История одного мироходца. Глава 19

Глава 19.
О том, что умная крыса бежит с корабля не тогда, когда он тонет, а в последнем порту.


- Друзья! Товарищи! - это я вылез на стол в кухне. - Доко... Доколе мы будем терпеть этот плюнь... плюль... плюрализм?

Одной рукой я опирался на охранника, впрочем, он шатался не меньше меня. Так что вопрос падения столь ненадежной конструкции только во времени.

- Фабрики — крестьянам, деньги — рабочим!

Я протянул руку вперед. Что-то не так... Чего-то не хватает... Ааа! Кепка! В кулаке надо зажимать кепку! Кепки у меня нет. Для пущей уверенности поискал на голове, но не нашел. Недолго думая, сгребаю с соседней головы поварской колпак.

- Поделим отобранный капитал нечестно нажитый на эксплуатации простого населения!

Народ внимал мне, хотя понять, судя по лицам, не мог. Неудивительно, если тут все примерно такой же кондиции, как и я. И я уже, честно говоря, не помню, то ли мне изъясняться надо понятнее, то ли вообще всё равно, что чесать языком. Ах, нет... Надо донести какую-то идею.

- Григорий, друг, - наклоняюсь к охраннику, на плечо которого опираюсь. - Ты не помнишь, что я хотел сказать?

- Я не Григорий, - шепчет он мне на ухо таким громким шепотом, что ухо закладывает. - Я Герасим.

- Да ты что? - удивляюсь. - А по виду и не скажешь.

После чего выпрямляюсь и продолжаю размахивать поварским колпаком:

- Товарищи! Он не Григорий! Он Герасим! Так что гаплык вам, собакам! Наливай!

При этом я погрозил кулаком куда-то в потолок, так что «блаароднае» собрание не усомнилось, что собаками я назвал кого-то «там». Всем разлили.

- За князя, - по привычке провозгласил я, и все выпили. – Так, о чем это я? А, да... О равенстве и правах.

Пока я вдохновенно нес некую ахинею, которую сам понимал с трудом, в голове моей в кучу пытались собраться мысли. Надо вспомнить, зачем весь этот балаган.

Так, сначала я пил с Люсей. Вон она, стоит в углу с какой-то брюнеткой, поглядывают на меня и хихикают. Потом пришел Сморчок звать меня на ужин, застал нашу душевную попойку и стал менять цвета от возмущения, пока я его коньяком не напоил. Там ещё что-то смешное было... Ах, да! Я его спросил, будет ли он конину, а он ответил оскорбленно, что в доме князя мясо лошадей не употребляют. Пришлось пояснять, а заодно наливать.

Потом как-то подключились к нам охранники мои. Как — хоть убей, не помню. Но помню, что с ними мы перешли на водку. Потом отрывками. На кой нас понесло в кухню? И где мы насобирали столько пьяного народу?

Ах да... Я же всех поил. За князя. За князя пили все. За что его тут любят, скотину двуликую? Ага, вспомнил. Это я тут собирался устраивать октябрьскую революцию.

- Вдарим октябрьским пролетариатом по зимним воротам беспредела! - чего это я сморозил?

- Ноябрь на дворе, - голос за спиной был совершенно трезвый и по-зимнему нежаркий. - Слезай со стола, революционер.

Если б я был трезвый, или хотя бы вменяемый, я бы поостерегся на такой тон даже оборачиваться, а постарался бы слиться со столом. Или хотя бы стать с этим столом одного цвета.

Но, ни трезв, ни вменяем я не был.

- О, дарова, узурпатор! - радостно возгласил я. - Конину будешь?

- Я всё-таки был абсолютно прав, оставив тебя без спиртного... - Азарчевский потер кончиками пальцев висок.

- Друзья! - радостно начал я, оборачиваясь, и вдруг почувствовал себя в поле березкой. Одинокой. Очень одинокой. В степи.

Вся прислуга, которая ещё полчаса назад радостно причащалась из моих рук, разбежалась и попряталась.

- Ой, а где все? - спросил я.

- Всех я, пожалуй, даже искать не буду, - Андрей сложил руки на груди. - Но вот твою охрану найду обязательно. А ты!.. Марш к себе.

Я как раз додумался слезть со стола и присел на его краешек. С учетом того, какой сумбур у меня в голове, я ещё более-менее дружу с координацией. Или это мне так кажется? Вот сейчас и проверю.

