Внучка бой-бабы

                ВНУЧКА   БОЙ-БАБЫ

                1.Бутыль

- Я, конечно, расскажу тебе, Михалыч, как в свои пятьдесят пять лет создал новую семью, если ты мне поверишь и не подумаешь, что много прибавил что-либо от себя. Надумаешь написать об этом, пожалуйста – пиши. Только читатели твои тебе тоже могут не поверить. Скажут: «Так не бывает». Хотя, кто знает.
- Ну, ты даешь, Толя. Тебе бы самому писать. Заинтриговал с самого начала, что и не захочешь - дочитаешь.
- А ты так и начинай, коль считаешь такое начало удачным ходом.
- А что? Так и начну и даже от первого лица. Так будет сподручней излагать.

Расскажи кому – не поверят. Теперь, естественно, воспринимаю случившееся вполне реально, но тогда был шокирован и немало удручен происходящим.  Пусть в наше время бывает много чего шокирующего, но разве мог подумать, что такое случиться именно со мной?
С самого начала рассказа нахожу вполне оправданным, что должен познакомить вас с собой. Я – Наконечный Анатолий, мне шестьдесят один год, извиняюсь – тогда было пятьдесят шесть.  Я в то время был вдовцом, а теперь нас – трое. Целая семья. Тогда я, привыкший уже к своему одиночеству, не мог даже предполагать, что обрету свою семью и тем более таким вот образом.
В тот осенний день я шел по улице нашего небольшого городка, имея в левом кармане куртки потрепанный пакет для продуктов, а в правом - небольшое количество денег, которые должен был потратить за этот день.  Таким образом, я делил свой скудный домашний бюджет будущего пенсионера, благодаря чему сводил концы с концами и ни у кого в займы не брал. Покупать впрок также не привык, поскольку любил эти утренние моционы по торговым точкам, с удовольствием фланировал между магазинами, порой даже нарочно покупая продукты в нескольких магазинах, хотя можно было отовариться в одной точке. Вообще я человек спортивный. Когда то был тренером по биатлону, заведовал городской лыжной базой «Зимушка», позже, уйдя на  пенсию, прибился к охотникам, а потому могу пройти много верст и усталости не почувствую. В то время я еще работал, но бюджет заведующего базой и тренерская работа кормили, как бы это сказать мягче,  не очень щедро, а сказать конкретно – скудно. Мне моя работа нравилась. Условия, может, были не ахти какие, но ученики мои творили чудеса и я старался поднять их на более высокий уровень, отдавался весь своей работе, усложнял маршруты, гонял до седьмого пота в спортзале. Результаты так же были. У меня были кандидаты в мастера спорта, призеры областных соревнований, а один из них – Миша Широков уже выступал за сборную области  по России.  Пусть и платили мало, но как говорится, нет худа без добра – я готовился к будущей пенсии основательно с учетом материальной стороны дела. В связи с воскресным днем, народу на улице было много, и я не сразу заметил женщину, которая обратилась мне на углу возле киоска с хозтоварами.
- Здравствуйте. Вы меня не узнаете?
Лет ей было от тридцати восьми до сорока трех, хотя мог ошибиться и на целых десяток лет. Такой вот я неточный, касаемо женщин. Они же красятся, а я один одичал чуток, а потому в этом вопросе не силен, хотя не могу сказать, что они меня не интересовали. Пока, сознаюсь, я мужик хоть куда и как все мужики моего возраста, если размечтаюсь, то о женщинах, которые гораздо моложе себя. Думаю, что женщины также мечтают о более молодых мужиках, а потому никаких в свой адрес претензий не принимаю.
Женщина была именно такого возраста и к тому же у нее были изумительные глаза и взгляд. Глаза синие, но небольшие, каких принято называть красивыми, но в них было столько притягательного, что впору терять дар речи. Она была именно такой, о которой я мог только мечтать.
