Русалка

               

                Русалка царица, красная девица, не загуби душки,
                не дай удавиться, а мы тебе кланяемся.

                1
Он сидел на большом гладком камне, нагретом летним солнцем, свесив ноги в темную воду. Вечер переходил в ночь: сумерки сгущались, уплотнялись, встав позади теплой глухой стеной нестрашной темноты. Глядя на отражение звезд в реке, ему казалось, что ветер укачивает их в речном русле, они шепчутся и засыпают на дне, накрываемые влажным одеялом волны. Река плавно и неспешно несла свои теплые воды вдоль берегов, пульсировала в своей плавности, словно кровь, текущая по венам, и отражение звезд колыхалось каплями серебра в потоке этой вечной жизни.
Окружающий покой дурманил и усыплял. Он начал клевать носом, проваливаясь в бесконечность и бескрайность сна, наполненного запахом травы и речной воды. Тело его расслабилось и, наклоняясь, грозило вот-вот упасть в воду. Из минутного забытья его вывел резкий плеск воды рядом и девичий смех. Он резко выпрямился и посмотрел. Недалеко купалась девушка. Он не заметил, как она появилась тут, видно уснул. Она стояла по пояс в воде и смотрела на него, улыбаясь, дразня своим голым телом. Или ему только казалось, что она улыбается. Ее грудь ничего не прикрывало, и влажная кожа блестела под лунным холодным светом. Плавные линии тела, словно выглаженные водой, влажные пряди распущенных волос струились на хрупкие изящные плечи, маленькие упругие груди остриями сосков смотрели на него. Он впился глазами в это манящее своей обнаженностью тело, потом оторопел и отвернулся. Девушек он еще не знал. Опять раздался смех. Парень нахмурился и, резко встав, обернулся. Девушки не было на поверхности воды. Видимо нырнула. Чего она дразнится тут? Надо уходить. Он решил напоследок посмотреть на нее. «Она купается так поздно одна. Странно. Мало ли кто тут по ночам шарахается. Чудачка. Где она? Что так долго не выныривает?» Спуск тут был резкий, через три шага дна уже было не найти. «Эй!» – крикнул он негромко и понял бессмысленность своего окрика. В ответ только шум волн. «Э-э-й!» – крикнул по инерции громче, но уже поняв, что что-то не так. Что-то с ней случилось. Он бросился в воду, на ходу скинув майку, даже не подумав в каком направлении ее искать. Просто нырнул в теплую темноту воды. Нырнул и все. Ничего не видно. Где ее искать? Где? Парень вынырнул. Его встретил смех, несущийся с берега. Он повернул голову. Девушка полулежала у кромки воды, закинув голову, упираясь руками в песок. Он подплыл, добрался до дна и пошел к ней мокрый и угрюмый. Мокрые штаны налипли на бедра. Было в этом что-то позорное. В этих липнущих штанах, в холостом прыжке в воду. Его разыграли. Тоже мне - шутница.
- Рыбку ловил, Посейдон? Как улов? – спросила, смеясь, и повторила, дразня: – Посейдон! По-сей-дон!
- Я не Посейдон.
- Да уж, хиловат для бога морей. И плаваешь, как комнатная рыба в аквариуме. Хотя имя у тебя красивое, хоть и короткое.
- Какое еще имя? – парень подошел к ней. Девушка была совершенно голой и ничуть этого не стеснялась.
- Как же! Ты же сам мне представился: «Эй!» – скопировала она, перевирая его испуганную интонацию – Тебя зовут «Э-е-ей».
- А тебя как зовут, полуночная плавунья? – он старался не смотреть на ее обнаженное тело, но глаза его не слушались.
- Меня?.. А-а-а как тебе хочется меня назвать, Э-е-ей с бегающими глазками?
Парень промолчал. На вид ей еще не было и семнадцати, но тон ее речи был искушенный и манкий, как у зрелой женщины.
- Не знаешь как меня назвать, молчун? Воды в рот набрал? – девушка вновь рассмеялась, поведя телом. – Молчание, конечно, золото, но девушки, как известно, любят ушами и не всегда звон монет, – она следила за его взглядом, как охотник, расставивший сети своей нескромной ловушки. – Нравлюсь тебе?
