Женькины истории. 10. Рожь

  Первого января семье Шварц пришла телеграмма из города Ленинграда от двоюродной сестры Женькиной мамы, тёти Лили. Она поздравляла всех с Новым 1967 Годом и приглашала к себе в гости на грядущие выходные. В то время с небольшого аэропорта Тулы летал самолёт «ЯК-40» до Ленинграда и Женькина мама купила два билета на ближайшую пятницу.
- Мы летим в Ленинград! - вопил, прыгая, Женька!
Двухчасовой перелёт закончился быстро. И вот уже в шесть часов вечера в здании аэропорта города Ленина Женьку и маму встречали тётя Лиля и бабушка Соня. Они обнимались, целовались и с шумными разговорами незаметно пришли на квартиру дорогих и горячо любимых родственников. Смотрели старые семейные фотографии. Женька смотрел на снимки и удивлялся, что бабушка Соня очень похожа на бабушку Маню. Мама очень похожа на бабушку Маню и её родную сестру бабушку Соню, очень, очень похожа на тётю Лилю, а он, Женька, как две капли воды, похож и на тётю Лилю, и на маму, и на бабушку Маню, и на бабушку Соню.
Тётя Лиля обижалась, что не приехал папа Сёма, что дядя Юра, её муж, был в командировке, а бабушка Соня, вздыхая, говорила: "Жалко, что не дождались наши мужья с Марией этого счастливого дня". Потом ужинали, пили чай с тортом. Женьке включили телевизор в зале и отправили смотреть «Спокойной ночи малыши», а сами закрылись на кухне. Женька слышал, как с кухни доносился негромкий звон бокалов. «Тройняшки» шутили, смеялись, а потом  тётя Лиля плачущим голосом, слегка картавя, и набирая снизу вверх и сбавляя сверху вниз звуковые обороты, как газующий мотоцикл, скороговоркой говорила маме:
"Лолочка отдай мне Женьку он мая копия, а ты себе ещё годишь". И опять: "Лолочка отдай мне Женьку он мая копия, а ты себе ещё годишь".
Потом все трое плакали, и мама успокаивала тётю Лилю, говорила, что и у неё всё будет хорошо, и она родит себе ребёночка. И опять все трое плакали. Женьке стало  жалко тётю Лилю, и одновременно он испугался, что мама отдаст его. И, как же он, Женька, будет жить без мамы, без папы и без бабушек. Женька от страха съёжился сидя на диване. Тут в зал вошла тётя Лиля, села рядом с Женькой на диван, крепко обняла его и, гладя его по голове рукой, целовала в щёки и в лоб. От тёти Лили пахло ванильным шоколадом и водкой. Он не сопротивлялся, да и правая сися тёти остреньким соском, сквозь тонкий халат, приятно колола ему возле левой подмышки.
- Какая она красивая, моя тётя Лиля,- про себя подумал Женька.
Время уже было позднее, и стали собираться ложиться спать. Тётя Лиля спросила у мамы:
- Лолочка, можно я Женьку с собой положу, а вы с мамой в спальне, на широкой кровати заночуете?
- Конечно, можно, если Женя не будет возражать?
Женька пожал плечами, и все заулыбались.
Перед отлётом в Ленинград Женька слышал по телевизору, что где-то за Ленинградом стоит полярная ночь. Днём и ночью там темно. И Женька на всякий случай взял с собой тот самый китайский фонарик, что был в коробке от телевизора под столом. Фонарик лежал в кармане пальто, висящего на вешалке в коридоре квартиры, и ждал своего востребованного часа.
Тётя Лиля, лёжа на боку, крепко прижала Женьку и он, утопая в неё и свободную фланелевую ночную рубашку, принимал заботливое тепло, вкушая шоколадно-спиртовое дыхание. Женька погрузился в сон.
  Он проснулся оттого, что какая-то колючка впилась ему в бок. Он привстал на диване, пошарил под собой рукой, ничего нет. Лёг. Колючка опять уколола. Женька встал, пошёл в коридор, взял из кармана фонарик и посветил на своё спальное место.
- В луче света он увидел металлическую заколку, видимо она выскочила из волос тёти Лили,- подумал Женька, собрался, было ложиться, но потом решил посветить дальше по дивану, а вдруг там другая заколка лежит. Тётя Лиля сопела и похрапывала, лёжа на спине. Её разведённые и согнутые ноги  в коленях топорщили горкой одеяло. Из спальни тоже доносились два лёгких храпа.
