Wasserreinigung -1946. На берегах реки Белая

                Wasserreinigung -1946. На берегах реки  Белая

     Окончено высшее учебное заведение. (Линник П.П.  в 1946 году  защитил диплом  инженера -технолога  Московского химико-технологического института им. Менделеева. Ред.)   Проведён последний отпуск на Юге, который как-бы подвёл черту этой привольной студенческой жизни, небогатым, но весёлым пирушкам, хождению по театрам и кинотеатрам столицы. Теперь друзья должны расстаться. Они  разъедутся по уголкам  необъятной страны, быть может, через несколько лет  будут крупными  специалистами, руководителями, организаторами. Будут! Но пока  это свои ребята, с которыми можно вовсю поспорить на любую тему, выпить по рюмке- другой «Московской».

     Приятное  впечатление отпуска, южной весны,  подпорчено новостью, которую узнали по приезде в Москву: вместо Славянска мы едим на работу в Стерлитамак. Крупные разговоры в Главсоде, но результат уже был заранее ясен  каждому - мы должны ехать  в Стерлитамак.

   В конце марта собрались в далёкий путь. Ещё вчера я с ужасом всматривался в маленький кружочек на географической карте, а сегодня  в вагоне поезда, идущего туда. Ехать, так ехать! 
Проехали Симбирск.( в тексте Симбирск, хотя ещё в 1924 году город переименовали в Ульяновск. Ред.) За окнами вагона бескрайние снеговые поля. Снег, сколько глаз человеческий может охватить. Я смотрю в окно, и мне почему-то вспомнился  пушкинский Гринёв, примерно в этих местах он отбывал  свою ссылку.

    Через несколько дней  мы добрались до цели. Вот она  -  площадка Стерлитамакского содового завода, отстоящая от города в пяти – шести километрах. Цех каустической соды, построенный в тяжёлые годы войны, точно пароход, выбрасывал чёрные клубы мазутного дыма. В полукилометре от цеха – четырнадцать бараков, пятнадцатый  также   почти готов в двух десятках метров  от базы производственно-технической комплектации. Вокруг поле, невозможно разобрать, где же берег реки Белой – всё занесено снегом, вдалеке километров пять – десять, виднелись вершины гор. Ни единого деревца. Жуткая картина!  Башкирия, бескрайние твои степи, где гулял  Салават Юлаев, ты не для меня!

    День – два, и мы познаем прелести здешней жизни. Жизнь, самая  настоящая, суровая и беспощадная, со всей жестокостью ударила нас. Сами условия не позволяли сделать что-либо подходящее. С большим нетерпением мы  ожидали телеграмму, которая – бы хоть на немного вытащила нас из этой ямы. Мы ожидали, надеялись, мечтали, но эти ожидания лопались, как мыльный пузырь, мечты расходились, как утренний туман; ожидания превращались в пытку. Воистину сказано: « Нет хуже пытки, чем ждать и ждать». Единственным  утешением и развлечением  для нас  были письма, получаемые  из далёкой, но желанной столицы, и моя небольшая радиола, которая  работала до хрипоты с раннего утра до поздней ночи.

        Даже пробудившаяся очень рано в этом году река Белая не произвела никакого впечатления, и только появившаяся маленькая зелёная травка как-бы напоминала, что ещё можно на что-то надеяться. И мы надеялись!
        В конце апреля наконец получили телеграмму – срочно выезжать в Москву. Этих слов было достаточно, чтобы появились и песни, и радость, и веселье. Ну и как было не веселиться, как через несколько дней мы будем опять в Москве.  Пусть даже на день или на два – но в столице. Быстро оформили дела и выехали. Трое суток пути тянулись годами. Нам хотелось, чтобы дни летели часами, а часы - минутами. Но вот, наконец, и Казанский вокзал.    Раннее утро.
        Ночью прошёл обильный майский дождь. Свежий воздух. Омытая ночным дождём поблескивает игла  Казанского.  Вышли на Комсомольскую площадь. Москва!  Родная моя столица.  Как прекрасна ты сейчас в это раннее майское утро 1946 года!
Хорошо знакомыми маршрутами метро мы поехали на Головановский.( вероятно, в студенческое общежитие) Там, совсем недавно мы были своими, ещё свежи наши следы, ещё слышен звон рюмок друзей и товарищей  при расставании, ещё памятен последний поцелуй, горячий, выдержанный, трепетно-волнующий.
      Подруги встретили  тепло, хорошо.
После однодневного отдыха мы пошли в Главсоду. Здесь всё было готово к нашему отъезду в заграничную командировку - в Германию. Но нам не хотелось спешить. Желали как можно  больше, не говоря уж о днях, -  часов побыть в столице. После нашего пребывания, хотя и кратковременного,  в далёкой Башкирии, достопримечательности столицы стали ещё более значительными, более прекрасными.

       Теперь я по несколько раз в день проходил по Красной площади,  без устали  смотрел на седой, величественный Кремль, вечером любовался мерцанием его рубиновых  звёзд, наслаждался величественным боем  Кремлёвских курантов на Спасской башне. Посетил   мавзолей Ленина, не ленился пройтись вокруг Василия Блаженного, а вечерами ходил в кино, театры, слушал концерты.
Да!  А Москва жила своей многомиллионной семьёй, величественно и свободно  дышала воздухом второй весны Победы. Москву любят все русские, советские люди, но тот, кто побывал в ней, кто жил в ней, хотя - бы несколько дней, привязывается к столице больше, чем к тому месту, где он родился, где родились его родители.
Я видел Москву октября 1941.
Военная столица готова была к сокрушению иноземных захватчиков – немецких оккупантов.
Я видел Москву в июне 1942 года.
Победоносный пульс столицы чувствовался во всех уголках родимой земли.
Я видел Москву в июле 1943 года.
Своими собственными глазами я смотрел на первый салют столицы своим доблестным войскам, громившим на всех фронтах зарвавшихся оккупантов. 
Я видел Москву в июне 1945 года.
Парад Победы. Стены кремлёвские и сама Красная площадь были удивлены мощью Советской Армии.
       Неуловимо быстро пролетела неделя. Нашу небольшую группу  постигло большое горе: мы потеряли  своего товарища Константина  Архиповича Иващенко. Больше он никогда не скажет: «Мы должны ехать туда, где даже дети разговаривают по-немецки»