- Я пойду…  - он медленно повернулся. - У меня там майка и шлепанцы…
- Ты же не хочешь уходить? Ведь не хочешь? – в ее вопрос вкралась интонация просьбы. - Ты симпатичный. Вот только мокрые штаны мешают, а так ты прямо красавчик. Скажи мне: полынь или петрушка? А? Ответь: полынь или петрушка? – спрашивала она озорно и настойчиво. – Полынь или петрушка? Что ты выбираешь?
Он понял. Девушка, видно, навеселе. Ей хочется казаться взрослой и чрезвычайно опытной. В этом мы все похожи. Вот и пришла сюда ночью купаться в поисках ночных приключений. Ночь - самое время для маскарада. Ему подсовывали роль искусителя пьяной девицы, распростершей перед ним свои подогретые алкоголем чары. Завтра она его и не вспомнит. Парень обернулся.
- Ну, петрушка! – сказал он неожиданно сам для себя.
- Ах! Ты душка! – она вскочила, и, шутя, пощекотала его, потом потянув за руку, пошла в воду. – Пойдем со мной купаться, душка!
«Катись оно все к черту!» - подумал он, расстегнув и чуть ли не сдирая с себя мокрые штаны, кинул их на песок, и плавки отправились туда же следом. Он нырнул и поплыл за ней вдогонку, но девушка плавала быстрей. Очередная шутка?
- Не догонишь меня, Ихтиандр! – крикнула она и запела: - «Мне-е морской по нраву дьявол, Его-о хо-оо-чу любить!..»
- Догоню!
Он поплыл быстрее. Девушка нырнула и скрылась из виду. Парень остановился. Все. Хватит. Разыгрывает меня без конца, как слепого щенка. Нужно уходить.
Тут рядом с ним что-то заскользило, как большая гибкая рыба или дельфин, обняло его и обвило стройными ногами его ноги. Показалась голова. Она была рядом в его объятьях. И, недолго думая, жадно поцеловала его. Глубоко, взасос. Их языки сплелись, как и тела. У него перехватило дыхание. Казалось, вода вокруг должна закипеть и звезды зажмуриться то ли в восторге, то ли в смущении. Но вода видела и не такое, мы все из нее вышли, и звезды лишь мудро мигали из своего отстраненного далека. Девушка потянула его всем телом вниз, и он поддался, проглотив наживку. В долю секунды ее упругое тело обернулось каменной тяжестью и повлекло его в глубину. Ее поцелуй отнял у него последнее дыхание. Парень не сопротивлялся, его сознание вдруг впитала чья-то неукротимая воля. Оно вспыхнуло ярким светом приближающейся звезды, падающей, как отрубленная голова с плахи, пронеслось мимо, натягиваясь и истончаясь лучом света, и бессильно упало на дно. Кто-то сильный и неумолимый схватил его и разорвал на тысячи обрывков, расколол на тысячи бессвязных осколков, дал им новые тела, покрытые чешуей и слизью, и обрек безмолвно плавать в немой глубине. На дне лежало тело юноши, и рыбы тупо разрозненно кружили над ним в ожидании трапезы.
                2
Иван проснулся. На периферии сна и пробуждения ему казалось, что он задыхается. Сон тяжелым эхом тянул его к себе, хватал и не хотел отпускать, опутывал и душил. Иван сопротивлялся изо всех сил. Сердце стучало, как огромный молот по наковальне. И вдруг оно само стало огромным и пустым, и он, ошалевший от одиночества и тоски, запертый внутри самого себя, задыхаясь, захлебываясь этой одинокой тоской, как собственной кровью, стал дико стучать, разбивая руки, и орать, сверля пространство натужным криком.
Тут он проснулся и откинул влажную простыню с лица. Посмотрел в потолок. За стеной сверлили и стучали. Соседи ни свет, ни сравши, затеяли ремонт. То пьют неделю и лупят друг друга, круша все, что под руку попадется, а потом, протрезвев, сокрушаются, мирятся и ремонтируют. Хэх! Милые ремонтируют, только тешатся. Через неделю по- новой. Он прикрыл глаза. Уснуть больше не получится. В горле пересохло. В голове в такт работающему сверлу отдавалось похмелье. Хорошее вчера получилось день рождение. С совершеннолетием тебя, Иван. Теперь надо по-взрослому сходить и опохмелиться. Наверно, пиво на кухне осталось. Не помню ни черта…
- Проснулся, Ваня? – неожиданно прозвучал ласковый голос в замершей тишине.