- Вы меня недавно с бабушкой подвозили и я по ошибке прихватила вашу пятилитровую бутыль из салона автомашины. Вы, наверно, потеряли свою вещь и искали? Даже не знаю, как все получилось. У нас с бабушкой были свои вещи, которые передавали друг другу, Когда вы нас высадили у здания ЖКУ, бабушка почти сразу заметила, что я лишнее взяла, но вы уже успели отъехать.
Я, как последний пацан, стыдно признаться, мямлил что-то типа «я уже и не помню», а сам продолжал непрерывно глядел в её глаза. Описать обычными словами её взгляд и глаза невозможно. Что греха таить, коль уже начал рассказывать, немолодые одинокие мужики живем за счет тех женщин, кто берет откровением и даже нахальством. Нас подкупает их легкая доступность, ибо лишены возможности искать, стоять под часами с букетом. Думаю, одинокие мужчины моих лет не станут обижаться, но времена  когда мы кого-то «клеили» отошли безвозвратно и свои, может последние, крохи берем не сами. Нам – дают, но могут и не дать. Фу, как пошло прозвучало. Я хотел лишь сказать, что теперь «снимают» нас, потому как мы более податливы и менее приучены завлекать, что качаем головой, делаем вид, что заворожены и отдаемся. А что прикажете делать? Не хлебом единым. Ходили бы на дискотеки, снимали бы сами. Как не крути, а выходит, что я говорю о простых и необходимых ещё вещах. Так бы вышел и крикнул «Будьте поактивней женщины! Поезд уходит, но мы ещё на перроне, рядом!». Именно такими мыслями я жил в то время.
Однако, взгляд у этой женщины был совсем иным. В её взгляде не было ничего вульгарного типа «На меня!» и даже допустимого «Я так же одинока». Нет! Но в то же время, это был не взгляд случайно проходившего рядом человека. Она, казалось, тоже искала, но совсем другое. Она, небольшого роста с едва заметными морщинами, искала того единственного, что - упусти момент – уже никогда больше не появится. Откровение, перемешанное с  настороженностью,  делали её глаза не такими ясными на расстоянии, но находясь напротив нее можно было с уверенностью сказать, что она готова на риск, но боится обмануться. Одним словом, она не походила на женщину для временных утех, те смотрят иначе.   Она была той женщиной, о которой я мечтал. Совпадало всё, с какими характеристиками я связывал женщину, с которой бы прожил остаток жизни, отдавая всего себя без остатка и ухаживая за ней как за дитем своим. 
Вот с какими мыслями я вернулся домой и ругал себя за бездействие. Возможно, и я потерял то, что уже никогда не повторится. А ведь мог просто взять и сказать одно единственное предложение, что эта бутыль вещь для меня дорогая и необходимая. Наверняка решила бы вернуть её мне. К тому же  лукавить так же не пришлось бы. Бутыль действительно была необычной. На территории лыжной базы с её маршрутами среди берез есть ключик, откуда бьет прекрасная вкусная водица. Я часто брал воду после работы специально для чая, а иногда и на охоту, вот почему бутыль оказалась в машине и стала достоянием этой прекрасной женщины. К тому же бутыль была из крепкого толстого стекла, таких теперь не найдешь. Правда, я  думал, что она находится где-нибудь в гараже или у кого из охотников.  Вот, блин, долбодятел какой! Придурок старый, упустил такую возможность познакомиться!
О, счастье, но я встретился с ней уже на другой день, на том же самом месте и пригласил к себе на чашку кофе. Распространяться на эту тему не хочу, мы смеялись над моим желанием обмануть её, что будто бутыль ужасно дорогая для меня вещь. Вообще говорили много о внезапно возникшем чувстве и, как уже взрослые вполне люди, говорили, не стесняясь друг друга, тонко намекая на свою готовность к более близким отношениям. Одним словом мы уже хотели друг друга, а остальное не для рассказа…


