Штурмовой батальон

                Штурмовой батальон.
                1
      -Сразу хочу пояснить, - рассказывал Виталий Васильевич, - особисты нас не пытали. Сейчас много всяких россказней, будто всех наших пленных особисты пытали. По возвращении из плена.
      За всех, конечно, не скажу. Может быть, кого-то и пытали. Но не нас.
      Да, просидели мы со Стёпой в особом отделе армии, в Красной Руде, почти две недели. Сидели в здании школы, под охраной энкаведэшников.
      В первые два дня рассадили в разные классы и заставили подробно написать – где, когда, при каких обстоятельствах попали в плен. Ещё про лагерь, где я содержался. И снова подробно о том, как удалось сбежать из плена.
      Дня через три следователь устроил нам с товарищем перекрёстный допрос. Пытался поймать на нестыковках, да, видимо, нестыковок серьёзных не получилось.
      Потом про нас дней на десять забыли. Думаю, запросы отослали и ждали ответы.
      Находились мы в одном из классов. Парты были сдвинуты к стене и составлены штабелями. На полу навалена солома, на которой валялись, сидели на спинках парт, подоконниках ещё человек двадцать. В основном это были литовцы и белорусы, задержанные патрулями за разные провинности. Из военнослужащих находились здесь только мы со Стёпой.
      Кормили неплохо. Возможно, где-то недалеко располагалась полевая кухня. Каши, суп из концентратов, картошка, хлеб-чернушка или сухари. Правда, всё это без какого-либо намёка на жиры и тем более на мясо.
      Местные жаловались на скудный стол. А мы усмехались – посидели бы они в лагере у немцев, сразу бы поняли преимущество этой  кухни.
      Через зарешечённые окна, сквозь приоткрытую створку, некоторым местным задержанным родственники передавали дополнительную еду и курево. Охрана на подобные вольности смотрела сквозь пальцы. Скорее всего, и им из передач небольшая мзда перепадала.
      В один из дней нас вызвал следователь. Мы стояли перед ним, переминались с ноги на ногу и ожидали решения нашей судьбы.
      Следователь сидел за столом, изучал бумаги. Потом исподлобья посмотрел на нас и объявил:
      -Значит так, пособники Гитлера! Пришли документы на вас. В них есть подтверждение о вашей прошлой службе в Красной Армии. Характеристики, в целом, положительные. Даже правительственные награды у вас были.
      Мы оба громко выдохнули. Напряжение отпустило.
      -Рано радуетесь, - усмехнулся следователь, - хорошие характеристики  отнюдь не обеляют от пособничества фашистам. В плен попали, не застрелились, в лагере сидели, укрепления для немцев строили. Ведь так?!
      Мы понуро кивнули.
      -Вот я и говорю, - продолжил он, - пособничество налицо. Но великая наша Родина и товарищ Сталин решили проявить к вам великодушие и дать возможность собственной кровью смыть позор плена.
      Принято решение - направить вас в формируемый штурмовой батальон. Вот предписания. Через два дома по улице расположена комендатура. Явитесь туда, а дальше вас направят к месту формирования.
      К вечеру нас и ещё человек сорок мобилизантов усталый старшина-сапёр доставил в учебный лагерь, расположенный южнее Калварии на озере.
 
                2

      Почти месяц, конец сентября и начало октября мы занимались боевой учёбой и тренировками в преодолении оборонительной линии, сильно насыщенной инженерными сооружениями.
      По слухам из сапёрной роты должны были сформировать штурмовую группу. Задачи для неё ставились самые разные: разминировать проходы для танков и пехоты; окружать и уничтожать доты, выжигая их огнемётами или подрывая фугасами; сражаться против фашистов в городах. Одним словом, быть на острие наступления. А в том, что наступление начнётся в самое ближайшее время, никто не сомневался.
      Степан и раньше многое умел из того, чему учили. А вот мне пришлось основательно учиться некоторым новым военным специальностям.
      Командиром группы был назначен сапёрный капитан. Он хорошо разбирался в фортификационных сооружениях, знал подрывное дело, умел пользоваться огнемётами.
      Говорили, до войны и у нас в войсках были огнемётные подразделения, и даже танки специальные – огнемёты. Но при отступлении они не очень-то и нужны, да и при наступлении не всегда необходимы, особенно на своей территории.
      Дошли войска до Восточной Пруссии, и им огнемёты потребовались.
      Группу сформировали  из двух рот, четырёх взводного состава каждая. Во взвод входили три отделения. В каждом по два-три сапёра-подрывника, огнемётчик с огнемётом ранцевого типа, пулемётчик с «дегтярёвым» и три-четыре бойца широкого профиля – для резки колючки, разминирования проходов.
      Такой взвод придавался танковому взводу. Отделение должно было располагаться на танке или САУ и поддерживать прорыв, разминируя проход для танка, подрывая противотанковые сооружения, обеспечивая его продвижение.
      Почти неделю отрабатывали в лагере слаженность с танкистами. Ходили в учебные атаки, на озере учились преодолевать водные преграды.
      Тренировали нас очень серьёзно. Вплоть до того, что якобы к вражеским траншеям подползали под настоящим пулемётным огнём. Честно сказать, стреляли значительно выше человеческого роста, но свист пуль был отчётливо слышен.