- Чего! – он чуть ли не вскочил с постели, будто торкнутый током, – Какого хе…
Вновь стали сверлить, увлекая конец фразы в вихрь оглушительного гудения. На стуле у кровати сидела полуголая девушка и спокойненько расчесывала свои длинные русые волосы, глядя в небольшое зеркало на стене. Рот ее был приоткрыт. Она что-то напевала. Дрель вдруг зарычала, словно наткнувшись на несъедобное в стене, потом задумалась и обиженно умолкла. Видимо, пошла покурить. Иван ошарашенно уставился на девицу.
- Ты кто?
Девушка мимолетно глянула на него, продолжая расчесываться и напевать.
- Пара-ра-ра-ра-ра-ра-ам ра-ра-рам пам, – мотив рождался и менялся от маршрута движения гребня в волосах. – Конь в пальто! Ты что ничего не помнишь, Вань? Старый стал совсем… «Восемнадцать – это срок», - сказала, копируя его пьяную интонацию и запела, смотря в зеркало: - Старый хрен, старый хрен, ста-а-арый хрен глядит в окно… Приглашая нас с тобою на прогулкууу. Отчего, отчего, педофилом стать легко… Оттого что папа полюбил свою дочурку-у-у…
- Хватит тут подвывать! У меня башка раскалывается!
- А вчера тебе мои песенки нравились. Ты сказал, что я голосистая! – она повернулась к нему и тряхнула плечами, ее маленькие грудки упрямо всколыхнулись – Голосистая ведь?!
- Погоди… погоди… Тебя же Костя вчера привел… Костя? – спросил Иван неуверенно.
- Погоди, погоди… – девушка пересела к нему на кровать, отложив гребень, провела левой рукой по его телу, а правой взялась за член, моментально набухший. Иван ощутил им ее горячее дыхание – В рот ты у меня возьмиииии…
Она поцеловала открывшуюся розовую головку, коснулась влажным острым  языком…
- Перестань! – он отодвинулся уперевшись спиной в стену. – Какого черта! Что за…
Вновь радостно заворчала отдохнувшая дрель, переходя в оглушительный рев. Тут ему начало вспоминаться.
Вчера… День рожденье… 6 июля… Родители на даче. Все пришли с подругами, а он, как всегда лабух - один. Вадик еще прикалывался: « Восемнадцать, а бабу еще не отымел, стыдобище. Это какое несовершенно****ие получается!»… Спирт разводили… Его не хватило. Быстро кончился. Пацаны сходили в ларек за пивом, а его, именинника, оставили со своими девахами, как нарочно. Те, одурев со спирта стали к нему клеиться, подначивая. Наташка, шатаясь и чуть не упав, забралась на праздничный стол и изображала что-то вроде наподобие стриптиза, стараясь снять пьяными руками ставшую вдруг непослушной одежду. Ленка стаскивала с него штаны и предлагала отсосать по-быстрому. Ленку он знал с пятого класса… А подружка Вадика и еще чья-то толстая халда, мешали вырвать ему свои штаны из рук Ленки. Он почти перестал сопротивляться, когда нагрянули их кавалеры и объявили, что это был их общий ему «подарочек». Хорош подарочек! Тогда-то и как-то возникла она... Или потом, когда дружной толпенью они почесали на реку. «Сегодня у меня день рожденье! – кричал Иван – Айда купаться!» «Сегодня нельзя купаться, – сказал кто-то. – Сегодня ночь Ивана Купала». «Вооо! Слышали! – заорал именинник наперекор. - Сегодня ночь Ивана, который купается! Я один буду купаться, если вы ссыте!» «Ладно, пошли. Желание именинника – закон», - загудели парни. «Чур, купаться голышом!» - крикнул Костя. «Купаться, купаться, с русалками ****ься», - нес по дороге ахинею Владик. Там-то на берегу, он ее точно помнил. Рядом держались. Обнимались, целовались в сторонке от всех. Она его раздевала… Потом разделась сама… Он плохо помнил… Горячее, упругое в руках… Ее послушные губы… «Я сегодня твой суперприз, Ваня», - шептала ему девушка. Ее ладонь легла ему на пах… «Сектор приз на барабане! Что вы выбираете?! А!» Барабан напрягся в ее ладошке. Иван хотел повалить ее на песок, но она отпрянула и побежала, смеясь в воду, оставив его обниматься с душной темнотой июльской ночи. «Сюрприз, сюрприз! Да здравствует сюрприз!» - напевал он, шатаясь, последовав за ней. Дальше уже совсем мутно. Все накренилось в каком-то бесконечном падении. То плясало, то прыгало в своей головокружительности. На виражах его нестерпимо тошнило, словно опухшие внутренности рвались наружу через узкое горло. Помнил, что блевал в ослепительно белое чрево унитаза под резким электрическим светом лампочки. Да, да… И она ему еще пела из комнаты: «Эй, моряк! Ты слишком долго плавал… Я тебя успею позабыть…» Тогда-то он и назвал ее голосистой, обнимая. «Конечно голосистая» - вторила она ему эхом в пропасть очередного хмельного мутного провала. «Угу-гуууу-ууу!» Слышалось ему издалека. Как же ее зовут?