                2.Жили – были.

             Правда, начало и название этой маленькой главы не совсем удачная? Сам чувствую, что так. Сказкой тут и не пахнет. Кроме того, в сказках говорится «жили-были, не тужили…». А в этом семействе, о которой стала мне известно с недавних пор, тужили всегда. По сути, если интересоваться конкретно, то каких только не бывает семей. Ужас, а потому ничего сказочного и удивительного нет. Ещё не такие семьи встречаются.
Градская Елена Никандровна была единственной дочкой своих родителей, которых потеряла рано. Девушка росла самостоятельной и имела железный характер, что многие стали называть «Бой-бабой». Конечно, не стань она такой, навряд ли выжила и достигла что-либо стоящего. С мужем ей не повезло – гулял по черному и не считал необходимым скрывать от жены свои слабости. Он командовал трестом столовых, привык себе не отказывать ни в чем, а к тому же был уверен, что его обязанности мужа заключается лишь в одном – кормить свою семью. Здесь ему равных не было. Кормил усердно и вкусно, да только еда такая не лезло жене в горло.  Пыталась Елена привыкнуть к такой жизни, но не получалось. Идти по улице, слышать и терпеть, как шепчутся за спиной, было невыносимо. Владимиру, пока не достиг такого положения, не хотелось заводить других детей, а единственная  дочь Альбина родилась и к моменту их развода уже училась в школе . Правда, до расторжения брака, Елена успела таки побывать с мужем в необходимых для неё кругах и выбилась в инструкторы горкома партии. По тем временам это было неплохая должность, с большими возможностями для дальнейшего карьерного роста. Фамилия Градских звучала во всех учреждениях и, хотя и пробилась именно из-за мужа , она всегда была уверена, что дорогу себе пробила сама, поскольку Владимир принял её фамилию, стесняясь своей, не очень созвучной на слух.  Муж, в последствии,  женился и перевелся в область на более высокую ступень  своего роста. Так Елена Никандровна Градская осталась одна и принялась очищать себе дорогу. Дочь Альбину воспитывала няня, но по вечерам она сама отдавала ей всю скопившуюся нежность, которая била через край, не имея других применений – Елена возненавидела мужчин и кроме дочери никого к себе не подпускала, была справедливой и жестокой одновременно. Такое положение дел всех в горкоме устраивало – её все побаивались. Первый секретарь сам быстро научился этим пользоваться и инструктору Градской поручал самые «гнилые дела» и во всем поддерживал её.
- Я вам доверяю, Елена Никандровна, как никому другому, - говорил он ей,-  и вы меня не подводите.
Похоже, что сам немного побаивался, но держал расстояние, чтобы  казаться беспристрастным и в случае чего  мог повлиять и на неё. Как-то он стал случайным свидетелем её разговора с молодым редактором газеты и был слегка удивлен её методами воспитывать. Такие нагоняи не всякий может устраивать даже во время бюро горкома. Голос её превращался в дикторскую, а выводы были железными,  не терпящими никаких отговорок.
- Ты что, Сергей Васильевич, обещал перед товарищами? Какой тираж нам обещал и какое количество подписчиков? Где подтверждение этих слов?, кричала она, как инструктор, курирующий этот фронт работы.
Могла она и «второго» сдвинуть, заняв его место, но все эти потуги остановило время. Не стало горкома, исполкома и газета, поменяв своих учредителей - горком и исполком на Главу и местную Думу, имела уже совсем мизерный тираж по сравнению с вновь образованным независимым изданием города. При рассмотрении бюджета, на содержание без того поредевшего штата газеты,  раз за разом приходилось выбивать  деньги с большими усилиями. Когда читать людям о всякого рода решениях и постановлениях, когда рядом пишут так забавно и обо всем, чего они хотят знать и услышать? 
