Примирение со злом

Наберёмся  храбрости  и  предположим,  что  тиран,  подписывая  указ  о  начале  войны  или  отсечении  головы  поэту-бунтарю,  осуществлял  тем  самым  не  столько  своё  мстительное  желание,  сколько  исполнял  волю  небес.  Конечно  же,  сам  того  не  подозревая…

Так  вот,  если  мы  утвердимся  в  этом,  то  сделаем  первый  шаг  на  пути  примирения  со  злом…

Дальше  увидим,  что  провидение,  как  правило,  не  ограничивалось  одним  лишь  подстрекательством  к  злодейству,  но  и  всячески  оберегало  его  вершителя,  способствуя  доведению  преступного  умысла  до  конца.  Заглянем  в  историю  и  найдём  там  тысячи  героических,  самоотверженных…,  но  безуспешных  сценариев  остановить  беду.  Отчаянных  попыток  убить  дракона.

Мой  дед  был  среди  них,  среди  героев,  обречённых  на  неудачу.  Я  горжусь  им,  но  боюсь,  что  он  не  признал  бы  достойной  внимания  мою  замысловатую  теорию,  как  не  признал  бы  её  и  мой  отец,  добровольцем  воевавший  с  драконом  в  рядах  союзнической  армии.

Они  скептично  улыбаются  мне  сквозь  пожелтевшую  вуаль  времени,  на  миг  приостановившись  у  широкого  и  высокого  крыльца  двухэтажного  особняка  с  черепичной  крышей,  за  которым  невидимо  расположился  старый  сад  и  пруд  с  белыми  и  жёлтыми  кувшинками.  В  этом  пруду  я  мог  бы  купаться,  в  доме  –  жить,  а  человечество…  Что  было  бы  с  ним?

Тридцатипятилетний  мужчина  и  четырнадцатилетний  юноша  замерли  на  секунду   у  полукруглых  каменных  ступенек,  чтобы  быть  сфотографированными  моей  бабушкой  или  садовником,  на  присутствие  которого  указывают  аккуратно  подстриженные  кусты  в  левой  части  снимка  да  роскошная  клумба  –  в  правой.

Серебряная  цепочка…,  секунды,  минуты,  часы,  назойливо  напоминавшие  из  кармана  жилетки  о  скором  расставании…  Это  последнее  фото  деда.  Через  два  дня  он  отправит  бабушку  и  отца  «на  некоторое  время»  за  океан  к  дальним  родственникам.  Оказалось,  что  навсегда…   Сам  же  останется  в  притихшем  встревоженном   доме  наедине  со  своим  смертельным  планом…  С  лихорадочно-нетерпеливым  ожиданием  дня  избавления  и  наивным  убеждением,  что   «чрез  всю  вечность  хранимы  будем»…

В  который  раз  пытаюсь  прожить  с  ним  то  убийственное  ожидание  и  проникнуть  в  тот  пасмурный  день,  отгородившийся  от  мира  частоколом  из  тысяч  устремлённых  в  небо  рук  и  великой  тайной  одинокого  заговорщика… 

Нет,  он  не  был  религиозным  фанатиком…   Просто искренне  верил  в  Бога  и  никак  не  мог  смириться  с  существованием   Дьявола…  А  поэтому  настаивал  на  необходимости  борьбы  со  злом…  Бабушка  берёт  у  меня  мутный  снимок…  Это  я  их  фотографировала,  а  твой  отец  утверждает,  что – наш  садовник…  Посмотри  на  улыбку  дедушки,  она,  конечно  же,  подарена  мне,  а  не  тому  рыжему  увальню…  Да,  несомненно,  мне…  Грустная  прощальная  улыбка…  Он  ничего  мне  не  сказал…  Знал,  что  я  никуда  бы  не  уехала…  Теперь  я  его  понимаю…  Он  хотел  убить  зверя…   Глупенький,  возомнил  себя  спасителем…

Она  давно  простила  мужу  его  безрассудный  героический  порыв  и  тихо  умерла  от  усталости,  не  дожив  пять  месяцев  до  восьмидесятилетия.  Странно,  что  в  моих  воспоминаниях  она  появляется  не  в  одиночестве,  а  на  пару  с  молодым  улыбающимся  крепышом  с  фотографии,  казнённым  за  много  лет  до  моего  рождения.

Возможно,  это  происходит  потому,  что  последние  два  месяца  его  жизни  я  находился  около  него.  Мысленно,  конечно…  Незаметной  тенью  скользил  по  опустевшему  дому,  сидел  рядом  с  ним  на  берегу  пруда,  пытаясь  настроиться  на  волну  его  невесёлых  мыслей,  зависал  над  письменным  столом,  когда  он  колдовал  над  картой  города  и  в  схемах  воплощал  свой  благородный  замысел…   Мы  садились  в  похожий  на  опрокинутую  этажерку  дребезжащий  трамвай  и,  вздрагивая  от  неожиданных  нервных  звонков,  ехали  на  окраину  города,  к  лесу…,  ехали  по  петлявшим  улочкам,  которым  уже  тогда  снились,  падающие  на  них  авиационные  бомбы…  Мы  забредали  подальше  в  чащу,  в  глубокий  овраг,  выставляли  на  бугорок  пустые  консервные  банки  и  стреляли  по  ним  из  никелированного  6,35 мм  револьвера  «Schmeisser»…  Учились  убивать  дракона.