- Никуда я не пойду! У меня душа жаждет праздника! Ты почто всех моих собутыльников разогнал?

- Мда... - протянул он задумчиво. - Праздника, революции... прошлый раз ты, вроде, так не буйствовал.

И коротко махнул рукой в направлении меня. Ко мне сразу же рванулись два охранника, на которых я почему-то не обращал внимания до их рывка.  С перепугу я нырнул под стол и там затерялся. Потом на четвереньках, петляя между ножками мебели, понёсся к противоположному выходу.

Не-не-не, ребятки. Так не пойдет! Рано! Я же помню, что для чего-то конкретного я выходил. Только вот для чего? Ай! Так не честно! Один из охранников пробежал по столам и занял выжидательную позицию у намеченного мною выхода.

А может, мне туда и не сильно надо? Куда она ведет хотя бы, дверь эта: такая хлипкая, двустворчатая, без замка и на шарнирах, которые позволяют ей открываться в обе стороны? Вспомнил! Туда-то мне и надо! Только как теперь пройти? Может, попытаться со всего разгону толкнуть охранника внутрь, а дальше по обстоятельствам?

Я поднялся и рванул к этому неожиданному препятствию. С самым решительным выражением лица. Детинушка сглотнул, пошире расставил руки и для устойчивости ноги согнул в коленях. Ого! Это он так потому сделал, что за мной летел второй охранник. Наверно, он мечтал меня поймать до того, как я достигну двери.

На долю секунды представив бутерброд, который при столкновении получится, я мысленно попрощался с жизнью. Мне захотелось стать таким маленьким мышом и исчезнуть с этой безумной траектории двух локомотивов. Даже если мчится только один, а второй не движется.

Мышкой я не стал, но зато споткнулся. И грохнулся прямо под ноги человеку-скале, охранявшему выход. Надраенный пол неожиданно мне подыграл, и я заскользил на пузе. Сообразив плюсы такого вида передвижения, я стал усиленно помогать себе руками. Не дожидаясь, когда человек-паровоз на всей скорости споткнется об мою тушку, я ужом просочился меж расставленных передо мною ног. Сзади раздался грохот. Встретились, два одиночества.

- Вашу мать! Два взрослых болвана не могут поймать одного пьяного подростка?! - это уже в спину.

Там явно было очень интересное и не столь цензурное продолжение, но я не слушал, я бежал.
Комнаты прислуги занимают не так много места по сравнению с громадной площадью особняка, но всё же лучше обежать их поскорее, ведь наверняка гонятся. Где же, где же охранник? У какой он двери? «Тюк» - услышал скорее даже не я, а мой затылок, о который ударили поленом, не иначе. Как подло! И темнота...



О, утро! Ужасное, безумное, жестокое и беспощадное!

Сначала меня поднял сушняк часиков этак в пять. На этот раз никто ко мне состраданием не проникся и водички на тумбочке не оставил, так что пришлось ползти до бара. Оттуда убрали всё спиртное. Минералка, правда, осталась... Ну и хорошо.

В половине шестого меня поднял бодун. Протащил до уборной и надолго задержал у унитаза. До шести где-то...

В половине седьмого надо мной пришел издеваться сам князь.

- Ты что, до сих пор пьян? - поинтересовался он, усаживаясь в дальнее кресло. - Ну и перегар.

- Да, я пьян, - простонал я в ответ. - Но я сильно постараюсь, протрезвею, и ты исчезнешь.

- Это вряд ли... - Азарчевский заложил ногу на ногу, поставил пальцы рук «домиком» и оперся локтями на подлокотники. - Ты мне лучше поведай, мой дорогой друг, о какой революции ты вчера нес ахинею?

- А что, ещё не доложили?

- В том то и дело, что я опросил всех, с кем ты соизволил... «бухать»? Я правильно употребил слово?

Кивнуть головой я не мог, голова не поддавалась на такие провокации, так что пришлось вяло махнуть кистью. Его светлость между тем продолжали:

- Так вот, они так и не поняли, чего ты от них, собственно, хотел. То есть, собрав все воспоминания воедино, я понял, что ты их призывал к бунту и свержению власти, а так же, что у вас в истории это имело место. Но сами твои собутыльники даже не поняли, чего от них хотят. Не то, чтоб проникнуться.

Я промолчал. А что я ему должен отвечать? Что я безумно рад?