Все эти изменения Елену Никандровну не задели, ибо она вышла на пенсию, успев выучить и выдать замуж дочь Альбину. Однако «жили-были и тужили» продолжалось.  Сколько не утверждай, что никаких приворотов и семей с  проклятьями не бывает, они случаются. Может быть, что это и вовсе не привороты и семейные проклятья, нанесенные злыми людьми или черной магией, но такие несчастья и на самом деле  преследуют некоторых из людей и их семейства. Альбина с мужем погибли, оставив бабушке единственную дочку Лизу. Насколько была суровой «Бой-баба», но с большим трудом пережила это горе, и все свои силы бросила на воспитание внучки. Старость, которая не любит ждать лучших перемен, подкралась и к ней. Девочка росла бойкая, но была послушной и ценила свою бабушку, которая вводила её в курс всевозможных бед и старалась оберегать её, держа возле себя. Елизавета не могла ехать учиться в область, где поджидали одни неприятности среди «распущенной молодежи и дикого современного нрава». Закончилась её учеба в местном техникуме, и начались рабочие будни. Однако же нужно выдать её замуж, как бы бабка не любила мужчин и считала, что все беды от них. Может хотя бы внучка, одна из всех своих родичей, станет счастлива и заживет своей семьей возле любящей бабушки. Может, Елена Никандровна успеет подержать в своих руках и полюбоваться правнуком. Но… «Жили-были и тужили». Муж Елизаветы стал пить спиртное и бил её, как принято говорить, смертным боем, причинив здоровью такой ущерб, при котором нельзя было родить до полного и постепенного выздоровления. С мужем они так же развелись.  Бой-баба  добилась этого сама, ходила в суд, чтобы рассмотрели «наше дело» быстрее,  и присвоили внучке фамилию Градских.
Пришло время, когда можно было родить, и Елена Никандровна уже носилась последней - быть может - своей идеей. Она решила, что внучка должна родить, будучи не замужем. Они будут жить втроем, а мужчин в их доме никогда не будет. Вопрос был поставлен так строго, что она стала обсуждать с внучкой такие темы, о которых раньше не принято было говорить вслух.
- Я не могу бабушка, как путана, лечь  с совсем нелюбимым мной человеком, лучше наложу на себя руки. Ты меня такой воспитала, и переделывать этот характер поздно.
Елена Никандровна с этим не могла спорить, но вопрос нужно было решать. Все сроки уходят, еще чуть-чуть и рожать ей будет поздно. На возможность обратиться к суррогатной матери и специальному банку сперм, который - скорее всего - имеется в областном центре, восстали против обе. Елизавета была против самой процедуры, а бабка вообще воспринимала это, как «греховный бзик сумасшедших артисток».
- Они, видите ли, звезды большой величины и им стрёмно корячиться в акушерском кресле. Все материнство держится в пуповине, через которую родная мать дает своему плоду связь с природой ещё в своей утробе. Материнство становится природным таинством. Вот и выходит, что настоящей матерью всегда останется та, кто родила ребеночка, сама «звезда» останется суррогатной матерью, а если они вводят в другую женщину семя мужа или любимого человека, то это тоже ничего не меняет. Что-то вроде разрешения сбегать «налево».  В любом случае, она будет растить чужого ребенка, который имеет настоящего папу. Видать у них это новый вид прославиться новым пиаром. Они любят, когда народ над ними смеется. Другое дело, когда женщине запрещает рожать врачебные показатели. Что делать, материнство у нас в природе женской и мы с детства играем куклы.
-  Что же мне делать, бабушка?
Слез во время этих «обсуждений» было пролито много, но в том, что нужно рожать и обязательно путем соития и с настоящим мужчиной, они сошлись в единстве мнений.
- Ты не ищи свою любовь, Лизонька моя, - говорила Елена Никандровна, вытирая слезы, - лишь бы не было противно и чтобы не пьяница или сын каких-нибудь психов.
Так примерно решался вопрос, и не надо думать, что это сказка. Для того, чтобы поверить во все это нужно просто знать, как Елизавета была воспитана и слушалась во всем единственную свою родственную душу.  Мне, например, доказательств не надо. Я – герой этой сказки, ибо их выбор пал на меня. Может быть я, когда подвозил,  показался им мягким и добропорядочным человеком, а они боялись, что  помоложе меня мужчины сплошь бухают и колются, я не знаю. Не зна-а-ю! Правда Елизавета, как выяснилось, несколько раз видела меня до этого и слышала обо мне что-то хорошее. Мне в отличие от читателей важно даже не это. Меня интересует совсем другое.
 