- Дрыхнут,- шёпотом сказал Женька, и просунул руку с фонариком и голову под одеяло между широко расставленными ногами тёти Лили, надеясь обнаружить заколку. В белой каморке засученной ночной рубахи, среди двух голых ног, стоящими точёными ножками старинного стула, вертикально спала «одёжная щётка», тётина «чёрная кошка».
- Ничего себе! - тихо сказал Женька. И застыл. Локти рук задрожали, и он опустился на грудь. Цвета плодородного южного чернозёма, наклоняясь в разные стороны, стояли волнистые волоски. Они небольшими пучками то приминались, то наклонялись влево, вправо, вверх, вниз одёжной щётки, рисуя картину волнующихся в поле стебельков ржи под воздушными потоками ветра. Рожь чёрным спелым кустарником росла на бугорке тётиной щётки, и не пропускала свет фонарика дальше. В чуть раздвинутой шторке пухлых долек писки красной ленточкой выглядывали тонкие губки загадочного моллюска.
- Киска с красным языком,- еле слышно шепнул Женька и немного придвинулся ближе. В начале верхнего разлома писки, «сладкой кукурузной палочкой», висел маленький червячок. На нём отдыхало несколько прилипших волосков. Женька острым кончиком заколки, зажатой пальцами, осторожненько прикоснулся к нему. Червячок лежал неподвижно. Женька опять уколол, и червячок стал немного надуваться и слегка дёрнулся. Он ещё раз уколол, и червячок слегка увеличился в размере. Вдруг тётина рука, раздвигая стебли ржи у корней, четырьмя длинными пальцами с накрашенными перламутровым лаком ногтями, нависла над дольками моллюска и средний палец, надавив на червячка, до второй фаланги скрылся в красной ленточке. Женька услышал лёгкий стон тёти. Через секунду палец выскользнул, таща за собой тоненькую ниточку прозрачной слизи, и рука отползла на бугорок, оставив блестящий мокрый след на волосиках.
- Киска с языком,- на выдохе шепнул Женька. Тётя Лиля что-то непонятное  во сне пробормотала и затихла. Женька, выключил фонарик, и вылез из-под одеяла. Присел на край дивана, чтобы отдышаться. Ведь под одеялом было так жарко и душно. Тут тётя повернулась к Женьке спиной, и захрапела, а он лёг сзади, обняв её за талию, закрыл глаза и быстро уснул.
Женька проснулся. Он очень сильно хотел писать. Осторожно встав, чтобы не разбудить тётю и пошёл в туалет. Сев на унитаз писал, осматриваясь по сторонам. С боку по стене, смежной с ванной комнатой, тянулись трубы, и в них журчала вода. Вокруг трубы, уходящей сквозь стену в ванную, было аккуратно заткнуто тряпочкой. Женька потянул за её кончик, и засветилась довольно большая дырка. Сидя на унитазе, в дырку Женька увидел и понял, что под струями душа передом к нему стоит баба Соня. Женька видел только кончики сись. Сиси плотно прилегали друг к другу, смотря на него через дырку багровыми пуговицами сосков. Женька приподнялся на унитазе и в дырке появился животик, расходившийся к низу двумя большими апельсиновыми  долями. Волосиков от пупка до смыкающихся под животиком ног не было. Только еле заметное сине-чёрное пятно в форме огородной лопаты напоминало, что здесь что-то, когда-то росло. Женька прошептал: "Вот, это да…".
Дольки писки были большие, выступали двумя полумесяцами, и там, где находится складка, топорщился невысокий волосатый заборчик, как закрытая застёжка «молния», скрывая за собой интереснейший пейзаж вертикальных ворот крупных долек.
- Женя, ты пописал? - спросила за дверью мама.
- Да.
- Выходи скорей я тоже хочу.
Женька быстро затолкал тряпку в круг трубы, для конспирации дёрнул за рычаг сливного бачка и, открыв маме дверь, вышел из туалета.
Всю субботу и половину воскресения Женька гулял с мамой, тётей Лилей и бабушкой Соней по Ленинграду. Вечером они их проводили в аэропорт и крепко расцеловав, махали им с взлётной полосы платочками и просили к ним приезжать, как можно чаще.
- Обязательно будем приезжать!- кричали мама и Женька, подымаясь по траппу самолёта.
Выйдя из самолёта в аэропорту Тулы, они весёлые направлялись через зал вокзала на троллейбусную остановку, а по громкоговорителю, установленного на крыше здания вокзала, звучала песня, в которой были такими слова: "…ой, ты рожь хорошо поёшь, ты, о чём поёшь, золотая рожь…?".
Женька, опустив голову, ухмыльнулся.