Участковый

Из сборника рассказов «Менты»
1977 год. Москва


Председатель товарищеского суда Софа  Владимировна, сухая, невысокого роста, старуха, зло сдернув со своего носа очки, закричала в зал: - «Где этот участковый, мы, почему его должны ждать! Предлагаю принять решение – считать работу участкового отрицательной! Он чихал на то, что мы, народ,  здесь уже лишние десять минут его дожидаемся! Барин, какой, он народ не во что не ставит!» Поднялся Лев Абрамович. На его потертом пиджаке висели две медали, заслуженный человек, ветеран. Пригладил рукой редеющий строй волос. «Товарищи! Коммунистическая партия Советского Союза и весь народ отдает последние силы для поддержания наших органов правопорядка в хорошем материальном состоянии. Форму новую ввели?  Ввели! Оружие новое, транспорт. Бесплатный проезд везде. Квартиры предоставляем! А они! Как жить дальше? По улице не пройдешь - пьют пиво во дворах и нас, ветеранов, ни во что не ставят. Вот давеча. Сидел я как- то раз с Кузьмичом…» Минут десять рассказывал, как трудно смириться ветеранам  с разгулом проституции в государстве. К проституткам, кстати, он причислял всех девушек, носящих короткие юбки. Но, с удовольствие каждый раз, сидя на скамейке перед домом оглядывал, проходящих мимо девчушек из медицинского училища.  «Надо  с них больше требовать – продолжал он - они должны исполнять задачи, поставленные КПСС  и Советским правительством!» «Ты это о ком, Лев Абрамович? Кто исполнять то должен? Проститутки что ли?» Зал восторженно загудел. «Ты бы Волков, помолчал, раз политику партии не соблюдаешь! У нас в государстве церковь от государства отделена? Отделена! Почему участковый на пасху к батюшке приходит? А он коммунист!» «Кто? Батюшка?» «Волков, ты доиграешься! Участковый наш! Значит, не следует ему церковные обычаи соблюдать! Вот как обратит батюшка его в свою веру…» Встает Волков. «Из-за чего мы сейчас полемику разводим? Нас пригласили обсудить положение на участке и на отчет нашего участкового. А он ведь подневольный человек, работающий. Это мы здесь почти все- пенсионеры!» «Нет, товарищ, я с вами не согласна!» - резко встав, заявила, бальзаковского возраста, женщина. «Как инструктор Калининского райкома партии считаю, что участковой должен был оставить все свои дела и встретиться с народом! Я буду ставить вопрос на бюро о наказании вашего участкового, как его фамилия? Ах, да - Гончаров! Спасибо за подсказку. На его участке совершенно более тринадцати  преступлений, конечно большинство из них уже раскрыто, но они были совершены, а где был участковый? Почему он допустил совершение этих преступлений? Раз он не понимает ответственности, пусть несет наказание! Мы не можем мириться с проявлениями чуждой нам идеологии, аморального поведения, слабости по отношению к пьяницам, хулиганам и дебоширам. Город должен быть чистым! Партия призывает…» На ее пламенную речь, уже давно наработанную, ушло еще двадцать минут. «Встанем как один на защиту  общественного порядка, превратим наш город в цветущий сад!» Она закончила. Все вяло похлопали. «А, может быть, председатель товарищеского суда расскажет о деятельности самого суда?» - прозвучало из зала. Софа Владимировна резво поднялась. Выгнула, место, где должна была  быть ее грудь и  "молебенным"  голосом начала свой отчет. «За прошедший квартал, мы члены товарищеского суда рассмотрели пять дел, которые можно смело назвать апогеем дел  определяющих всю нашу полезную деятельность. Вот, например, Иванов Алексей Петрович, дебошир со стажем! Пьет, бьет жену и соседей. Участковой его несколько раз сажал на пятнадцать суток, а тому все нипочем! Мы его пропесочили, на работу сообщили, забудет, как руки распускать!» «Да, участковый его уже посадил! За хулиганку!» «Мало ли что он сделал…мы же, как общественность сделали немало. Так, Маринка, ну Марина Сидорова, предупреждена нами о недопущении распития спиртных напитков с незнакомыми мужчинами…» «Так она же сейчас пьет только  со знакомыми мужчинами!»  Софа Владимировна закричала – «Волков, мы и до тебя дойдем! Выводы сделаем! Ты, почему свою кошку выпускаешь без сопровождения на улицу? За ней все коты сбегаются, орут так, что спать невозможно…Ты народу ответь…»

Участковый  Генка Гончаров, лежа на боку, пытался зажать рану в бедре. Кровь забрызгала стену и пол чердака. Разбитая выстрелом и уже бесполезная венгерская рация лежала возле двери, ведущей в чердачное помещение. Генка пожалел, что один отправился проверять сигнала о чужаке, который около часа назад залез туда. Действовал по ситуации. Да, он достал свой пистолет, дослал патрон в патронник и приоткрыл небольшую дверь в межчердачное помещение, посветил фонариком…вроде бы ничего. И уже закрывая  за собой дверь, услышал характерный звук взводимых курков. Выстрел ударил сзади, отбросив его к стене, второй разнес рацию. Он успел сделать только один ответный выстрел. Стало тихо. Услышал кто- либо выстрелы? Это была его последняя надежда  на помощь. Голова кружилась, сказывалась потеря крови. В полумраке поднялась большая тень и огрызнулась вспышкой. Картечь ударила  рядом. Генка в ответ сделал два выстрела. Рука дрожала, «Ах, ты еще жив, "ментяра" поганый! А чеж лежишь, сволочь? Я тебя добью, ты уж меня выпускай, уйду я… » Внизу стали слышны голоса, кто- то уже взбирался по чердачной лестнице. Это были свои…Снова ударил выстрел. Участковый уже двумя руками поднял пистолет и выстрелил. Тень, всхлипнув, сложилась пополам. «Попал, я попал…» По чердачным перекрытиям заплясали лучи фонариков. «Из последних сил Генка заорал - «Осторожно, он вооружен, он там за трубами…» Это казалось только ему, что он кричит. Ему казалось, что он жив. Сердце сдалось. Пистолет выпал из еще теплой руки.

Собрание шумело. Постановили – выделение служебной квартиры участковому Гончарову  отложить. Софа Владимировна и Лев Абрамович  от ощущения счастья и величия  готовы были вести эти массы за собой.