Давние споры

...Одинаковая до странности роль, которую Васильев сыграл  в нашей жизни, и послужила  поводом для сближения. Для тебя это совпадение несло даже некий мистический смысл. Женское тяготение к тайне, к некоему покрову на вещах и явлениях казалось мне вполне извинительным недостатком – чем-то же надо было нейтрализовать твою внешнюю, избыточную мужественность.
Позже выяснилось, что, наряду с женскими недостатками в сфере духовной жизни, у тебя имеются и откровенно бабьи. Ты верил в летающие тарелки и в прочую досужую чепуху, чем в изобилии снабжали наших обывателей средства информации. «Но ведь это напечатано!» Да, Виляу, в этом отношении ты был вполне советским человеком. Скороспелые плоды всеобщей полуобразованности – плоды скоропортящиеся.  Все, что  падает в толпу, становится религией или предрассудком. То есть, так или иначе нейтрализуя аристократические усилия познающего духа к обретению власти над природой, а значит, и над человеком и над той толпой, которой он являет себя. Видимо, закон сохранения энтропии – один из самых фундаментальных: созидание всегда уравновешено разрушением.

В наших спорах я защищал крупицы истины, добываемые человеком благодаря труду подлинных героев духа. Ты же рвался в те смутные области, относительно которых невозможны никакие определенные суждения. Они относятся к области веры, их спокойно можно передать женщинам и церковникам.
Религия – это парадигма женского сознания. Мужчине хватает веры в самого себя. Поэтому воин – самое яркое выражение мужского начала. Его единственная вера – это вера в победу. Что может быть неестественнее мужчины в юбке, призывающего к смирению и терпению? Только женщина в брюках, призывающая к войне.
Я высмеивал мистический детерминизм Блаватской, от которой ты был без ума. Доставалось и всем рерихнувшимся. После всех этих словесных сражений, прерываемых командой на вечернюю прогулку, мы некоторое время избегали друг друга. Все-таки умственные расхождения самые серьезные. Не зря же именно они вызывали самые кровопролитные войны. Да и любая полемика, пусть себе и в академических тонах, все же имеет конечной, идеальной целью уничтожение – если не самого противника, то его взглядов.
Происходит это прежде всего потому, что приватные умственные представления выступают как надличные, абсолютно бескорыстные, и вместе с тем как всеобщие, обязательные,  касающиеся путей развития всего человечества. Здесь знание сливается с верой и вступает в борьбу с иным подобным конгломератом. Побеждает обычно тот, чья вера в истинность собственного знания оказывается сильнее. На этом ристалище шансы безумцев способных заражать своим чувством, намного выше. В какой экстаз приводил толпу Адольф Гитлер? До сих пор немцы стыдливо признаются: "Мы любили его..." Да, великие люди – наказание господне. И мы их заслуживаем, вызываем, как гром небесный, на свои неразумные головы, неспособные сохранить даже те малые крупицы истины, добываемые одиночками.
Наш спор превратился в постоянно действующий вулкан. Нужные аргументы приходили в самое неподходящее время, когда никак нельзя было, например, оставить пост, чтобы как можно быстрее изложить их тебе. Иногда ты тоже  подходил ко мне и сообщал доверительно, что нашел брешь в моих спекуляциях.

Помнишь, как самый гордый человек, которого я знал, – грузин Вахтанг (мы звали его по-домашнему, Нукри) – иногда подходил к нашему столу в ленкомнате и молча, с печальным взглядом слушал наши речи. Мы уже привыкли к его присутствию, и я как-то  в шутку, чтобы несколько снизить накал нашего спора, спросил его: «Нукри, а ты на чьей стороне?» Он спокойно и с достоинством ответил: «Я не могу этого сказать. Я не понимаю, о чем вы говорите. Мне нравится, что вы не ругаетесь и употребляете много новых слов. Отец говорил: «Будешь служить дома. Я для тебя все сделаю». Я ему сказал: «Нет! Я хочу посмотреть чужие края, хочу научиться говорить по-русски».

Тогда мы только рассмеялись. Хотя уже то, что мы говорили о чем-то другом, что непосредственно нас никак не задевало, не касалось ни еды, ни питья, ни прочих материальных потребностей, мы, в общем-то, хранили духовное начало – то есть, некий человеческий смысл, равно присущий всем людям.
Пожалуй, назвать духовным можно именно того индивида, который осознает интересы вида в целом как свои собственные. Именно благодаря этому началу, мы, люди разных национальностей, тянулись друг к другу. Литовец, узбек, белорус, русский –живая беспокойная мысль собирала нас в круг, соединяла еще теснее, чем местом рождения или кровью предков. Только на почве разума и возможно единство. Разъединяет кровь. Возможно, мы, как сказал поэт, только ее сосуды, предназначенные для храненья и транспортировки «сей жидкости загадочной и властной, что нас влечет неведомо куда». Но и  с этой задачей справляемся мы плохо. Вообще, с точки зрения  разума, человек – явление  жалкое и бесперспективное.

из "Свейкас, Виляу!"