      Удивляло ещё и то, что патронов не жалели. Видимо, дожили до того момента, что патронов, гранат, снарядов накопили действительно много.
      Кормили очень хорошо. Каши с мясом, суп наваристый, с кругляшками жира поверху. Чай с сахаром. Хлеба в достатке. Почему про еду так часто упоминаю? Да почти всю войну воевали  впроголодь. Особенно в сорок третьем.
      Когда в обороне стояли, то кормили нормально, хотя и без теперешнего шика. Но вот только наступление – и всё. Тылы отстали, кухня -  Бог знает где. Тогда сухари, концентраты, мучная болтуха; тушёнка – как праздник.

                3

      Наступление началось шестнадцатого октября в девять тридцать. Сначала «катюши» ударили эрэсами. Потом тяжёлая артиллерия вступила. Мы не на передовой стояли, чуть в глубине, километрах в двух от линии фронта. Однако громыхало так, что земля под танком тряслась.
      После одиннадцати часов пронеслись группами штурмовики и бомбардировщики. Прошлись по вражеской обороне. И почти сразу взвились зелёные ракеты. Это уже для нас команда – выдвигаться на исходные позиции.  Заурчали моторы тридцатьчетвёрок. И танки вместе с десантом двинулись к линии фронта.
      Наша группа наступала в составе пятьдесят восьмого гвардейского стрелкового полка. Первую траншею преодолели сходу. Немцы из неё отошли назад и отдали без боя.
      Танки смяли проволочные ограждения перед ней. А ещё ночью сапёры сделали проходы в минных полях, колышками обозначили пути движения.
      После первой траншеи уже нам пришлось спешиться и двигаться  впереди танка. Степан дал команду двум сапёрам с миноискателями выйти вперёд и намечать коридор для нашего продвижения.
      Немцы всё ещё не очухались. Артиллерия и миномёты продолжали обстреливать третью траншею. Взрывы вспахивали землю впереди, в полукилометре от нас. До второй траншеи оставалось метров триста-четыреста. Минёры проверяли проход, а мы устанавливали колышки для прохода танка.
      Перед второй траншеей пришлось замедлиться. Впереди виднелись три ряда колючей проволоки. Сапёры пройти через заграждения сразу не смогли. Мы попробовали резать колючку ножницами, но начали подрываться противопехотные мины. Степан приказал подрывать заграждения противотанковыми гранатами, чтобы не пострадать самим.
      Отделение спряталось за танком. Один из бойцов метнул гранату, но не совсем удачно. Метнули ещё и ещё. Раскидало колючку взрывами.  Прошли сапёры с миноискателями, мы следом, а потом и танк двинулся.
      Добрались до второй траншеи. Там, кроме нескольких тел погибших немцев, никого не было. Судя по тому, что трупов обнаружили мало, стало ясно – и во второй траншее основных сил не располагалось. Только наблюдатели. Артиллеристы перепахали окопы так, что почти ни одного целого не осталось.
      Двинулись дальше. К третьей траншее. Наша артиллерия стихла. Почти сразу с нескольких сторон раздались пулемётные очереди. Пули зацокали по башне танка, с вжиканьем отскакивая в стороны. Заставили нас залечь чуть в стороне от машины.
Танк крутанул башней. Жахнул выстрел, через несколько секунд другой. Пулемётный огонь стал реже.
      Негромко тявкнула немецкая противотанковая пушка. Снаряд пробил борт двигавшейся параллельно с нами тридцатьчетвёрки. Экипаж, открыв люки, начал выбираться из горящего танка. На одном из танкистов горел комбинезон.
      Немцы тут же из пулемёта скосили горящего, а два других сразу упали в болотце рядом с танком. В танке начали рваться боеприпасы. Мощным взрывом сорвало башню.
      Двигавшаяся за нами самоходка с первого выстрела сбила вражескую пушку. Всё это мы наблюдали, спрятавшись за наш танк.
      Он рыкнул мотором, выпустил сизое облако солярного выхлопа и медленно двинулся вперёд. Мы поднялись и потрусили следом, прикрываясь его бронёй.
      Самоходка приотстала. Беглым огнём она била по пулемётным точкам противника, гася его сопротивление.
      Спустя какое-то время добрались до немецкой траншеи. Танк наполовину пересёк траншею, и, развернув башню, расстреливал из пулемёта убегавших вдоль  окопов немцев, решивших спастись в блиндаже.
      Ухнуло танковое орудие. Разворотило фугасом вражеское укрытие. В воздух подняло брёвна перекрытий, землю и остатки вражеских тел.
      Взяли мы третью траншею. Продвинулись чуть вперёд. На западе в паре километров обозначилось село.
      Поступила команда – собраться нашей группе в кулак. На перекрёстке грунтовой дороги командир танковой роты выстроил машины в колонну, сзади расположив самоходки.
      Степан сказал, что, скорее всего, сейчас двинемся к селу и попытаемся его захватить сходу. Но по радио пришла команда, начать движение на юг.
      Сколько удалось проехать? Километр – два? Из рощицы справа раздались пушечные выстрелы. Мы к ней бортами танков оказались. Сразу головной танк загорелся. Мы сыпанули с брони. Танки развернулись к рощице и двинулись вперёд.
