1. 2. По следам Рождества. Тринадцатая

 
      "Это моя! Самая малая!" - говорила она. "Сколько ж лет прошло?" - как правило, спрашивала другая. Называлась цифра прожитых лет: 2,3,4...13, 14...  еще  гордость в глазах ее матери и оценку в глазах матери чужой. Отойдя в сторону, для солидности   молчала, а они говорили о таком, что было безразлично. Хоть и курносая, но глазастая. Для всех матерей в мире их дети кажутся самыми красивыми и их нельзя в этом упрекать, а если не кажутся, так, может, это и не матери вовсе? Ведь должен же человек  для кого - то в этом мире быть красивым и самым.   Единственное  понимала про себя, что она заскребыш .
  Поскребыш - так называют в Сибири последних детей. Они собирают у  родителей остатки силенок, последнюю чувственность. Последыш у  родителей считался  тринадцатым ребенком. Это было хорошо: даже через десятилетия после войны опустевшей стране нужны были люди.  Ее можно было легко убить, как ангела в сердце, если бы  не хотела жить, но она живуча, когда захочет.
 Жить.
 Зачем пьяная медсестра прививкой вносит ей заражение?
 Жить.
 Почему вдова хочет, чтобы бы эта хлипкая  умерла?
 Детей в их семье так много. Мать, привыкшая к жизни и смерти, в разное время схоронила троих детей.  Слабакам тут не место или им не хватило удачи дожить  до оттепели, а для нее спасение здесь и сейчас! И оно пришло. Старшая сестра имела достаточно молока для двоих, так  что не было понятно племянник он ей или брат.
 
 Чего не скажешь от отчаяния. Надо простить. Даже если восстает со дна души, поднимется негодование - зачем же ты так с моею жизнью?  Как смела ты желать   ребенку смерти? Решила избавиться.
 Так что прощай за то, что потом почти всю жизнь будешь бояться всяческой темноты, пока не окрепнешь и станешь взрослой.
И потом: мать просто забыла ее число. В отличие от материнского числа она боролась за ее жизнь добрую половину своей.

 Для начала (  нельзя делать аборты - могла погибнуть) отец выгнал мать  из абортария, провозгласив  легендарное: "Ну, где девять... там и десять."
 Прежде чем умереть самому, взял он сверток с последним ребенком, навеселе, на руки. По дороге  спотыкался, боялись выронит, а он  три раза на дороге деньги находил. Споткнется - денежка, денежка - споткнется...       Советский Союз тоже не оставил без приданого: дали золотую звезду, правда, звезду украли, но мать заказала медную и девочка трогала ее края, когда играла с  орденами "Мать - героиня". Обладательница орденов  часто называла потом последнюю дочь  - Золотаюшка.

 15 лет отец добывал стране золото на Колыме. Там же он стал первоклассным электриком. После лагеря сделал какие - то чертежи и отправил в журнал "Советский Электрик". Напечатали!
 Под чужой фамилией.
  Им нужны чертежи, а не чьи то там имена.
  Отцовский портфель внутри пах совершенно особо: временем, чертежами, узкой длинной бумагой, где  мелкими вшивыми буквами утрамбована его жизнь  с 14 до 30.
  Они все какие то странные. В наследство от них, что - ли,  получила она в дар выбирать добровольно смерть или жизнь? Досталось и это чувство, от которого  питерскому деду легко  умирать на могиле жены, когда другой похоронен в плену, но должен вернуться. Он ей очень нужен, тот дед, даже если семь лет прошло и никто  не ждет уже. Никто, даже жена, но не точка на карте каленого хвойного нежного   пространства, что считается самым центром восточной части, сердцем его, и она после нее. Деды встречаются на небесах, делят чекушечки, а их недопрожитые дни буянят в человеке и требуют любви.
 
  До Колымы отца приветил  детский дом. Неизвестно, как сложилась бы его судьба в этом доме, если бы там не знали, что старший брат стал "уркой", ходит в кожаной куртке, а значит, пацана  не трогать.
  Наблюдая на Колыме людей и людоедов, этот человек почему - то не матерился, у него бывали странности, не всегда, но бывали. Он мог разговаривать ни с кем, с воздухом и пространством, отстраняясь от мира так, что однажды, возвращаясь из бани, забыл надеть брюки. Нет, трусы-то на нем были: носки, портфель и таз. Еще мальчишки, которые свистели вслед. Что же это, как можно...
  Но люди того времени и  места понимали больше, потому в их памяти  остался человечным человеком. На колымской бумаге чернильным пером и мелким чужим почерком убита его жизнь, облигациями и журналом, тем самым: "Советский Электрик". Думалось тогда, что прошла вечность с тех пор, как кто - то повернул рубильник  главной  электрической машины на хлопчатобумажном комбинате. Отец ремонтировал ее, а значит, находился внутри. Тогда дети сказали матери, зачем она их столько нарожала.
- "Разве мы думали о смерти? Мы думали о жизни" - ответила она, не надеясь, что они поймут самую главную вещь на свете.
 
  Он был бы счастлив умереть в своем родном  городе, хоть в подворотне, лишь бы из нее была видна Нева, но осколкам его памяти суждено было рассыпаться в снегах слишком далеко от Финского залива, талыми снежинками по весне раствориться в земле, напоить корни  деревьев и сосны  проплачут о нем  липким,  ароматным золотом. Покидая  эту женщину с детьми от себя и с пасынками, которых ему никогда не приходило в голову разделять, он оставляет ее с тем, что в простонародье именуется " е****ина.      ****ина для других это ее братья и сестры, это она сама.
 

  Собрав остатки жизненной силы, которая вынесла его из золотого ада и помогала оставаться человечным человеком, он поделился ею с теми, в ком часть его  самого будет жить теперь вечно. В последнюю секунду ускользающей жизни прощальные капли   сердечного золотого дождя он отдал самой маленькой своей Золотаюшке, чтобы у ее души хватило сил выжить и жить.
 Пройдет много лет, прежде чем найдется в этом мире тот, кто объяснит  ей над чем не властны материальные законы.
Итак, она - это: Е***ина, Заскребыш, Любушка, Золотаюшка, еще говорилось, что на судьбе у нее написано быть счастливой, в общем – тринадцатая.
 
 Если б она его хоть немного помнила... Ее приданое отныне  -  удача, больше нечего оставить, но впереди жизнь с самой лучшей вещью, той, что  намного дороже золота. Стоит искать ее, собирать по каплям в других, пока не обретешь  внутри себя. Это  дар живущим, наследство рожденным, от ушедших по следам Рождества в поисках любви, всех людей на свете.