- А как тебе хочется меня назвать, Ваня? – видимо последний вопрос был произнесен им вслух. Дрель снова умолкла и ее сменила деловая дробь молотка.
- Не знаю. Не помню ничего… Мы после реки ко мне пошли?
- Ты же сам меня тащил. Еле одеться успела.
- Не помню ни фига. И ты… со мной осталась? – задал он глупый вопрос. Очевидность только что пыталась у него отсосать, и предприняла новую попытку, подавшись вперед.
- Какой ты непомнящий… - ее руки заскользили по его бедрам. – Я тебе помогу вспомнить…
- Перестань! – Иван схватил ее за руки. – У нас че…Что-то было?
- Ты такой глупый или притворяешься? – улыбнулась она. – Вчера ты был умнее, Ваня…
- А! Я все понял! – оборвал он ее. – Парни вчера сняли бабу за деньги и подсунули мне. Тебе что за ночь и еще день заплатили?
Девушка промолчала и нахмурилась. Вопрос завис в воздухе. Он отпустил ее руки.
- Так! Значит не за деньги? – бодро продолжил Иван ряд безответных вопросов. – Значит, ты просто шалашевка приблудная? Сама ко мне подрулила, дырка без бублика?
- Слушай ты, рогалик, – девушка переместилась на стул и закинула ногу на ногу. – А кто вчера говорил: «любимая», «навеки»… И рогалик свой подсовывал.
- Че? Че за гнилой треп!
- А это видел?! – она показала ему фак. На среднем пальце было знакомое кольцо – Или тоже будешь отрицать? Твой подарочек…
- Откуда ты взяла?! – он грубо схватил ее за руку. - Это матери моей кольцо. Ты что по нашей квартире шарилась?!
- Отпусти, придурок! – она вырвала у него руку. – Ты мне сам его подарил, дебил! И еще предложил стать твоей женой.
- Чего? Чего-чего предложил? – спросил Иван, отодвигаясь к стене.
- Что ты уставился, как баран на новые ворота, Ваня, – примирительно сказала девушка. – Встал на колени. Вон там… В коридоре. В прихожей… Как пришли… Кольцо на палец надел и сказал: «Выходи за меня замуж!»… Твои слова, Ваня…
- Ага! Замуж! Блевал я там, в коридоре, а не предложение делал.
- Нет, – ввернула она. – Сначала предложение сделал, а потом блевал.
- Ты зачем кольцо материно взяла? Положи на место. Или нет: давай сюда, - он протянул руку с открытой ладонью, - сам положу. Давай. Снимай.
- Эх, Ваня-Ваня…
- Давай снимай. Одевайся и уходи. Хватит меня разыгрывать.
Она демонстративно потянула кольцо на пальце.
- Словно здесь и было. Видишь, не хочет сниматься. Значит, не помнишь, как в жены меня звал.
- Давай кольцо. Не помню ничего.
- Ничего-ничего-ничегошеньки? – игриво спросила она.
- Хватит воду мутить. Отдай кольцо. Или отниму...
