Смотритель маяка

«Старик спал, ему снились львы».
(Э. Хемингуэй. «Старик и море»)

Во сне мне в который раз приснилось море. Оно раскинулось далеко, вплоть до самого горизонта, и было почему-то небесно-голубого цвета, как будто в нём отразилась вся небесная бесконечность, и в этой бесконечности жила, боролась и куда-то звала она ; её величество красота.
Сознаюсь, я поддался порыву, быстро снял шорты и рубашку и бросился в воду.
«Что, собственно, я делаю? — подумалось мне. — Ведь я не умею не только плавать, но и ходить. И куда же меня понесло».
И только я так подумал, как откуда-то сверху, может быть, прямо с неба, раздался голос:
— Если будешь сомневаться, то непременно утонешь!
Я так удивился, что даже испугаться толком не успел.
— А вы кто? Не Святой Дух, случайно?
— Нет, у меня другое имя. Хотя где-то ты прав.
— В каком смысле? — не понял я.
— Меня можно назвать и так, а можно и по-другому…
Кто-то неведомый замолчал, а я продолжал болтать по воде руками и ногами, что было по меньшей мере странно, поскольку в реальной жизни у меня ног нет. Подорвался на растяжке под славным городом Гудермесом, будь он трижды проклят (я имею в виду и гранату, и город).
— А ты хорошо плывёшь, куда-нибудь обязательно приплывёшь! — проговорил опять кто-то невидимый
— А кто ты, собственно, такой? — спросил я, обращаясь неизвестно к кому
Нет, поймите меня правильно. Я не ждал никаких объяснений. Просто стало интересно, а вдруг это Бог или то необъяснимое, что им называется. Но, к моему удивлению, я получил не тот ответ, который ожидал услышать.
— Понимаю твоё любопытство, но мне запрещено об этом говорить.
— Почему?
— Просто не входит в мою компетенцию.
— А что тогда в твоих силах?
— Доставить тебя к маяку. Там тебя ждёт смотритель. Больше узнаешь на месте от смотрителя.
— Скажи хоть, как тебя зовут, если не секрет?
— Как и у любой материи, у меня тоже есть имя.
— Да ну, — съязвил я, — и как же тебя зовут?
— Моё имя Имбер!
— Ладно, хорошо хоть так. Имбер, а почему ты невидим?
— Потому что я тёмный, а следовательно, невидимый.
— Это дьявол, что ли?
— Почему сразу дьявол? Если тёмный, то сразу плохой, искуситель и тому подобная чушь.
— Сам не знаю, — ответил я, и, спустя паузу, добавил: — Стереотип, наверное.
— А-а-а, — многозначительно протянул Имбер, — тогда понятно.
Дальше мы плыли молча. Я наслаждался тишиной и думал о прошлом.
— Всё, приехали! Поворачивай к берегу! — скомандовал мне Имбер.
— А где же земля?
— Да вот, перед тобой, Фома неверующий. Посмотри!
И я, действительно, увидел прямо перед собой пляж. Точнее, не пляж, а довольно большой остров-атолл. Он был весь покрыт ослепительно белым песком, а вдалеке виднелись пальмы.

«Чудо остров, чудо остров,
Нам на нём легко и просто,
Наше счастье постоянно,
Жуй кокосы, ешь бананы.
Жуй кокосы, ешь бананы.
Чунга-Чанга!»

Вспомнился мотив популярной детской песни.
— Всё, приехали, – донеслось до меня ворчание Имбера.
— В каком именно смысле? – не понял я.
— А в таком, друг мой ситный, что часть работы закончена, дальше пойдёшь один.
— А куда? – спросил я, явно сбитый с толку.
— Известно куда, к маяку. Вон виднеется.
Я посмотрел в даль, но почему-то совсем ничего не увидел.
— Что, не видно? – насмешливо спросил меня Имбер.
— Да, – признался я.
— Это потому, что ты не на пути к нему, а пойдёшь, рано или поздно увидишь.
— А это, что, не всем дано?
— Нет, почему же… Рано или поздно маяк видят все, кто к нему стремится.
— А всё-таки, кто ты такой?
— Я же тебе сказал, тёмный.
— Это понятно, а дальше?
— Дальше тебе разъяснит смотритель маяка.