- С одной стороны хочу отдать тебе должное. У меня достаточно вышколенный и дисциплинированный штат обслуги. Напоить их — это нужно какой-никакой организаторский талант, а всё же проявить. С другой стороны, я разочарован. Упиться настолько, чтоб не донести до собутыльников мысль, ради которой ты их поил!... В высшей степени досадно.

Я тихонько застонал. Это чтобы не засмеяться. Да, ваша светлость, да! Вот так и думайте!

- Антипохмелину нету? - спросил я вместо оправданий.

- Нету, - холодно отметил князь. - Тебе будет полезно после вчерашних событий прийти в норму естественным путем.

- У меня после вчерашнего удара по голове сотрясение мозга, - пожаловался я.

- Было бы чему сотрясаться! Данила тебя еле-еле стукнул. Ты просто оказался настолько пьян, что тебе хватило.

Ну, Данила! Земля круглая, за поворотом встретимся! Стоп! А не тот ли это охранник, которого я так хотел лицезреть? Точнее, не самого охранника, а двери, к которым он приставлен.

- Вы не могли бы часа через три поиздеваться? - попросил я.

- Нет, к сожалению. Я уезжаю.

Вздох облегчения удержать не удалось.

- Не сильно радуйся, - обрубил меня князь. - Я приеду завтра к обеду, и издеваться продолжу. А пока счастливо оставаться.

И он наконец-то освободил от своего присутствия мою комнату. Я дополз до унитаза, вспомнил его прощальную улыбку и облегчил желудок.



Там, дома, есть у меня друг Василий. Его даже называют исключительно Василием, никаких уменьшительно-ласкательных. Василий однозначно настоящий мужик. Он если что-то обещает, то всегда делает. А если не способен помочь — не обещает.

Васькин секрет заключается в том, что он как никто умеет планировать. Если он сказал, что сейчас пойдет в деканат, потом посидит в библиотеке, потом заскочит к Марго, а в половине восьмого будет на репетиции, - можно не сомневаться, будет. И в деканате, и в библиотеке, и к девушке однозначно успеет, и на репетицию придет на пять минут раньше, чтоб спокойно раздеться, проверить ударную установку и в половине уже начать репетировать.

Я спрашивал у него, как ему удаются такие фокусы. Уж очень супермэново со стороны выглядит. И Василий мне ответил, что просто он трезво оценивает свои возможности. Не старается изобразить из себя ломовую лошадь, но и спуску себе не дает. И если найти эту свою точку баланса, утверждал он, можно очень плодотворно строить любые планы.

Почему я не вспомнил о наставлениях Василия вчера, когда затевал весь этот бедлам? Потому-что собирался импровизировать. А теперь время подводить итоги вчерашней трагикомедии.

Где содержится Ника, я узнал. Это — плюс. Хотя, если предположить, что я ошибся и там совсем другая девушка... Нет, нет-нет-нет. Думать только о хорошем, это мой единственный шанс.

Набрался до зеленых чертей. Это — минус. Чтоб воплотить даже самый маленький планчик, надо дружить с головой чуть лучше и сцепление с реальностью иметь более значительное.

Сумел напоить всю прислугу, какую встретил и так вдохновенно нес им «свет революции», что князь поверил. Это — плюс. Когда все на опросах рассказывали про переворот, вряд ли кто-нибудь обратит внимание на незначительную мелочь. Подумаешь, Люся рассказала мне про пленницу. Так Люся столько мне всего рассказала, что до утра не перечислит.

В коридор прислуги пробраться сумел. Плюс.

Точное расположение двери так и не нашел. Минус.

Утро, драгоценное предпоследнее утро, провалялся пластом на кровати из-за банального алкогольного отравления! Огромный минус! Упущенный шанс.

С другой стороны, во сколько там приходил надо мной глумиться Азарчевский? А если б я в это время готовился к побегу или меня уже не было бы? Так что всё же плюс...

Князь уехал, будет завтра к обеду. Несомненный плюс.

Значит, завтра утром и попытаюсь. А ещё надо придумать, как вырубить охранника у Никиной комнаты.

Дверь тихонько приоткрылась и в приемную проскользнул... Герасим. С тележкой моющих средств, тряпок и всего прочего, таскаемых Люсей для уборки. Сам Герасим был в передничке и чепчике.