      Попали мы во вражескую засаду. В роще у немцев была установлена противотанковая батарея. Повезло. Только один танк фашисты подбили.
      Разошлись танки и самоходки в цепь. Мы тоже цепочкой двинулись, следом за танками. Рощица так себе. Может быть, метров двести по фронту. Всем думалось, сейчас в клещи возьмём, враз немцев выкурим.
      Но не тут-то было. До рощи метров триста оставалось, когда немцы начали нас минами закидывать. Это, скажу, не пулемётный огонь. За танки не спрячешься. Осколками быстро посечёт. Пришлось пехоте залечь.
      Танки тоже остановились. Куда им без пехоты? Фаустники из засады мгновенно пожгут. Появилось тогда у немцев новое оружие – фаустпатроны. Это труба такая со спусковым крючком. Впереди на конце бочонок-граната. Стреляет недалеко, может быть, метров на сто, а эффективно – ещё ближе. Были и другие гранатомёты. У них труба длиннее, щиток защитный. Вот они-то более опасны. Стреляли метров на двести. Пробиваемость брони хорошая. Не только тридцатьчетвёрку, но и тяжёлые танки могли пробить в лоб.
      Остановились танки. Самоходки со второй линии подтянулись. Давай рощицу фугасами перепахивать. Кусты, стволы дубов, берёз, клёнов мощными взрывами в воздух стало подбрасывать.
      Минут десять молотили по роще. Передний край её метров на пятьдесят вглубь расчистили. Ну, думаем, всё! Хана немцам.
      Моторы заурчали. Снова танки вперёд двинулись. Мы следом идём, автоматы наготове. До рощицы уже меньше сотни метров оставалось. Всё, думаю, расколошматили вражескую засаду.
      Вдруг снова выстрелы. И уже не из рощи, а правее и левее – из-за кустов. Слева от нас тридцатьчетвёрке гусеницу разворотило, а справа семьдесят шестую самоходку подожгли.
      У немцев к концу войны очень приличные противотанковые пушки встали на вооружение. Семидесяти пяти миллиметровые, длинноствольные. Похожи они были на нашу сорокапятку. Только ствол длинный, с пламягасителем. Низкие, чуть больше метра, потому даже в самых небольших кустах их замаскировать было несложно. И раскрашены соответственно, в тёмно-серый цвет с бурыми и зелёными пятнами. Предполагаю, такие пушки против нас и действовали.
      Снова наши танки и самоходки встали. Снова дуэль с немецкими пушками началась. Вроде бы одну пушку сбили, а другая сама замолчала. Но тут из-за рощицы слева выползли две тройки – танка Т-3, а следом и самоходка. За ними пехота, до роты. Пошли немцы в контратаку.
      У нас танков с самоходками, живых, не подбитых, больше десятка. А они – хоть бы что, прут, не боятся. Медленно ползут в нашу сторону.
      Опять наша пехота залегла. К чему ей в танковой дуэли участвовать? Началась танковая перестрелка, в которой так вот до вечера и дотянули.
      Пришлось окапываться по обе стороны дороги. Танки и самоходки боезапас основательно израсходовали, а без него куда дальше наступать? На этой дороге мы и закончили первый день наступления.

                4

      Ночью подошли тылы. Пополнили боеприпасами подвижную технику. Приехала кухня. Похлебали горячего супа, кашей с тушёнкой добавили. Потом снова в передовую линию, в наши неглубокие, временные, окопы.
      Отоспались со Степаном нормально. Тыловики сами охранение выставили на ночь, дали перед наступлением отдохнуть.
      Утром снова покормили горячим. Выдали сух пай, пополнили боеприпасы. Танки и самоходки заправили горючкой.
      Ночью в тыл к немцам ходила разведгруппа. Оказалось, под покровом темноты немцы тихо снялись с позиций и отступили. Куда? Пока было непонятно.
      Задача оставалась старая. Двигаться в юго-западном направлении, по возможности, прикрывая левый фланг армии. О соседях, из другой, тридцать первой, армии никаких данных не было. Честно сказать, сильно это нервировало. Наступаешь, а слева – непонятки. Вдруг соседи отстали, да ещё на несколько километров, и  фланг открыт. Полк хоть и полнокровный, почти две тысячи человек, но распылять его силы нельзя. Наоборот, в кулаке держать надо.
      Вперёд двинулись часов в одиннадцать. Медленно и осторожно. В голове колонны отряд мотоциклистов с ручными пулемётами на люльке. Каждую рощицу, каждую группу деревьев, а иной раз и кустарник из пулемётов прочёсывали. Засады боялись.
      Очень осторожно через лес двигались. По роте из первого батальона справа и слева от дороги прочёсывать послали. Пока пехота не убедилась, что впереди нет врага, не трогались.
      К концу дня вышли к окраине небольшого, бывшего раньше польским, городка. Со стороны немцев сопротивления всё ещё не было.
      Среди бойцов прошёл слух – впереди граница с Восточной Пруссией. Поступила команда – выставить охранение и готовиться к отдыху. Заняли на постой несколько домов и хозяйственных построек на северо-восточной окраине города, танки поставили так, чтобы сразу вступить в бой, в случае выступления немцев с запада.
      Ночь прошла спокойно. Думаю, немцам не до наступления было.