— Погоди, Имбер, не уплывай! – попросил я.
— Ну, что тебе ещё? – недовольно пробурчал мой провожатый.
— Всё же ответь, кто ты?
— Сам узнаешь, когда придёт…
Имбер не успел договорить, его голос, как будто отразился от невидимой стены, рассыпался на тысячу отголосков и шепотков, причитаний и молитв, прощаний и встреч. Да мало ли во что мог превратиться мой неведомый провожатый с таким странным именем.
Так или иначе, но дальше надо было идти самому. Поднявшись на ноги, я робко отошёл от линии прибоя. Почти сразу под ногами зашуршал песок. Какое незнакомое, но приятное ощущение: горячий песок под твоими ногами. Я и забыл, как такое может быть: горячий песок под своими собственными ногами.
— Однако,  голым в неизвестность не пойдёшь, – подумал я.
Стоило мне так подумать, как неподалёку я обнаружил джинсы и полный комплект к ним.
— Тьфу ты, забыл тебе отдать, – проворчал где-то совсем рядом Имбер. – Так что держи и прости, если что не так!!!
Раскатистое эхо ещё несколько раз повторило его «не так!!!» Потом настала тишина. Не было слышно ничего, кроме тихого шелеста прибоя.
— Господи, какая же красота кругом!
Наверное, это потому, что голубой купол небес распростёрся над головой, под ногами лежит рассыпчатый белый песок, нагретый и пропитанный южным жарким солнцем. А самое главное — у меня теперь есть ноги, и я могу совершенно спокойно ходить и бегать вприпрыжку. Когда тебе без малого двадцать пять, а за плечами ничего, кроме войны, страданий и боли, я думаю, можно отбросить все приличия. Правда, не знаю, долго ли это продлится. Уж больно всё, что произошло со мной, смахивало на сон. Ну, да ладно. Поживём – увидим.
Одевшись, я неспеша зашагал по направлению, которое было указано мне существом по имени Имбер.
«Как всё-таки хорошо, что у меня есть ноги. Не протезы, а именно ноги, свои собственные, не какие-нибудь… Пусть даже это сон, – думал я, – но он в тысячу раз лучше, чем моя серая жизнь! Так пусть он продолжается как можно дольше. Лично я не против в нём и остаться».
Размышляя таким образом, я очень скоро вышел к громадной башне. Она была сложена из белого камня, скорее всего известняка. Хотя я мог ошибиться. Увидев башню маяка, я прибавил шагу, а подойдя ближе, невольно поразился её размеру. Верхний сектор еле-еле был виден в ярко-голубой выси. От такой красоты и простора у меня потемнело в глазах и окончательно, как сейчас говорят, «снесло башню». Я встал, поднял голову, и что есть силы, заорал:
— Э-э-эй!
Тысячекратное эхо повторило и усилило мой крик радости. Вначале я и сам не мог понять, что это со мной случилось. А потом понял — это свобода, которую все так долго и безуспешно ищут и никак не могут найти, а потому долго и нудно говорят о ней.
Размышляя так, я ещё прибавил шагу и подошёл к входу в башню. Едва только я приблизился к нему, как мне на плечо легла чья-то тяжёлая рука.
— Рад приветствовать друга в моих владениях! – пророкотал чей-то бас у меня над головой.
Обернувшись, я увидел перед собой плотного коренастого человека с большими сильными руками и тёмным от загара, почти чёрным лицом. Короткая стрижка «ёжиком» выгорела на солнце до бела, а внимательные серые глаза смотрели на меня с нескрываемым интересом. К сказанному можно ещё добавить, что на лице имелась и борода «а ля Хемингуэй». Из одежды на человеке были шорты и пёстрая рубашка, в каких обычно ходят по пляжу. Картину дополняла линялая капитанка с золотым крабом.
— Рад приветствовать дорогого друга! – повторил он, но уже чуть тише, чем в первый раз.
— А кто вы? – спросил я в нерешительности.
— Извини, совсем забыл представиться. Крайдер Лев Азимович!
И он протянул свою большую и смуглую, задубевшую от морской соли ладонь.  Я, насколько хватило сил, пожал её.
— А ты ничего, сильный. Не спасовал.
— Скажите, пожалуйста, а кто вы такой? Мне показалось, что это похоже…
Я замялся, не зная, что сказать. На помощь пришёл Лев Азимович.