Как я смеялся! До икоты! До колик! Я упал с дивана, на котором валялся всё это время в размышлениях. Герасим только смотрел на меня угрюмо с порога, а потом рывком сорвал с головы чепчик и со всей дури кинул об пол. Честно, от такого удара, мне показалось, и тряпка должна разлететься на мелкие кусочки.

- Я смотрю, у князя своеобразное чувство юмора, - вытирая глаза ладонями, я уселся обратно на диван. - А с остальными что?

- Семён теперь тоже горничная, пока его светлость не решит по-другому, - Герасим грустно вздохнул и присел рядом на диван. - Степан Илларионович за любовь к «конине» приставлен младшим конюхом в конюшню. Это в его то возрасте!...

Степан Илларионович — это мой сморчок. Мда... Подставил я ребят. А ведь мы в ответе за тех, кого напоили. Что-то я не продумал в своем плане вчерашнем. Это на меня неделя с Азарчевским так дурно повлияла, не иначе.

- А Люсиль? - вспомнил я вдруг.

- Ой, с Люсей вообще глупость получилась. Его светлость объявил Люсю главной виновницей беспредела, долго распекал при собрании прислуги и закончил выводом, что бесится она от девической дури. Так что у Люськи теперь месяц сроку, чтоб выйти замуж.

- За кого? - сказать, что я опешил, всё равно, что промолчать.

- Да за кого найдет, - пожал плечами Герасим. - Князь изволили заметить, что он не сваха тут, всем сумасбродкам по жениху искать.

- А если не выйдет?

- Домой поедет.

- Так это всё, чем вы отделались?

Оказалось, что нет. Всем назначили какие-то финансовые взыскания и дополнительные благотворительные работы. Однако, князь - гуманист.

После этого содержательного разговора я помогал Герасиму убирать свои покои. И потому, что он не сильно знал, как и чего делать, и потому, что чувствовал себя виноватым в его нынешней должности.

И вот где-то между спальней и ванной до меня вдруг дошло, что ещё я не спросил:

- Гера, а меня теперь что, никто не охраняет?

- Почему же? Тебе новых охранников приставили.

- А почему не познакомили? - я разогнулся и поглядел на парня.

- Князь сказал, что чем меньше они будут знать тебя лично, тем больше у них шанс не поддаться твоему тлетворному влиянию.

Неприятно... Ну да ладно. Как-то разберусь.



Ближе к вечеру я заглянул на кухню. Прямо скажу, особой радости мой приход не вызвал. Но после того как я торжественно извинился перед всеми за вчерашнее и высказал сожаления, что всё так вышло, атмосфера потеплела и мне предложили чаю с плюшками. Творог я с детства не люблю, так что от плюшек отказался, а вот чаю выпил. Хороший чай, с мятой и мёдом.

В углу кухни возле посудомоечной раковины всхлипывала Люсиль. Её все же перевели в посудомойки, просто Герасим выпустил это из виду. Я подошел и облокотился на стол.

- Ну, чего ревешь?

- А то вы не знаете! - огрызнулась она, не глядя.

Знаю, конечно. Но помощь предлагать не стал. Ни мыть посуду, ни жениться на ней я не собирался. Уже не рад, что подошел.

- Ну, ведь не бывает худа без добра.

- Да? А где тут добро-то? В посудомойки перевели, замуж выйти заставляют!

- Тебе замуж не хочется? - удивился я.

- В том-то и дело, что хочется...

- Ну так?

- Я не знаю, за кого...

Удивленно раскрыв рот, я выслушал грустную повесть о том, как милейшая пышечка Люся успела пригреть у сердца и обнадежить сразу троих претендентов. И теперь у неё дилемма вполне закономерного характера, отягощенная кучей мелких обстоятельств.

Например, тем, что господа не в курсе, что они соперники. И выйди Люся замуж за кого-то из них, двое остальных сразу же пожелают выяснить, с чего вдруг именно так? А сохранить дружеские отношения хотелось со всеми. А если до избранника дойдет весть о двух недовольных, не пошлет ли он молодую жену на... деревню, к маменьке. Или же вот: самый красивый, обходительный и приятный Люсе ухажер — вообще вассал. И вот как за него замуж, за вассала?

- Ой, Люсиль, тебя послушать, так ты хочешь и рыбку съесть, и на горшок не сесть. Странно, что ты меня к алтарю не тянешь со своей психологией.

- А вы бы пошли? - в меня кокетливо стрельнули глазками.

