуган и выбежал из дома.
Он мчался по улице, не замечая падающего снега. Подбежав к калитке своего дома, Дима потоптался на месте, о чем-то размышляя. Потом потихоньку пошел к дому бабки Насти, заглянул в щель ворот.
Во  дворе  бабка  Настя  разметала  снег.  Сделав  дорожку  от крыльца до поленницы дров, она навалилась на метлу, постояла, отдышалась, затем, положив метлу, взяла три полена, поковыляла домой. Дима всё стоял возле ворот. Бабка Настя снова вышла из
дома, пошла за дровами, увидав мальчугана, спросила:
– Чего тебе?
– Мне ничего, я просто стою.
– Иди домой, холодно.
–  А  можно,  я  вам  дрова  натаскаю?  –  нерешительно  спросил Дима.
Бабка Настя остановилась.
– Ну, если хочешь, натаскай, а то что-то я сегодня совсем задохнулась, погода, видно… Вот сердечко и вылетает.
 Дима  стрелой  подбежал  к  поленнице,  набрал  целую  охапку дров, побежал в дом.
– Да тихонько ты, не беги, скользко! – улыбнулась бабка Настя.
Но Дима, быстро обрулив бабку, был уже на крыльце. Через минуту, выйдя из дома, сказал:
– Я, наверно, ещё принесу, чтобы вам до завтра хватило.
– Принеси, – согласилась старушка.
   Димин отец поил коров. Увидав, как сын носит дрова соседке, недовольно выругался:
– Едрит-твою, тимуровец!
   Дима учился в пятом классе. Из школы приходил часа в два, обедал, делал домашнее задание, бежал к друзьям. Но теперь он уже не забывал забегать к бабке Насте. То дров принесёт, то в магазин сбегает. Как-то вечером, возвращаясь с работы, мать увидела, как сын снова носит дрова бабке Насте. Она недовольно крикнула:
– Дима, сейчас же домой!
Когда сын пришёл, Галя принялась его ругать:
– Ты зачем к ней ходишь? Там одни алкаши, ругань, грязь!
– Мама, у неё чисто! – возразил Дима.
Услышав шум, из комнаты вышел отец.
– Что тут у вас?
– Да ты только посмотри на него, к Рябчихе ходит.
– Я видел, дрова он ей носит.
– А что же ты не запретил? Чему он там научится? Что она – добрый человек? – возмутилась Галя.
– Да, мама, она вправду хороший человек, – тихо сказал Дима.
– Кто это тебе сказал? – строго спросила мать.
– Наша бабушка сказала мне, что баба Настя – фронтовик.
– Та-ак… – протянула мать, приходя в ярость. – Значит, бабка! Вот старая карга, нет бы уберечь внука от этих алкашей, так она толкает к ним. Пошли к бабке! – скомандовала она.
Елизавета  Михайловна  смотрела  телевизор.  Вместо  приветствия, Галя прямо с порога закричала:
–  Мама!  Ты  что  это  Димке  наговорила  про  Рябчиху?  Нашла фронтовичку! Ребёнок ей теперь дрова носит!
Бабушка посмотрела на внука, тот виновато опустил голову.
–  Это  правда,  Дима?  –  она  встала,  обняла  внука,  прижала  к себе. – Родненький ты мой, как я рада, что есть у тебя сердечко.
– Нет, вы только гляньте на неё! – обозлилась Галя, разводя руками.
– Не шуми, не шуми, – спокойно ответила Елизавета Михайловна, – а ты, внучек, иди, посмотри телевизор. Ты у меня просто умница. Она поцеловала Диму в лоб, тихонько подтолкнула в комнату.
– Ну а мы с тобой, доча, давай чайку попьём да о Рябчихе поговорим. Да и, кстати, она для тебя не Рябчиха, а Анастасия Семёновна.
– Ещё чего? – возразила Галя, скривив ехидно рот.
– Ты не дёргайся! – оборвала её мать, наливая чай. – Садись, послушай!
