Счастье важнее

                У моей сестры депрессия. И тому есть объективная причина: она серьезно поссорилась со своим мужем. Настолько серьезно, что их молодая двухлетняя семья оказалась на грани полного распада. Сестра вернулась в нашу квартиру, заперлась в своей комнате. На горизонте отчетливо замаячило грозное слово «развод».
                Мне тоже очень грустно. Я люблю свою сестру Риту. Я обожаю ее мужа Славу. Я всегда восхищалась их семьей, этой красивой и очень гармоничной парой. Я глубоко убеждена, что они созданы друг для друга, и каждый из них является половиной того единственного яблока, которое созрело где-то в райском саду, а потом почему-то оказалось разрезанным пополам и половинки были заброшены на нашу грешную землю. Но Рита со Славой оказались молодцами, они нашлись и соединились воедино. И наступила гармония и счастье. И вот вдруг разлад, да еще такой, что они на грани того, чтобы опять развалиться на половинки, разбежаться и обречь себя и друг друга на пожизненное несчастье. Спрашивается: зачем? Я не знаю. Но я знаю, что это не правильно, это преступно, этого нельзя ни в коем случае!
                Мои попытки убедить, уговорить, втолковать все это Рите безуспешны. Она твердо стоит на том, что женская гордость и самолюбие важнее любви. Она мне напоминает сейчас стойкого оловянного солдатика – бесстрашного, смелого и несгибаемого. На одной ноге. Потому что вторая нога осталась у второй половины, той, что теперь отделилась от Риты. Может быть навсегда. Мне так жалко свою одноногую сестру, что я плАчу: это так неудобно быть одноногой – и неустойчиво, и убого, и не уйдешь далеко, да и просто некрасиво. Стоит мне вспомнить Славу, как я заливаюсь еще горше: он теперь тоже одинокий и одноногий оловянный солдатик. Не уверена насчет всего, но уж головы с мозгами у них точно оловянные, тут и сомнений никаких: это же надо быть настолько глупыми, чтобы какие-то дурацкие принципы ставить выше любви, гармонии и счастья!
                Рита плачет в своей комнате. Я грущу в своей. Родителей нет дома. Они отдыхают в санатории и еще не в курсе нашей семейной беды. Пусть отдыхают. Пусть остаются как можно дольше в счастливом неведении. Успеют еще напереживаться. Папа наверняка опять начнет курить: будет смолить ночи напролет одну сигарету за другой. Мама плакать ночами в подушку.
                Я подхожу к окну, открываю форточку. Вечерний морозный воздух обдает меня волною, словно цунами с головой накрывает. Я стою задохнувшись под этой ледяной воздушной волной. –У-уф! – выныриваю я. Потом решительно натягиваю теплые джинсы, пуховую куртку, заматываюсь длинным шарфом так, что только нос торчит наружу.
                - Ты куда на ночь глядя? – высовывается из своей комнаты Ритка.
                - На кудыкину гору. Собирать помидоры, - огрызаюсь я.
                - Поздно болтаться. Завтра пойдешь за своими помидорами, - пытается отговорит меня Рита.
                Я только машу рукой на нее. Тоже мне, советчица нашлась. Сначала в своей жизни разберись, а потом других учи жить.
                И я ухожу. Возвращаюсь уже затемно  Взбодренная морозом, с проветренными мозгами и слегка успокоенными нервами. Из своей комнаты выглядывает Ритка, смотрит мне в лицо и успокаивается: у меня все нормально. Я замечаю, что ее глаза вроде как повеселели, молча спрашиваю взглядом: «Что случилось?» Ритка машет головою: ничего. Но я то вижу, что-то все же произошло за мое отсутствие. И это что-то явно хорошее. Что ж, не хочет говорить – не надо. И я несколько повеселевшая иду пить чай.
                Прошло еще два дня. За эти два выходных дня ничего ровным счетом не происходит. Ничего, если не считать того, что лицо моей сестры как-то светлеет, горестные морщинки у губ постепенно уменьшаются, а аппетит, напротив, увеличивается.
                - Викуля, а не пожарить ли нам блинчики? – вопрошает она меня в воскресенье с утра. Блинчики – ее любимое блюдо с детства. Может сутками сидеть на одних блинах.
                - Не пожарить, - соглашаюсь я с нею. Я вообще очень покладистая сестра. И мы вдвоем «не жарим» блинов аж целую гору. Ритке хорошо, у нее такая конституция организма, что все калории вылетают из нее не задержавшись. У меня совсем другое устройство организма. У меня очень экономный организм, просто Плюшкин, он заботливо и бережно откладывает в себя каждый приобретенный калорий. На всякий пожарный случай. Так что пожаров мне бояться нечего. Но ради своей сестры, вернее, ради ее счастья я готова целый день лопать блины. С утра до вечера! Лишь бы Ритка была счастлива. И я вовсю стараюсь. А потом я сытой утиной переваливающейся походкой ухожу к своей подруге в гости. Тошно сидеть целый воскресный день дома в атмосфере тоски и печали.
                Возвращаюсь только к вечеру. Встречают меня повеселевшие Риткины глаза.
                - Чего случилось?
                - Ничего, - явно лукавит сестра.
                - Я же вижу. Чего произошло? Слава заходит что ли?
                - Нет. Не заходил, - кокетливо улыбается мне сестра.
                - Звонил что ли?
                - Нет, не звонил, - хихикает Ритка.
                - Ну, не звонил, так не звонил, – бурчу я и ухожу в свою комнату.
                Сплю я крепко. Просыпаюсь с ощущением, что жизнь все же штука хорошая. И это не смотря на раннее утро понедельника.
                Проходит еще два дня. Моя сестра Ритка за эти два дня час от часу все больше оживает, как тот забытый цветок, что долго не поливали в темном углу, а потом все же вспомнили о нем, поставили на солнечное окошко и стали его поливать, ласково разговаривать с ним, музыку ему классическую включать. В общем, Ритка расцветала на глазах. Что-то происходило, а что – неизвестно. Слава по-прежнему не объявлялся.
                Он объявился в среду вечером. Только мы с Ритой сели ужинать, как в дверь звонок. Ритка метнулась открывать, словно почувствовала, что это он. И она правильно почувствовала: это был он, Слава. Он стоял на пороге и смотрел на мою сестру тем прежним взглядом, который мне так всегда нравился: взглядом влюбленного в свою жену мужчины.
                И они молча взялись за руки. И ушли в комнату моей сестры.
                А я тоже ушла. Гулять. По пути я выбросила в урну купленную пять дней назад симку. Она больше не нужна. Ведь больше не надо целыми днями и ночами звонить моей сестре и отключаться, когда она говорила: «алло». И звонить Славе и отключаться едва он произносил: «слушаю вас».
                Дело сделано. Они снова вместе. И это правильно. Принципы – принципами, а счастье важнее.