                3.Внучка и мавр.

Уже во время третьей нашей встрече у меня дома, Елизавета решилась рассказать мне, с какой целью вышла ко мне навстречу и с какой мыслью поджидала меня при первой встрече.  В глазах у нее стояли слезы, она была так же увлечена мной не на шутку и чувствовала теперь себя вероломной и никчемной женщиной. Я был так же сильно расстроен таким фактом и проговорил:
- И что теперь? Мавр сделал дело, и Мавр может уйти?
- Нет. Нет. – говорила она, обнимая меня и уже плача и стеная, - Прости меня. Я же ведь полюбила тебя. Но мне действительно хочется ребенка. Бабушка моя от чистого сердца тревожилась, что выбита вся наша родня и хоть кто-то должен остаться жить. Я с ней согласна, Толя,  и эта была моей последней попыткой. Сейчас я уже не хочу терять тебя. Конечно, ты можешь меня бросить, я даже на алименты не подам.
Она положила голову на подоконник и ревела, сидя на табурете. Мне так же было обидно, что воспользовались мной, как рыбой осетром: отметал икринки- вздохни. В то же время забыть  и выбросить её из головы совершенно не хотелось. Мне было с ней хорошо, да и одиночество мне надоело порядком. Я был рад нашей встрече и читал это Божьем даром, аж чувствовал, что помолодел, а  поджидал такой обидный конец.
Она сидела совсем рядом, успевшая стать такой родной и желанной, что никак не хотелось вот так взять и оборвать ту нить, которая – казалось - уже было тем единственным связующим звеном с моим будущим. Я обнял её, такую слабую и незащищенную за плечи, прислонился головой к её затылку и начал говорить слега дрожащим голосом:
- Понимаешь, Лиза, нет ничего плохого, что женщина хочет ребенка, и никто не вправе запретить ей делать это. Это даже не право, а, пожалуй, даже задача каждой особи женского пола, и я это в состоянии понять. Дело не в этом, Лиза. Вы – женщины и рожаете человечков, каждый из которых вмещает в себя целый мир. Наверное, это настоящее счастье стать матерью, и не зря дети так любят вас. Отцы тут переходят на второй план, но и они являются родителями, Лиза. Как вы могли подумать, что я свыкнусь тем, что где-то растет мое дитя, и я не буду чувствовать себя последней сволочиной. Разве я давал такой повод?  Как только в голову могло прийти такое?
- Мы собирались скрыть мою беременность, а я должна была перестать ходить на свидания, а после обмануть тебя, что встретила другого или даже переехать на родину бабушки.
Она продолжала плакать и твердить, что они ничего другого придумать не могли, но у неё не было мысли так жестоко поступить именно со мной. Мог в моем месте оказаться совсем другой человек из тех, кто заставляют жен делать аборты, ездят по курортам и дорожат своей свободой, заводя лишь домашних декоративных собачек. Насчет собачек у неё получилось как-то смешно, но от слов, что в моем месте мог оказаться кто-то другой,  я оторопел. Я понял, что уже ревную её даже к тому, кого на самом деле еще нет, кто просто мог быть, но его все же не было.  От одного этого можно было рассмеяться и успокоиться. Только я приходил в себя долго. Завести ребенка в свои пятьдесят шесть лет тоже требует большую ответственность и связано многими трудностями. Возраст есть возраст. И все же мы смогли успокоиться и уже смеялись, попивая кофе. Я шучу при ней часто, ибо нравится смотреть, как она смеется, а от моих слов: « Как ты думаешь, понесла ты от моих старческих потуг, а то я уже готов для ещё одной контрольной случки», она перешла на хохот, но сквозь слезы. Язык мой – враг мой. Не успел подумать, что прозвучит такой сарказм.
- Ладно, - подытожил я, допив свою чашку кофе, - ставлю перед собой задачу дожить до восьмидесяти лет, чтобы моему отпрыску исполнилось хотя бы двадцать. Глядишь, к тому времени заведет свою подругу, а даст Бог, ты и внучонка подержишь в своих руках. А насчет перерыва вашей родственной не беспокойтесь, у моего сына столько двоюродных братьев и сестер, что другие завидовать станут. У моего брата двое сыновей, и у сестры сын с дочерью. А вы со своей бабушкой придумали восстанавливать свой род без помощи мужиков. Так не бывает. Я тут много наговорил о первенстве роли матерей, волновался потому что. Так вот, забираю свои слова обратно. Они рождаются благодаря отцам, заруби, моя старуха,  у себя на носу. И носить мой сын будет фамилию отца, то бишь,  мою. Это уже на полном серьезе. И вообще предлагаю выяснять отношения со своей бабушкой  тебе самой, убедить, разъяснить ей, а после этого перевезти свои вещи ко мне домой. Пусть не волнуется, блины я люблю, и будем бывать у неё часто, а родится ребенок, сама притащится и будет спать в его комнате.

На этом рассказ Анатолия окончен, и я рад за него. Как только люди не умудряются найти свое счастье. Правда, иногда думаю, что Елизавета, решаясь на такой шаг, наверняка допускала такой вариант. Не могла, чтобы не задуматься о возможности такого счастливого конца, ведь все мы люди надеемся на лучший исход. И очень-очень даже  может статься, что возможность такого исхода допускала даже Елена Никандровна. Это у нас не отнимешь.  А «жили-были» у внучки с бабушкой не могло быть закономерностью, типа семейного проклятья. Все мы жили-были ( слава Богу еще и живем пока), у всех у нас бывают различные невыносимо горестные моменты, мы все теряем многих родных нам людей, на то и жизнь. Конечно, Елена Никандровна испила свое сполна. Она померла за два месяца до родов, но уходила со спокойной душой, что единственная её внучка устроена и скоро родит ребеночка. Анатолий с Елизаветой бывали у неё часто.