— На рай... Вы это имели в виду, молодой человек?
Мне не оставалось ничего другого, как молча с этим согласиться.
— Видите ли, когда я сам сюда попал в 1950 году, мне самому это место показалось сначала чудом, потом тюрьмой и только потом – надеждой.
— А кем вы были и как здесь оказались? – спросил я и добавил, – Если не секрет.
— Моя история не секрет. Родился в 1930-ом. В пятнадцать поступил в нахимовское училище.
— А дальше что было? – нетерпеливо спросил я.
Лев Азимович помолчал, как будто собираясь с мыслями.
— А дальше всё было похоже на сказку. На странную, жуткую, но  всё же сказку, не из моей жизни, а из страшного сна. Однажды ночью, во время учебного похода на Ладогу, мне было видение. Явилась прекрасная дама в голубых одеждах и сообщила мне о пути в неизведанное, который мне предстоит. Надо сказать, что юности свойственны гордость и максимализм – всё или ничего. И в этом смысле я не был исключением. Думал, что в жизни я смогу, если не всё, то многое.
Тут я прервал повествование моего собеседника бестактным вопросом:
— Означает ли это, Лев Азимович, что вы были материалистом?
— Молодой человек, позвольте вас спросить, а что есть материализм?
— Форма всех видов материи, – не задумываясь, ответил я.
— Вот и я ответил ей нечто подобное.
— Ну, и что же она?
— Можно сказать, что ничего. Усмехнулась, махнула рукой, потом зачем-то перекрестила меня и пропала в ослепительной вспышке света, от которого у меня потемнело в глазах. Я потерял сознание. Очнулся, посмотрел вокруг, а на палубе никого... Ни единого человека, кроме вахтенных, конечно. А их нельзя от вахты отвлекать. Так что, не поговоришь.
Отдышавшись, пришёл малость в себя, и – в кают-компанию. А там друзья обступили. Спрашивают: «Где был да что делал? Тебя на судне не было». Они, мол, всё обыскали от киля до клотика, в самый последний рундук заглядывали. Думали, разыгрываю, а я на баке оказался, баклуши бью. Вот так-то!
Старик замолчал, как будто что-то вспоминая, а я смотрел на него, и мне показалось, что в его глазах отразилась вся бесконечность мирового океана.
«Кто знает, – подумал я, – может быть, это и есть жизнь!»
Я молчал. Мой собеседник, слегка прищурившись от солнца, напряжённо смотрел в даль. Казалось, он чего-то ждал. Так продолжалось довольно долго, пока Лев Азимович не повернулся ко мне.
— Ты хочешь знать, что было дальше? – серьёзно спросил он. – Тебе интересно? Можешь не отвечать. Это видно по твоему взгляду. Вообще, ты чем-то напоминаешь меня самого в молодости.
Дальше всё было сложно и просто одновременно. На Белом море близ Валаама встретил я одного старца. Слово за слово, разговорились. Предостерёг он меня и изрёк что ждёт меня что-то неведомое впереди. Я, конечно, Варсанофию не поверил. Спросил только:
— Отче, это смерть моя?
А старец мне в ответ:
— Не знаю, сын мой, не ведаю. Скажу лишь, что всё в длани Господней. Ей и следуй неукоснительно.
С тем и проводил меня наверх в мир, а сам опять скрылся в келье. Вспомнил я его слова только тогда, когда здесь очутился. Впрочем, до этого момента ещё много воды утечёт.
День за днём жизнь летела вперёд и дальше. Вот уже и училище позади. И вот  я уже молодой мичман на крейсере «Восток», зам командира БЧ-4. В службу быстро втянулся, потому, как очень любил море. Служил честно, был дисциплинированным. Через несколько лет всё на том же судне получил чин лейтенанта. Никакие видения меня больше не посещали, да и вспоминать про это мне стало просто некогда. «Жизнь не знает времени. Она знает лишь дела и события!» Так что, о чём-то таком я и думать забыл. Однако, высшие сферы всё же напомнили о себе. Случилось это так.
Меня перебросили на другое судно – бронекатер «Буйный». В тридцать лет я стал капитаном сторожевика. Однажды во время патрулирования в моём квадрате разыгрался шторм, и меня, стоящего на вахте, смыло за борт. Я сильно ударился головой, сознание моё померкло, а когда очнулся, то уже находился здесь. Вот вкратце, моя история.