      Утром с северо-востока подошли остальные полки нашей восемнадцатой гвардейской стрелковой дивизии. Они сходу развернулись в боевые порядки и начали наступление севернее городка.
      Целый день на границе кипел бой. Наш полк с утра медленно продвигался по городу в сторону государственной границы. Слева было большое озеро, справа развернулось сражение. Наша группа на танках осторожно миновала центральную площадь с костёлом. На окраине танки и самоходки остановились. Мы спешились.
      Впереди, в паре сотен метров, начиналась немецкая территория. Вдоль границы тянулось несколько рядов колючки. Последний ряд, как в лагере для военнопленных – высокие г-образные столбы с колючей проволокой, нависающей вперёд. Сразу за столбами и перед колючкой – бетонные надолбы. Это заграждения от танков.
      Пригибаясь, двинулись вперёд цепью.
      Метров за пятьдесят до границы, с той стороны, с холмика, ударили пулемёты. Засвистели мины.
      Залегли мы. Пушки танков и самоходок открыли ответный огонь. Раза три пытались подойти к рубежу, и всякий раз попадали под миномётный обстрел и пулемётный огонь.
      К полудню командир полка принял решение – штурмовать границу на пограничном пункте. Там бетонных заграждений не было. Только стальные ежи, сваренные из кусков рельсов, перегораживали дорогу.
      Понятное дело, тут у немцев было всё заминировано и хорошо пристреляно.
Танки и САУ отползли назад. Заняли удобные позиции. Нам дали возможность немного отдохнуть и приготовить спец заряды и оборудование к разминированию.
      Спустя час танки и самоходки начали пристрелку. Первыми  выстрелами разворотили пограничную будку и казарму пограничников. От здания бывшей нашей погранзаставы до линии пересечения было, думаю, метров сто. Справа - место открытое, а слева озеро.
      Вперёд двинулись сапёры с миноискателями из соседней сапёрной роты. На них  надели бронекирасы. Это тоже было нововведением.
      Говорили, что кирасы хорошо защищают от осколков, пистолетных и автоматных пуль и чуть хуже, от винтовочных и пулемётных. Ползать в них было неудобно, но вот бежать в атаку или идти в рост – вполне терпимо.
      Сапёры двигались осторожно. Проверяли миноискателями дорогу. Перед самой границей немцы открыли ураганный огонь из пулемётов и винтовок и засыпали минами.
      Наша подвижная артиллерия тут же ответила по обнаруженным огневым точкам, но было поздно. Ребят, несмотря на то, что надели броники,  успели изрешетить пулями.
      Одно оказалось хорошо: по всему выходило, у немцев не было здесь противотанковой артиллерии, да и мин противотанковых до границы обнаружили всего две.
      Передохнули немного. И теперь уже наш сапёрный взвод послали на разминирование. Сначала тоже хотели бронекирасы натянуть, но уж больно неудобно в них было заниматься сапёрными делами. Так и остались кирасы лежать в кузове полуторки.
      Вперёд двинулся танк. Шли группой слева от него, прикрываясь его бронёй от вражеских выстрелов. Перед границей, где большей частью и погибли ребята другого сапёрного взвода, танк встал. Развернул башню чуть вправо и пару раз выстрелил по высотке.
      Сунулись мы вперёд, но снова шквальный огонь из пулемётов и винтовок. Еле успели отползти назад.
      Ещё раза три пытались пойти на разминирование, да куда там. Огонь такой, из-за танка не высунешься. Только пули по броне звенят.
      Командир полка по рации через танкистов нас понукает, мол, давайте орлы вперёд, на вражескую землю. Понукать легко. Сам бы здесь посидел. Даже за танком человек семь ранеными и убитыми потеряли.
      Танки и САУ непрерывно стреляли. А толку что? У немцев  много окопов отрыто. Они по ним умело перемещаются. То в одном, то в другом, то в третьем месте  пулемётные точки оживают.
      Долежали мы так до сумерек. С севера тоже отчётливо грохот канонады доносился, но и он постепенно стих. Потом уже узнали, прорвала там восемнадцатая гвардейская границу, и в прорыв войска вошли.
      Захмурело к вечеру. Дождик пошёл. Облака низко погнало. Немцы одну за одной осветительные ракеты запускают, но облака низко. Весь свет в небесную хмарь уходит.
      Пулемётный огонь стал сходить на нет, можно предположить, испугались немцы окружения и стали отводить свои силы в тыл.
      Тут уж и мы не растерялись. Принялись проход на дороге разминировать. Метров на сто, а то и больше, её очистили. В ежи шашки тротиловые заложили, чтобы их в сторону откинуть. По команде рванули ежи. Освободили дорогу.
      Вражеский огонь совсем на нет сошёл. Видимо, немцы только заслон оставили, да и тот уже разбежался.
      Танки и САУ колонной за первым выстроились и медленно вперёд тронулись. Ещё с километр, наверное, находили противотанковые мины. Обнаружили и подорвали несколько зарытых на дороге фугасов. Противопехотные мины снимали десятками.
      Вот так вошла на немецкую территорию наша ударная группа. Повезло. Ни одного танка не потеряли. А вот сапёров десятка три ранило и нескольких убило.
      Удачно вошли. Слышал потом, что где-то вообще без боёв попали, и  даже там кинохронику корреспонденты снимали. У нас бы с кинохроникой не получилось.