Познакомились мы с ней в 1978 году. Весной я работала мастером лесопильного цеха в леспромхозе. Вызывает меня  к себе директор Шахов Алексей Васильевич, приказывает взять в цех на легкую работу Анастасию Семёновну. Что такое легкая работа в полумеханизированном цехе? Вручную катали по покатам  брёвна  шесть  с  половиной  метров,  затем  распускали  их  на лесопильной  раме,  на  доски  и  брус,  вручную  складывали  пиломатериал на каретки, вывозили из цеха, складировали в штабеля. Всё это делали женщины, а мужчины были только рамщиками. Единственная легкая работа была в подвальном помещении: из-под рам выгребали лопатами опилки на транспортёр. Но там
стоял жуткий грохот от работающих лесорам.  Опильщицы у меня были, но перечить директору,  было не принято. Я сделала перестановку работников, поставила новенькую
в опильное помещение. Когда я стала с ней проводить инструктаж по технике безопасности, обратила внимание на её ухоженные ручки, беленькие с маникюрчиком, правда ногти не были накрашены. Прическа аккуратная, лицо нежное. Она совсем ходила на наших деревенских, загорелых женщин. Проработала она опильщицей всего два дня. На третий день, утром, на расстановке работников, она подошла ко мне, попросилась на другую работу. Женщины заехидничали:
– Быстро, цаца, наработалась! Ты её, Михайловна, теперь на божничку посади. Любоваться будем.
У меня в это время заболел сторож, я ей предложила:
– Раз опильщицей не хотите, идите в ночь сторожем.
– Да вы поймите, причём здесь «не хотите»? Я не могу. Этот грохот  мне  напоминает  ползущие  танки.  В  памяти  всплывает весь военный кошмар. И сторожем не могу, мне надо среди людей быть, иначе с ума сойду.
Женщины со злобой зашипели:
– Хамка! Где ты их видела, танки-то, с белыми ручками?
Выручил Борис Рябчиков:
– Михайловна, давай её мне, на горбыль!
– Пойдёте? – спросила я. – Но там надо трехметровый горбыль перебирать, выбирать досточки, обапол и складывать в штабеля.
Сможете?
– Смогу, – решительно ответила новенькая.
Она быстро вросла в коллектив, проработала на этом горбыле лет десять.
Рябчиков был холостой, через год они поженились, стала она Настя Рябчиха. Жили они очень дружно. Мне приходилось бывать у них дома. В доме всегда было уютно, чисто, правда, скромненько. На  работе  с  ними  проблем  не  было,  работали  они  добросовестно.
Однажды, смотрю, он один работает. Я подошла, спрашиваю:
– Где ваша жена?
– Да она уехала в Читу. Внучка идет в первый класс, ей очень охота её посмотреть. Да ты, Михайловна, не волнуйся, я всё сделаю один.
– Внучку? У неё есть внучка? – удивилась я.
– Даже две!
– А что же они никогда не были в деревне у неё?
– Ой, Михайловна, не дай Бог такой судьбы никому, как у моей Насти. Человек она золотой, а сколько вынесла? Она ведь у меня учительница. Окончила Читинское педучилище, её отправили по направлению работать в Сретенск, там вышла замуж, но с мужем прожила всего три месяца. Началась война. Он ушёл на фронт, а через полгода Настя получила похоронку. Она так любила мужа, что решила отомстить за него: молодая, горячая. Окончила курсы шофёров, добровольцем пошла на фронт, напросилась на передовую. На своей полуторке подвозила снаряды. Почти два года на передовой. Там познакомилась с земляком, лейтенантом Алексеем Колесниковым, расписались с ним.
Когда  Настя  забеременела,  он  её  отправил  к  своей  матери  в Читу.