Он закончил свой рассказ и опять задумчиво посмотрел в даль.
— Лев Азимович, а что было потом?
— Для меня, молодой человек, не было «потом».
— Почему? – не отставал я.
— Именно потому, что я оказался здесь... В параллельной реальности, если хотите.
— Значит, всё это сон? Или выдумка… – догадался я.
Но мой собеседник думал несколько иначе.
— Мой друг, – добродушно пробасил он, – идём со мной на башню маяка, и, может быть, ты всё поймёшь и узнаешь, в чём состоит настоящая вера!
Я хотел было отказаться, но, посмотрев в глаза капитана, решился.
Мы очень долго поднимались по крутым ступеням, пока, наконец, не пришли в просторную и светлую башню маяка.
— Скажите, капитан, а кто такой Имбер?
— Имбер – старый ворчун и, если хочешь знать, Саша…
При этом имени я вздрогнул. Так меня, действительно, называли, а может быть, и до сих пор зовут.
— Вижу, что ты смутился, – продолжал капитан, – Напрасно, мой друг! Совершенно напрасно. Я ведь прежде, чем вызвать тебя сюда, многое о тебе узнал.
— Что, например? – спросил я.
— Например, то, что ты проходил службу в Чеченской Республике. Воинская специальность – сапёр. Случайно подорвался на растяжке, которую поставили свои же. Ты остался жив, но потерял ноги. Долго валялся по госпиталям.
Капитан говорил, а я слушал, и думалось мне тогда:
«Откуда он всё знает? Я ведь, кажется, ничего про себя не говорил. А может, я уже того, отдал концы, и теперь моя глупая душа в чистилище, а это какой-нибудь ангел? Потому что на ад это уж никак не похоже!»
Наконец, набравшись смелости, я спросил:
— Я что, на том свете, да?
— Нет, – просто ответил капитан, – ты в иной реальности, в той, которая тебе ближе.
— То есть, вы хотите сказать, что я умер?
— Нет, мой друг, ты просто живёшь сразу и там, и тут, вот и всё.
— Ещё лучше! Я сошёл с ума, так что ли?
— Нет, Александр, ты не сошёл с ума, а может быть, как раз наоборот, ты нашёл то, что у тебя отняла война.
— Может быть, может быть. – задумчиво пробубнил я про себя.
Собравшись с мыслями, я всё же задал вопрос, на который так и не получил ответа.
— Скажите, а кто такой Имбер?
— Имбер? – капитан помедлил с ответом, – Если хочешь, ангел-хранитель – существо этого мира.
— Значит, я уже умер и попал в тонкий мир. Тогда зачем всё это? Чтобы жить? Но разве это жизнь?
Вот примерно так протекали мои мысли.
— Эй, о чём задумался?
Тяжёлая рука капитана опустилась мне на плечо.
— Скажите, капитан, а что такое свобода? — Я посмотрел в глаза Крайдера. – «Он всё знает. Всё о чём я думаю. Это видно по глазам. Но тогда почему?..»
— Всё просто, Саша. Ты не спрашивал, как же я мог тебе  ответить?
— Вы говорите прямо, как Бог, Лев Азимович.
— Нет, мой друг, к сожалению, нет. Я всего лишь смотритель маяка. Маяка надежды!
Проговорив это, капитан замолчал. По его лицу текли слёзы.
Я стоял и смотрел как плачет этот большой седой и, судя по всему, очень сильный человек. Я взглянул на море. Там начинался шторм.
Сначала, на море легла лёгкая серая дымка, потом вдруг сразу поднялся ветер и запел, загудел в свои старые страшные трубы. Вслед за стариком-ветром немедленно проснулись разрушительные валы. Они тут же без всякой подготовки стали делать своё дело — дело разрушения, из которого потом странным образом что-то создавалось, чтобы тут же разрушиться. Огромные чёрные, с проблесками синевы, волны всей своей мощью ударялись о гранитную твердыню берега. Скалы со стоном и болью откалывались от него, однако своего не уступали.
Глядя на всё это дикое великолепие стихии, я почему-то вспомнил слова поэта:

«И брызнули слёзы,
Как камни, из раненых скал».