                5

      Кончилась зона минирования, но мы ещё несколько сотен метров проверяли дорогу. Поступила команда – грузиться на танки и самоходки и двигаться вперёд.
      Танки вытянулись колонной. Урча моторами, неспешно двинулись по грунтовке. Миновали перелесок. Впереди стрекотали мотоциклетные моторы разведвзвода танкового полка.
      Сразу за перелеском дорога начала вилять между холмами. В темноте ночи казалось, за каждым холмом, за каждым поворотом ждёт нас засада. Что каждую минуту кто-то наводит прицелы пушек на наши танки, досылает патроны в патронник, вставляет в пулемёт ленту.
      Очень неприятное ощущение. И всё от того, что двигались по чужой, враждебной, земле.
      Слева вдоль дороги стали появляться дома и сельхоз постройки  немецких бюргеров. Чувство страха ещё больше усилилось. Проплывавшие мимо здания угрожающе вглядывались в нас тёмными глазницами окон.
      Миновали, в конце концов, деревню. Впереди, в полукилометре, угадывалось чуть подсвеченное здание. Танкам поступила команда, развернуться в линию, а пехоте, то есть нам, спешиться.
      Впереди оказалась станция железной дороги. На запасном пути стояла бронированная мотодрезина, а с прицепленного к ней вагона группа немецких автоматчиков разгружала ящики. Наше наступление для них оказалось настолько неожиданным, что разоружить их удалось без выстрелов.
      Хотели уже дальше двигаться, да не тут-то было. Из-за холмов выползли немецкие танки и самоходки, а из леса слева появились автоматчики.
      Залегли мы вдоль железки. Станция у них как бы в овражке получилась, так вот, мы по краю обрыва и устроились.
      Наши танки и самоходки на той стороне, мы на краю оврага, а впереди на подступах цепи наступающих немцев и их тяжёлая техника.
      Комбат головного батальона полка приказал отсекать оружейным огнём  вражескую пехоту от танков. Открыли мы шквальный огонь, уложили немцев на землю. Танки и самоходки замедлились. Тоже поняли, без пехоты наступать сложно.
      В этот момент наши танковые и самоходные пушки огонь открыли. Да бестолку!  В темноте точно попасть трудно.
      Ещё несколько раз поднимались немцы в атаку, но, попадая под кинжальный огонь, снова укладывались на землю. Подбили фашисты нашу самоходку. Правда, и мы огнём нанесли урон. Справа через железнодорожный переезд несколько наших танков зашли немцам во фланг, подожгли одну вражескую машину, а остальные загнали обратно в лес.
      Во встречном бою так и встретили первый рассвет на немецкой территории. Утром немцы откатились в лес, оставив перед станцией в поле несколько десятков убитых, разбитую машину и догорающий танк.

      Целый день отдыхали. Пополнялись боеприпасами и горючкой. Оживления у немцев не наблюдалось.
      К вечеру ушла вперёд разведгруппа. Мы всю ночь оставались наготове. Соприкосновение с противником было утрачено, поэтому все испытывали чувство постоянной опасности.
      Разведчики вернулись далеко за полночь. Они уходили вглубь немецкой территории километра на четыре и противника не обнаружили. Командир полка сразу приказал выдвигаться боевой группе в прорыв.

      Прошли в ночи населённый пункт, миновали небольшой кусочек леса. Рассвет встретили на его западной окраине. Двигались неспешно, снова используя впереди подвижную мотоциклетную группу.
      Миновали ещё пару селений и снова втянулись в лес. В лесу опять впереди двигалась пешая разведка, по правую и левую стороны от дороги.  Опасались засады ещё и потому, что было непонятно, куда подевалась противостоявшая нам у железной дороги вражеская часть.
      Километра через два разведчики засекли противника. Судя по всему, немцы ничего не подозревали о нашем наступлении.
      Впереди, в лесу, расположился посёлок. По рации пришло распоряжение командира полка сходу захватить его.
      Танки и самоходки, с нашим десантом на броне, набрали скорость и неожиданно ворвались в селение. Несколькими выстрелами танки разбили стоявшие перед высоким трёхэтажным зданием немецкие бронетранспортёры. Фашисты сколько-то  раз выстрелили и разбежались по сторонам.
      Потом, позднее, говорили меж собой солдаты, что ворвались мы в охотничьи поместья одного из самых главных фрицев, то ли Гимлера, то ли Геринга, и разогнали его хвалёную охрану.
      Почти сутки блукали мы в этих лесах. Натыкались на небольшие группы немецких солдат. Они при нашем приближении или сдавались, или уходили в лес. Случались и огневые стычки, но серьёзно нигде с врагом не сталкивались.
      Лес у немцев другой, отличный от нашего. Высоченные сосны и ели, дубы столетние в три обхвата, липы и берёзы и ещё какие-то деревья, которые у нас не растут. Но не это главное. Главное, подлеска, кустов мало, сухостоя нет, и валежник почти отсутствует. Такое впечатление – по парку движешься. И лес-то немаленький. Только мы по нему, думаю, не меньше двадцати километров намеряли. Определяющее в том, что нет в нём нашей запущенности.