Не успела ещё дочь родиться, как Настя опять получила похоронку  на  второго  мужа.  Свекровь  прожила  недолго,  умерла от горя. Настя осталась одна с маленькой дочуркой. Работала  в  школе  учительницей,  растила  дочь.  Когда  дочь  пошла в девятый класс, она вышла замуж за начальника завода Николая Януша. Настя говорила, что она впервые почувствовала благополучную  семейную  жизнь,  была  счастлива,  но  счастье
её было недолгим. Этот козёл-муженёк пристроился к её дочери и обрюхатил её. Когда Настя узнала, совсем очумела, хотела кончить этого Януша. Она всё распланировала, но в последний момент задумалась, что, убив его, она оставит свою дочь одну,
без средств существования с ребёнком на руках. Настя сказала Янушу, что если ты её обидишь, я тебя кончу, мне терять больше нечего. Она бросает всё, приезжает сюда в деревню, к другу своего мужа Шахову, он её и устроил на лесоцех. Вот такие дела, Михайловна.
– А почему она в школу не пошла? – спросила я.
– Она сказала, что с детьми надо работать с чистой душой, у меня она почернела, а дети это чувствуют.
Откровения Рябчикова меня поразили до глубины души. На следующий  день  Анастасия  Семеновна  пришла  раньше  всех  на работу, прямиком ко мне.
– Михайловна, пожалуйста, не говори никому о том, что тебе Борис рассказал, а то бабы засмеют.
– Никто вас не засмеёт, не беспокойтесь. От меня они ничего не узнают, идите, работайте, – ответила я.
Сначала она на меня с опаской поглядывала, потом успокоилась. Когда в Читу засобирается, подойдёт, отпросится. Сначала она ездила часто, рассказывала, что встречается с внучками  и дочкой в кафе, бродят по городу. Домой к ним не ходила, не
хотела видеть Януша. Потом смотрю: перестала ездить. Я спросила:
– Что это вы в Читу не едете?
–  Этот  козёл  запретил  дочке  встречаться  со  мной.  Девочки подросли, большие стали, он боится, что я им расскажу про его шашни. По себе, гад, судит, он теперь директор, уважаемый человек. За свою шкуру дрожит.
   Однажды,  перед  Днем  Победы,  в  лесоцех  пришёл  офицер  с райвоенкомата, спросил:
– Где можно увидеть фронтовика – Монастыршину Анастасию Семеновну?
– У нас есть Анастасия Семеновна, но только Колесникова, – ответила я.
– Да, это она.
Они долго о чём-то разговаривали. Женщины лесоцеха были потрясены:
– Вот так Рябчиха, вот тебе и белоручка!
    На митинге 9 Мая рассказали о её подвиге, вручили ей орден Красного Знамени, ценный подарок. Извинились, что с опозданием  вручили  заслуженную  награду.  Оказывается,  когда  её  комиссовали, она уехала в Читу, следы её затерялись, но награда нашла героя.
  На следующий день бабы, не сговариваясь, принесли на работу кто что мог. Устроили праздник в честь Анастасии Семёновны прямо с утра. Я было возразила:
– Давайте после работы, а то от начальства влетит.
– Не боись, Михайловна, наверстаем план, такое грех не отметить!
С этого дня её все называли только по имени-отчеству, люди за честь считали пожать ей руку. Потом она ушла на пенсию. А когда умер Рябчиков, осталась одна, и про её заслуги забыли.
– Мама, а почему она никуда не обратится? – спросила пораженная рассказом Галя.
– Знаешь, дочка, сильная и гордая женщина Анастасия Семёновна, она не будет унижаться. Наравне с мужчинами защищала  Родину,  нужно  было  вырастить  дочь:  трудилась  не  покладая  рук. Ради внучат пожертвовала квартирой. Вот и теперь она по-своему решает свои проблемы – даст ханыжкам деньги, они дровишки расколют, водички привезут.
– Дима, засиделись мы, пошли домой, – позвала Галя.
  С этого дня Галя сама стала заходить к бабке Насте, помогать по хозяйству. Анастасии Семеновне становилось всё хуже. Весной,  немного  не  дожив  до  Дня  Победы,  она  скончалась. Организацию и проводы похорон взяла на себя администрация
села, были представители  и из военкомата. Героя проводили с надлежащими  почестями.  Приехала  дочь,  красиво  одетая,  она  всё плакала и шептала:
– Мама, прости меня, прости, если можешь.