Ветер дул с востока. Шторм заканчивался. Над островом вставало солнце. И тут я посмотрел на капитана. Лев Крайдер не плакал, просто стоял у края башни и, скрестив на груди руки, смотрел с благоговением на золото восходящего солнца.
– Вот так со мной всегда. – проговорил капитан, обращаясь неизвестно к кому.
Я молчал и смотрел, как заворожённый, на огненно-золотой шар, который почти уже поднялся в ярко-синие своды небес и оттуда посылал первые импульсы света. В свете солнца океан успокоился, и водная гладь приобрела голубовато-изумрудный цвет. Иногда в бездонной глубине отражались белоснежные горные вершины. Почему-то мне опять вспомнились слова поэта, его песни под гитару я разучивал ещё до армии. Там было так:

«Благословенны вечные хребты,
Благословен великий океан!»

Да, что и говорить, сказано точно и емко, и сюда это описание очень даже подходит.
— Скажите, капитан, – спросил я, обернувшись, – а что есть, на ваш взгляд, свобода?
— Свобода тоже бесконечность – бесконечность выбора! – сказал капитан и тут же добавил, – Зависимость от дела, которое выбрал.
— Как это, зависимость от дела? Как вас понять?
— А тут нечего и понимать.
Капитан подошёл к небольшому столику и взял трубку, вырезанную из чёрного дерева.
— Не куришь?
— Трубку, нет. Говорят, что ещё вреднее, чем сигареты.
— Жить вообще вредно, а на счёт сигарет и верно — гадость. Если уж курить, то только трубку, да и то изредка, во время раздумий.
Капитан раскурил трубку и, поглядывая на море, принялся рассуждать:
— Вот ты спрашиваешь, что есть зависимость от дела? Ответить очень легко. Человек рождается, проходит детство, получает те или иные знания и начинает постигать своё ремесло. То есть, искать путь к совершенству. А идеал это и есть свобода, а в ней бесконечность… Бесконечность выбора!
Капитан докурил трубку, выколотил её и опять положил на маленький, судя по всему, стеклянный столик. Затем он обратился ко мне:
— Надеюсь, мой друг, тебе всё понятно?
— Что-то да, а что-то нет. – честно признался я.
— Что, например?
— Например, то, что Имбер, когда доставил меня сюда, всё время твердил мне, что он тёмный, хотя я ничего тёмного у него не замечал.
— Это понятно, потому что Имбер – существо из другого мира.
— Но почему же он тёмный? Ведь не тёмный он, а, скорее, ворчливый.
— Тёмный – это значит другой, отличный от нашего мира.
— Понятно! – протянул я, – Извините, что я такой тупой.
— Да ничего, сам таким же был. А бывало и хуже.
Капитан замолчал, с задумчивостью бросил взгляд на тёмно-синюю гладь моря, и выдержав паузу, неожиданно спросил:
— Вместо меня смотрителем пойдёшь?
От этих слов меня словно обухом по голове стукнуло.
— Скажите, Лев Азимович, я умру там, в том мире?
— Да, Саша, именно так.
Я замолчал. На сердце разом навалилась тоска. Перед моими глазами в одночасье промелькнула вся моя жизнь.
Твёрдая рука капитана легла на моё плечо.
— Что ты решил, Александр? – спросил он, глядя мне прямо в глаза.
— Так вы твёрдо знаете, что надежды нет?
— Ни малейшей. – заверил меня капитан.
— Если я перейду туда…
— Умрёшь полностью. – сказал капитан.
— А что будет с вами, Лев Азимович, после того, как я приму у вас вахту?
— Отправлюсь спать.
— Другими словами, умрёте?
— Запомни, Саша, здесь никто никогда не умирает, если  во что-то верит!
— В общем, я согласен, но только как же быть с ней?
— С Кирой Светловой? – оживился капитан, – Пусть тебя утешит только одно. Кира выйдет замуж за твоего лучшего друга Кирилла. У них родятся сын и дочка. Обоих назовут... Догадываешься как?
Ничего не ответив, я лишь молча кивнул головой.
— Ну, вот и хорошо!
Капитан хлопнул меня по плечу.
— Кубинского рому хочешь?
— Хочу. Я, правда, его никогда не пробовал.
— Ну, вот и отлично!