                6

      К утру выбрались  из леса. Выбраться выбрались и почти сразу упёрлись в большое озеро. Обходили его справа.
      На излучине ворвались в населённый пункт. Защищали его немцы отрядом народного ополчения, или, как у них говорили, «фольксштурмом». Выстрелили они несколько раз из фаустпатронов, постреляли из винтовок и пулемётов и разбежались.
      Дальше наша штурмовая группа проехала под насыпью железной дороги и оказалась на дороге, отсыпанной щебёнкой. Осмотрелись. Справа небольшое озеро и болотистая пойма, слева большое озеро. Перешеек насыпной, метров пятьдесят шириной. Подумалось сразу – если бы немцы здесь засаду устроили, могли бы надолго нас остановить. Да, повезло нам.
      Теперь группа двигалась по шоссе. Следом за нами в колонну на автомашинах вытянулись подразделения пятьдесят восьмого гвардейского полка.
      Почти сразу миновали маленькую деревню. Медленно продвигались. Дорога хоть и прямая, но вдоль неё холмы справа и слева. Вдоль дороги деревья высажены, мощные стволы группу в маневре ограничили. А за каждым холмом засада чудилась.
      Километра на два продвинулись, и с холма стали видны строения железнодорожной станции, трубы мастерских, а дальше, за ней, двух-трёх этажные здания домов города.
      Остановилась колонна. Доложили командиру полка. Тот, похоже, в дивизию обратился. Почти час стояли, ожидая решения верхних командиров – штурмовать город своими силами или дожидаться подкрепления.
      Своих сил не так уж и много осталось. В голове колонны всего шесть тридцатьчетвёрок и, максимум, рота нас – сапёров. Полк тоже потерял народу достаточно, но, предполагаю, боевых штыков тыщи полторы осталось. В хвосте колонны дивизион самоходок. Он – почти полностью. Машин двадцать. Из них сто пятьдесят вторых, тяжёлых, половина
      Силы – не ахти. Но и малыми не назовёшь. На войне по-разному бывало. Небольшие городки иной раз и полком брали, а, случалось, и село целой дивизией взять не могли.
      Наверное, командиру полка пришла команда штурмовать город. Командир решил на хитрость пойти. Приказал разведчикам переодеться в немецкие масхалаты и вместе с подвижным мотоциклетным отрядом ворваться в город. Там, впереди, река у города. Главное для группы – захватить мост.
      Мотоциклетный отряд сходу проскочил железнодорожный переезд и без боя овладел мостом через местную речку.
      Наш десант мчался на полной скорости следом. Без задержек миновали железнодорожные пути. Проскочили мимо старого кладбища. На перекрёстке проехали прямо. Узкий железный мост через речку проходили осторожно. Перед мостом и за ним стояли и располагались в отрытых окопах ребята из разведгруппы.
      Впереди над парком возвышалась квадратная башня с пирамидальной крышей и крестом сверху. Сразу за мостом началась брусчатка с хорошим, ровным, камнем. Гусеницы танков залязгали по ней.
      Проехали мимо башни и церкви, мимо трёхэтажных домов под красной черепицей и выбрались на огромную площадь.
      В центре площади стояли двух и трёх этажные здания, можно предположить, местной фашистской администрации. Перед зданиями – памятники. Над трёхэтажным зданием на флагштоке развевался огромный алый флаг, со свастикой в белом круге.
      Наше появление в центре было столь неожиданным, что редкие прохожие, стоявшие под сбросившими листву деревьями, изумлённо открывали рты и крестились. Ещё большее удивление вызвало у них появление вслед за нами колонны полка на автомашинах.
      Славяне по команде начали выпрыгивать из кузовов автомобилей. Кто-то из пехотинцев из пулемёта снёс флагшток со свастикой. Не меньше взвода направилось в каждое из административных зданий, выяснять, кто из местной власти там находится.
      Жители города почти мгновенно разбежались по домам. Несколько автоматчиков поднялись в островерхую башню церкви, расположенную сразу за административными зданиями.
      Начавшуюся было пальбу в небо из автоматов и винтовок очень быстро прекратили командиры взводов и рот. Радоваться лёгкому захвату города было рано.  С северо-восточной окраины донеслось уханье пушек, разрывы снарядов и оружейная стрельба. По всему выходило, что там наши столкнулись с немецкими частями, которые оказывали сопротивление.
      Через некоторое время из окна башни вывесили красный флаг. Кто-то догадался оторвать от вражеского флага кусок красной материи и, приладив к палке, выставить его над площадью. Этот ярко-красный кусочек на всю жизнь запомнился на фоне серого немецкого неба.
      Сколько мы пробыли в центре города? Ну, может быть, час. Поступила команда для нас – пересесть на самоходки и захватить господствующие высоты на южной стороне города.
      Тронулся наш отряд в южную сторону. Только выкатили с площади, а на развилке навстречу немецкая автоколонна с боеприпасами. Самоходка пушку на первую машину навела. Мы посыпались с брони разоружать сопровождение.
      Тут же один из лейтенантов, кое-как по-немецки, но выяснил, что колонна везла боеприпасы для сто тридцать первой пехотной дивизии немцев, части которой должны были оборонять город, и штаб которой размещался в помещении танковой школы, находящейся в западной части города. Срочно послали связного с донесением к командиру полка сообщить о вновь открывшихся обстоятельствах. А нам пришлось выставить охрану около вражеской колонны.