Мы  часами  вышагивали  маршрутом  парадных  колонн,  которые,  по  расчётам  деда,  должны  были  в  намеченный  праздничный  день  подвести  к  нему  жертву…,  точнее,  к  трибуне  у  церкви  Святого  Духа,  где  тиран  приблизился  бы  к  нему  на  минимальное  расстояние  в  семь  с  половиной  метров…  Уставшие,  мы  возвращались  домой  и  не  могли  ответить  на  вопрос:

-  Каким  образом  нация  великих  учёных,  философов,  поэтов,  музыкантов…  вдруг  превратилась  в  оболваненную  примитивной  идеологией  толпу?  В  накачанные  пивом,  повсеместно  марширующие,  орущие  отряды  боевиков?  В  налитые  кровью  глаза?  В  звериную  ненависть  и  пену  у  рта?

Тогда  мы  не  нашли  ответ.  Но,  мне  кажется,  что  сегодня  я  знаю,  где  его  искать.
 
Я  уверен,  что  он  лежит  не  на  поверхности,  сотканной  из  событий  и  фактов…  Точнее,  не  только  там,  где  его  ищут  недалёкие  исследователи…  Не  в  послевоенной  обиде  и  упадке  экономики,  не  в  злобном  обаянии  крикливого,  неуравновешенного,  пучеглазого,  чубатого  карлика…

Его  следует  искать  в  мощном,  неотразимом,  целенаправленном  гипнозе  небес…,  а  также – в   особом  взгляде  на  историю,  как  на  сложный  и  противоречивый  путь  господства  и  развития  Разума.  Только  Разума,  и  ничего,  кроме  Разума!

Не  огорчайся,  мой  милый,  добрый,  отважный  дед!  Твой  подвиг  ничуть  не  меркнет,  лишившись  Дьявола,  как  главной  мишени.  Не  существует  никакого  дьявола,  не  существует  альтернативы  Разуму,  а  то,  что  мы  называем  Злом,  есть  его  (Разума)  производная,  его  свободный  поиск...  Или  поиск  свободы?  Зловещая  фигура,  против  которой  ты  восстал – не  что  иное,  как  образец  уродства,  средство  предупреждения   и  наказания  заигравшегося  в  войнушки  человечества  накануне  изобретения  атомного  оружия…   Благополучно  пережив  несколько  десятков  покушений,  он  уверовал  в  своё  высочайшее  предназначение  и,  отчасти,  оказался  прав…  Он  был  избран  исполнителем…  Уникальный  набор  гнусных  качеств  именно  этого  недочеловека,  оказался  востребованным  на  том  опасном  отрезке  истории…,  чтобы  наказать  и  тем  самым  заставить  человеческое  сознание  задуматься  о  своём  будущем,  переосмыслить  его…

 Дед  не  был  мыслителем,  не  предавался  изнуряющей  рефлексии,  не  теоретизировал…   Педантичный  практик,  последовательный  блюститель  нравственных  норм  и  слуга  чести,  он  не  читал  труды  по  философии  истории  своего  гениального  соотечественника,  а  если  бы  и  прочитал,  то  едва  ли  изменил  бы  своё  решение…  Потому,  что  был  глубоко  убеждён:  со  злом  необходимо  бороться.  И  он  боролся,  жертвуя…  Ведь  мог  бы  тогда  махнуть  за  океан  вместе  с  женой  и  сыном!

Не  махнул…

Рассчитал  прислугу,  попрощался  с  рыжим  садовником…  Один  в  доме…  Простая  пища:  сыр,  сосиски  да  хлеб…  Беспокойные  мысли…  Как  всё  произойдёт?  Благо,  семья  далеко…  Похудел…  Познал  бессонницу…

Каждое  утро  по  часу  занимался  гимнастикой…  Чтобы  дыхание  успокоить,  чтобы  не  дрогнула  рука…

Не  изменил  привычке  и  в  то  осеннее  утро  того  дня,  в  который,  по  подсчётам  историков,  должно  было  состояться  двадцатое  покушение  на  дракона.  Утро  перед  дуэлью…  Нет,  дуэль  оставляет  шанс  выжить,  у  него  же…  Долой  подобные  мысли!  Надо  быть  спокойным  и  твёрдым!

Он  стоял  в  толпе  недалеко  от  трибуны  и  сжимал  в  кармане  готовый  к  бою  револьвер.

Вот  он,  вождь!  Уже  совсем  близко!  Колонна  выползла  из-под  арки,  масса  задышала,  загудела,  заколыхалась  в  предчувствии  экстаза…  Оставалось  несколько  шагов…  Но  что  происходит?  Толпа  резко  уплотнилась,  зажала  деда  и  с  приветственным  криком  выбросила  вперёд  и  вверх  руки,  загородив  этим  живым  забором  и  вождя,  и  полнеба  в  придачу.

