Дорога к дому

15 марта утром, в половине девятого, один за другим за мной лязгнули запоры вахты. Душой и подошвами сапог я ощутил новое небо и новую землю обретенной свободы. От поселка Озерное до родительского дома, если брать по прямой, было всего-то 70-80 км. Мой отец горько шутил: «Олег, до тебя ведь рукой подать. Мы с матерью по ветру с тобой разговариваем…» На станции Явас прикупил для Алены кое-каких гостинцев. Малышка моя в ту зиму гостевала в деревне у стариков. Высматривая для нее что-нибудь из сладенького, все время видел себя как бы со стороны. Так необычно было происходящее, что не верилось, будто все это происходит со мной. До меня никак не доходило, что уже сегодня вечером моя маленькая растрепа будет сидеть у меня на коленях, а я стану гладить ее густющие детски-пахучие волосы.

Выйдя на автотрассу, остановил новенький самосвал, забрался в теплую кабину, и час кряду общался с разговорчивым седеющим водителем. По виду он сразу понял, откуда я. Слушая невеселый рассказ о моих мытарствах, он преисполнился сочувствием и оставил на прощание свой рязанский телефон. Когда подъехали к Шацку, родному мне городку, я замолчал, растроганно всматриваясь в улицы и дома, памятные с раннего детства. В последние месяцы, в зоне мне часто снился один и тот же сон: будто я наконец-то освободился и добираюсь до дому. И как бывает во сне, с крыльями за спиной шагаю радостный по знакомой улице Шацка, мимо «Детского мира», почты, старой церкви бурого кирпича до автостанции, что на верху Соборной горы. Оттуда, как на ладони видна Казачья Слобода с огородами, палисадниками, где веками жили мои предки по отцу. Но всякий раз просыпаясь, расстраивался, что то был всего лишь сон. Со временем, даже не проснувшись, я вдруг сознавал, что ничего такого, на самом деле нет и, очнувшись, я увижу себя среди ночи на барачной койке.

Водитель высаживает меня на перекрестке, у кафе «Казачок»: ему направо в Рязань, а мне дальше до места. Не верилось все они: мама, отец, Алёнка, всего лишь в 20 км, и уж никак не ждут меня. День был на исходе, автобус к нам в Лесную Поляну ушел часом раньше. Остается одно – ловить попутную машину. Солнце, мартовское, желанное еще не зашло. За день своим теплом оно обласкало все, что можно. Повсюду чувствуется дух весны и покой сельщины. Внутри распирает от неумолчной радости, будто я на земле обетованной. Не могу надышаться, насмотреться. И  надо же, как бальзам на душу, в домике напротив распахивается дверь бело-голубой крашеной терраски. Лохматый парень в спортивных штанах и тапочках кричит через дорогу: «Колян, ну чё, идем нынче на танцы в ДК? Моя Ларка слово дала, что приведет для тебя свою подругу из Ямской Слободы, - познакомиться. Помнишь, ту, рыжую, что тебе в прошлую субботу глянулась?» Слушаю, и слезы душат: такое все мое, наше, русское. Вижу, в мою сторону свернула грузовая. С надеждой машу перед ней рукой, - останавливается. «Друже, до Лесной Поляны, подбросишь?» В кабине двое, тот, что за рулем, простодушно, как бы извиняясь, поясняет: «Тут такое дело, браток, я после «Луча» на Садовое сверну, километр до вашего поворота не доеду. Если не боишься, можешь лесом через запруду к себе выйти». Усаживаюсь в тесную кабину с рюкзаком на коленях: вот она, дорога к дому. Кажется, не еду по ней, а колобком качусь. Через полчаса ступаю сапогами по зернисто-рыхлому снегу в сторону темнеющего леса. Надо же отсюда совсем недалеко дедушкина усадьба, Сенино болото, осины, под которыми стояли ульи пасеки. Мальчишкой были исхожены все здешние стежки-дорожки, лесные уголки. Словно по мановению волшебной палочки со мной, случилось то, о чем вчера мог только мечтать. Смеркалось, но в лесу от снегоподножий дорогу хорошо видно. Дубы вдоль нее не просто стоят, они приветно высятся, встречая блудного сына. Вот она – плотина Малкова пруда – любимое место мальчишеских купаний, катаний на коньках и головокружительных съездов на санках с ее крутизны. Дальше надо было пройти безлюдной улицей до нашего оврага, с дубами и зарослями черемухи. На другой стороне его одним рядом деревянных домов вытянулась родная улица. Сладостное нетерпение сердца: скорее, чуть-чуть осталось… и я в раю! Заставляю себя остановиться и, слушая захолонувшее сердце, шепчу: «Господи, благодарение Тебе! Я у себя, дома… Уже не во сне, а наяву» Вижу его оконца, светящиеся через ветки сада. Знакомая калитка с накинутым резиновым кольцом вместо крючка, отцовский омшаник под дубами. Утром, сойдя с затертых ступеней вахты, я сделал первые шаги, ведущие сюда. Осталось пройти последние, их, к счастью, совсем немного. Останавливаюсь как перед иконой у незадернутого окна горницы … Сквозь слезы вижу отца в теплых кальсонах, сидящего с газетой на своей лежанке у печки. Возле его ног, сидя на полу, во что-то играется она, ненаглядная дочура, моя кровиночка… А мама, видно, на кухне – там тоже горит свет. Сколько-то времени стою, плачу, не отрываясь смотрю на них, чтобы до конца дней запрятать в душу незабвенные переживания того мартовского дня. Медленно, не чувствуя ног, поднимаюсь по ступенькам крыльца, останавливаюсь, глажу ладонью знакомую филенчатую дверь. Сняв шапку, трижды перекрестившись, стучусь… «Слава тебе, Господи, за все!..»