      Из штаба примчался нарочный на мотоцикле. У него был новый приказ относительно нас. По нему следовало развернуться и выступить по той самой дороге, по которой мы въехали в город.
      Колонна развернулась. Снова миновали главную площадь. Проследовали мимо старой церкви и перед мостом свернули налево.
      Здесь, на пустыре, у немцев были отрыты траншеи для обороны моста. Вот их-то наша штурмовая группа и заняла. А справа, через дорогу, траншеи заняли бойцы второго батальона полка.
      На другой стороне реки была большая луговина. Лишь вдоль дороги, от железнодорожного переезда к мосту, стояло несколько одно и двухэтажных домов. Впереди, в паре сотен метров, находилась развилка, в основании которой располагалось среди высоких деревьев старое немецкое кладбище.
      Вовремя мы заняли оборону. Опоздай минут на двадцать, вполне могли бы проворонить мост. Ещё толком разместиться не успели, когда с той стороны прибежал разведчик и сообщил, что с запада по шоссе к развилке движется немецкая танковая колонна и до батальона мотопехоты на грузовиках и бронетранспортёрах.
      Разведчик ушёл в город, сообщить об этом лично командиру полка, а командир группы, капитан (не помню теперь уже его фамилию) приказал артиллеристам предать информацию в штаб по рации, а самим готовиться к отражению атаки.
      С военной точки зрения позиция досталась нам отличная. Перед нами – река. Наш берег метра на два-три выше противоположного. Заливная луговина на противоположном берегу, как на ладони.
      Между тем, на дороге от второго, дальнего, кладбища показался головной отряд из нескольких мотоциклистов, а за ним среди деревьев мелькнул серый немецкий танк. Комбат крикнул нашему командиру, чтобы мотоциклистов беспрепятственно пропустили через мост, а если первыми пойдут танки, бить по ним до моста, по возможности так, чтобы загородить дорогу для других танков.
      Отряд мотоциклистов остановился на развилке. Было видно, как немцы переговариваются между собой, жестикулируют руками. Показывают в нашу сторону. А мы затаились в траншеях, стараясь ничем себя не выдать. Самоходки стояли чуть на отдалении, за домами, и их с развилки, пожалуй, было не видно.
      На нашей стороне реки, у моста, появился кто-то из состава батальона в немецкой кепке и масхалате. Закричал по-немецки, замахал призывно руками. Мотоциклисты рыкнули моторами и, набирая скорость, поехали к центру города.
      Миновали мост, проехали к старой церкви и на повороте в сквере были перехвачены бойцами из батальона.  Хлестануло несколько автоматных очередей, огрызнулся немецкий пулемёт и почти сразу стих.
      Тем временем на развилку въехал бронетранспортёр с пехотой, остановился, пропустил вперёд танк «тигр», а потом двинулся за ним следом. Спустя несколько секунд на развилке показалась колонна автомашин с солдатами.
      Танк уже подползал к сужению перед мостом, когда громко жахнула из-за дома САУ 152. Этот выстрел нужно было видеть. Башня тяжёлого тигра слетела и оказалась в огородах в паре десятков метров от моста. По колонне открыли огонь другие наши самоходки, меньшего калибра. Бронетранспортёр, двигавшийся следом за тигром, разбило сразу несколькими попаданиями. Но, нужно честно признать, немцы очень быстро сориентировались в боевой обстановке.
      Солдаты мгновенно рассыпались с машин, оттянулись к кладбищу и залегли. Было видно, как они среди деревьев, стоящих с редкими осенними листьями, устанавливают ротные миномёты, подготавливают пулемётные точки, готовясь к штурму города.
      Но и наши, из батальона, почти сразу стали закидывать минами противника, не давая им закрепиться и подготовить атаку.
      По приготовлениям стало понятно, подошла выученная боевая воинская часть, а не какой-нибудь плохо обученный "фольксштурм".
      Спустя минут десять из-за дальнего кладбища ещё выехали тигры и пантеры. Среди них была пара самоходок «Штурм» и большое самоходное орудие «Элефант», так теперь называли мощные самоходки «Фердинанды».
      Расположились они прямо на дороге перед кладбищем, спрятавшись за дома и  постройки. Немецкие орудия дали залп, пехота поддержала залпом миномётов. Подрывы снарядов и мин накрыли траншеи оборонявшегося по ту сторону дороги батальона. Нас, к счастью, пока не заметили.
      Прибежал Степан, передал приказ командира группы – охранять самоходки и ни в коем случае не допустить форсирования реки немцами.
      Форсировать речку немцы теоретически могли. По октябрьской осени глубина реки местами не превышала метра. Кроме того, через неё рядом с нами был перекинут деревянный пешеходный мост, и ещё два навесных мостика неподалёку.
      Под прикрытием артиллерии, танков и миномётного огня немецкие пехотинцы огородами, среди домиков и кустарников пробирались к мосту. Надеялись захватить его одним броском.
      Из-за домов снова выстрелила наша мощная самоходка. Сильным подрывом снаряда разрушило двухэтажный дом с пулемётной точкой на чердаке. Осела пыль, и тут же стала видна прятавшаяся за ним «пантера».