Капитан подошёл к тому же столику, с которого брал трубку и просто махнул рукой. Обратно он уже вернулся с двумя высокими стаканами.
— Вот держи.
Он протянул мне высокий стакан.
— Что это?
— Разбавленный ром.
Приняв стакан, я выпил одним духом его содержимое и вернул стакан капитану.
— Молодец! Понравилось?
— Водка лучше.
— Так чего же ты молчал? Я тебе и водки…
— Лев Азимович, я не алкоголик.
— Понятно.
Капитан пристально посмотрел мне в глаза.
— Ну-ка, выкладывай, Александр, что тебя ещё угнетает?
— Лев Азимович, а как возник этот остров?
— Частично силой воображения, частично с помощью тёмной материи.
— А что это такое?
— Видишь ли, если брать материю за  сто процентов нашего мира, – капитан, как обычно, сделал короткую паузу, чтобы собраться с духом, – то получается очень интересный расклад.
Он взял большой лист бумаги и карандаш.
— Вот смотри, Саша, что получается. Вот это сто процентов материи, включая Вселенную, которая во многом скрыта от нас. Теперь, разделим всё на три равные части. Получим: десять процентов — это то, где мы (человечество) живём: дома, в которых мы живём, мир, что осваиваем, или освоим в будущем; виды энергии, которые используем. Двадцать пять процентов материи и энергии, что скрыта в ней, в нашем мире, пока не известны, а только предполагаются. Но, – повысил голос капитан, – этот вид материи здесь известен и широко применяется!
— В этом измерении! – догадался я.
— Точно! – подтвердил мои слова капитан.
— А с третьим видом энергии как быть?
— Третий вид материи есть первичная основа вещества. Или по-другому – Бог.
Сказав это, капитан раскурил трубку. Его взгляд был устремлён в безбрежную даль моря. Что видел он там? Для меня это, пожалуй, навсегда осталось загадкой, и было ей имя Вечность.
Мы долго сидели молча, Крайдер всматривался в безбрежные морские просторы, видимо, пытаясь высмотреть какой-то корабль. Потом капитан повернулся ко мне и понуро опустел голову.
— Надо уходить. Ничего не поделаешь, нужен новый взгляд, более молодой, как у тебя, Саша! – обратился он ко мне, – Кстати, ты когда родился?
— Шестого июня 1980-го.
— Ну, тогда понятно, почему тебя назвали Александром.
Капитан замолчал, а потом с интонацией какого-то известного актёра прочитал:

«Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет.
Он бежит себе в волнах на раздутых парусах».

Прочитав эти стихи, капитан посмотрел мне в глаза.
— Не правда ли, чудесно?
— Да, вы хорошо читаете Пушкина, капитан.
— Это не я, а Качалов. Был такой великий актёр. Вот он читал, действительно, здорово.
— А где вы учились?
— У него и учился, представь себе, очень этим горжусь.
— Значит, он был здесь?
— Лучше спроси, Саша, кого здесь не было!
В глазах капитана зажглись весёлые искорки.
— Кто здесь бывал?
— Саша, спроси лучше, кого здесь не было.
Капитан назвал череду имён писателей, актёров и поэтов.
— Значит, тут были все от Сумарокова до Высоцкого?
— Представь себе, Саша.
— А был здесь, например…
Я не закончил фразу, потому что поймал укоризненный взгляд капитана.
— Нет, Саша, Башлачев здесь не бывал.
— Очень жаль. – сразу сник я, – А почему?
— Всё просто. Я его посто не знал, не был знаком с его песнями и стихами.
— А Высоцкого вы знали?
— В какой-то мере, ибо он отражал взгляды моего поколения.
— Постойте, капитан, я понял…
Лев Азимович с интересом посмотрел на меня.
— …Вы представляли себе поэтов по их песням и стихам, и ваши фантазии оживали?!
Капитан согласно кивал головой
— Примерно так всё и было.
Капитан раскурил трубку и о чём-то задумавшись, пробормотал:
— Кратчайший путь к надежде есть фантазия!
Прежде чем потухла трубка, прошло очень много времени, а когда это произошло, последовал вопрос капитана:
— Теперь ты понял, с помощью чего созданы и маяк, и остров?
— С помощью воображения! – вдруг осенило меня.