- Не-а, - я отхлебнул из чашки и обнаружил, что она почти пуста.

- Вот и князь так сказали...

- Что, прям вот так и сказали?

- Нет, - грустный вздох. - Запретили мне строить вам глазки и заигрывать.

Ах, вот почему я тут выслушал балладу о трех женихах вместо тирады о том, как я обязан поступить. Хмыкнув неопределённо, я оставил ей для мытья пустую чашку, поблагодарил присутствующих за чай и гостеприимство и отправился к себе.



Утро не задалось с самого начала. Не успел я добраться до лестницы, как за спиной раздался приглушенный голос:

- Могу ли я поинтересоваться, куда в 4 часа утра направляется сударь?

Я аж подпрыгнул на месте от неожиданности и тут же обернулся. Тип, стоящий у меня за спиной, был крайне неприятным. Мне неприятным, по крайней мере. И не во внешности дело. Какой-то он такой... Угорь! Я назвал его про себя Угрём. Я не знаю, как выглядят угри на самом деле, но этот конкретный скользкий даже на вид!

- А могу я поинтересоваться, с какого перепугу вы пристаете к гостям князя в такую рань?

- Можете, - улыбнулся он.

И молчит. Так он ещё и издевается, гад? Ну, я тебя...

- Князь поручил мне отвечать за вашу безопасность. Так куда же вы всё-таки направляетесь?

- На кухню! - понимай, как знаешь.

- Я сопровожу вас, - ни минуты замешательства на бледном лице.

- Ой, не надо, - вытягиваю руки ладонями вперед, чтоб остановить его. - Вряд ли моей безопасности в гостях у князя что-либо угрожает.

- Семён и Герасим вчера драили кухню. Сегодня, кажется, у них по плану подвалы. Мне бы не хотелось разделить их участь. Так что, позвольте мне всё же исполнять мою работу так, как это велено князем.

Я молча развернулся и пошёл в направлении кухни. Это что такое вообще? Это меня сейчас на жалость взяли? На стыд? На то самое благородство, которым меня всё время пеняет Азарчевский?

И что теперь делать? Он же мне планы портит. Хотя, пока что не все.

Спустившись в кухню, я, как ни в чем не бывало, порылся по закромам и очень скоро стал обладателем большой (а главное — толстой) бутылки какого-то вина, пары яблок, мандарина, трех вчерашних плюшек и кусочка сыра.

Где всё это лежит я, естественно, узнал ещё вчера вечером. Аккуратно, тихонечко. А так же заручился разрешением всё это взять. Угорь с интересом взирал, как я повязываю снедь в тряпичную салфетку, и её края всё никак не желают сходиться.

- Значит так, защита и опора, - комментировал я свои действия с пищей. - Остаешься в кухне и ждешь моего возвращения тут.

- Никак нет.

- Дурак. Объясняю по-русски: я к бабе.

Он и бровью не повел.

- Я подожду вас у двери.

- Может, ты ещё и свечку подержишь? - ехидство в голосе даже изображать не пришлось.

- Нет, что вы. Я буду снаружи.

- Ааа... То есть ты будешь не со свечкой, а с транспарантом «Тимур у этой дамы!»

- Так вы же говорили, к бабе собираетесь, а не к даме?

Я его таки стукну чем-нибудь!

- Да какая разница?! Я сказал, ты со мной не идешь!

Еле заметное пожатие плечами и эта скользкая личность остается в кухне.

Я прошел первые три поворота, а потом развернулся и рывком бросился обратно. Когда ворвался в кухню, мой телохранитель, как ни в чем не бывало, стоял на том же месте. Да-да, так я тебе и поверил, что ты за мной не ходил. Но смысл моего манёвра в другом. Теперь Угорь оставит между нами больше расстояния. А значит, у меня будет чуть больше времени.

Так, теперь следующий. Вот на этом повороте меня по голове стукнули. Значит, смотрим в оба. Ага! Вот и он! Мама моя, вот это дура! Или лошадь! Или конь! Да хрен его знает, что. Но почему же оно такое большое? Хоть бы его проняло.

Кстати, громадина проснулась и сверлит меня взглядом. Я улыбнулся заискивающе. Вот же он, я. Маленький, хиленький (По крайней мере, по сравнению с тобой, медведь гризли!), в одной руке вино, в другой — салфетка с едой. Я совсем, совсем незлопамятный. Я не помню, как ты меня позавчера по затылку ударил, не-не-не. Ой, а вдруг это не ты?