      Почти сразу из нескольких точек по ней ударили наши самоходки. Было слышно, как со скрежетом попадают в её броню снаряды. Но вот и кумулятивным в неё угодили. Вражеский танк выпустил чёрные клубы дыма и замер, теперь уже окончательно.
      В свою очередь, выстрелом из «Элефанта» была подбита и наша, семьдесят шестая, самоходка. Я из траншеи хорошо видел, как выпрыгивали из открытой кабины трое членов экипажа, одетые в черные комбинезоны и танковые шлемы. Самоходка быстро вспыхнула, засверкала ярким пламенем, а спустя ещё несколько секунд в ней стали рваться боеприпасы.
      Ещё раз выстрелила вражеская самоходка и снова разбила самоходное орудие.
      Пехота немцев накопилась перед мостом, среди домиков и построек, и по команде поднялась в атаку. Несколько пулемётов и десятки автоматов батальона разом открыли огонь по наступающим, сметая их с дороги, гася наступательный порыв.
      Залегли немцы. На мосту и перед ним осталось лежать не меньше двух десятков убитых и раненых. Справа за мостом, в трёхэтажном нежилом здании прочно засели вражеские автоматчики. Установили пулемёты на верхних этажах и начали простреливать дома и траншею на нашем берегу, в которых располагались бойцы батальона.
      По рации (или ещё как-то) сообщили артиллеристам. Сто пятьдесят вторая самоходка выползла на прямую наводку и за несколько минут двумя выстрелами превратила дом в руины.
      Перестроились немцы. Поняли – лобовой атакой мост захватить сложно. Попробовали правее, через наши мостики, перебраться через речку. Место для наступления очень неудобное. Открытое место, без построек, почти без кустов и деревьев.
      И всё-таки маленькими группками пехота двинулась вперёд от кладбища. Тут уж и нам пришлось вступить в бой. Пулемётчики короткими очередями уложили немцев на жухлую траву, но настырные враги всё равно перебежками, переползаниями медленно продвигались вперёд. Бойцы нашей группы неспешно постреливали из карабинов и винтовок по движущимся целям.
      Наше преимущество продолжалось недолго. Вражеские миномёты перенесли огонь на нас. Очень плотно положили разрывы с траншеей. Ранили несколько человек, а двоих убило осколками.
      Сколько нас осталось в траншее, может быть, человек пятьдесят. На двести метров по фронту вроде и немало. Но когда против нас поднялось на том берегу человек двести, холодный озноб прокатился по спине. Вот тогда и пришлось пожалеть, что не успели мы заминировать наш берег.
      Перешли немцы реку, вплавь, по пояс, а где и выше, в воде. Переправились под нашим смертельным кинжальным огнём. Не меньше сотни взобралось на крутой обрыв, пересекло дорогу вдоль реки и бежало теперь к траншее.
      -Вставай, славяне! – Заорал хрипло Степан. – Вперёд, врукопашную! Иначе перебьют нас немцы в траншее!
      Швырнули мы гранаты, вскочили следом за Степаном. С криком, с матом, с нечеловеческим ором рванули навстречу немцам.
      Сшиблись в схватке.
      Рукопашная, такое дело. Мало что и помнишь. Невероятное с тобой происходит. Тут и злоба, и ярость какая-то. Голова совсем не думает. Вся борьба без твоего умственного участия происходит. Руки и ноги сами всё делают. В такие моменты кто во что горазд. Кто врага прикладом бьёт, кто душит,  ножом режет, лопаткой сапёрной лупит, кто зубами рвёт. В борьбе такой всё хорошо, лишь бы победы достигнуть.
      Но и немцы такие же. Они ведь сейчас за свою землю бьются, тоже отступать не хотят.
      Плохо помню, как из схватки вышли. Не сдюжили немцы. В речку их сбросили. Удивлялся я потом, за всю войну так драться не приходилось.
      Но и нам очень сильно досталось. Сколько? Может быть, человек двадцать живыми из боя вышло. Мне прикладом правую половину лица рассекли, штыком бедро пропороли. Оно огнём горит, в голове мутно, но острой боли не чувствую.
      Оттащил меня медбрат в траншею, кое-как перевязал, на этом война для меня и закончилась.  Пока лежал в траншее, накрыли нас немцы минами. Одна совсем рядом разорвалась. Посекло лицо, руку и живот мелкими осколками.
      Провалился в забытьё. Очнулся только в поезде. Повезло. Сначала медбрат удачно засунул в эвакуацию. Потом в медсанбате сразу не определили, что есть полостное ранение, в живот. Тогда бы могли прямо там, в санбате, умирать оставить.
      Но нет, кто-то там, наверху, за меня заступился. В Вильнюсе, в стационаре, первые сложные операции сделали, основные осколки из живота и кишок вынули.
      Потом ещё дальше в тыл отправили долечиваться, в Калинин.
      Полгода лежал. Из желудка вместе с осколками кусок вырезали, а из руки и лица мелкие осколки ещё несколько месяцев выходили.
      Организм молодой. Справился с ранениями. Даже в войска потом вернули. С лета сорок пятого ещё четыре с лишним года находился в армии.
      Служил нестроевую, писарем на фуражном складе.
      И лишь только в декабре сорок девятого вернулся в родную Ивановскую область.
      А впереди была вся жизнь.