- Хо-хо-хо! Какие мы смелые со слабой девушкой! – резко прервала она его. - А если у меня папа – бандит! И он тебя сегодня же пристрелит, как собаку подзаборную! А! Что тогда?! Вот сейчас позвоню ему… Что увял твой кренделек? Не в ту сторону ветер подул?
- Чего ты плетешь тут?... – неуверенно пытался перебить ее Иван. – Я…
- А зачем мне папе звонить, у меня и самой оружие найдется, – она опустила руку в сумочку рядом со стулом и, порывшись, достала пистолет. – Познакомься с моим верным малышом. Он очень горячий внутри, хоть и снаружи так холоден. Чувствуешь?
Она поднесла дуло к его голове. Иван почувствовал холод железа на виске. Пистолет был настоящий. Голова непроизвольно отодвинулась, но ствол следовал за ней, будто приклеенный.
- Хороший у меня «малыш». Нравится? А знаешь, что самое главное? Знаешь? Что молчишь, Иван-чурбан? - девушка нетерпеливо тыкнула ему стволом в висок. – Самое главное, что он всегда твердый. Всегда наготове. И всегда со мной рядом. Настоящий мужчина. Чувствуешь, да? Это он за меня беспокоится. А папа у меня прокурор…
Иван резко схватил ее за запястье левой рукой, а правой выхватил пистолет.
- Ты что, сука, очумела?!! – пистолет был в его руках, он разглядывал его – Это.. Это же пистолет отца… Это у меня отец прокурор… Ты и его прихватила…
Девушка захохотала.
- Поверил, поверил, дурачок! – выпалила между приступами смеха. – Обманули дурака на четыре кулака. «Это… это же пистолет отца», - корчилась она от хохота, передразнивая его испуг. – Ты же сам им вчера передо мной размахивал. Хотел видимо экстрима, ковбой. В рот мне еще его совал. «Смотри! Смотри, какой твердый! О, детка! Но у меня, у меня тверже»…
- Не помню я такого. Врешь ты все, - старался перекричать ее он, - Врешь!
- Нет, Ваня, не вру, – вдруг она стала серьезной. – А потом ты пригрозил мне и изнасиловал.
Девушка смотрела на него выжидающе.
- Я… я тебе вчера угрожал? – оторопело спросил он, отложив пистолет к стене.
- Да, - кивнула она. – Я сказала, что не буду твоей женой.
- Это почему? – попался Иван на удочку.
- Потому что ты Ванек и у тебя короткий… что? – снова засмеялась девушка, показав ему язык.
- У кого короче, тот дома сидит.
- Вот ты и сидишь.
- Все это ты придумала, – сказал он, рассеяно озираясь. - Придумала ведь? Только что? На ходу. Шито белыми нитками.
- Ты все еще не веришь или не помнишь?
- Не верю и не помню.
- А как трахал ты меня помнишь?! Помнишь как трахал или напомнить?
- Ничего не было. Я был бухой. И ты тоже. Пьяная баба…
- Да, да, понятно, – в ее голосе вновь послышалась угроза, - Это было вчера, Ваня. Кто старое помянет… Сегодня уже другое, мой любимый.
- Что другое? – с опаской спросил Иван.
- Сегодня, Ваня, - она подтянулась, выпрямляясь, потом подсела к нему на кровать, - В этот торжественный день я хочу объявить тебе, что согласна стать твоей женой. И хочу сказать…
- Хех! – облегченно вздохнул он – Тоже мне невеста, без места. Кто тебе сказал, что я на тебе женюсь?
- Ты, Ваня, сказал вчера, что хочешь на мне жениться.
- Даже если это было, то было вчера. А кто старое помянет, как ты сказала.
- Да. Это было вчера. Вчера ты хотел на мне жениться, Ваня. А се-го-дня, – она произнесла это слово четко по слогам, - сегодня ты обязан это сделать.
- Чего?!
- Я беременна, Ваня.
И тут очнувшись от долгого забытья, заработала дрель. Ивану слышалось что-то зловещее в этом нудном рокоте. Как будто кто-то пытался проникнуть ему во внутрь с этим режущим звуком, забраться, и выпотрошить его, превратив в глупую пустую куклу. Привязать за ниточки и водить за собой. Девушка победно улыбалась.
