Последний старец Сталинградский снег 22

-Яволь, понял...

-Опять молодец, нравишься ты мне.

-А целоваться не станете? - дерзко поинтересовался Сергей.

Он сидел на корточках в отличие от дядьки - тот расположился на овальном раздвижном столе, сдвинув его к окну.

...С минуту он помолчал, очевидно, опешив.Затем, выдержав неопределённую паузу, заметил елейно:

-Ты я вижу, сынок, того - с норовом... Говорю по-хорошему, если хочешь жить - угомонись! Эти не кончат - к своим в плен угодишь. А там - знаешь, что... энто самое... Особисты все жилы на кулак свой намотают, если ещё раньше солдатики не кончат. По-простому, без разговоров-то...

-Жить охота, - ответил ему Сергей с готовностью, параллельно повторяя до жара в висках : "...Да будет Царствие Твое и сила и слава, и ныне и во веки веков. Аминь".

Пушка снова оглушительно хлопнула, выпустив из тонкого ствола длинный, тающий на белом ветру трассер.

-Что ж они, фрицы... заразы слепы, наобум господа бога садят, "бэка" по чём зря тратят?! - закипел дядька: - Эй, гады... наводчики грёбанные, недоношенные... на хрена всем могилу роете?!

-Эй, "хиви", - подал голос немец с балкона, - что он там бормочет, этот грязный ублюдок?

-Он кричит наводчику "колотушки", что б не стрелял куда попало...

-О, это он верно делает, - согласился немец, мучительно кашляя. - У меня есть три сигареты, русский. Нам умирать вместе... Одну я делю пополам, одну - тебе, другую оставляю себе. Меня зовут Томас Шеффер-Деккер, я из Линца, хотя жил там до 1935-го. Если этот зверь будет склонять тебя к сдаче в плен или просто к пораженческим разговорам, пристрели его сам. Ладно?

-Что он там бормочет... эта глиста в очках? - спросил дядька, позвякивая пулемётом.

-Да так... Спрашивает, давно ли мы знакомы. Ещё спрашивает, как кого зовут. Говорит,раз умирать вместе, то надо знать.

-Ага, вон оно как... А то мне показалось, пристрелить меня велит, если что...

-Ну, это само собой... - усмехнулся Сергей. - И вы меня тоже готовы того... в расход, если что...

Дядька сомнительно засопел, собираясь с мыслями. Орудие стрелять прекратило. Из развалин напротив показалось десять укутанных во что попало "ганцов". Трое волокли на себе круглые мины; едва ковыляя, за ними полз расчёт 83-мм миномёта, сгибаясь под тяжесть. трубы, опорной плиты и ящика с БК.Они срочно занимали оборону в запорошенных снегом, отрытых по периметру развалин окопах. Подносчик боеприпасов вскоре упал, не добежав. Будто что-то подхватило и отбросило его в сторону развалин. вылезший за плоским ящиком субъект с мешковиной на плечах и голове, мгновенно уткнулся подле него, распластав крестом руки. Со стороны дома из-за "ганномага", что выставил словно запечатанные в гусеницах двойные тарелки колёс, выполз силуэт в грязно-белой куртке и в комбинезоне. Он умело преодолел пятьдесят с небольшим метров, петляя между обломками. Затем засучил ногами и навечно притих.

-Это снайпер... всем... не высовываться! - раздался словно  хриплый оклик, который словно шёл из глубины всех сточных вод и проржавевших, обледеневших коммуникаций.

Этот оклик, казалось, заставил содрогнуться всех. Даже тех, кто его не слышал. "Оставь надежду всяк сюда входящий", - вспомнил Сергей из "Божественной комедии" Данте Олигьери. Правда, с Данте был его учитель Виргилий - в аду с таким точно не страшно! А я - в аду и один-одинёшенек.Если не считать, конечно, редких связных и смутного ощущения, в котором боюсь себе признаться. Отец - рядом... И ощущения, что рядом резидент, который столь долго и скрытно наблюдал за мной всё это время.Но так и не вышел на прямой контакт.