— Молодец! В тебе есть потенциал, а значит, я не ошибся в тебе, и у меня есть достойный преемник, имеющий право на надежду! А теперь, – капитан поднялся, – я покажу тебе, как работает маяк. Встань сюда!
Капитан встал около большого блестящего ящика. Я повиновался.
— Руку положи точно в этот центр. Вот сюда.
Когда и это было сделано, прозвучало:
— Закрой глаза. Представляй!
— Что представлять?
— Всё, что угодно! – прозвучало в ответ.
И я представил.
Море успокоилось. Из-за туч на тёмном небе выглянула полная луна.  Осмотревшись, она, не долго думая, стала дразнить морские волны, то опуская, то поднимая свою знаменитую дорожку. Вслед за луной в пляс пустились звёзды южных созвездий, а море покрылось множеством крошечных сверкающих точек, а уже затем оно стало переливаться протуберанцами различных форм и оттенков.
Внезапно в дали показалась маленькая едва различимая точка. Она двигалась в направлении, где стоял я. Пока, наконец, я не понял, кто это.
— Кира! Как ты здесь оказалась? – кричал я. Мои слова были подобны грому с небес.
Она также увидела меня и помахала мне. Знаете, её образ до сих пор стоит передо мной: высокая, стройная, одетая в лёгкую накидку из морской волны. На ногах серебряные туфельки. А тёмные каштановые волосы обрамляют такое знакомое милое лицо, освещённое тайной мира, в котором скрыта вечность.
Что это было? Сон или наваждение? Или и то, и другое вместе? Я не мог ошибиться. Это и в самом деле была та, которую я любил. Или это мне так казалось… Потом повестка, сборный пункт, учебка, Гудермес. Потом… А то, что было потом, слилось, спрессовалось в один жуткий длинный день. И имя этому дню — война. Очень странно, но ко всему этому привыкаешь, причём, довольно быстро. Впрочем, всё зависит от человека, да и от характера тоже.
Так всё и тянулось до того рокового случая с растяжкой. Её поставили ребята из соседнего взвода. И в то утро именно я на неё наступил. Уж и забыл при каких обстоятельствах это случилось. Помню только, что возвращались с какой-то операции. Я зачем-то соскочил с брони. Шаг в сторону, и дальше… Я ничего не помню. Очнулся от боли в госпитале. На этом, собственно, всё и закончилось. Дальше только боль, забытьё, потом этот сон, так похожий на правду. Уж и не знаю, чему верить. Что реально, а что нет. Чему верить?
Сумбур моих мыслей был прерван голосом капитана:
— Очнись, Саша, и посмотри вокруг.
Я рывком сбросил обрывки всех своих воспоминаний.
— Пойдём-ка выйдем на воздух. – предложил капитан.
— Я не против, Лев Азимович. А почему так светло?
— С помощью усилителя эмоций ты зажёг весь спектр цветов.
— А это хорошо или плохо? – спросил я, пристально глядя в глаза капитана.
— Сам не знаю, мой друг.
Спускаясь по веренице ступенек, ведущих из башни маяка вниз, мы молчали, предаваясь каждый своим мыслям. Наконец, стоя у подножия башни, капитан сказал:
— О, море, море, сколько же в тебе всего заключено. Нет в тебе ни начала, ни конца. Вечно будешь ты волновать смотрящих на тебя, ибо ты есть ключ к неизведанности!
Всё это очень походило на прощание. Старый поживший человек стоит перед великой водной стихией и вспоминает о пережитом.
— Саша, – капитан повернулся ко мне.
— Да, Лев Азимович!
— Ты должен принять решение и остаться здесь вместо меня.
— Я… Я как-то не могу, вот так сразу…
— Я знаю, тебя не отпускают воспоминания о той реальности.
Я кивнул головой в знак согласия.
— Ну, что же, смотри! – капитан поднял вверх руку.
У меня потемнело в глазах и я увидел тот мир. Больничная палата, моя койка, на которой кто-то лежал и, судя по всему, не подавал признаков жизни. Около кровати стояли трое.
— Поверьте, мы сделали всё, что смогли, но сердце не выдержало. Медицина, увы, не всесильна.
— Скажите, Александр не мучился?
— Нет, сердце остановилось, когда он спал.
— У него был хоть малейший шанс?
— Да, десять процентов, не больше.