- Врешь ты все! – крикнул Иван. - Врешь! Это какой-то бред! Сон!
Девушка улыбалась.
«Девушка улыбалась?» Это же сон. Он на берегу. Сидит на камне. Девушка в воде… Нет! Та была другая… Волосы темные… Глаза… Вообще-то было довольно темно Это же она ему снилась. Или не снилась? Он утонул… Приди в себя. Это был сон. Только сон. Дрель неожиданно смолкла, словно прислушавшись к разговору за стенкой.
- С чего это ты взяла, что беременна?
- У меня был опасный день.
- Чего?
- А-а-а, ты видимо ничего не знаешь, мой Ваня – улыбнулась она и начала гладить по ноге, - У девушек бывают такие дни, когда они точно беременеют. Ррра-аз и в яблочко! Сектор приз на барабане!
- Чем ты можешь доказать?
- Тебе нужны доказательства, Ваня?
- Которых у тебя нет.
- Есть. Вот тест, – она потянулась и достала его с тумбочки у кровати. - Видишь полоски? Две. Значит, беременна.
- Даже если так, то с какой радости от меня. Это мог быть кто угодно. Хоть папин пистолет, - попытался пошутить он, наткнувшись на оружие блуждающим взглядом.
- Кто угодно говоришь? А кровь на простыне видишь? – она указала на комок простыни на краю кровати. - Что это по-твоему?
- Что это? – повторил он за ней.
- Это моя девственность, Ваня. Вчера я еще была девственницей. Несовершеннолетней девственницей. И ты меня обрюхатил.
По его спине забегали мурашки холода. Он вздрогнул.
- Ты замерз, мой маленький? – обратилась она к его съежившемуся как подрубленный червяк члену. - Хозяин у тебя совсем глупыш, не заботится о тебе. Сейчас я тебя погрею.
Она взяла его в руку и стала медленно двигать. Червяк воспрял. Иван молча наблюдал. Девушка стала целовать и ласкать его член рукой. Потом мурлыча, взяла его в рот. Иван закрыл глаза, бессильный и разбитый. Чего нельзя было сказать о его члене. Они словно разделились, и член подчинил его. Иван тихо посапывал в такт движений девушки. Она больше не вела с ним бесед. Она разговаривала с тем, кто ее слышал. На им обоим понятном языке. А Иван только тихо посапывал, словно маленький беспомощный ребенок в омуте сна. Девушка, имени которой он так и не узнал, взобралась на него, оседлав, их бедра соединились. Она покачивалась на нем и шептала: - Теперь, Иван, ты мой муж! Муж! МУж! МУЖ! – она задвигалась быстрее. - Ты ОТЕЦ моего ребенка! НАШЕГО РЕБЕНКА! – он слышал ее словно сквозь сон, постепенно проваливаясь куда-то в глубину, и слова сначала льнули, а потом впивались в него жадными пиявками. - ТЫ ДОЛЖЕН ВСЕГДА БЫТЬ СО МНОЙ! С НАМИ! ТЫ ЛЮБИШЬ НАС! МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ! МЫ СЧАСТЛИВЫ! СЧАСТЛИВЫ!! СЧАСТЛИВЫ! – движения ее все убыстрялись, она крепко сжимала его бедрами и ему казалось, что девушка, его невеста, жена, мать его ребенка, хочет удушить его и остаться наедине с его членом. Только с ним. - ТЕПЕРЬ, ВАНЯ, ТЫ ДОЛЖЕН МНОГО РАБОТАТЬ, РАБОТАТЬ, РАБОТАТЬ, РАБОТАТЬ…
Она повторяла это слово бессчетное количество раз. Оно росло, разбухало, раздувалось и поглощало все окружающее своей плотоядной аурой… Потом они кончили. И уснули.
                3.
Иван проснулся рано утром. Встал. Заботливо поправил одеяло на спящей рядом жене. Умылся. Сходил в туалет. Оделся. Быстро согрел и выпил вчерашнего чаю. Вышел на улицу и отправился искать работу. Шел дождь. На улице шли такие же люди, как Иван. Хмурые, торопливые, в потоках неурочной воды. Но со стороны прохожие казались медлительными и немыми рыбами.