Всё  пропало!

Что  испытывал  он,  возвращаясь  домой?  Горечь  поражения?  Злость?  Обиду?

А,  может,  облегчение?

Нет,  только  не  облегчение!  Ведь  не  выбросил  же  пистолет  в  пруд…  Не  сжёг  карту  и  схемы  в  камине…

Мне  кажется,  судьба  пожалела  его,  предоставив  возможность  всё  бросить  и  воссоединиться  с  семьёй…  Дала  тот  самый  неизвестный  ему,  непредполагаемый  шанс  выжить…  Но  он  отверг  его  и  по-своему  воспользовался  свободой  выбора.

Деда  арестовали  в  поезде.  Куда  и  зачем  ехал  –  неизвестно.  При  нём  оказалась  карта  города  с  уличающими  пометками,  схемы  места  покушения  и  «Schmeisser».   Этого  было  вполне  достаточно,  чтобы  его  гильотинировать.

Иногда,  в  особенно  долгие  и  беспокойные  ночи  старая  фотография  вдруг  оживает.   Она  увеличивается,  обретает  трёхмерность,  наполняется  тёплым  воздухом,  звуками  и  запахами,  ярко  расцвечивается…   Дом,  желтея  стенами,  придвигается  ближе  ко  мне;  кусты  зеленеют,  играя  с  ветром;  окна  отражают  голубизну  неба;  где-то  в  саду  поёт  неизвестная  птица,  а  над  прудом,  сверкнув  серебристой  чешуёй,  мелькает  убегающая  от  щуки  рыбка…  Да,  ещё  розы  на  клумбе…  Они  медленно  наливаются  кровью,  пока  отец  идёт  к  фотографу,  а  дед  устало  садится  на  каменную  ступеньку,  тянет  цепочку,  смотрит  на  часы,  словно  боится  опоздать  на  поезд.

-  Что  же,  внук,  ты  действительно  считаешь  бесполезной  борьбу  со  злом?  –  укоризненно  глядя  на  меня,  спрашивает  он.

Смущаясь  и  запинаясь,  отвечаю:

-  Нет-нет!  Ты  не  правильно  меня  понял.  Бороться  необходимо.  Только  вот  победа  не  всегда  гарантирована.  И  даже  не  в  ней  дело…  Я  просто  желаю  понять  природу  зла,  разобраться,  для  чего  оно  существует…  И  здесь  вырисовывается  то  положительное,  что  заставляет  изменить  взгляд  на  зло…  Возьмём,  к  примеру,  наказание.  Чем  оно  является:  добром  или  злом?  И  тем,  и  другим.  Наказывая  за  что-то  сына,  ты  считаешь,  что  творишь  добро,  а  он  полагает,  что – зло…  Ты  учишь  его,  заставляешь  размышлять,  но  он  поймёт  твои  намерения  и  твою  правоту  позже,  когда  повзрослеет.  Так  и  человечество,  очень  часто  бездумно  и  недальновидно  пользуясь  своей  свободой,  движется  не  в  том  направлении,  иногда  –  к  пропасти…  Вот  тогда  Высший  Разум  и  наказывает  своё  легкомысленное  чадо,  тогда  и  принуждает  задуматься…  Делает  больно,  ибо  только  когда  больно,  мы  начинаем  активно  искать  причину,  а  найдя  её,  благодарим  судьбу  за  подсказку.  Вот  я  и  приблизился  к  тому,  что  Гегель  называл  примирением  мыслящего  духа  со  злом.  «Это  примирение  может  быть  достигнуто  лишь  путём  познания  того  положительного,  в  котором  вышеупомянутое  отрицательное  исчезает,  становясь  чем-то  подчинённым…»

Останавливаюсь,  чтобы  отдышаться,  и  высказываю  самое  непростое:

-  Дед,  ты  герой!  Но  ты  был  обречён.  Провидение  стояло  на  стороне  злодея,  оберегало  его,  помогало  ему  наказать  человечество  за  легкомыслие,  за  войны,  как  способ  решения  споров…,  наказать  самой  жестокой  и  кровопролитной  бойней…,  наказать  и  вызвать  СТРАХ  перед  вооружённым  противостоянием,  чреватым  гибелью  мира…  И  сделано  это  было  перед  самым  появлением  атомной  бомбы.

Дед  молча  поднимается  и  возвращается  на  своё  место,  где  его  уже  ждёт  отец.  Дом  отодвигается,  птица  замолкает,  ветер  уносится  в  небо,  краски  тускнеют,  уходя  в  чёрно-белое  начало…

-  Фух!  –  шумно  выдыхаю  я  и  просыпаюсь.

Окунаюсь  в  суету  будней,  но  прошлое  не  отпускает.  Упорно  втягивает  в  милитаристскую  дискуссию,  в  которой  чернокожий  президент  моей  страны  неосмотрительно  высказывается  об  исключительности  моей  нации…

  Слышу  барабанный  бой  и  отчётливо  вижу  то,  что  когда-то  не  удалось  увидеть  моему  деду  за  лесом  застывших  в  приветствии  рук…