— В таком случае, вечная ему память!
У меня всё поплыло перед глазами, превратилось в туман, и я понял, что всё кончено. Кончено с этой реальностью, где я был рождён, какое-то время жил и теперь ушёл. Ушёл навсегда. Это я знал точно. Пути назад просто не было. Всё мое прошлое как будто покрыл туман.
— Очнись, мой друг!
Твёрдая, но дружеская рука капитана легла на моё плечо.
— Странно, капитан. Всё, что со мной происходило там, всё словно в тумане.
— Ничего удивительного, Саша, дороги назад теперь просто нет. Поэтому я ещё раз спрашиваю тебя, согласен ли ты заменить меня и стать новым смотрителем маяка?
— Я согласен, капитан, но у меня есть вопросы.
— Я слушаю.
— Кто были эти трое, когда я умер, там?
— Врач, твоя мама и Кира.
— Как вы думаете, Лев Азимович, она всегда будет помнить обо мне?
Я почувствовал, что мой голос дрожит.
— Конечно, друг мой, первая любовь почти никогда не забывается.
— Я всегда буду одинок?
— Таков твой удел. Надежда всегда одинока, иначе она не была бы надеждой.
— А как работает маяк?
— На чувстве и мечте. А усилитель я показывал.
— Да, я помню. Ручку влево, ручку вправо.
— Именно. Маяк лишь усиливает твои чувства и даёт свет надежды тем, кто его лишён.
— Значит, главное в работе маяка это его смотритель?
— Конечно, друг мой. Без смотрителя маяк просто не смог бы работать.
— А из какого камня сложен маяк?
— Из белого известняка. Почему-то мне хотелось именно так.
— А чем вы будете заниматься, когда уйдёте отсюда?
— Усну, и может быть, увижу львов, как у Хемингуэя.
— Не читал,. – признался я.
— Всё впереди! – подбодрил меня капитан.
— Вот, вообще-то, и всё. Вопросов больше не имею. Вернее, почти не имею. – тут же осёкся я.
— И какой же твой последний вопрос? – улыбнувшись, спросил капитан.
— А чем будете заниматься, когда отдохнёте?
— Не знаю. Может быть, сотворю новый остров и устрою маленькую Африку для себя. В общем, придумаю что-нибудь.
— Вы сказали, что может быть, сотворите остров. Как вы это сделаете?
— С помощью мысли и воображения, конечно.
— Значит, мысль здесь материальна?
— Здесь, Саша, почти всё материально.
— Верю, капитан. Взять хотя бы ваш фокус с трубкой.
— Мой друг! – Лев Азимович улыбнулся улыбкой печали, – Я не фокусник, и если говорю, то говорю правду.
— Но ведь на том стеклянном столике не было трубки?!
— Точно, не было.
— В таком случае…
— С помощью воображения, Саша! Перед тем, как взять трубку, я представил её себе такой, какой хочу её видеть.
— А самый последний вопрос, можно?
— Можно, я всё равно пока буду раздеваться.
— Капитан, что такое жизнь? С чем её, по-вашему, можно сравнить?
— Тебя интересует истина?
— Нет, пока только жизнь.
— Я думаю, что жизнь можно сравнить только с ветром. Никогда не знаешь, куда она тебя вынесет и что тебя ждёт впереди.
Сказав это, капитан снял шорты и рубашку и, бросив их на песок, махнул мне рукой и вошёл в бесконечность моря.
Я долго представлял этого сильного человека, который, рассекая бескрайний морской простор, направляется к только ему ведомой цели. Может когда-нибудь он достигнет другого берега и, лёжа на песке, действительно увидит львов, хотя бы и это было во сне. Во всяком случае, мне бы этого очень хотелось.
Незаметно настала ночь. На чёрном бархате неба высыпал бисер звёзд. На берегу стоял человек и пристально смотрел в морскую даль.
— Тишина, слышишь ли ты меня?
Ответа не последовало. Не сказав больше ничего, человек повернулся и направился к башне маяка. Вскоре там загорелся огонь. Он был похож на сияние далёких звёзд. Каждый, кто видел этот огонь, видел что-то своё, то, что будет с ним вечно. А общим для всех, кто видел его, было право – право на надежду. Да будет так!

Автор благодарит Юрия Васильевича Янина.