- Вы Данила? - само собой вырвалось у меня.

- Допустим, - пробасил он.

- Ой, вы знаете, мне Татьяна сказала, что я мимо вас однозначно проходить буду, - на этих словах я открыто подхожу ближе, руки перед собой, всё, что в них, на виду, - и сказала, если я заблужусь, вы мне подскажете, как дальше идти.

- Какая Татьяна? - брови охранника удивленно ползут вверх, но он слегка расслабляется.

- Ой, русая такая, с косой, - я пихаю узелок с едой под мышку и пытаюсь второй рукой показать, с какой косой. - Хохотушка такая.

- Ты кто вообще? - на меня смотрят, как на таракана.

Ничего, нормально. Ты мне только дай шанс. Один, маленький.

- Ну как я вам скажу, кто я, - я начинаю смущенно краснеть. - Девушку же компрометировать нехорошо.

- А с какого перепугу тогда передо мной засветился? - кривая улыбка на лице этого медведя дала желтый свет вместо красного.

- Так заблудился я... - неловко развожу руками.

Узелок выпадает из-под мышки, в полёте развязывается с одного краю (Зря я, что ли, так точно завязывал?) и еда раскатывается по полу.

- Мля! - вскрикиваю я и делаю рывок за убегающей закуской.

Охранник чисто рефлекторно наклоняется вместе со мной. Вот он, зелёный свет! Заветный затылок!

Бум!

Бутылка целая, как ни странно, а охранник завалился на пол и затих. Так-то, Данилка! Большие шкафы громко падают!

Теперь быстро ищем замок. Обычная замочная скважина. Хорошо, никакой электроники. Ищем ключ. Ну же, Данила, развернись. Ну и тяжелый ты, скотина стероидная! Вот и ключик. Пробуем открыть. Получается. Чудно!

- Ну, и кто тут из нас самый хитрый? - самодовольно комментирую, просачиваясь в дверной проем.

- Думаю, я, - голос, раздавшийся из темноты, не был женским.

И поскольку я застыл и даже перестал дышать, эта св... светлость включила бра.

Да, без сомнения, комната именно та, которую я столько раз рассматривал, когда просил показать мне Нику. До мелочей: прикроватного коврика, стертого в правом углу и занавески на окне, неаккуратно штопаной слева. Только вместо Ники на кровати зевал и тер глаза его светлость князь Черниговской Губернии Андрей Александрович Азарчевский.

- Выдыхай, - прозевнул наконец-то он. - Что, по голосу не узнал сразу?

- Что ты тут делаешь?! - заорал я не своим голосом.

- Сплю, - князь спустил с кровати ноги и стал вдевать их в сапоги. - И это я должен спрашивать тебя, что ты тут делаешь. Вот только давай без членовредительства! Поставь бутылку! Я не собираюсь задавать столь нелепые вопросы. Тем более, мне и так всё понятно.

- Как? - выдохнул я, опускаясь на стул возле противоположной стены.

- Да все твои хитрости шиты белыми нитками, - Азарчевский надел камзол и расправил кружева на манжетах. - Это ещё если не знать конечную цель, то можно и помаяться чуток. А если знать, то всё настолько легко и прозрачно!... А цель у тебя одна: покинуть моё достойное общество, прихватив с собой Вероку. И, поскольку уйти сам ты можешь в любой момент, дело только за ней.

Моей скорби не было границ. В моей голове роились сплошные маты. Из моих желаний доминировало одно: душить своими же носками. Сердце стучало так, словно я пробежал три километра на время.

Тут дверь со стуком распахнулась. На пороге появился Угорь. Он обвел нас настороженным взглядом и слегка успокоился. Но за его спиной выросла гора. И эта гора, сметая на пути Угря, с диким воплем не совсем цензурного содержания ринулась на меня!

Я видел смерть, друзья! Она приходила ко мне без косы, но зато с кулачищами размером с небольшой арбуз. И за секунду до того, как моя голова и это стенобитное орудие встретились, произошло сразу две вещи.

Первая — Азарчевский рванулся и прикрыл меня собой. Вторая — я интуитивно отшатнулся назад и... не встретил на месте стены никакого препятствия.

И знакомое ощущение полёта спиной вперед. Как же вы достали меня, продавцы полосатых палочек!